"— Москва! — Какой огромный странноприимный дом!" (М.Цветаева) - Сергей Романюк - Непрошедшее время - 2013-09-01

М. ПЕШКОВА: «Москва! Какой огромный Странноприимный дом!», - строкой Цветаевой начну программу о москвоведении. И первым собеседником стал писатель, историк столицы, автор 11 книг и 200 статей о столице - Сергей Константинович Романюк. Казалось, что знаю его лично, истрепав до дыр книгу Сергея Константиновича об истории московских переулков, бродя бесконечно с ним много лет, когда опадает листва, когда уже в каждом хорошо знакомом фасаде видишь вдруг что-то, ранее незамеченное, и замрешь от удивления. А тут в середине лета, словно для меня, в издательстве « Центрполиграф»увидела свет книга « Переулки старой Москвы. История. Памятники архитектуры. Маршруты» С. Романюка. А гугл подсказал мне, что круглая дата случилась в жизни автора. Вот и напросилась в гостеприимный дом Сергея Константиновича. Вкусный чай и время не торопили беседу. Вы занялись москвоведением тогда, когда вам было, простите, что я говорю о возрасте, лет 40.

С. РОМАНЮК: Да, лет 40.

М. ПЕШКОВА: А что было до этого?

С. РОМАНЮК: До этого был интерес к истории, который никак не воплотился, потому что я хотел идти на исторический факультет или историко-архивный институт. Отец мне прямо сказал: « Ты сошел с ума. История – это не наука. Ты кончишь, либо будешь что-то выдумывать, работать и писать правду в исторической науке невозможно». Он сам был инженером. Он говорит, что надо идти или на инженерную специальность, или такую, которая могла бы быть интересной. И я пошел на географический факультет в университет.

М. ПЕШКОВА: По всей вероятности, это было начало 50-х годов?

С. РОМАНЮК: Это был 51 год. В 51 году я поступил в университет, окончил географический факультет, экономическая география. Но работать было негде в то время. Можно было только идти учителем, да и не в Москву, а куда-то далеко уехать. А я всегда интересовался радио, как и многими другими вещами, и пошел на физический факультет. И стал заниматься радио. Я проработал там 25 лет, но никогда не терял интереса к истории. И интерес к истории победил все остальные интересы, и я стал заниматься не чисто исторической наукой, а чем-то таким, что могло быть интересным и для меня, и для других людей. А я живу в таком городе, где история – каждый шаг. Поэтому я стал заниматься историей Москвы.

М. ПЕШКОВА: Т.е. москвоведение - это то, чем вы стали заниматься параллельно физической науке?

С. РОМАНЮК: Сначала это было параллельно, потом я все больше внимания уделял истории. Я уже привык, работая на естественнонаучном факультете, привык серьезно относиться к работе, поэтому история превратилась в исследование. Мне надо было идти в архив, надо было идти в библиотеки. Надо было ходить ногами и все смотреть и убеждаться, так это или не так сейчас. Поэтому я стал полностью заниматься историей, а когда начал печататься, примерно в то же самое время, около 40 лет назад, сначала были очень небольшие статьи газетные, потом превратились в журнальные. В конце концов, превратились в книги.

М. ПЕШКОВА: Вам приходилось обивать пороги или говорили: « Приноси»?

С. РОМАНЮК: Вообще говоря, Москва очень интересна. И то, что человек пишет о Москве, и пишет, как они считали, интересно, это был единственный выход по отношению ко мне. Приходите, пишите, чем больше, тем лучше. Я сначала пришел в « Вечернюю Москву», потом в « Московскую правду». Все принимали меня с распростертыми объятиями, тем более что я старался писать совершенно о новых вещах, о чем никто не знал. Новые адреса Пушкина, его автографы, которые принимались на ура не только местными газетами, но и центральными. В то время была опубликована в газете « Правда», но это в 70-х годах, статья о неизвестном автографе Пушкина. Я еще работал, ко мне подошел очень крупный ученый (НРЗБЧ) Сергей Александрович, лауреат Нобелевской премии, директор института, профессор. Он говорит: « Я всю жизнь работал и чего-то достиг, но обо мне "Правда" не писала».

М. ПЕШКОВА: Предисловие к вашей книжке, которая не так давно увидела свет в издательстве « Центрполиграф», это из истории московских переулков.

