«Кровавые бивни»: убийства слонов - Сергей Ястржембский - Своими глазами - 2016-05-18
18.05.2016
Сергей Ястржембский, путешественник, фотограф, бывший помощник Б.Н. Ельцина
«Кровавые бивни»: убийства слонов
Эфир ведет Алексей Нарышкин
А.Нарышкин
―
Программа «Своими глазами», Алексей Нарышкин, всем добрый вечер. Сегодня мой гость – Сергей Ястржембский, путешественник и автор фильмов. Добрый вечер вам. Говорим сегодня о вашей последней ленте, - или не последней? Она какого года? «Кровавые бивни» - когда вы снимали этот фильм?
С.Ястржембский
―
Мы его снимали три года, выпустили в этом году.
А.Нарышкин
―
Три года снимали?
С.Ястржембский
―
Три года съемок и монтажа.
А.Нарышкин
―
Бивни, - я сейчас выступлю абсолютным дилетантом, это про слонов? И вы рассказываете в этом фильме о браконьерах?
С.Ястржембский
―
Мы гораздо шире подходим к этой теме. Потому что лента сделана в стиле журналистского расследования, расследования причин невероятной вспышки браконьерства в Африке, которое произошло несколько лет назад, когда каждый год стали погибать порядка 30-33 тысяч слонов в год, это один слон в 15 минут. И мы задались вопросом, почему это произошло именно сейчас, кто за этим стоит, кому это выгодно. И вот, собственно говоря, лента, фильм рассказывает, показывает все это журналистское расследование – от места событий до потом уже тех рынок. А это Китай, прежде всего, куда попадают кровавые бивни.
А.Нарышкин
―
Вас можно поздравить, потому что за этот фильм вы уже получили награду.
С.Ястржембский
―
Да, мы, к великому нашему удовольствию, и не буду скрывать, нашему удовлетворению, всей команды, мы выиграли престижные награды «лучший документальный фильм» на нью-йоркском фестивале только что, и только что, - я впервые об этом говорю, еще один очень крупный фестиваль, канадский, называется «Moon Dance», это конец сентября, выбрал этот фильм в качестве фильма-закрытия, официального фильма-закрытия фестиваля. Предложил нам дать ретроспективу наших фильмов, что вообще круто и почетно. Предпочтя этот документальный фильм многим художественным лентам.
А.Нарышкин
―
Вы сказали, что была зафиксирована вспышка убийства слонов. А вы как на эту тему вообще вышли, кто вам ее подсказал?
С.Ястржембский
―
Наверное, вы знаете, что я охотник. В этом фишка этого фильма, что этот фильм снимал охотник, причем заядлый, трофейщик.
А.Нарышкин
―
А на слонов вы тоже охотились?
С.Ястржембский
―
Охотился когда-то на слонов.
А.Нарышкин
―
Ну, это же странно.
С.Ястржембский
―
Вот видите.
А.Нарышкин
―
Когда-то вы убивали слонов, а теперь получается такая эволюция?
С.Ястржембский
―
Я просто вам даю шикарную пищу для вашего расследования характера человека, который снял фильм. Нет, в этом, на самом деле нет ничего странного. Потому что когда я в первый раз приехал в Африку в 1997 году как охотник, я видел невероятное количество слонов в тех местах, где я охотился. Это было заповедное место Сулус, - такой резерват крупнейший в мире в Танзании. Я каждый день видел десятки слонов. Когда я вернулся несколько лет спустя, лет 15 спустя…
А.Нарышкин
―
Но тоже как охотник?
С.Ястржембский
―
Тоже как охотник. Я за две недели не увидел ни одного живого слона, зато видел горы бывших слонов – черепа, скелеты и огромная масса расплодившихся гиен на дармовом мясе. Ну и поскольку в это время уже снимал документальные фильмы активно, стал спрашивать, разговоры были и с профессиональными охотниками, с егерями, начали черпать инфомрацию и выяснили, что это становится для Африки такой бич. И включились в эту работу для того, чтобы защитить этих слонов.
А.Нарышкин
―
Это какая-то отдельная категория слонов?
С.Ястржембский
―
Нет. Есть два подвида слона в Африке - африканский саванный слон, самый распространенный, живущий в саванне, и есть африканский лесной слон, который живет в дождевых лесах Центральной Африки. Под нож браконьеров попали и те и другие – им неважно, какие это слоны, это таскеры, то есть, слоны с большими бивнями, или самки, или совсем небольшие молодые самцы. Главное, чтобы торчал кусок бивня, на котором они делают большие деньги из-за гигантского спроса на слоновую кость, который образовался благодаря, в кавычках, Китаю.
А.Нарышкин
―
А почему Китай?
С.Ястржембский
―
Китай потому что это огромная древняя традиция в Китае, огромное всегда уважение слоновой кости. Которая использовалась, прежде всего, для украшения дворцов императоров, изготовления тронов, изготовления различного рода украшений, для украшения храмов. Китайцы достигли фантастического уровня мастерства в работе со слоновой костью. Скажу вам, что в Китае научились делать покрывала и скатерти из слоновой кости, я видел фрагменты. Это невероятное зрелище, ощущение, что это просто материал, а на самом деле это слоновая кость.
