Электронное голосование. Итоги - Артем Костырко - Точка - 2019-09-15
А. Плющев
―
Добрый вечер! Вы слушаете программу «Точка». У микрофона – Александр Плющев. И сегодня я один, без подельников своих. И, вообще, программа выходит в записи, к большому сожалению. Но это моя вина. Наш сегодняшний гость готов был прийти и в прямой эфир. И безусловно это, возможно, было бы более остро и живо. Но я постараюсь быть сегодня вашим представителем на сегодняшнем разговоре. Артем Костырко, заместитель руководителя Департамента информационных технологий города Москвы – человек, отвечающий за техническую сторону электронного голосования – сегодня снова здесь в студии «Эха Москвы». Добрый вечер!
А. Костырко
―
Добрый!
А. Плющев
―
Артем был у нас уже. Мы говорили подробно. Можете посмотреть эту программу на Ютюбе или послушать у нас на сайте. Незадолго до собственно голосования, примерно за месяц до, мы разбирали разные проблемы, разные аспекты. Но с тех пор накопилось столько! И уже не говоря о том, что голосование прошло! Не говоря уж о том, что прошло оно, скажем так, не совсем гладко. Или вы считаете, что гладко? Эксперимент прошел успешно?
А. Костырко
―
Ну, с нашей точки зрения, прошел успешно. Ну да, мы поймали сбой, связанный с оборудованием. Но то, что смогли достаточно быстро восстановиться и закончить до конца голосования, считаем, что, собственно, справились. Ну и плюс такая явка показывает, что, собственно, все, кто хотел проголосовать, проголосовали.
А. Плющев
―
Давайте чуть-чуть назад, еще до голосования. Мы вернемся к нему и к сбою. Обязательно обо всем поговорим. Было несколько тестирований. Все помним, наблюдали за этим. Весь мир, можно сказать, наблюдал за этим. Вот французский специалист отличился. И ему, я так понимаю, выплатили даже 2 миллиона рублей.
А. Костырко
―
По-моему, миллион.
А. Плющев
―
Миллион? Хорошо. Говорили разные цифры. Но там же была такая история. Вы публиковали задание, которое должны были выполнить, в том числе и вот французский наш товарищ. А результаты не опубликовали. Почему так произошло?
А. Костырко
―
Нет, там немножко не так. То, что писала «Медуза», она написала после того, как мы перестали это публиковать. То есть, на самом деле, и Годри, и «Медуза». Вот эта вот история с более коротким ключом, она произошла гораздо позже того, как мы перестали публиковать. Перестали публиковать мы закрытые ключи. Но, если честно, это было связано и с третьим, и с четвертым тестированием, которые шли очень рядом друг с другом.Мы готовились и, собственно, просто забыли выложить на GitHub тот самый приватный ключ. Мы перестали выкладывать его, не помню, сто раз задавали вопросы, 5-го или 7-го августа. Все эти появились статьи числа 16-го – 17-го. То есть не то что мы перестали выкладывать после того, как появились статьи, а наоборот. Собственно, все задания, которые были, мы их публиковали. И мы потом подвели итоги на рабочей группе, и публично их все тоже подвели. То есть все, кто принимал участие в так называемом тестировании хакеров, они свои призы получили. То есть, по факту, никто ничего не взломал.
То есть даже история с ключом не является взломом, потому что, собственно, приватный ключ опубликован не был. Годри написал уязвимость в шифровании 256 бит. Собственно, мы, как и говорили, поменяли тут же на 1024. Мы готовились к этому и к четвертому тестированию ключ уже был готов. Собственно, с технической точки зрения, если кто разбирается, поменять на готовой системе шифрование за 3 дня с 256 на 1024, если к этому заранее не готовиться, физически невозможно.
Поэтому взлома как такового не было. Но мы очень благодарный и компаниям, и отдельным физическим лицам, которые нам показали действительно очень много полезного. Собственно, вот так призы и распределились.
А. Плющев
―
Ну, я, собственно, не столько за призы переживал и за выигравших, сколько за вообще некий результат и процесс. Опять же, как я понял по изданию «Медуза», собственно, для того, чтобы проверить, выполнено задание или нет, должны были быть опубликованы некие ответы на это задание.
А. Костырко
―
Не, не, не. Там наоборот. Мы публиковали зашифрованные голоса, мы публиковали открытые ключи и просили подобрать закрытый ключ и его опубликовать. Но вот он в итоге не был опубликован. Плюс, когда вот эта поднялась шумиха, скажем так, мы опубликовали новый ключ открытый. Собственно, там токены безопасности и зашифрованные голоса. Ну и выложили его на всеобщее обозрение и попросили подобрать, сказав, что мы больше менять не будем, берите его и попытайтесь не за один день, не за 12 часов, а за сколько угодно. Вот он так до сих пор и лежит. Пока никто не подобрал. Вот, собственно, и все.
А. Плющев
―
Вы подошли к выборам, к этому голосованию непосредственно со стопроцентно готовой системой? Вот, допустим, так скажем, у вас есть начальник, не знаю, или кто-то, или какой-то аудитор, или перед богом вы отчитываетесь, неважно. И вот у вас спросят: «Артем, система готова стопроцентно?», накануне 8-го числа, 7-го вечером или 8-го утром рано. Она была стопроцентно готова?
А. Костырко
―
Ну, по-нашему мнению, да. Плюс мы еще прямо перед голосованием провели четвертое тестирование примерно чуть больше, чем за неделю. И как Алексей Алексеевич Венедиктов говорил, оно прошло «химически чисто», то есть без единого сбоя. И, собственно, работала ровно та схема, которая работала на 8-е число. И никаких, собственно, нареканий не было.Мы, в принципе, и 8-го числа, и вот на четвертом тестировании и расшифровали за 40 минут вот от момента того, как окончательно голоса в блокчейн упали, это 20:15 – 20:20 завершение голосования, потому что на бюллетене 15 минут… И у нас и на четвертом голосовании был человек, который за 16 секунд до конца зашел на бюллетень, и в этом голосовании 8-го числа был человек, который за 4 секунды до конца голосования зашел на бюллетень. И таких людей было 10.
А. Плющев
―
Он зачелся?
А. Костырко
―
Он зачелся, да. Они все упали. Мы подождали очередь. В 20:15, собственно, закрылся бюллетень, закрылась форма, все голоса распечатались. Это было видно. То есть даже мы знаем, в каком округе кто упал. Ну, не кто упал, а сколько упало. И, собственно, после этого мы объединили ключи в Мосгоризбиркоме публично. Тоже мы их разъединяли публично 6-го числа. Потом 8-го так же под камеру соединили, передали их через программное обеспечение на расшифровку. И где-то в 20:25 началась расшифровка и в 20:50 она закончилась.Собственно, после этого сформировались протоколы, реестры, пошла печать расшифрованных голосов. То есть по времени произошло точно так же, как это было и на четвертом тестировании, несмотря на то, что голосов явно больше и были проблемы.
