Портрет Ивана Морозова, кисти Валентина Серова - Наталья Мамонтова - Собрание Третьяковки - 2006-09-10
< К.ЛАРИНА – Добрый день еще раз! У микрофона Ксения Ларина. Здесь же, напротив меня Ксения Басилашвили. Добрый день, Ксюша!
К.БАСИЛАШВИЛИ – Добрый день!
К.ЛАРИНА – Сегодня как обычно по воскресеньям мы начинам программу «Собрание Третьяковки» и сразу представим нашу сегодняшнюю гостью – это Наталья Мамонтова, старший научный сотрудник Третьяковской галереи. Добрый день, Наталья, здравствуйте!
Н.МАМОНТОВА – Здравствуйте!
К.ЛАРИНА – «Мамонтова о Морозове» - так называется наша сегодняшняя передача.
Н.МАМОНТОВА – Логичнее было бы Мамонтова о Мамонтове, ну, я думаю, это можно еще исправить впоследствии.
К.ЛАРИНА – Да. Ну, вот перед моими глазами (я распечатала) портрет Ивана Морозова кисти Валентина Серова. Сегодня именно об этом портрете мы будем говорить, впрочем, как и о творчестве Валентина Серова и личности Ивана Морозова. У нас получается сегодня такая многомерная конструкция. Хотя, как я уже говорила нашим слушателям, когда анонсировала эту программу, что мы уже второй раз обращаемся к творчеству Валентина Серова, да?
К.БАСИЛАШВИЛИ – Да-да-да. Мы начинали с раннего, совсем юного Серова, практически мальчика, а сегодня перешли уже к Серову, практически, в финале его жизни.
К.ЛАРИНА – Кстати, именно в той первой передаче, если помните, мы говорили тогда о его портретах детей. В том числе у нас там и Мика Морозов фигурировал. Совершенно особый его жанр…
Н.МАМОНТОВА – Совершенно верно. Я помню, что об этом шла речь. Это очень важно, потому что это, собственно, предтеча того портрета, о котором мы будем говорить сегодня.
К.ЛАРИНА – Ну, для начала давайте мы послушаем наш очередной случай в Третьяковке.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Да. И это будет Лидия Ромашкова – бывший главный хранитель долгие годы Третьяковки…
К.ЛАРИНА – Летописец.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Да. А ныне она заместитель генерального директора.
Л.РОМАШКОВА – Я еще только пришла в Фонд и говорю: «Софья Иннокентиевна, а что это такое висит у нас марлей затянуто?» Она говорит: «Он больной очень и его нельзя на свету держать и я его закрыла». А потом, когда я уже какое-то время поработала, и она прониклась ко мне доверием, она сказала: «Это Серов. Потрет Николая Второго». Знаменитый. В серой тужурке. Один из лучших, который опубликован был еще в «Истории русского искусства» у Грабаря. Он неоконченный, но лицо у него потрясающее. Марля пропускает свет, но не спрятать же его в шкаф. Все царские портреты же резали, уничтожали и сохранились только те, которые попали в музей или то, что сумели забрать в музей. А в музее тоже прятали. Комиссии ходят, гости ходят, начальство ходит. Висит. А что висит? Больной. Завязанный.
К.ЛАРИНА – Ну что, замечательная история, а вот от кого его прятали?
К.БАСИЛАШВИЛИ – Вот от комиссий, от стукачей…
Н.МАМОНТОВА – Конечно. Царские портреты, также как и царские скульптуры и памятники это же просто криминал по советским временам.
К.ЛАРИНА – И их просто либо затягивали так марлей…
Н.МАМОНТОВА – Слава Богу, если затягивали, могло быть и хуже. И очень много было отправлено в Загорск, где, как известно, хранились вещи, предназначенные для уничтожения в последствии, которые не согласовались с советским взглядом на искусство. И слава Богу, что этот портрет сохранился.
К.ЛАРИНА – Ну, что мы сегодня будем дарить нашим слушателям, Ксения?
К.БАСИЛАШВИЛИ – Да, у нас сегодня большой фонд подарков образовался, и поэтому я решила два вопроса задать для наших радиослушателей. Можно будет отвечать на пейджер, а потом мы еще оба ответа примем и на телефоны прямого эфира. И вот главные призы, которые можно будет получить по телефону – это альбом «Валентин Серов» из серии Золотая галерея русской живописи. Издательство АРТ Родник предоставило нам это замечательное издание с текстами известного российского искусствоведа Дмитрия Саробьянова. И здесь же, конечно, можно будет найти портрет, о котором мы сегодня будем говорить – портрет Ивана Абрамовича Морозова. Прекрасная иллюстрация.
К.ЛАРИНА – А на обложке?
К.БАСИЛАШВИЛИ – А на обложке мальчик Мика Морозов. А для тех, кто будет отвечать на пейджер 725-66-33 и sms +7(495) 970-45-45 есть возможность получить билеты в Третьяковскую галерею. Это для жителей Москвы и Подмосковья. А для тех, кто живет в других городах, пожалуйста, новый… Как сказать… Новый выпуск журнала «Третьяковская галерея» со всеми новостями из жизни Третьяковки.
К.ЛАРИНА – Ну, мы его называем журналом, а на самом деле, это целый альбом.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Абсолютно. Там можно найти редкие сведения о картинах, о том, как идет реставрация, о том, что такое хранилище, как хранят произведения, какие выставки проходят и будут проходить.
К.ЛАРИНА – Теперь про Морозова. Про Морозовых, вернее. Я сразу же смотрю на наш пейджер, на который приходят телеграммы в адрес программы «Собрание Третьяковки», и нам неизвестный друг прислал замечание: «У Вас на сайте не портрет Ивана Морозова, а портрет Мики Морозова». Я вот не проверяла, не проследила.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Тоже не проверяла.
