Непрошедшее время - 2013-10-13

М. ПЕШКОВА: Кажется, не было в Париже человека, кто бы ни восхитился прошедшей в прошлом году выставкой «Писателей и интеллектуалов России и Франции: прогулки по архивам ХХ века». Ее комиссар, профессор Сорбонны, госпожа Жобер. Мы же познакомились с выставкой в выставочных залах ( НРЗБЧ) архивах. Госпожа Жобер, племянница писательницы и мемуаристки Натальи Ильиной. Ныне Вероника Петровна готовит материалы к столетнему юбилею Натальи Иосифовны. И среди публикаций в журнале « Октябрь» увидят свет воспоминания деда Вероники Петровны, полковника русской армии Иосифа Ильина. При встрече стала расспрашивать госпожу Жобер о судьбе деда. И о том, как воспоминания оказались в государственном архиве РФ. Так случилось, что вы застали своего деда?

В. ЖОБЕР: Нет, я не застала своего деда. Он жил в Швейцарии. И похоронен на кладбище ( НРЗБЧ), но я к нему долгие годы не ездила.

М. ПЕШКОВА: Он жил долгие годы в Харбине, да?

В. ЖОБЕР: Да, до 45 года, насколько мне известно. В 38 году он передал свой архив, он его продал в Чехию в знаменитый пражский архив, который оставался в Праге, куда очень многие знатные эмигранты передавали свой архив. Дед это тоже сделал. То, что я там читала, то, что выйдет частично в журнале « Октябрь», это его воспоминания, которые охватывают очень серьезный период в русской истории. Это начинается с начала первой мировой войны. День мобилизации- 14год. И кончается февралем 20 года, когда мой дед, моя бабушка и две дочки приезжают на вокзал в Харбине.

М. ПЕШКОВА: Кем был дед?

В. ЖОБЕР: Дед был военным. Он сначала был военным офицером, но после войны 1905 года ушел в отставку. Отказался дальше служить в морском флоте, считая, что позорно это все закончилось поражением. Потом он учился в какой-то военной академии. Это я не так хорошо знаю. Но он уже стал капитаном. Именно Временное правительство в 17 году его назначило капитаном. Окончил он войну в ранге полковника. Он стал полковником уже в штабе Колчака.

М. ПЕШКОВА: Какие воспоминания в семье были о деде? Кто и что рассказывал из его дочерей? Я так понимаю, что его фамилия - Ильин Иосиф.

В. ЖОБЕР: Да. Тут очень трудно и сложно. С одной стороны, моя тетушка Наталья Иосифовна полностью как-то отказалась от деда, потому что он бросил семью в 1930 году. Они с женой разошлись. Это было в Харбине. Он женился на самой близкой подруге моей бабушки. Он после этого не помогал семье. Семья нуждалась. Бабушке было очень трудно воспитывать детей. Наталья Иосифовна на него продолжала таить разочарование. Но надо прочитать ее рассказ об отце, который вышел. А моя мама гораздо мягче относилась к деду. Она его навещала до смерти в Швейцарии.

М. ПЕШКОВА: Кто была его вторая избранница?

В. ЖОБЕР: Жена была дочерью такого очень богатого купца русского, попавшего в эмиграцию в Харбин. Она кончала какой-то английский знаменитый университет, не то Оксфорд, не то не Кембридж. Хорошо знала английский. Она преподавала в Харбине. Вообще была обеспеченной женщиной по сравнению с такими, как Ильины, у которых вообще не было возможностей.

М. ПЕШКОВА: Дедушка по окончанию военного училища куда попал? Где жили Ильины?

