Виктор Некрасов - переименовать ли город на Волге? - Александр Парнис - Непрошедшее время - 2014-06-15

МАЙЯ ПЕШКОВА: Один из ветеранов Великой Отечественной обратился к Президенту России Владимиру Путину с просьбой вернуть Волгограду прежнее имя Сталинград. Захотят ли жители города на Волге переименования? Ответ на это может дать референдум. «Как скажут, так и сделаем», - ответил Президент. Об отношении к переименованию защитника города, писателя Виктора Некрасова, автора культовой книги «В окопах Сталинграда», беседую с публикатором, в прошлом с литературным секретарем Виктора Платоновича, ныне историком литературы Александром Парнисом.

АЛЕКСАНДР ПАРНИС: Это одна из главных тем Виктора Платоновича. Его знаменитая книжка вышла более 140 раз и, видимо, на 40, если не больше языков мира. С ней происходили всякие странные истории. Например, называлась она ведь раньше иначе. 1-е название, еще рабочее было «На краю земли». Потом при 1-м издании в журнале «Звезда» в 46-м году он назвал ее «Сталинград». И она должна у него была как бы названа романом почему-то.

М. ПЕШКОВА: Ну, на самом деле она небольшая…

А. ПАРНИС: Она небольшая.

М. ПЕШКОВА: Повесть.

А. ПАРНИС: Это повесть. И впоследствии, видимо, кто-то ему подсказал, он решил назвать «В окопах Сталинграда». И, кстати, отсюда пошел знаменитый термин окопная проза или некрасовская. Но любопытно, что в 81-м году, уже находясь в эмиграции, Некрасов к 70-летию подготовил свой однотомник, который снова назвал «Сталинград». Туда он включил кроме самой повести, название осталось «В окопах Сталинграда», несколько своих больших рассказов, связанных с темой Сталинград, и закончил большим послесловием «Спустя 40 лет». Послесловие, которое фактически можно считать, условно говоря, это послесловие к его книге, к этой повести, потому что он пытался рассказать в ней о своем отношении к войне, о своем отношении к Сталину, о своем отношении к новым книгам о войне и даже к последним книгам Суворова. Так что он когда-то еще приблизительно в 60-70-х годах или написал, или в каком-то интервью сказал, что он больше никогда не будет писать о войне. Но, конечно, война его преследовала повсюду. Она его не отпускала. Так или иначе, почти в каждом очерке, а он писал публицистических статей, журналистских статей, всегда так или иначе он каким-то случайным, не случайным, все равно он возвращался к теме войны, о проблеме Сталина и образа Сталина в его творчестве.

М. ПЕШКОВА: Что? Это фигура его настолько интересовала?

А. ПАРНИС: Нет, она его совершенно не интересовала. Он отдавал себе отчет с самого начала, он отдавал себе отчет, что это тиран, убийца, и поэтому в его книжке, даже когда она вышла в советское время, и ему цензор сказал: «У Вас замечательная книжка, но Вы же ни слова не пишите об Иосифе Виссарионовиче». Он прикинулся таким дурачком и сказал: «Ну, я же не писатель, я же любитель». Его заставили. И он написал там 2-3 слова о Сталине. Там где-то висел портрет Сталина в какой-то землянке, еще что-то такое. И все. Любопытно, что когда уже разоблачили культ личности, его снова вызвал цензор, уже в другом издательстве вызвал и предложил переименовать книжку «В окопах Волгограда». Некрасов грудью встал и ни за что не соглашался на это. Нет, Сталин для него был символ… Не Сталин, а Сталинград скорее был для него символ, символ победы. И ничего врать он не хотел и не мог, вот с любыми предлогами, вот всеми, какими-то давлениями, которые могли оказать тогда партийные органы, партком, секретарь партийной организации, когда его исключали из партии, все, его никто не мог переубедить, заставить поменять свою точку зрения. Если он считал это так, это было как бы почти навсегда, хотя он был достаточно пластичным человеком. Ну, вот любопытно, что ему в 74-м году, он даже написал очерк под названием «Волгоград – Сталинград». Уже тогда было несколько попыток вернуть старое название. Я даже позволю себе процитировать несколько кусочков отсюда, которые звучат очень актуально.

М. ПЕШКОВА: Несколько кусочков откуда?