А.Нарышкин
―
Настолько тонкая резьба?
С.Ястржембский
―
они настолько умело смешивали с водой, размягчали слоновую кость, а потом ее обрабатывали и опять помогали ей ссохнуться, что получались фантастические вещи, в том числе, веера. У нас в «Эрмитаже» в запасниках хранятся веера, - мы это снимали, - которые были куплены тогда еще наследником престола, Николаем, когда он путешествовал по Дальнему Востоку, и они покупали кое-что из артефактов. И благодаря ему эта экспедиция оказалась сегодня в Эрмитаже есть у Пиотровского и у нас с вами, есть эти произведения китайского искусства.И второе – со временем обладание предметом из слоновой кости стало возводиться в культ. И на сегодняшний день это демонстрация социального статуса. Скажем, у нас, после исчезновения социализма и распада СССР, что было статусно? Статусно было ездить на «Мерседесе».
С.Ястржембский: Фильм о вспышки браконьерства в Африке, которое произошло несколько лет назад
А.Нарышкин
―
Ну да, мне кажется, в принципе автомобиль.
С.Ястржембский
―
Но «Мерседес» это вообще круто и себе могли позволить очень немногие это по тем временам. Так вот для них обладание слоновой костью это круто, это демонстрация своего социального статуса на людях, говорит о твоем благополучии, процветании, твоем финансовом здоровье. Это идеальное средство для взятки, для открытия бутика, для открытия какой-нибудь торговой точки, идеальное средство задаривания вышестоящих начальников.Кстати говоря, китайское правительство принимает, под давлением международного общественного мнения кое-какие меры по ограничению спроса на слоновую кость. Оно запретило делать подарки, особенно в своей армии. Из слоновой кости.
А.Нарышкин
―
А в армии зачем подарки делать?
С.Ястржембский
―
Ну как же? Надо лейтенанту дослужиться до генерала.
А.Нарышкин
―
Я подумал, что рядовые.
С.Ястржембский
―
Ну, что вы, смотрите выше.
А.Нарышкин
―
Вы обвинили китайцев, что они монополисты на этом рынке. Но они обрабатывают, или еще и ездят в Африку охотиться? Или там другие люди?
С.Ястржембский
―
В Африке их очень много. Количество китайцев, которые находятся на сегодняшний день в Африке, превышает совокупное количество белых людей – голландцев, французов, португальцев, испанцев, англичан – за 400 лет колониального господства. Вот такую цифру вам даю.
А.Нарышкин
―
Но они же не все ради слонов?
С.Ястржембский
―
Нет, они, конечно, приезжают ради финансового экономического сотрудничества. Но – это доказано во всех странах – как только появляется некий китайский городок, китайская деревня, тут же возрастает браконьерство на все живое в ближайших лесах, национальных парках, увеличивается количество китайцев, задержанных в аэропортах.
А.Нарышкин
―
Сколько стоит килограмм слоновой кости, и вообще, в чем это измеряется?
С.Ястржембский
―
Хороший вопрос. Это тоже подлежала расследованию. Скажу так – где-то с середины 80-х годов, в начале 90-х, это стоило сущую ерунду - сотни долларов за килограмм. В 2014 г., два года назад, - 3 тысячи долларов за один килограмм.
А.Нарышкин
―
И это как раз следствие того, что сокращается популяция?
С.Ястржембский
―
Нет, это следствие того, что огромный спрос, прежде всего. И спрос все время опережает предложение. Потому что удовлетворить всех китайцев слоновой костью невозможно, потому что людей богатых, недавно разбогатевших в Китае, которые могут себе позволить легко приобрести что-то из слоновой кости, пара сотен миллионов, - ну, в Китае население солидное. А слонов осталось всего 400-450 тысяч в Африке.
А.Нарышкин
―
Суммы, которые вы назвали, это на сырье? А как только ты делаешь поделку, тот же веер, фигурку на шахматной доске, сразу цена возрастает?
С.Ястржембский
―
Пара красивых бивней, параллельных, массивных, всегда пользуются гигантским спросом, на них особая цена.
А.Нарышкин
―
В Китае этот рынок легальный, со стороны властей нет препятствий?
С.Ястржембский
―
Конечно, легальный. Там порядка 40 заводов, один из них мы снимали, в Гуанчжоу, и порядка 137-140 магазинов, где продается слоновая кость.
А.Нарышкин
―
Я небольшой специалист в животном мире, тем более, в слонах, но в Азии тоже свои слоны есть? Почему китайцы лезут в Африку, у них слоны уже закончились?
С.Ястржембский
―
В Азии есть слоны, есть азиатская разновидность слона. Но в Азии слонов гораздо меньше, во-вторых, сам слон меньше и бизани у него меньше. И даже у многих самцов нет бивней. Даже в самом Китае сохранилась небольшая популяция слонов, по-моему, слонов 200, не больше, на юго-западе Китая. Поэтому, конечно, под главный удар попали африканские слоны, как более мощные, их там больше и соответственно, куш можно сорвать быстрее и более крупный.
