Пассионарию, Долорес Ибаррури, вспоминают дочь и внучка - Лола Ибаррури - Непрошедшее время - 2009-10-18

Долорес Ибаррури и Энрике Лестер. Испания (фото Родиона Малиновского, маршала Советского Союза, Министра обороны СССР; из архива Н.Р.Малиновской)

Долорес Ибаррури выступает на фронте под Бельчите на втором плане генерал Вальтер (Кароль Сверчевский)

Герой Советского Союза Рубен Ибаррури

Долорес Ибаррури

Книжная ярмарка в Мадриде, октябрь 2009. На российском национальном стенде - Лола И.Сергеева (фото М.Пешковой)

М. ПЕШКОВА: Книжная ярмарка в Мадриде чередуется с той, что в Барселоне. На этот раз испанская столица в качестве почётного гостя принимала Россию. И все круглые столы, встречи переводчиков обеих стран, писателей, издателей, чиновников от книги переводила очаровательно, изысканно утончённая синьора, разговаривавшая по-русски так великолепно, что нам, россиянам, даже и не снилось. Похоже, все в неё влюбились. Госпожа Долорес Руис И. Сергеева, которую все называли Лолой, оказалась внучкой великой испанки ХХ века. Воспоминания внучки легендарной Пассионарии.

Когда Вы уехали из Москвы, когда Ваша мама уехала?

Л. СЕРГЕЕВА: Впервые мама и бабушка получили паспорта для возвращения в Испанию после демократизации страны в мае 1977 года. В это время мы были уже не маленькие, мне было 17 лет, брату было 21 год, другому брату было 24 года. В результате мы остались в Москве, учились в Университете, кто-то уже работал. Несмотря на то, что уехали, вроде бы как окончательно, всё равно мама и бабушка постоянно возвращались, а мы постоянно туда ездили.

Так что можно говорить о том, что мы окончательно осели, мама и я, в Испании в 1989 году.

М. ПЕШКОВА: Каковы были Ваши первые впечатления, когда Вы посетили Мадрид, Вашу историческую Родину? Вы ведь родились в Москве.

Л. СЕРГЕЕВА: Моя историческая родина – Москва. Но дело в том, что когда я была маленькая и до 17 лет, мы очень часто ездили во Францию и Италию. И мне всегда говорили, что Мадрид и Испания – это что-то между Францией и Италией, только победнее. И когда я приехала в Мадрид, это было не то что победнее Франции и Испании, это была просто провинциальная страна, которая только что вышла из тоталитарного режима, дикий экономический кризис, грязь на улицах немыслимая. Раньше же топили углем.

Вы помните лондонские туманы? С тех пор, как не топят углем, их нет. А в Мадриде тогда топили углем. И все дома были абсолютно чёрные. И воздух был страшно загрязнённый. И ощущение того, что ты попадаешь в прошлое, в такое литературное прошлое, которое может быть связано с рассказами Эдгара По или рассказами Диккенса. Я не имею в виду людей, я имею в виду здания. И конечно, ощущался экономический кризис.

А с другой стороны шли демократические преобразования, все курили марихуану, все и всюду. У всех были чудовищно длинные волосы, огромные бороды, народ ходил нечесаным, потому что при диктатуре всё это было запрещено. И при этом одевались чёрт те как. Все ходили в тренировочных костюмах. И такой внешний вид испанцев, о которых я была другого впечатления, потому что к нам домой постоянно приезжали испанцы, и все они отлично выглядели, аккуратные, умные.

А здесь курят, пьют, немытые, нечёсаные, и ещё зверски сквернословили! Поскольку убрали цензуру, то народ, обрадовавшись, спускал, как здесь говорят, всех святых с небес, поминал всех кротких родственников практически через слово. И это произвело дикое впечатление на меня.

М. ПЕШКОВА: А каковы были Ваши первые впечатления, когда Вы, после долгих лет отсутствия, приехали в Испанию?

А. ИБАРРУРИ: Я была очень рада, что я приехала в Испанию. Это моя Родина, я тут родилась, у меня свой язык – испанский. Я всё время говорила по-испански даже в Москве. Так что я была счастлива, что я приехала в Испанию.

