Непрошедшее время - 2010-11-28

М. ПЕШКОВА: Софья Андреевна с Толстым и без него, продолжение передачи, рассказывает Татьяна Комарова, ведущий научный сотрудник музея-усадьбы Ясная Поляна. У Пешковой в «Непрошедшем времени» утром в 8-35.

М. ПЕШКОВА: Новость недели: первую премию национальной литературной награды «Большая книга» получил Павел Басинский, автор книги «Лев Толстой: бегство из рая». Именно Павел Басинский познакомил меня с Татьяной Васильевной Комаровой, ведущим научным сотрудником музея-усадьбы Ясная Поляна, три с половиной десятилетия работающей с материалами, связанными с жизнью Софьи Андреевны Толстой.

Т. КОМАРОВА: В это время шла молитва за него в Шамордино, которая исходила от его сестры Марии Николаевны, которая перед этим ему много-много раз писала: «Как жаль, что ты не православный, что ты не хочешь ощутительно соединиться с Господом. Какое бы ты почувствовал спокойствие! И то, что тебе сейчас кажется непонятно, стало бы ясно, как день». И сюда, в Ясную Поляну она писала ему эти письма из Шамордино. И ведь к ней Толстой, мятущийся, приехал в Шамордино, уйдя из Ясной Поляны. Позже Мария Николаевна пишет, что он сказал: как вы меня утешили! В это время у нее жила ее дочь Елизавета Валерьяновна Оболенская. Какое-то утешение нашел, он должен был побыть там, но приехала Александра Львовна, которая сказала, что может Софья Андреевна найти его, надо ехать опять дальше. И вот в этих «Днях скорби» Софья Андреевна пишет: «Погубила душу, присланный Чертковым…». То есть, она уже думает и о душе, потому что для нее это тяжело было, потому что не было разрешения молиться. Для нее, для Марии Николаевны это была особая боль. И, конечно, она ходит на могилу Толстого и в дни памяти, и в дни рождения. Она сама сажает к годовщине со дня его смерти елочки вокруг его могилы. Вот, в ее комнате висит этюд «1911-й год, могила Толстого» выполненный. То есть, она ее еще и зарисовала. Чем Софья Андреевна живет вот эти последние… вот, да, девять лет, девять лет без нескольких дней после смерти Толстого. Она живет вот этой памятью, тем, что сохраняет этот дом, вот эти записочки прикладывает, составляет опись вещей и хранит этот дом уже как музей. И она подготовила и издала письма Толстого к ней. И когда она перебирает их, она запишет: «Мне точно слышится его голос и речь, обращенная мне». И она подготовит все эти письма, тоже с пометками. Она готовит второе издание, куда вклеивает недостающие письма к ней Льва Николаевича. Ходит на его могилу и в письме она пишет Варваре Валерьяновне Нагорновой, племяннице Толстого: «Плохо стало жить на свете. Провизия подбирается, добывать трудно. Уходит моя жизнь в ту вечность, из которой она возникла. А природа и погода в эту осень прелестны, что только бы радоваться, но радоваться мы разучились». И письмо это, – не стоит дата, но из текста ясно, что 24-го сентября старого стиля 1919-го года, - это черновик этого письма хранится в ее комнате. То есть, меньше, чем за месяц до смерти Софьи Андреевны. В нем, конечно, грусть, страдания, предчувствие скорой смерти.

М. ПЕШКОВА: То есть, она себя полностью посвятила мужу и сохранению памяти о нем.

Т. КОМАРОВА: Еще в 1878-м году к 50-летнему юбилею Софьи Андреевны она написала такое стихотворение, посвященное его 50-летию, где есть заключительные строки: «Нам на долю всем досталось в лучах души его прожить. Давайте ж, сколько сил осталось, тому, что он любил, служить». Вот, она до конца служила.

М. ПЕШКОВА: И женская ее доля была несладкой, если учесть, что 13 детей родила. Вынашивать ребенка год, потом год кормить… То есть, это 26 лет жизни было полностью отдано деторождению. Каков был срок их совместной жизни?

