Непрошедшее время - 2013-06-02

М. ПЕШКОВА: В этом месяце 150-летие со дня рождения Владимира Леонидовича Дурова, циркового артиста, знаменитого дрессировщика. Я всё допытывалась у Терезы Ганнибаловны Дуровой, художественного руководителя Театра на Серпуховке, какова степень родства с юбилейной персоной.

Т. ДУРОВА: Было два брата – Анатолий и Владимир Дуровы. Сегодня мы с Юрой Дуровым, с руководителем Уголка Владимира Дурова, Театра зверей в Москве, мы 4-е поколение. Сегодня мы, поднимая всякие архивные документы в музее в Воронеже, в Таганроге, в Уголке Дурова, смотрим и понимаем, что скорее всего наши прадеды были просто очень хорошими, сильными пиарщиками, поэтому была такая легенда об их вражде, скажем так. Ох, много они сделали на этой легенде, я думаю, для себя тогда в то время.

Но вот находим фотографию, где стоят два брата рядом, в этих знаменитых дуровских костюмах, в знаменитых дуровских жабо, и уже совсем немолодыми людьми. Т.е. еще не теми детьми, когда они были для всех дружны, а потом рассорились, не поделив пространство публики и славы, как бы на этом было построено всё.

Я знаю, как Владимир Леонидович отнесся к смерти Анатолия Леонидовича, т.е. старший брат к смерти младшего брата. Для него это была огромная трагедия. И он, естественно, присутствовал на похоронах. По воспоминаниям людей, совсем было не похоже, что он прощается с братом, с которым всю жизнь был в контрах.

Легенды в нашей семье – это прекрасное дело, мы их очень любим. Мне кажется, что за каждой из этих легенд стоит своя подлинная история. Мне очень повезло, я еще застала бабушку Марию Анатольевну Дурову, т.е. дочь Анатолия Леонидовича, одного из наших родоначальников.

Мы сейчас с Юрой говорим всегда – наши родоначальники. Т.е. для нас нет сильного разделения – Анатолий Дуров и Владимир Дуров. Наши прадеды. Его прадед – Владимир, мой – Анатолий. Но уже со второго поколения династия Дуровых все были очень дружны и легенду больше не поддерживали.

М. ПЕШКОВА: Равно как и сейчас.

Т. ДУРОВА: Сейчас об этом даже речи нет. Сейчас бы нам поддержать друг друга в другом – чтобы сохранить фамилию и сохранить два театра. Вообще, парадоксальная история снами произошла. Потому что в цирке сейчас нет Дуровых, этой фамилии больше нет в цирке. Я ушла из цирка довольно давно, создала сначала Театр клоунады, а потом уже театр поменял направленность, репертуар, и публика захотела, чтобы мы поменяли название. А Юрий Дуров ушел из цирка тогда, когда еще Наталья Юрьевна была жива, и она попросила брата придти на помощь и совместно навести этот театр. Теперь в Москве есть два театра – Театр зверей Юрия Дурова, народного артиста, и Театр на Серпуховке Терезы Дуровой.

М. ПЕШКОВА: Тоже народной артистки.

Т. ДУРОВА: Да. Так повелось. Мы начинаем же свою биографию с детских лет, поэтому есть время что-то сделать такое, за что звание дают, есть время заслужить.

М. ПЕШКОВА: Но, кроме времени, еще есть огромный, огромный труд. И желание трудиться.

Т. ДУРОВА: Труд – это просто жизнь. Мы плохо себе представляем жизнь без труда. А что же еще делать в этой жизни, если не трудиться? Мне кажется, что и воспитание детей – это труд, и становление человека – это труд. Если это не делается с душой и не вкладываются все силы и вся энергия, в любое действие человека, в любое его проявление самого себя, конечно, будет результат нулевой. Не буду говорить про Юру – хотя могу, наверное, сказать, - мы никогда не думали, что это наше предназначение, мы просто так живем – и всё.

М. ПЕШКОВА: Вы были манежным ребенком?

Т. ДУРОВА: Конечно. Мы манежные дети.