М. ПЕШКОВА: А Ваша мама, каковы были её эмоции? После долгого отсутствия в стране, четыре десятилетия.

А. ИБАРРУРИ: Она страшно переживала, что она не может вернуться в Испанию, потому что правил Франко. Он реакционер очень сильный, фашист. И мы не могли вернуться в Испанию. Она очень нервничала, конечно, потому что она выросла в Испании и вся жизнь прошла в Испании. Она очень много страдала.

М. ПЕШКОВА: А Вы поддерживали связь с родными?

А. ИБАРРУРИ: Нет, пока мы жили в России, отношений с родными не было. Мы даже не знали, где они, что с ними случилось.

М. ПЕШКОВА: Из какой семьи Ваша мама, кто её родители?

А. ИБАРРУРИ: Она из простых людей. Отец мой был шахтёром, он очень скромный, хороший человек, но тоже ушёл из жизни.

М. ПЕШКОВА: Он тоже был республиканцем, да?

А. ИБАРРУРИ: Да, конечно. Они не только республиканцами, они коммунистами были. Они были первыми коммунистами, которые были в Испании.

М. ПЕШКОВА: Каким образом удалось так поднять народ, по-вашему? «Золотое слово Долорес» - я однажды прочитала такую метафору. Её все слушали?

А. ИБАРРУРИ: Долорес была прекрасным оратором. Когда она говорила, у неё был сильный голос. И люди даже плакали, когда слушали её голос, от эмоций. Она была неповторимым человеком. И она сама была очень красивая, очень интересная женщина. И очень гуманная женщина. Она любила людей, всегда, когда могла, помогала людям. Конечно, то, что нам пришлось столько времени жить вне страны, она очень страдала от этого. Она мечтала вернуться в Испанию. Но Франко руководил страной долго. Пока он не ушёл на тот свет, мы не могли вернуться.

Л. СЕРГЕЕВА: Мама сначала покинула Испанию в 1935 году, когда бабушка и дедушка находились в тюрьме. Когда бабушка и дедушка находились в тюрьме за свою политическую деятельность, они оба были коммунистами, сначала были социалистами, потом образовалась коммунистическая партия в 1920 году, и они стали одними из основателей коммунистической партии басков.

И в результате их политической деятельности, а дедушка был советником мэрии от социалистической партии, бабушка была зав.отделом пропаганды коммунистической партии, главным редактором журнала «Mundo Obrero». В результате они часто попадали за свою пропагандистскую деятельность за решётку. Каждый раз, когда они попадали за решётку, у бабушки была замечательная сестра Тереза, старшая, Тереза забирала Маму и Рубена к себе домой.

И в один из этих арестов в 1935 году коммунистическая партия решила, что хорошо бы маме и Рубену поехать в Советский Союз. В результате детей вывезли в Советский Союз и они смогли вернуться в Испанию только в 1937-1938 году, во время Гражданской войны. Бабушка не смогла их вернуть, не давали выезда ни маме, ни дяде. И когда они вернулись, дядя мой, который просился на фронт, попал на фронт и в 16 лет участвовал в сражении при Эбро и был за храбрость произведён в сержанты.

А мама работала медсестрой во время оборона Барселоны. Во время налётов было огромное количество раненых, моей маме было 15 лет, но она помогала обслуживать раненых, помогала в госпиталях. И находилась в Испании до 1938 года, когда была вывезена на теплоходе, кажется, «Зырянин» в Ленинград. Маме было 16 лет. А дядя остался, дядя воевал, дедушка воевал, естественно, тоже. Дедушке и дяде повезло, потому что они оба вышли с остатками республиканской армии на территорию Франции.

На территории Франции их интернировали и поместили в концентрационные лагеря, и там они провели несколько месяцев. Ситуация была ужасная, они жили под открытым небом, у всех была дизентерия, народу умерло безумное количество. Многим удалось бежать. И это было совершенно необходимо и жизненно важно. Те, кто не бежал, потом французское правительство, когда пришли немцы, отдали немцам. И все эти испанские республиканцы очутились в «Маутхаузене», откуда практически вышли живыми 10%, потому что немцы, фашисты знали, что это красные, это коммунисты, это интернационалисты.

