"Жертвоприношение" - последняя лента Тарковского. Об этом рассказывает Лейла Александер-Гаррет - Непрошедшее время - 2009-06-28

М. ПЕШКОВА: «У меня в Москве выходит книга», - сказала мне на Неделе русской литературы, организованной Академией «Россика», на Лондонской книжной ярмарке очаровательная блондинка, представившаяся Лейлой Александер-Гаррет. Сначала кинофестиваль Тарковского в Ивановской области, затем столичная круговерть, встреча автора книги «Андрей Тарковский, собиратель снов», а за день до отъезда Лейлы домой, в Лондон, встретились в музее Цветаевой, перед презентацией издания, увидевшего свет в издательстве АСТ.

Как вы познакомились с Андреем Тарковским?

Л. АЛЕКСАНДЕР-ГАРРЕТ: Мы познакомились с Тарковским в Москве. Я училась в Стокгольме на киноведении и учитель мой, профессор Ориен Ротлинберг попросил меня позвонить Тарковскому. Тарковский незадолго до моей поездки в Москву, переезжал в Стокгольм и давал там интервью, встречался со студентами, рассказывал о «Сталкере». Он привёз «Сталкера», была премьера, потом встреча со студентами у Ориена Ротлинберга. Меня в то время не было в Стокгольме, я была во Франкфурте на книжной ярмарке.

Вернувшись, мне Ориен сказал: «Ты пропустила такой шанс!» А я собиралась в Москву. И он сказал, что если у меня получится, вот телефон, позвони и поблагодари Тарковского, все в восторге. Что я и сделала. Я в последний день позвонила Тарковскому. Меня предупреждали, что Тарковский не будет со мной встречаться, он очень выборочно, он вообще с женщинами не встречается, все его окружают, досаждают, ему не до этого.

Но он согласился встретиться, назначил мне встречу у памятника, на площади Маяковского. И в последнюю минуту я вдруг вспомнила, что я совершенно не знаю, как он выглядит. Я спросила: «А как я Вас узнаю?» Вот его ответ: «Я Вас узнаю сам». Так и произошло. И я его узнала сама. Очень отличался от всех, кто был в то время на площади. Это был вечер, семь часов, площадь была полна, это был ноябрь, очень много людей, какие-то люди подходили, что-то спрашивали.

Тарковский подошёл и пригласил меня пойти в Дом кино. И в Доме кино произошла такая неприятная ситуация, когда его не пускали, нас не пускали в Дом кино. У него потребовали документы, он очень смутился, такая была конфузная ситуация, я человек из Швеции, ему было очень неприятно, он резко бросил, что пора узнавать своих режиссёров. Мы прошли, и потом он вспоминал эту неприятную ситуацию в Стокгольме, где его всегда встречали с распростёртыми объятиями. Причём, никто не лез к нему, все здоровались, улыбались.

И он тогда мне дал телефон Танина Гуэрра и сказал: «Вы свободный человек. Если вдруг Вы окажетесь в Италии, позвоните мне». А он как раз готовился поехать в Италию, снимать «Ностальгию». Как всегда с Тарковским, после «Андрея Рублёва» у него были проблемы. Он говорил, что проблем, как грибов после грибного дождя. Он хотел взять с собой мальчика Андрюшу и уже тогда понимал, что это, наверное, будет невозможно, и всячески обращался ко всем возможным и невозможным инстанциям, чтобы это произошло. Увы, как мы знаем, мальчик приехал только тогда, когда мы отослали из Швеции рентгеновские снимки смертельно больного человека. И Марина Влади в этом участвовала из Франции.