А. ПАРНИС: Из вот этого рассказа, который практически малоизвестен. «В западных газетах появились сообщения о том, что советские ветераны Отечественной войны обратились к советскому правительству с просьбой возвращения Волгограду в связи с 40-летней годовщиной победы над Германией старого названия Сталинград. Где и когда они это сделали, не знаю. Об этом сообщил иностранным журналистам директор музея Сталина в Гори». И тут обращаю внимание, казалось бы, это очень огорчит либералов, но он придерживается абсолютно противоположной сейчас за либералов точки зрения. «Что касается меня, я поддерживаю это предложение. И вовсе не из любви к Сталину, которого считаю кровавым тираном и убийцей, а потому, что само слово «Сталинград» для меня священно, и именно оно прозвучало на весь мир как некий символ победы». Ну, дальше он рассказывает историю Царицина, когда Царицин меняли, и рассказывает такой очень любопытный эпизод, который произошел, когда снимали его фильм. Фильм сначала назывался «В окопах Сталинграда». Вышли даже афиши. Снимал замечательный режиссер Иванов. «И вот мы заканчивали тогда в 57-м году на «Ленфильме» картину по моей книге «В окопах Сталинграда». Все шло как будто хорошо. На худсовете фильм прошел под аплодисменты. Все друг другу жали руки. Вдруг несколько дней спустя ко мне приходит нечто вроде делегации во главе с Ивановым. В чем дело? Оказывается, велено заголовок заменить, слово «Сталинград» упоминать нельзя. То есть как? А вот так. Но ведь уже афиши готовы. Новые сделают. Я пришел в бешенство, ни в какую. Да что вы с ума сошли? – говорю. Что же и в тексте все менять? И героям кляп, что ли, рот затыкать? Меня уламывали, уговаривали. Ну, придумайте что-нибудь про битву, про крепость на Волге. Ну, что Вам стоит? Ведь будут тянуть, премии лишат. Конечно, именно это меня и сломало. Премию все-таки ждали. И я тогда сдался. Картина стала называться «Солдаты». А старые афиши с крамольным словом висят у меня здесь в Париже на стенке». И вот последнее, чем он кончается свой интересный очерк: «Конечно, ничего глупее всякого рода переименований нет. Петербург в Петроград, Петроград в Ленинград. А тут еще Александр Исаевич придумал вдруг Неваград. Говорит, Горький дико был возмущен, когда его имя дали Нижнему Новгороду. А все эти Юзефка, Сталина, Донецк, Владикавказ и Орджоникидзе, Перемолотов, Вятка – Киров и вовсе уже противоестественный Кёнигсберг – Калининград, или бедняжка Рыбинск ставший Щербаковым, а теперь Андроповым. Кстати, как житель его называется? Андроповец? Андроповчанин? Андропус? Я не знаю, сколько городов было переименовано в честь Сталина. Сталинград, Сталинобад, Сталиниви, Сталиниси, Сталинск, Сталине, Сталин. Знаю только одно название города, где пролито столько крови, где произошел, наконец, перелом в этой страшной войне, к Сталину как таковое отношение более чем косвенное. Сталинград для меня – это символ победы, кричат такими словами. А сталинградец – образ победителя. И никаких Волгоградов. Пост скиптум: только сейчас написав 21 декабря, я спохватился, а ведь это не более как 105 годовщина со дня рождения кровавого параноика. И все же никаких Волгоградов. Да здравствует Сталинград!» Вот такое неожиданное отношение человека, написавшего одну из самых знаменитых книжек о Сталинграде.

Начало его эмиграции. 12 сентября 74-го года он уезжал из Киева. На таможне в многопутье Борисполь полковник, который его курировал и смотрел его вещи, вдруг заявил: «А почему медаль за оборону Сталинграда у Вас без…»

М. ПЕШКОВА: Разрешений.

А. ПАРНИС: «… без разрешений. Где сама грамота?» Некрасов сказал: «В 41-м году потерял». Нет, тогда не пропустим. Некрасов начинал кипеть, стал лихорадочно искать в чемоданах. Конечно, найти ничего не мог. Он был подвыпившим. Тут пришла ему поразительно остроумная мысль. Схватил одно из изданий своей повести, прикрепил медаль к этой повести и показал полковнику: «А так пройдет?» «Так пройдет», - сказал полковник и пропустил. У него в парижской квартире три полки книжек занимали все издания на всех языках мира его знаменитой повести. Принято считать, что он автор одной повести, хотя после этого он написал еще 13 книг, довольно известных. За одну книгу его громил и преследовал Хрущев.