И все, кто попал в эти немецкие концлагеря по выдаче французским правительством, практически погибли. А дядя с дедушкой приехали в Москву. Дядя поступил в военное училище. Дедушка работал. А когда началась Великая Отечественная война, они пошли на фронт. Мама к тому времени училась в медицинском техникуме, поскольку она окончила год обучения, она опять пошла работать медсестрой в московские госпиталя. Когда в 1941 году немцы напали на Советский Союз, были организованы госпиталя, были организованы больницы прямо на станциях метро.

Мама работала на станции метро «Дворец Советов», которая теперь называется «Кропоткинская».

М. ПЕШКОВА: Радио «Эхо Москвы» в Мадриде, в гостях у родных Долорес Ибаррури – у её дочери, Амаи Руис Ибаррури и внучки, названной именем бабушки – Долорес Руис и Сергеевой. Программа «Непрошедшее время».

Л. СЕРГЕЕВА: Мой бедный дядя, который погиб в 22 года на Сталинградском фронте, в возрасте 14 лет приехал в Москву. Его отправили работать на завод им. Сталина, нынешний завод им. Лихачёва. И там он обращается на испанском языке к трудящимся, к молодёжи Советского Союза. Говорит о том, что нужно бороться с фашизмом, нужно бороться за демократию, нужно стремиться к равноправию трудящихся всех стран. И эти звукозаписи так же хранятся в архиве Красногорска.

К тому же, есть фильм, который называется «Сердце, отданное людям». Это фильм, целиком посвящённый моему дяде. И там есть эти фрагменты, есть фрагмент награждения моего дяди Орденом Красного знамени, после того, как он сражался под Борисовым и получил тяжёлое ранение. Он был офицером, крайне храбрым. И после этого ранения его комиссовали, потому что ему полностью разбило плечо и рука практически не действовала. Таким образом он мог не возвращаться на фронт.

Но он вернулся на фронт добровольно в 1942 году. И попал под Сталинград. И погиб там, был смертельно ранен в конце августа, и 3 сентября он скончался в госпитале.

М. ПЕШКОВА: Вашего дядю звали Рубен Ибаррури.

Л. СЕРГЕЕВА: Да, Рубен Руис Ибаррури, потому что в Испании имя образуется из двух фамилий – фамилия отца и фамилия матери. История этого достаточно серьёзная, уходит вглубь веков. Дело в том, что из Испании были изгнаны иудеи и мусульмане. Поэтому требовалось обладать двумя фамилиями, чтобы знать, и кто у вас папа, потому что мусульмане передавали веру по отцовской линии, и кто у вас мама, поскольку иудеи передавали веру по материнской линии. Поэтому испанцы до сих пор сохраняют обе фамилии, по традиции.

Хотя традиция вызвана исключительно тяжёлыми временами, относящимися к 1492 году, когда Испания решила, что страна будет обладать исключительно единой верой – католической. Так что все те, кто не перекрестился в католичество, были изгнаны или попали в руки инквизиции, из которых практически невозможно было вырваться. Инквизиции нет, расизма нет, традиция двух фамилий, по отцу и матери осталась.

М. ПЕШКОВА: Каким образом получилось так, что Ваш дядя попал на фронт? Насколько я знаю, Сталин был противником того, чтобы на фронт уходили ребята, приехавшие из Испании.

Л. СЕРГЕЕВА: На фронт попало 700 или 800 испанских молодых людей. Из них погибло более 400. Вся испанская молодёжь пошла, все, кто был призывного возраста, все пошли на фронт, многие были офицерами. Испанцы обладали бесценным опытом Гражданской войны. Конечно, это не могло не быть использовано. Я не знаю, был ли Сталин против или не был, тем не менее, большинство испанцев, не только мужчин, но и женщин, как например, моя мама, они учились в разведшколах, готовились в качестве диверсантов, воевали в тылу врага.

Большинство из тех, кто ушёл на фронт, погиб. И есть книга об испанцах, погибших во время Великой Отечественной войны. По-испански она называется «El sol sale de noche», а по-русски – «Солнце встаёт ночью». Эта школа, о которой очень много писали, это школа, которая существовала под эгидой Коминтерна. Шестнадцатого октября 1941 года, когда враг подошёл к Москве, все сотрудники Коминтерна были эвакуированы. В частности, бабушка моя одной из последних эвакуировалась, потому что она сказала, что она не выйдет из Москвы, пока не будет вывезен последний испанец и последний испанский ребёнок.