К.ЛАРИНА – Вполне возможно, что перепутали: набрали в Интернете «Морозов», и выскочил Мика Морозов – его и поставили.
К.БАСИЛАШВИЛИ – А вот это неслучайная ошибка, кстати.
К.ЛАРИНА – Вот мы с этого и начнем, да? Давайте.
Н.МАМОНТОВА – Конечно. Морозовых Серов писал неоднократно. Как женщин, так и мужчин. И связано это было с тем, что Валентина Серова соединяла дружба с коллекционерами братьями Морозовыми, вообще с семьей этой. И особенно, конечно, с так называемыми Абрамовичами. Вот Михаил…
К.ЛАРИНА – Не АбрамОвичами, между прочим…
Н.МАМОНТОВА – Да-да-да. Это очень важно развести эту интонацию. Именно с АбрАмовичами. Абрамовичами они назывались по имени своего прадеда. Дело в том, что семья Морозовых изначально была очень многодетная, поэтому там оформились целые кланы, линии, династии. Основу этих кланов составили 4 брата Морозовых: Абрам, Захар, Иван и Тимофей. Вот по имени этих четырех братьев, был еще и пятый брат – Елисей, но он не оставил потомства, возникли линии. Вот, в частности, наш герой – Иван Абрамович Морозов принадлежит к линии Абрамовичей или тверских Морозовых, как их называли. Дело в том, что основная мануфактура, на которой они разбогатели и продолжили, так сказать, свое родовое текстильное дело, находилась в Твери. Она была построена еще в середине XIX века и стала очень доходной к началу XX века и во многом благодаря усилиям нашего героя, потому что Иван Абрамович занимал с 1892 года место директора-распорядителя тверской мануфактуры. Он был по образованию предпринимателем, менеджером, как бы сейчас сказали, поскольку учился в Цюрихе в политехническом институте.
К.ЛАРИНА – Просите, пожалуйста, а мы задали вопрос?
К.БАСИЛАШВИЛИ – Нет.
К.ЛАРИНА – А то я думаю, что-то у меня с головой, такая гробовая тишина на пейджере, люди как-то так онемели. Им столько всего пообещали. Сказали, два вопроса мы Вам и подарки мы Вам. И сидят и ждут, а где вопрос?
К.БАСИЛАШВИЛИ – Мы забыли. Сейчас исправимся, конечно, вопросы прозвучат. Итак, вопрос номер один: что в настоящее время располагается в особняке Ивана Абрамовича Морозова в Москве? Это раз. И второй вопрос. Внимание. У Серова было 16 сеансов с этой моделью, и он отчаялся уже написать с него портрет. Натурщик тоже утомился. И именно в этот момент Серов схватил характерные черты персонажа: чуть сгорбленная фигура, мягкость черт, усталость в глазах, которую многие современники прочитывали как нерешительность. Назовите, пожалуйста, этот персонаж или портрет.
К.ЛАРИНА – Итак, два вопроса уже точно прозвучали. Есть свидетели, что они прозвучали, поэтому Вы, уважаемые друзья, имеете возможность выбрать. Не обязательно отвечать на два вопроса.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Конечно.
К.ЛАРИНА – Один из вопросов выбрать, прислать правильный ответ на пейджер. Еще раз напомним все цифры: 725-66-33 – это пейджер, 970-45-45 – sms. Сделали самое главное. Поехали дальше. Мы сейчас продолжаем рассказ о модели, собственно говоря, Ивана Абрамовича.
Н.МАМОНТОВА – Итак, Иван Абрамович занимался очень углубленно предпринимательством с 92 года по девятисотый – это было то время, когда он все силы употребил именно на продолжение своего родового дела: занимался тверской мануфактурой, которая выпускала в основном хлопчатобумажные ткани. В этом смысле он находился в одной связке со своей матерью – очень известной московской благотворительницей Варварой Алексеевной Морозовой. Эта дама представляет собой отдельную, совершенно замечательную фигуру в истории Москвы, очень много сделавшую для московской культурной жизни, и она просто заслуживает отдельного разговора, поскольку существуют и ее портреты в Третьяковской галерее.
К.ЛАРИНА – А чьи, кстати?
Н.МАМОНТОВА – Маковского. Таким образом, Иван Абрамович и Варвара Алексеевна управляли этой мануфактурой в то время как старший брат - Михаил Абрамович устранился от предпринимательства, занялся историей, закончил Московский университет, получил должность приват-доцента, пробовал себя в качестве лектора, писал книги на исторические сюжеты. А Иван Абрамович, приехав в Москву, переехав в Москву из Твери в 1900 году, под влиянием своего старшего брата увлекся коллекционированием. Вот, собственно, тот рубеж, на котором начинается замечательная история коллекции Ивана Абрамовича Морозова. Коллекции, которая признана одной из лучших в России. Причем не только с точки зрения собрания французских художников, которыми и были знамениты залы этой коллекции, но и собрание русских художников.
К.ЛАРИНА – А где она хранилась?
Н.МАМОНТОВА – Она хранилась в его доме – старом особняке в центре Москвы, который специально был перестроен Кекушевым в галерею. Там были приспособленные для этого залы, которые и сейчас используются как выставочные залы – это очень интересно. И в этом доме он разместил более 250 зарубежных картин. Преимущественно французских художников. И более 300 русских картин. То есть коллекция была колоссальная.
К.ЛАРИНА – А сейчас где она?
Н.МАМОНТОВА – А вот где она сейчас – это очень интересный момент. По крайней мере, большая часть этой коллекции в настоящее время распределена между тремя музеями: русская часть находится в нашей коллекции, в собрании Третьяковской галереи…
К.ЛАРИНА – Все что были?
