Легендарный Филби - вспоминает Юрий Кобаладзе - Юрий Кобаладзе - Непрошедшее время - 2008-06-01

МАЙЯ ПЕШКОВА: Побывав в Британской столице, только и думала, как бы съездить в Кембридж, расспросить о [Киме] Филби, да и в Лондоне никого не знаю, кто бы с Филби знаком. Далёкие и близкие лондонцы записываю уже в Москве.

Кто такой Ким Филби, знает каждый. «Шпион», - скажу одни, другие ответят: «Разведчик». «Великий интернационалист», - сообщили кто постарше, сразу вспомнят и Абеля [Рудольф Иванович Абель, настоящее имя Вильям Генрихович Фишер; 1903 07 11—1971 11 15] , и Конона Малодыя [Konon Trofimovich Molody – Gordon Arnold Lonsdale, 1922 01 17-1970 09 09], и Льва [Ефимовича] Маневича [агентурный псевдоним — Этье́н, 1898 08 20, Чаусы —1945 05 11, Эбензе, Австрия], и [Рихарда] Зорге [нем. Richard Sorge, агентурный псевдоним Рамза́й, 1895 10 04, Баку, Российская Империя —1944 11 07, Токио, Япония].

В мае два десятилетия назад Филби умер. Хотелось расспросить тех, кто был знаком с ним, наречённым именем Гарольд Адриан Рассел [англ. Harold Adrian Russell "Kim" Philby; 1912 01 01 Амбала, Индия –1988 05 11, Москва].

Ветеран отечественной разведки, Юрий Кобаладзе, многожды общался с Кимом Филби.

Как состоялось знакомство, простите за высокий штиль, с «легендой разведки XX-го века»?

ЮРИЙ КОБАЛАДЗЕ: Первая встреча произошла благодаря Михаилу Петровичу Любимову, известному писателю, а в то время начальнику – он был зам. начальника Английского отдела, и он решил привлечь Филби к встрече с молодыми разведчиками – я был тогда в числе «молодых разведчиков», и помню, как тогда мы Филби пригласили на встречу.

М. ПЕШКОВА: Это был первый год пребывания Филби в России или он, что называется, отдохнул?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Нет, это было значительно позже. Он отдохнул от «бейрутских» дел. Это был где-то год 1972-73.

М. ПЕШКОВА: О, уже большой промежуток, десять лет, получается, он жил в России, он уже акклиматизировался.

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Он уже был такой, да… Он уже был москвич со стажем. Я хорошо запомнил эту встречу, потому что уникальное произошло событие. Мне поручили… и моему коллеге, Мише Богданову, купить ему подарок. Представляете? В 1972-м году в Москве – для нас Филби - легенда. Что ему подарить?

Мы… я не знаю… облазили всю Москву и мы купили такие каминные часы из мрамора, с такой подставкой для свечки. Эти часы до сих пор стоят у него в доме, снимок этих часов, фотография, попала во все книжки о Филби, и это был один из его самых дорогих подарков, потому что они точно гармонировали с тем столиком из мрамора, который он привёз оттуда, из Бейрута. Просто вот до сих пор они у его супруги стоят – и когда мы бываем там в гостях, они просто согревают душу – что, надо же, как мы угадали с подарком.

М. ПЕШКОВА: Я полагаю, что это было его шестидесятилетие – он 1912-го года рождения?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Не помню, был ли это юбилей или это [был обычный] день рождения, но всё равно нам хотелось как-то оставить на память какой-то вот ему сувенир, потому что мы тогда ещё не предполагали, что наши встречи станут регулярными, что мы будем часто его видеть. Это была первая такая попытка его вытащить в свет.

И конечно он тогда нас всех молодых потряс просто такой своей открытостью, интеллигентностью. Он, конечно, уникальный был человек, как-то умением располагать к себе. То есть, моментально, через, там, пять минут, никакого напряжения не было, хотя, конечно, мы ещё, там… и английский наш, может быть, был несовершенным. Но совершенно непринуждённая беседа [была], и никакого такого… разницы в возрасте, в положении, в статусе… Он моментально снимал эти барьеры.

И вообще, у него был великий талант, я потом это проверял уже много раз, когда сам водил к нему молодых сотрудников, и всегда все поражались, как вроде первый раз увидели человека, и уже друзья.

