Испания. Эренбург. Пересечение судеб. К 75-летию Гражданской войны. Передача 2-я - Борис Фрезинский - Непрошедшее время - 2011-08-07

М. ПЕШКОВА: Говоря о любимом авторе, Илье Эренбурге, петербургского историка литературы, Бориса Фрезинского, хотелось уйти во времени, влево, вправо. Узнать не только о писательском окружении, дружбах, враждах, ну и о расстановке сил на международной литературной кухне. Это помимо главного, Гражданской войны в Испании. Продолжение прошлой программы с Борисом Фрезинским, возвращаемся к съезду советских писателей. Прямое отношение к нему, имеет Илья Григорьевич. О докладе которого, тепло отозвался Сталин. По крайней мере, так говорил Бухарин.

Б. ФРЕЗИНСКИЙ: Бухарин об этом написал (неразборчиво) слово Сталина, конечно. Товарищ сказал. Ну, он был умный человек, и всё понимал, о чём речь идёт. Я думаю, что Сталин это говорил в каком-то смысле, искренне. Потому, что речь Эренбурга, с которой были большие трудности. Я знаю об этом от одного близкого человека к Эренбургу, он переписывал, должен был показывать. Утверждать, и так далее, и так далее. И в итоге добился, ему даже не хотели какое-то время давать слово. Всё было не просто. Потому, что несколько сил, схватились за власть в советской литературе. Одна – это была Горький, его окружение. Другая – это был РАПП, и его окружение, Фадеев, и так далее. И всё-таки, ему дали слово, и Сталин нашёл его речь самой замечательной. И к его письму, он отнёсся абсолютно доброжелательно. Он написал второму человеку в партии. Уверен, что вы не назовёте второго человека в партии, в 34-м году. Пожалеем плёнку. Это Лазарь Моисеевич Каганович. Он ему написал записку такую: «Думаю, что товарищ Эренбург прав. И вам нужно заняться этим вопросом. И надо реорганизовать МОРП и поставить во главе реорганизованного МОРПа, товарища Эренбурга». Коганович был тогда в отпуске, ему пришло письмо. Главным образом, чего он написал, связаться со Ждановым. Жданов планировался на руководство искусством в СССР. И вот сделать всё, вот такой был план. Слава Богу, он не совершился. Потому, что если бы Эренбург был поставлен во главе, то он бы не уцелел. По счастью, в это время, в Советский Союз приехал Барбюс, которому, за какое-то время до этого, было передано предложение товарища Сталина, или точнее, наверное было сказано, как предложение центрального комитета партии. Что вот великий пролетарский французский писатель Оноре Барбюс, автор бессмертного романа «Огонь». Действительно замечательный, важный очень роман в мировой истории, должен написать книгу о товарище Сталине. Барбюс согласился. И вот, примерно через месяц, Барбюс приехал показать рукопись. Сталин не знал о том, что он приедет, и его не было в Москве. Барбюс сидел в Москве, и дожидался. Товарищу Сталину сообщили, он в итоге оказался в Москве, написал очень милое ответное письмо Барбюсу, повидался с ним, соответствующие люди в это время прочли французский текст, перевели его быстро для товарища Сталина. У товарища Сталина временами возникал гнев. Потому, что не те имена упоминались потому, что пока Барбюс писал, отдельные люди стали плохо себя вести их убирали, естественно. И не следовало упоминать того, другого, третьего. Потом, что-то там было много Троцкого даже, ни к чему. Ну, и так далее. Секретарь ЦК Стецкий, бывший ученик Николая Ивановича Бухарина, занимался этой проблемой и разработал точный сценарий того, что нужно изменить, убрать, и так далее. Товарищ Сталин ожидал реакции Барбюса. Барбюс взял под козырёк, потому, что он получал большие деньги. На эти деньги издавался им в Париже журнал как бы левый, но не коммунистический. Международный, там общаются не только французы. Но деньги шли из Москвы. И шли они Барбюсу. Ему не хотелось терять этих денег, и поэтому, он принял весь перечень исправлений, и всё исправил. И товарищ Сталин с ним встретился. Барбюс стоял на трибуне мавзолея, по-моему, какой-то был праздник, или что-то такое ещё. Короче говоря, он уехал очень довольный в Париж, и товарищ Сталин переиграл всю игру, поскольку Барбюс, он не руководил этой международной организацией революционных писателей. Но она была с ним как бы рядом. И он её тоже поощрял, и оказывал помощь, и так далее. Это было довольно близко ему всё-таки. По этому поводу товарищ Сталин решил, что он не будет разгонять международную организацию революционных писателей, а поставит во главе пока товарища Барбюса. И с тем товарищ Барбюс и прибыл в Париж. И сообщил, кто именно его поставил во главе революционных писателей мира. И какие денежки будут там, и так далее, и так далее. Так Эренбург узнал новую версию. Вообще, он догадался о ней немножко раньше. Потому, что пока ещё Барбюс был там, его уже вызвали для каких-то подробных переговоров. Он приехал в Москву, это 34-й год. Это был ноябрь месяц, когда его вызвали. Ещё окончательного решения с Барбюсом вроде бы не было. Его вызвал Стецкий, якобы для беседы со Сталиным. И он приехал, вот понимал, что это будет связано с обсуждением реорганизации МОРПа, и ожидал многого от этого. Он проторчал в Москве, и ему было сообщено, что товарищ Сталин очень занят. Я одно время даже думал, что товарищ Сталин занят подготовкой убийства товарища Кирова, но поскольку всё-таки, это не подтверждается так вот полно, то пока нельзя обвинять товарища Сталина в этом. Но, тем не менее, Эренбург уехал из Москвы, 2 декабря, когда Кирова уже убили. Его принимал только Стецкий. Был сделан такой обряд. Вот он записывает ответы товарища Эренбурга по вопросам, которые могут представлять интерес для товарища Сталина. То есть, ему не сказано, что пошёл вон, ты нам больше не нужен Сталин играл.

