На воздушном шаре через Тихий океан - Леонид Тюхтяев - Своими глазами - 2015-02-18
18.02.2015
А.Плющев
―
Еще раз добрый вечер! У микрофона Александр Плющев, но ко мне уже присоединилась Софико Шеварднадзе.
С.Шеварднадзе
―
Привет, привет! Не могла такую программу пропустить. Это такой редкий эфир, мне кажется. У нас сегодня в гостях Леонид Тюхтяев, путешественник, президент Федерации воздухоплавания России. Спасибо, что вы сегодня с нами. Мне Леонид говорил, что он часто бывает в эфире, рассказывает о своих приключениях. Но я так понимаю, что последнее ваше путешествие на воздушном шаре, на дирижабле было абсолютно уникальным.
А.Плющев
―
…Дирижабле! Воздушный шар.
Л.Тюхтяев
―
На воздушном шаре. Оно было не последним. Пилоты никогда не говорят «последним», говорят - «крайним». Так можно узнать пилота.
Л.Тюхтяев: Мы были вдвоем. Шар, надутый гелием. И у нас с собой песок, как вот 200 лет назад у Жюль-Верна
А.Плющев
―
Да сейчас все так начали говорить кроме Софико.
Л.Тюхтяев
―
Ну, не важно.
С.Шеварднадзе
―
В общем, Леонид, вы на воздушном шаре летели через Тихий океан.
Л.Тюхтяев
―
Этот эфир для меня – спасибо, что пригласили – этот эфир для меня особенный тем, что это первый мой эфир в России. Вот я вернулся, и к кому первым я попал, это к вам. Многое хочется рассказать нашим слушателям.
С.Шеварднадзе
―
Давайте просто чуть-чуть подробности технические до того, как вы начнете рассказывать все, что вы хотите рассказать. Когда вы вернулись и сколько это длилось.
Л.Тюхтяев
―
Вернулись только что. Длилось путешествие… это был рекордный полет, он длился почти неделю. Из Японии. Наша цель была Америка, любая точка Америки. В итоге приземлились мы в Мексике. Упали в океан, не долетели 8 километров до берега, но превзошли все мировые рекорды, которые были до нас. Причем не просто превзошли, а покрошили просто, сокрушили их. Два пилота, американец и русский: Трой Брэдли и я, Леонид Тюхтяев…
С.Шеварднадзе
―
Вы были вдвоем.
Л.Тюхтяев
―
Мы были вдвоем. Шар, надутый гелием. И у нас с собой песок, как вот 200 лет назад у Жюль-Верна, мешки с песком. Все за борт! Падаем – все сбрасываем. Шторм. Океан. Буря. Ночь. День. И так еще день, ночь и так далее – неделя в небе.
С.Шеварднадзе
―
А, скажите, нужна какая-то специальная подготовка, как например, для тех, кто летит в космос?
Л.Тюхтяев
―
В космос не летал, не знаю, но я шел к этому полету всю жизнь. Я летаю 20 лет. Может быть, это не моя профессия, но для меня воздухоплавание – это больше чем профессия. Для меня оно стало всей жизнью, особенно последний год. Подготовка к этому полету занимало практически всю мою жизнь. Семья вот, наверное, сильно пострадала из-за этого. Я меньше мог уделять внимания семье. Не знаю, как готовятся космонавты…
С.Шеварднадзе
―
А расскажите про вашу подготовку. В чем она заключается, что вы делаете? Вот в течение года вы делаете – что?
Л.Тюхтяев
―
Вы знаете, тут требуется подготовка очень комплексная, и техническая: готовится сам летательный аппарат, даже если он был готов, все равно он доводится до ума или до готовности к старту…
С.Шеварднадзе
―
А вы принимаете участие? Вы же физик по образованию.
Л.Тюхтяев
―
Да, конечно, я принимал участие. Ну, может быть, я не настолько принимал участие как физик, а принимал участие как пилот, которому лететь. Ведь, когда ты подходишь к тому шару или к той гондоле, в которой тебе предстоит лететь в океан, ты все очень внимательно проверяешь. Тут не должно быть ошибок, не должно быть неправильно привязано, недоделано, припаялось-отпаялось – вот эти вещи, они кончаются очень просто: они кончаются тем, что потом трагические новости бывают.
С.Шеварднадзе
―
А у вас же не было таких трагических опытов, слава богу.
Л.Тюхтяев
―
Трагических не было, да. Но все недоделки – все вылезут за неделю. Поэтому кроме технической подготовки нужно было готовить тело, нужно было готовить дух.
