Картина Михаила Врубеля "Царевна-лебедь" - Ольга Отрощенко - Собрание Третьяковки - 2006-03-05

В эфире радиостанции «Эхо Москвы» – Ольга Отрощенко, старший научный сотрудник отдела живописи конца 19 – начала 20 века.

Эфир ведет – Ксения Ларина.

К. ЛАРИНА – Ну что же, добрый день еще раз, приветствую вас, у микрофона Ксения Ларина, и сегодня программу «Собрание Третьяковки» я вновь провожу без Ксюши Басилашвили. Но, тем не менее, вы обязательно ее услышите в конце передачи, она, как всегда, вас пригласит на самые интересные выставки в Москве, в первую очередь, в Третьяковку. У нас сегодня в гостях Ольга Отрощенко, добрый день, Ольга, здравствуйте.

О. ОТРОЩЕНКО – Добрый день.

К. ЛАРИНА – Ольга – старший научный сотрудник отдела живописи второй половины 19-го – начала 20-го века в государственной Третьяковской галерее, и сегодня наш герой – очень сложный и бесконечно талантливый человек, Михаил Врубель и картина, которую мы будем сегодня изучать очень тщательно – это картина «Царевна-лебедь». Давайте вы пока подумаете, вспомните, что там, собственно говоря, изображено, вспомните все удивительные черты женские, которые вас привлекают на этой картине, а мы пока давайте побродим по залам Третьяковки и послушаем очередную историю от главного хранителя Третьяковки Екатерины Селезневой.

ЗАСТАВКА

Е. СЕЛЕЗНЕВА – Два года назад мне позвонила Екатерина Сергеевна Хохлова, она из потомков Павла Михайловича Третьякова, и сказала, что у них в доме не так много осталось предметов от Павла Михайловича, но сохранился большой деревянный ящик, в котором хранились столовые серебряные приборы, которые, видимо, входили в приданое Веры Николаевны Третьяковой. Она сказала, что, конечно, жизнь распорядилась так, что вещи эти все серебряные были проданы, но коробка есть. И не хотим ли мы взять эту коробку. Конечно, так как и в Третьяковской галерее, к сожалению, очень мало осталось подлинных вещей семьи Третьяковых, мы сказали, что, конечно, мы ее с удовольствием возьмем. Екатерина Сергеевна привезла коробку, коробку мы передали на хранение Валентине Шевченко, которая хранит у нас предметы декоративного искусства и мебель. И вдруг мне звонит Валя и говорит – Екатерина Леонидовна, не могли бы вы прийти? Я прихожу, она говорит – мы нашли клад. Я говорю – как так? Вот, я стала переносить эту коробку, там что-то зазвенело, забренчало, я ее открыла и стала смотреть. А коробка, дело в том, что когда ее открываешь, она огромная, она выложена таким бежевым красивым бархатом, и для маленьких ложек и вилок там отдельное ложе существует, съемное. И она сняла это ложе, и там оказалось 12 серебряных ножей фирмы Сазикова, которые, видимо, и были от этого сервиза, кем-то из предусмотрительных членов семьи были припрятаны уже на самый черный день. Как честные люди, мы тут же позвонили Екатерине Сергеевне и сказали ей, что нами обнаружен клад, что там делать, что, наверное, они захотят эти ножи вернуть, но что мы просим один нам оставить для примера, потому что все-таки сейчас в антикварных лавках появляются такого рода предметы, может быть, удалось бы таким образом уже пополнить гарнитур подобными. Екатерина Сергеевна сказала, что они подумают, потом перезвонила мне и сказала – вы знаете, мы решили поделить, пусть будет 6 ножей у вас и 6 ножей у нас. Таким образом, наша коллекция вещей из семьи Третьяковых пополнилась этими 6 замечательными экспонатами.

ЗАСТАВКА

К. ЛАРИНА – У нас, конечно, не клад, но подарки, по-моему, достойные, я имею в виду подарки, которые мы сегодня предоставляем нашим слушателям. Может быть, Ольга несколько слов скажет о подарках, «Русский символизм – голубая роза», это каталог, да?

О. ОТРОЩЕНКО – Да, это замечательный каталог выставки, которая проходила в Бельгии. И здесь представлено очень много наших русских художников этого периода. И среди работ известных художников представлены произведения Михаила Александровича Врубеля. Я думаю, он многих очень может порадовать.

К. ЛАРИНА – А другой подарок, он для более продвинутых пользователей, поскольку это компакт-диск, CD-ROM, «Пророк и мечтатель Врубель и Борисов-Мусатов», здесь два художника.

О. ОТРОЩЕНКО – Это электронная версия нашего каталога, выставка недавно проходила в Третьяковской галерее, она очень любопытна, интересна, здесь представлены были графические произведения Михаила Александровича Врубеля. Я думаю, она тоже доставит достаточно много радости и удовольствия тем, кому этот подарок достанется.