Т. КОМАРОВА: Они прожили 48 лет. А всего Софья Андреевна прожила в этом доме 57 лет, в Ясной Поляне. И сохранила его как музей памяти своего мужа Льва Николаевича Толстого. Но, вы знаете, Софья Андреевна выработала для себя правило, она пишет: чтобы не сломиться под тяжестью обыденной жизни, надо быть чем-нибудь увлеченной.

М. ПЕШКОВА: И чем она была увлечена?

Т. КОМАРОВА: А вы знаете, вот…

М. ПЕШКОВА: … или увлечения менялись у нее?

Т. КОМАРОВА: Говорили, что у Софьи Андреевны 19 талантов. Она вышивала, шила, вязала, рисовала, лепила, писала, вот, переписывала сочинения Льва Николаевича, вот, то, что мы можем узнать. И даже хранится в ее записной книжке такая вот запись, что я люблю и что я не люблю, - она для себя определила. Что я люблю: «В душе – покой, в голове – мечту, любовь к себе людей, люблю детей, люблю всякие цветы, солнце и много света, лес, люблю сажать, стричь, выхаживать деревья, люблю изображать, то есть, рисовать-фотографировать», - она издавала альбомы фотографий своих, выпустила, семьи,- «играть роли, люблю что-нибудь творить, хотя бы шить, люблю музыку, с ограничением, люблю ясность, простоту, талантливость в людях, наряды и украшения, веселье, празднества, блеск, красоту, люблю стихи, ласку, сентиментальность, люблю работать производительно, люблю откровенность, правдивость. Что я не люблю: вражду и недовольство людей, пустоту в душе и мыслях, хотя бы временную, осень, темноту и ночь, мужчин, за редкими исключениями, игру за деньги, затемненных вином и пороками людей, секреты, неискренность, скрытность, неправдивость, степь, разгульные шумные песни, процесс еды, не люблю никакого хозяйства, не люблю бездарность и хитрость, притворство и ложь, не люблю одиночество, не люблю насмешек, шуток, пародий, не люблю праздность и лень, трудно переношу всякое безобразие». Но не всегда в 75-летней жизни, 57-летней здесь в Ясной Поляне, приходилось заниматься тем, что она любила, но она все выполняла четко, добросовестно, и даже хозяйство – пишет «я не люблю» - а для того, чтобы выжить и сохранить Ясную Поляну, ей приходилось заниматься хозяйством. А хозяйство было приличное здесь в Ясной Поляне в эти годы. 1-го января 1913-го года в имении было 27 лошадей, 26 коров, - это все документально, книги приходов-расходов, которые сохранились здесь в этом доме, - 1 бык, 24 теленка, 11 свиней, 9 овец, 78 штук птицы. И на 20-е декабря 1912-го года хранилось овса 880 пудов, ржи 800 пудов, 10 фунтов муки ржаной, 6 пудов 36 фунтов сена лугового 5 стогов, - муки ржаной вот столько, это приблизительно 1200 пудов , это 5 стогов – это примерно 1200 пудов сена лугового. Овса в скирдах - 2 скирды, 130 копен ржи и, ну, там, и так далее. Выращивали капусту, огурцы, малину, белую-красную смородину, разную зелень, дыни, репу, и иногда все это продавали. В мае-сентябре 1914-го года доход от продажи 166 пудов капусты – а один пуд – 16 килограмм. Представляете, сколько капусты выращивали? Сорока кустов малины, 3600 штук капустной рассады, а также цветочной рассады, зелени, смородины, дыни, 258-ми мер огурцов, составил 135 рублей 95 копеек. Все это пунктуально записано Софьей Андреевной. И даже можно представить, какую площадь засевали огурцами, если там есть пометка, что на следующий 14-й год семян было куплено 3 фунта, то есть, 1 килограмм 200 грамм. Хороший доход получали и от пасеки: с июня 1914-го года было продано жидкого и сотового меда 32 пуда 8 фунтов. И известно, что вот в 1918-м году у Софьи Андреевны было 74 улья пчел.

М. ПЕШКОВА: Вот вам и старая женщина!

