Послесловие к выставке Валентина Серова в Третьяковской галерее - Иван Шаховской - Непрошедшее время - 2016-01-31
31.01.2016
Послесловие к выставке Валентина Серова в Третьяковской галерее - Иван Шаховской - Непрошедшее время - 2016-01-31
Скачать
Летом. 1895. Фрагмент
Девушка, освещенная солнцем. 1888
Майя Пешкова
―
Это модное нынче слово – «финисаж». Сегодня завершается монографическая выставка Серова на Крымском Валу. Нет, не буду говорить об очередях в Третьяковскую галерею. Конечно, хотелось бы рассказать о замечательном выставочном каталоге. Кому он не достался, могли приобрести специальный выпуск альманаха «Галерея». Хотелось рассказать и о детских портретах, и о портретах женщин. Еще кипят эмоции в душе. Надо бы дать им остыть. Решила вспомнить летний день, когда приехала вместе с участниками Национального союза библиофилов в Домотканово, что под Тверью. Вот и встретилась нынче специально с художником Иваном Шаховским, правнуком друга Серова, Владимира фон Дервиза. Благодаря Серову и было приобретено это имение.
Иван Шаховской
―
Мой прадед, он учился вместе с Серовым. Владимир Дмитриевич фон Дервиз, он учился вместе с Серовым, Врубелем в Академии у Чистякова. И вот они втроем дружили. И стали приходить вместе с Серовым к его двоюродным сестрам, к его тетушке, которой он был как родной сын, потому что в детстве, ну, почти все время он проводил, в общем, в этой семье, поскольку его мать была больше не домашним человеком, а общественным деятелем. Это известно. Она была и композитор, и организатор народных хоров. То есть у нее общественный импульс превалировал над домашним устройством. Серов большую часть, вот он воспитывался в этой семье. И в этой семье было много очень детей. Семья Аделаиды Семенович Симонович, известного начинателя дошкольной педагогики, детских садов, ее известный журнал «Детский сад». Ну, это отдельная история. У мужа Якова Мироновича Симоновича было много детей, пятеро сестёр и сын. Кроме того, была воспитанница, приемная дочка Ольга Трубникова, которая потом стала женой Серова. А Серов, в общем, дружил очень близко со старшими сестрами. Это Маша Симонович, Надя Симонович и вот Оля Трубникова. Они более-менее его сверстники. И он их всю жизнь очень любил, и это близкие ему люди. А когда он привел к своей тетушке в это семейство студентов Врубеля и Владимира Дервиза, они, конечно, стали туда наведываться, потому что там молодые девушки. И вообще, была семья интеллигентная, музыкальная и культурная. Они там проводили много времени. И в школе, которую организовала его тетушка, там же преподавали и помогали ей старшие вот девушки. Это было в Петербурге все. Они из Академии приходили туда и там вели уроки, и Серов. Помогали тоже, детям какие-то занятия проводили. И рисовали, и какие-то вечера устраивали. И конечно, просто как-то и развлекались. Какие-то вечера и шарады, какие-то развлечения и разговоры. В общем, они в этом доме все время бывали. Серов был сдержанный человек. Он не проявлял сразу своих чувств. Но очевидно, что он с самого отрочества, наверно, был привязан к Ольге Трубниковой. Владимир влюбился в Надежду, вторую сестру. А Врубель как будто бы ухаживал за Машей Симонович, которая потом известная «Девушка, освещенная солнцем», написанная Серовым. И из этих пар потом образовали уже семьи – это Серов и Дервиз. А Врубель уехал в Киев. И, в общем, как-то оборвалась эта связь. Хотя они всегда поддерживали ее, пока Врубель еще был в разуме.
М. Пешкова
―
На ком женился Дервиз?
И. Шаховской
―
Дервиз женился на Надежде Яковлевне Симонович, вторая из вот этих сестер Симоновичей.
М. Пешкова
―
Это получается Ваша прабабушка?