М. ПЕШКОВА: И с какого возраста вы себя помните на манеже? Цирк с какого возраста вы помните? Когда вы туда пришли? Что говорит об этом мама?

Т. ДУРОВА: Мама ничего не говорит. Это не тема для разговора в нашей семье. Это как рассказывать ребенку, как он учился ходить. Я помню свое детство, как я не конюшне сижу на корточках и по мискам раскладываю мясо для собак, куниц и лисиц, потом это заливается супом, и я его ем. В нашей семье мы готовим животным и людям одновременно, пища очень чистая и очень вкусная. Поэтому мне это очень нравилось. Мне нравилась каша, которую варили для поросенка, она была очень вкусной, наваристой. Мне нравилась каша, которую варили для слонов. Сначала дети конюшни и товарных вагонов, а потом уже манежа, красивых блесток, ярких колпачков, нарядной одежды и аплодисментов. Это всё чуть позже, это с 11-12 лет. А такое детство, игрушечное, скажем так, оно там, и игрушки большие стоят.

М. ПЕШКОВА: Это было вашим садиком.

Т. ДУРОВА: Безусловно.

М. ПЕШКОВА: А сколько школ вы поменяли?

Т. ДУРОВА: Я подсчитала, я поменяла 69 школ. Это странно слышать на самом деле. Я сильно удивилась, когда увидела эту шестерку с девяткой.

М. ПЕШКОВА: По 7 школ в году.

Т. ДУРОВА: Получалось так. Иногда мы работали по одному месяцу в городе, максимум три тогда было. Мы переезжали из города в город в постоянном режиме. Поэтому если я шла в школу, условно говоря, во Владивостоке, то я никогда не знала, где я закончу этот класс, куда меня прибьет. Очень странная у меня была история по поводу вступления в пионеры. Я никак не могла вступить в пионеры, по той причине, что я приезжаю в школу – а там уже всех приняли. Или завтра принимают в пионеры, а сегодня я уезжаю из этого города. Я приезжаю в следующий город, а там уже всех приняли в пионеры.

Я очень сильно страдала по этому поводу. Я помню, мы приехали в город Запорожье, мне надо идти в школу, а я не пионерка. Это 3 или 4 класс. И я понимаю, что я сейчас приду в школу без галстука, единственная. Открываю глаза – и у меня вместе со школьной формой поглаженный галстук висит. Мама говорит – ты достойна, ты же знаешь. Поэтому я тебе галстук, надевай, иди и не страдай. Меня мама принимала в пионеры, короче говоря.

Была очень смешная история в городе Ижевске, когда я вступала в комсомол. Поскольку я дуровских ребенок… Я понимаю, фамилия у всех есть. Но просто дело в том, что с нас спрос был всегда, мы должны были быть везде первыми. И это очень культивировалось. Мне прочили будущее секретаря комсомольской организации. Большой аттракцион, тогда было принято, что это художественные руководители программ. И вот будущий дуровский отпрыск обязательно должен быть впереди планеты всей. И я учу этот устав с централизмом, со всеми орденами, съездами назубок.

Мне мама говорит: ты придешь – наши афиши висят по всему городу». Для Ижевска это целое событие – приезд Дурова. Там прекрасный большой цирк. Поэтому нельзя, чтобы ты чего-то не знала. И я зубрю всё это в панике. Ижевск, зима, 8-30 утра, снег скрипит, лампочка одна болтается. Это же было много лет тому назад. И я, вся завернутая во что-то теплое, скреплю по этому снегу.

Деревянный дом стоит. Я захожу туда, там люди на лавках сидят в валенках, в ожидании, когда их тоже примут в комсомол. По-моему, там печка топилась дровами. Моя очередь. Я захожу – длинный стол, накрытый красной скатертью, сидят комсомольцы, очень серьезные молодые люди и спрашивают грозным голосом: «Вы откуда к нам?» - «Я из цирка». – «Фамилия». – «Дурова». Тишина. И у меня весь этот устав комсомольский внутри переворачивается – только бы не забыть, только бы не забыть. И вдруг один парень встает и говорит: «А вы та самая, да?» Я говорю: «Да». – «Я в цирке был. Слушайте, а как слоны размножаются?»