М. ПЕШКОВА: Красиво обставили всё, да?

Б. ФРЕЗИНСКИЙ: Сталин любил вообще, когда была такая игра, вот не вполне ясная. Пусть они сами между собой грызутся, ну, обычный ему стиль. Он действительно уехал в Париж, и там возникла уже ссора в кругу революционных французских писателей, потому, что не вполне было ясно, кто же возглавляет всё это, и так далее. Там была ещё замечательная история с письмом. Ремурк собирался написать… То есть, ему Бухарин заказал статью о Кирове, в связи с убийством. И он сел писать её в «Известиях», в редакции. А через час, или два, Бухарин взволнованный вошел в эту комнату, где он сидел. И сказал: «Вам не надо это писать, это дело тёмное». Тем не менее, он написал письмо, но подписало его несколько писателей. Лидин в частности, один из его тогдашних приятелей, и несколько соседей Лидина, которые жили с ним в одном доме. Новиков-Прибой, Леонов, по-моему. Пастернак – это как бы друг Эренбурга. Вот такой странный букет. И это письмо было опубликовано в «Известиях». То есть, такое вот выражение о возмущении, гнева, и так далее. По поводу убийства. В этом же письме, по поводу реорганизации МОРП, Эренбург ещё писал о том, что необходим конгресс антифашистких писателей. На это он получил добро. Ему было сказано, что вы один из главных организаторов этого конгресса, от Советского Союза, в помощь ему был выделен Михаил Кольцов. Была создана группа, где было насколько враждующих кругов. Барбюс, Арагон и Бейхер, немецкой поэт.

М. ПЕШКОВА: Это интересно антифашистам.

Б. ФРЕЗИНСКИЙ: В той мере, в которой немец может быть антифашистом. Это одна группа, вторая –это были Эренбург, Майро, Жан Ришар Блок, они между собой не ладили. Но все вместе, они всё-таки, подготовили парижский конгресс знаменитый. Из-за чего я всё это рассказываю, бог ты мой. Так вот, летом 35-го года в Париже, этот конгресс открылся. Он был в известном смысле сенсационным, Потому, что это был конгресс широкого профиля, то есть, очень представительный. Там была вся Европа, Америка, Азия. Была большая советская делегация, самая пустая, какая только может быть. Настолько, что это вызвало протесты.

М. ПЕШКОВА: Пастернака буквально втолкнули в самолёт, да?