М. ПЕШКОВА: За какую книгу громил Хрущев?

А. ПАРНИС: «По обе стороны океана». Это хоть любые поездки в Америку. В 62-м году они были изданы в «Новом мире». В одном номере с Солженицыным были напечатаны. Номер изъяли не из-за Солженицына, а из-за Некрасова номер стали в библиотеках изымать.

М. ПЕШКОВА: Там, где был опубликован «Иван Денисович»?

А. ПАРНИС: Да. Он автор многих путевых очерков. Он изобрел для себя свой особый жанр. И если это все будет собрано вместе, это будет такой открытый совершенно неизвестный Некрасов в массе путевых заметок. В этом он действительно нашел себя. Знаменитые «Записки зеваки», посвященные Киеву. Праздник, который всегда с собой. Он много отдавал этому жанру. Несколько лет назад, к сожалению, покойный издатель Станислав Стефанович Лесневский попросил меня книгу о Сталинграде, в которую должны были войти кроме повести все очерки о Сталинграде. Их оказалось очень много. Я собрал довольно толстую книжку, она занимает около 400 страниц. То есть Некрасов постоянно возвращался к этой мучавшей его теме. Более того на радио «Свобода» ему предложили такой вариант, он устно… У него был очень красивый голос. Такой актерский, красивый голос, полный обаяния. Он очень красиво читал главы из своей этой знаменитой повести. Но любопытно, что он каждую главу сопровождал обширным комментарием, подробно повествующим о том, как он сейчас смотрит на те или иные эпизоды в этой книжке. Эти комментарии, к сожалению… Кроме стихов-комментариев, которые случайно были у него записаны карандашом. Он в последние годы писал именно почему-то карандашом, а не ручкой. Они были написаны карандашом, и они попали в книжку, после его реабилитации вышедшей книжке они включены. Но, оказывается, их около 30. И только сейчас нам удалось получить остальные тексты. Я надеюсь, что уже следующее издание будет в сопровождении этих подробных комментариев, где он очень много любопытного, интересного как бы дополняет, и в проекте изменяет свое отношение к событиям, описанным им в своей книжке. Ведь его книжка была первоначально чуть ли не воспринята как документальная книга. Поэтому не случайно одним из защитников этой книги оказался… Как Вы думаете, кто? Знаменитый режиссер Эйзенштейн. Он на своих лекциях разбирал 2-3 эпизода из этой книги неизвестного никому тогда Виктора Некрасова, капитана. И на своих лекциях Эйзенштейн разбирал перед студентами, и нашелся один очень, видимо, соображающий студент, который записал эти лекции Эйзенштейна, и они изданы. И Вы знаете, об отношении Эйзенштейна, который сравнивал эти эпизоды с «Анной Карениной» и, кажется, еще с какой-то повестью Пушкина. Сейчас не могу вспомнить, какую именно. Так что у Некрасова оказалось два защитника. 1-й, который дал ему награду, – это был сам наш вождь и учитель Иосиф Виссарионович, который дал ему лауреата за эту повесть. А 2-й защитник у него был Эйзенштейн. Книжку приняли в штыки, долго ее пытались разгромить и ругали… За что только не ругали. За ремаркизму, за партничество. Книжка начиналась с отступлений, поэтому парадные книжки у нас о войне не могли начинаться, ну, было из-за чего ее ругать. Но только после присуждения, когда сам Сталин вставил, как объяснил впоследствии Вишневский Некрасову, вставил его в список лауреатов, включил. После этого прекратились гонения и преследования.

М. ПЕШКОВА: Кстати, какой степени ему дали сталинскую премию?

А. ПАРНИС: 2-й степени. Я отнесся к предложению Вишневского… Вишневский предложил мне собрать все это, и мы должны были сделать отдельную книжку. Я занимался ею много. От наследников из Парижа получил разрешение и собрал много текстов, разбросанных в зарубежной периодике. Это сейчас как бы легко все это найти. Но тогда это было… В 90-х годах я начинал это дело, было довольно трудно. Я получал от наследника Кондырева некоторые тексты…

М. ПЕШКОВА: Это от пасынка Некрасова?

А. ПАРНИС: Да, от пасынка Некрасова. Впоследствии я уговорил его передать весь архив Некрасова почему-то не в Москву, а в Санкт-Петербург. Просто я туда часто ездил, и мне пришло в голову, что лучше ему находиться там, а не в Москве. И все приходится мне для каких-то серьезных работ ездить туда. Там находится практически весь архив Некрасова.