А.Нарышкин
―
Вы сказали, что снимали фильм три года, причем сами вышла на эту тему. С чего начали? Поняли, что есть такая проблема, дальше? Кому решили позвонить, сказать, что есть такой план снять такое кино?
С.Ястржембский
―
Почему я должен звонить кому-то?
А.Нарышкин
―
Но вам нужно найти единомышленников.
С.Ястржембский: Фильм журналистское расследование – от места событий до рынка. А это Китай - куда попадают кровавые бивни
С.Ястржембский
―
У меня есть студия и к моменту, когда мы начали снимать этот фильм, у меня за плечами и за плечами студии было 60 документальных фильмов, в том числе, 8 из них получили различные награды на международных фестивалях. Поэтому мы в принципе работали как всегда, рутинно. Главное, в принципе, найти деньги. Появилась идея, идея правильная, мы видим, что абсолютно горячая тема, тема явно долгоиграющая и многолетняя, потому что быстро китайцев не отучишь от любви к слоновой кости. А торопиться надо, потому что китайцев много, а слонов мало. Надо было уложиться в эти сроки и дальше я прикинул приблизительно план съемок, мне было нужно место трагедии. Дальше – найти транзитные пути, как контрафакт, как нелегальная слоновая кость попадает в Азию, в Китай. Снять точки, через которые проходит слоновая кость, а потом приехать, в кавычках, к героям нашего фильма, попасть на китайский рынок, показать, что там происходит со слоновой костью.Вот такой веер, от начала трагедии до ее конца. И показать всех действующих лиц, задействованных, от браконьеров до тех, кто потом изготовляет предметы люкса, «лакшери» из слоновой кости.
Наши съемки охватили 30 стран мира, это действительно солидная работа. 265 съемочных дней, можете себе представить, это терабайты материала. 30 операторов мы использовали. Это интернациональный фильм, фильм российско-французско-кенийский. Недавно мы его на крупнейшем ток-шоу в Кении представляли, я туда летал, в Найроби. Это действительно международный проект. Я очень рад, у меня впервые был опыт сотрудничества с операторами-израильтянами, африканцами, американцами, латышами, британцами. Естественно, российские операторы играли главную роль в этих съемках.
А.Нарышкин
―
Каков бюджет фильма, если не секрет?
С.Ястржембский
―
Миллион долларов.
А.Нарышкин
―
Может ваш кинопродукт окупиться?
С.Ястржембский
―
Это редко происходит с документальным кино. Потому что есть у нас предшественники – была великолепная лента, сделанная американцами, года три назад, называлась она «Бухта», это страшная история ежегодного уничтожения порядка 24-30 тысяч дельфинов японцами, японской береговой охраной, специальными береговыми службами, которые уничтожают дельфинов на мясо. Они сделали великолепный фильм, он был очень дорогой, потому что они задействовали невероятное количество современной техники для того, чтобы снять всю эту незаконную деятельность из-под полы, используя секретные технологии. Они камуфлировали камеры под камни, раскидывали камни в этой бухте.
А.Нарышкин
―
Шпионские камни?
С.Ястржембский
―
Огромная работа. Мы тоже использовали скрытые камеры, потому что во многих ситуациях просто могли пострадать за наши съемки. И этот фильм получил «Оскара» как лучший документальный фильм, но он далеко не окупился.
А.Нарышкин
―
Думаю, вы тоже на «Оскара» претендуете?
С.Ястржембский
―
Знаете, об этом пока еще не думали. Но в принципе, чем черт не шутит? Попробуем, вдруг получится – либо по линии Кении, либо по линии Франции. В России вряд ли выпустят.
А.Нарышкин
―
С браконьерами вы для фильма общались, они у вас появляются даже в кадре?
С.Ястржембский
―
У нас несколько браконьеров.
А.Нарышкин
―
А зачем браконьерам говорить с режиссером документального фильма из России?
С.Ястржембский
―
В принципе, ему все равно. С кем говорить, лишь бы заплатили.
А.Нарышкин
―
Вы платили деньги?
С.Ястржембский
―
Естественно.
А.Нарышкин
―
То есть, часть бюджета фильма пошло на взятки, гонорары?
С.Ястржембский
―
Гонорары. Но это уже бывшие браконьеры, которые уже отошли от дела, они сотрудничают с властями в поисках своих собратьев по этому занятию.
А.Нарышкин
―
Вы сказали, что когда готовились к производству фильма, поняли, что тема горячая. А почему? На самом деле, блуждая по интернету, я не вижу, чтобы кто-нибудь этой темой был озабочен.
С.Ястржембский
―
Не там блуждаете.
А.Нарышкин
―
Может быть.
С.Ястржембский
―
Войдите со словами «айвори», «слоновая кость», и посмотрите, сколько у вас будет различных сайтов и информации.
