Сто лет со дня рождения актрисы Вероники Витольдовны Полонской - Владимир Фивейский - Непрошедшее время - 2008-10-19
М. ПЕШКОВА: В этом году исполнилось сто лет со дня рождения актрисы Вероники Витольдовны Полонской. Дату отметили в Третьяковской галерее, презентацией книги сына той, кого называют последней любовью Маяковского. Владимир Фивейский о маме, о книге.
Вы живёте в США. Как так получилось?
В. ФИВЕЙСКИЙ: Мы уехали в США очень давно, мы там живём уже около 30 лет. Мы живём недалеко от Чикаго. Я работаю врачом, окончил медицинский институт в 1960 году, последние 30 лет, как я сказал я работаю в государственном учреждении врачом-терапевтом.
М. ПЕШКОВА: Какие семейные предания, истории, вошли в эту книгу?
В. ФИВЕЙСКИЙ: В своей книге я старался вспомнить и отразить события, которые, я считал, будут интересны для читателя и которые мне дороги. Начинается это с периода эвакуации 1941-1942 год. Я описываю этот период времени, тяжёлый, трудный период времени для всех. И для моих родителей, и для нас, детей, тоже.
М. ПЕШКОВА: А куда уехала Нора Полонская в эвакуацию? Как это всё было?
В. ФИВЕЙСКИЙ: Во время эвакуации мои родители, т.е. моя мама и мой отчим, Фивейский Дмитрий Павлович, артист театра Ермоловой, вместе с театром были эвакуированы в Дагестан, потом в Сибирь. И мы там провели, по-моему, три или четыре года. Затем вернулись в Москву, они продолжали работать в театре им. Ермоловой практически до конца. Мама до пенсии, отчим до своей смерти, в 1973 году.
М. ПЕШКОВА: Мама любила вспоминать что-то или для неё прошлое, то что называется, за чертой воспоминаний и она к этому не возвращалась?
В. ФИВЕЙСКИЙ: Она была не очень разговорчивым человеком. Она была довольно скрытным, обычно добровольно она не разговаривала на эту тему, не вспоминала свое прошлое. Если специально у нее что-то спросишь, она могла вспомнить и рассказать. Что касается отношений с Маяковским, я не помню, чтобы она мне когда-нибудь говорила какие-нибудь детали. Так что всё это я узнал больше из литературы. Но в своих воспоминаниях я не преследовал цели анализировать ее отношения с Маяковским. Я больше сконцентрировался на её жизни дома, повседневной жизни, на её разговорах о чём-то другом.
М. ПЕШКОВА: Тут мне очень хотелось бы спросить. Скажем, не касаясь темы Маяковского. Какой была Нора Полонская, ставшая легендой века? Все забывают о том. что она актриса. Об этом мне только говорили старые актеры театра Ермоловой. Какой она была, какие е корни, из какой она семьи?
В. ФИВЕЙСКИЙ: Она была дочерью очень известного, знаменитого кинозвезды немого киноэкрана – Полонского Витольда Альфонсовича*, который сыграл во многих немых фильмах. В 1918 году он уже умер, так что его карьера в кино была короткой, но он сыграл, если я не ошибаюсь, в 5 или 6 довольно больших фильмах, как например, «Сказка любви дорогой», «Молчи грусть, молчи», ее мать, жена Полонского Витольда, была тоже артисткой. Она работала в Малом Театре. Но сравнительно недолго.
Она тоже особенно не говорила о своём театральном прошлом, но она была очень интересным человеком, очень культурным очень начитанным, очень хорошо знала натуру русскую, русский театр.
М. ПЕШКОВА: То есть, стать актрисой для Вашей мамы, что называется, было предназначено судьбой?
В. ФИВЕЙСКИЙ: Я думаю, что да. Я не могу себе представить маму в какой-нибудь другой роли.
М. ПЕШКОВА: У кого она училась?
В. ФИВЕЙСКИЙ: Станиславский Константин Сергеевич и Немирович-Данченко в школе Художественного театра.
М. ПЕШКОВА: Как она туда попала? Что она об этом вспоминала?