С. РОМАНЮК: Это было первое издание, не очень большое. « Центрполиграф» согласился выпустить существенно более расширенное, там больше 800 страниц, и назвали это « Переулки старой Москвы». Вот такое, не совсем то, что было, это второе издание.

М. ПЕШКОВА: Эта книга у меня перед глазами. Много лет тому назад. Я много лет ее купила еще и потому, что мне ее рекомендовал Юрий Александров, заведующий редакцией «Москвоведение», издательство « Московский рабочий». Серая книжка в мягкой обложке. Не на самой лучшей бумаге, на которой могли бы напечатать, но это была первая ласточка, потому что «Московские переулки» - это безумно интересная область исследований, никто ею не занимался. Я думаю, что Юрий Николаевич Александров тогда был безмерно рад, что вы пришли именно в его редакцию и принесли эту книгу. Он ведь сам писал очень много.

С.РОМАНЮК: Он много писал, много издавал. Был заведующим редакцией « Краеведение». Это было единственное место в Москве, где можно было издавать книги, приходить туда и надеяться на то, что они будут изданы. Тогда это была первая книга о переулках. Меня всегда это удивляло, потому что, казалось бы, это везде, под руками, под ногами. И никто не писал. А москвоведение имеет очень давнюю историю. Более 200 лет москвоведческие книги выходят. И никто не писал. Мне почему-то удалось первому обратить внимание на то, что это переулки интересны.

М. ПЕШКОВА: «Переулочек, переул. Горло петелькой затянул». Откуда слово « переулок» происходит?

С. РОМАНЮК: Точно разработанной этимологии этого слова нет. Вероятно, это что-то такое, соединяющее две большие. Какой-то такой проулок. Но точно не мог сказать, откуда это. Этимологии достаточно точной и обоснованной я не знаю

М. ПЕШКОВА: Т.е. это что? Люди пролагали тропы, шли по этой тропе к своему дому? Или они должны пройти несколько домов, чтобы попасть к своему пристанищу.

С. РОМАНЮК: Возможно, что это так. Что это небольшие соединяющие мелкие тропки между двумя большими объектами, улицами, какими-то строениями.

М. ПЕШКОВА: А чем объяснить, условно скажем, что старая Москва, ограниченная Садовым кольцом, очень много переулков. Сколько вы насчитали?

С. РОМАНЮК: Я так не считал, сколько там, потому что их очень много. А потом некоторые переулки назывались и называются улицами. Есть и такое. Так что это чисто внешняя характеристика. Вообще говоря, переулки – это отличительная черта старого города. Именно в старом городе, где осень долго развивалась уличная сеть, там не было никаких градостроительных мероприятий. Развивалась такая сеть переулков. Она есть и за Садовым кольцом, но не в таком количестве, как внутри Садового кольца.

М. ПЕШКОВА: Мы можем вспомнить Хользунов переулок. Он же достаточно большой.

С. РОМАНЮК: Да, иногда такие улицы есть, но это сравнительно не очень давнее появление его. Сначала это была почти нежилая местность. Там не очень много было домов. Поэтому это была небольшая тропка, соединяющая более крупные объекты. А потом он уже стал называться переулком.

М. ПЕШКОВА: Если бы меня вдруг спросили, какой мой самый любимый переулок, я бы сказала - Чистый.

С. РОМАНЮК: Именно потому, что по названию он такой, или вы с ним связаны как-то еще?

М. ПЕШКОВА: Нет, я с ним никак не связана. Просто попадаю в этот переулок. А я очень люблю гулять по переулкам. Место моей души – переулки. Не все, скажем так, а Арбатского предместья. Я понимаю, что именно там душа находит какое-то успокоение. Упоение, если хотите. Во-первых, очень мало народу. Может быть, это связано с тем, что никто не хочет нарушать покой. Я не вижу там жителей.