А.Нарышкин
―
Это какие-то организации типа «Гринпис»?
С.Ястржембский
―
Организации, независимые, некоммерческие, неправительственные организации. Есть журналисты, которые на этом специализируются, особенно «National Geographic», у нас просто библиотеки материала из интернета, мировой прессы по этой теме. То есть она горячая, актуальная, как горячая картофелина, о которой надо сегодня рассказать. Она горячая, потому что съемки в некоторых местах сопровождались определенным риском, горячая, потому что погибают люди, - никто не считает количество убитых браконьеров, это очевидно. Потому что их легче убить, чем доказать их вину.
А.Нарышкин
―
А кто их убивает и за что?
С.Ястржембский
―
Рейнджеры на месте. Браконьеры вооружены Калашниковыми, приборами ночного видения, ядами, которыми они травят, цианидом, по 200 слонов, отравляя водоемы. Они вооружены и традиционными африканскими видами оружия. Они отвечают огнем на огонь. И за 10 лет погибло в 30 странах больше тысячи рейнджеров. И в принципе, наш фильм посвящен, - с этого начинается, – он посвящен людям, которые погибли, защищая слонов. И мы снимали людей, в том числе, наших соотечественников, которые помогали в Африке бороться с браконьерами, теряли своих боевых товарищей, теряли целые отряды, которые уничтожались суданскими браконьерами. Поэтому во всех смыслах это очень горячая тема.
А.Нарышкин
―
В фильме показываете, как на слона охотятся конкретно и как он погибает?
С.Ястржембский
―
У нас есть эта съемка одного французского оператора, снятая в джунглях Камеруна, как раз охота на лесного слона. Это очень тяжелая съемка. Первый раз, когда я ее смотрел, я не смог досмотреть ее до конца, выходил все время из демонстрационного зала – это приблизительно 8 минут съемки. В слона стреляют, причем, достаточно маленького слона, с маленькими бивнями, из колониального ружья, у них был всего один заряд, они его ранят и потом добивают мачете.
А.Нарышкин
―
Колониальное ружье?
С.Ястржембский
―
Это ружья 19 века.
А.Нарышкин
―
Они до сих пор стреляют?
С.Ястржембский
―
Конечно, еще стреляют. Зрелище кошмарное. Очевидно совершенно, что никто не согласится это поставить ни на экран кинофестиваля, ни на экран телевизора. Поэтому у нас есть несколько секунд из этой съемки, а все остальное – вне кадра.
А.Нарышкин
―
А для чего эти несколько секунд показываете?
С.Ястржембский
―
Показать, кто охотится – это как раз браконьеры пигмейские, показать традиционные способы африканской охоты на слона, показать, как это происходит, чтобы зритель почувствовал на себе, что это такое.
С.Ястржембский: Мы выиграли престижные награды «лучший документальный фильм» на нью-йоркском фестивале
А.Нарышкин
―
Правильно я понимаю – у слона стреляют, он падает, истекает кровью и у него живого начинают отрезать бивни, а потом его оставляют?
С.Ястржембский
―
К сожалению, есть и такие ситуации.
А.Нарышкин
―
А почему браконьеры не убивают слона? Чтобы не тратить патроны?
С.Ястржембский
―
Иногда так, чтобы меньше производить шума. Иногда они просто выпиливают бензопилой.
А.Нарышкин
―
Животное в этом случае может выжить?
С.Ястржембский
―
Нет, оно погибает в страшных совершенно мучениях.
А.Нарышкин
―
Просто я плохо понимаю – если спилить бивень, животному от этого все равно плохо?
С.Ястржембский
―
Вы видите приблизительно одну треть бивня снаружи, но бывает больше. Ингода у взрослых слонов две трети вы видите снаружи, одна треть будет внутри.
А.Нарышкин
―
Это как с зубом?
С.Ястржембский
―
Это и есть зуб, совершенно верно. Его надо изъять, поэтому они бензопилой вскрывают тело, вынимают оттуда бивень. Причем, та часть, которая находится внутри тела, очень мягкая и может крошиться, поэтому еще надо успеть ее скотчем замотать для того, чтобы позволить ей потом засохнуть и застыть этой массе и сохраниться.
А.Нарышкин
―
Вы сказали, что съемки происходили с риском для тех, кто снимал. Риск в чем?
С.Ястржембский
―
Например, можно было неоднократно получить и нас выгоняли из разных точек, потому что все понимают, что те, кто продают слоновую кость понимают, что они делают. Даже легально продавая слоновую кость, все равно понимают, что они находятся под огнем критики на международной арене со стороны международного общественного мнения. Съемка везде запрещена, поэтому мы снимали только с помощью скрытых камер. Либо снимали, сами проводили одну операцию, помогали в Сенегале задержать одного торговца слоновой костью.
А.Нарышкин
―
Устроили контрольную закупку?