Б. ФРЕЗИНСКИЙ: Но он приехал в предпоследний день работы. А конгресс работал неделю. Не один, а Пастернак и Бабель. Это не сразу получилось, но получилось, тем не менее, да. И там было выбрано правление ассоциации. Международный союз писателей, и руководящее бюро такое, которое этим занималось. Внутри были опять же склоки. Барбюс хотел возглавить его. Но так получилось, что Барбюс плохо себя почувствовал, приехал в Москву, лечиться. Ну, его вылечили. Через 2-3 дня он умер, потому, что всё было нормально, и торжественно отвезли во Францию, и похоронили. Как только его похоронили, то вопрос о поддержке международной организации революционных писателей, у товарища Сталина отпал. Потому, что Барбюс сделал своё дело, он написал хорошую книгу, она была издана. Она потом была запрещена конечно. Потому, что всё-таки, он поправил очень много, но всё равно, там осталась масса ненужных фамилий. И политически, она была не приемлема уже. И с тех пор, её ни разу не издавали. У меня есть роскошное издание тогдашнее. Книжечка слабенькая конечно, но любопытная. Там уже практически нет левых, но правые ещё есть. То есть, там Рыков возникает, и, по-моему, даже где-то Бухарин мелькнул. Он был такой, не случайно Ленин сказал, любимец партии. Его обожали, Бухарин был живой человек. Невероятно весёлый, словотворческий, шутливый на грани иногда. Не гонора, не заносчивости, ничего чиновного. И конечно, очень слабый в этом смысле человек, не боялся. Потому, что быть противником товарища Сталина, это задача, с которой мог справиться только Троцкий. Но поскольку он не был любимчик партии, то у него не было и большого окружения, большой поддержки. Он не справился. А если бы он справился, то Россия пошла бы совершенно по-другому пути, а так она страдает до сих пор. Конгресс кончился конечно, триумфом. И был составлен план следующих конгрессов. Второй конгресс – Испания. Третий конгресс – США, И тут, 18 июля 36-го года Испанская Гражданская война, к которой мы подошли вплотную. Эренбург входит в бюро международной ассоциации писателей. От Советского Союза, там конечно, главное лицо Кольцов, он точно выполняет все поручения. На Эренбурга не надеются в этом смысле. И он не так себя вёл, чтобы ему можно давать было любые поручения. Когда ответственное заседание этого бюро, то Кольцов просто не приглашал Эренбурга даже. Есть письмо соответствующее, с протестом Эренбурга. Он очень любил поговорить с Эренбургом в комнате, как вот мы с вами. Потому, что ни с кем он не мог поговорить так. Но это потрепаться, называется. А дело – извините. Дело, он за него отвечает головой перед одним человеком, и тут не шутят. И тут всё должно железно выполняться. Бюро – ассоциации антифашистских писателей, не место для дискуссий. И началась война в Испании, то первая мысль у Эренбурга была уехать туда. Но он запросил известия, а они ничего не могут, значит Бухарин уже сидит, ещё не осуждён, Таль во главе, тоже вот-вот сядет. Они пишут запрос в ЦК, как быть, а там… Каждый чиновник мелкий на своём месте боится, что он не так сделает, не то скажет, и его к чёртовой бабушки выкинут. Поэтому, всё работает отвратительно, механизмы не смазаны. Только, когда раздаётся окрик и команда конкретная, что человеку надо, тогда всё выполняется мгновенно. А когда надо самому что-то решать, ничего не работает. Ответа нет, и нет.

М. ПЕШКОВА: Историк литературы из Санкт-Петербурга, Борис Фрезинский в «Непрошедшем времени», на «Эхо Москвы», в цикле «Испания. Эренбург. Переплетение судеб. К 75-летию начала Гражданской войны».

М. ПЕШКОВА: И Эренбург плюнул на всё. Ещё он посылал корреспонденцию в «Известия», которую строил на пересказе корреспонденции французских литераторов и журналистов из Испании. Туда уехал уже Майро, даже Сенд Экзюпери, который был совершенно не политический человек, которому всё до фени в этом смысле было. Он был очень хороший писатель, как мы знаем, потом стал. Да? Он был порядочный человек, безусловно, но он не был остро политической фигурой. Жан Ришар Блок уехал на короткое время, ну написал там книжку об Испании. Наконец, 8 августа. 18 июля начинается 8 августа, в Испанию прибывает Кольцов. А с Эренбургом, всё ещё не решается. 18 июля – начало мятежа, 8 августа…