М. ПЕШКОВА: То есть, он, что называется, стал работать на нашу разведку не только тогда, в тридцатые годы, [но] и потом, когда он приехал в Россию – он не просто был пенсионером, а человеком, который трудился и старался что-то сделать для той страны, которая его спасла и приютила?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Вы знаете, в то время, о котором я рассказываю – когда мы познакомились, - да, он уже что-то стал делать. То есть, ну, вот что… Это … Он был тьютором, таким воспитателем молодёжи.

М. ПЕШКОВА: Консультантом, да?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Консультантом. Рассказывал об Англии. Нам. Людям, которые готовились в то время работать в Англии. Что касается других дел, там… ну, говорят, его привлекали. Но то, что я знаю точно, вот когда он приехал, впервые оказался [в СССР], он оказался, как бы, в «золотой клетке» - он ожидал, что его будут активно использовать, что он будет ходить на работу…

На самом деле, ему сказали «Спасибо большое! Вот Вам квартира, вот Вам, там, деньги»… И это очень тяжело на нём сказалось – он же был очень деятельный человек, активный. И вот такая бездеятельность, такая бесполезность, ненужность, его очень угнетала.

М. ПЕШКОВА: И он стал ПИТЬ?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: И он стал пить, да. Это он мне сам рассказывал, что это именно это его и подтолкнуло – то, что он вдруг почувствовал, что он никому не нужен.

М. ПЕШКОВА: То есть, «легенда XX-го века вдруг оказалась ненужной, или его испытывали?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Ну да, просто время было такое. Это ж, всё-таки, 1963-й год ещё – как бы, не совсем ещё прошли эти, вот, странные и тяжёлые времена. Это было, может быть, ну, не знаю… недоверие или желание просто, как-то создать ему комфорт, его больше не беспокоить, дать [ему отдохнуть]. Не знаю, какие факторы сработали.

М. ПЕШКОВА: Но человек в расцвете сил.

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Но тем не менее, понимаете… Мне сейчас трудно судить, чего там было больше. Но ясно одно, что он этого не ожидал. Он ожидал окунуться в какую-то такую энергичную творческую деятельность. А тут он оказался таким «пенсионером москвичом».

И он часто рассказывал, что спасла его от этого пьянства его супруга, Руфина Ивановна [Пухова, род. 1932 09 01], в которую он искренне влюбился, которую он считал – и он много раз подчёркивал – что это «женщина моей жизни».

И она ему поставила ультиматум, что «или ты прекращаешь пить, или мы прекращаем с тобой встречи». И он ей дал слово, что «с завтрашнего дня я [ни грамма]». И он бросил пить.

М. ПЕШКОВА: Их встреча была неслучайной. Я знаю, что их познакомила жена Джорджа Блейка [George Blake, урождённый George Behar, 1922 11 11].

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Да… Ну, «случайно»-«не случайно». Видно, жена Блейка и сам Блейк, более приспособленные к жизни в Москве, больше космополиты, чем Филби, видно, понимал, что ему тяжело. А может быть, его попросили или это [его] собственная инициатива, но такая встреча произошла. Хотя Руфина Ивановна, его будущая супруга, никак не была участницей «заговора» тогда, а просто шла познакомиться с приятным интересным собеседником и человеком.

Ну, вот, видите, как сработало. И действительно, они были до конца дней его счастливы, и прожили, в общем, если не долгую, то счастливую жизнь. Хотя… Сколько лет они были вместе? Лет пятнадцать-двадцать, наверное, вместе…

М. ПЕШКОВА: Он умер в 1988-м году – семнадцать лет они были вместе.

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Да. Семнадцать лет.

М. ПЕШКОВА: Филби из очень знаменитой семьи. Его отец [Harry St. John Bridger Philby CIE, также известным под именем Шейх Абдулла (Sheikh Abdullah) после принятия ислама (1885 04 03–1960 09 30)] был помощником раджи в Индии [другом и одноклассником последующего премьер-министра Индии Джевархарлала Неру, советником Короля Саудовской Аравии Ибн Са’уда (Ibn Sa'ud)]. Отец потом из Индии ведь уехал? А сам Филби родился в Индии, да?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Точно не помню, но, по-моему, в Индии. По крайней мере, он знал этот регион, и Арабский Восток знал хорошо. Ну, потом его… волею судеб он в Испанию попал. То есть он такой, как англичане говорят, «глоб троттер» [англ. globe trotter], то есть, он объездил полмира, и хорошо знал зарубежные страны.