Сначала я им рассказала, как слоны размножаются, потом я рассказала, как они спят, как они едят, как они болеют, как они сидят, стоят. Они слушали меня. А я стояла, вытянувшись в струнку, перед этим красным столом и рассказывала всякие истории из жизни столов. Я, естественно, всё это знала как ребенок, выросший там. Потом меня же книжки заставляли читать, чтобы знать про слонов всё, что надо. И они, глядя в мои глаза – я для них живая Дурова, хоть и ребенок, - выписали мне комсомольский билет.

Я так рыдала, мне было так больно и обидно, что меня всерьез никто не воспринял. А мне про слонов-то скучно. Это моя жизнь. Мне кажется странным, что люди не знают, что слоны спят лежа до определенного возраста. Странные люди – как этого можно не знать? И таких случаев в моей жизни было очень много.

***

Т. ДУРОВА: Когда я заходила в класс, и дети кидались, каждая перемена – это огромная толпа детей в проеме, тычут в меня пальцами и кричат – вон она, вон она сидит. Я сижу, но только я не помню, как учителей зовут. Я даже уже и не особо старалась запоминать, потому что я знала, что через три месяца или через месяц я всё равно оттуда уеду.

М. ПЕШКОВА: А побегать?

Т. ДУРОВА: В каком смысле?

М. ПЕШКОВА: Вместе со всеми ребятами в коридоре.

Т. ДУРОВА: Очень спать хочется. Потому что с 6 часов утра начинаются репетиции. Животные репетируют очень рано, потому что с животными репетируют на голодный желудок, чтобы они хорошо шли на приманку. Поэтому я в школу даже в первую смену шла уже после репетиций. А после школы мне нужно было опять на репетицию. А потом вечернее представление. И когда я выходила из школы где-нибудь в Челябинске или в Магнитогорске после второй смены, все крики моих школьных друзей «Тереза, пойдем на горке покатаемся»… Тогда были такие самодельные залитые ледяные горки. На портфелях съезжали. Ранец – это вообще было…

М. ПЕШКОВА: А я не помню, чтобы в наше время были ранцы.

Т. ДУРОВА: В мое время были ранцы, ближе к старшим классам, и то где-то нашелся он в Риге. Я никак не могла понять, куда они там с горки. Потому что уже 6 часов, мне через 15 минут надо быть в гриме и выходить на манеж. Мама не разрешала мне манкировать такими вещами, как парад перед началом спектакля. Хотя мы работали в конце второго отделения. Мне нужно было быть всегда и везде, где выходят актеры. С именем, без имени, в кордебалете, не в кордебалете – я должна в 7 часов выйти на манеж, не важно, в каком качестве. Дурова – это потом, в конце спектакля. А сейчас, будь добра, рожу мажь и вперед.

Какая школа? Я всегда смотрела на детей: странные какие-то. Для меня это было странно: никаких обязанностей, какие-то они пустые были для меня всегда, не очень интересные. Потому что жизнь цирка – это же взрослые, взрослые, взрослые. И ты в этом котле взрослом варишься. У тебя совсем другие разговоры, другое отношение к жизни. Плюс еще, конечно, бабушка, которую я застала, она потрясающе со мной разговаривала. Она говорила: «Ну, деточка, ты же помнишь, когда мы уходили от немцев…» Да, я помню. Она очень много рассказывала, и было ощущение, что ты всё это знаешь, что ты проживаешь жизнь вот этого поколения.

Очень интересно, когда мы специально пересекались или нечаянно встречались… Тогда же еще была такая позиция, когда вы ехали из города в город с пересадками. Допустим, Юра Дуров и мы – два больших аттракциона, и там, и там практически одинаковые животные. Мы едем через Свердловск. Юрий Владимирович там работал. И вот мы собираемся все с одном доме. И когда родители начинают вспоминать о чем-то, мы же вот здесь, мы же рядом. Конечно, наши детские лопоухие уши слушают. Мы всё про семью знали очень хорошо и набирались почти самостоятельного опыта.