И. Шаховской
―
Это моя прабабушка. Да. Она рано умерла. Вы спрашивали о том, откуда возникло Домотканово. Владимир Дервиз, когда он решил жениться, он оставил, ну, как и Серов впрочем, они не доучились до дипломной работы в академии, оставил Академию. И их отец, Дервиз… Там тоже было многодетное семейство. Там было много братьев. Их отец был сенатор в Петербурге. Довольно-таки богатый человек. Вообще вся семья Дервизов была очень богатая. Там было много дядюшек у Владимира. Один из них подарил орган в консерваторию, известен этим. Они разбогатели на железных дорогах. Отец Владимира Дервиза, он, так было объявлено, что он… Сыновья самостоятельную хотят строить жизнь, и он им может выделить их долю наследства сразу, ну, какую-то вот выделенную часть. И Владимир попросил его эту долю. И на эти деньги они решили вот со своей невестой, что они купят имение, потому что и он как-то стремился жить вне города, и его увлекало земское дело. Он хотел этим заниматься. А она тоже стремилась жить на земле, в природе. Она была такой очень, видимо, трепетный и такой неординарный человек. Все сестры и дочь, моя бабушка, все о ней вспоминают как о такой немножко отрешенной, как будто бы святой душе. При этом она очень была и нежной и суровой. Вот такая вот.
М. Пешкова
―
Это видно по портрету, который нарисовал Серов. Это именно та работа, где женщина сидит в кресле и на руках держит ребенка.
И. Шаховской
―
Да, этот ребенок, когда начинался писаться этот портрет Серовым, причем он писался на железе от кровельной крыши. То есть купленное железо для перекрытия кровли этого Домотканово.
М. Пешкова
―
То есть остался лист, и он его использовал, я так поняла.
И. Шаховской
―
Я так думаю, ну, по всему, что просто новый лист он взял. Еще не перекрыта была крыша. Он начал его и не докончил. И через год, даже чуть больше, по-видимому, он стал его, приехавши опять туда, стал его дописывать. И в это время девочка уже была велика, а была другая, ее сестра. И он писал ее. И тоже она осталась недописанной. Вот он такой живой, такой во времени портрет, нежный, написанный на железе. Когда они решили покупать имение, они, поскольку очень близки были с Серовым и очень дорожили его мнением, с юности, видимо, его авторитет был очень силен, конечно, и для сестер, и для Владимира Дервиза, они попросили его поехать вместе с ними. Они были как братья просто. Он с ними ездил выбирать это имение. И вот Домотканово и ему, и им понравилось. И, в общем, его одобрение многое тоже значило, видимо. Поэтому впоследствии тоже для него это было просто как родное место. Притом, что все семейство жившее там… А там жила не только вот эта пара. Туда же переселилась и мать, и все младшие сестры. Все там обитали, пока не выросли. И когда выросли, уже все время вокруг этого были. То есть это имение было наполнено все время народом. Кроме того туда приезжали и друзья, и земцы, и врачи, поскольку Владимир Дмитриевич был очень активным земским деятелем. Он был и председателем, вот уже после того как он купил имение и стал там хозяйствовать, был председателем Тверского земства. Был председателем Дворянского собрания вот в какой-то момент. Он переизбирался несколько раз вот на должности эти земские и занимался этим очень активно. И многое сделал. Он строил школы, и дорогами занимался, и больницами. В общем, такой был очень энергичный человек. Притом, что он учился в Академии, и образование было художника. До этого он уже учился, он был старше чуть Серова, до этого он проучился в училище правоведения. Так что он был еще и юристом. Ну, в общем, такое сочетание, что он с одной стороны любил это вот место и землю, и выбрал ее, потому что этот пейзаж ему был очень близок и занимал как художника, и увлекал и трогал. С другой стороны, он хотел создать в России настоящую крепкую вот такую вот систему хозяйствования. Были обширные планы. В какой-то момент их прижимали. Его высылали. За ним был надзор, потому что он был слишком либерален. Вообще, Тверское все земство было такое под его предводительством. Когда умер его младший сын младенцем, его даже не пускали приехать, он был в ссылке в Вологде. То есть ограничение его места жительства. И он приехал, нарушив этот запрет. Нельзя было добиться такого. Так что все было тоже не очень так уж гладко.
М. Пешкова
―
Вспоминаю свою поездку в Домотканово, поняла, что у Серова была отдельная комната там, да? Где он жил, то есть он, видимо, там подолгу жил? Все лето, да? И не одно лето, наверное.