К. ЛАРИНА – А достанется он тому, кто правильно ответит на один из двух вопросов. Я думаю, что я сейчас оба вопроса вам прочитаю, уважаемые друзья, у вас будет время подумать, и один телефонный звонок мы примем в первой части нашей передачи, а второй телефонный звонок в следующей части. Итак, первый вопрос, назовите, пожалуйста, журнал, который посвятил свой первый номер творчеству Михаила Александровича Врубеля. И второй вопрос, какое литературное произведение послужило поводом для создания картины «Пан», также находящейся в Третьяковской галерее? А теперь мы переходим к главной картине сегодняшней передачи, «Царевна-лебедь», и наверное, сразу стоит раскрыть имя и фамилию запечатленного образа на этой картине, тем более, конечно же, большинство слушателей знают, но, тем не менее, это Надежда Забела, да?

О. ОТРОЩЕНКО – Я бы так не стала утверждать, да.

К. ЛАРИНА – Ага, есть версии.

О. ОТРОЩЕНКО – Вы знаете, позвольте мне все-таки несколько слов сказать о самом художнике прежде, чем обратиться к картине.

К. ЛАРИНА – Не волнуйтесь, мы все это сделаем.

О. ОТРОЩЕНКО – Дело в том, я объясню, почему, дело в том, что буквально через несколько дней.

К. ЛАРИНА – Юбилей.

О. ОТРОЩЕНКО – Да, юбилей, будет 150 лет со дня рождения Михаила Александровича Врубеля.

К. ЛАРИНА – 17 марта.

О. ОТРОЩЕНКО – Да, и как это ни странно, родился художник в тот год, когда ушел из жизни другой великий русский художник, Александр Андреевич Иванов. И этим двум художникам, которых мы всегда называем «гениальный русский художник», они особые, им был дан особый дар, видеть то, что не может видеть обычный человек, даже обычный художник. И этот дар позволил им стать новаторами в живописи, реформаторами живописи, и одновременно очень одинокими людьми. В общем, и Иванов, и Врубель, они не были поняты и признаны своим поколением. Константин Коровин неслучайно в своих воспоминаниях пишет, что Врубель был страшно гоним. Тем не менее, мы знаем, что сейчас все его произведения, маленькая работа, маленькая почеркушка, как мы иногда говорим, это шедевр, мы воспринимаем как шедевр, уже не говоря о картине «Царевна-лебедь», которая, действительно, является классикой.

К. ЛАРИНА – Тут я просто, извините, ради бога, Оля, я буду вас прерывать постоянно и останавливать, вообще вам всячески мешать, потому что у нас, к сожалению, не так много времени, мы успеем только такими точками пробежаться и по жизни Михаила Врубеля, и по каким-то основным его работам. Я просто хотела, не знаю, согласитесь вы со мной или нет, насколько я понимаю, «Царевна-лебедь» написана как раз в один из самых счастливых периодов его жизни, пожалуй, наверное, единственный период абсолютного счастья, абсолютной любви, да?

О. ОТРОЩЕНКО – Да, я бы даже сказала, что эта картина заканчивает этот период, она была написана в 1900 году, это самый плодотворный период жизни Врубеля, московский период его жизни с 1899 по 1902 год. Т.е. работа над «Демоном поверженным», когда художнику пришлось потратить все свои и физические, и душевные силы, приводит его к болезни, как мы с вами знаем. А эта картина – это вершина его творчества, конечно же, можно сказать.

К. ЛАРИНА – Пожалуйста-пожалуйста.

О. ОТРОЩЕНКО – Она была написана, эта работа была связана с работой художника в театре. В 95 году он становится декоратором частной, Русской частной оперы.

К. ЛАРИНА – А почему, вы уж объясните, почему он туда решил устроиться на работу?

О. ОТРОЩЕНКО – Он не устроился на работу, дело в том, что вся жизнь его состоит…

К. ЛАРИНА – Он влюбился.

О. ОТРОЩЕНКО – Из неких таких случайностей, которые перерастают в закономерности. Он случайно оказался.

К. ЛАРИНА – Влюбился.

О. ОТРОЩЕНКО – Нет, вовсе не так. Он сначала случайно оказался в Москве, случайно встретился с Серовым, тот случайно приводит его в дом Саввы Ивановича Мамонтова. И в Абрамцевском кружке расцвели все дарования Михаила Александровича Врубеля. Савва Иванович Мамонтов привлекает его ко многим, творческой своей деятельности мамонтовского кружка, в частности, театральной. И он оформлял спектакли и на домашней сцене, и когда была организована частная опера, Савва Иванович Мамонтов приглашает его и в театр в качестве художника-декторатора.

К. ЛАРИНА – Там-то он впервые услышал.

О. ОТРОЩЕНКО – А услышал он Надежду Ивановну Забелу в начале 96-го г., когда Русская частная опера гастролировала в Санкт-Петербурге, на сцене Панаевского театра ставили оперу «Гензель и Гретель». Забела пела партию Гретель, и Михаил Александрович на репетиции случайно, а он был приглашен в качестве художника, причем тоже случайно, вместо заболевшего Коровина. И он услышал голос, он еще не видел Надежду Ивановну, он услышал ее голос.

К. ЛАРИНА – И влюбился в голос.

О. ОТРОЩЕНКО – Голос его пленил, чистота, как говорили современники этого голоса, душевность, она покоряла многих.

