Ёлочная игрушка как символ времени - Алла Сальникова - Непрошедшее время - 2010-12-26

М. ПЕШКОВА: Книгой, продаваемой нарасхват на недавней выставке-ярмарке «NON/FICTION», стала «История елочной игрушки, или как наряжали советскую елку». Именно про книгу и игрушки хотела расспросить доктора исторических наук, профессора, завкафедрой историографии и источниковедения Казанского федерального университета Аллу Сальникову.

А. САЛЬНИКОВА: Считается, что елочная игрушка вместе с украшенной рождественской елкой появилась в 30-е годы 19-го века. Но это если говорить о семьях, о русских домах. Немцы, конечно, гораздо раньше использовали елочную игрушку, наряжали елку. Они привезли эту традицию со своей родины, и они ее воспроизводили в России. Но точно установить дату, когда была поставлена наряженная елка, пока не представляется возможным. Об этом писала еще и Душечкина в своей книге, потому что слишком мало источников, слишком эти источники трудно верифицируемы и трудно сопоставимы между собой, чтобы однозначно сказать, что да, это было именно вот так вот. Приблизительно, это 30-е годы.

М. ПЕШКОВА: 30-е годы. Насколько вероятна елка в семье Пушкиных?

А. САЛЬНИКОВА: Наверное, в 30-е годы – немножко рано об этом говорить. Я не могу здесь что-то однозначно утверждать, потому что, все-таки, шире елка стала проникать в русский быт в 40-е. К 30-м годам, считается, относятся единичные образцы, единичные примеры.

М. ПЕШКОВА: Вот эти единичные примеры, они оказались в царской семье?

А. САЛЬНИКОВА: Да, безусловно.

М. ПЕШКОВА: Елка в царском доме.

А. САЛЬНИКОВА: Николай Первый уделял, как-то уже считается, елке достаточно большое внимание, потому что концепция воспитания российского подданного в это время претерпела большое изменение, теория официальной народности, - об этом я пишу, - созданная графом Уваровым, казалось бы, с одной стороны, там не было места для западной елки, но на самом деле теперь вся страна воспринималась как одна большая семья, Император - как отец этой большой семьи. И вот в этом контексте домашние семейные праздники должны были сыграть огромную воспитательную роль. И поэтому елка оказалась очень востребована, ну, и, соответственно, елочная игрушка тоже.

М. ПЕШКОВА: Именно с этого момента речь идет об обряде елочном? Когда приходят гости в дом, когда детям дарят подарки. Или это все было несколько ранее в России?

А. САЛЬНИКОВА: Я думаю, что, вероятно, именно с этого времени приходят гости, ставится елка, детям дарят подарки. Вероятно, так.

М. ПЕШКОВА: 19 век, елка. Что появляется, что развивается, чему дается толчок? Вы пишете о том, что наконец-то стали появляться места, где продаются елочные украшения, и среди этих городов, увы, нет ни Первопрестольной, ни Северной Пальмиры. Перечисляется Казань, Оренбург. Это что, там делали елочные игрушки?

А. САЛЬНИКОВА: Нет, это совершенно не так…

М. ПЕШКОВА: Или это предмет ваших исследований был?

А. САЛЬНИКОВА: Елочная вот эта традиция, сама елка, елочная игрушка стала достаточно быстро распространяться, и слои, которые приобщались к елочной игрушке, они становились все шире и шире. Первоначально, как мы уже говорили, это была елка в царской семье, затем - в семьях высшей аристократии Москвы и Петербурга, или Петербурга или Москвы…

М. ПЕШКОВА: Это один из признаков того, что это аристократическая семья, елка того времени?

А. САЛЬНИКОВА: Да, это признак, я считаю, и принадлежности к высшей аристократии, и это признак причастности к западной культуре, это признак образованности, с другой стороны, что тоже было немаловажно, что уже осознавалось, безусловно, в 19-м веке. И затем настолько понравилась эта традиция, что она стала распространяться достаточно широко и в семьях предпринимателей, и в средних слоях, которые были ближе к высшим слоям. Я имею в виду здесь: врачи, инженеры, университетская профессура, и в семьях творческой интеллигенции. И на протяжении второй половины 19-го века елка уже, если можно так сказать, достаточно демократизировалась, становилась востребованной все больше и больше вместе с елочной игрушкой…

М. ПЕШКОВА: То есть, сюда уже, то, что называется, подключаются семьи разночинцев, да?

А. САЛЬНИКОВА: Не все, конечно, семьи разночинцев, потому что елочные игрушки были очень дорогие. И вообще, устроить елку было очень дорого. Первые елки, первые елочные игрушки, они возились из Германии, и даже пошлина на ввоз стекла была очень высокой. А в России елочные игрушки практически в то время не производились. Единственно, производили их кустари, но это были, наверно, не совсем те игрушки, которыми в аристократических семьях хотели бы украшать елки.