А. Плющев
―
Я вот еще по подготовке что хотел спросить. Здесь у нас, когда мы обсуждали в прошлый раз, был Григорий Бакунов, вы помните. Вот мы сейчас обсуждаем это электронное голосование меж собой. И для него стало новостью (для меня-то нет), что бюллетени в конце концов распечатываются из блокчейна. Что происходит? То есть, значит, есть у машины какие-то результаты и она по мере их поступления их распечатывает. Вот физически бюллетень падает куда, в запечатанную урну?
А. Костырко
―
Да. Их, вообще, три очереди. То есть, на самом деле, мы печатаем, чтобы быть максимально похожим на традиционные выборы и сохранить, собственно, все те этапы, которые происходят на реальном голосовании. У нас даже статистика сделана так же, как она сделана в традиционном голосовании. То есть у принтеров есть три очереди. Ну, три группы. Мы их сдублировали и на участке их стояло всего шесть. Соответственно, на каждую очередь по два принтера.Первый принтер печатает ту ситуацию, когда человек зашел в избирательный участок, открыл дверь, зашел в помещение для голосования, допустим. У нас эта статистика называется «человек зашел в личный кабинет и переходит в раздел для голосования». Это не печатается. Это отражается просто в статистике – статистика заходов. Вторая – это когда в традиционном голосовании человек садится на стульчик у комиссии и вверх ногами, как мы все, расписывается рядом со своим паспортом. Соответственно, это для нас получение авторизационной СМСки. Это отражается в статистике тоже весь день.
После того, как он получил авторизационную СМСку, он имеет право нажать «перейти на бюллетень». И здесь, собственно, получается первая печать, первая группа принтеров печатает. Избиратель, соответственно, переходит к голосованию. Это весь день. Как только получается СМСка, человек нажимает правильно код и «перейти на бюллетень». Соответственно, первая группа принтеров начинает печатать листочки. На нем печатается время.
Но по этому времени нельзя сличить, поймать человека. Это время искусственное. Оно время как бы с точки зрения упорядочивания вот этой печати между собой. И печатается номер избирателя в реестре избирателей, который видит участковая комиссия. Соответственно, это печатается весь день.
Вторая группа принтеров печатает зашифрованный голос. То есть человек попал на анонимизированный бюллетень – сделал выбор, не сделал выбор. Соответственно, печатается транзакция, зашифрованный голос. Это вторая группа принтеров.
А. Плющев
―
Как это выглядит – печатается зашифрованный голос?
А. Костырко
―
Голос шифруется в самом браузере человека. То есть вот та самая библиотека Эль-Гамаля, ключ 1024, плюс еще случайные величины, которые не просто, а как бы все сделано для безопасности. Мы берем координату точки на экране в метровых величинах, прямо вот конкретный пиксель, на который попала мышка. У каждого он свой. У каждого разрешение экрана разное. У каждого окошко развернуто по-разному. Бюллетень выходит по-разному, ну, в зависимости от устройства.Соответственно, уникальная координата на экране, куда попали мышкой, нажав слово «проголосовать», и время, которое на данный момент на компьютере. Это перемножается все. И это так называемая случайная, рандомная величина. Про это тоже писал Годри, что плохо использовать математический просто рандомизатор, используйте что-нибудь такое, что вообще. Вот мы и используем. Это, по сути дела, BioAPI браузера. Оно есть у всех.
А. Плющев
―
BioAPI.
А. Костырко
―
Ну да. Соответственно, вот этот вот код сложный – это основание для шифрования. Плюс потом сверху накладывается ключ. И все, голос зашифрован. И именно он печатается. То есть то, что у вас в браузере – это видно в нетворкинге, в самой консоли браузера для тех, кто разбирается. Можно было весь день голосования – мы эту возможность не убирали – смотреть, что транзакции получаются и летят. Собственно, вот эта транзакция, сам ее код, он и печатается на второй принтере. Все время, постоянно.
А. Плющев
―
Он распечатывает код транзакции.
А. Костырко
―
Да.
А. Плющев
―
Это какой-то набор цифр.
А. Костырко
―
Да, это 1024 цифры, буквы. Собственно, он и распечатывается. Там распечатывается еще искусственный, синтетический номер печати. Тоже опять же для упорядочивания между собой, чтобы потом можно было сравнивать при ручном пересчете. Ну потому что 1024+1024 сравнить глазами очень сложно. Для упрощения – там очень сложную процедуру МГИК придумал – мы еще печатаем синтетический номер из очереди. Это не номер бюллетеней, не номер человека, не номер голоса. Это просто в каком порядке печатались бумажки.
А. Плющев
―
Ну да. Кто-то проголосовал вторым, третьим, четвертым.
А. Костырко
―
Да. Плюс поскольку блокчейн один на весь город (в этом эксперименте был такой), база одна, соответственно, очередь печати одна на весь город, тут даже тоже не сличить, что человек проголосовал в такое время, потом – в такое, транзакции объединяются в блоки, очередь замешана. То есть понять по времени кто это невозможно никак. Соответственно, это вторая группа принтеров. Они печатают эти зашифрованные голоса. Выглядит это как вот этот синтетический номер и рядом 1024 символа. Тоже печатается время печати, печатается номер блока в блокчейне, который мы весь день транслировали. Это вторые принтеры.И третьи принтеры – это расшифрованные голоса. То есть после окончания, когда применяется закрытый ключ, который мы соединили, он печатает точно такую же табличку, синтетический номер, который был на печати зашифрованного голоса, зашифрованный голос и рядом через пробел в табличке расшифрованный голос, то есть что значит это значение, за какого конкретно кандидата проголосовали. Все.
И вот эти две печати происходят постоянно в течение дня и третья – после окончания голосования.
А. Плющев
―
Они куда деваются? Вот он выходит из принтера.
А. Костырко
―
Это урна.
А. Плющев
―
Там урна.
А. Костырко
―
Да.
А. Плющев
―
Из которой нельзя достать его.
А. Костырко
―
Да, нельзя. Урны опечатываются. Они прозрачные. Они похожи на обычные урны, которые стоят на избирательных участках. Пластиковая урна прозрачная. Сверху – печатающая голова, термолента. Там целая процедура. То есть мы показываем, что и на ленте ничего не напечатано, она чистая, белая вставляется. И урна участковой комиссией опечатывается. И только потом в присутствии членов комиссии вскрывается и переворачивается, чтобы достать листики.