В. ФИВЕЙСКИЙ: В своих воспоминаниях она довольно часто к ним возвращается. Очень положительно пишет о Константине Сергеевиче. Он был ее идеалом в тот период времени. Она была начинающей актрисой и до этого у нее были эпизодические роли. А в начале знакомства с Маяковским она работала над крупной ролью, и она описывает работу с Константином Сергеевичем очень положительно. Она была очень увлечена. И для нее это было основной частью жизни. Может быть, даже какие-то размолвки с Владимиром Владимировичем, какое-то непонимание истекали из того, что он хотел, чтобы она принадлежала только ему, даже не театру. Но она не могла этого сделать, потому, что театр для неё был ведущей частью её жизни.
М. ПЕШКОВА: Плюс она была ещё, как говорила Цветаева, «возмутительно молода».
В. ФИВЕЙСКИЙ: 20 лет, да. Она была очень молода.
М. ПЕШКОВА: Воспоминания Вероники Полонской о Маяковском были опубликованы в журнале «Вопросы литературы». Приподнялась завеса, и стало ясно, насколько были взаимоотношения Маяковского и вероники Полонской искренними и чистыми. Что Ваша мама пишет о том роковом дне?
В. ФИВЕЙСКИЙ: О роковом дне 14 апреля 1930 года мама довольно подробно пишет в своих воспоминаниях. В тот самый день утром Маяковский и мама встретились у него на квартире, на Лубянской площади, в его крошечной комнатке в коммунальной квартире. И опять, как и до этого, разговор привел к тому, что он потребовал от нее, чтобы она осталась с ним. В тот же самый день. Не возвращалась бы в театр. Что он позаботится обо всём, что он поговорит с её мужем. В то время она была замужем за М.М. Яншиным. Маяковский обещал, что сделает всё, что необходимо для того, чтобы сделать её жизнь комфортабельной. Разговор продолжался довольно долго. Она не соглашалась, какие бы доводы он не приводил.
В конце-концов он спросил у мамы:
- Значит ты уйдёшь?
- Да, уйду.
- И вернешься к Яншину и будешь говорить сама?
- Да, буду говорить сама.
- И в театр пойдёшь?
- И в театр пойду.
После этого он сказал:
- Тогда уходи сейчас же.
Мама спросила, она называла на «Вы» Маяковского:
- Вы меня даже не проводите?
Он сказал:
- Нет, иди сама.
Дал ей деньги на такси. Она спросила:
- Вы же ничего не будете делать? Всё будет хорошо?
- Да, да. Иди, девочка.
Она пошла, вышла из комнаты и в этот момент раздался выстрел. Когда она вошла обратно, то он уже умирал.
М. ПЕШКОВА: И потом она побежала, надев только одну туфельку.
В. ФИВЕЙСКИЙ: Она не пишет об этом эпизоде с туфелькой. Но я слыхал эту деталь, да.
М. ПЕШКОВА: К кому она побежала?
В. ФИВЕЙСКИЙ: По-моему, она побежала к Нине Антоновне Ольшевской. Но это я знаю не из её воспоминаний, а из других источников.
М. ПЕШКОВА: А что было дальше в эти дни, Ваша мама рассказывала Вам?
В. ФИВЕЙСКИЙ: Я думаю, что она была в шоке. Это нервное потрясение заставило её забыть, потерять воспоминания на некоторые события. И потом, когда 8 лет позднее, это было в 1938 году, она написала свои воспоминания, где старалась восстановить последовательность событий. Но её воспоминания были опубликованы значительно позже.
М. ПЕШКОВА: Почему столько лет Нора Полонская не отдавала свои воспоминания публикаторам? Ведь она умерла в 1994 году и «Вопросы литературы» вышли позже?
В. ФИВЕЙСКИЙ: Первая публикация, насколько мне известно, была в 1981 году. Но было еще две или три. Причина, почему мама не публиковала свои воспоминания, я думаю, это не зависела только от нее, но и зависело от ситуации в стране. Вокруг смерти Маяковского было много разговоров и много размышлений, много неясного, много противоречивого. И вторая причина – что мама вообще была очень скромным человеком. Она не любила быть в центре внимания. Она не хотела известности.
М. ПЕШКОВА: Лиля Брик и Ваша мама, каковы их взаимоотношения?