М. ПЕШКОВА: Но «бацилла коммунизма» у него, то что называется, запала тогда, когда он учился – в Кембридже.

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Да. Вот… удивительное это было… плеяда… того поколения выпускников престижных институтов, которые были очень увлечены марксизмом, вообще – рабочим движением. Ведь если говорить о [Кембриджской] Пятёрке [другие участники Дональд Маклин (Donald Maclean), Гай Берджесс (Guy Burgess), Энтони Блант (Anthony Blunt) и, официально непризнанный, Джон Кернкросс (John Cairncross), наряду с Виктором Ротшильдом (Victor Rothschild, 3rd Baron Rothschild] – многие, там, были – Блант, например, - аристократ английский – советским разведчикам, которые с ним работали, в спорах с ними, он вообще говорил, что «я, вообще, отрицаю сталинизм, ваш коммунизм» - он понимал, что это не его идеал, но считал, что «служение идеалам равенства, справедливости, интересам рабочего класса» - считал целью жизни своей. Поэтому и сотрудничал с Советской разведкой.

То есть, это были, конечно, особые люди, которые ну никак не вписываются в общее представление о «предательстве», да? – ну, что всё равно они «предатели». То есть, они ИДЕЮ не предали. Они работала ни идею. Они себя считали борцами за справедливость, за ту идею, которая их увлекла в молодости… И потом, антифашизм, конечно – Филби был антифашистом. И это тоже сыграло свою роль.

То есть, это были люди, конечно, с таким, со стержнем и с, такими, устоявшимися идеями, которые не поколебала ни, уже, знание того, что происходило в Советском Союзе, ни… Это удивительные люди.

М. ПЕШКОВА: Антифашизм его привёл в Испанию. Он не по ту сторону, где воевали советские люди, а с противоположной стороны. Он «под крышей» прессы работал франкистским обозревателем одной из газет – у Франко?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Я не соглашусь с Вашей постановкой вопроса – не «антифашизм» его привёл в Испанию…

М. ПЕШКОВА: А, наоборот, фашизм?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Наоборот фашизм. Его послали…

М. ПЕШКОВА: [смеётся] Да, да, да… То есть, он работал для Франко.

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Был свой среди чужих и чужой среди своих. То есть, он работал на Франко, ненавидя фашизм, не разделяя фашистскую идеологию, что тоже парадоксально. Вообще, в его жизни было много парадоксов.

М. ПЕШКОВА: Вообще, получается, что один из самых крупных шпионов и, одновременно, разведчиков XX-го века, был безмерно противоречивым. Почему, по-вашему, это случилось?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Ну, не то что… Он не был противоречивым. Я не согласен с Вами.

М. ПЕШКОВА: Или жизнь ему всё время подбрасывала [противоречивости]…

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Его жизнь, да… Его посылает газета, или посылает разведка, для которой он работает – английская – посылает в Испанию. Значит, по заданию Советской разведки, он представляет себя как ярого сторонника Франко – он пишет статьи, прославляющие франкизм, и его посылают освещать С ТОЙ СТОРОНЫ конфликт. Это его ВЫБОР, это его задание.

И он едет туда. Там даже был эпизод, когда его чуть не убило снарядом, пущенном с советского самолёта, что было бы вообще, конечно, ПАРАДОКСОМ. И таких парадоксов у него в жизни много – многие вещи, которые он делал - это не потому, что это был его выбор, а потому, что так было нужно, так было надо.

М. ПЕШКОВА: Он был дисциплинированный?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Да, он был дисциплинированный, у него была самодисциплина. Но можете себе представить, каково было выдержать. Он же попал под подозрение, когда, вот, побег был Берджесса и Маклейна [Маклина], и его подозревали, подвергали, там, допросам. Он и в Бейрут-то почему попал? То есть, его убрали из Разведки – ему не доверяли, но обвинений предъявить не могли и отослали подальше от скандалов. И уже из Бейрута он уже оказался в Советском Союзе.

М. ПЕШКОВА: Его «вытащили»?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Он сам описал свой «побег», или свой «отъезд» из Бейрута [неразборчиво].

М. ПЕШКОВА: Он много книг написал?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Нет, он только одну написал книгу «Май сайлент уор» [англ. My Silent War («Моя тихая война») Macgibbon & Kee Ltd, London, 1968/Granda Publishing, ISBN 0-586-02860-9. Вступление: Graham Greene], которая была издана по-английски сначала, потом через годы она была переведена на русский язык – он её просто дополнил, но только одна книга им написана.