В. ЖОБЕР: Вы знаете, если вдуматься, это касается очень немногих лет. Они же поженились в 12 году. В 14 году родилась старшая дочь, Наталья Иосифовна. Тут начинается война. И тут уже начинается жизнь кочевая, в том смысле, что дед послан куда-то на фронт, потом будет революция в 17 году. В марте 17 года родилась вторая дочка, моя мама, Ольга. Вся женская половина семьи оказалась в поместье, усадьбе, Симбирская губерния, ныне Ульяновская область. Они воссоединяться с дедом, с отцом семейства, в январе 18 года. Это очень интересно, он очень живо и здорово описывает в своих воспоминаниях. Как он в пригороде Житомира, там был расположен юго-западный штаб. Там была школа прапорщиков, где он преподавал. Он убежал, когда стало известно, что случилась большевистская революция в ноябре. И было понятно, что офицером очень опасно продолжать существовать и давать о себе знать. Он, переодевшись, сорвав все погоны и знаки отличия, со своим денщиком, вдвоем они отправились. У него за пазухой было только удостоверение о том, что он писарь в этой школе. Это давало ему такой документ. Он поехал на поезде, понимания, что надо воссоединиться с семьей, чтобы понять, как дальше жить, что делать. Тут начинаются мытарства. В принципе, он должен был ехать через Киев, это самый короткий путь. А Киев уже занят не то Белыми, не то Красными, не то махновцами. Они окольными путями добираются по железной дороге, это длится почти 2 месяца. И он очутился у себя в усадьбе. Там они проживут до июня 17 года. Он понимает, что надо удирать, потому что становится опасно. Там много волнений. Бывают наезды бандитов на разные усадьбы, на хозяев, помещиков. Они очутятся сначала в Сызрани. Там они узнают, что накануне, буквально через несколько часов после их отъезда убили сестру моей прабабушки, ее дочь, еще одного генерала, который там гостил. Они просто вовремя уехали. Из Сызрани они перебираются через Волгу в Самару, где образовался КОМУЧ. Это комитет учредительного собрания, где было очень много эсеров, которые пытались добиться признания легитимной власти. Поскольку учредительное собрание было распущено незаконно. Они требовали возврата законности. Там они пробудут не так долго. Уже в сентябре 18 года они поедут на поезде. Он - в штаб Колчака. И будут перебираться через всю Сибирь. Осень 18 года, февраль 20 года. Вся эта жизнь в эшелонах, в поезде, в вагонах, за исключением каких-то месяцев, проведенных в Омске.

М. ПЕШКОВА: Был ли дед в Красноярске в последние дни Колчака? Как прошли для вашего деда?

В. ЖОБЕР: Он приехал в Харбин, не зная, что Колчака расстреляли. Он был в Красноярске. Он был потом в Иркутске. И он очень подробно и здорово описывает этот хаос и смертельный испуг, как бегут все. И беспорядок, и алчность всех генералов и прочих. Как их обгоняют эшелоны, которые набиты добром, которое все стали хватать, когда убегали. Картина возникает страшная. Одно мне кажется очень верным и правильным, об этом стали умалчивать или забывать, из-за смены политических режимов и хода истории об этом забывают, он абсолютно убежден, что Белому движению не было никакой надежды одержать верх. Что это уже совершенно гиблое дело с самого начала. Несмотря на то, что он записался в ряды Белой армии. Он в Иркутске пытается завербовать ( НРЗБЧ) какого-то креста. Я уже забыла. Это в 19 году, но это безнадежно.

М. ПЕШКОВА: Профессор Сорбонны Вероника Жобер о деде – полковнике Иосифе Ильине, служившем в армии Колчака. Рассказ о подготовке к публикации его воспоминаний на «Эхо Москвы» у Пешковой в программе « Непрошедшее время».

Это 19 год. Что он еще пишет о времени пребывания в армии Колчака. Что ему там приходилось делать?