М. ПЕШКОВА: Это в публичной библиотеке?

А. ПАРНИС: Поступило в публичную библиотеку… архив Некрасова. Там и материалы, и альбомы, связанные с постановкой фильма «Солдаты», который ставил, как я говорил, уже Иванов. И … в студии был замечательный литературовед Махагоненко, который взял под защиту этот фильм, и им удалось протащить сквозь цензуру. Но фильм особого успеха не имел. Так что премия, на которую они рассчитывали, получить не удалось.

М. ПЕШКОВА: Историк литературы Александр Парнис о Викторе Некрасове, авторе культовой книги «В окопах Сталинграда», об отношении Некрасова к переименованию его в Волгоград в «Непрошедшем времени» у Майи Пешковой на «Эхе Москвы».

А. ПАРНИС: Но Некрасов написал удивительный портрет Сталина в одной из своих последних книг. Его книжка со странным названием «Саперлипопед или Если бы да кабы, да во рту росли грибы», в этой книжке есть главка под названием «Что же такое советский писатель?». В ней он подробно описывает старогнистских официозных писателей, своих знакомых и друзей, и в том числе упоминает писателя старшего поколения, с которым он был очень дружен – Соколов-Микитов. Он ему рассказал о своей встрече со Сталиным где-то еще до войны и, видимо, под влиянием вот этой встречи Некрасов решил такой портрет, но гротескный портрет Сталина с личным участием. Так что это такой очень необычный портрет. Очень остроумный прием придумал Некрасов, он почти сутки после присуждения премии… К Некрасову подъехал черный «ЗИЛ» и предложил поехать, прокатиться. И Некрасова повезли к Сталину. И вот сутки провели вдвоем все время.

М. ПЕШКОВА: А где это…

А. ПАРНИС: В основном это пьянство.

М. ПЕШКОВА: Где была эта встреча?

А. ПАРНИС: В Кунцеве на даче.

М. ПЕШКОВА: В Кунцеве на даче.

А. ПАРНИС: В основном они говорили о войне. Они были вдвоем, говорили о писателях. Время от времени появлялся Поскребышев, какой-то полковник заходил. А потом неожиданно появился Хрущев, а за ним и Берия. И Некрасов очень весело, но осторожно и изящно это все описал, настолько изящно, что в газете «Монд» появились сообщения о том, что Некрасов был личным другом Сталина. Настолько все поверили, что это какая-то личная дружба, и что он благодаря этому у власти чуть не стал миллионером. Никаким миллионером естественно он никогда не был, а очень изящно описал свою выдуманную встречу со Сталиным, настолько удачным было, что его близкая подруга, жена Кобызева Раиса Орлова, даже поразилась, когда он читал этот кусок, она остановилась: «Вика, ты же нам никогда не рассказывал о встречах с ним. Как же так? Почему ты умолчал?» Настолько она поверила в реальность этой встречи. Некрасов замечательно приводит неожиданную фразу. Просит рассказать что-то о них, о писателях, Некрасов кого-то там хвалит, защищает, а потом Сталин вдруг неожиданного говорит: «А все-таки наши писатели – дерьмо». Неожиданно. Но это была одна встреча. Потом Некрасов, напившись, ушел спать или его увели спать, и вдруг на ногах у него сидит Сталин и снова предлагает ему выпить еще одну бутылку. «Давай… Нет, я не закончил, давай мы еще поговорим». И стал его расспрашивать его расспрашивать о чем-то, потом неожиданно Некрасов предлагает выпить за капитана Фарбера, героя своей повести «В окопах Сталинграда». И тут у Сталина была какой-то шок: «А кто такой Фарбер?» Ну, как? Капитан. Известный капитан, по-моему, 115-й роты. Этот говорит: «Это что за безобразие? Что ты мне подсовываешь? Ты что себе позволяешь? А, ну-ка, дайте сюда Берию!» И стал звонить Берии. Некрасов понял, что это конец. Он схватил стакан водки, выпил и вырубился. На этом кончился эпизод встречи со Сталиным. Эта пьянка описана совершенно изящно, и повторяю еще, многие приняли ее за чистую монету.

М. ПЕШКОВА: Вы хотели включить этот сюжет, это повествование в новую книгу, которую готовили для издательства Вишневского, да?