М. ПЕШКОВА: Ветеран разведки Юрий Кобаладзе о Киме Филби в программе «Непрошедшее время».

Слушайте программу «Непрошедщее время» на нашем сайте echo.msk.ru.

М. ПЕШКОВА: Что запоминалось в облике Филби – вот тогда, когда вы познакомились, наверное, что-то потрясло Вас, когда Вы видели «легенду разведки».

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Ну, я был, как бы, им потрясён ещё до того, как с ним познакомился. Поэтому, как раз, в его облике не было ничего выдающегося.

М. ПЕШКОВА: Что, он был такой обыкновенный дядечка?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Совершенно обыкновенный. Среднего роста. Очень такой незаметный. Но когда он начинал говорить, причём, он немножко с такими, традиционно английским «заиканием» - он был совершенно очаровательным в беседе.

И я даже знаю, что кто-то ему задал вопрос – может, Руфина Ивановна сказала – «Почему ты никогда не ошибаешься?... Почему все твои прогнозы, все твои предположения всегда сбываются?» - [Он сказал:] «Очень просто – потому что я никогда не сужу о вещах, о которых не знаю ничего».

То есть, он обсуждал и говорил и высказывал своё мнение только по тем предметам, по тем вещам, которые он твёрдо знал и имел об этом представление. Поэтому в разговоре, в беседе он был очень предметен и очень интересен. Он рассказывал то, что понимал; то, что знал; то, что пропустил через себя.

Ну, и потом, он был типичный англичанин, где «андерстейтмент» [англ. understatement - умолчание], понимаете… Он ничего не навязывал, даже молодым собеседникам. Он вызывал на откровенность, на беседу, давал выговориться собеседнику. То есть, он был очень деликатным.

Но нельзя сказать, что он был таким ярким, броским. Ну, вот, на улице, когда… ну, есть снимки, как он ходит с этой авоськой – сеткой, знаете, ходил по улицам - в булочную и куда-то там в магазины.

М. ПЕШКОВА: Во время тотального дефицита?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Да… Он говорил, «Чёрт возьми, почему я… Дайте мне булочную!» Его раздражала наша бесхозяйственность, вот эта разболтанность, где ничего не работает – ну, вот, советские времена…. Дайте мне булочную, я налажу там работу. Он не понимал, что в одной будочной нельзя построить коммунизм, если его нету по всей стране. Но он всё время пытался что-то сделать, хотя ему это не давали.

М. ПЕШКОВА: И, наверно, сам образ жизни был весьма замкнутым? Ведь вряд ли у него была возможность широко общаться, выступать, писать?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Ну, на первом этапе, да, поскольку в то время, при [его] тотальной паранойи, что его «похитят», что его «увезут, убьют» - конечно, первое время это не афишировали – в какой квартире он жил. А с годами, конечно, стало проще, и уже где-то в 1980-е годы он ездил по тем странам, куда он мог ездить – там, в Болгарию - он очень любил, много путешествовал, Прибалтику… Он много общался, ходил в театры – в общем, то, что его интересовало – он всё это делал.

Но, к сожалению, в 1987-м, в 1986-м он заболел – у него что-то, по-моему, астма была или что-то – он скоропостижно умер.

М. ПЕШКОВА: Ну, Советская власть дала ему приличную квартиру, обеспечила его обслугой?..

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Ну, по советским стандартам, да, конечно, у него была квартира лучше, чем у других москвичей, комфортабельная. Но он был очень непритязательный человек. Уже в последние годы ему предлагали переехать в лучшую квартиру – он категорически отказывался. И отказывался против всяких ремонтов.

У него были какие-то свои любимые вещи, он окружал себя ими, и никого не хотел пускать в этот мир – книги. Очень всё это аскетично. Ничего там не было необыкновенного. Вот этот приёмник «Фестиваль» - по тем временам конечно редкость, и мало кто себе мог позволить – он у него был, и до сих пор стоит, и до сих пор Руфина Ивановна именно этот приёмник слушает.