В. ЖОБЕР: Он служил каким-то связным. Я не очень хорошо понимаю, чем он занимался. Его куда-то посылают. Например, его посылают в Иркутск, как уполномоченного генерального штаба Колчака, я так понимаю. И ему в этот момент приходится, военный комендант Иркутска, а Иркутск находится в этот момент под властью Белых, его просят присутствовать в тюрьме в Иркутске на смертной казни, как уполномоченного от штаба Колчака. И он описывает это абсолютно замечательно. Очень страшно читать. Очень верно все подхвачено, как просто вешают трех провинившихся, очень разного типа молодых парней. Один просто какой-то убийца. Он убил целую семью ради наживы, там что-то украл. Второй такого бытового характера бандит. А третий – молодой паренек, какой-то крестьянин, которого большевики схватили и записали насильно в ряды Красной армии. Когда вошли Белые, они на него как-то вышли, его схватили и, как сторонника большевиков, его казнят. Этот мальчик до того, как его вешает, говорит – в чем моя вина. «Если бы я не согласился пойти в Красную армию, меня бы тут же убили большевики, а вы делаете то же самое». Он очень хорошо описывает это. У него верные, трезвые и ехидные суждения об окружающих. Я бы сказала, что это не раскрывает его психологию. Хотя там можно подметить тот факт, что он очень высокомерно относится ко многим. Он себе на уме, он знает себе цену. В нем есть что-то не очень приятное. Суть не в этом. Тут интересно все это описание в мельчайших деталях каких-то очень точных событий, которые он пережил.

М. ПЕШКОВА: В нем кого больше, историка или писателя, судя по его архивным материалам?

В. ЖОБЕР: Я боюсь сказать. Все-таки у него определенный писательский дар. Он очень живо умеет писать, очень интересно. Он воспроизводит говор, диалект местных крестьян, которые в поезде, когда он пребывает в Самайкино. Там обсуждают жизнь. Все это передано очень верно.

М. ПЕШКОВА: Самайкино - это имение, где жила ваша бабушка у своих родителей?

В. ЖОБЕР: Это имение Воейковых. Имение ее родителей, где продолжали жить до 18 года.

М. ПЕШКОВА: Какова судьба этого имения? Его конфисковали Красные, да?

В. ЖОБЕР: Имение было сожжено множество раз. Там ничего не осталось. Мы там были с сыном Колей в 96 году. Там просто кирпичи валяются. Это фундамент дома. У меня запечатлелись фотографии. Мой сын Коля стоит с кирпичом якобы из барского дома. Но там осталось здание бывшего завода Воейковых, который был продан в конце 19 века. Был продан купцу Акчурину, благодаря этому это здание сохранилось. В советское время в этом здании был известный завод обоев, которые продавались на весь Советский Союз.

М. ПЕШКОВА: Как складывались отношения, может быть, он пишет об этом в своих дневниках? Его взаимоотношения с его тестем?

В. ЖОБЕР: Тестя уже давно нет. Он умер в 96 году. У него вообще такая не очень приятная сторона всего этого жизнеописания. Он не любил семью своей жены. Он был в нехороших отношениях со всеми Воейковыми. Старшим братом моей бабушки, матерью, т.е. тещей, он их почему-то недолюбливал. Они ему отдавали тем же. Они считали, что это для дочери Екатерины неправильный брак, что это никчемный человек. Я думаю, Воейковы вообще военных презирали, как людей, которые живут за счет других, не создают ничего солидного. Воейковы принадлежали к творческой, научной интеллигенции. Это была их стихия.

М. ПЕШКОВА: В Харбин он как добирался, через Владивосток?

В. ЖОБЕР: Нет. Они через станцию Маньчжурия. Это эшелон, который едет из Иркутска, а потом пересекает границу на станции, кажется, Маньчжурия.

М. ПЕШКОВА: Его харбинские записки. Вы еще над ними не работали?

В. ЖОБЕР: Нет, дело в том, что я случайно, я в государственном архиве РФ обнаружила бывший пражский архив. Прочитав все эти воспоминания, это машинописные воспоминания, я попросила разрешение у директора Сергея Мироненко, разрешение издать и напечатать. Он дал это разрешение. Потом начались довольно сложные процедуры. Это все надо отсканировать и т.д. Ирина Барметова из журнала « Октябрь» мне предложила какой-то кусок дать. Они выбрали то, что они хотят. Там не очень большой кусочек 17 года, побольше 18, и почти весь 19 год. Это как раз Омск, Иркутск, Красноярск. Это уже жизнь при штабе Колчака.