С.Ястржембский
―
Я выступал в роли подсадной утки из Европы, богатый человек приехал за большим количеством браслетов. Мой оператор был сзади меня вместе со встроенной в рубашку камерой. И мы разводили этого человека, чтобы он нам поверил, что нам нужно очень много слоновой кости. Я закупил у него энное количество браслетов, сказал, что для меня это мало. Он сказал – ну, теперь я вам верю, сколько вам надо? Я сказал – все, что у тебя есть, неси все, мы у тебя закупим, через два дня его арестовали. Это был первый процесс в Сенегале над торговцем слоновой костью.
А.Нарышкин
―
Вы были свидетелем на процессе?
С.Ястржембский
―
зачем? Мы предоставили нашу съемку. На него материалов было очень много, это была как бы последняя капля. Они меня попросили - ты свежее лицо, помоги, чтобы он кому-нибудь из европейцев доверился.
А.Нарышкин
―
Когда начинали снимать фильм, рассчитывали, что он станет основанием для возбуждения уголовных дел?
С.Ястржембский
―
Конечно, нет. Мы даже не знали о формах работы этого нового поколения неправительственных организаций. Это совершенно сумасшедшие ребята. Которые выполняют фантастическую работу. Я просто восхищен, увидев, как они работают, какому риску подвергаются, что они делают. Есть организации, которые посадили уже по нескольку тысяч человек, выполняя работу, фактически, правоохранительных органов африканских стран, которые, как правило, всегда коррумпированы настолько, что от них откупаются на ранних стадиях расследования. А эти ребята, в основном всегда европейцы или израильтяне – они собирают весь материал, фотографии, съемку. И когда весь массив материала готов, они приходят в правоохранительные органы, говорят: вы его берете. Если не берете, значит, завтра будет международный скандал - с помощью посольств и так далее. И после этого они вынуждены их брать.
А.Нарышкин
―
А помощь или наоборот, препятствия со стороны властей?
С.Ястржембский
―
Как правило, препятствия.
А.Нарышкин
―
За счет коррупции?
С.Ястржембский
―
Конечно. У нас есть съемки – проводилось задержание машин с китайцами на территории республики Конго, Браззавиль, вместе с активистами, которые работали со специально подготовленными в Израиле собаками, которые натасканы на обнаружение слоновой кости. И произошло просто при нас обнаружение слоновой кости, задержание китайца, который через несколько дней был отпущен, опять задержан этими же активистами, опять посажен в полицейский участок, довели дело они до суда, и на суде его освободили, а судья сказал, что европейцы здесь делают все для того, чтобы помешать дружбе между Китаем и Конго. Вот таким образом они уходят от ответственности.
А.Нарышкин
―
Есть легальная добыча слоновой кости в Африке? Может быть, фермы, где специально выращивают слонов?
С.Ястржембский
―
Пока такого нет, но возможно, такое скоро будет – для того, чтобы сохранить слонов, возможно, придется разрешить их содержание как львов, например, или носорогах на частных фермах. Легальной добычи нет. Есть появление легальной кости естественным путем – когда слоны умирают от старости или болезней. Но это приблизительно 5% слонов от популяции в год. Вот тогда образуется легальная слоновая кость, которую многие страны складируют и потом, раньше, продавали. Сейчас запрет на продажу слоновой кости. Но тут возникает опять проблема, связанная с коррупцией.В Африке есть только одна страна, где налажен давно контроль на этих складах и слоновая кость не исчезает, не разворовывают ее, как во всех остальных странах те, кто ее охраняют. А все остальные страны сталкиваются с проблемой того, что склады текут и слоновая кость оттуда уходить И никто потом не может определить, если не делать анализ ДНК, легальная это слоновая кость или нелегальная. ДНК определяют популяцию, откуда появляются слоны и тогда можно сказать, легально это, или нет.
А.Нарышкин
―
Делаем небольшой перерыв в программе. Напомню, наш гость сегодня Сергей Ястржембский, путешественник, фотографНОВОСТИ
А.Нарышкин
―
Продолжаем эфир. В студии Сергей Ястржембский, путешественник, фотограф. Вы напомнили, что вы сами охотник. Можно ваш фильм про убийство слонов считать исповедью? Ведь когда-то вы сами убивали слонов и видели, как слон мучается.
С.Ястржембский
―
Это не исповедь. Это, в принципе, совершенно осознанный выбор в пользу защиты животных, которым сейчас реально приходится очень тяжело. Но об охоте можно говорить часами. Я трофейный охотник, охотник, который принадлежит к небольшой прослойке охотников в мире, которые занимаются охотами на животных диких, на тех, которые разрешены к отстрелу – есть квоты, есть деньги, которые очень большие тратятся за эти трофеи. И благодаря этой охоте/, тем деньгам, которые тратят эти люди, существуют эти животные во многих случаях.
А.Нарышкин
―
То есть, вы легальный охотник?
С.Ястржембский
―
Конечно. Скажу такую формулу парадоксальную, и готов ее защищать везде, где угодно, что почти единственный шанс сохранения диких животных в дикой природе.
А.Нарышкин
―
Это легальный отстрел?