М. ПЕШКОВА: У Филби ведь были дети. Я знаю, что у него была возможность встретиться с сыном – сын приезжал сюда, и они фотографировались на Красной Площади, и он [Ким] сказал на его, видимо, я так полагаю, «Зачем ты приехал [в Советский Союз]?» - он сказал, «Моя Родина здесь. Я приехал на Родину». То есть, он считал Россию своей Родиной? Вот такой, то, что называется, «приёмной Родиной»? Или он осознавал, что это вынужденная посадка, вынужденная мера вещей?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Не думаю, что он Россию считал своей «Родиной». Он считал, конечно, Советский Союз, как бы, вот, идейной «Родиной» - да. Но Родиной он своей считал Англию. Было бы наивно и смешно предположить обратное. Всё-таки он был англичанином, конечно. Он не стал «советским» человеком. Он не выучил русский язык – не знаю, в силу каких обстоятельств, но не выучил.

Но он никогда не подвергал сомнению, вот, свой выбор. Не случайно, его любимая песня была – знаете, вот, Фрэнк Синатра поёт, «Ай дыд ит май уэй» [англ. I did it my way] – «Я сделал это по-своему» - это знаменитая песня, у него пластинка была, - что «я всю свою жизнь я выбрал… я выбрал вот эту идею, и я этой идее служил, и ни на минуту не усомнился в правоте этой идеи».

Вообще, очень интересно, вот, тоже… Георгий Иванович Блейк [George Blake] на вопрос «А Вы не разочаровались в том, что, вот именно, Вы посвятили этой идее свою жизнь?» - «Нет, потому что это был, действительно, эксперимент, благородный, и я счастлив, что я в этом эксперименте участвовать». Да, он не состоялся – нельзя не признать – он окончился крахом. Но идея сама по себе, как бы, светлая и благородная, и когда-то человечество вернётся к построению вот такого равноправного светлого общества. Ну, «Город Солнца» Кампанеллы.

То есть, никто из них вот в этой идее не разочаровался – ну, из тех, кого я знаю из ТОГО поколения.

М. ПЕШКОВА: Он ведь достиг больших высот – высот в разведке. Но всего был один шаг до того, чтобы он стал начальником Службы внешней разведки.

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Америки, да… [ред. Великобритании, Ми-6?]

М. ПЕШКОВА: Он работал и с ЦРУ, и с ФБР. У него были контакты и с Даллесом, и с Гувером. Что это было?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Тоже парадокс. Представляете, если бы Филби стал, там, руководителем Американской разведки? Такая возможность была. Это тоже ещё один парадокс, да? – вот, его жизни. Но не случилось.

Он действительно был уникальная личность. Вообще, вся эта Пятёрка – как бы, сейчас о ней подзабыли… В своё время, там, в начале 1990-х годов много очень писалось книг. Ну, в Англии вообще ОГРОМНАЯ литература по этому поводу. Англичане вообще одержимы вот этой шпионской темой и, вот, «предательством», как они считают.

Ну, в Советском Союзе, а потом в России – тоже очень много книг написано и переведено всё, что о НИХ написано. То есть, это вообще – захватывающие судьбы, захватывающее время. Век волкодав.

Наверно, отец Филби, английский аристократ, не мог себе представить, что сын выберет вот такой путь и будет работать, там, в Английской разведке и чуть ли ни стать руководителем Американской, а на самом деле быть агентом Советской разведки.

М. ПЕШКОВА: В истории XX-го века, я не говорю о более ранних временах, такого не было, чтобы человек стал легендой ещё при жизни, я имею в виду разведчика. Это уникальный случай.

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Ну, сразу не соображу. Были, наверно, такие случаи, но Филби, конечно, совершенно, выделяется, потому что он, действительно, невероятных высот. Вот, он в Английской разведке был заметной фигурой, он в журналистике был очень заметным журналистом, он чуть не стал руководителем Американской разведки, он оказался в Советском Союзе. То есть, его, конечно, имя овеяно легендой – и в Англии, и здесь – во всём мире. Все люди, которые мало-мальски интересуются разведкой, то знают имя Филби.

Причём, он был, ну, действительно, выдающимся разведчиком. Его вклад, его друзей – вот этой Пятёрки – его трудно переоценить. В годы Второй Мировой войны они давали информацию, которая позволяла действительно, на самом деле – не для красного словца, спасать, там, тысячи жизней – советских солдат. На Курской Дуге - их информация была ключевой для принятия решений верных. Англичане же взломали код шифровальный немцев [«Энигма»], и Сталин знал до того, как Черчиллю это ложилось на стол, - Сталин об этом знал.