К. ЛАРИНА – Вообще, кстати, я хочу заметить в скобках, что как-то, в основном, связывают имя Надежды Забелы с Михаилом Врубелем. На самом деле, на самом-то деле, это была, действительно, выдающаяся певица оперная, это была любимая певица Римского-Корсакова. Он много арий специально для нее писал, насколько я знаю, поэтому у нее совершенно отдельная еще, самодостаточная своя творческая жизнь, свое творческое право остаться в истории русской культуры.

О. ОТРОЩЕНКО – Да, у нее сложная биография, сложная жизнь, и надо сказать, что, действительно, эта встреча с композитором, она и для Врубеля была очень важна, Врубель, Римский-Корсаков Николай Андреевич поддерживал дружеские отношения и с Надеждой Ивановной, и с Михаилом Александровичем. Между ними была переписка, в одном из писем Врубель обращается к Римскому-Корсакову с такими словами – благодаря вашему доброму влиянию я посвятил себя исключительно русскому сказочному роду. Т.е. мы видим, какая связь с этим. А Римский-Корсаков, так же, как и многие современники, причем мнение здесь, как всегда, очень четко делилось, кто-то видел особое дарование, а кто-то считал, что Надежда Ивановна больше как актриса предпочтительна для камерной сцены, для концертного исполнения. Но мы знаем, что Римский-Корсаков многие оперы, допустим, такие известные, как «Садко», партия Волховы, Лебедя в «Сказке о царе Салтане», Марфы в «Царской невесте», он сочинял, ориентируясь на вокальные данные Надежды Ивановны. Это, действительно, так оно и есть.

К. ЛАРИНА – А сколько всего портретов, так или иначе, было создано Михаилом Врубелем, посвященных Надежде?

О. ОТРОЩЕНКО – Вы знаете, Надежда Ивановна сразу же стала его музой и вдохновительницей. Это абсолютно точно. И поэтому трудно сказать, но практически, у меня создается впечатление, что ее образ витал в его сознании еще до встречи. И во многих произведениях ее черты как бы невольно мы ощущаем. Видимо, и очень много работ, написанные Врубелем, он, конечно, писал, посвящая своей супруге, либо в сценических.

К. ЛАРИНА – Насколько я знаю, даже ее портреты, он продолжал рисовать, именно рисовать уже как в качестве рисунка, в графике таких почеркушек, как вы говорите, уже…

О. ОТРОЩЕНКО – Это не почеркушки.

К. ЛАРИНА – Даже в больнице когда он лежал, он все равно в больнице рисовал.

О. ОТРОЩЕНКО – Нет, в больнице это не почеркушки, там, действительно, в больнице был написан замечательный, один из лучших портретов Надежды Ивановны среди березок, наверное, знаете эту работу.

К. ЛАРИНА – Да, но карандашные там были портреты еще.

О. ОТРОЩЕНКО – Нет, карандашные были, но эта работа не карандашная, он изобразил, как многие исследователи говорят, не только свою супругу, он изобразил ее душу, он передал ее душевное состояние. Как многие подчеркивают, что в этой работе она изображена вне возраста, вне времени, так, какой-то ангельский лик такой мелькает у нее.

К. ЛАРИНА – Оля, а когда была в первый раз представлена картина «Царевна-лебедь»?

О. ОТРОЩЕНКО – «Царевна-лебедь»?

К. ЛАРИНА – Да.

О. ОТРОЩЕНКО – Она была написана в 1900 году, и зрители, вы знаете, мнение об этой картине было разное. Некоторые художники даже, я имею в виду, допустим, Серова, он не очень понял, не очень симпатизировал этой работе, но мы знаем, что, допустим, Александр Блок считал, это была его любимая работа. Понятно, почему, я думаю, понятно, в таинственности, в загадочности.

К. ЛАРИНА – Его прекрасные дамы здесь сошлись.

О. ОТРОЩЕНКО – Да, необъяснимости, наконец, здесь, конечно же, есть параллели с «Прекрасной дамой» блоковской.

К. ЛАРИНА – Я хочу сейчас нашим слушателям и вам, Оля, напомнить, собственно говоря, биографию картины, каким образом она попала в Третьяковку. Но перед этим, после этой рубрики мы с вами послушаем телефонный звонок и надеемся получить правильный ответ на один из вопросов, но перед этим хочу заметить, что, насколько я знаю, Михаил Врубель, поскольку был такой человек эпатажный, он любил немножко эпатировать публику. Может быть, это такое бахвальство было, он в своих воспоминаниях пишет о том, что Третьяковку как-то не очень воспринимал, что он впервые побывал там в 40 лет, она его разочаровала.

О. ОТРОЩЕНКО – Да.

К. ЛАРИНА – У него были совсем другие счета.

О. ОТРОЩЕНКО – Он был не только эпатажным, он был разный, он был очень кроткий, как утверждают его родственники, если почитать его воспоминания, вы увидите, что и Надежда Ивановна, и ее сестра Екатерина Ивановна, они утверждают, что это был на редкость кроткий человек, на редкость искренний человек.