С.Шеварднадзе
―
А как вы готовите тело к полету? Я знаю, как люди готовятся к марафону…
Л.Тюхтяев
―
Вы знаете, как готовятся к марафону? Прекрасно, да. Ну вот, может быть, это что-то похожее. Надо сказать, что я за крайний месяц, что мы были в Японии, я за полет, за месяц похудел на 7 килограмм. Я не худел для того, чтобы полететь. В этом полете мы весом не были ограничены, у нас было около 5 тонн балласта, поэтому там плюс-минус 7 килограмм – это не важно.
С.Шеварднадзе
―
Но все равно лучше быть худым, правильно?
Л.Тюхтяев
―
Лучше быть худым, потому что от хорошего тела и какой-то контролируемый дух, потому что если ты, допустим, не владеешь собой, значит, не владеешь телом, не владеешь духом – ты не перелетишь. Это очевидно. Готовится, конечно, приходилось. Я много в жизни видел, как многие из нас, но, тем не менее, требуется определенная решимость. Не бесшабашность такая: насосался таблеток и полетел, - а вот обрезать веревку и уйти в океан на таком аппарате требуется, конечно, какая-то решимость, так скажем. Вот, чтобы ее воспитать в себе, приходилось готовиться.
С.Шеварднадзе
―
Опять же, простите, что я вас спрашиваю, но это, правда, очень интересно, потому что это очень особая, штучная история, таких очень мало. Тут к ней надо готовиться. Вы медитируете до того, как вы полетите – вот, что вы делаете конкретно?
Л.Тюхтяев
―
Штучная, никто до нас не летал. 30 лет назад летали. В том числе, бывает, вы знаете… Например, крайний день перед полетом, когда еще идет подготовка и навешивают балласт, расставляют все окончательно в гондоле. И пилоты уходят просто поспать. Они не должны суетиться на старте. Там целые сутки работаю, человек 40-50 работают, готовят шар к старту. Но пилот должен в это время идти отдыхать, идти и спокойно заснуть – в этой-то обстановке. Вот, чтобы в этой обстановке заснуть без таблеток без всяких успокоительных, нужно в известной степени владеть собой. Нужно просто лечь спокойно и поспать спокойно. А потом встать – аппарат уже стоит надутый – 60 метров в высоту. И вот ты поднимаешься по лесенке, по стремяночке – залезаешь в эту гондолу, и начинается гимн Советского Союза, обрезается веревочка – и понеслась!
С.Шеварднадзе
―
Только гимн Советского Союза или Советского Союза и Америки?
Л.Тюхтяев
―
Сначала Америки… Мы летели вдвоем, поэтому два гимна. Наш гимн уже начали играть, когда мы были уже на высоте метров 20-30. Медленно-медленно, как какой-то пароход отчаливает, медленно мы отчалили. Но мы все слышали.
А.Плющев
―
Я напомню нашим радиослушателям, вклинюсь в ваш разговор…
Л.Тюхтяев
―
Гимн России, естественно, не Советского Союза.
А.Плющев
―
Ну да, они одинаковые по музыке.
Л.Тюхтяев
―
Да, без слов там было.
А.Плющев
―
Если вы хотите задать вопрос Леониду Тюхтяеву - телефон для sms: +7 (985) 970 45 45, аккаунт vyzvon в Твиттере. Некоторые из них уже поступают, эти вопросы обязательно задам. Поаккумулирую, пока Софа удовлетворит свой интерес. Уточнение маленькое можно, извини: а как спят там?
С.Шеварднадзе
―
Ну, подожди, уймись!
Л.Тюхтяев: Для меня воздухоплавание – это больше чем профессия. Для меня оно стало всей жизнью
Л.Тюхтяев
―
Гондола делалась под мой рост – 1.86 – такой довольно нормальный рост. Мой партнер чуть поменьше ростом. Она примерно, как в плацкартном вагоне – вот такая размером и по ширине. И есть еще какпроходик в плацкартном вагоне, где сидит дежурный пилот. Второй, условно говоря, полки нет.
А.Плющев
―
Не бизнес-класс.
Л.Тюхтяев
―
Метр 50 гондола по ширине и метр 90 в длину. По очереди спим. Кто спит, а другой в этой время управляет.
С.Шеварднадзе
―
Хорошо, раз уж на то пошло…
Л.Тюхтяев
―
А вы спрашивайте, чего угодно… Самое интересное было до того.
С.Шеварднадзе
―
Когда я шла на самом деле с вами общаться…
А.Плющев
―
Ты сценарий себе написала, а я все сломал…
С.Шеварднадзе
―
Я говорила: вот я буду общаться с человеком, который перелетел через Тихий океан на воздушном шаре. – А спроси, как у них там с гигиеной?