А. Плющев
―
Понятно. С этим более-менее разобрались. Давайте перейдем, пожалуй, к самому эмоциональному, что было – это сбой. Во-первых, объясните, что, собственно, произошло? Что это был за сбой?
А. Костырко
―
Сразу скажу, что пока причины этого сбоя… Мы разбираемся вместе с компанией «КриптоПро».
А. Плющев
―
Поставщик оборудования.
А. Костырко
―
Да, поставщик оборудования. И сбой произошел между сетевыми компонентами, которые занимаются у нас по требованиям информационной безопасности внутри системы. То есть голос зашифровался у вас на браузере, и нам нужно его доставить до блокчейн. Соответственно, мы это доставляем через зашифрованные каналы. Они шифруются по требованиям информационной безопасности с использованием ГОСТовских алгоритмов.На самом деле, мы на этом голосовании 8-го числа впервые в стране тоже сделали некую штуку – мы зашифровали канал от пользователя до ЦОДа. То есть это вообще нигде сейчас не применяется – ни на федеральном портале, нигде. Если у вас браузер «Спутник» или браузер «Яндекс», то вы, по сути дела, находились на линии правительственной связи. Теперь вся зона mos.ru является вот таким защищенным сектором. То есть если у вас браузеры поддерживают отечественные сертификаты, то вы, по сути дела, шифруетесь не американским сертификатом, а нашим отечественным.
Собственно, это можно проверить. Там либо значок орла появляется, либо такой замочек. Нажав на него, вы увидите, что сертификат отечественный ГОСТовский.
А. Плющев
―
Мне кажется, многих наших слушателей это скорее насторожит.
А. Костырко
―
Нет, на самом деле, у нас было очень много критики: «Как вы это делаете? Windows американский, браузер американский. Вы отправляете голоса. В общем, мы хакнули Трампа, Трамп хакнул нас. В общем, что-то будет нехорошее». На самом деле, это нормальная история. Она только увеличивает безопасность. Это шифруется сам канал. Ваши сообщения никто не трогает. Это делается для того, чтобы никто не смог заниматься там фишингом, подставлять вам какую-то не ту страничку, в вашу транзакцию кого-то дописывать и так далее.То есть, на самом деле, это нормальная процедура. И она достаточно серьезно повышает безопасность. И точно так же сделано внутри самой системы при передаче голоса, поступившего с бюллетеня, блокчейна. Точно так же шифруются каналы. Шифруются они тоже вот этим оборудованием.
Произошел разрыва сетевой связанности между этими компонентами. Вот мы сейчас технически разбираемся почему. На самом деле, с одной стороны, понятно, что это произошло в день голосования и это плохо. Но мы, на самом деле, были к этому готовы, потому что на третьем тестировании и на четвертом тестировании мы прямо впрямую показывали, как это может происходить.
То есть у нас третье тестирование все состояло из искусственных сбоев. Мы отключали электричество на избирательном участке. То есть у нас было помещение, там точно такие же стоят принтеры, стоят экраны. Мы брали и выключали электричество и интернет, то есть вот что-то произошло, и показывали, что ничего страшного нет, вот идет транзакция в блокчейне. Вот включили свет и электричество через полчаса. Вот голоса, которые были в блокчейне.
Вот сейчас они должны появиться у вас в статистике и распечататься на принтере. Все произошло нормально. Потом мы говорим: «Вот у вас происходит разрыва сетевой связанности. Что-то внутри в системе сбойнуло, нарушилось. Люди, соответственно, получили завешенную форму, не могут зайти. Кто-то в очереди скопился, кто-то пытается в бюллетень проголосовать. Вот смотрите, вот здесь их столько, столько, столько».
Это все на живом голосовании. Люди этого даже не понимали. Мы это показывали экспертам, мы показывали комиссии. Потом восстановили сетевую связанность – и все голоса дошли в очереди, все распечаталось, все было нормально. К сожалению, это произошло в день голосования. Мы специально это не планировали.
А. Плющев
―
Но, смотрите, насколько я понял, во вторник были некоторые разборки между вами и поставщиком оборудования.
А. Костырко
―
Мы их перевели в техническую плоскость. Собственно, мы опубликовали общее заявление. И у нас на сайте на ДИТе появилось, и в «КриптоПро» появилось, что мы технически разбираемся.
А. Плющев
―
Классно, что вы договорились. Но мне хотелось бы знать, на самом деле если эта проблема связана с оборудованием…
А. Костырко
―
Это ранее не зарегистрированная проблема. Понимаете в чем дело, это оборудование, эта схема стояла, во-первых, все голосования, все тесты.
А. Плющев
―
Вы только что сказали, что вы оттестировали.
А. Костырко
―
Да, да, да, правильно.
А. Плющев
―
И даже все смоделировали.
А. Костырко
―
Правильно. Поэтому я и говорю, что вот эта схема работала все публичные тесты, все четыре. Она работала с начала дня, с 8-ми утра. Собственно, все было хорошо. Потому что вот этот сбой, который произошел, он ранее ни производителем, ни нами никак даже не предполагался. Это что-то новое. Поэтому мы вот сейчас пытаемся технически разобраться, в чем причина.
А. Плющев
―
И его невозможно было предугадать на тестах и оттестировать?
А. Костырко
―
Да. Мы тестировали только случаи, если что-то произойдет – вот полностью разрыв сетевой связанности между компонентами системы. Вот это мы показали.
А. Плющев
―
Да. А произошло что?
А. Костырко
―
Ну, по сути дела, это и произошло.
А. Плющев
―
Так вы же тестировали.
А. Костырко
―
Смотрите, мы тестировали… Поэтому мы и восстановились, потому что мы заранее были к этому готовы.
А. Плющев
―
Да. Но я так понимаю, что система, которая работает, она должна именно работать, она должна не прерываться в своей работе. То, что вы восстановились, тоже здорово. Но предполагалось-то несколько иное.
А. Костырко
―
Я привожу пример такой. Вот едете на машине и поймали шуруп в колесо.
А. Плющев
―
Так.
А. Костырко
―
Вот не надо ругать производителей шин или производителя машины. Такое бывает.
А. Плющев
―
Шурупов производителей.
А. Костырко
―
Вот что произошло с шурупом или с колесом мы сейчас пытаемся понять.
А. Плющев
―
Да. Но мне все равно это не очень понятно. Я понимаю, что у вас были сроки. Я понимаю, что над довлело начальство. И, вообще, проект этот политический, прямо скажем. А вы человек технический. И, вообще, люди вы все технические. И я очень хорошо понимаю, что вас в этом смысле торопили и подгоняли. И, возможно, будь у вас больше времени, например, год или два, извините, что, возможно, издевательски звучит, у вас было сильно меньше времени, то система была бы гораздо отработанной.