М. ПЕШКОВА: Это были воспоминания - стенания или это было бытописание?

В. ЖОБЕР: Это бытописание, как я понимаю, просто он сохранил чудом, это он рассказывает, когда он бежал из Житомира в Самайкино, там было два мешка. Один из этих мешков с едой был украден. А тот мешок, на дне которого лежал его дневник, уцелел. Он, как я понимаю, записывал в дневник почти ежедневно. Там все даты и т.д. Когда в Харбине на досуге он взялся за все эти дневники, и стал их обрабатывать. И уже печатать воспоминания на основании своих дневников. Но там сохраняется очень строгий порядок дат, чисел. Очень точные факты изложены. У него есть свои соображения, свои выводы он делает. Это всегда основано на каком-то конкретном факте.

М. ПЕШКОВА: Что он пишет о Колчаке?

В. ЖОБЕР: Он в большом восторге от Колчака. И он его очень уважает. Считает, что он правильный человек для главнокомандующего. Он очень обижается на других офицеров, которые плохо о нем отзываются. Он понимает, что Колчак не владеет ситуацией. Что он окружен бездарными иногда людьми, которые портят все дело.

М. ПЕШКОВА: Были ли у вашего деда друзья?

В. ЖОБЕР: Я не очень хорошо понимаю, кто у него настоящий друг и друзья. Это не чувствуется в его воспоминаниях.

М. ПЕШКОВА: Я так понимаю, что дед был человеком религиозным?

В. ЖОБЕР: Я не знаю. Да, может быть. Он мало об этом пишет. Упоминает Пасху, основано на религиозном начале, но я думаю, что это было повседневным фактом в те времена, но это еще ничего не доказывает.

М. ПЕШКОВА: Каковы его истоки? Кто его родители? Кто его предки? Что вам известно?

В. ЖОБЕР: Его предки из Рюриковичей. Он очень кичился этим. Перед своей женой напоминал, что его род древнее рода Воейковых, что довольно смешно, особенно в эмиграции в Харбине упоминать о таких вещах. Его отец жил в Тамбове. Он был в Симбирске, занимал какой-то видный пост. Но там, в семье Ильиных, насколько я знаю, был один из предков кутилой. Он свое имение огромное проиграл в карты и т.д. Обычная такая дворянская среда провинциальная. Это были очень крупные дворяне.

М. ПЕШКОВА: В каком году он расстался с вашей бабушкой?

В. ЖОБЕР: В 30-м году, через 10 лет после их основания в Харбине.

М. ПЕШКОВА: Как, по-вашему, бабушка тяжело это расставание перенесла?

В. ЖОБЕР: Я думаю, что да. Но она сама на это пошла и хотела. Судя по тому, что всегда говорила Наталья Иосифовна, ее старшая дочь, почему-то из чувства долга считала, что ей нельзя заново выходить замуж, что это будет переживанием страшным для детей. Поэтому она там осталась одна. Конечно, если в наше время, когда разводы случаются, это всегда страшно для матери, которая осталась с детьми на руках, даже при выплате алиментов. Это такие семейные дрязги, которые не очень приятно вспоминать.

М. ПЕШКОВА: Полковник Ильин умер в 80-е годы. Погребен на кладбище ( НРЗБЧ) в Швейцарии, куда приехал из Харбин в середине 30-х. Я же вспомнила строки Цветаевой:

Есть в стане моем - офицерская прямость,

Есть в ребрах моих - офицерская честь.

На всякую муку иду не упрямясь:

Терпенье солдатское есть!

Профессор Сорбонны Вероника Жобер рассказывала о своем деде. Звукорежиссер – Антон Морозов. Я – Майя Пешкова. Программа «Непрошедшее время».