А потом мы встретились в Италии. Я позвонила и мы встретились два раза в Риме, в самом начале, когда он только начинал снимать картину, он был необыкновенно весел, бодр, как юноша, в голубом свитере, в джинсах, он мне так напоминал окружающих итальянских юношей. Он был на десять лет моложе. Та встреча в Москве, это был совершенно другой, удручённый, очень несчастный, озлобленный человек. Он не то что огрызался с какими-то людьми, которые на него смотрели, оглядывались на наш столик…

Потом, второй раз я приехала в Италию, он заканчивал картину, очень волновался, он хотел закончить её к фестивалю в Канне. Кар тина получила три престижных приза. А потом в Стокгольме встреча. Я не ожидала, что я получу очень завидную роль переводчицы, потому что многие из самых лучших переводчиков пытались работать с Тарковским, но почему-то Тарковский отправил, насколько мне известно, 14 переводчиков, самых лучших. А я, в общем-то, не переводчик, потому что, как он говорил директору картины и нашей киногруппе, что не сошлась алхимия, чем вызывал недоумение у киногруппы. Какая алхимия, что ему нужно?

Он позвонил мне сам в сентябре и пригласил к нему домой, мы слушали шведскую музыку. Ему важно было понять душу картины, найти душу картины. И это он пытался, поскольку не владел языком, он пытался это сделать через музыку. Он попросил пластинки народной музыки. Было очень много пластинок, мы их слушали, он меня спрашивал, как это, откуда, из какого места, что, как. А потом предложил мне пойти на вечер, посвящённый творчеству Бергмана, это был фильм Арена Карсона о том, как снималась картина Бергмана «Фанни и Александр».

Я как раз пыталась достать билеты, но не получилось у меня. Я пошла с Тарковским, и тогда произошла эта знаменитая «невстреча» двух гениев. Мы стояли на расстоянии трёх метров друг от друга, но в Швеции не принято обрушиваться на незнакомцев, и поэтому директор картины подошла к Бергману, что-то пошептала ему на ухо, он что-то ответил точно так же. И стоял он вполоборота. Мне трудно представить, что он не видел, кто, тем более, когда ему было сказано. Но такое самообладание! Он не повернулся, потому что, если бы они встретились глазами, он бы не смог отказаться от этой встречи.

Короче, он сказал, что он сейчас не может, он волнуется, сейчас он будет представлять фильм, хотя фильм не его, а его коллеги, и сделает это после фильма. Но после фильма он просто ушёл, он исчез. И Андрей был в недоумении, почему, что, как… Он так ждал этой встречи, потому что не только он, всё молодое поколение ВГИКа того времени бредили Бергманом. Бергман потом мне рассказал, я работала уже с Юрием Любимовым в Королевском драматическом театре, когда Тарковский был очень болен, и я ему сказала: «Что произошло?»

Тогда он написал то знаменитое письмо, что «Тарковский для меня самый великий, он открывает те двери, в которые я не могу войти, а он движется так свободно и легко. И тогда он сказал, что перед каждой своей картиной он пересматривает «Андрея Рублёва», что это шедевр. О чём я рассказала Андрею, успела, позвонила и рассказала. На следующее утро после этой встречи мне позвонил директор картины и предложил придти. Андрей отправил очередного переводчика домой, причём, платились деньги, а бюджет у нас был крошечный.

М. ПЕШКОВА: Я знаю, что всего 2 млн. выделили на «Жертвоприношение». Только потом нашёлся спонсор в Лондоне, руководитель телеканала, который ещё дал 1 млн. фунтов стерлингов.

Л. АЛЕКСАНДЕР-ГАРРЕТ: Да, там была очень трагическая ситуация. Сначала спонсорами были люди, которые должны были быть сопродюсеры, но, видимо, советские на них нажали, и они ретировались и отказались принимать участие в финансировании картины. И это, конечно, была очень и очень тяжёлая ситуация. Тогда впервые я видела такую картину – Тарковский рвал на мелкие кусочки план следующего дня. Это был подготовительный период, и продюсер пришёл к нам в наш т.н. барак, где мы работали, и сказал, что картина переносится на неопределённое время. И, как Вы знаете, случись это, картина бы не получилась, потому что Андрей заболел и этого бы не произошло.