А. Костырко
―
Ну, без сомнения, да. Только мы понимаем, что сейчас рост технологий такой, что через год и через два я уже не думаю, что, вообще, она была бы такой. Сейчас зато с учетом сжатых сроков и действительно высокой ответственности мы в этой системе предусмотрели очень много, заложились на будущее функционала, который сейчас чисто нормативно использовать невозможно. Это тоже хорошо, потому что понятно, куда развивать теперь и нормативку, если законодатель это позволит, и, собственно, куда развивать технику.Например, мы уже сейчас технически можем давать переголосовывать полностью тайно и анонимно, можем возвращать бюллетени. И это тоже будет полностью тайно и анонимно. То есть такой функционал есть. Можем человеку показывать транзакцию, можем по итогам ее предоставлять расшифрованной. Но это упирается в огромное количество нормативных и организационных моментов. Мифический работодатель, про которого вы тоже говорили в прошлое интервью.
А. Плющев
―
Да.
А. Костырко
―
Соответственно, нужно предусмотреть механизмы защиты самого избирателя от этого. То есть мы сейчас понимаем, как это сделать. И оно даже на текущем уровне технологий позволяет это сделать. Но нужно подготовиться нормативно и организационно.
А. Плющев
―
Я хотел бы, просто, для слушателей прояснить свою позицию Мне действительно кажется, что электронное голосование могло быть использовано для вброса голосов. Но мне кажется, что оно произошло не во время сбоя, что это действительно был технический сбой, что оно произошло не во время, я не знаю, стоял мифический работодатель где-то за спиной или еще что-то, не во время взлома, не во время пересчета голосов, не во время распечатки, о которой тоже рассказывал Артем. Мне кажется, что как раз с технической точки зрения так или иначе мы тут скорее не придеремся. Хотя мы про техническую сторону еще поговорим.Я думаю, что история там такая. Поскольку это госуслуги, если у вас есть какая-то возможность (а мы понимаем, что, наверное, у исполнительной власти так или иначе есть какая-то возможность) создать лишние аккаунты на госуслугах или ими на какое-то время завладеть так или иначе, попросить, купить, отнять и так далее, вы получаете какой-то небольшой такой запас голосов, которым вы можете распоряжаться по своему усмотрению. Есть какое-нибудь возражение против такого?
А. Костырко
―
Очень простой вопрос – очень простой ответ. На самом деле, вот эти все страхи тоже с самого начала адресовались к нам. Мы сделали первый раз в избирательной системе – мы телефоны людей, которые зарегистрировались, отдавали избирательной комиссии. И за несколько дней до вот я сам на этом присутствовал, потому что я объезжал все электронные участки, которые готовились, беседовал с каждым из членов комиссии, потому что им тоже нужно объяснять, как это работает, какие вопросы. То есть все то же самое, что мы проговариваем, только отдельно с ними.И там был представитель «Коммунистической партии», который просто сел, взял телефоны и начал весь день с 8 утра (или с 9 утра) начал обзванивать людей. То есть он обзвонил несколько десятков человек абсолютно в разнобой. То есть он сверял их, есть ли они в реестре избирателей, есть ли они у нас в системе, какой телефон. Задавал им вопросы: «Вы действительно записывались на голосование? Вы сами это сделали? Никто над вами не довлел? Что вы думаете? Все ли вам понятно? Нормально? Какие вопросы?».
И, на самом деле, это было очень корректно. Ну вот он за день под запись обзвонил несколько десятков человек. То же самое было в каждом из других округов. Может быть, нам так повезло, может быть, всем нам так повезло – никаких даже малейших намеков на то, что это было нечестно сделано, не было. Это первое.
Второе. Мы сейчас готовим отчет по поводу того, кто же все-таки наш электронный избиратель. Он, разумеется, статистический, то есть обезличенный, все. Там пол, возраст, в какое время голосовали и так далее, и так далее. Но мы уже предварительно посмотрели – это, на самом деле, лояльные к электронным сервисам граждане. То есть они пользуются электронными услугами. Это реальные люди. То есть они записываются к врачу, ходят дети в школу – они смотрят дневник и так далее. То есть это, на самом деле, легко проверить.
И, в принципе, в будущем, мы тоже про это говорим, нужно делать какую-то статистику. Ну, видимо, немножко другую относительно традиционной избирательной системы, чтобы можно было анализировать вот этот вот реестр еще и до. Ну, то есть, если человек, его единственной государственной услугой, как нам вчера вот на рабочей группе сказали, является голосование. Это, наверное, подозрительно. Нужно его спрашивать. Может быть, он сам захотел с этого начать.
А. Плющев
―
До голосования нужно три раза записаться к врачу, чтобы тебя допустили до электронного голосования.
А. Костырко
―
Ну, это, конечно, да, смешно.
А. Плющев
―
Например. Оформить машину, поставить на учет. Что там еще? Загранпаспорт.
А. Костырко
―
В Москве, понимаете, 1 миллиард 200 миллионов электронных сервисов потреблено жителями.
А. Плющев
―
Сколько?
А. Костырко
―
1 миллиард 200 миллионов электронных сервисов было результативно предоставлено жителям Москвы с момента того, как мы начали этим усиленно заниматься.
А. Плющев
―
Это сколько лет?
А. Костырко
―
Ну, мы начали активно с 2011-го года. Соответственно, это такая значимая цифра. Ну и понятно дело, что все большее и большее развитие идет в сторону электронных сервисов. Соответственно, если человек в городе вообще ничего не потребляет кроме голосования, наверное, это…
А. Плющев
―
Маньяк.
А. Костырко
―
Ну, может быть, маньяк избиратель, да.
А. Плющев
―
Все время говорили, что у маньяков как правило нет аккаунтов в соцсетях. Или какие-то они совсем закрытые. Так что, не пользуешься госуслугами – ты уже на подозрении, не пустят тебя к голосованию. Вернемся к сбоям. Я не буду скрывать, что консультировался перед нашей сегодняшней передачей с разными совсем людьми – с теми, которые там принимали участие, наблюдали и даже избирались.Вот я говорил с Романом Юнеманом, собственно, главным, наверное, пострадавшим от электронного голосования, одним из кандидатов. И многие так или иначе задают вот какой вопрос. Вы, конечно, человек технический и, возможно, даже, как сейчас модно говорить, не знали о выборах мэра. Это нормально совершенно. Но тем не менее есть ли у вас какое-то объяснение, может, чисто человеческое, почему на электронных участках вдвое больше поданных голосов за тех, кто шел от мэрии, примерно вдвое, чем на других участках обычных?