Н.МАМОНТОВА – Далеко не все, потому что судьба этой коллекции была чрезвычайно сложна в первые годы после революции, но все-таки, мы благодарны судье, что большая часть коллекции осталась в центральных собраниях. Часть ее разошлась по некоторым провинциальным музеям.
К.БАСИЛАШВИЛИ – А западная часть?
Н.МАМОНТОВА – А западная часть была поделена в 20-е годы между государственным Эрмитажем и государственным Пушкинским музеем.
К.ЛАРИНА – Ну, что-нибудь, наверняка, еще и исчезло? Уехало?
Н.МАМОНТОВА – Безусловно, и исчезло. 20-е годы были смутные. И вообще сам этот передел коллекции через государственный музейный фонд, была такая организации, конечно, он был чреват просто растаскиванием, потому что картины перевозились совершенно бесконтрольно, а это были огромные московские собрания, в число которых входили и собрания…
К.БАСИЛАШВИЛИ – В каком унизительном положении оказался и сам Морозов.
Н.МАМОНТОВА – Да, он оказался в очень унизительном положении, потому что в 18 году, в октябре 18 года произошла национализация коллекции. То есть просто пришли и…
К.ЛАРИНА – Раз уж мы сразу в эти годы вторглись, давайте-то судьбы проследим Морозовых. Что там произошло со всем семейством. Морозовых. Что там произошло со всем семейством.
Н.МАМОНТОВА – Да. Семейство, во всяком случае, что касается Абрамовичей, можно говорить еще о Тимофеевичах – тоже чрезвычайно интересная тема. Но вот что касается Абрамовичей, надо сказать, что Михаил Абрамович – старший брат Ивана Абрамовича рано умер, в 1903 году очень молодым человеком 33 лет от болезни почек. Он оставил 4 детей и вдову Маргариту Кирилловну Морозову – красивейшую женщину Москвы. А Иван Абрамович был опекуном его детей и опекуном его имущества, поскольку они были одновременно совладельцами тверской мануфактуры, то в этом смысле у них капитал был неделимым. Маргарита Кирилловна прожила еще долго, до 58 года.
К.ЛАРИНА – Здесь? В Советском Союзе?
Н.МАМОНТОВА – Да, в Москве, под Москвой. В подвале, грубо говоря. Жила она со своим сыном, тем самым Микой Морозовым, о котором мы с Вами уже неоднократно говорили.
К.ЛАРИНА – Аресты их не коснулись?
Н.МАМОНТОВА – Нет, аресты не коснулись. Коснулись унижения, выселения, голод, закрытие всех входов и выходов, то есть общественная изоляция – вот это все коснулось. Просто эта мужественная женщина жила совершенно в нечеловеческих условиях остаток своей жизни. Ее просто выселили из Москвы. В конце концов, у нее просто отняли и подвал в Москве, и она снимала комнату в Подмосковье.
К.ЛАРИНА – А Мика?
Н.МАМОНТОВА – А Михаил Михайлович, в общем, преодолев всю эту жестокость новой власти, сумел выбраться на интеллектуальные, я бы сказала, высоты: он закончил ИФЛИ и был одним из ведущих шекспироведов в России. Был очень одаренным, талантливым филологом, оставившим работу по…
К.ЛАРИНА – То есть он закончил институт?
Н.МАМОНТОВА – Да. Это вот судьба Маргариты Кирилловны. Что же касается самого Ивана Абрамовича и его жены Евдокии Сергеевны, они выехали все-таки в 18 году, прожив несколько месяцев в этом кошмарном состоянии, когда они были в своем собственном доме не хозяевами. Они выехали под предлогом лечения в Карлсбад, в Германию, но этот отъезд особенно не продлил жизни Ивану Абрамовичу: он скончался в 1921 году.
К.ЛАРИНА – Болен был, да?
Н.МАМОНТОВА – Да, он был болен. Вообще, он был человек такой рыхлой породы и вероятно, он уже был…
К.ЛАРИНА – Они вдвоем с женой уехали?
Н.МАМОНТОВА – Да, вдвоем.
К.ЛАРИНА – А она дольше как существовала?
Н.МАМОНТОВА – Вот об этом я не знаю. Как Евдокия Сергеевна закончила свою жизнь, мне, к сожалению, не известно.
К.ЛАРИНА – А у них дети-то были?
Н.МАМОНТОВА – Нет, у них детей не было.
К.ЛАРИНА – То есть они были только опекунами?
Н.МАМОНТОВА – Угу.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Мне бы хотелось вернуться к 1911 году.
К.ЛАРИНА – Прости, Ксюш, еще раз, чтобы остановится в этом переломном моменте: уехал, оставив свою коллекцию неизвестно кому просто. Уехал из дома и все. Ничего с собой не забрали?
Н.МАМОНТОВА – Не забрали, забрать было невозможно. Это было, конечно, бегство, как и в очень многих случаях. А коллекция стразу начала жить своей жизнью отдельной от владельца. Надо сказать, что, к счастью, возобладал разум по отношению к этим картинам, и на их базе был создан второй музей нового западного искусства. Первый музей, как известно…
К.ЛАРИНА – Есть же какой-то человек, который это сделал?
Н.МАМОНТОВА – Вы знаете, вот напрямую, мне, к сожалению…
К.ЛАРИНА – Остался в истории?
Н.МАМОНТОВА – Наверняка, остался. В каких-то наших музейных анналах, безусловно, это имя есть, но, к сожалению, оно мне сейчас на ум просто не приходит… Но, безусловно, к этому… А-а-а! Вы знаете, Терновец! Конечно же.
К.ЛАРИНА – Ну, вот видите.