К. ЛАРИНА – Т.е., наверное, это своеобразная была форма защиты, такие яркие, когда он нос мазал себе зеленой краской?

О. ОТРОЩЕНКО – Можно это назвать и артистизмом, все-таки он очень был склонен к театру, к музыкальному театру, можно, может быть, и это является причиной.

К. ЛАРИНА – Давайте послушаем биографию картины, а потом продолжим.

ЗАСТАВКА

Картина Михаила Александровича Врубеля «Царевна-лебедь» написана им в 1900 г. на хуторе в Черниговской губернии, где обычно проводили лето семья Врубелей. Работал он там в мастерской художника Николая Ге. Когда он написал «Царевну-лебедь», тут же эту картину захотело сразу купить три очень серьезных коллекционера. Врубель почему-то выбрал Михаила Абрамовича Морозова, продал он ее по баснословно низкой цене. Он запросил с Морозова 500 руб., что очень мало, Морозов тут же стал торговаться, он уступил картину за 300 руб. Картина попадает в собрание Михаила Абрамовича Морозова, уже почти тут же, 25 декабря 1901 г., появляется на выставке 36, впервые репродуцируется в каталоге. Михаил Абрамович Морозов прожил очень мало, он умер в возрасте 33 лет, он завещал, высказал свою волю передать свою коллекцию Третьяковской галерее. И среди этих вещей как раз и оказалась «Царевна-лебедь», и «Царевна-лебедь» попадает уже в Третьяковскую галерею в 17-м году. Тогда Грабарь, который возглавлял Третьяковскую галерею в эти годы, принимает на временное хранение собрание многих коллекционеров. И вдруг, когда я заглянула в учетные книги Третьяковской галереи и увидела сухие записи о том, что картина была списана в 1950 г., передана в Пушкинский музей, всесоюзный Пушкинский музей. Наступает поворот к соцреализму, государство продолжает волевой рукой перераспределять собрание, в 56 г. опять меняются времена, грядет юбилейная выставка Врубеля. Кому-то удается настоять на том, чтобы все-таки справедливость была восстановлена, и картина вернулась в Третьяковскую галерею.

ЗАСТАВКА

К. ЛАРИНА – Биографию картины нам представила Наталья Ордашникова, хранитель фонда живописи конца 19 – начала 20 веков, напомню, что речь идет о картине «Царевна-лебедь». И я не могу не процитировать Гнесина, который так описывал Надежду Забелу, музу, возлюбленную и жену Михаила Врубеля – возможно ли было, раз увидев это существо, не обольститься им на всю жизнь, эти широко расставленные сказочные глаза, пленительно женственная, зазывно-недоуменная улыбка, тонкое и гибкое тело, прекрасные длинные руки. Обратите внимание, что Гнесин, между прочим, ни слова не говорит о ее голосе. Ну что же, мы сейчас делаем перерыв на новости, потом, хотя нет, мы успеваем звонок принять, поскольку Оксана Пашина так рано пришла, немножко сбила меня с толку, давайте, мы успеваем принять звонок.

ИГРА СО СЛУШАТЕЛЯМИ

К. ЛАРИНА – Действительно, это Франс, да?

О. ОТРОЩЕНКО – Да-да.

К. ЛАРИНА – «Святой сатир», так называется этот рассказ.

О. ОТРОЩЕНКО – Очень интересная история относительно этой картины, наверное, можно о ней попозже, да?

К. ЛАРИНА – Потом, да, после выпуска новостей, а сейчас мы отправляемся в новости.

НОВОСТИ

К. ЛАРИНА – Мы продолжаем нашу программу, у нас в студии, напомню, Ольга Отрощенко, ст. научный сотрудник отдела живописи конца 19 – начала 20 века государственной Третьяковской галереи. Напомню, что сегодня мы говорим о Михаиле Врубеле, о его картине «Царевна-лебедь», но, в порядке, конечно же, мы говорим о его творчестве, о его жизни, поскольку каждая картина, за ней всегда стоит жизнь конкретная, со всеми ее трагедиями и радостями. Но мы хотели остановиться чуть-чуть на «Пане» и Анатоле Франсе, поскольку Ольга обещала нам интересную историю.

О. ОТРОЩЕНКО – Да, и вопрос был о Третьяковской галерее, они как-то взаимосвязаны, эти вопросы. Дело в том, что эта картина была написана Врубелем очень быстро, буквально под впечатлением, два дня практически он работал над этим произведением. И очень он желал, чтобы эта картина находилась в Третьяковской галерее. Причем продавал он в галерею эту работу за 150 руб. Но тогда это было невозможно, покупка не совершилась, работу приобрел двоюродный брат Надежды Ивановны Забелы Яков Жуковский, за 200 руб. И что интересно, прошло несколько лет, в 1907 г. вновь этот вопрос открывается, становится актуальным, и Третьяковская галерея покупает эту работу, но уже за огромные деньги, 4.5 тысячи. Жуковский эти деньги не берет себе, а отдает, жертвует семье Врубеля на лечение, поскольку в это время Врубель находился в лечебницах, такой жест очень красивый был сделан с его стороны. Такова история этого «Пана».