И. Шаховской
―
Ну, да. В какие-то годы он там каждый год жил. В какие-то годы, когда он стал жить в Финляндии, он реже приезжал. Поначалу он постоянно там бывал зимой и летом, и с детьми. С детьми когда они приезжали, они жили, там был еще домик старый прежней помещицы маленького именьица рядом с Домотканово – Колчево. И там вот как раз рядом со старым таким ветхим домом Дервиз построил школу земскую, где преподавала Аделаида Семеновна, его теща. И вела многие годы эту школу. Как директор воспитала целую плеяду учительниц из крестьянских вот своих воспитанниц. И многие ученики потом после уже в советское время учителями… Ну, кроме того, что вообще ее ценят как такого первооснователя этой системы, вот педагогической дошкольной. Вот, а Серовы жили как раз в этой школе летом. Потому что летом занятий не было. Несколько лет жили как раз в этой школе.
М. Пешкова
―
Еще там был помещичий дом. Вот я смотрела, руины этого дома остались, да? Это по той дороге, если идти к пруду, справа.
И. Шаховской
―
Да, Вы были, значит, еще до восстановления. И сейчас там уже восстановлен этот дом.
М. Пешкова
―
В Домотканово к его обитателям, друзьям Валентина Серова. Семейные истории, рассказанные правнуком Владимира фон Дервиза, владельца Домотканово, художником Иваном Шаховским в «Непрошедшие времени» на «Эхе Москвы».
И. Шаховской
―
Серовы жили как раз в этой школе летом. Потому что летом занятий не было. Они вот несколько лет…
М. Пешкова
―
Еще там был помещичий дом. Это по той дороге, если идти к пруду.
И. Шаховской
―
Да, сейчас там уже восстановлен этот дом. И весь парк расчищен. Пруды восстановлены. Но они немножко перестарались, как всегда у нас бывает, поскольку это был грант. А грант не дается музею, допустим, Тверскому, у которого филиал, все это через Министерство, через несколько инстанций. И поэтому подрядчики делают то, что им на что выделены деньги, они делают, как они привыкли делать. Они уже не слушают кого-то. Поэтому там, по мне, немножко слишком все расчищено, слишком все сделано новым. Музей-то Серова, а когда они покупали это имение, оно было с XVIII века запущено. Это было романтическое такое место, уже с какими-то полянками, с цветами, с какими-то заросшими прудами. Серовский «Заросший пруд», он ведь заросший. Сейчас он вычищенный, выглаженный. Ну, надеюсь, со временем опять зарастет.
М. Пешкова
―
А сохранили ли поле после реставрации? Вот это поле, которое перед усадебным домом, потому что то, что мы видели, это несколько человек стояли с мольбертами, рисовали прямо в поле.
И. Шаховской
―
Ну, это не поле, поляна.
М. Пешкова
―
Поляна. Да, поляна.
И. Шаховской
―
Да, она сохранилась. Да. Вот там дальше пруда ниже было заросшее и там как бы не было, границы видно самого имения. Это уже такое было место, непонятно, сколько там еще продолжается. Так вот они там жили. Сейчас все видно, везде со всех сторон заборы ограниченные. То есть территория, выделенная для…
М. Пешкова
―
Для музея Серова.
И. Шаховской
―
…музея Серова, да.
М. Пешкова
―
Он так и называется «Музей Серова», да?
И. Шаховской
―
Да. Ну, с другой стороны они уже восстановили дом. Ну, то есть стены, кровля возведена, внутри еще не делалось ничего. Но, видимо, вот вскоре будет там уже…
М. Пешкова
―
То есть дом будет спасен, да?
И. Шаховской
―
Будет экспозиция музея. Да.
М. Пешкова
―
Оригинальных работ там, конечно, нет. Это все копии.
И. Шаховской
―
Ну, конечно.
М. Пешкова
―
Да.