Н.МАМОНТОВА – Конечно же. Стоит немножко поднапрячься и… И это слава Богу, потому что неизвестно, как развивались бы события дальше, а так все-таки, коллекция была зафиксирована, закреплена за государством и просуществовала некоторое время вот именно в этом качестве: как самостоятельный музей нового западного искусства. Но недолго, потому что новое западное искусство для советской власти совершенно было не интересно и не важно, поэтому в дальнейшем, на протяжении 20-х годов происходят все эти вот пертурбации, деления межу музеями, обмен русских частей коллекции на французские. Вот с нами, кстати, с Третьяковской галерей, так и произошло: мы отдали французское собрание Михаила Абрамовича, которое находилось до этого в галерее, в музей западного искусства, а музей западного искусства отдал нам русские произведения Ивана Абрамовича. То есть между братьями произошла такая рокировка, и вот это завершило национализацию коллекции.
К.ЛАРИНА – Я хочу обратить Ваше внимание на то, что слушатели уже активно отвечают на те вопросы, которые задала Ксения. И у нас есть уже победители. Я готова огласить весь список.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Только ответ не оглашай.
К.ЛАРИНА – Естественно. Петр – 354, Евгения – 578, Феликс – 454, Елена – 201, Галина – 127, Никита – 421 и еще раз давай повторим вопросы для тех, кто будет нам звонить по телефону во второй части программы.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Что в настоящее время располагается в особняке Ивана Абрамовича Морозова в Москве? Это раз. И два: у Серова было 16 сеансов с этой моделью, и он отчаялся уже написать с него портрет. Натурщик тоже утомился. И именно в этот момент Серов схватил характерные черты персонажа: чуть сгорбленная фигура, мягкость черт, усталость в глазах, которую многие современники прочитывали как нерешительность. Назовите этот персонаж.
К.ЛАРИНА – Я помню вопрос, который ты попыталась задать, но давайте сделаем вот, что: послушаем биографию картины и вернемся как раз вместе с биографией к году написания и…
К.БАСИЛАШВИЛИ – На саму картину посмотрим, потому что картина прекрасная.
К.ЛАРИНА – Давайте.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Итак, нам биографию картины представит хранитель Лидия Бобровская.
Л.БОБРОВСКАЯ – Портрет Ивана Абрамовича Морозова был написан Серовым в 1910 году и долго находился в собрании семьи. Но после революции, когда собрание Морозова в течение какого-то времени находилось в подвешенном состоянии, а 19 декабря 1918 года это собрание было национализировано, и та самая знаменитая коллекция Морозова, содержащая главные вещи французских импрессионистов и постимпрессионистов была преобразована в так называемый второй музей современного западного искусства, потому что первым была Щукинская коллекция. И с этой национализации Иван Абрамовичу было предложено место заместителя директора этого музея, но, постольку поскольку 18-ый год – все тверские морозовские фабрики тоже уже были национализированы, они все-таки стали думать об отъезде и уехали. Портрет, как и вся коллекция остался в собрании музея новой западной живописи. В 28 году когда музей новой западной живописи вновь стал реорганизовываться портрет попал в собрание государственной Третьяковской галереи.
К.ЛАРИНА – Я напомню еще раз нашим слушателям, что сегодня в центре нашего внимания портрет Ивана Абрамовича Морозова, написанный Валентином Серовым в 1910 году. Вы сейчас послушали историю о том, как портрет появился в стенах государственной Третьяковской галереи. Ну, а к самому портрету мы обратимся уже во второй части нашей программы после выпуска новостей.
/НОВОСТИ/
К.ЛАРИНА – Продолжаем нашу программу. Давайте примем сейчас телефонные звонки с ответами наших слушателей.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Давайте, а то у нас уже томятся наши призы.
К.ЛАРИНА – Да. Призы надо раздавать.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Итак, первый вопрос: что в настоящее время располагается в особняке Ивана Абрамовича Морозова в Москве?
К.ЛАРИНА – И сразу задавай второй, потому что человек может не знать…
К.БАСИЛАШВИЛИ – Хорошо. Но все-таки один какой-то нужно выбрать.
К.ЛАРИНА – Ну естественно.
К.БАСИЛАШВИЛИ – У Серова было 16 сеансов с этой моделью, и он отчаялся уже написать с него портрет. Натурщик тоже утомился. И именно в этот момент Серов схватил характерные черты персонажа: чуть сгорбленная фигура, мягкость черт, усталость в глазах, которую многие современники прочитывали как нерешительность.
К.ЛАРИНА – Ну, что ж, Наталья, тоже берите наушники, чтобы слышать ответы наших слушателей. Еще раз обращаем внимание, что нам нужен ответ на один вопрос от каждого нашего потенциального победителя.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Да, дайте получить каждому по книжке.
К.ЛАРИНА – Алло, здравствуйте!
СЛУШАТЕЛЬ – Добрый день! Это Виктор. Давайте про портрет: это портер Николая Второго.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Прекрасный ответ.
К.ЛАРИНА – Прекрасно. Спасибо Вам, Вы абсолютно правы. Оставляйте, пожалуйста, Ваш номер телефона. Ну а теперь про здание. Здравствуйте!
СЛУШАТЕЛЬ – Алло! Здравствуйте! Мне кажется, там расположена Академия художеств.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Вам абсолютно правильно кажется. Действительно, это Пречистенка дом 19 и ныне в этом здании Академия художеств.
К.ЛАРИНА – Как Вас зовут?
СЛУШАТЕЛЬ – Меня зовут Наталья Юрьевна. Я Ваша постоянная слушательница.
К.ЛАРИНА – Хорошо, очень рады Вас слышать. Пожалуйста, оставьте Ваш телефон. А там есть, кстати, мемориальная доска на здании Академии художеств?
Н.МАМОНТОВА – Нет, мемориальной доски, по-моему, нет.