А. ПАРНИС: Ну, конечно, это тоже должно было войти. Там около 20 совершенно малоизвестных текстов Некрасова. Некрасов описывал каждый месяц событий, проходивших в Сталинграде, он подробно описывал. И каждому месяцу посвящен отдельный очерк. И вот все эти очерки должны быть собраны вместе, а книгу должен заключать… замечательная рецензия Андрея Платонова, который в 47-м году… Некрасов с ним успел подружиться и еще в последний год его жизни. Некрасов ходил к нему в гости, и пьянствовали, конечно. В 47-м году замечательную рецензию написал Платонов на эту книжку. Он назвал, что эта книжка – приближение к истине о войне. Так высоко оценил Платонов…

М. ПЕШКОВА: «В окопах Сталинграда»?

А. ПАРНИС: «В окопах Сталинграда».

М. ПЕШКОВА: Вот эта книга, о которой вы говорили, якобы Сталин пьянствовал с Некрасовым – это выдуманная книга. Она увидела свет в Париже?

А. ПАРНИС: Она сейчас переиздана.

М. ПЕШКОВА: 1-е издание, где было? В каком году?

А. ПАРНИС: Это 83-й год. В Германии вышла с предисловием, по-моему, Геллера, друга, известного историка, друга Некрасова Геллера.

М. ПЕШКОВА: Михаила Геллера?

А. ПАРНИС: Да, да. Михаила Геллера. Автора вот этой книжки «Сталинский диптих». Книгу должно было заключать, вот как я говорил, послесловие Платонова. Которое малоизвестно.

М. ПЕШКОВА: Я надеюсь, оно опубликовано?

А. ПАРНИС: Оно опубликовано в каких-то научных изданиях, но оно когда-то было напечатано в «Огоньке» в 47-м году. Ну, с тех пор оно вроде еще не переиздавалось. Один раз в каком-то научном издании оно было переиздано. Книжка собрана. Она пролежала несколько лет в издательстве «Вита Нова». Но, к сожалению, по каким-то причинам там она не вышла, и я ее забрал и передал Вишневскому, но и здесь вот случилось так, что неожиданно Станислав Стефанович скончался, и книжка бесхозно так и находится в редакции. Но я надеюсь все-таки, что мне удастся ее издать. Она стоит того, потому что в таком контексте ни разу книжка не выходила. И как-то принято считать, что самая главная книжка, ну, она действительно самая главная, «В окопах Сталинграда», но кроме этого он издал около 20 или 30 очерков, тоже, так или иначе, связанных со Сталинградской битвой. Парадокс вот в чем. Несколько лет назад я был в Волгограде. На Мамаевом кургане стоит громаднейший музей «Сталинградская панорама». В экспозиции музея нет ни одной книги Некрасова. Нет пророка в своем Отечестве. Я даже спросил у сотрудников: «Как так? Почему у вас нет книжек? Он давно реабилитирован. Книги вернулись. Книги переиздаются». Она ничего толком мне не могла объяснить. Книги Некрасова в экспозиции музея нет, хотя музей стоит на этих окопах, в конце концов…

М. ПЕШКОВА: А фотография Некрасова хоть есть в этой экспозиции?

А. ПАРНИС: Нет, я не видел.

М. ПЕШКОВА: То есть совсем никакой памяти о Некрасове не представлено в этом музее?

А. ПАРНИС: Ну, это было, правда, несколько лет назад. Может, за это время что-то поменялось. Это было года 3-4 назад.

М. ПЕШКОВА: А улица в этом городе есть?

А. ПАРНИС: Нет, нет. Улица… Только В Киеве недавно уже в связи со 100-летним юбилеем Некрасова назвали улица имени Некрасова. Этот эпизод произошел буквально накануне отъезда Некрасова в эмиграцию. В Киеве есть нечто подобное тоже, такое монументальное сооружение – музей Отечественной войны с матерью-Родиной Вучетича, такой же дамой как и в Волгограде…

М. ПЕШКОВА: Такого же большого размера?