Л.Тюхтяев
―
С гигиеной все нормально. Все спрашивают только это. Вы знаете, каждый человек – он на самом деле этим вопросом показывает свой уровень. Мне всегда в каждой передаче это задают. Все остальные вопросы, значит, ясны людям, да?
С.Шеварднадзе
―
Нет, ну вот я говорю: я шла на передачу… вот больше, чем четыре человека из пяти мне задали этот вопрос…
Л.Тюхтяев
―
Отвечаю. Ну это отражает уровень ваших знакомых, надо сказать - он невысок. Я отвечаю: все делается в пакет и скидывается за борт. Я отвечаю. Но неужели других вопросов не возникает, хочу я спросить неизвестных мне четырех из пяти ваших знакомых? Не возникает. Ну ладно, ставим в графу плюс. На этот вопрос отвечено.
С.Шеварднадзе
―
Я уверена, что у них вопросов теперь очень много после вашего ответа. Скажите, пожалуйста, - Саша у меня просто перехватил, - когда вы все-таки шли к этой лестнице, когда надо было перерезать веревку, на долю секунды был какой-то испуг, волнение – что «блин, куда я лечу?»
Л.Тюхтяев
―
Нет, таким людям, как Трой Брэдли – если посмотреть его биографию: 50 мировых рекордов, все жизнь летает, начиная с детства; летал через Атлантику – таким людям страшно не бывает. Потому что, если страшно – ну, не лети. Это добровольно все делается.
С.Шеварднадзе
―
Но вам-то? Это был ваш первый опыт.
Л.Тюхтяев
―
У нас некоммерческий полет, у нас нет никаких спонсоров, мы никому ничем не обязаны. Мы добровольно решили это сделать и сделали, кстати. Нет, страшно не было. У пилотов часто говорят – это не я выдумал эту фразу, это стандартная пилотская фраза: боишься – не делай, делаешь – не бойся. То есть боишься – ну не делай. Скажи: я не полечу. Даже можно было сказать год назад себе: не-не-не, не надо, не сейчас.
С.Шеварднадзе
―
Мне один раз посчастливилось лететь с пилотами в кабине вместе с ними…
Л.Тюхтяев
―
В самолете.
С.Шеварднадзе
―
Да, в самолете. Я очень боялась летать. И после того, как мне объяснили, сколько там страховочный систем: вот, если не сработает это – сработает это… У вас так же, да?
Л.Тюхтяев
―
Конечно, у нас тоже вопросы безопасности решены. Многие вопросы решены. Во-первых, шар проверенный многократно. Во-вторых, пилоты подготовлены. Парашюты, кстати, не брали, предвосхищая ваш вопрос, потому что не поможет в Тихом океане парашют. Ну спрыгнешь ты в океан. Вода 15 градусов или 10. Ну и что - парашют разве поможет? Нет, не поможет никак, поэтому мы их не брали. А вот морские средства спасения – костюмы морские и плот - у нас были – пригодился, кстати, и спас нас реально. Так что вот…
С.Шеварднадзе
―
А у самого шара есть какие-то страховочные системы, как у механизма, как у машины?
Л.Тюхтяев
―
Шар – это шар надувной. Представьте себе гигантский, высотой 60 метров полиэтиленовый пакет – это наш шар.
С.Шеварднадзе
―
Не очень прочная система.
Л.Тюхтяев
―
Ну ничего. Более прочный, может быть, полиэтилен, не такой тонкий, как в универсаме продукты набираем, который до машины не донесешь – он уже порвался. Этот более прочный. Но, конечно, по сравнению со стихией, по сравнению с океаном… ничего тебе всего гарантировать не может. Что могли ¬ конструкторы сделали. Как выяснилось, нормально сделали.
С.Шеварднадзе
―
А скажите, женщины когда-нибудь летали?
Л.Тюхтяев
―
Да, конечно, в авиации и в воздухоплавании регистрируются и женские рекорды, в том числе, мировые. И женщины летали, были знаменитые. В данном случае двое мужчин пилотов было: американец и я.
С.Шеварднадзе
―
А для вас это было в первую очередь что: преодоление себя, это просто сделать то, чего никто не делал или сделать что-то впервые - что ваша мотивация была?