К. ЛАРИНА – Вы знаете, я всегда в наших программах, пока их немного было, но я уверена, что я в каждой передаче, поскольку у нас, действительно, шедевры всегда в центре нашего внимания здесь в этой передаче, я всегда стараюсь подобрать какой-нибудь стихотворный аналог. Я даже нашла стихотворение, посвященное грачам, которые прилетели, Давида Самойлова. Сегодня давайте нам поможет Осип Мандельштам, но это стихотворение посвящено не «Царевне-лебеди», это стихотворение посвящено другой работе Михаила Врубеля, написанной в тот же период, картине «Сирень». Художник нам изобразил глубокий обморок сирени, и красок звучные ступени на холст как струпья положил, он понял масла густоту, его запекшееся лето лиловым мозгом разогрето, расширенное в духоту. Потрясающие стихи.

О. ОТРОЩЕНКО – Потрясающие.

К. ЛАРИНА – Действительно, эту картину представляешь, я поняла, понимаю, что такое глубокий обморок сирени, да. Я к чему это прочитала, не просто так, поскольку у нас есть рубрика «Любимая картина», там самые разные известные люди бродят по залам Третьяковки и рассказывают о своих предпочтениях. Очень интересно, что выбрал в качестве любимой картины еще один поэт, поэтому Юрий Кублановский. Давайте послушаем.

ЗАСТАВКА

Ю. КУБЛАНОВСКИЙ – Чудо света, которое есть в Третьяковской галерее, это «Троица» Андрея Рублева, это, конечно, не вполне картина, точнее, совсем не картина. Это просто окно в иной мир, за пределами, казалось бы, человеческих возможностей и по своему настроению, и по своему колориту, и вообще, возможно, нет равных вообще в мировом искусстве. Конечно, я очень люблю «Демона» врубелевского, эта картина сопровождает меня смолоду, в этом «Демоне» все начало 20 века, весь последний расцвет России накануне крушения русской цивилизации в 17 году. Когда я бываю в Третьяковке, уж кажется, я знаю каждый кусочек этой картины, каждый фрагментик, все равно я обязательно подхожу, что-то для себя открываю, и идет с этого полотна волна. Неважно не просто, когда смотришь картину, смотреть и наслаждаться красками или композицией, а важно очень почувствовать именно те духовые эманации, которые идут с полотна. Часто такой взаимосвязи не бывает, а тут есть.

ЗАСТАВКА

К. ЛАРИНА – Видите, какой удивительное, рассказ поэта от «Троицы» до «Демона», на самом деле, там закольцовано все, в этом пространстве.

О. ОТРОЩЕНКО – Такая антиномия, да.

К. ЛАРИНА – Если говорить, привязаться к словам Юрия Кублановского по поводу крушения русской цивилизации, мне кажется, это имеет непосредственное отношение к творчеству Врубеля, там что-то зашифровано про гибель.

О. ОТРОЩЕНКО – Относительно гибели?

К. ЛАРИНА – Да. Или мне кажется, или я придумываю?

О. ОТРОЩЕНКО – Я не могу сказать относительно гибели, может быть, относительно гибели человеческой души, наверное, все-таки да. И в общем-то, его судьба об этом говорит, такая жертва была принесена на алтарь искусства, на алтарь эстетизма, на алтарь идеи, идеи индивидуализма, творческого «я». И конечно, это поражает, до сей поры волнует людей. Эта работа – центральная работа Врубеля, работа над «Демоном», в общем-то, вся жизнь его была посвящена этой теме. Я не думаю, что найдется еще другой художник, который бы так серьезно, целенаправленно и работал, думал, воссоздал этот образ, пожалуй, только ему это удалось, эта тема, наверное, закрыта на долгие годы.

К. ЛАРИНА – Вы знаете, я тоже в свое время была ударена этой картиной, в период своего отрочества.

О. ОТРОЩЕНКО – Именно последняя работа?

К. ЛАРИНА – «Демон», да, и как-то я не расставалась с этим персонажем, который в какой-то момент для меня стал уже обретать абсолютно реальные черты, я с ним разговаривала, да, разговаривала, посвящала ему стихотворения, т.е. можно это назвать даже какой-то детской, девичьей влюбленностью именно в героя этой картины. Но в то время, когда я этим увлекалась, естественно, я собирала какую-то информацию, но тогда совсем ничего не говорили про фон, во время которого эта картина создавалась, когда она его практически мучила, потому что «Демонов»-то много было в его жизни, я имею в виду без всякой метафизики, я имею в виду – вариантов этой картины и набросков, и летящие, и не летящие, и такие, и сякие.

О. ОТРОЩЕНКО – Да, и даже лермонтовский демон, иллюстрации.

К. ЛАРИНА – Да, все-таки давайте мы немножечко про это поговорим, насколько это возможно, уважаемая Ольга, что есть норма в искусстве, если мы говорим о каких-то медицинских вещах, где здесь та граница, о которой мы говорим, этот человек ненормальный, а есть, существует ли эта грань, когда мы говорим об искусстве, или ее нет?