А ему очень хотелось снимать в белые ночи, т.е. если бы прошли эти 2-3 месяца, картины бы не было. И тогда мы сидели с ним в кабинете, и я сказала: «Андрей, давайте позвоним в Лондон». И мы позвонили Дэвиду Готхарду, который помогал Андрею, искал актёров, удивительный человек, он был тогда художественным руководителем Riverside Studios, и он помогал в комитете по воссоединению семью. И он посоветовал мне: «Лейла, немедленно звони Джереми Айзексу, директору Четвёртого канала». Что я и сделала. Просто вот такой был порыв, я не знаю, что меня, кто меня дёрнул.

Андрей, конечно, не говорил, я вела эту беседу. Потом Андрей шутил, говорил: «Ты мой продюсер». Я сказала, что вот такая ситуация. Вы извините, вот то, что произошло. И он спросил: «How much does Mr. Tarkovsky need?» - «А сколько нужно мистеру Тарковскому?» И конечно мистер Тарковский пожал плечами. Он не знал о таких вещах. Мы сказали, что наш продюсер позвонит и обо всём договорится. Вот так в картине появились деньги, картина осуществилась. Честь и хвала Джереми Айзексу. И так у нас появилась английская актриса Сьюзен Флитвуд*, о которой Тарковский сказал, что это сюрприз.

Он не ожидал, он не знал, что это за актриса, потому что она была потрясающая театральная актриса, но ролей в кино у неё было мало. Был один фильм, телевизионный фильм, и там увидев её, она ему очень понравилась. Так произошло это.

М. ПЕШКОВА: «Жертвоприношение» - последний фильм Андрея Тарковского. Вспоминает переводчик Тарковского Лейла Александер-Гаррет в программе «Непрошедшее время».

Как Вы думаете, Тарковский предчувствовал, что его смерть близка? Делая большой акцент на «Жертвоприношении», как на фильме-искуплении, который он обязан сделать, снять фильм-прощание. Он это ощущал?

Л. АЛЕКСАНДЕР-ГАРРЕТ: Вы знаете, наверное, человек тяжелобольной, где-то на каком-то физиологическом уровне что-то понимает, он не может это озвучить и не знает. Я смотрю фотографии, и именно на «Жертвоприношении» все улыбающиеся фотографии, которые я вижу. Я приехала с фестиваля в Иванове, замечательный фестиваль совершенно, и там эти огромные панно, это кадры, фотографии из «Жертвоприношения», т.е. как будто Господь бог дал ему какое-то время пожить, насладиться жизнью.

Он называл «Жертвоприношение» самой загадочной картиной. Это, конечно, фильм автобиографический. И он сказал, что этим фильмам он задаст загадку всеми критикам, но и для себя, он не понимал многих вещей. И сказал, что может быть когда-то поймём вообще, что происходит, потому что фильм… вообще, сценарий появился сначала здесь, в Москве, задолго до «Жертвоприношения», он назывался «Ведьма». Там была история, которую он назвал несколько примитивной.

Герой был болен раком, ему об этом сообщил доктор, его ближайший друг, и в тот же вечер бушевала буря, гром, молния, к нему постучался случайный прохожий, т.н. юродивый, эта тема юродивого всегда прослеживается почти во всех картинах Тарковского, и сообщил ему: «Если ты переспишь с ведьмой, то всё будет в порядке, ты излечишься». Что он и делает, он оставляет семью и уходит с ведьмой. Но потом Тарковскому показалось, что это глупый хэппи-энд. Сними он эту картину, наверное, что-то было бы совсем по-другому. Но сценарий был такой. Он писал с братьями Стругацкими.