А. ПАРНИС: Такого же. И когда подъезжаешь к Киеву, она почти 100-метровая, и они хотели сделать, чтобы она была выше… Поэтому музей называют даже неприлично – музей под юбкой, потому что получается этот музей действительно как-то под юбкой. В музее есть, конечно, документы Брежнева, но Некрасова тоже нет. И буквально за месяц, за два ему звонит сотрудница этого музея и обращается, пишет потом, что в нашей экспозиции музея, к сожалению, нет ничего, связанного с Вашим участием в войне, в Сталинградской битве, не хотите ли нам что-нибудь передать. Ну, Некрасов предложил ей прийти к нему домой. Только она положила трубку, раздался другой звонок к этой сотруднице, и ей какой-то очень солидный голос посоветовал никуда не ходить и ничего, этим не заниматься, потому что Некрасов не будет появляться в экспозиции киевского музей, посвященного войне. До сих пор у киевского музея тоже ни слова… Вот такой известный писатель Некрасов. В своем родном Отечестве он мало известен. То есть он мало известен вот в таком музейном варианте, я бы сказал. И существовала легенда, что в музее-доме Булгакова существует его комната. Там нам удалось благодаря стараниям Тани Рогозовской…

М. ПЕШКОВА: Это научный сотрудник музея.

А. ПАРНИС: В 2004 году в период Оранжевой революции удалось организовать выставку, посвященную Некрасову с большим количеством фотографий. Он любил, он сам фотографировал. Он был очень хорошим фотографом. Сам он любил фотографировать и потому составлял альбомы. У него есть альбомы, посвященные съемкам фильма «Солдаты», альбом, посвященный матери, родных, друзьям. У него очень много таких альбомов и он любил дарить эти альбомы. Так что у многих друзей остались эти альбомы, им составленные и подготовленные. На его могиле в Париже лежит осколок, который он сам подобрал в последний приезд в Волгоград в январе 74-го года. Он вместе со своим другом, с которым воевал в этих самых окопах. Он его пригласил. Они вместе поехали. Друг оставался здесь, а он ехал прощаться в Волгоград. Он хотел что-то найти, подобрать что-нибудь связанное как память, что-то вещественное. И нашел какой-то осколок, который он с собой увез в Париж. Этот осколок сейчас лежит на плите его в Сен-Женевьев-де-Буа.

М. ПЕШКОВА: Да, я видела его. И он сразу бросается в глаза среди даже буйной растительности, которая и на могиле и вокруг, как-то бросается в глаза вот этот ржавый кусок металла. Кусок металла, которому…

А. ПАРНИС: Такой желтоватый немножко.

М. ПЕШКОВА: Желтоватый. Да, да. По которому видно, что это что-то военное. Но вот осколок чего? Конечно, наверное, следовало надеть очки и поподробнее рассмотреть. Но я поняла, что это память о Сталинграде.

А. ПАРНИС: Да, конечно.

М. ПЕШКОВА: Я не знала, что это именно Виктор Платонович.

А. ПАРНИС: Там появился…

М. ПЕШКОВА: Да. А ведь это 2-я могила Некрасова. А на 1-й могиле…

А. ПАРНИС: Раньше он был похоронен… Раньше не было места. И в Париже очень дорого стоит похоронить. Земля очень дорогая. Поэтому одна дама разрешила похоронить его в семейной могиле. Сначала он лежал рядом с какой-то дамой. Рядом была его фамилия и фамилия этой дамы. Я фамилию ее забыл. Но потом, к счастью, Кондыреву удалось, видимо, приобрести место, и он отдельно его захоронил.

М. ПЕШКОВА: А на той, на 1-й могиле лежал этот осколок снаряда?

А. ПАРНИС: Нет, не было.

М. ПЕШКОВА: Не забудем, 17 июня – день рождения автора самой яркой книги о войне, которую высоко оценили Твардовский, Эренбург, Василий Гроссман, о которой писатели военного поколения говорили: «Все мы вышли из некрасовских окопов». Париж, станция метро, площадь, бульвар, Сталинград – это после войны в честь Сталинградской битвы назвали и не думали ничего переименовывать. В последний приезд именно этот бульвар выбрал районом своего пребывания. У Некрасова есть небольшой очерк о поездке Миттерана 23 июня 84-го года в город на Волге. Президент Франции тогда городу-герою вручил орден Почетного легиона. Миттеран специально изменил маршрут поездки, чтобы возложить венок к монументу матери-Родины. «Он клал венок, - пишет Виктор Некрасов, - я как надеюсь и от моего имени». Вчера на книжном развале купила четверть вековой давности книжечку серии «Библиотека «Огонька». Некрасовские «Три встречи». Все в ней о Сталинграде. Антон Морозов – звукорежиссер. Я Майя Пешкова. Программа «Не прошедшее время».