М. ПЕШКОВА: А 8 августа…

Б. ФРЕЗИНСКИЙ: Не прошло и месяца, 20 дней, Кольцов приезжает от «Правды». С большими полномочиями, отнюдь не журналистскими. А Эренбург, всё бумаги не проходят. Он плюнул на всё, сел в поезд, и отправился в Барселону. Несколько дней не получают известия, никакой корреспонденции, и они позвонили жене, в Париж. То есть, они позвонили ему в Париж, а трубку взяла жена. И она сказала: «А вы разве не знаете, Игорь Борисович в Барселоне». Он уехал 26 августа, а где-то по-моему 24-го, или 25-го, а может быть даже 27-го, политбюро слушает этот вопрос, и назначает корреспондента «Известий» в Париже Эренбурга, одновременно, корреспондентом в Испании. Задним числом покрывается всё это дело. И он, корреспондент в двух странах, первое время только в Испании, довольно долго он там пробыл. Это знакомство, это поездки по фронтам, то, сё, пятое, десятое, это переговоры с нашими сотрудниками, с Марселем Розенбергом, который был посланник, посол. Фактически, потом с консулом в Каталонии, это Антонов-Форсеенко, с которым Эренбург был знаком с 909-го года в Париже. Газета «Наш голос», газета Троцкого, где Антонов-Форсеенко был одним из сотрудников.

М. ПЕШКОВА: Задолго получается, до октября?

Б. ФРЕЗИНСКИЙ: Да, конечно. Он пишет каждый день сообщения но это наспех, поскольку он пытается понять, что происходит в стране. Поэтому, просто это письма из Испании, называется эта корреспонденция, такие описательные, скорее, без глубокого анализа, потому, что ещё нечего анализировать. Всё очень сложно. После начала мятежа, мятежники очень быстро прогрессируют, захватывают территории, и так далее. Правительство исправляется с задачей, сложное очень положение. И тут, на какое-то время, Эренбург возвращается в Париж, потому, что надо выполнять обязанности корреспондентские там тоже. И там, через посольство, он встречается с Антоном Авсеенко он назначен консулом в Барселону, потому, что у него такое революционное прошлое, что в Барселоне в городе анархистов он может найти с ними общий язык. И он привозит большие деньги, но он договорился о больших деньгах, которые Москва переводит в один из Парижских банков, причём, переводит от имени союза советских писателей. На имя Оренбурга, впервые переводится огромная сумма, он должен на эти деньги купить грузовик, печатный станок, он должен ездить по фронтам, выпускать газету, по-испански, и показывать фильмы революционные. Деньги ему даны, он должен их закупить, а советскую часть ему прислали. Это потом аукнется страшным образом, потому, что Франция порвёт отношение с СССР, после (неразборчиво) Флибентроп, и Советский Союз, друг Германии фашисткой естественно, был врагом Франции. И стали проверять и шерстить всех русских, и установили, что в 36-м году, этот агент Советского Союза, получил огромные деньги. Не понятно, якобы от союза писателей, но для чего, что… Вот ему пришлось оправдываться, что это была машина куплена грузовая, и так далее, в Испанию. Но в итоге, его посадили. Довольно сложная история, опять уводит нас в сторону, но трагическая по-своему, потому, что в любой момент могли расстрелять. Спас его просто один человек. Вот спас, и всё. Министр Внутренних Дел Франции, имевший фамилию Мандель, который потом был расстрелян немцами, и который его выпустил их тюрьмы. Ну, поехал туда поверенный в делах, временно, Николай Иванович Иванов. Собственно, он конечно, спас Эренбурга. Потому, что он поехал, добился приёма у Манделя, а тогда шли переговоры об отправлении партии самолетов во Францию, на которую напала Германия. И Эренбург мог что-то сделать. Он был связан с Пьером Котом, министром авиации тогдашнего правительства. Такие, более-менее левые люди в правительстве французском понимали, что Эренбург полезен, и он может ему помочь. И поэтому, они, вот это крыло и сработало, оно его освободило. Вернёмся к фургонам. Он купил фургон, станок печатный ему подарил его друг Жен Мёрль, французский издатель, издатель двух популярных иллюстрированных еженедельников. «Лю и Вю», где Эренбург часто печатался. Там печатали замечательные его главы из «Моего Парижа», с фотографиями консьержек. Ну, это тоже огромный разговор. Он закупал фильмы, и понимая немножко, кто такие испанцы, не ограничивался Чапаевым, которого ему прислали, или какого-нибудь фильма Всеволода Вишневского, «Мы из Кронштадта», или что-нибудь в этом духе, Он купил Микки Мауса, Диснея. С этими фильмами он приехал, и в течении нескольких недель, он ездил по фронтам, и в больших городах был, у меня есть несколько фотографий, где этот фургон с надписью, в переводе на русский, это печатнее кино. То есть, типография, и кино. Они выпустили по-моему, 17 или 18 номеров газеты по-испански. К сожалению, здесь нет ни в одном архиве, но сохранилось ли в Испании, не знаю просто это. И это была такая активная деятельность Эренбурга, с одной стороны, как журналиста, но с другой стороны, и не журналиста. В это время, очень интенсивно начали работать в Испании, компетентные органы советские. То есть, власть НКВД, была необычайно сильной. НКВД создало систему тюрем. Там соответствующей охраны. НКВД, обещая Испании оружие, а уже работал комитет по невмешательству, который запрещал всем странам запада поощрять конфликт, и передавать им оружие. Гитлер и Мосалини находили способы пересылать оружие Франка, а Леон Блюм, трусливый человек, который ужасно боялся войны и понимал, что это будет ужас. И делал всё, чтобы только не пугать Гитлера, и не ссориться с ним, и так далее. Они ничего не давали. А Русские обещали, но очень много денег выкачали из Испании. Золотой запас страны был весь перевезён, и до сих пор, по-моему, не отдан. Не думаю, что что-нибудь изменится в этом ну не важно. НКВДшники, в конце концов, добились по-моему, от Лага Кабальера, премьера Испании тогда, права на арест. Аресты врагов революции. Этим правом они очень пользовались.