В. ФИВЕЙСКИЙ: По-моему, очень сложные. Хотя мама встречалась с Лилей Брик и они был, не знаю, подходит ли здесь слово «подруги», но мама даже советовалась с ней по некоторым вопросам. Но с другой стороны Лиля Брик в период после смерти Маяковского, мама встречалась с ней, рассказывала ей о событиях, и Лиля Брик сказала, что это очень похоже на Маяковского. Но, как вы знаете, Маяковский в своей предсмертной записке просил правительство позаботиться о моей матери. И когда мама рассказала об этом Лиле Брик, она сказала, что нет, Вы должны от этого отказаться. Почему она так сделала?
М. ПЕШКОВА: А дальнейшая жизнь Норы Полонской, какова она была после гибели Маяковского? Она ушла от Яншина?
В. ФИВЕЙСКИЙ: Она ушла от Яншина. Ничего не случалось потом в ее жизни. Это была жизнь большой семьи, трудная, тяжелая. Она много работала в театре, много играла.
М. ПЕШКОВА: Как она встретилась с Вашим отцом?
В. ФИВЕЙСКИЙ: Дело в том, что мой родной отец… Она встретилась с ним, это был, наверное, 1936 год или 1935 год. И их брак был довольно короткий, потому, что уже в начале войны они развелись, и я его не помню. Когда они развелись, мне было, может быть, 4 или 5 лет. Потом уже я с ним не встречался. Меня воспитал отчим, её последний муж Фивейский Дмитрий Павлович.
М. ПЕШКОВА: Если можно, расскажите о нём. Вы ведь носите его фамилию.
В. ФИВЕЙСКИЙ: Это был очень интересный человек, очень способный. Он начинал свою артистическую карьеру в театре-студии Завадского и был одним из самых способных студентов, в частности, Р.Я. Плятт, который был его близким другом, так описывает его, как одного из наиболее способных артистов. К сожалению ,он был очень больным человеком. Тем не менее, он был очень популярен. Это был артист с многосторонним амплуа.
Он был очень интересным человеком в жизни, обладал большим чувством юмора, любил искусство, литературу, любил людей, любил рассказывать забавные истории, вспоминать о своих юных годах в студии Завадского. Много рассказывал про дружбу с Ростиславом Яновичем, о всех шутках, проделках. Это был очень интересный человек. Ко мне он хорошо относился.
М. ПЕШКОВА: Самое главное – любил ли он Вашу маму?
В. ФИВЕЙСКИЙ: Очень! Безусловно. В этом я не сомневаюсь ни одной секунды.
М. ПЕШКОВА: У них были дети с Полонской?
В. ФИВЕЙСКИЙ: Нет, не было.
М. ПЕШКОВА: Они уже были уже в том возрасте, когда детей не заводят, я правильно понимаю?
В. ФИВЕЙСКИЙ: Да, я думаю, что да.
М. ПЕШКОВА: Мне, конечно же, хотелось спросить, Маяковский действительно ли любовь всех ваших домашних? Возвращаетесь ли вы к его текстам?
В. ФИВЕЙСКИЙ: Я люблю Маяковского, любил даже, когда был школьником. В то время я был больше знаком с его поэмами «Хорошо», «Во весь голос». Но что касается его раннего творчества, я бы сказал, что сейчас, когда я работал над этой книгой, естественно, мне нужно было знать больше об этом. Тогда я стал больше чувствовать интерес к его стихам раннего периода. Когда вы читаете, вы должны быть очень внимательным, чтобы понять. Но когда вы их поймете, то видно, что это великий поэт. Даже начального периода, когда он был футуристом, носил жёлтую кофту. Помните, «Хорошо, когда в жёлтую кофту душа от расспросов укутана…»
М. ПЕШКОВА: Программу продолжает архитектор Алексей Щеглов, сын актрисы Ирины Анисимовой-Вульф**, подруги Вероники Полонской.
Она приходила к Вашей маме? Как это все было?
А. ЩЕГЛОВ: Первый раз это было на Хорошевском шоссе и наверняка это было связано с покером, который любил Маяковский. Этот азарт, сопутствующий Владимира Владимировича, он увлек Яншина и Веронику Витольдовну и Ирину Анисимову-Вульф. Они собирались впятером. Я помню бедный наш быт, он ничем и сейчас не обогатился. Но люди, которые к нам приходили, это было счастье. Счастье наблюдать за тем, как они общаются, какая радость для них видеть друг друга. Это было не просто, это надо было после спектакля, в 10 вечера приехать. Единственное время. когда они могли располагать собой.