К.ЛАРИНА – Почему?
К.БАСИЛАШВИЛИ – А это потому же, почему многие люди не знают, что коллекция импрессионистов, которая находится в Эрмитаже и в Музее изобразительных искусств, создавалась Морозовым и еще одним коллекционером Щукиным.
Н.МАМОНТОВА – Например, «Красные виноградники» Ван Гога – это приобретение Ивана Абрамовича. И благодарны мы ему за это должны быть бесконечно, потому что к этому надо было прийти, это надо было отобрать. За этим надо было поехать в Париж, как минимум.
К.БАСИЛАШВИЛИ – А более того, весь мир еще благодарен, потому что эти меценаты, купцы давали возможность существовать этим художникам, которые жили во Франции. Этим импрессионистам, которые не нищенствовали, а нормально жили и могли работать.
К.ЛАРИНА – Давайте вернемся к портрету, потому что для тех, кто хоть немножко в живописи разбирается, это называется из серии не верь глазам своим, потому что написано Серов, а нарисован-то Матисс.
/Смеются/
К.ЛАРИНА – Это же вообще удивительная какая-то история. На фоне…
К.БАСИЛАШВИЛИ – Да, за спиной у нашего героя, Ивана Абрамовича Морозова его приобретение, это, как я понимаю, один из счастливейших моментов его жизни здесь зафиксирован. Итак, 1911 год.
К.ЛАРИНА – А для Серова это тоже счастливейший момент в жизни? Переписывать, копировать Матисса…
Н.МАМОНТОВА – Вы знаете, Серов познакомился с этими линиями во французском искусстве в начале XX века. Сезанн и Матисс – это были, конечно, открытия. Но он отнесся к ним неоднозначно: он отметил, с одной стороны, резкость их письма, резкость манеры, цветовых отношений, но с другой стороны, сказал, что вот после них становится все остальное как-то скучно. Понимаете, он воспринял новизну этого живописного темперамента применительно к себе и как к зрителю и как к художнику, поэтому появление натюрморта с фруктами и чашкой кофе за спиной Ивана Абрамовича – это совершенно неслучайная вещь, тем более, что Серов великолепно знал о той роли, которую оба брата Морозовых играют в продвижении новых тенденций живописи в русской действительности, в русской художественной жизни. Он не мог не оценивать эту их роль.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Он сам попросил поставить?
К.ЛАРИНА – Чья инициатива была?
Н.МАМОНТОВА – Думаю, что поскольку портрет писался в интерьере особняка Ивана Абрамовича…
К.ЛАРИНА – То есть это просто соответствует действительности?
Н.МАМОНТОВА – Я думаю, что… Выбор, конечно, был за Серовым. Дело в том, что все аксессуары, всю обстановку, весь антураж окружения своих героев Серов продумывал многократно, детально. Он пересаживал, переодевал их бесконечно. Это относится и к аристократкам, которых он заставлял по 10-15 раз менять платья и шляпы…
К.ЛАРИНА – Во время сеансов?
Н.МАМОНТОВА – При подготовке к общему, при создании композиции к портрету. То же самое, конечно, относилось и к… И, действительно, эта находка – лаконичная фигура Ивана Абрамовича на фоне этого темпераментного такого, сильно по окраске…
К.ЛАРИНА – А он точно его воспроизвел? Это точная копия картины?
Н.МАМОНТОВА – Да-да.
К.ЛАРИНА – То есть он ничего не добавлял от себя?
Н.МАМОНТОВА – Нет.
К.ЛАРИНА – А Матисс жив был в этот момент?
Н.МАМОНТОВА – Жив.
К.ЛАРИНА – А он видел эту картину?
Н.МАМОНТОВА – Не думаю.
К.ЛАРИНА – Это интересно.
Н.МАМОНТОВА – Да, это было бы, конечно, интересно. Но вот этот вот контраст массивной, плотно посаженной фигуры и этого великолепного натюрморта очень вообще характерен, я бы даже сказала, для 10 года. Понимаете, ведь 1910 год – это год открытия первой выставки «Бубнового валета». Поэтому вот эти настроения сезаннистские, фавистские носились в воздухе, и Серов как бы уловил, вытянул из воздуха вот эту вот…
К.ЛАРИНА – Но я все равно не понимаю. В любом художнике настолько должны побеждать его амбиции, по идее… Вот вам пример из другого вида искусства – кинематографа, ведь кинорежиссеры обожают цитировать собственные фильмы. И даже если герои смотрят телевизор в фильме, то обязательно там покажут фрагмент из его предыдущего фильма. То есть здесь какая-то логика есть. А здесь должен висеть Серов за спиной Морозова, а висит Матисс.
Н.МАМОНТОВА – Вы знаете, ну вообще для других картин он, практически, не избирает антуража в виде живописных произведений, вот исключение, пожалуй, может быть портрет Зинаиды Николаевны Юсуповой, где за ее спиной картиночки. Но картиночки совершенно обобщенные, в которых, прежде всего, рамочки важны, а не конкретное…
К.ЛАРИНА – Абстрактные такие…
Н.МАМОНТОВА – Богатая рама.
К.ЛАРИНА – А вообще были в истории живописи такие картины, когда практически целиком копируются другого художника?
Н.МАМОНТОВА – Да, бывает.
К.ЛАРИНА – И часто бывает?
Н.МАМОНТОВА – Взять того же Вермера можно увидеть копии картин его современников.