М. ПЕШКОВА: А какие это были игрушки?

А. САЛЬНИКОВА: Кустарные игрушки. Считается, что первыми кустарными игрушками, которые стали производиться, - но это уже были 80-90-е годы 19-го века, - это были стеклянные бусы. Первоначально из стекольного производства это все пошло, и производились бусы чаще всего для деревенских женщин. Бусы стеклянные, пуговицы. И затем кустари додумались до того, что можно бусы повесить не только на женщин, но можно их повесить и на елку. Это были первые шаги в развитии такого рода производства. А так, игрушка, она продавалась в магазинах, причем в магазинах очень дорогих. В магазинах игрушки елочные, - если мы возьмем, к примеру, ту же самую Казань, - там специальных таких магазинов очень долгое время не было, они появляются уже ближе к рубежу 20-го века, а до этого были магазины так называемых изящных вещей. И там, наряду с этими изящными вещами, которые украшали интерьер, продавались и елочные игрушки. Нужно сказать, что очень часто эти магазины принадлежали немцам. И почему я говорю, что, например, в Казани так быстро проникала елочная игрушка, так она хорошо распространялась? Потому что в Казани была очень большая немецкая диаспора, и даже путешественники, которые приезжали в Казань, одну из центральных, можно сказать, центральную торговую улицу города, Большую Проломную называли немецкой улицей, потому что именно там находились магазины, принадлежавшие немцам, где и продавалась елочная игрушка. И так они свою традицию распространяли. А в Казани, конечно, не производилась ни в коем случае. Ни в Казани, ни в Оренбурге. Игрушка завозилась, могла по каталогам приобретаться, или люди выезжали в столицы. Кроме того, в Варшаве, в Киеве, в Харькове была большая возможность приобрести елочную игрушку. И она была привозная. В губернских центрах, я уж не говорю об уездных центрах, об усадебных праздниках.

М. ПЕШКОВА: То есть, она очень долго остается безумно дорогой, ее позволить себе купить могли только состоятельные люди?

А. САЛЬНИКОВА: Да, и русская литература это прекрасно отобразила, этот сюжет, когда бедный ребенок, он смотрит через стекло на шикарную елку за стеклом магазина где-то там на Невском проспекте. Но это елка не его, это елка дорогая, это елка чужая. А такой ребенок, конечно, он тоже к елке был приобщен, потому что в зажиточных домах было принято на новогодний праздник приглашать детей прислуги. В усадьбе – крестьянских детей. Считалось, что это очень хороший воспитательный фактор для воспитания собственных детей. Дети на такую елку попадали, безусловно, из малообеспеченных слоев. Кроме того, проводились и благотворительные елки. В газетах губернских самарских, пензенских, казанских на рубеже 19-20-го века можно встретить массу информации о том, как дамы-благотворительницы отправлялись в бедные районы полутрущобные и там раздавали пригласительные билеты на благотворительные елки. Дети могли попасть такие тоже на елку.

М. ПЕШКОВА: Что поменялось тогда, когда литература вошла в пору Серебряного века? По годам я имею в виду конец 19-го – начало 20-го века. Что меняется в эстетике елки, в елочных украшениях или в традициях?

А. САЛЬНИКОВА: Я думаю, что в эстетике, наверно, в большей степени меняется, потому что до конца 19-го века в моде была роскошная, шикарная, богато украшенная елка. И даже когда не хватало украшений, - но это было, конечно, ближе к середине 19-го века, - на елку часто вывешивались ювелирные изделия, банты, которые изготовлялись из дорогих тканей. На рубеже 19-20-го века произошел перелом, и даже такой призыв прозвучал: лучше больше убрать, чем добавить. И это, я считаю, проявилось в двух направлениях. С одной стороны, это возврат к такой натуралистичности елки и желание украсить елку монохромно, так же, как, кстати, сейчас это происходит, в один цвет, и поместить на елку то, что изначально было ей присуще от природы: украшения в виде снега, ваты, серебряного дождя, шишки серебряные – вернуть ее к ее первозданному виду. Это с одной стороны. А с другой стороны, это сделать елку более народной. Именно к этому периоду относится начало расцвета творческой деятельности, творчества известного российского игрушечника Бартрама, который и пропагандировал народное искусство и игрушку, которую создавали кустари. Причем не только и не столько, может быть, игрушку стеклянную, сколько игрушку деревянную. Это давно сложившийся промысел, в Сергиевом посаде который существовал, и на волне той моды, которая вообще присутствовала, было очень модно и считалось очень хорошо украсить елку именно изделиями народных кустарных промыслов, если можно выразиться, в подлинно русском духе. То есть, расписанные русскими орнаментами, изображающими такие характерные для народного творчества, деревянного творчества, фигуры. Это вторая такая была тенденция в это время.