Т. КОМАРОВА: И не случайно Афанасий Афанасьевич Фет писал: «Где вы – там праздник». Софья Андреевна напишет, что родных, друзей, гостей необычайно влекло в их семью. И вот в воспоминаниях «Моя жизнь» неопубликованных, она пишет: «Было что-то неуловимое в атмосфере нашего дома, что любили почти все. И, конечно, центром нашей жизни была умственная и художественная жизнь Льва Николаевича, а фоном для нее – милая молодежь и моя любовь к людям, общению с ними». И вот вам – «что я люблю, что я не люблю». Да? И все она выполняет ответственно, четко, но с любовью, прежде всего, к Толстому. И вот эта любовь, пронесенная через всю жизнь, она помогла ей выстоять в трудные годы. Конечно, вера в бога, потому что Софья Андреевна была верующим человеком. Когда поднялась вот эта волна, вот «Дни нашей скорби», там много публикаций и в адрес и Софьи Андреевны. И вообще как бы всегда считали, что Софья Андреевна, вот, от нее Толстой бежал из Ясной Поляны, и так далее и тому подобное. Но все это совершенно неверно. Ведь Софья Андреевна – это ангел-хранитель Льва Николаевича, оберегавший его покой всю его жизнь. Конечно, разногласия возникали, но опять - дети, внуки… Софья Андреевна осталась верна до конца и материнскому инстинкту, да, как бы помочь детям, внукам. И завещание, которое было тайно написано от детей, от семьи, от Софьи Андреевны, - наверное, каждому человеку это понятно, - было чисто по-человечески. Высокая духовность, женственность Софьи Андреевны, ее талант, необычайное трудолюбие вызывали восхищение многих гостей: Фета, посвятившего ей свои стихотворения, Тургенева, Танеева, Урусова, Страхова, Стасова, Нестерова, Ге, Бунина, Горького и многих-многих других. Горький оставил очень хорошие слова о Софье Андреевне, не цитируя, можно пересказать их: быть единственным интимным другом Толстого, матерью 13-ти детей, хозяйкой дома, помощницей Толстого в огромном творческом труде - роль неоспоримо тяжелая и ответственная. Жить с писателем, который по семи раз читает корректуру своей книги и почти каждый раз заново создает их. Жить с творцом, который создает мир, ранее не существовавший до него. Можем ли мы понять и оценить трудности столь исключительной жизни?

М. ПЕШКОВА: Да, если учесть, что Софье Андреевне пришлось переписать один миллион страниц рукописей Толстого?

Т. КОМАРОВА: Все, вместе взятое. И Алексей Максимович Горький еще писал о том, что нельзя – когда на нее обрушился вот этот поток незаслуженной субъективно негативной информации от последователей взглядов Толстого, вот, вторгавшихся порой в интимную жизнь семьи, которые пытались сделать анализ сложных семейных отношений. Они даже не задумывались, над тем, вот, вправе ли кто-либо позволять себе это подобное, Алексей Максимович Горький, – он написал статью, ведь вы знаете, посвященную Софье Андреевне, – он пишет: уже один факт неизменности и длительности единения с Толстым дает Софье Андреевне право на уважение всех истинных и ложных почитателей работы и памяти гения. Уже только потому, господа исследователи «семейной» - в кавычках - драмы Толстого должны бы сдержать свое злоязычие, узколичные чувства обиды и мести, их «психологические», - опять в кавычках, - розыски, несколько напоминающие грязненькую работу полицейских сыщиков, их бесцеремонное и даже циническое стремление приобщиться хоть кончиками пальцев к жизни великого гения».

Софья Андреевна, знаете, вот мы говорили о кончине ее, как-то мы так перескакиваем... Вот, она пишет стихотворение «Старость» в июле 16-го года: «Я смерти жду душой покорной, давно о счастье позабыв. Иду вперед стезею ровной и слышу вечности призыв». Еще хотелось бы прочитать некролог, вот, он сразу же в газете «Жизнь искусства» 11 ноября 1919года: «4-го ноября в Ясной Поляне умерла Софья Андреевна Толстая, вдова Льва Толстого. София Андреевна Толстая, в девичестве Берс, сыграла в жизни Льва Николаевича крупную роль. Не время сейчас упрекать или оправдывать покойную, мы знаем одно: причины, вызвавшие драму жизни Льва Николаевича, слишком глубоки, слишком общественны, чтобы их можно было вменить в вину отдельному человеку. Вспомним лучше сейчас, что Софья Андреевна берегла, как умела, старость гения. Памятником любви Льва Толстого к Софье Андреевне навеки останется образ Китти, и вместе с этим образом дорого нам и имя женщины, которую когда-то любил Лев Толстой». Мне кажется, замечательно. Правда?