К.БАСИЛАШВИЛИ – А потом бывали целые картины в истории западноевропейской живописи, когда на полотно переносилась мастерская с массой картин или просто картинная галерея. Такой портрет комнаты со всеми полотнами на стенах. В мини-варианте. Но очень точно. У меня вопрос: мы просто начинали наш разговор о Валентине Серове с его самой известной картины – «Девочка с персиками». Была она написана художником совсем в юном возрасте, по-моему, 22 ему было года, он только что закончил обучение. Такая, практически, полустуденческая, хотя замечательная работа, когда художник только начинал рисовать. И если мы сравниваем этот портрет и портрет, который написан уже через 30 лет, вот в чем разница? Я сейчас скажу свое понимание, может быть, я не права. Вот прекрасная картина, насыщена светом, и окно, и персики и эта розовая кофточка у девочки, и атмосфера этого солнечного дня. А вот смотрим на вторую – нет этого света, нет атмосферы, нет окна, никаких деталей, простая скатерть, но что я виду главное, что появилось в этом портрете и что отсутствовало у девочки. Знаете, что? Это глаза. Это внутренняя жизнь. Вот прошло 20-30 лет, и художник научился это понимать эту душу, чтобы ее было видно. Вот что за путь он прошел?
Н.МАМОНТОВА – Это путь большой и очень значительный. И, к сожалению, получается иногда так во многих работах о Серове, что вот «Девочка с персиками» - это вершина. И больше он таких вершин не достигал. Есть такое вкусовое несколько отношение к этому художнику. На самом деле его поздние портреты, один из которых сегодня в поле нашего внимания, они недооценены до нашего времени. Они как-то неуютно выглядят в общей характеристике серовского творчества, хотя, на самом деле, это те же самые вершины, только сделанные уже другим человеком и в другое время. И Вы, Ксения, совершенно правы в этом смысле.
К.ЛАРИНА – Ну, как-то мне жалко: Вы так сказали недооцененные. Ну, разве там Орлова или Юсупова, или Рубинштейн – это же абсолютно известные и, мне кажется, вполне оцененные вещи.
Н.МАМОНТОВА – Это произошло в последние лет 20. Вот как это ни странно. И связано это во многом с реабилитацией самого периода начало XX века. Ведь это тоже произошло, честно говоря, совсем недавно, когда модерн стал вполне уважаемым художественным явлением…
К.ЛАРИНА – Наряду с поэзией Серебряного века, да?
Н.МАМОНТОВА – Совершенно верно. Полноценность художественных исканий была уже утверждена. И вот с реабилитацией модерна начинают реабилитироваться и многие серовские вещи, потому что очень часто Серова отодвигали в XIX век и старались там закрепить.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Реалист.
Н.МАМОНТОВА – А он и говорил, что он – реалист. Но, понимаете, он реалист-то по-другому нежели мы считали…
К.БАСИЛАШВИЛИ – Ну, а здесь же, конечно, он такой высший свет рисует, это все же не признавалось у нас. Кем Вы были до 17 года?
К.ЛАРИНА – Ну, уж портрет Николая Второго, который мы сегодня загадали нашим слушателям, я вот впервые увидела его в этом альбоме. Во-первых, он просто потрясающий. Я таких изображений Николая Второго больше не встречала.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Фотографии не дают такого эффекта.
Н.МАМОНТОВА – Ощущение человека.
К.ЛАРИНА – Вот то, что у него в глазах, конечно, творится – это просто какое-то чудо.
Н.МАМОНТОВА – Тем более этот портрет надо видеть в зале.
К.ЛАРИНА – А он висит у Вас?
Н.МАМОНТОВА – Висит.
К.ЛАРИНА – Марлей задрапирован, который был.
Н.МАМОНТОВА – В зале Серова висит этот портрет, и его надо видеть там.
К.ЛАРИНА – Наталья, ну скажите буквально пару слов об истории создания этого портрета.
Н.МАМОНТОВА – Вы знаете, это было в 1900 году. Дело в том, что вообще заказные портреты Серов начал писать в 90-е годы. И одним из его первых опытов были портреты Александра Третьего. Отца Николая Второго. В 92 году был написан портрет Александра Третьего с семьей. Затем писались портреты Великих князей. Кстати, на выставке 1900 года в Париже Гран-при Серов получил за два портрета, один из которых портрет Великого князя Павла Александровича. У нас тоже в Третьяковской галерее он находится. И вот, естественно, в том же 900-м году его слава как портретиста утвердилась. Как модного портретиста. И в 900-м году он получает заказ от Николая Второго на написание портрета императора в форме шотландского драгунского полка.
К.ЛАРИНА – Это парадный портрет?
Н.МАМОНТОВА – Парадный портрет по заказу шотландского полка. Николай был шефом этого полка. И наряду с написанием этого портрета одновременно Серов получает от самого императора заказ на исполнение камерного портрета. Вот того, о котором мы с Вами говорим. Причем этот заказ был тайным от императрицы, которая должна была получить его в день своего…
К.ЛАРИНА – Не для публичного просмотра? Не для экспозиции?
Н.МАМОНТОВА – Нет. Это был подарок любимой жене и этим обусловлена камерность исполнения…
К.ЛАРИНА – Вот, что удивительно: мы слушали, как при советской власти его драпировали и прятали, но мне кажется, и в эпоху царствования Николая Второго такой портрет невозможно было публично показать.
Н.МАМОНТОВА – Да. Это, в общем, не характерная такая форма.
К.ЛАРИНА – Абсолютно.
Н.МАМОНТОВА – Откровенная очень. И кроме того, он написан необыкновенно хорошо, поскольку здесь, в этой точке, в 1900-м году соединяется серовский импрессионизм с теми новыми элементами освоения постимпрессионизма, модерна, которые появляются у него в 900-тые годы. Он формирует новую манеру. И вот в этом портрете великолепно это новая манера находит воплощение.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Скажите, пожалуйста, а Серов не тяготился вот этими заказами, портретами бесконечными? Он не стремился к чему-то, может быть, другому?