С.Ястржембский
―
Это наличие легальной хоты на них.
А.Нарышкин
―
Вы сейчас на слонов охотитесь?
С.Ястржембский
―
Нет.
С.Ястржембский : Я охотник. В этом фишка этого фильма, что этот фильм снимал охотник, причем заядлый, трофейщик
А.Нарышкин
―
Есть понимание, сколько стоит лицензия на убийство одного слона?
С.Ястржембский
―
Мы не говорим об убийстве. Мы говорим о добыче. Конечно, есть. Есть разные страны – это может стоить от 5 тысяч долларов до 25 тысяч долларов. Это только лицензия за отстрел. Эти деньги идут на защиту заказников, оплату рейнджеров, покупку им техники. Самое важное - часть денег идет на поддержку местного населения, которым строят школы, взлетно-посадочные полосы для маленьких самолетов, колодцы, проводят электричество – это все благодаря этим охотникам, которые приезжают в эти страны.
А.Нарышкин
―
Получается, вы и другие охотники, убивая зверей, внося за это некие суммы, занимаетесь благотворительностью, поддерживаете африканские, богом забытые села?
С.Ястржембский
―
Так оно и есть Я, обязательно сделаю фильм об этом, чтобы людям было понятно, о чем мы говорим. Эти деньги совершают чудеса в Африке. Потому что, как только запрещается охота в каких-то станах, мы видим, что звери теряют ценность в глазах населения, то есть, они не убивают этих животных только потому, что знают, что придут белые охотники, или чернокожие охотники, из Америки приедут, отстреляют и заплатят деньги. То есть, эти животные для них олицетворяются с выгодой. Они понимают, что им выгоднее их не стрелять, не убивать, потому что это материальная ценность.Как только прекращается охота, они теряют материальную ценность и превращаются в то, чем всегда были в Африке дикие животные для людей – в конкурентов. В конкурентов за питание, по поводу воды, потому что воды мало. И территории, которые им нужны – они вырубают лес для возделывания сельскохозяйственных культур, а приходят слоны или буйволы и съедают все это, что ониделают? Они начинают помогать браконьерам уничтожать этих буйволов и слонов.
Поэтому, как только – это доказано во всех старинах Африки, и не только – как только вводится запрет на охоту, начинается массовая гибель животных.
А.Нарышкин
―
Есть реакция на ваш фильм от организаций, которые занимаются защитой животных? Понятно, что взможно, вы за этим не гонитесь.
С.Ястржембский
―
Во-первых, я видел реакцию людей, которые занимаются, неправительственные организации, которые борются с браконьерами – такая реакция уже есть, реакция восторженная, благодарности. Потому что мы впервые рассказали миру, чем они занимаются, как они фактически спасают популяции слонов и не только - человекообразных обезьян, огромная проблема носорогов, потому что за ними тоже идет совершенно страшная охота. Поэтому будут – хорошо. Не будут - сильно не расстроюсь.
А.Нарышкин
―
Реакция на государственном уровне? В тех же африканских странах? Понятно, что они коррумпированы, но тем не менее?
С.Ястржембский
―
первая реакция – как только узнали об этой награде, меня сразу пригласили в Кению, на крупнейшее ток-шоу, самое популярное, с аудиторией в 5 миллионов зрителей. Джефф Куиног ведущий шоу, родной брат президента Кении.
А.Нарышкин
―
Неплохой уровень.
С.Ястржембский
―
Да, программа двухчасовая. Пригласили, чтобы рассказать о проблеме.
А.Нарышкин
―
Фильм там показывали?
С.Ястржембский
―
Нет, мы пока гуляем по фестивалям и не показываем по телевидению.
А.Нарышкин
―
Это как раз следующий вопрос – вас нигде нет в открытом доступе?
С.Ястржембский
―
Нет нигде. Нет, и не будет пока.
А.Нарышкин
―
Я нашел только трейлер.
С.Ястржембский
―
Правильно. Это общемеждународная практика – пока фильм имеет шансы показаться на фестивалях, его в массовый прокат не отдают. И при этом уже идет работа по дистрибуции, по распространению, по продаже. У нас уже появились, к счастью, потенциальные первые покупатели в нескольких странах мира. Но мы все равно им не отдадим права на показ до тех пор, пока не закончим фестивальный прокат.
А.Нарышкин
―
Какие страны заинтересовались?
С.Ястржембский
―
Это очень достойные страны – Великобритания, Германия и Япония.
А.Нарышкин
―
ВВС будет показывать?
С.Ястржембский
―
Не знаю.
А.Нарышкин
―
А в России кто-нибудь заинтересовался этим фильмом?
С.Ястржембский
―
Мы еще не показывали. Я рассказывал Эрнсту, Добродееву, но вот будет на московском кинофестивале его премьера, он уже приглашен, «специальное событие» Московского кинофестиваля, 28 июня милости просим – кинотеатр «Октябрь».
С.Ястржембский: Главное, чтобы торчал кусок бивня, на котором делаются большие деньги из-за гигантского спроса на слоновую кость
А.Нарышкин
―
Согласитесь, это не самая актуальная тема сейчас для России, при всем уважении.