Конечно, сейчас легенды, которые ходят вокруг нас, они нам и забавны, и интересны. Я даже не злюсь. В 1991 году, фестиваль, когда мы начинали, было несколько статей в газете о том, что наконец-то Тереза Дурова продала фамильные бриллианты и устроила фестиваль. Была такая история. Потом была история о том, что она худая, привлекательная и так далее - хамская довольно статья, - понятно, конечно, откуда у нее деньги. Были легенды о том, что театр мой и актеры мои – это всё заслуга моего мужа, который мне всё это купил. Вообще никак никогда не реагируем.

Сейчас недавно прошла история с фамильными бриллиантами Натальи Юрьевны, с тем, кому чего принадлежит, с дочерью Миши Болдумана и так далее. Мы не понимаем, чем люди заняты. Потому что когда о нас судят по нашим спектаклям, которые мы делаем, нам понятно, нам приятно. Когда начинается вся эта возня… Кто-то нам говорит: ребята, не расстраивайтесь, потому что это реклама. Но мы старой закваски того времени – все-таки реклама рекламе рознь.

***

Т. ДУРОВА: И когда наши прадеды легендировали свой разрыв, они не этим пользовались все-таки, там были споры другого порядка.

М. ПЕШКОВА: Это были принципиальные споры?

Т. ДУРОВА: Мы с Юрой приходим к выводу, что это были споры легендированного плана, для того чтобы поддержать интерес публики. Оба были гении. У них хватало этики и такта разыгрывать эту карту достаточно тактично. Они боролись на поле своей деятельности, а не на поле грязного белья. Это было очень важно.

М. ПЕШКОВА: А кто были их родители, известно?

Т. ДУРОВА: Конечно, известно. Но просто дело в том, что они достаточно рано умерли. Они воспитывались в семье у своего крестного отца. Т.е. мы знаем, кто были их родители. Потом мальчишки просто сбежали. Или это был дядя. Я точно вам сказать не могу, я так далеко не забиралась. Потому что есть книги, в которых всё это написано и описано. Мне стыдно, конечно, сейчас очень, что я не могу вам об этом сказать точно, не могу сказать – я знаю свой род, начиная с кавалериста Дуровой. Тоже весьма интересная история.

М. ПЕШКОВА: Девица – ваша родня?

Т. ДУРОВА: Одна из легенд про это родство. Вариантом масса, начиная от да, это так, кончая тем, что нет, это не так. Кто-то говорит о том, что у нее не было детей, кто-то говорит о том, что у нее были дети. У нее был родной брат, у которого была огромная семья, было много детей. В принципе, в то время дети носили фамилии своих отцов. Если она была замужем и у нее были дети, то скорее всего они должны были носить не ее имя, а имя отца. Короче, если закончить о Надежде Дуровой… Такая славная женщина, на мой взгляд, такая крепкая и сильная, что бы там о ней ни говорили – мужеподобная, не мужеподобная. Ты пойди, останься в истории так надолго. Ты пойди сделай так, чтобы о тебе все-таки говорили, еще в то время, когда не было ни телевизора, ни вашего магнитофона, в который я сейчас лопочу. Ничего же не было, можно было остаться только в устах и в сознании людей. Другого варианта нет. Представляете, какие усилия надо прикладывать, чтобы о тебе помнили.

М. ПЕШКОВА: Чтобы передавали из поколения в поколение.

Т. ДУРОВА: Чтобы передавали из поколения в поколение, нужно кем-то быть, а не кем-то слыть. Потому что иначе не получится. И тут не в родстве нашем дело. Видимо, сильная фамилия, по составу букв, хорошая, старая русская фамилия. Много Дуровых в России. Хорошая фамилия. Все славные дела – всех в родственники принимаем, с удовольствием со всеми будем дружить. А что касается фамилии, у меня отец был армянин, и я была Наджарова, я бакинская армянка. Я была Наджарова до 2 класса. Потом мне поменяли фамилию, когда стало понятно, что мне надо работать в цирке. И мою первую трудовую книжку делали уже на фамилию Дурова. Естественно, с разрешения отца и всей семьи. Никогда никому не приходило в голову… Вот сидит мама Тереза Дурова, рядом сидит дочь Тереза Дурова. Ребята, кто папа? Таким образом две Терезы – мать Тереза и дочь Тереза. Кто отец?