Л.Тюхтяев
―
Хотелось. Вы знаете, я много лет мечтал поставить великий мировой рекорд воздухоплавания. И это, кстати, рекорд на газовых аэростатах, которые гелием наполняются. До войны только наши пилоты ставили мировые рекорды. Может быть, в первый послевоенный год было что-то. С тех пор – нет. И в истории новейшей России это первый рекорд россиян именно на газовом аэростате. На дирижаблях ставились, на других воздушных шарах ставились, а на газовом – впервые. Я горжусь в этом смысле и за нашу федерацию и за наш вид спорта, за нашу страну. Мы с флагом летели, мы на оболочке разместили флаги наших стран, и, соответственно, наших регионов. У них штат Нью-Мексико, у меня – Московской области флаг, гигантский, большой - полтора на два метра.
С.Шеварднадзе
―
Вы по-английски общались там?
Л.Тюхтяев
―
Общались мы с Троем – Трой Брэдли его зовут – по-английски. Но мы знаем друг друга давно, много лет. Правда, не летали вместе никогда. Вот полетели. Оказалось, психологически совместимый экипаж. Но у нас там простые все темы. И потом, время есть: если он что-то спрашивает, я, по крайней мере, переспросить могу. По-английски, да.
С.Шеварднадзе
―
Я вот хотела спросить. Весь этот полет состоит из того, что один, в общем, как-то руководит шаром, а другой отдыхает, или есть возможность поговорить, помыслить, с богом пообщаться?
Л.Тюхтяев
―
Есть время поговорить, да помыслить тоже немного есть. Вот насчет «с богом», не знаю, а вот пообщаться друг с другом было время, и помыслить было. И, мало того, мы постоянно чем-то были заняты: или перевешивали балласт или чего-нибудь отвинчивали, чтобы скинуть. Потом, даже всякие вопросы: покушать, что-то переставить, что-то сломалось – починить – постоянно такие вопросы есть. Обсудить, как выполняется план полета. Нам приходят сводки погоды – мы начинаем их обсуждать, что это значит. Мы, конечно, понимаем, что значит сводка погоды от нашего погодного мастера пришедшая, но, тем не менее, мы думаем, а что будет через день, что будет через полтора дня. А не будет ли здесь фронт, заденет он нас, не заденет? – вот эти вещи, поскольку от них зависит наша жизнь напрямую, мы и обсуждали очень увлеченно.
С.Шеварднадзе
―
То есть обсуждение в основном техническое – не о вечном?
Л.Тюхтяев
―
О вечно тоже немножко. Ну, как вам сказать? О семье – о вечном ли это? Да. О детях. У меня внуки есть – о внуках. Кроме того о нашем спорте. Когда мы там превзошли что-то, говорим: Вот этот вот летел, да – теперь мы его превзошли – нормально! Потом у нас еще была связь с землей. Мы связывались с погодными мастерами, с командным центром, имели возможность позвонить семье или друзьям. Это, кстати, очень нас поддерживало. Мы не были в каком-то вакууме. У нас был интернет, не быстрый: там картинка минут 5-7 грузилась, погодная картинка приходила. Но тексты шли нормально, эсэмэски шли, и мы могли говорить с семьей. Сильно не злоупотребляли, но раз в день я говорил с женой – это очень меня поддерживало. И еще с друзьями говорил.
С.Шеварднадзе
―
Я знаете, почему спрашиваю? Я вот общалась с разными людьми, которые видели северное сияние – не знаю…
Л.Тюхтяев
―
Мы северного не видели.
С.Шеварднадзе
―
Забирались на Белуху, восхождение делали… Разные такие в своем роде подвиги. И они говорят, что это стоит тогда, потому что, когда ты видишь эту красоту, когда ты достигаешь…
Л.Тюхтяев
―
Там было очень красиво.
С.Шеварднадзе
―
Вот! Говорят дух захватывает.
Л.Тюхтяев
―
Не всегда было время посмотреть. Ну, не могу сказать, что дух захватывает, потому что мы летали и далеко и высоко и помногу. Но, конечно, по шесть дней не летали. Но бывало по два и по три дня на чемпионатах мира. Там шары были поменьше, соответственно, полет…Конечно, звездное небо смотришь и океан смотришь сверху, когда выдается свободная минута. Но там наверху холодно, и у нас еще кислородные шланги не очень длинные были, поэтому сильно там на верхнюю палубу не выйдешь. Там у нас такая каюта, как кубик, как купе и можно выйти на крышу, условно говоря, если через люк подняться по лесенке… ну, не по лесенке – там встал на кровать и потом на люк вышел. Вот да, было, конечно, красиво. Фотки я размещаю у себя в Фейсбуке.
С.Шеварднадзе
―
А вы на какой высоте?