С.Ястржембский
―
Конечно. Если мы члены международного сообщества, а я думаю, что все-таки мы ими являемся, хотя мы все время обижаемся на международное сообщество. И если мы вообще чувствуем себя жителями этой планеты, то такие темы должны нас волновать тоже.
А.Нарышкин
―
Три года снимали фильм. Как с точки зрения режиссера все это выглядит? Как можно снимать 265 дней?
С.Ястржембский
―
Был четкий план съемок по каждой стране, по людям, которые нам были нужны. У нас десятки интервью, 50 или 70. Естественно, далеко не все они были использованы, но с точки зрения понимания проблемы они были важны. Было много чудес во время съемок, какие-то вещи мы не смогли снять, какие хотели. Например, хотели снять браконьеров, сидящих в тюрьме. У нас не получилось.
А.Нарышкин
―
Почему?
С.Ястржембский
―
Потому что никто не хочет показывать, во-первых, условия содержания в Африке браконьеров, сидящих в тюрьмах – я представляю, что это такое.
А.Нарышкин
―
В смысле, условия нечеловеческие, или наоборот?
С.Ястржембский
―
Думаю, что это тяжелые условия, - скажем так. Второе – мы хотели снять сами склады со слоновой костью. И нам помогало очень много наших посольств российских – большое спасибо российским дипломатам за эту помощь. Нам нигде не удалось это снять.
А.Нарышкин
―
В чем сложности?
С.Ястржембский
―
Не хотят показывать эти склады, не хотят показывать, сколько у них слоновой кости и не хотят, главное, вскрывать проблему утечки слоновой кости и то, что пропадает такое количество. Но мы все равно нашли эти кадры, мы купили их у другой компании и показываем все это замечательно.Но зато у нас были совершенно фантастические подарки судьбы, например, израильтяне – есть невероятная совершенно организация, «Моиша», в основном это бывшие офицеры, в том числе, офицеры разведки, которые теперь занимаются спасением животных в Африке. Они нам помогли выйти, например, на бывшего террориста и командира среднего звена террористической сомалийской организации «Аль Шабаб».
А.Нарышкин
―
А он как связан?
С.Ястржембский
―
Терроризм и убийство слонов связан напрямую. Значительная часть средств, на которые существуют террористические группы в Африке. Такие, как «Аль Шабаба» в Сомали, как «Джанжавит» в Судане, как «Лорд Резистанс», «Армия спасения господа» - это угандийская группировка, которая действует в восточном Конго. Они существуют благодаря браконьерству слонов. Они убивают слонов, продают слоновую кость и закупают оружие. Поэтому тут прямая связь.
А.Нарышкин
―
Логично. Те же самые исламисты в Сирии и Ираке.
С.Ястржембский
―
Они уничтожают музеи, но при этом часть артефактов они продают на нелегальный рынок.
А.Нарышкин
―
Как-то надо выкручиваться.
С.Ястржембский
―
И мы получили возможность снять человека, который рассказал всю цепочку, как браконьерская слоновая кость доходи до сомалийских боевиков. Вот такие подарки судьбы.
А.Нарышкин
―
Мне кажется, на миллион долларов можно было бы снять отличный блокбастер здесь. А какой мессидж? Я вам желаю всякой удачи на фестивалях, но что вы хотите этим фильмом сказать?
С.Ястржембский
―
Думаю, что мы хотим разбудить как можно большее количество людей, в том числе, людей, которые находятся в правительствах для того, чтобы понять, что это поколение людей, наше поколение, может стать последним, которые видят слонов, которые свободно пасутся в Африке, что нужно сегодня, если мы хотим сохранить для наших детей диких слонов, мы должны сегодня работать, кричать СОС и работать с китайским правительством.
А.Нарышкин
―
Меня этой темой вы заинтересовали, но я понимаю, что в Африку вряд ли поеду, а слоны есть и в московском зоопарке.
С.Ястржембский
―
Это совершенно разные вещи. Потеря любого вида животных в дикой природе огромна потеря для этой природы. Мы сами себя лишаем очень многого. А слон это не просто вид, это супер-бренд дикой природы, одно из животных, которое сопровождает человека в литературе, начиная с мультиков, с первых дней его жизни – я это вижу по моим детям. Сама лучшая реакция был у моей 8-летенй дочки, которая, когда узнала, что мы выиграли приз, стала плясать и прыгать, и сказала: папа, я каждую ночь молилась, желая успеха твоему фильма, чтобы ты помог слонам.
С.Ястржембский: Удовлетворить всех китайцев слоновой костью невозможно. А слонов осталось всего 400-450 тысяч в Африке
А.Нарышкин
―
Ваши близкие фильм смотрели?