М. ПЕШКОВА: Доктор исторических наук, профессор Казанского федерального университета Алла Сальникова, автор книги «История елочной игрушки» к истории вопроса своих штудий. У Пешковой в «Непрошедшем времени» на радио «Эхо Москвы».

В числе этих фигур это что: ложки, хохлома? Что это?

А. САЛЬНИКОВА: Нет, это не ложки. Это очень часто, скажем, изображения животных, это деревянные резные, это изображения людей, если можно так сказать. Такие куколки своеобразные…

М. ПЕШКОВА: Они были плоские или объемные?

А. САЛЬНИКОВА: Они были объемные, но чаще всего они были фронтального такого изображения и вырезаны были достаточно грубовато, ну, что характерно для народного творчества, понятно. Может быть, хотя в них была такая своя наивная философия, но в представлении многих в то время, все-таки, елочная игрушка должна была быть другая, и, несмотря на эти модные тенденции, в большинстве семей продолжали наряжать вот ту самую роскошную елку, которая сложилась еще в 19-м веке, чтобы она вся сияла, сверкала, переливалась. Проще уже стало с елочной игрушкой, она стала дешевле и доступнее, появились и очень распространились картонажные украшения. В Марьиной роще была открыта фабрика по производству уже русского картонажа. Естественно, игрушки картонажные, они были дешевые, и уже многие могли их себе позволить. Это было не стекло.

М. ПЕШКОВА: Что внес октябрь в традиции елки?

А. САЛЬНИКОВА: Вообще существует несколько неверное представление о том, что вот произошла революция, 17-й год…

М. ПЕШКОВА: Новая жизнь началась.

А. САЛЬНИКОВА: Новая жизнь началась прям на следующий день…

М. ПЕШКОВА: Да.

А. САЛЬНИКОВА: … и это касалось и новой елки. На самом деле…

М. ПЕШКОВА: Я листаю, - простите, - я листаю журналы того времени, и как будто бы революции и вовсе нет: дамы, подтяжки, чулочки, корсетики – все-все, как было до того, как месяц ранее, никакой революции не случилось так быстро в сознании людей. А с елкой?

А. САЛЬНИКОВА: На самом деле источники многочисленные – это не только журналы. Я занималась, написала книгу по истории российского детства в 20-м веке, и я смотрела гимназические ученические журналы, рукописные журналы, которые в мужских и женских гимназиях создавались. И материал, который там отложился, что писали эти, ну, уже не совсем дети – это учащиеся седьмого-восьмого класса, выпускных классов гимназии, что их интересовало сразу после того, как произошла революция? Вот скоро откроется каток, мы пойдем кататься. В зале Дворянского собрания выступает известный пианист, мы пойдем на концерт. Революция была, конечно, очень и очень от них далеко. И то же самое касалось, безусловно, и елки. Никто елку рождественскую не отменял. Наверное, до 23-24-го года елку продолжали отмечать. И более того, большевики устраивали в том же зале Дворянского собрания, скажем, в Казани, в купеческом клубе, в офицерском клубе, они устраивали рождественские елки, приглашали туда детей из малообеспеченных семей. Но не нужно думать, что только эти дети попадали на эти елки. Я в книге привожу пример, воспоминания одного мальчика, который жил в Томске и который происходил из очень обеспеченной семьи, и он говорит: «Большевики устроили елку, елка была замечательной, там был и я». Поэтому попасть на елку в это время можно было достаточно легко и свободно. Происходили очень интересные примеры приобщения к елке тех детей, которые раньше, конечно, от нее были очень далеко. Я имею в виду, например, детей из мусульманских семей. Во время страшного голода 21-го года часть этих детей была из голодающего Поволжья эвакуирована в Петроград. И в Петрограде были созданы специальные мусульманские детские дома для детей-татар, для них начали устраивать елки на татарском языке. Они пели новогодние песни, и в конце им предлагалось спеть их любимую и главную песню, связанную с елкой – это был «Интернационал», как свидетельствуют источники. И так продолжалось до 23-24-го года, когда началась активная, я не могу сказать, атеистическая кампания, но кампания наступления на Рождество. Это был ее первый этап, это была попытка влить, как это говорят, новое вино в старые меха, да? Прежний праздник Рождества был заменен комсомольским Рождеством. Елка продолжала в это время существовать, но наряжалась она очень своеобразно. Я привожу примеры елок, которые в это время проводились, и описываю одну из елок, которая прошла в одном из клубов для красноармейцев. Там говорилось, что на елку были вывешены куклы, изображавшие Врангеля, Деникина, Юденича, Махно... Елка была украшена вот таким вот очень своеобразным способом. В семьях, безусловно, елки в это время продолжали отмечать, никто не запрещал этого праздника, все праздновали его. И так продолжалось до конца 20-х годов, когда уже начался штурм полный религии, и когда была введена в стране пятидневная неделя с плавающим вот этим выходным. В результате праздники прежние религиозные становилось отмечать практически вообще невозможно. Это был один из способов борьбы со старыми праздниками. И елка, как вы, конечно, знаете, была в это время запрещена, и вся агитационная машина советская была направлена на то, чтобы отвратить людей, и особенно детей, как носителей традиции, носителей… возможно, трансляторов прежней культуры, отвратить их от рождественской традиции, от елки, от игрушки. И выходил потрясающий совершенно журнал «Юный безбожник», ориентированный на детей, где детей призывали отказаться от этого праздника, «долой поповское Рождество», мы не пойдем на елочный праздник, мы пойдем в школу в этот день, или предлагалось какие-то альтернативные меры принять, чтобы детей отвлечь от рождественского праздника. Предположим, лыжный забег или что-то в этом духе.