М. ПЕШКОВА: Туда направили очень много сотрудников НКВД.

Б. ФРЕЗИНСКИЙ: Более того, они получили вот такой спецмандат, право на арест. Дело в том, что товарищ Сталин знал, что 4-й интернационал, проявляет активный интерес к испанскому событию. И в частности, там была создана партия марксистского единства, испанская аббревиатура ПОУМ. Так её, в нашей литературе, ПОУМ и звали. И они преувеличивали конечно влияние Троцкого на эту партию, но тем не менее. И задача, поставленная перед НКВДшной всей этой сволотой, была простая. ПОУМ должен быть уничтожен. Поэтому, они спровоцировали выступление ПОУМ, против части левого правительства Испании. Это было такое восстание в Барселоне, которое было подавлено. Под соусом этого подавления, были арестованы все и вся. Включая вождя этой партии, Андреса Нину, который был там же расстрелян. Я от нескольких людей слышу интересные полдробности о тех, кто был тогда в Испании. Такой замечательный историк петербургский, покойный теперь, к сожалению. Давид Петрович Прицкер, который известен теперь только тем, что он, будучи профессором в высшей партийной школы, уступил своему другу, Ефиму Эткинду, и провёл в здание в высшей партийной школы, которое было в Таврическом дворце, где протекали все революционные события 17-го года, с февраля, до осени. А одному писателю было очень важно посмотреть на все эти залы, поскольку он собирался сочинить огромную серию романов на революционную тему. И сказав Давиду Петровичу, какого именно писателя Эткин приведёт, он этого писателя привёл, там было уже неудобно отказать, он его водил, а потом его трясли, поскольку он естественно был коммунист, как и все участники испанской войны, и он думал, что вообще его выкинут с работы.

М. ПЕШКОВА: А этим писателям кому показывали? Таврический наверное был Бёль?