И. Шаховской
―
Сейчас, до этих пор, ну, вот с тех пор как там образован музей Серова, он находился в маленьком домике, рядом с большой усадьбой старой, которую купил вот Владимир Дервиз. Домик этот построил его брат, младший брат Валериан Дмитриевич. Он женился на четвертой из сестер Симонович Аделаиде, Ляле, как ее все звали. Он долго ухаживал за Лялей. Ну, поскольку все там они крутились, все родственники, все знакомые. И потом, уже женившись, он построил, выкупил у брата землю, на ней построил свой дом. Он был педант, математик, чудак. И вот он жил там со своей семьей, ну, достаточно обособленно. Все общались, и Серов туда приходил. Ему смешно как бы вот в воспоминаниях моей бабушки там какие-то приводятся такие случаи, когда она описывает вот этого своего дядюшку Валериана, как он устроил свой дом, как там все было чисто, все-все по математике сделано, чистые полы, на которые нельзя было бросить вообще соринку. И Серов, когда приходил туда, он нарочно что-нибудь там хлеб крошил, или что-нибудь такое. И Валериан так посмеивался, к Серову он относился абсолютно добродушно и на него не мог обижаться.
М. Пешкова
―
То есть и по сей день в этом доме проходят экскурсии?
И. Шаховской
―
Да. До сих пор все экспозиции там. Конечно, оригиналов там нет. Там есть какие-то документы, несколько, но в основном это копии работ. Нет, есть оригиналы работ других там художников, связанных. Но серовских во всяком случае нет. Там был серовский рисунок, который в какой-то момент украли. Но это еще было в 70-е, наверное, годы.
М. Пешкова
―
Но там есть стенд, посвященный Вашему деду, Владимиру Фаворскому.
И. Шаховской
―
Да, да, там есть стенд, посвященный Фаворскому. Есть стенд, посвященный моей бабушке, его жене Марии Владимировне Фаворской-Дервиз. Она была тоже была художник очень интересный и своеобразный. И по ее воспоминаниям вот как раз материал, который в журнале Третьяковской галереи целиком посвященный вот Серову и юбилею, вот там есть материал как раз из воспоминаний моей бабушки, выбранные места, где она пишет так впрямую о Серове. Так она упоминает о нем часто, и он присутствовал в ее юности постоянно. То есть это был очень близкий и значимый человек. Тоша, они называли Тоша. Даже когда Серов подарил в начале этого хозяйствования Дервиза быка для его стада. Привез откуда-то какого-то чистопородного европейского быка какой-то особой породы, подарил. Сначала, Владимир Дервиз сказал: «Ну, что ты мне даришь? Это нельзя дарить. Это все равно, что дом подарить». Но потом этот бык прижился, и развелось вот его приплод породы. Замечательная была порода. А быка звали Тошка.
М. Пешкова
―
И очень много Серов писал. Писал в Домотканово, судя по выставке, которая в Третьяковской галереи. Очень много мест занимают работы, связанные с Домотканово. Там так и написано на этикетках, что работа выполнена в Домотканово. То есть ему легко и радостно писалось там?
И. Шаховской
―
Да, я думаю, что, ну он был среди просто своих родных, ну, и потом это в основном это все вот первой половины, ранней такой половины его начала и такого вот легкого вот письма большинство этих вещей в Домотканове. Потом он уже как-то прибился и к Абрамцеву. Потом какие-то северные, но северных даже меньше, в общем, написано. А домоткановские это он все время просто, ну, это была его среда. Ну, на столько его, что он там… Ну, не знаю, если он свою сестру Машу, вот эту «Девушку, освещенную солнцем» там каждый день там по 6 часов держал под этой липой, там не знаю, несколько месяцев. И она готова была позировать. Ну, ему надо было вообще изучить вообще саму структуру вот света и живописи. «Маша, давай, помоги». Она помогла ему.
М. Пешкова
―
Еще замечательная работа представлена. Это портрет девочки в розовом платье в горошек.
И. Шаховской
―
Да.
М. Пешкова
―
Кто это?
И. Шаховской
―
Это моя двоюродная бабушка, сестра бабушки. Она была замечательный человек, Елена, Лёля Дервиз. Бабушку все называли Маруся, а вот ее сестру младшую Лёля. Бабушка была такой порывистой, романтической натурой и где-то капризной, и где-то вообще избалованной. Ну, она сама про себя так пишет даже. Яркой, интересной и сложной и где-то и трогательной она была, и наивна одновременно и очень строга к себе, и серьезна, ну, такой вот тоже конгломерат. Ее сестра Лёля была изначально сама вот такая доброжелательность и подвижничество. Она все готова была отдать вот своим близким. Это был для нее долг. Вот как я ее помню, она была такая тоже уже чудачка, казалось, которая такая педантичная, вот так говорила, что: «Вот это нужно. Это не нужно делать так, это так». Но это все было за счет жертвования собой. А там эта девочка в платье, такая еще маленькая Лёля.