О. ОТРОЩЕНКО – Вы знаете, то, что касается творчества, искусства, творчества Врубеля, простите, это я не могу сказать, что там что-то ненормальное, это абсолютно зрелое, здоровое творчество. И это не мое ведь мнение, в общем-то, я рассуждаю как искусствовед, я не вижу, не вижу этого излома, этой болезни. Но есть же мнение и врачей, которые наблюдали Михаила Александровича, допустим, врача Усольцева, он же абсолютно точно изложил свою точку зрения по поводу болезни и творчества художника. Он говорил, что болезнь и творчество, они шли параллельно, никоим образом друг друга не пересекали. Бывали моменты, когда Врубель был болен, и он тогда не работал, а бывали периоды, когда он возвращался к жизни и тогда он трудился и создавал шедевры, мы знаем. А возьмите его последние работы.

К. ЛАРИНА – Брюсов.

О. ОТРОЩЕНКО – И Брюсов, в том числе, я имею в виду вообще графику, она наполнена таким реалистическим пониманием для жизни, это стремление, такое четкое стремление ухватиться за эту реальную жизнь, передать ее до деталей, что даже становится жутко, потому что звучит не реальность, а уже космос, на мой взгляд, что-то потрясающее, это не удавалось никому.

К. ЛАРИНА – Но все равно в этой абсолютной обнаженности эмоциональной и кроется весь масштаб таланта. Мы сейчас с вами говорили, пока шла реклама, что это, да, это отдельные люди, они по-другому устроены.

О. ОТРОЩЕНКО – Конечно.

К. ЛАРИНА – Эти люди, которые оставили нам в наследство все то, что они успели совершить.

О. ОТРОЩЕНКО – Вы знаете, мне даже хотелось бы привести строчки одного очень известного поэта, Ксении Некрасовой, которая писала следующее, есть третий глаз, всевидящее око, им скульптор награжден, художник и поэт. И конечно, мы можем очень много рассуждать, что за глаз, почему у него такой цвет, почему он тяготел к этому, но вы понимаете, это мнение поэта. Точно такое же мнение изложил Блок в речи на похоронах художника. Мы об этом тоже знаем. Существует мнение его супруги, Надежды Ивановны, которая говорила следующее, она подчеркивала, что Врубель очень любил музыку, он был музыкальным человеком, и порой, «Садко» он слушал 90 раз, она у него задавала вопрос, не надоело ли тебе это. А он отвечал, что оркестр и музыку моря он может слушать бесконечно. И он же ей объяснял, что эти фантастические тона, она их называет перламутровыми красками, рождались под впечатлением музыки. Так кому мы будем верить? Врачам, поэтам либо людям, которые очень близко знали художника? Т.е., видите, мнений как много?

К. ЛАРИНА – Там же существуют еще и конкретные жизненные перипетии, и трагедия, я имею в виду и сына, которого он так ждал, но который с дефектом.

О. ОТРОЩЕНКО – Это явилось причиной, да.

К. ЛАРИНА – Заячья губа у него была, и потом его смерть совсем в юном, нежном возрасте, когда он умер от воспаления легких, это же все являлось каким-то толчком, какой-то причиной?

О. ОТРОЩЕНКО – Конечно, безусловно, но Александр Бенуа считал, это тоже мнение, нельзя считать, что это абсолютная истина во всех ипостасях, он говорил, что его безумие явилось логическим финалом его демонизма. Это мнение тоже.

К. ЛАРИНА – Что такое демонизм?

О. ОТРОЩЕНКО – Демонизм в его представлении – это его увлечение этой темой, работой над «Демоном» на протяжении всей жизни, 25 лет потратил Врубель на эту тему. И финалом явилась эта болезнь, которая, мы знаем, его погубила.

К. ЛАРИНА – Но и в юности он такой был, как я уже говорила, эпатажный, но, во всяком случае, такие эмоциональные, яркие какие-то страстные поступки он совершал. Ведь я не знаю, может быть, я это все читала, может быть, вы меня опровергнете, что он когда, если кто-то отказывался принять в подарок его акварель, он мог ее порвать на мелкие кусочки на глазах у человека. Либо другая история любви, по-моему, в Киеве, после которой он чуть ли ни резал себе грудь или вены, об этом Коровин вспоминает, что такая была страстная любовь. Я любил женщину, она меня не любила, я должен был что-то с собой сделать.

О. ОТРОЩЕНКО – Это типично рыцарский такой момент, я не знаю, это же связано с огромным сильным чувством, которое испытывал художник, в общем-то, здесь нельзя это рассматривать как поступок сумасшедшего, скажем, он вполне объясним. И такой человек впечатлительный, одаренный до гениальности, он вполне мог себе именно таким образом поступить, иначе это уже было бы посредственность, обычный художник и обычный человек.

К. ЛАРИНА – Сколько они прожили с женой?

О. ОТРОЩЕНКО – В 96 году они венчались в Женеве, в Швейцарии, в 1910 Михаил Александрович умер, скончался, с 1903 началась его болезнь.

К. ЛАРИНА – Но они не разводились?

О. ОТРОЩЕНКО – Конечно, нет.