С. РОМАНЮК: Не только Чистый переулок, но и другие, они существенно менее населены пешеходами. Они более открыты. Можно зайти во дворы, посидеть даже на улице. Здесь нет такого сумасшедшего движения, которое мешает москвичам и всем, кто сейчас живет в Москве, наслаждаться городом. Это единственное место, где можно смотреть на него и наслаждаться. Очень интересные переулки в районе Ивановской горки. ( НРЗБЧ) Они еще интересны тем, что там рельеф не совсем обычный для Москвы, в Москве довольно много плоских мест. Там довольно крутые горки. Еще любопытно, что в Москве по сравнению с другими городами, это отличительная черта Москвы – старинные переулки. Их почти нет в Киеве, нет переулков, хотя по названию есть переулки в Петербурге. Это чисто московская особенность. Даже в Европе переулков не очень много. Если вы были во Франции, были в Париже, там нет таких переулков. Там есть в старых городах что-то похожее. Но московский переулок – это же огромная сеть, которая распространяется внутри Садового кольца и за Садовым кольцом. Вот такого обилия переулков нет. Возможно, только в Лондоне, в моем любимом городе, там очень много переулков, потому что Лондон – это большая деревня. Город, который был создан из огромного количества деревень. И он остался деревенским по своей планировке. Там нет магистралей, там нет крупных площадей, таких, как у нас Красная площадь. Это признак старого города и особый мир, где раскрывается лицо города, его прошлое. К сожалению, все чаще слышишь о том, что мир старой Москвы, мир старых московских переулков исчезает под давлением самых разных влияний, строительства, машины и т.д. Мне приятно что, может быть, это слишком серьезно сказано, что я открыл мир, я своей книжной и последующими книгами я поддерживаю интерес к городу и к этим переулкам.

М. ПЕШКОВА: Известный историк столицы Сергей Романюк о себе, о родных и о любимом занятии в программе « Непрошедшее время» на « Эхо Москвы». Наверно, кроме московских переулков, вас привлекают переулки Талина, Тбилиси. Это ведь тоже старые города, где нет такой же планировки, как в Петербурге. Т.е. большая площадь и расходящиеся в разные стороны от нее лучи. Это то, что вы условно называете большой деревней. Так ли это?

С. РОМАНЮК: В общем, да. Много таких переулков в европейских городах, как в Праге. Действительно, но это небольшие ограниченные участки города. Талин вообще не очень большой город, а старый Талин вообще маленький. Да и Тбилиси тоже. В Москве, что удивительно, вся старая Москва внутри Садового кольца – это город маленьких уютных улочек и переулков.

М. ПЕШКОВА: Могу ли я попросить вас вернуться, где вы жили. Я понимаю, что в этом университетском доме вы живете не столь давно.

С. РОМАНЮК: Да. Я не москвич. Я родился в Петербурге. Я просто люблю такой город, в котором приятно всегда быть и ходить. Я горд тем, что родился там. Как и многие москвоведы и московские историки, Москву знаю только после того, как сюда переехал. Но переехал я сюда давно, жил здесь с младенческого возраста. И жал в таком средоточии московских переулков, как Архангельский переулок, где стоит Меншикова башня, где огромное количество старых домов, где разнообразная стройка. Потом я прожил там довольно долго. Учился там, в школу ходил в этих переулках, а потом я переехал на Чистые пруды. И на Чистых прудах я тоже довольно долго жил. Так что в этом центре я прожил 30 лет, можно сказать, что все мое детство прошло в московских переулках. Именно в таком месте, как Чистые пруды. Это уникальное место. Такого в Москве нет. Вообще, я считаю, нигде нет. Почему сейчас, когда мне исполнилось 80 лет, я решил последнюю свою книжку сделать о Чистых прудах, о моей молодости, о том, что я видел тогда, когда был совсем маленький, до войны, после войны. И ее как-то развить эту тему и найти новые документы, новые исторические свидетельства о том, как развивалось это место. Насколько это место отражает всю историю Москвы и России.

М. ПЕШКОВА: Чистые пруды были действительно чистыми, или они были грязные, как свидетельствует некоторые источники?

С. РОМАНЮК: Везде, если вы возьмете любую книгу или статью в интернете, везде рассказывается, что это были Поганые пруды, они так назывались, потом Меншиков купил усадьбу, построил Меншикову башню и приказал назвать их Чистыми. Но после изучения документов, старых карт, купчих ведомостей, оказалось, что Поганый пруд и Чистый пруд – это совершенно разные места. Поганый пруд был внутри стены Белого города. Поганым он называется не потому, что он был особенно грязным, а потому, что там жили иностранцы, которые жили вокруг настоящего русского народа. Он считал любого иностранца язычником, а язычники и есть поганые. Латинское слово, которое обозначает язычника. В России погаными называли иноземцев, и строй жизни, и то, что они ели, и как они готовили. Все это было поганое. Это место называлось – Поганый пруд. Там был действительно пруд, который на старых картах обозначен. Вероятно, Меншиков действительно, когда поселился здесь, он мог приказать назвать это место по-другому, а Чистый пруд образовался уже в 19 веке. И стал чистым с самого начала. Стали его называть именно чистым, потому что это был новый пруд, сделанный из старых остатков крепостных прудов, Крепостного рва под Белым городом. Когда сделали такой большой пруд, наполнил его чистой водой. Он стал называться Чистым. Это два разных места: Поганый пруд и Чистый пруд. Поганый пруд был где-то в 16-17 веке, а Чистый пруд стал в 19 веке.