В Москве должны были оставаться только те, кто готовился к диверсионной деятельности. И мой дедушка, которому тогда было уже 51 год, должен был остаться в качестве диверсанта. Ему была выдана керосиновая лавка, было организовано специальное подразделение из спортсменов, из западных коммунистов, которые должны были остаться в Москве на случай её падения. И вести диверсионную деятельность. Итак, у моего дедушке была керосиновая лавка, у кого-то были ещё какие-то лавки. Они все должны были остаться и информировать о том, что будут делать немцы в случае появления их в Москве и каким-то образом саботировать деятельность немецких оккупантов.

Москва не была сдана, Москва не пала. И поэтому мой дедушка ушёл в регулярную армию. А все те, кто оказались в Кушнаренково, там, где находился Коминтерн, молодёжь, они пошли в этот институт, я не помню его номер, кажется, 105 или 205, да, мама? И там их готовили. Например, мама была Ворошиловским стрелком, мама изучала работу с рацией, готовилась к забросу на вражескую территорию. И на моё великое счастье в последний момент кому-то пришло в голову, что мама весила менее 50 кг, поэтому она не справится с парашютом, её куда-то снесёт, она улетит. И в результате не будет ни диверсионной деятельности, ни мамы.

Так что в последнюю минуту мама не была заброшена никуда, так что карьера диверсанта и разведчика у мамы не состоялась. Перед войной, после поражения испанской республики, в 1939 году и, приехав в Москву, мама, дядя и бабушка поселились в Нижнекисловском переулке. Мой дядя пошёл учиться в военное училище. Сначала в лётное. Но тут выяснилось, что у него проблема со зрением. Он был дальтоником. Его отчислили из лётного, он пошёл в Училище Верховного Совета.

А мама пошла учиться в медицинский техникум. И жила в общежитии. Хотя бабушка очень настаивала на том, чтобы мама жила дома, но мама хотела жить в молодёжном коллективе, самостоятельной жизнью. Когда началась война, дядя в то воскресенье, 22 июня, он был дома. У него был отпуск, увольнение. Бабушка собрала его и сказала, что надо идти на войну. А маму мобилизовали, как медперсонал для работы в больницах, госпиталях, а так же для помощи людям, которые находились в бомбоубежищах, туда стекались старые, малые, любые.

Надо было расставить скамейки, расстилать простыни, оказывать медицинскую помощь. Мама была на станции метро «Кропоткинская», когда туда упала бомба. Вы, наверное, помните, что одна из бомб упала и пробила метро, было огромное количество раненых. Мама участвовала в эвакуации и лечении этих раненых. Ночью мама бегала по крышам московских зданий, тушила зажигалки, днём работала. Когда они спали, я не знаю. Потому что при этом они ещё и рыли окопы. Я думаю, они 24 часа в сутки находились и работали на оборону Москвы.

Но 16 октября было принято решение о том, что весь Коминтерн будет эвакуирован. И в результате дядя Рубен к этому моменту был тяжело ранен, он тоже поехал в эвакуацию с госпиталем, мама поехала в эвакуацию и бабушка поехала в эвакуацию. У них была кошка, кошку звали Маха. Но было взять невозможно ничего с собой. Только нужные вещи. Кот остался в Москве. Кот пропал. Я не знаю, когда они вернулись из эвакуации, я думаю, в 1943 году.

Во время эвакуации мама училась, дядя воевал и погиб, а бабушка работала на радио. И она вещала постоянно на испанском языке, обращаясь прежде всего к солдатам Голубой дивизии, которым она пыталась объяснить, что они попали сюда практически по ошибке, что их сюда затащили, что это не их война и лучшее их место дома в кругу семьи. И что по мере возможного они должны стремиться с одной стороны не быть жестокими оккупантами, такими, какими были немцы, а с другой стороны стремиться к себе домой, поскольку они не имели никакого отношения к тем боевым действиям, которые вела Германия против Советского Союза.