К. ЛАРИНА – Она его не бросила?

О. ОТРОЩЕНКО – Как, это был на редкость счастливый творческий союз. Они работали вместе, они вместе, они принадлежали искусству, и Надежда Ивановна, и Михаил Александрович, они дополняли друг друга. Это был, действительно, удачный союз. И в это время как раз и переключается Михаил Александрович на театр, он живем театром, он дышит театром. Он ставит спектакли, я имею в виду оформляет спектакли, он делает костюмы, он одевает Надежду Ивановну, он ее гримирует.

К. ЛАРИНА – Сам?

О. ОТРОЩЕНКО – Сам, да, он прослушивает все оперы с ее участием и все репетиции, конечно, это было счастье, самое настоящее счастье.

К. ЛАРИНА – Она приходила к нему в клинику?

О. ОТРОЩЕНКО – Да, конечно, она приходила, пела, уже в последний год, когда Михаил Александрович ослеп, то она, и его перевезли из Москвы в клиники Петербурга, чтобы можно было его чаще навещать, тогда Надежда Ивановна очень часто приходила к нему и пела. Голос ее он очень любил.

К. ЛАРИНА – А он, скажите, до самого конца он все-таки сохранял какие-то проблески сознания или там было абсолютное?

О. ОТРОЩЕНКО – Они у него всегда были, почему?

К. ЛАРИНА – Т.е., наоборот, были приступы болезни, да?

О. ОТРОЩЕНКО – Бывали, да, моменты, но, допустим, очень хорошо об этом пишет Брюсов, он практически последний из таких людей, который тесно общался во время работы с Михаилом Александровичем, во время написания портрета, он об этом очень хорошо говорит, что бывали моменты, когда трудно было понять, что происходит. Но, опять же, вы знаете, это позиция человека обычного, у него были какие-то видения, его постоянно преследовали голоса, у него постоянно, он находился в процессе такого самоанализа в тех случаях, когда он приходил в нормальное состояние. Так что это очень вопрос сложный, конечно, и мне трудно ответить на него, в общем.

К. ЛАРИНА – Да, невозможно.

О. ОТРОЩЕНКО – И невозможно, да.

К. ЛАРИНА – Скажите, Оля, а как сложилась ее судьба после его смерти?

О. ОТРОЩЕНКО – Ее судьба тоже сложилась достаточно трагично. Она умерла через три года, в 1913 году, после концерта, последние годы она уже пела, она была, выступала только в концертах, очень, предпочитала петь романсы Римского-Корсакова. После такого вечера она умерла от припадка, как пишут газеты, мгновенно.

К. ЛАРИНА – Давайте мы, чтобы нам тему сменить, мы сейчас послушаем телефонный звонок, поскольку у нас еще один вопрос остался без ответа.

ИГРА СО СЛУШАТЕЛЯМИ

О. ОТРОЩЕНКО – Можно мне буквально добавить два слова?

К. ЛАРИНА – Конечно, конечно.

О. ОТРОЩЕНКО – Относительно этого вопроса и ответа. Дело в том, что этот журнал Михаил Александрович держал в своих руках, буквально незадолго до того момента, когда он ослеп, когда он потерял зрение, этот журнал ему принес издатель Николай Павлович Рябушинский, и он был очень рад, об этом писал в письме Надежде Ивановне, что видел журнал, посвященный моему творчеству. В журнале было воспроизведено 14 последних произведений Михаила Александровича, в том числе, портрет Брюсова.

К. ЛАРИНА – Возвращаясь к Михаилу Врубелю, давайте мы всегда еще раз вспомним, как вы сказали, случайно так эта фраза проскочила, что он ослеп. На самом деле, в этом есть, конечно, какая-то мистическая вещь, что художника поражает слепота, как композитора поражает глухота, что-то есть жуткое, жуть какая-то в этом существует. А учитывая то, что он все-таки был человек такой, необычный, слышал то, что не слышит любой другой, наверняка он тоже об этом думал, об этом, может быть, возмездии, такие мысли его посещали?

О. ОТРОЩЕНКО – Мы можем только оперироваться на те документы, на воспоминания близких людей, которые рассказывают, поскольку это же тайна тоже, такой момент, что происходило с художником в последний период. То, что излагают его близкие люди, конечно, у него много, его мучили многие моменты. Он пытался понять, проанализировать, считал, что то, что он делал, не вполне было верно, что нужно было ему начинать с той работы, которую он проделал на первом этапе его жизни, т.е. имеется в виду Владимирский собор, извиняюсь, Кирилловская церковь, с «Надгробного плача». Но вы знаете, это же все очень сложно, он не принимал пищу последнюю, желая искупить свои, как мы говорим, грехи, думая, что тем самым ему вернется зрение, но это уже, у него появится изумрудный глаз, который уже будет воспроизводить эту действительность в совершенно другом свете. Но тут, опять же, реальность и фантазия смешиваются, как и все у Врубеля, все его фантастические картины, как мы рассматриваем их, они же ведь строятся на реальной основе. Это реальное, фантастическое, что в «Царевне-лебеди», что в «Демоне», мы все видим этот врубелевский подход, этот врубелевский стиль очень своеобразный.