С.Ястржембский
―
Конечно. Во-первых, моя жена член команды, она арт-директор, внесла очень большой вклад в фильм. Кстати, по поводу миллиона долларов. Мы сняли очень много материала, и сейчас будут сделаны, по крайней мере, еще тир серии. Это будет телевизионная серия, мы сделаем три серии под названием «Люди и слоны» - Азия, Африка, Россия и мамонтовая кость, это особая история, очень интересная. Россия мировой монополист на рынке мамонтовой кости и мы доказываем, что мамонты могут спасти слонов, если правильно это все организовать. Это еще один мессидж, но я не хочу о нем рассказывать – надо идти и смотреть фильм.
А.Нарышкин
―
Я так понял, что у вас материала хватит еще на сто фильмов.
С.Ястржембский
―
На сто не потянем, но три-четыре сделаем. Но сделаем для тех каналов, которые этим заинтересуются. Думаю, что «Моя планета», замечательный совершенно телевизионный ресурс, мы им предложим этот телесериал наверняка.
А.Нарышкин
―
Все-таки про мамонтов расскажите, откуда эта тема взялась?
С.Ястржембский
―
Российская тема? Вот вам абсолютно российский срез. На территории России находится гигантское количество погибших мамонтов и других доисторических животных. Ученые называют невероятные цифры – каждый год, и мы это видели, снимали, - в разных условиях находится большое количество мамонтовых бивней. В принципе, их выдавливает почва. Их обнаруживают, сдают поисковым бригадам, – есть бригады, которые ищут целенаправленно, по руслам рек, в озерах, или находят их золотоискатели в шахтах. В общей сложности накапливается большое количество мамонтовой кости.
А.Нарышкин
―
А цели те же самые, только стоит это, наверное, раз в десять дороже.
С.Ястржембский
―
Нет, стоит приблизительно так же - стоимость лучших образцов мамонтовой кости те же самые 3 тысячи долларов. Но поскольку там много мусора, крошки – все-таки они находились невероятное количество лет в земле, есть и дешевая крошка, а есть и огромные, фантастические, 4-5 метровые бивни, которые стоят очень большие деньги. Россия продает на рынке где-то 50-60 тонн каждый год.
А.Нарышкин
―
Но если в Африке зверей убивают, то что вы собираетесь расследовать здесь – здесь же уже все погибли?
С.Ястржембский
―
Тут есть два обстоятельства. Первое – смешивается специально мамонтовая кость со слоновой костью. Неспециалисты не могут отличить одну кость от другой. Надо смотреть под лупой, есть разный рисунок.
А.Нарышкин
―
А зачем смешивать?
С.Ястржембский
―
Чтобы покупателя ввести в заблуждение. Вы думаете, что покупаете мамонтовую кость, а на самом деле покупаете незаконно добытую слоновую. Это такой мухлеж, который позволяет легализовать под видом мамонтовой кости незаконно добытую слоновую.
А.Нарышкин
―
Весь рынок это какие цифры?
С.Ястржембский
―
В тоннах невозможно сказать, никто не может это посчитать. Трудно сказать - год на год не приходится, есть разные цифры Интерпола, ЮНЭП. Нет единой цифры. Есть единая цифра количества уничтоженных слонов в год – это у всех устоявшаяся цифра.
А.Нарышкин
―
Ваш фильм может поменять эту статистику?
С.Ястржембский
―
Надеюсь. Там столько наездов, разны актеров, задействованных в этой драме и трагедии, что уже кое-что произошло.
А.Нарышкин
―
Актеров в кавычках?
С.Ястржембский
―
Конечно.
А.Нарышкин
―
А что произошло?
С.Ястржембский
―
Мы там атакуем Ватикан и Католическую церковь за историческую связь со слоновой костью. Потому что они обожали слоновую кость, изготовляя различные предметы культа. К нам обратилась пресс-служба Ватикана, через наше посольство в Ватикане. Они нам давали интервью на эту тему. И перед поездкой Папы Римского Франциска в Найроби, в ноябре прошлого года, попросили показать фильм. Мы сделали выжимку в 30-40 минут, не хотели показывать весь фильм, собрали все, что сказано о католической церкви, они показали Папе перед поездкой. И впервые в истории католической церкви, папа произнес речь в Кении, где впервые подержал борьбу за защиту слонов и призвал католиков не покупать слоновую кость. Я считываю, что это даже дороже, чем награда в Нью-Йорке.
А.Нарышкин
―
Это на самом деле круто. Сейчас Ватикан закупает слоновую кость?
С.Ястржембский
―
Они никогда не закупали, но папы очень любили подарки.
А.Нарышкин
―
Самое раннее, когда мы сможем увидеть в России фильм?
С.Ястржембский
―
28 июня в Москве, напротив вас фактически. В кинотеатре «Октябрь».
А.Нарышкин
―
Следующих животных каких будете защищать?
С.Ястржембский
―
Уже начали съемки фильма об амурском тигре.
А.Нарышкин
―
Спасибо вам большое. Удачи вам на кинофестивалях. Напомню, - в студии с нами был Сергей Ястржембский с рассказом про снятый им документальный фильм "Кровавые бивни".
С.Ястржембский
―
Спасибо.