Н.МАМОНТОВА – Вы знаете, нет. Не стремился. Тяготился – да.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Да?
Н.МАМОНТОВА – Тяготился безусловно…
К.БАСИЛАШВИЛИ – Деньги же платили. Чего тяготиться?
Н.МАМОНТОВА – Это нужно представить себе его характер. Он был человеком необычайно медленно, трудно и тяжело работающим. Он сразу предупреждал модель, что ему нужно 3 месяца, 90 сеансов не меньше на написание портрета. То есть он работал как каторжник над этим портретом, поэтому, это, конечно, было очень тяжело. Но вместе с тем он говорил, конечно, это кабала, конечно это тяжкий груз – заказное портретирование, но «без заказа я ничего не напишу – так и облениться можно». «Заказ меня подстегивает», - так он говорил. Кстати, так очень многие люди могут на себя это примерить. Более того, постепенно он вовлекся в этот процесс. Он занимался, на мой взгляд, коллекционированием типов человеческих, их изучением. То есть он вел себя, прежде всего, как психоаналитик, психолог, психолог-живописец. Это доставляло ему несравнимое удовольствие. И в связи с этим мы с Вами возвращаемся к тому замечанию, которое Вы сделали по поводу Ивана Абрамовича: да, здесь в 10 году при написании портрета сказывается тот опыт психологического анализа, который он проводил на протяжении уже целого десятилетия. Огромный опыт. Он встречался с самыми разными людьми: цари, князья, аристократы, купцы, банкиры, фабриканты. Он говорил: «Я же не могу писать их с любовью и нежностью», и он пытался искать другой пласт, другой смысл…
К.ЛАРИНА – То есть человека вытаскивал?
Н.МАМОНТОВА – Да, да. Вытаскивал человека. «Взять человека», - вот он так говорил.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Ну, то есть не тот подход, что вот заработал на чужих плечах себе денег неизвестно как, себе состояние составил, значит, все – неинтересен.
Н.МАМОНТОВА – А Вы знаете, это такой советский взгляд, который культивировался в нашей литературе. Он привел к тому, что из Серова 900-х годов сделали сатирика, карикатуриста и почти все его портреты, Вы не поверите даже какие, женские… Портрет той же самой Евдокии Сергеевны, Вы перевернете листочек и увидите очаровательную женщину, ее Эфрос и Грабарь называли «злой карикатурой». Я не понимаю. Я сейчас не могу ощутить даже этой мысли, как это можно было сделать?! Хотя Серов о себе говорил, что он злой, тяжелый, старик, лишенный восторгов. Он знал за собой эту критичность в отношении к людям. Но она была обусловлена вовсе не злобой. Скорее, мне нравится определение для 900-х годов иногда встречающееся – хмурый Серов. Серов углубленный. Самоуглубленный и углубленный в человека. И вот в результате возникает характеристика, та основная позиция, которая для 900-х годов важна. Характеристика человека. Но интересно, что наряду с этой характеристикой, то есть психологической углубленностью, Серов работает над совершенно противоположенным: он ищет импозантности, репрезентативности портрета. И вот у него сливается это великолепие живописи самой, ее красота, элегантность изображения моделей с их внутренней характеристикой. Это очень сложная материя, которую, конечно, легче было свести к карикатуре, злобе и так далее и так далее.
К.ЛАРИНА – А вот я бы хотела, чтобы Вы еще несколько слов сказали о портрете брата Морозова.
Н.МАМОНТОВА – Абсолютно другой человек.
К.ЛАРИНА – Потому что здесь в альбоме два разных человека.
Н.МАМОНТОВА – И время другое, это 1902 год. Это за год до смерти Михаила Абрамовича и этот портрет, собственно, и был основой вот этих самых советских спекуляций, я бы их так назвала. Но надо сказать, что начало им было положено еще зрителями-современниками, потому что Ефимова, близкий Серову человек, назвала Михаила Абрамовича «кабаном, вылетевшим на охотника и застывшим перед ним». То есть подчеркнуты были самые какие-то несимпатичные черты в оценках и отзывах, вот отсюда пошла молва о карикатурных образах.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Ну да, такой полный облысевший человек с бородкой в маленьких очках…
Н.МАМОНТОВА – Да, и самое главное – такая напористая, жесткая постановка тела, демонстрирующая себя миру. Вот это и не нравилось московской интеллигенции. Ну, не нравились им купцы. Им казалось, что власть денег, Островский – все это неприятно и несимпатично. Но, понимаете, Михаил Абрамович был близким другом Серова. Как бы там уж не складывались эти ситуации, они были давно знакомы, дружны… Серов бывал у него на художественных вечерах, и Михаил Абрамович был влюблен в Серова, и никаким образом эта картина не могла быть написана как карикатура. А интересно, как Грабарь описывает ситуацию, когда он встретился с Серовым, который завел его к себе, показал портрет и сказал: «Забавно, что сам заказчик доволен». А Михаил Абрамович, действительно, был доволен. Он задорно смеялся над этой своей позой, над этими своими немножко неуклюжими формами своего тела и нисколько это не повлияло на отношения между ними. Портрет находился в центре его коллекции, висел на стене как самая почетная вещь в доме. То есть это никак не было карикатурой. И очень важно удалить это из творчества Серова, вот этот вот уклон в карикатурность, в злобу, насмешку, издевательство. Ну, вот читаем Брюсова, и он пишет, что суд Серова был бескомпромиссный, нелицеприятный. Понимаете, это современники подготовили, интеллигенция, которая сама не любила купцов и фабрикантов.
К.ЛАРИНА – Пользовалась, между прочим, услугами и еще как.