Потом ему захотелось вывести эту картину на какой-то другой уровень, подняться. И там уже, в «Жертвоприношении» речь идёт не об исцелении одного человека, Александра, а исцелении всего человечества, о спасении всего человечества. Он молится, впервые обращается к богу, впервые в жизни. И таким образом спасает мир от атомной катастрофы. Это одна из интерпретаций. Он очень боялся. Он говорил: «Я очень боюсь этой картины». Как в «Ностальгии», вообще, эти две последние кар тины имели какой-то трагический оттенок.

Ведь Горчаков собирался уехать из Италии, и он там умирает. Тарковский не собирался остаться за границей, его вынудили советские чинуши, и так получилось. Если бы ему разрешили эти три года снять «Жертвоприношение», поставить Бориса Годунова, сделать «Гамлета», это заветная его мечта была – снять «Гамлета», тогда, наверное, он вернулся бы, и всё получилось. Я слышу иногда, у меня есть российское телевидение, я слышу высказывания его коллег, его актёров о том, что если бы Тарковский не был на Западе, он бы не умер.

Я смею сказать, что если бы он не остался на Западе, возможно, этих двух картин, его книги замечательные, замечательные оперы и документального фильма «Путешествие по Италии» не было бы, потому что мы не знаем, если бы он здесь был, ему обещал Ермаш «Идиота». Но человек работал 20 лет и сделал пять картин, особенно человек такого темперамента, такого заряда, как Тарковский. Поэтому, мне кажется, что Запад нужно только благодарить за то, что нашлись деньги. А это очень сложно на Западе, особенно такому режиссёру, как Тарковский.

И «Ностальгия», там были деньги и советские, и итальянские. Но «Жертвоприношение» - честь и хвала Анне Лени Вибум, кто выбил эту картину, нашёл эти деньги, пусть крошечный бюджет, но мы уложились в 55 дней, и ни одной лишней копейки Тарковский не истратил. И получился такой шедевр. К сожалению, его мало показывают здесь. Например, в Иванове ни «Ностальгии», ни «Жертвоприношение» не было. Это, может быть, зависит тоже от владельцев, может быть в Стокгольме было сложно получить права. Но я надеюсь, что эта проблема как-то разрешится, потому что это два очень и очень важных фильма.

Вообще, самый любимый фильм как говорил мне Андрей, «Ностальгия», потому что он больше других приближается к поэзии, к чему-то такому, что уже не кинематография. Это слова Тарковского.

М. ПЕШКОВА: Тогда, когда Каннская награда пришла, Тарковский уже был смертельно болен.

Л. АЛЕКСАНДЕР-ГАРРЕТ: Да. Фильм получил три премии, эти призы получил сын Андрюша, он прилетел с Анне-Лене Вибум, со Свеном Нюквистом**, с Эрландом Юсефсоном*** в Канны и получил приз. Андрею на какой-то период стало легче, и он собирался приехать, но он боялся. Это, всё-таки, такой стресс! Его уверяли, что фильм получит «Золотую пальму», но почему-то, это тоже странный фестиваль, он становится всё больше и больше коммерческим. Конечно, фильм «Жертвоприношение» заслуживает. Потому что, кто сейчас смотрит «Миссию» Дэвида Патнема, который получил приз? Он был продюсером.

«Жертвоприношение» показывают везде и всегда. Я делала небольшой фестиваль, не сравнить с Ивановским, в Лондоне, в декабре 2007 года, куда приезжали актёры Тарковского – Марина Тарковская, Александр Гордон, Вадим Юсов, и я сама была поражена. Во-первых, мы увидели совершенно новое поколение, я думала, что я встречу своих старых знакомых. Да, я их встретила, но волна, все сеансы были заполнены. Марину Тарковскую и Олега Янковского буквально выносили на руках, такой был триумф, и Наталью Бондарчук.

Они не ожидали, что в Лондоне, у нас просто не было никаких денег, мне удалось договориться с очень престижным кинотеатром, что они покажут бесплатно, и всё, что они заработают, они возьмут себе, что, наверное, правильно. И никто из нас не ожидал, что будет такой триумф. И была такая встреча… Ко мне подошёл один человек средних лет, итальянец из Рима. Он приехал и сказал: «Вы знаете, я увидел по Интернету, что Вы готовите фестиваль, я приехал, я хочу послушать Марину Тарковскую, Александра Гордона, я хочу посмотреть ещё раз «Ностальгию», встретиться с Янковским», светлая ему память.