А. Костырко
―
Ну, если честно, я в курсе, когда выборы мэра. Но я не в курсе, кто депутат и от кого избирается. Это правда. То есть ни я, ни ребята из команды не особо. Честно. Но объяснение у нас такое. Тоже вчера это обсуждали на технической рабочей группе.Первое. Роман действительно в соцсетях говорил, что он не верит в электронное голосование и не рекомендовал своим сторонникам туда идти. Это первое объяснение.
А. Плющев
―
Да. У меня есть на него возражение.
А. Костырко
―
Второе объяснение. Если взять просто процентаж и посмотреть, вот если мы говорим про Романа, сколько процентов от общего числа голосов получил выигравший кандидат в этом округе, так вот в 30-м округе выигравший кандидат получил на 10% меньше от общего числа, чем, допустим, в первом. Ну, то есть там разница такая: 49% с небольшим – это в 1-м округе и у Романа – 40% получил выигравший кандидат. То есть не все так однозначно.
А. Плющев
―
Не понял. О чем свидетельствуют эти проценты? Поясните.
А. Костырко
―
Ну, конкуренция на 30-м округе была выше, чем на 1-м и 10-м среди электронных избирателей, скажем так.
А. Плющев
―
Так, хорошо. Все, понял теперь.
А. Костырко
―
И третий момент. Все-таки электронные избиратели, как я уже говорил, это скорее лояльные электронным сервисам, которые продвигаются городом, граждане. Соответственно, наверное, теоретически можно предположить, что они, собственно, и голосуют лояльно.
А. Плющев
―
То есть мы можем себе предположить, что электронное голосование, таким образом, в интересах города, потому что в нем охотнее участвуют те, кто так или иначе поддерживают городские власти в силу, может быть, очень удобных госуслуг.
А. Костырко
―
Может быть, и так. Я не знаю, что здесь причина и что здесь следствие. Но вот на вопрос такой, почему меньше проголосовали за него и больше проголосовали за провластного кандидата, скорее всего, объяснение может быть еще и таким.
А. Плющев
―
Это очень интересно объяснение. Я с таким, кстати, не сталкивался. Но уж разбираться так разбираться. Вы сказали, что Юнеман призывал голосовать не на электронных участках, а на обычных. И он подтвердил нам это в интервью. Да, действительно это так. Он сказал, что если только вы уезжаете куда-то или еще что-то, вот тогда имеет смысл голосовать там, а так, поскольку это эксперимент, не проверено, с вашим голосом может все что угодно случиться, лучше голосуйте…И это классное объяснение было бы, если бы не второй кандидат. Вот на любом другом округе было бы все здорово. Вот такое объяснение меня лично абсолютно бы устраивало. Но там еще был кандидат Жуковский. И вот что, Жуковский точно так же выступил, призывал не голосовать на электронных участках? Я объясню для наших слушателей.
Дело в том, что Юнеман и Жуковский на всех участках получили примерно одинаковое количество голосов плюс-минус. У них там у всех плюс-минус где-то одинаковое. Так произошло и на электронном участке. Но говорят, что Юнеман агитировал, за него должно было быть меньше. А пришли и проголосовали за них столько же, сколько за Жуковского. Это чем мы объясним? Тогда за Жуковского должно было быть больше, сильно больше.
А. Костырко
―
Ну, насколько я знаю, если виноват, сразу поправьте, Жуковский – он же «Коммунистическая партия»?
А. Плющев
―
Да.
А. Костырко
―
«Коммунистическая партия», например, в лице товарища Рашкина в Верховный суд подавала на электронного голосование. Наверное, у нее мобилизация такая же, как у сторонников Юнемана. И, соответственно, тут ровно точно такая же причина. Коммунисты до последнего момента заявляли. Сейчас выходят в соцсетях статьи именно по поводу того, что электронное голосование – зло, именно от коммунистов.
А. Плющев
―
Но надо сказать, что господин Жуковский очень молодой человек. И он даже не член «Компартии».
А. Костырко
―
Да. И он к нам приходил ночью на ручной пересчет. Собственно, мы провели ручной пересчет. В 30-м округе он был полный, по полной технологии МГИКа. Были наблюдатели и от Романа Юнемана, приходил сам Жуковский. Собственно, все это было видно. То есть не знаю, чем объяснить, почему так. Но то, что они равное количество голосов получили, как и на остальных участках, это да, это так.
А. Плющев
―
Вот. И еще спрашивают, почему на двух из трех участков был одинаковый процент голосов до десятой за провластного кандидата? Я тут, кстати, ничего удивительного не вижу, потому что, на мой-то взгляд, это очевидное совпадение. Ну, кому-то оно бросается в глаза.
А. Костырко
―
Не-не, там не за провластного, там просто всего бюллетеней.
А. Плющев
―
Всего, да. Прошу прощения.
А. Костырко
―
Ну, мы просто шутим и говорим, что еще и цифры арабские – это очень странно. Ну, математический казус. Там же разное количество проголосовавших, разное количество тех, кто мог проголосовать. Так совпало.
А. Плющев
―
У нас, просто, был прецедент, вот в чем дело. Возможно, вам просто не повезло в этом смысле. Не повезло со сбоем, не повезло с этим.
А. Костырко
―
Там и третий процент примерно такой же.
А. Плющев
―
Да, похожий.
А. Костырко
―
Понимаете, там равное количество везде примерно. Там 91-92% явка и 85-86%.
А. Плющев
―
Не, я к тому, что был прецедент в Саратовской области, кажется. Там на участках был одинаковый процент в свое время. И над этим очень сильно смеялись. Ну, правда, как это часто бывает, никто ничего не доказал. Почему убрали проверку своего голоса? Поскольку раньше у избирателя была такая возможность.
А. Костырко
―
Да, мы ее показывали все тестирования. И предзапускное тестирование тоже экспертам показывали. Но, к сожалению, вот я говорю, ни нормативка, ни организационные механизмы к этому не готовы. Потому что если мы это оставляем, то, соответственно, тот самый мифический работодатель может собрать коды транзакций и сказать: «Дорогой мой, не надо мне фотографировать твою галочку на экране. Дай мне свою транзакцию, и я в конце дня сам посмотрю, что ты там наголосовал». Поэтому это механизм защиты избирателей. Когда мы организационно и нормативно подготовимся – эта функция работает, она есть – можно будет ее использовать.
А. Плющев
―
А что, как-то эта опасность отпадет того, что работодатель мифический?