М. ПЕШКОВА: Как гласит римская поговорка, кто мать известно, кто отец – надо доказать.

Т. ДУРОВА: Но никого это никогда не интересовало. Меня никогда никто об этом не спрашивал, еще когда я была ребенком. Мы с мамой давали интервью, приходили на радио, куда-то еще, и никто никогда не спрашивал у нас об этом. Но тогда почему-то – то ли это была установка Союзгосцирка тогдашнего, не знаю, с чем это было связано: не то чтобы был запрет говорить на эту тему, что я ношу фамилию матери, что я продолжаю династию по линии матери, а не по линии отца.

Кстати говоря, то, что касается Анатолия Дурова, т.е. моего прадеда, после его смерти остались дочери. Потому что Анатолий Анатольевич, сын, был убит на охоте в Ижевске. Там не было детей. Поэтому Владимир Григорьевич Дуров – сын одной из дочерей, первый народный артист Советского Союза, он был сыном воронежского аптекаря Шевченко и был сначала Владимиром Шевченко, только потом поменял фамилию и пришел в цирк. Т.е. он тоже идет по материнской линии, и я по материнской линии, моя мама по материнской линии, потому что Мария Анатольевна Дурова – это дочь Анатолия Леонидовича Дурова.

И мы этим очень гордимся. У нас были потрясающие деды и отцы, которые, как серые кардиналы, существовали в нашей семье. Они были очень преданы имени, фамилии, они очень помогали в работе, они помогали в дрессуре, они ставили на ноги меня, мой отец, и отец мамы моей Василий Васильевич Мильва, очень известный цирковой актер, режиссер, много у него было заслуг, он был директором цирка, традиционный цирковой человек. Никто никогда об этом не спрашивал, а мы и не говорили.

М. ПЕШКОВА: А как на афишах можно было отличить, какая Дурова старшая, а какая младшая.

Т. ДУРОВА: Это странная история. Там было написано: «Дрессировщица Дурова», была такая афиша. Потом была афиша «Тереза Дурова с дочерью Терезой». А один раз мы с мамой стояли, покупали квас – около цирка была большая бочка, и нам захотелось погулять по городу и квас попить. Мы стояли около этой бочки в очереди за квасом. А на заборе висела наша реклама, где было два наших портрета, и было написано – дрессировщицы Дуровы, справа мой огромный портрет, слева мама, в середине фрагмент из нашего аттракциона. Громадные портреты, наши лица здоровенные. Естественно, мы там в гриме, в колпачках, со всеми делами.

И перед нами стоят два мужика, смотрят на этот портрет. Оборачиваясь, смотрят на нас. Никаких параллелей не проводят. Один говорит: «Слушай, а вот это одна тетка, или их две?» Мы с матерью начинаем умирать от хохота. «Вроде дрессировщицы Дуровы». – «Я думаю, это она в молодости, а это она сейчас». – «Чего-то она разная». Мы услышали о себе всё: мы услышали кто мы, мы услышали, что бы они с нами сделали, если бы они с нами встретились, понравились мы им или не понравились. Мы в этой очереди развлеклись по полной программе. Слава богу, цирковой грим мощный, там же свет очень яркий, поэтому узнать нас просто так, без грима, в двух ситцевых сарафанах около бочки с квасом, хоть и рядом с цирком было практически невозможно.

М. ПЕШКОВА: Это архивная запись, сделанная несколько лет назад. А прошлым летом Терезы Васильевны, матери собеседницы – Терезы Ганнибаловны Дуровой, не стало. В дневное воскресное утро вновь услышим сюжеты из жизни династии Дуровых. Сегодня рассказывала об известной фамилии народная артистка РФ, художественный руководитель Театра на Серпуховке Тереза Дурова. Звукорежиссер Александр Смирно. Я Майя Пешкова. Программа «Непрошедшее время».