Он говорил, что у него в жизни была какая-то большая трагедия и он был на грани самоубийства. И каким-то случайным, как-то случайно он попал на «Ностальгию». И когда он увидел эту сцену, где Олег Янковский проходит со свечой в воде, в этом бассейне целительном, он рыдал. Что-то прорвало его, и таким образом он спасся. Он говорил: «Я хочу просто пожать руку этому актёру». Таким образом и Тарковский, и гениальная игра Олега Янковского спасли чью-то жизнь. И ради этого стоит вообще что-то делать. Это меня так потрясло!

М. ПЕШКОВА: В основу Вашей книги легли Ваши дневники. Что Вам сказал Андрей Арсеньевич? Напутственные слова. Они, кстати, вынесены на обложку книги, на заднюю крышку.

Л. АЛЕКСАНДЕР-ГАРРЕТ: Да, это он сказал в тот очень трагический период, когда мы были с ним в госпитале и получили этот жуткий приговор, этот вердикт. Он ещё не был подтверждён, до какой степени это всё страшно. Но, тем не менее, мы пришли домой, Андрей поставил чай, мы слушали музыку. Он сказал мне: «Когда будешь писать обо мне, не пиши обо мне, как о тиране, о деспоте. Я об этом наслышался в Москве. А пиши только то, что я значил для тебя. Не бойся местоимения «я»». Это очень важно. Так я и старалась делать. Меня всё время как будто кто-то подгонял, то ли Андрей сам, не знаю.

У меня были дневники, заметки, потому что Андрей всегда просил меня всё то, о чём мы говорили, записывать. Он был несколько подозрительным, говорил: «Всё записывай, а то я забуду или они забудут». И у меня огромный архив.

М. ПЕШКОВА: Как по-Вашему, что для Тарковского означало дерево? Символом чего оно было и почему в «Жертвоприношении» малыш поливает дерево засохшее, которое, наверное, никогда не расцветёт. Поливает, и при этом произносит слова. Он заговорил, малыш.

Л. АЛЕКСАНДЕР-ГАРРЕТ: Да. Отец замолчал, а мальчик заговорил. Вы знаете, у фильма несколько интерпретаций, о которых говорил Тарковский, я их сейчас Вам назову. Первое – это то, что мир спасается, благодаря общению с богом. Герой обращается с богом, впервые в жизни молится. Может быть, в детстве он молился, но он совершенно забыл молитву эту. И поэтому начинает словами «Отче наш», а потом просто переходит на свои слова и просит, чтобы всё осталось так, как вчера, чтобы остались трава, вода, воздух, птицы. А вторая интерпретация для людей верующих – это общение с богом, для людей оккультно настроенных – это общение с ведьмой. Он идёт с ведьмой, это общение спасает мир.

Для третьих, - говорил Тарковский, они вообще скажут, что это бред сумасшедшего режиссёра, никакой войны не было, это атеисты скажут. Но для него самым главным был мальчик и дерево. Древо добра и зла, древо познания, мудрости, вечно расцветающее. И в начале они сажают эту корягу, и отец рассказывает мальчику о монахе, который посадил эту корягу и таскал воду высоко в гору. И в течение трёх лет, даже больше, он поливал. И вдруг дерево зацвело и принесло плоды.

И вот он приходит к своему священнику и говорит: «Вот плоды». И ему отвечает его наставник, что это плоды терпения и преданности какому-то делу. И у Тарковского то же самое. Ему было важно, чтобы в этот день светило солнце и было бы пасмурно. И ему шведы говорили, что не бывает так, будет либо пасмурно, либо будет светить солнце, потому что он хотел увидеть в этой коряге, в веточках, чтобы они как бы мерцали. И если вы внимательно посмотрите, когда камера поднимается вверх по стволу и доходит до этих веточек, а дерево стоит на фоне воды, и вдруг вышло солнце и стало бить в воду и отражаться. И кажется, что дерево оживает.