А. Костырко
―
Мы предлагали разные механизмы. Нам тоже про это говорили. Смотрите, мы показываем эту транзакцию на экране компьютера человека. Опять же мифический работодатель, мифический системный администратор…
А. Плющев
―
Может подглядеть.
А. Костырко
―
Может подглядеть, да. Это раз. Вторая история. мы предлагали это публиковать на сайте МГИКа вообще отвлеченно. То есть транслировать сразу из браузера человека куда-то на сайт Мосгоризбиркома, чтобы никто не нашел и человек мог сфотать любую транзакцию и сказать, что это она его. Но опять же до конца голосования это непонятно же, за кого голос подан. Он может сфотать и там будет не то. Он же тоже не знает, за кого какой голос. Соответственно, вот пока нужно придумать вариант. И, собственно, этот механизм доступен, все тестирования он работал. И мы это показывали.
А. Плющев
―
Вообще, в принципе, какие инструменты контроля были у наблюдателей на электронном участке? Что они могли видеть, что могли проверить?
А. Костырко
―
Мы транслировали собственно ноду наблюдателя. Она теперь стала достаточно продвинутой. Это прям вот транзакция самого блокчейна. Мы их еще разобрали. Там появились разные типы – проверка доступа в реестр, проверка бюллетеня, запись бюллетеня, выдача бюллетеня. То есть все эти транзакции с предыдущим значением в цепочке, последующим, адресами реестров. То есть для тех, кто, в принципе, немножко математикой увлекается и про блокчейн знает, это была полноценная информация, которая показывала, что происходит в реальности в системе, то есть это полный доступ.Потом была еще наша традиционная статистика из четырех столбиков с процентажом принявших участие в выборах, в голосовании. И на mos.ru мы то же самое транслировали – общую сводную статистику – в режиме реального времени. Там единственное, что на участках и в Общественном штабе она обновлялась раз в 15 минут и некоторые показатели – раз в 5 минут, а на mos.ru обновлялась раз в полчаса. Но, в принципе, все то же самое.
А. Плющев
―
Вы сказали, что голоса, которые там стояли в очереди, когда был сбой, они потом все были учтены и так далее. Однако, мне пишут, что это не совсем так. Вот что мне написали: «В Положении об электронном голосовании есть процедура выдачи бюллетеня, которая предусматривает введение кода, полученного по СМС, для открытия на экране бюллетеня для голосования.В результате сбоя у сотен избирателей, которые правильно ввели код СМС, бюллетень не загрузился, однако в электронном списке избирателей была проставлена отметка о выдаче бюллетеня, после чего фактически голос избирателя сгорел. Для того, чтобы восстановить возможность таким избирателям заново ввести СМС и получить бюллетень, сотрудники ДИТ вернули в личных кабинетах первоначальное состояние, при котором бюллетень не считался бы полученным. Но в списках избирателей отметки о получении уже были проставлены». Это предыстория. Так вот вопрос. Судя по всему, так и было. Верно? Ничего не наврал?
А. Костырко
―
Немножко не так. То есть в реальности это выглядело каким образом? Вы нажали «перейти на страничку» и у вас loading.
А. Плющев
―
Да. Зависла.
А. Костырко
―
Да, она зависла и крутилась, крутилась, крутилась. То есть, на самом деле, мы не вернули бюллетень, мы не выдали новый бюллетень. Это его бюллетень, который просто был ему потом доставлен. И, собственно, то, чем мы занимались после этого сбоя: мы обзванивали, писали СМС, пуши, всплывашки всем гражданам, чтобы они туда обратно зашли и закончили свое голосование.
А. Плющев
―
Предусмотрено ли это каким-либо законом или положением о дистанционном голосовании?
А. Костырко
―
Такой случай не предусмотрен. Собственно, это эксперимент и очевидно, что все предусмотреть нельзя. Мы как раз с Мосгоризбиркомом будем предлагать изменения в законодательство, которые в том числе оговорят порядок действий в случае каких-то технических сбоев.
А. Плющев
―
Можно ли в этой ситуации говорить о том, что введение правильного кода СМС дважды может быть истрактовано как двойное голосование?
А. Костырко
―
Нет. Потому что это точно так же, как вы сели и просто расписались два раза в книге. Вы все равно бюллетень получите один. Это не двойное голосование. Ну и плюс еще же нужно перейти, нажать кнопочку «получить бюллетень» и его получить. И здесь нас, собственно, защищает механизм однозначного объективного учета. Мы его сделали еще после второго голосования, которое было с бездомными, когда были обращения, что «вот у меня есть проблема с загрузкой», связанные с браузерами и с чем угодно.Соответственно, мы сделали вот этот механизм объективного контроля. Здесь нет никакого двойного голосования. Мы его тоже показывали. Он опубликован в коде, выложенном на GitHub. Собственно, мы точно понимаем, когда бюллетень нормально загружен, когда – нет.
А. Плющев
―
Вернемся к оборудованию, которое сбоило. Компания-разработчик оборудования заявила об использовании софта и техники с нарушением правил эксплуатации. И там еще шла речь о том, что были нарушены требования ФСБ. Не поясните ли вы?
А. Костырко
―
Мы опубликовали единое заявление, что разбираемся технически. Информационные войны никому не нужны. Потому что они реагировали на сообщение. Понятно дело, у них коммерческая компания. И то, что прозвучало, что оборудование «КриптоПро» вышло из строя, наверное, очень плохо скажется на хозяйственной деятельности. Соответственно, мы разбираемся. И вот эти все заявления по поводу требований, не требований. Понимаете, если бы мы не выполняли требования ФСБ, мы бы в принципе электронное голосование провести бы не смогли.
А. Плющев
―
Значит ли это, что все требования ФСБ были выполнены во время эксперимента 8-го числа?
А. Костырко
―
Мы постарались максимально все требования выполнить. Более того, мы их даже перевыполнили вот с учетом того, что шифруем канал от пользователя до ЦОДа.
А. Плющев
―
Ну, постарались выполнить и выполнили – это разные вещи.
А. Костырко
―
Ну, понимаете, я же не могу за специальную службу отвечать, все ли нормально я сделал. Я просто говорю, что, с моей точки зрения, сделано все.
А. Плющев
―
Хорошо. Хотел еще спросить вот о чем. Что позволяет голосующему и наблюдателям убедиться, что галочка в личном кабинете соответствует ровно такому же голосу в блокчейне? Вроде бы, была такая возможность раньше.
А. Костырко
―
Ну вот мы про нее и говорили, да. То есть это возможность именно увидеть свою транзакцию внутри блокчейна.
А. Плющев
―
То есть это уже голосование.
А. Костырко
―
Да.