Конечно, информированность, вот, благодаря, в том числе, этой Пятёрке, Советского руководства, в то время, была, конечно, уникальной.

М. ПЕШКОВА: Джеймс Бонд – это Филби? Списывали образ Джеймса Бонда с [Филби]?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Нет, Джеймс Бонд это такой, немножко, стилизованный образ разведчика. Ну, Филби с пистолетом, может быть, ходил только в Испании, не думаю, что стрелял когда-то из него. На самом деле, вообще, Филби, если бы ему этот вопрос задали, он сказал бы, что там, где разведчик достаёт пистолет, там разведка кончается. Ну, такой боевик, очень привлекательный, очень захватывающий, но это ничего не имеет общего с той работой, которую вёл Филби. Это интеллектуальная разведка, это многоходовые комбинации… Ну, это интеллект, а не стрельба.

М. ПЕШКОВА: «Покоритель женщин» это тоже Филби? Женских сердец?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Вот тоже, ещё один парадокс, ещё одна легенда. Ему приписывается, что он был, значит, такой, покоритель женщин. На самом деле, это тоже судьба.

Первая, вообще, жена, вот эта, вот, немка, да? – которую он просто – она еврейка [венгерского происхождения из Австрии, Litzi Friedman, урожд. Alice Kohlmann,] – он женился на ней [в 1934], потому что надо было спасать и вывезти в Англию – он понимал, что она может быть подвергнута, там, в Германии, преследованиям.

Я уже не помню всех его жён, по-моему, Руфина Ивановна – четвёртая – он как то говорил, он мне сам рассказывал, что «мне приписывают, что я такой». На самом деле, некоторые из его браков, были, как бы, вынужденными, не по любви. Всегда говорил, что единственная женщина его жизни это Руфина Ивановна, с которой он был реально счастлив.

Да, он был, конечно, такой, «очаровашка», очаровательным. Но сказать, что он был такой, вот, покоритель, прямо, женских сердец, нельзя.

М. ПЕШКОВА: Хоронили Филби со всеми воинскими почестями?...

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Да, хоронили его…

М. ПЕШКОВА: Это было двадцать лет назад. Как это было?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Это действительно было со всеми воинскими почестями. Ну, к тому времени, он, как бы, был уже известен многим, и я помню, что мы ездили на кладбище – это были, там, не знаю, Почётный караул, это было всё руководство Разведки и тогдашнего КГБ. Это было очень… торжественно – ну, не знаю, можно сказать – о похоронах?... Ну, в общем, достойно. И похоронили его на Новокунцевском [Старом Кунцевском?] кладбище, в очень таком, «престижном», как бы сказали, месте. И хотя он очень спокойно ко всему относился, хотя он Руфине Ивановне сказал, что что бы он хотел, чтобы был написано на его надгробии. Иногда там, когда бываю на кладбище, подхожу к могиле – очень легко её найти.

М. ПЕШКОВА: Он похоронен под именем «Ким Филби», да?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Да.

М. ПЕШКОВА: Я спросила, потому что «Ким» это вымышленное имя от [Редьярда] Киплинга, которое дал отец?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Да… Да, да… Это отец, увлечённый, вот, идеями Киплинга – «бременем белого человека» - дал ему такое имя: Гарольд [Андриан] Рассел [неразборчиво] Ким Филби.

М. ПЕШКОВА: Сын безумно богатого человека, того, кто в Саудовской Аравии буквально [если] не открыл нефть, а способствовал тому, что это стало нефтяной державой?

Ю. КОБАЛАДЗЕ: Ну, он известный очень арабист был, и очень почитаемый, и Филби часто о нём рассказывал. До сих пор даже книги, библиотеки какие-то были от отца. И наверно – такую любовь к политике, в внешней политике, к международным отношениям, ему и привил, потому что он, в общем, так или иначе всю жизнь занимался внешнеполитическими вопросами, помимо разведки.

М. ПЕШКОВА: Ветеран Внешней Разведки, Юрий Кобаладзе о Киме Филби – Двадцатилетие со дня смерти легендарного разведчика. Ольга Рябочкина, Максим Толкачёв – звукорежиссёры, и я, Майя Пешкова – программа «Непрошедшее время».

Слушайте программу «Непрошедщее время» на нашем сайте echo.msk.ru.