Приносили какую-то закуску каждый. Была бутылка водки. И они с 10 до 12 играли в покер. Был Д.П. Вейский, В.В. Полонская, Сошальская Варвара Владимировна***, иногда появлялся ещё какой-нибудь блуждающий игрок. В 12 часов они делали перерыв, вызывали машину на 2 часа. Быстро ели, пили, как будто это была задача – быстро-быстро всё сделать, за 10 минут выпивали эту водку на пятерых, и садились опять играть. И потом, когда звонил таксёр, мама всегда объясняла, как надо проехать, чтобы не искал.
Эти вечера бывали у нас, бывали у Ардовых. Они любили вот эти дома на Ордынке, где бывала Анна Андреевна. Туда часто приезжала и Раневская. Она приезжала туда тогда, когда бывала в Москве Ахматова. А когда Ахматовой не было, они играли в покер. Виктор Ефимович очень трогательно относился к маме и к Веронике Витольдовне. А Маяковский говорил, проходя мимо этой квартиры: «Здесь живёт самая красивая женщина Москвы», имея в виду Нину Антоновну Ольшевскую. Она была очень красивая, тонкая, высокая, стройная женщина, у которой была уникальная совершенно фигура.
В жизни, в быту, в обстоятельствах, которые окружали Ахматову, всё делала. Этот весь дом жил у нее перед глазами, она подавала чай, когда нужно было. Когда кто-то болел, она заботилась. Это была душа этого маленького общества. Вообще, там они играли часто. Один раз даже меня взяли. Я когда увидел все это, было страшно интересно .Я даже об этом написал в книжке, что Ардов любил страшно горячий чай, такой горячий, который пить невозможно. Но мало этого! Ему надо было, чтобы заварка была такая же горячая. Потому, что всё было на электроплитке возле его кресла.
Нагревалась заварка, вскипал чай, он заливал, пил это дело. И только так мог существовать .А остатки от заварки он выливал в кактус. А кактус поэтому почему-то цвёл от ужаса каким-то необычайным цветом, как экзотический цветок, кипятка не боялся. Я помню, Нора пришла, как всегда, очаровательная, веселая, доброжелательная. И была она в шубке. Мама ей говорит:
- Норочка! Какая чудная у тебя шубка! Как она красиво блестит!
А Норочка говорит:
- А ведь это синтетическая шубка. Мне ее подарили, я в ней хожу, мне она очень нравится.
Шубка была серая, блестящая, Норочка в тот день была покрашена в лиловый цвет. Она всегда меняла свою окраску – то блондинка, то брюнетка, то седая девушка. Отношения у них были идеальными. Я не видел более теплых и дружеских взаимоотношений, как мамы с Вероникой Витольдовной. Она души в ней не чаяла. Поэтому, конечно, отдыхали они, по возможности, тоже вместе. В книге о моей маме, которую мы с актерами сделали недавно, к столетию, там есть об этом времени. О том, как она отдыхала.
Отдыхала она часто в санатории Герцена, туберкулёзном. Её там вылечили. У нее была аневризма аорты. А когда они в санатории, то с Норочкой вместе. И писала Завадскому письма, эти письма сохранились. И там написано «Чудная Норочка, как всегда, замечательно с ней отдыхать». То есть, она попадала в те человеческие взаимоотношения, о которых она мечтала. Эквивалента этим отношениям не было. Поэтому это было самой счастливой ее компанией.
Очень интересно строились их взаимоотношения с В.П. Фивейским, мужем Норочки, последним, который её обожал и любил над ней подшучивать, почему-то называл её «Батюшка». Такая добрая интонация сквозила в этом. Придумывал всякие смешные названия участникам игры. Короче говоря, играли они не на деньги. На деньги играли, но это был мизер. По две копейки, по копейке.
Ардов шутил, говоря об их компании, что эти сумасшедшие тётки всю жизнь отнимают друг у друга одни и те же три рубля. Это было, действительно, так. Встречаться они могли благодаря этой страсти, которая шла ещё от МХАТа, от Маяковского, от Яншина, от всех этих ипподромов, которые служили местом встреч Норочки с Маяковским.