М. ПЕШКОВА: Татьяна Комарова, ведущий научный сотрудник музея-усадьбы Ясная Поляна о Софье Андреевне Толстой в «Непрошедшем времени» на «Эхо Москвы».

Т. КОМАРОВА: Тема Софьи Андреевны, она еще до конца не исчерпана, мы работаем в этом направлении. Особая тема – Софья Андреевна и Афанасий Афанасьевич Фет. Все стихотворения, которые Афанасий Афанасьевич посвятил Софье Андреевне, и вот стихотворение поэта, о котором мы говорили. Софья Андреевна со Львом Николаевичем бывали в имении Фета, Софья Андреевна была в Воробьевке, в его имении, которое сейчас сохранилось, вот год, как уже там нет школы. Дом Фета сохранился, кабинет его сохранился.

М. ПЕШКОВА: Дом-музей?

Т. КОМАРОВА: Ничего там нет. В Росси до сих пор нет музея Фета. Есть, вот, какие-то предметы, там, ну, что-то в составе писателей, там, в Орле… Эта усадьба, которая сохранилась, сохранился парк, пруд, место туда, вот, где там был фонтан, где гуляли все… эти места литературные, где бывали ведь многие писатели. Не знаю, я год назад была там, когда только вот школу закрыли, еще не было занятий, а вот год стоит здание, наверняка, не отапливаемое,. Там живет на территории недалеко директор школы. Вот, наверное, они приглядывают за этим зданием. А что там сейчас, мы не знаем. Вот, хотелось бы обратиться ко всем с призывом: сделаем музей Фета. И, прежде всего, наверное, к администрации Курской области, к отделу культуры, к Управлению культуры Курской области. Как можно допустить, чтобы усадьба Фета, сохраненная, то, что собирается и восстанавливается сейчас по частям, и восстанавливают совершенно не мемориально, сохраненная она, мы позволили ей разрушаться. Вот, говорили о том, что там будет музей Фета, но вот еще несколько месяцев назад ничего там не было.

Одно из писем он начинает: «И кажется, будто б я руки тебе на чело возложил, молясь, чтобы бог тебя чистой, прекрасной и нежной хранил». Чувства, высказанные у Гейне этими стихами, все время удерживало нас с женой обращаться к вам, дорогая и прелестная графиня, с заявлениями нашего участия, в какой бы форме они ни проявлялись». Это письмо от 20-го апреля 88-го года. К этому времени 35 лет, к 88-му году. А он умер в 92-м году, Фет. То есть, это уже получается 39 лет. И вот свидетельство этой нежной дружбы – книги стихов Фета с автографами Софье Андреевне, это все четыре выпуска его поэтических сборников «Вечерние огни»: «Неувядаемой графине Софье Андреевне Толстой, автор», «Графине Софье Андреевне Толстой, старый ее почитатель» - это издание 1885-го года, а на обороте второго листа рукой поэта черными чернилами написаны стихотворения, «Когда стопой, слегка усталой...». 88-й год: «Графине Софье Андреевне Толстой на память от старейшего и преданного ее почитателя». 91-й год: «Своему идеалу графине Софье Андреевне Толстой старый ее певец». Ну, Фет, конечно, он любил Софью Андреевну. Она посылает ему фотографию, он пишет - фотография отправлена, она опубликована, эта фотография:

И вот портрет! и схоже и несхоже. В чем сходство тут, несходство в чем найти? Не мне решать; но можно ли, о боже, Сердечнее, отраднее цвести?

Где красота, там споры не у места: Звезда горит — как знать, каким огнем? Пусть говорят: тут девочка-невеста, Богини мы своей не узнаем.