Б. ФРЕЗИНСКИЙ: Это был русский писатель, автор серии исторических романов «Красное колесо». Это я просто к тому, что вот Плицкера знают с этой стороны. Я несколько раз с ним встречался. Очень осторожный человек был, очень осторожный действительно, но кое-что он рассказывал. Он рассказывал такой стишок, в его переводе с испанского, который я сейчас точно не вспомню, но как бы, обращённый к охранке испанской, революционной. Что вы сделали с Нином, и куда делся Нин? Это плакаты просто висели, и на заборах везде писали: «Что вы сделали с Нином»? Тем не менее, они спокойно его расстреляли. И вот когда Эренбург почувствовал, во что выливается советское участие, фургон куда-то исчез, куда-то был передан, он растворился, и он перестал этим заниматься. Он занимался только репортажами для газеты «Известия». И его переписка с послом Розенбергом, его переписка с консулом Антонов Асвеенко, в 36-м году кончаются. Правда, в 37-м году их всех расстреляли конечно, но привозили других послов, и других консулов. Но с ними Эренбург уже активно так не поддерживал отношения. То есть, он большой молодец. Увидел, прочувствовал всё. Ну а чего, он это всегда понимал. Есть такая граница, которую нельзя переступать с этими ребятами. Чего только не приходится слышать по поводу Эренбурга. Скоро выйдет книжка, воспоминания одного, давно покойного журналиста, который мне не удалось как-то денфировать некоторые высказывания. Но там например написано, как в день похорон, на могилу Эренбурга, был возложен огромный венок красных роз, от Комитета Государственной Безопасности. Я приезжал в Москву, на похороны Эренбурга. У меня хранятся все ленты, всех венков с могилы Эренбурга. Никаких венков, кроме одного, от ЦК КПСС, совета министров, президиума верховного совета, как положено. Ну, он был депутат, не было. А придумывают всё, что угодно. Эренбург не сотрудничал с этой организации. Он мог посылать какие-то доклады, отчёты. Ну, не отчёты, а рекомендации, допустим, в МИД, это могло быть. Он мог беседовать с дипломатами, он мог иногда посылать такие письма о событиях в Испании Бухарину, который знал, это было договорено, что все письма, которые ему присылает Эренбург, он может показывать, кому угодно. Бухарин, главный редактор «Известий», мог показать их только одному человеку, который что-то решал в стране. Это он иногда делал. И поэтому, некоторые письма об испанских событиях, Эренбурга, хранятся не в фонде газеты «Известия», и даже не в фонде наркомата иностранных дел, а в президентском архиве, который раньше назывался «Архив товарища Сталина». Так что, эта деятельность кончилась. Но с этого времени, начались события довольно страшные в Испании. Потому, что это резкое полевение правительства, в конце концов, скинули Лага Кабальеро, потому, что Москва требовала. И грозилась, что не будет поставлять оружие, и так далее. Правительство полевела, база этого правительства становилась всё уже, она становилась почти коммунистической. Влияние коммунистической партии становилось определяющим. С другими партиями, не было хороших контактов. Ясно было, что это сужает базу, и делает правительство всё более слабым. Это оплачивалось потерями, потерями, потерями. Конечно, были интербригады созданы. Очень много людей из разных стран приехало, чтобы помогать испанской республике. Приезжало и много русских, советских добровольцев. В ВКПБ, был специальный отдел, который занимался вербовкой добровольцев в Испанию. Его возглавлял такой Миров Абрамов, или Абрамов Миров. В разных бумагах, пишут его по-разному. Его родная жена имела фамилию Мирова, и она была корреспондентом ТАСС в Испании. До где-то весны 37-го года, её вдруг срочно отозвали в Москву. Она очень нервничала, и правильно делала. Потому, что Абрама Мирова уже к тому времени арестовали, а её тоже надо было расстрелять. И когда она вернулась, этого не было сделано. И Испания осталась без корреспондента ТАСС, Но это приводит нас сразу к теме, связанной с (неразборчиво) Герцовичем Савичевым. Давайте поговорим об этом, когда мы будем говорить о Савичеве.

М. ПЕШКОВА: О судьбах интербригадовцев Алексее Эйснере, и Палладии Савиче, в рассказах историка литературы, Бориса Фрзинского, в следующих передачах, цикла: «Испания. Эренбург. Переплетение судеб. К 75-летию начала Гражданской войны». Звукорежиссёр, Анастасия Хлопкова, Наталья Селиванова, Алексей Нарыжкин, я Майя Пешкова. Программа «Непрошедшее время».

Центурия «Илья Эренбург».Барселона 1936

С Савичем и испанскими поэтами Барселона 1938

Под Гвадалахарой 1937 Реглер, Эренбург, Хемингуэй, Ивенс

Фургон Эренбурга «Печатня и кино» Барселона 1936