Вечера были всегда очень деловые, это не было развлекательным мероприятием. Удивительно, Дмитрий Павлович шутил, они его все время останавливали, потому, что ему нравилось называть партнера «а не высоко ли ты, веселая змея, забираешься?» - он, например, спрашивал, если кто-то открывал тройку или слабую карту. Это проигрышная комбинация, но он из этого делал радость. И когда не было этой веселой змеи, не так было хорошо. Дмитрий Павлович был чудный человек. Его любила Норочка, Ирина Сергеевна и любил Ростислав Янович Плятт.
Он к нему относился очень по-дружески и говорил, что, может быть, он не так много читал, но он был талантливейшим человеком. Он импровизировал, он помогал Норочки выйти из трудного периода её жизни. Сколько было розыгрышей с помощью Фивейского в том же театре в Ростове-на-Дону, когда они разыгрывали Плятта… Это можно без конца рассказывать, потому, что это мои самые любимые клавиши жизненные.
Что запомнилось о Норочке? Она создавала доброжелательную атмосферу. Я себя ругаю часто за то, что я иногда маме какие-то горькие минуты доставлял, что-то мне не нравилось, то во мне, то в окружении, то в каких-то обстоятельствах. А Норочка это всё не просто гасила, она переводила разговор. Она была человеком очень масштабным, она мелочи не придавала значения, а ценила высокие категории: дружбу, верность, заботу. Эти вещи для неё были святыми. А всякая мура, которая иногда портит людям жизнь, этого у неё не было.
Весь её путь, всё знакомство, и вся трагедия с Маяковским, она пронизана тем, что Норочка не искала для себя каких-то преимуществ после ухода Владимира Владимировича, что, как мне сейчас представляется, свойственно очень многим из окружения Владимира Владимировича. У Норочки этого не было. И вся её жизнь – это маленькая квартирка на Юго-Западе. И её очень скромный быт. Всё это свидетельствовало, что это не её область несостоявшихся иллюзий. Ей было всё равно, как происходили её дни.
Единственное, что она говорила постоянно, что она не может жить одна.
М. ПЕШКОВА: Столетие со дня рождения последней любви Маяковского Норы Полонской отметят так же выставкой в музее поэта в Москве.
Звукорежиссёр Алексей Нарышкин и я, Майя Пешкова. Программа «Непрошедшее время».
* * * * * * * * *
* ВИТОЛЬД АЛЬФОНСОВИЧ ПОЛОНСКИЙ (1879 — 1919) - актер, звезда дореволюционного кинематографа.
** Анисимова-Вульф Ирина Сергеевна - 31 декабря 1906 - 9 мая 1972
Окончила школу при МХАТе, где училась у Станиславского и Телешевой. Свой творческий путь она начала в 1925 году во МХАТе как актриса, затем стала ассистентом режиссёра. Среди её ролей в Художественном театре - Нина в спектакле «Взлёт», Алина в «Трёх толстяках», Грейс в «Битве жизни» и другие. В 1934 году она перешла в Театр-студию под руководством Юрия Александровича Завадского, затем в 1936 - 1938 годах работала в Ростовском театре, где дебютировала как режиссёр постановкой «Беспокойная старость».
В 1946 году Ирина Сергеевна стала режиссёром Театра имени Моссовета. Она поставила спектакли «Русский вопрос», «Девочки», «Маскарад» (совместно с Юрием Завадским), «Варвара Волкова», «Сомов и другие», «Лиззи Мак-Кей», «Король Лир», «Нора», «Миллион за улыбку». Кроме того, Ирина Сергеевна преподавала в ГИТИСе.
*** СОШАЛЬСКАЯ (Розалион-Сошальская) Варвара Владимировна (1907 – 1992) Актриса, засл. арт. РСФСР. В 1930-х гг. работала в Ленингр. молодёжном т-ре, после войны – в Моск. т-ре им. Моссовета (до 1990). Играла в спектакле "Правда – хорошо, а счастье – лучше" А.Н.Островского и др. Снималась в ф.: "Девушка-джигит" (1955), "Скворец и лира" (1974), "Голубой портрет" (1977), "Утоли моя печали" (1989), "Десять лет без права переписки" (1990) и др.