Но все, толпой коленопреклоненной, Мы здесь упасть у Ваших ног должны, Как в прелести и скромной и нетленной Вы смотрите на наши седины.

И Софья Андреевна ведь устраивала вечер, посвященный 50-летию творческой деятельности Афанасия Афанасьевича Фета. Она явилась организатором этого вечера.

М. ПЕШКОВА: А где был вечер?

Т. КОМАРОВА: Вечер в Москве был 28-го января 1889-го года. По ее инициативе был устроен подписной обед в честь 50-летия литературной деятельности Фета. Это в Москве проходило. И Софья Андреевна в своих неопубликованных воспоминаниях «Моя жизнь» пишет: «Пришел Фет благодарить меня за сочувствие его юбилею и остался обедать. После обеда он так горячо разговорился с Львом Николаевичем, что я никак не могла дозваться их в гостиную пить кофе. Тогда я взяла с одной стороны под руку Льва Николаевича, с другой – Фета и повела их сама в гостиную. На другой день Фет прислал мне письмо и стихи, посвященные мне. В письме он пишет: «Вот последнее приношение одного из двух стариков, которых вы вчера почтили, водя их под руки в гостиную. Мне не хотелось, чтобы сторонняя рука прикасалась к моему новорожденному, и переписываю его сам своим неразборчивым почерком. Графине Софье Андреевне Толстой:

Пора! по влаге кругосветной Я в новый мир перехожу И с грустью нежной и заветной На милый север свой гляжу.

Жестокой уносим волною С звездой полярною в очах, Я знаю, ты горишь за мною В твоей красе, в твоих лучах.

М. ПЕШКОВА: Почему не изданы воспоминания графини?

Т. КОМАРОВА: Они подготовлены сотрудниками московского музея, они, наверное, вот-вот должны скоро выйти.

М. ПЕШКОВА: Какие были причины, что не издавались они? Кузьминской воспоминания известны.

Т. КОМАРОВА: Дневники Софьи Андреевны готовились к изданию…

М. ПЕШКОВА: Они что, интереснее, чем воспоминания?

Т. КОМАРОВА: Они дополняют друг друга, и я не могу сказать, но мне кажется, очень огромная работа потребовалась для того, чтобы составлять комментарии, эти записки, они не закончены. Я думаю, что мы ответ найдем в предисловии к ним на этот вопрос, которое подготовили наши коллеги.

М. ПЕШКОВА: Из изданий Толстого меня потрясло одно, - это, конечно, литературное наследие первый вариант романа «Война и мир».

Т. КОМАРОВА: В 90-томном собрании сочинений опубликованы варианты произведений Толстого.

М. ПЕШКОВА: Кому оно доступно, 90-томное, это раритет.

Т. КОМАРОВА: В библиотеках есть оно. Я думаю, что все, кто приедут в Ясную Поляну, захотят здесь поработать, в нашей библиотеке несколько экземпляров 90-томного собрания сочинений. Точно также в московском музее в библиотеке тоже, и в научных библиотеках.

М. ПЕШКОВА: Я знаю, часто в библиотеках тоже есть люди, собиравшие по томику это издание.

Т. КОМАРОВА: Когда мы в студенческие наши годы, я помню, что еще можно было по томам собрать 90-томное, в «Букинисте» появлялось, отдельные томики разрозненные.

М. ПЕШКОВА: А женские образы Толстого, это не образы, это, наоборот, реальность, это жизнь?

Т. КОМАРОВА: «Душенька моя, голубчик, самая лучшая на свете…» – начинает Толстой одно из своих писем к ней. И вот эти его слова можно считать ключом к пониманию роли и значения Софьи Андреевны в жизни Толстого. Но это только небольшая часть, о Софье Андреевне можно говорить много, долго, и, вы знаете, и о литературном ее таланте, о ее произведениях, и о ней самой как о трудолюбивой пчеле, как назвал ее Фет. Обладая такими дарованиями, остаться в тени гения и сохранить все: рукописи, переписывать и хранить их, при жизни сдавать в исторический Румянцевский музей… и то, что мы сейчас имеем вот эти рукописи «Войны и мира», «Анны Карениной» и других произведений Толстого – это заслуга только Софьи Андреевны. Она сохранила вот эти варианты. Только на какое-то время она отлучилась в Москву, она приезжает сюда, рукописи Толстого, вон, в канале валяется, выброшенная. Она все это вытаскивает, сохраняет.