А. Плющев
―
То есть она есть, но ее пока не применяют, а, возможно, будут применять.
А. Костырко
―
Да. Мы на тестах ее демонстрировали. Собственно, сейчас у нас просто было написано: «Спасибо, ваш голос учтен». Раньше мы писали: «Спасибо, ваш голос учтен. Ваша транзакция, номер блокчейн смотрите».
А. Плющев
―
Да. Но тем не менее, как я понимаю, система получилась более закрытой в принципе, чем при обычном голосовании. Нет?
А. Костырко
―
Нет. Точно не более закрытой. Скорее чуть более открытой.
А. Плющев
―
Ну, потому что, смотрите, избиратели не могут проверить свои голоса.
А. Костырко
―
И в реальном голосование вы не можете проверить.
А. Плющев
―
Там наблюдатели могут проверить.
А. Костырко
―
Здесь наблюдатели тоже могут проверять голоса.
А. Плющев
―
Каким образом? Еще раз поясните.
А. Костырко
―
Ну, смотрите, в общем, во-первых, сохранена вся процедура, которая есть в реальном голосовании. То есть мы еще фиксируем и то, что избиратель, поскольку он удаленный, вот он пришел на участок. Кроме статистики и записи в блокчейне, есть еще распечатка (это тоже публично). Соответственно, это гораздо больше возможностей. Это, конечно, труднее.Но для ручного пересчета не просто читаются галочки, проставленные в окошке рядом с кандидатом, но еще и, соответственно, сверяется с количеством того, что записано в базу, то, что выведено на экран, то, транслировалось весь день. Соответственно, возможностей для проверки… Если вот в традиционном голосовании говорят, где-то можно вбросить бюллетени, то здесь это просто физически невозможно, потому что нужно вбросить одновременно в базу, в принтер и еще в статистику, и это должно сойтись.
А. Плющев
―
Да. Но еще есть же СМС. Вот эта штука по СМС. Мы можем быть уверены, что за компьютером в тот момент находится именно тот человек, о котором идет речь? И, вообще, я слышал, что банки отменяют верификацию транзакции по СМС потихоньку.
А. Костырко
―
Нет, банки просто переходят… Будущее за биометрией. Скорее всего, мы в течение ближайших 2-3 лет увидим бум биометрических паролей, биометрической сверки. И, на самом деле, это правильно. Ну, мы так считаем с технической точки зрения. Соответственно, в дальнейшем, скорее всего, СМС если будет отходить как дополнительный фактор авторизации, то на его место будет приходить биометрия. То же самое.Там тоже есть технические проблемы, потому что лайфнесс пока победить никто не смог. То есть искусственное лицо, миниатюра лица на 3D-принтере. То есть там тоже есть много разных способов обмануть систему. Ну вот этим надо заниматься, потому что в конечном счете именно это – то, что человек носит с собой всегда: палец, лицо и голос.
А. Плющев
―
То есть мы как бы должны поверить вам на слово, что проголосовали именно те люди.
А. Костырко
―
Номера телефонов проголосовавших людей точно так же доступные комиссии, точно так же выборочная проверка. То есть это нормальный механизм. И на всех тестах, вот когда мы этот механизм сделали и показали, вот Григорий Мельконьянц сам звонил, и на других тестах тоже звонили и спрашивали, действительно ли это вы.
А. Плющев
―
Ну, я понимаю, как легко обойти. Вот если бы я был жуликом, я бы обошел следующим образом. У меня какой-то жульнический склад ума, видимо. Не тем я чем-то занимаюсь в жизни. Смотрите, у вас есть пул адресов и телефонов. Он большой. Он действительно огромный. И у вас есть 10% или 20% тех, с помощью которых вы будете манипулировать выборами, а 80% - нет. Из этих 80% вы выдаете сколько хочешь адресов на тесты. Вот сколько хочешь. Любые.
А. Костырко
―
Мы 100% выдали, понимаете. А блокчейн так устроен, что, в принципе, нарушение любого элемента в цепочке ставит под сомнение всю цепочку.
А. Плющев
―
Но это же не тот блокчейн, который, извините, про криптовалюты…
А. Костырко
―
Ой.
А. Плющев
―
Да. Он не у всех участников. Его видят не все участники, его видит только организатор.
А. Костырко
―
Нет, его видят все, кто имеет доступ к ноде. И, собственно, он наблюдаем в реальном времени. Тут разница только в том, что мы саму запись в этот блокчейн не разрешаем всем участникам. То есть это ваш голос. Мы его доставляем и записываем. Но записываем централизованно. Просто, физическим ограничением блокчейна – это тоже новая технология – является то, что если появляется некая нода (сервер, производящий запись) с количеством голосов больших, чем записано сюда, то она становится главной (мастернодой). Соответственно, там можно применять различные протоколы, верить этой ноде, не верить, доверие всех участников, все остальное.Но мы сознательно от этого отказались. Во-первых, действительно там меньше трех месяцев на разработку – это раз. А второе – на данный момент не существует нормальной защиты от угрозы так называемой 51. То есть если 51% голосов у какой-то ноды формируется, то она становится главной, записывающей. В этом случае любой спамер становится так себе президентом.
А. Плющев
―
Поясните. Я не понял. Я боюсь, что и наши слушатели сейчас далеко не все поняли.
А. Костырко
―
Блокчейн так устроен, что если опубликовано правило (а мы опубликовали смарт-контракт, выложили его логику записи, все как бы видно), то если формируется некая нода, то есть средство записи, кусочек блокчейна, и в нем в один момент времени получается голосов на 51% относительно общего объема голосов во всем блокчейне.Ну вот у нас 11 тысяч человек записано. Соответственно, появляется сервер, в котором 6501 голос. Все. После этого он может начинать писать голоса сам, и все будут сверяться с ним. То есть мы берем, просто ставим и начинается спам. Поэтому открытый блокчейн с точки зрения голосования – скорее всего, это в ближайшем будущем невозможная история.
А. Плющев
―
Это проблема открытого, да. Еще вас обвиняли в том, что вы не раскрыли полный код системы интернет-голосования. Соответственно, независимого аудита он не прошел. Как пишет «Медуза»: «Де-факто никто, кроме разработчиков, не знает наверняка, как она работает».