М. Пешкова
―
Она была певицей?
И. Шаховской
―
Она была музыкантом. Она училась в консерватории. Но в Первую мировую войну она пошла медсестрой на фронт. И потом вот началась Гражданская война, и она опять оказалась медсестрой тоже в госпитале передвижном. Там повредила руку. И уже карьеры музыкальной такой серьезной она не могла сделать. Но всю жизнь она давала уроки, где-то аккомпанировала, где-то печатала на машинке, где-то… И помогала всем своим близким. А вот в творчестве, в жизни, во всем и Фаворским, и Ефимовым… Ефимовы – это скульптор Иван Семенович Ефимов и ее тетушка, младшая из сестер Симонович, Нина Яковлевна Симонович-Ефимова. Она художник. Она известна как, вместе с мужем, создатели первого профессионального кукольного театра в России. Ефимовы были яркие личности, такие живущие по европейским каким-то таким лекалам. Она готова была во всем им помогать, вот что нужно. Она им и аккомпанировала, и с театром с их балаганом их ездила, и помогала с куклами, со всем, подбирать музыку и в домашних просто делах. Так же и своей сестре вот в семействе Фаворских. И многим она помогала. Она дружила с Ксенией Некрасовой, с пианисткой Юдиной, которая тоже близка была как-то в какой-то момент с этим семейством, с ней как-то очень близко. Со многими. Но сама она всегда устранялась в тени, она только готова была всем жертвовать. Личной жизни у нее никакой не образовалось. Был в конце 20-х, в 30-е годы, был такой ее жених – ученый Маркелов. Он работал в институте этнографии. И он очень близко работал с Ефимовым. Ефимов ездил в экспедицию вот вместе с Мордвиновым и вообще боготворил Ефимова. И с Лёлей вот он такой образовался роман, такой сдержаный. И потом в 33-м, наверное, его посадили. Сначала нет, он был в ссылке, где-то он пересекся даже с Флоренским, вот в эти ссыльные времена. А потом его перевели в Томск, и там он преподавал даже в университете. И Лёля поехала туда. И прожила там вот пару лет в Томске. А потом уже его забрали заново, повторно. Уже все, он пропал.
М. Пешкова
―
Я хотела спросить: то есть получается, что «Девушка, освещенная солнцем» - это тоже Ваша родня?
И. Шаховской
―
Да, это двоюродная прабабушка.
М. Пешкова
―
Потом она уехала в Париж жить, да?
И. Шаховской
―
Да, она вышла замуж за врача Львова. И уехала в Париж. И всю жизнь прожила в Париже.
М. Пешкова
―
Вот откуда Ваши парижские родственники.
И. Шаховской
―
Ну, да, там есть парижские родственники Львовы. Там есть и Шаховские, но это очень дальние. Это фамилия моего отца. Она прожила всю жизнь в Париже, но оставаясь совершенно русской. То есть она так и не стала француженкой. И под конец жизни, уже совсем за 80 лет, она стремилась вернуться. Уже после… уже переживши войну, совсем уже старой. Когда приехала туда Третьяковская с выставкой, и она пришла туда и сказала, что: я «Девушка, освещенная солнцем», сначала третьяковские дамы вытаращили глаза. Потом, когда узнали, что это правда, они прямо плакали и вообще, она с ними все время пока они там были, просто прожила с ними на этой выставке, и помогала. Ну, в общем, стремилась действительно вернуться. Муж ее уже к этому времени умер, сыновья были самостоятельные, уже разошлись и у них своя жизнь, а она осталась, в общем, так довольно-таки одинока. Здесь еще оставались ее какие-то родственники из тех, кто остался в живых после всех передряг XX века.
М. Пешкова
―
«Неужели это все, и мальчика, имея в виду портрет Мики Морозова, и «Девочку с персиками», всего так много нарисовал один человек? - спросила меня моя четырехлетняя внучка. - Что он совсем не спал?». Листая в моих руках каталог, она требует рассказов, вот сегодня ей поведаю про Домотканово.