М. ПЕШКОВА: То есть, это все потенциально мог держать в руках Иван Владимирович Цветаев, как директор Румянцевского музея? А каково его было отношение к Толстому, известно ли это?

Т. КОМАРОВА: Я не могу сказать, наверное, известно…

М. ПЕШКОВА: Ахматова говорила «мусорный старик» про Толстого.

Т. КОМАРОВА: Ну, это индивидуально. Это личное мнение. Ведь многие современники призывали Толстого вернуться к художественному творчеству.

М. ПЕШКОВА: Трагическая судьба при внешнем успехе - женская судьба Софьи Андреевны?

Т. КОМАРОВА: Ну, вы знаете, я хочу сказать, что Софья Андреевна выполнила свою роль, выполнила свое назначение матери, прежде всего, роль женщины, православной. Мать, она воспитала детей, и даже Александра Львовна, которая заблуждалась какое-то время и была последовательницей взглядов отца, она умерла православной христианкой. Она была при Софье Андреевне здесь в последние дни, ухаживала за ней. Любовь матери и дочери вновь были восстановлены. И Софья Андреевна, она любила всех, она любила всех и даже, любя Толстого, она пыталась примириться с Чертковым, она делала попытки эти. Но, на мой взгляд, причина была не в ней, а именно в этом человеке. Софья Андреевна, любя всех, она и даже сохранила эту усадьбу. Это памятник, Ясная Поляна, это… Хотя мы говорим, что это дом вот наполнен… музей Толстого, имени Толстого, но сохраненный Софьей Андреевной. Хочется всегда добавить мне: но сохраненный Софьей Андреевной. И комната, комната рядом с комнатой, где мы с вами сейчас находимся, это комната, единственная в доме, которая хранится и сохраняется по последнему году жизни Софьи Андреевны в 1919-м.

М. ПЕШКОВА: А все остальные – восстановлены?

Т. КОМАРОВА: Нет, она их сохранила. Она составляла описи сразу после его ухода, после смерти, она две комнаты сделала музейными: это кабинет и спальню. И все, кто приходит в Ясную Поляну она проводила туда. Проводила экскурсии, показывала. Было столько людей, что в 1913-м году через газеты она ограничивает доступ всех, посещающих Ясную Поляну, в определенные дни устанавливая. И всем показывала, никому не отказывала, приглашала, вот показать. Рассказывала о Толстом. Она еще и первый экскурсовод. Хранитель, экскурсовод. И все здесь так. Она жила до 19-го года. Потом жила Александра Львовна до 29-го года. В этом доме Сергей Львович жил до 1947-го года, каждое лето он жил здесь, приезжая из Москвы, вот, в комнате, в которой мы с вами вначале были, она вот на первом этаже, ровно под этой комнатой. Ясная Поляна-то сохранена благодаря Софье Андреевне и всем Толстым, всем детям и внукам. Софья Андреевна Толстая-Есенина до 1957-го года была директором объединенных музеев. И сейчас Ясная Поляна в родных руках опять, директор уже 16 лет - Владимир Ильич Толстой.

М. ПЕШКОВА: То есть, из рук Толстых ни на день это имение не уходило?

Т. КОМАРОВА: Уходило. После 57-го года… Софья Андреевна до 1957-го года была директором музея, но это самые трудные вот эти годы. Потом был перерыв вот до прихода Владимира Ильича, когда не стояли Толстые хранителями и директорами Ясной Поляны. Но они сохранили Ясную Поляну.

М. ПЕШКОВА: О судьбе Софьи Андреевны Толстой рассказала Татьяна Комарова, ведущий научный сотрудник музея-усадьбы Ясная Поляна. Звукорежиссер, Ольга Рябочкина. Я, Майя Пешкова, программа «Непрошедшее время».