М. ПЕШКОВА: Интересная история вашей семьи. Расскажите мне, пожалуйста, про бабушку, дедушку. Ведь это люди с фантастической судьбой, которые приехали в Россию. Можно вернуть ваш к вашим предкам?

С. РОМАНЮК: Мои родители и мои предки – это соединение двух наций, двух народностей, которые нашли свою жизнь в России. Мой отец и вся родня с его стороны – это белорусы и украинцы, которые жили и перешли Польше, потом переехали в Одессу. Там мой дед работал, он был фельдшером, отец получил образование и тоже начал работать. В Одессе он познакомился с моей матерью, родители которой выехали в Россию из Германии во время Екатерины. Он поселились в Новороссии. Совершенно в пустом тогда месте. Им дали землю и возможность жить. Но они жили в Люстдорфе, недалеко от Одессы, в такой счастливой деревне. Мой дед стал довольно крупным фермером, сравнительно богатым человеком. Он отдал свою дочь в Одессу, послал учиться литературе. Она училась там. И отец и мать встретились там и образовали новую семью. Это уже были 20-ые годы. Отец участвовал в Первой мировой войне, но он никогда мне об этом не говорил. Я узнал совершенно случайно. Он был офицером, прапорщиком-артиллеристом. Он боялся, что его арестуют. Потом он стал очень крупным инженером. Ученая карьера у него не задалась, хотя он работал у академика ( НРЗБЧ), всемирно известного физика. Это в Одессе происходило. Он окончил одесский политехнический институт. Потом он уехал и стал директором одного из самых крупных советских заводов, ламповый завод в Петербурге. Завод « Светлана». В Петербурге он хорошо известен. Потом Орджоникидзе, который курировал ту область промышленности, он вызвал его в Москву и сказал, что надо делать большой завод радиоламп в Москве и под Москвой. Дали ему старые корпуса текстильной фабрики Капцова. Был такой московский купец. И он там создал там радиозавод, из которого вырос крупнейший центр электроники в Советском Союзе. Отец считается основателем. А мать все время был в семье. Воспитывала меня моего старшего брата. Отцу далось как-то, когда вводили паспорта, удалось сделать так, чтобы мать в паспорте записали русской. Это ее спасло, потому что ее сестры, у нее было две сестры, не получилось, и их сослали. Старшую сестру осадили, и она провела много лет в лагерях, в тюрьме. Она рассказывала страшные вещи. Такое соединение двух культур и двух семей произошло в моей жизни. Я рад, что у мен я очень много немецких интересов, и интересов славянских, белорусских, украинских, русских.

М. ПЕШКОВА: Романюк – это украинская фамилия?

С. РОМАНЮК: Это украинская фамилия. Очень много в Белоруссии Романюков. Там целые деревни. Когда я в Москве, часто бывало так, что я должен произносить свою фамилию довольно четко, чтобы понять, как это пишется. Когда я приезжаю в Киев, в любой украинский город, ни одного вопроса, как это пишется.

М. ПЕШКОВА: А дедушки, бабушки, что вам известно о них?

С. РОМАНЮК: Вообще, это крепостная семья. Я нашел крепостных крестьян – Романюков. Дед получил первичное медицинское образование. Он стал фельдшером. Потом он был фельдшером в Одессе. А бабушка, наверно, полька, тоже была все время при деде. Это с отцовской стороны. С материнской стороны ее отец, мой дед, немец, фермер, богатый. Он умер до революции. Потом там все конфисковали. И сестры, они разъехались в разные места России.

М. ПЕШКОВА: Лауреат многочисленных премий, современный классик москвоведения- Сергей Романюк- в программе « Непрошедшее время» на радио « Эхо Москвы». Продолжение следует. Звукорежиссер – Наталья Квасова. Я - Майя Пешкова.