Н.МАМОНТОВА – Понимаете, вот это двойственность все время присутствует, и поэтому вот это стремление революционизировать Серова, навязать ему какие-то более чем революционные взгляды в его живописном творчестве… Последние и предпоследние, я бы так сказала, потому что последней картиной считается портрет княгини Полины Щербатовой. Картина эта осталась в большом угольном эскизе, который находится в нашем собрании. Ее-то он и не подписал. И этот портрет должен был быть очень монументальным и очень классичным – там сказалось влияние поездки в Грецию и вот это ощущение…
К.ЛАРИНА – А его можно увидеть хотя бы в таком виде?
Н.МАМОНТОВА – Да-да-да. Он висит у нас в галерее в зале Серова. А вот один из предпоследних портретов – вершина его творчества – это портрет княгини Ольги Орловой, который находится в Русском музее.
К.ЛАРИНА – Это вот знаменитый в черной шляпе?
Н.МАМОНТОВА – Да.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Мне бы еще хотелось вспомнить одну работу, которой, к сожалению, больше нет в Третьяковской галерее. Одна из моих лично любимых работ – это «Похищение Европы». На голубом полотне, когда этот бык устремляется вместе с Европой…
К.ЛАРИНА – Очень любят гобелен делать из этой картины.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Да.
Н.МАМОНТОВА – Я думаю, что зрители увидят… У нас есть собственный вариант…
К.ЛАРИНА – А почему ее нету?
Н.МАМОНТОВА – Дело вот в чем: эти работы Серова выполнены в сложной технике. С 1906 года он работал преимущественно темперой, почти отказавшись от масла, и как и многие художники добавлял туда некоторые составляющие, такие как пастель… Такие хрупкие материалы, поэтому очень многие вещи его позднего периода выставлять сложно и они нуждаются в определенном режиме.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Я знаю, что «Похищение Европы» просто теперь нет в собрании.
Н.МАМОНТОВА – Нет, у нас есть своя.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Своя. Да, у вас есть своя, а вот эта где? У вас есть повторение авторское. А вот эта где?
Н.МАМОНТОВА – Мы надеялись, что она будет приобретена, но пока, так сказать, у нас не состоялось…
К.ЛАРИНА – А где она находится?
Н.МАМОНТОВА – Она находилась в частном собрании.
К.ЛАРИНА – В России?
Н.МАМОНТОВА – Не могу Вам сказать. Но просто мы могли бы иметь два произведения, то есть две реплики этого сюжета...
К.ЛАРИНА – Два варианта.
Н.МАМОНТОВА – Два варианта, но это, к сожалению, не получилось. И тем не менее, все-таки «Похищение Европы» - это то, что можно увидеть у нас. Не так все пессимистично.
К.БАСИЛАШВИЛИ – Ну там же по коричневому морю плывет, а не по голубому.
Н.МАМОНТОВА – Да, есть там такой момент, что…
К.ЛАРИНА – Наталья, а Ваше любимое произведение?
Н.МАМОНТОВА – У Серова?
К.ЛАРИНА – Да.
Н.МАМОНТОВА – Вы знаете, у меня любимое – это «Дервиз с ребенком». Может быть, помните это импрессионистический его период. Такое радикально вытянутое…
К.ЛАРИНА – Какой год?
Н.МАМОНТОВА – Год точно не назову. Кажется, начало девяностых…
К.ЛАРИНА – А, вот! 1888-1889. Женщина сидит (хочу описать нашим слушателям) на стуле, на руках у нее ребенок. Я там понимаю, что это девочка, наверно все-таки?
Н.МАМОНТОВА – Да-да.
К.ЛАРИНА – Спит, по-моему…
Н.МАМОНТОВА – На мой взгляд, это один из его лучших позднеимпрессионистических портретов, в которых цвет уже не играет такой роли, а зато такая кристальная сила воздуха, окутывающего фигуру, вызывает потрясающее ощущение… Но для этого надо, конечно же, прийти в Третьяковскую галерею и посмотреть, потому что такие нюансы, конечно, иллюстрация плохо передает.
К.ЛАРИНА – Ну, что… Мы должны заканчивать нашу серовскую программу. Я напомню, что сегодня у нас была в гостях Наталья Мамонтова – старший научный сотрудник Третьяковской галереи. Повод для разговора – портрет Ивана Морозова кисти Валентина Серова. Призы разыграли. Все, что смогли и успели – рассказали. Осталось теперь только пригласить, что и сделает сейчас Ксения Басилашвили.
К.БАСИЛАШВИЛИ – С удовольствием. Дерево – материал теплый и деревянную скульптуру хочется потрогать руками, но разрешается только смотреть, потому что показывают такую скульптуру в музее. Экспозиция монументов из дерева обитает в Третьяковской галерее на Крымском Валу. Все авторы жили в XX веке, но на улицах наших городов их произведениям места как-то не нашлось, за исключением, пожалуй, Дмитрия Шаховского – автора композиции «Живых часов» на фасаде театра кукол Образцова. Кстати, их тоже можно увидеть на выставке. Продлится она до 5 ноября. Крымский Вал, Третьяковская галерея. А этот автор выбрал для творчества другой материал, в основном бронзу и мрамор. Георгий Франгулян. Персональная выставка известного московского скульптора откроется на днях в Музее личных коллекций. Гуляя по осеннему Антверпену, я была рада встрече с памятником Петру Первому, и с удивлением узнала, что его автор Франгулян. А еще в Балтийске стоит его же памятник Елизавете Петровне, а Старый Арбат уже не представить без бронзового Булата Окуджавы. И каждый раз скульптура удачно вписана в пространство, корректно дополняет привычный пейзаж. На время выставки залы музея превратятся в мастерскую скульптора – вот и узнаем, как и из чего вырастают произведения искусства. Выставка Георгия Франгуляна отроется для публики 13 сентября.