И по свидетельству очень многих членов этой Голубой дивизии, они были абсолютно потрясены чудовищной жестокостью, с которой немцы обращались с мирным населением. Я не могу сказать, что испанцы были не солдатами в этом отношении. К тому же они очень помародёрствовали, поскольку они оказались в районе Пскова и Ленинграда, то, например, в Испании вы можете увидеть колоссальное количество древних икон новгородской школы, которые эти испанские солдаты вывезти из тех мест, где находилась Голубая дивизия.

Однако, они не принимали участие в карательных акциях. Только в боевых акциях. Находились они не долго, вернулись, многие погибли, многие обморозились. Но, тем не менее, бабушка регулярно вещала для них. А так же, я думаю, она вещала и в целом для всех испанцев, испаноязычных людей, которые находились в районе охвата радио, потому что бабушка всегда работала на радио, в радио Коминтерна, затем это было радио «Перинаика», которое вело вещание на Испанию. Бабушка рассказывала о том, что такое Гражданская война, какие горести принесла Гражданская война всему населению, и какой должна быть жизнь.

Жизнь должна быть лучше, демократичнее. И идея национального примирения была выдвинута именно бабушкой в 1948 году. Идея о том, что нет смысла не вести партизанскую борьбу, нет смысла бороться дальше. Необходимо каким-то образом всем сложить оружие, устроить общее перемирие и попытаться по мере возможности, вернуться к нормальной жизни. А из таких эпизодов возвращения бабушки из Уфы, где находился Коминтерн, домой, в Нижнекисловский переулок, надо отметить то, что случилось совершенно со всеми.

Когда бабушка вернулась, квартира была полностью разграблена, что само собой логично, потому что у бабушки было огромное количество книг, документов, мебели, всё, что может быть в нормальной квартире в 1939 году в Москве у политического деятеля. И ничего не было. Наверное бедные, голодные, замёрзшие москвичи ходили по квартирам, пытались собрать любое топливо. И мебель, и книги, и, может быть, даже кошка явились… я даже не знаю, как это назвать.

Ну, мебель и книги явились топливом, а кошка уже и неизвестно кому досталась и каково было её будущее. Я думаю, что в Москве эвакуированных мало домашних животных осталось.

М. ПЕШКОВА: Что было дальше? Как складывалась дальше жизнь Долорес Ибаррури и её дочери? Какой была к тому моменту семья?

Л. СЕРГЕЕВА: Семья к тому моменту состояла из двух человек – из бабушки и мамы, потому что дядя погиб на фронте в 1942 году, ещё у бабушки было четверо дочерей, они все умерли в детстве по болезни, называемой бедностью, потому что не было денег на лекарство, не было денег ни на что. Тяжела шахтёрская жизнь, она проехалась по бабушкиной семьи самым жестоким образом. Из шести детей выжила только мама. И когда они вернулись в Москву, была идея о том, что был договор, что союзники сбросят Франко. И все были в этом абсолютно уверены.

Я не знаю, были ли какие-то даны гарантии или нет, но все ожидали, что вслед за освобождением Франции придёт освобождение Испании. Когда Франция освободилась, мама с бабушкой тронулись в путь по Европе, которая ещё воевала. Так что сначала отправились на юг. Отправились в Иран, провели какое-то время в Иране, потом отправились в Египет. В Египте провели несколько месяцев, потому что ни одно английское военное судно не хотело брать женщин на борт.

И в конечном итоге они нашли какое-то судно, где капитан был белогвардейцем. И конечно, мама и бабушка подумали, что этот белогвардеец запросто их отвезёт на территорию Испании, и там они будут расстреляны или помещены в тюрьму. Но он оказался благородным человеком, он сказал, что он им клянётся честью, что никаких проблем у них не будет и что он их доставит во Францию.

М. ПЕШКОВА: Дорога в Россию была непростой. В следующее воскресенье вы услышите голос Пассионарии. Четыре десятилетия жизни вне Родины. К 20-летию смерти Долорес Ибаррури и к 70-летию окончания Гражданской войны в Испании. Рассказывают дочь и внучка Долорес Ибаррури. Звукорежиссёр Наталья Якушева. Я Майя Пешкова. Программа «Непрошедшее время».