К. ЛАРИНА – Немножко сломанный такой.

О. ОТРОЩЕНКО – Нет, почему сломанный? Наоборот.

К. ЛАРИНА – Все квадратиками.

О. ОТРОЩЕНКО – Нет, это вы о другом говорите. Когда к нему пришел уже в больницу навестить художник Судейкин и показал свои работы, Михаил Александрович ему говорит, приглашал, пригласил его к себе. Он говорит – молодой человек, приходи ко мне учиться, я научу тебя, как видеть в реальном фантастическое, т.е. не выстраивать непонятные образы, а как найти это в реальной жизни. Это было особое, конечно, качество его.

К. ЛАРИНА – Я хочу процитировать еще одно свидетельство, когда Михаил Врубель попал в больницу, он был беспокоен, возбужден, высказывал бредовые идеи величия, он император, пьет только шампанское, он выдающийся музыкант, его голос – хор голосов. Смерть сына вызвала новое обострение болезни, возникло тяжелое депрессивное состояние с бредом самообвинения, отрицания греховности. Врубель видел и чувствовал, как его пытают, казнят, сажают в тюрьму, утверждал, что у него нет ни рук, ни ног, что он опозорил семью, что его жена умирает от голода. В начале 1904 г. состояние несколько стабилизировалось, художник много работал, написал несколько портретов жены и автопортретов. В марте 1905 вновь возникло маниакальное состояние, он был госпитализирован в частную психиатрическую больницу. Во время этой госпитализации Врубель утверждал, что жил во все века, видел, как в Киеве в конце первого тысячелетия закладывали Десятинную церковь, рассказывал о своем участии в постройке готического собора, утверждал, что вместе с великими мастерами Ренессанса расписывал стены Ватикана. В этот период он рисовал все, что попадалось ему на глаза, в этот период времени он стал слепнуть. В феврале 1906 появились слабость в руках и ногах, потеря зрения. По мнению сестры художника с потерей зрения, как это ни кажется невероятным, психика брата стала успокаиваться, с прогрессированием болезни он ушел в себя, стал тих, покорен и безропотен. Под конец жизни Врубель стал тяготиться самим собой, в феврале 1910 он заболел воспалением легких, 1 апреля скончался.

О. ОТРОЩЕНКО – Ну что же, это цитата довольно-таки известная, да.

К. ЛАРИНА – Это правда все?

О. ОТРОЩЕНКО – Опять же, вы задаете мне вопрос, на который я совершенно не могу ответить, не вправе отвечать, потому что я не была свидетелем тому, но мы можем доверять тем людям, которые это изложили, либо не доверять. Но и каждый вправе принимать это. Один видит Врубеля, отсекает эту болезнь и видит гениального художника, творца, другой пытается разобраться в причинах гениальности и начинает изучать историю его болезни.

К. ЛАРИНА – А третий скажет, что все, что говорил, это правда, может быть, третья будет правда.

О. ОТРОЩЕНКО – Возможно, это тоже правда, почему бы нет, когда человек находится, когда он болен, это пик болезни, вполне возможно, это тоже может быть правдой. Просто мы должны решить для себя, что для нас является важным, болезнь Врубеля либо его творчество.

К. ЛАРИНА – А может быть, это мы так считаем, что это болезнь, а кто-то высший считает совсем по-другому.

О. ОТРОЩЕНКО – Все-таки существует мнение специалистов, и он лечился, он был в клиниках, в общем-то, это уже факт, конечно, который не следует оспаривать, но то, что это гениальный художник, его творчество. Мы когда идет сейчас по залам Третьяковской галереи, поскольку в Третьяковской галерее очень много работ все-таки Врубеля и лучших произведений, то совершенно в голову не приходит, что это было написано руками, рукой больного человека или глаз его был как-то не так устроен, что этот глаз…

К. ЛАРИНА – Вы сами говорили, что глаз его был не так устроен, он видел по-другому.

О. ОТРОЩЕНКО – Да, но это можно рассматривать как дар божий, а можно рассматривать как следствие болезни, как бы мания психически больного человека.

К. ЛАРИНА – Вы что выбираете из этих двух?

О. ОТРОЩЕНКО – Я все-таки выбираю сторону поэта.

К. ЛАРИНА – Вы знаете, я уверена, что большинство с вами согласятся. Ольга, спасибо большое, мы вынуждены заканчивать нашу сегодняшнюю программу, еще раз представлю нашу сегодняшнюю гостью – Ольга Отрощенко, ст. научный сотрудник отдела живописи конца 19 – начала 20 века государственной Третьяковской галереи. И я уверена, что после сегодняшней программы многие из наших слушателей захотят вернуться в ваши залы и подойти еще раз к картинам Михаила Врубеля, чтобы что-то такое там увидеть важное для себя. И как рассказывал Юрий Кублановский, каждый раз вы обязательно откроете что-то новое.

О. ОТРОЩЕНКО – Обязательно.

К. ЛАРИНА – Спасибо вам большое. Я передаю слово Ксении Басилашвили с приглашением на выставки.