А. Костырко
―
Ну, не согласен. Потому что мы раскрыли все, что реально работает именно на электронное голосование. То есть все те элементы, которые имеют возможность записи, изменения и так далее, они все раскрыты. То есть код блокчейна, транзакции, ключи и все остальное опубликовано. Код формы записи, код бюллетеня, код анонимайзера опубликованы. Мы не опубликовали, извините, код mos.ru как портала.Ну, опять же с точки зрения даже техники мы опубликуем код портала, и от этого ничего не изменится. Манипуляция внутри портала ни с голосом, ни с голосующим в принципе невозможна. Ну, как бы это зараняя запись, это отдельный реестр, проверенный МГИКом и ЦИКом, это выданные авторизационный токены и, соответственно, все. Причем здесь код портала? Это единственное, что мы не опубликовали. А, извините, публиковать сетевую информацию, то есть ip-адреса серверов, часть из которых вещает в интернет, потому что часть – это общая инфраструктура, это просто опасно.
А. Плющев
―
Допустим, если вообще всю политику отринуть. Просто, я сейчас обращусь к вам как к техническому специалисту, как к человеку, который хорошо во всем этом понимает. У вас есть техника, от которой зависит во многом развитие страны. Ну, как это, может быть, ни высокопарно будет сказано, какая-то ситуация в стране… Это серьезная штука на самом деле. Не лучше было дать какой-то большой срок вот сейчас после эксперимента…Короче, вот вы по результатам эксперимента скажете: «Надо вводить немедленно» или «Давайте ее доработаем для того, чтобы потом как-то постепенно ее ввести». Может быть, какое-то большое опять же общественное обсуждение и так далее. Ваше резюме по итогам вот этого эксперимента.
А. Костырко
―
Ну, мое резюме, опять же, если говорить про технику, то вот ДИТ в структуре Правительства Москвы такая организация, которая привыкла решать задачи, находящиеся где-то за границей. Поэтому я бы, на самом деле, рекомендовал сейчас, поскольку у нас есть некое «окно» до следующих электоральных циклов, то с нашей стороны, если будет такое ТЗ, мы бы, на самом деле, попробовали бы как раз все новые механизмы – биометрия, блокчейн, возврат бюллетеней и так далее; соответственно, довести до ума новые функции, то есть присоединить их к текущему алгоритму.А вот вопрос промышленной доработки, этого всего распространения – это не в нашей компетенции. И, скорее всего, если это касается, как вы говорите, общестрановых задач, то ДИТ – все-таки это орган власти одного из субъектов.
А. Плющев
―
Вот я о чем говорю, что получается, что если этот эксперимент будет распространяться на всю страну, техническим его сопровождением и ответственным будете уже не вы.
А. Костырко
―
Конечно нет. Поэтому нам интересно заниматься новыми сложными задачами. И, соответственно, Москва – хорошая экспериментальная площадка для тестирования всего нового. И, собственно, мне кажется, это максимально эффективно. Потому что здесь, собственно, и очень большое разнообразие жизненных ситуаций и всяких условий, и ресурсы есть, и люди есть, которые готовы такие задачи решать.
А. Плющев
―
Если бы вы заранее знали, что ваш эксперимент вызовет такие споры, особенно конкретно в 30-м округе, что бы вы поменяли и поменяли бы что-нибудь до запуска голосования? Была ли та соломка, которую можно подстелить? Задним умом.
А. Костырко
―
Соломка только в том, что нужно лучше объяснять и лучше рассказывать людям о тех сложностях, которые будут. Вот это реально бы я усилил и улучшил. Ну, это технический проект, инженерная задача. Когда ты ее решаешь, самое основное – там не хватает времени скорее не на основную задачу, не хватает времени на объяснение. Соломка именно в этом плане. Если бы мы лучше объясняли, лучше рассказывали членам комиссии, готовили их, готовили бы граждан, наверное, было бы проще даже на уровне технического сбоя. Один человек позвонил на радио и сказал: «Да, наверное, все было. Но я проспал ваши сбои».
А. Плющев
―
Это в каком смысле?
А. Костырко
―
Ну, он говорит просто: «Я поздно проснулся и проголосовал. Я сбоев не заметил».
А. Плющев
―
А, сбоев не заметил. Ну, тоже нормально.
А. Костырко
―
А другой человек позвонил и сказал: «Я проголосовал в 9 утра еще до всех ваших сбоев. Но вижу, что в сети пишут, что у вас все сломалось. Что же вы такие идиоты? У вас сломалось, поэтому я жалобу написал».
А. Плющев
―
Ну да. С другой стороны, можно понять, наверное, людей. Мы сравнивали, когда говорили с Романом Юнеманом, это с такой ситуацией, когда ты приходишь на участок, причем уже с бюллетенем, а он закрыт. И тебе приходится под дверь просовывать или на двери пришпилил. Не знаешь, зачтут там твой бюллетень, не зачтут. Ну вот вы говорите, что зачтут. Опять же остается верить, не верить, наблюдатели там посмотрели, не посмотрели. Я понимаю, они тоже не очень довольны. И вот эта ситуация, я так понимаю, людей очень обескуражила.
А. Костырко
―
Ну, 92% явка. Ну, честно.
А. Плющев
―
Тут я, кстати, не удивлен абсолютно. Многие говорят, что это очень странно, так не бывает. Но идти-то никуда не надо. Если ты зарегистрировался…
А. Костырко
―
Вот именно. Мы же сейчас находимся в парадигме старой. То есть 12 часов на голосование, открытые участки, комиссия по графику сидит и все остальное. А на самом деле это твое голосование. И ты просто проголосуй и все. На самом деле, вот то, что в Эстонии можно голосовать неделю до голосования – это тоже нужно на этот опыт посмотреть. И в Швейцарии, я знаю, такая тоже есть.То есть нет истории, что ты голосуешь в один момент. Если голос зашифрован, если расшифровка будет только после, то, на самом деле, можно это все растянуть во времени и сделать более комфортным, потому что это действительно твое голосование, оно всегда с тобой в кармане или на экране ноутбука.
А. Плющев
―
Наверное, последний вопрос. Он касается тоже оборудования, но уже не столько сбоя, а сколько вообще. Вот вы говорили про подозрительность в отношении Windows со стороны некоторых ваших критиков. Вообще, целиком, от начала и до конца, совсем можно ли говорить, что на отечественном оборудовании, на отечественных технологиях, отечественном софте все это работает?
А. Костырко
―
Конечно, устройство пользователя…
А. Плющев
―
Не-не, это не считается. У нас свободная страна.
А. Костырко
―
Программное обеспечение – да, разработчики – да. Но опять же «железо», сервера, процессоры – понятное дело, что они все используются те, как и во всем остальном мире. Микроэлектронная база у нас пока только создается.
А. Плющев
―
Артем Костырко, заместитель руководителя Департамента информационных технологий города Москвы, человек, ответственный за электронное голосование, сегодня был в программе «Точка». Большое спасибо! До свидания!
А. Костырко
―
Спасибо!