Нужно сказать, что эта кампания, она сыграла свою роль, и в детских источниках того времени, в детских текстах того времени мы находим такую информацию: «У меня дома есть елочные игрушки, я их все на елку сначала повешу, а потом я их из нагана расстреляю», - пишет ребенок. Или «Я все свои елочные игрушки соберу и спалю». На некоторых детей это, безусловно, повлияло очень сильно, но далеко не на всех. Потому что те же документы сообщают нам о том, что в рождественские дни был массовый неприход детей в школу. Иногда достигала до 50% наполняемость класса. А в Ленинграде в один из годов в конце 20-х вообще практически… там, 99% детей не пришли. Поэтому, конечно, уничтожить эту традицию было очень-очень сложно.

М. ПЕШКОВА: Ну, и потом вновь она возрождается, это уже середина 30-х.

А. САЛЬНИКОВА: Я думаю, что советская власть, она очень хорошо понимала уже в это время своих подданных и могла манипулировать и сознанием, и настроениями, и пристрастиями. И была создана в середине 30-х… что грех не использовать такой замечательный способ воспитания советского человека, как елка, как праздник, связанный с елкой…

М. ПЕШКОВА: Нравственный потенциал.

А. САЛЬНИКОВА: Да, действительно. И просто придать ему совершенно новое звучание. И таким образом прежняя рождественская елка была трансформирована в елку новогоднюю, и в нее было заложено новое идеологическое содержание. Это произошло в Новый год с 35-го на 36-й, когда накануне 36-го года в «Правде» появилась очень небольшая статья Павла Постышева, где призывалось вернуть советским детям новогоднюю елку. И с этого началось возвращение.

М. ПЕШКОВА: Собственно, помощник Сталина и явился тем самым глашатаем, рупором Сталина, как вы полагаете?

А. САЛЬНИКОВА: Вероятно, да. Я думаю, что да. Но есть в той же книге Душечкиной специальная глава, которая посвящена Павлу Постышеву. Утверждается в литературе, в источниках, что вообще Павел Постышев детей любил. То есть, личный у него здесь тоже какой-то элемент был. Но, я думаю, что он был, все-таки, в значительной степени глашатаем. В Колонном зале в 37-м году была поставлена первая публичная советская елка, которую украшало десять тысяч елочных игрушек. И сохранились фотографии этой елки, они опубликованы, в частности, в журнале «Советская игрушка», который выходил в то время.

М. ПЕШКОВА: Так где же, все-таки, была первая публичная елка, что считают исследователи?

А. САЛЬНИКОВА: Исследователи считают, что первая публичная елка в России была установлена в 1852-м году в Петербурге на Екатерингофском вокзале, и украшена она была цветными лоскутами бумаги.

М. ПЕШКОВА: А потом, дальше что было с елками?

А. САЛЬНИКОВА: А потом елки стали устанавливаться уже повсеместно, достаточно широко. И публичные елки были не менее распространены, чем елки домашние. Публичные елки устанавливались часто в театрах, в городских клубах. И хочется отметить, что зачастую они не носили замкнутого характера. Иногда требовалась рекомендация члена клуба, правда, и приобретенный билет, но в некоторые клубы, например, в Казани в купеческом клубе можно было поучаствовать в праздновании Рождества, рождественской елки, для этого достаточно было просто купить билет.

М. ПЕШКОВА: Автор книги «История елочной игрушки», профессор Казанского федерального университета Алла Сальникова об истории игрушки. Продолжение программы в следующее воскресенье. Звукорежиссер - Алексей Нарышкин; я - Майя Пешкова. Программа «Непрошедшее время».