И вот это трепетное чувство, что оно действительно оживает, и мальчик – это как будто передаётся эстафета от отца, который умолкает, потому что он обещает богу навсегда замолчать, если не будет этой войны. И мальчик начинает говорить. «Вначале было слово. Почему, папа?» Это именно эта эстафета, это та же новелла «Колокол». Вообще Андрей говорил, что опыту нельзя научить, нужно учиться заново, наступать на те же грабли, но делать это самому. И здесь мальчик начинает говорить, он начинает думать.

И Тарковский говорил, что искусство существует только потому, что мир несовершенен. Будь всё хорошо в мире, оно бы, может быть, не то, что перестало бы существовать, но измельчало бы. Нужно преодоление. И его фильмы, до сих пор их считают очень сложными. Мне этого невозможно представить.

М. ПЕШКОВА: Я хочу вернуться к двум молодым людям, к тем, кому посвящена Ваша книга. Два человека на той странице, где написано посвящение. Кто это и почему именно им Вы посвятили свою книгу о Тарковском?

Л. АЛЕКСАНДЕР-ГАРРЕТ: Книга посвящена Лене и Александру. Лена – это моя дочь, которая терпела маму, которая всё бросила, сидела, работала. Это удивительная девочка, очень талантливая, она, конечно, выросла. Марина Тарковская её крёстная-мать, и Александр Гордон. А второй мальчик Александр – это сын Тарковского. Он чемпион Норвегии по фехтованию. Это замечательный молодой человек, который родился, когда Андрей был уже смертельно болен. Андрей видел его фотографии, но никогда они не встретились. Это замечательный мальчик, очень талантливый, он учится в университете, он чемпион по фехтованию. Очень хорош собой, как отец.

И Марина Тарковская говорит, что он похож на Андрея, и в детстве он видел, как он занимался своим делом. Замечательный молодой человек. Мы встречаемся, они встречались с Леночкой. И поскольку о нём никто не знает, мне бы хотелось, хотя, может быть, книжку, если она не будет переведена на шведский, норвежский или английский, он не сможет её прочитать, но, тем не менее. Вот опять, возвращаясь к Вашему вопросу о каком-то провидческом даре Тарковского, ведь этот мальчик, стоящий на берегу и лежащий под деревом, конечно, фильм посвящён Андрюше, которого Андрей бесконечно любил.

Он очень гордился своим первым сыном Арсением, потому что он не пошёл по той же проторённой дорожке, он сейчас знаменитый хирург, насколько мне известно. Когда я вижу эти последние кадры, ведьму, стоящую у велосипеда, она останавливается, не подходит к этому мальчику. Для меня эта история, как последней любви Андрея Тарковского. И вот этот мальчик Александр…

М. ПЕШКОВА: Автор книги об Андрее Тарковском Лейла Александер-Гаррет не только о последней картине Тарковского. Звукорежиссёры Марина Леликова и Наталья Квасова. Я Майя Пешкова. Программа «Непрошедшее время».

* * * * * * * * * * * * * * * * * *

* (Сьюзен Флитвуд умерла в 1995 г. Она, как и Андрей, тоже заболела после "Жертвоприношения" раком и 10 лет втайне несла это в себе, работала и скрывала свою болезнь.)

** Свен Нюквист (швед. Sven Nykvist, 3 декабря 1922, Мохеда, Крунуберг – 20 сентября 2006, Стокгольм) — шведский кинооператор и режиссёр.

*** Эрланд Юзефсон (швед. Erland Josephson, 15 июля 1923, Стокгольм) — шведский актёр театра и кино, режиссёр, писатель.