Л.Тюхтяев
―
В среднем на 5-6 километров, до 7, а максимум 8 200 было. Я, когда уже возле Америки искал ветер, который перевалит Кордильеры, чтобы подойти к берегу. До 8 200 поднялся - не нашел ветра. Жалко было, конечно, но…
С.Шеварднадзе
―
А птицы прямо вот… рядом?
Л.Тюхтяев
―
Нет, никаких птиц там нет. Мы за все время, пока летели через океан, один самолет видели, один самолет слышали. И мне показалось, я видел один корабль. Но Трой смотрел-смотрел – Нет, - говорит, - это не корабль. Но что это, мы так и не поняли. Где-то между облаками в океане мелькнуло. А насчет птиц… Уже потом, когда мы покидали гондолу на плоту – тут были десятки пеликанов, тюлени приплыли. Это да, это было. Но это уже было непосредственно у берегов Мексики, в 5 милях от берега.
Л.Тюхтяев: В истории новейшей России это первый рекорд россиян именно на газовом аэростате
Л.Тюхтяев
―
Народ интересуется. Скажите, чем интересуется народ.
А.Плющев
―
Соф, позволь я… Я готов отдать все свои вопросы и не задать ни одного из своих, но слушателей же я не могу игнорировать, прости. Вот Анатолий задает сразу три вопроса не про гигиену.
Л.Тюхтяев
―
Отлично! Спасибо, Анатолий.
А.Плющев
―
Очень конкретные вопросы. Какой расчет потребления воды на человек на сутки полета?
Л.Тюхтяев
―
Три литра в сутки строго нужно пить. У нас специальные были бутылки. Я из канистр больших переливал каждому по три литра в сутки и требовал от своего напарника… ну, мастер воды у нас я был – так получалось. Потому что там вода стояла, где мое место, и там я их разливал. Мы пили диамокс - это такая таблетка – два раза в день пили для того, чтобы привыкать к высоте, ведь акклиматизация – трудно очень переносили, особенно я трудно. Ну, я постарше Троя, во-первых, а во-вторых, мне 59, ему – 50. Он вырос в горах, он живет на высоте 2 тысячи метров, понятно, ему полегче чуть-чуть было. Он тренированный спортсмен в этом плане. Если пьешь диамокс, надо три литра в сутки, иначе конец – организм откажет. Это обязательно было. Но мы брали воды на три недели. Мы планировали полет неделю. Не дай бог сядем в океан, чтобы еще на две недели было пресной воды.
А.Плющев
―
Итак, второй вопрос: Какая защита от гроз?
Л.Тюхтяев
―
От гроз защиты, к сожалению, никакой. Не попадать в нее. Вот такой шар как наш убивается даже не очень сильным дождем, к сожалению. Несколько сот килограмм воды – и никаким балластом ты это не скомпенсируешь. Ты плюхнешься в океан, – если будешь живой, дальше все равно будет плохо.
А.Плющев
―
То есть вы не попали ни в один дождь.
Л.Тюхтяев
―
Мы не попали ни в один дождь, и не должны были попадать. У нас под конец была опасность попасть в маленький дождичек, и он бы для нас был смертельным: балласта у нас уже не было – компенсировать маленький дождь, даже маленький.
А.Плющев
―
И он спрашивает, использовалась ли навигация по радиостанциям как резервная?
Л.Тюхтяев
―
Она могла использоваться нами, но у нас было три GPS. Сейчас у каждого в кармане по два GPS в телефонах. У нас было три GPS, два из них вышли из строя - третий работал. Мы бы могли по пеленгу, конечно, навигацию вести. Но в океане, вообще, трудно навигацию… Для меня это первый опыт… вернее, второй: я немножко краешком через Атлантику летал. Конечно, трудно было бы. По звездам так: более-менее понимаешь, где север, где юг…
А.Плющев
―
Сергей из Санкт-Петербурга спрашивает: «Объясните нам, неграмотным, как можно предугадать направление движения, - видимо, направление ветра, - а если бы улетели в Антарктиду?»
Л.Тюхтяев
―
В Антарктиду бы, конечно, не улетели – не притворяйтесь неграмотным – у всех есть интернет. Движение ветра нам предсказывают погодные мастера. Компьютерные предсказания погоды, сейчас использование спутников и суперкомпьютеров продвинулось очень далеко. Это, наверное, и явилось одним из факторов нашего успеха. То есть за 15-20 лет очень сильно продвинулась вперед метеорология. Но и все равно у нас было два фальстарта. Нам говорили: Все нормально – летите. Мы начинаем работать. Группа готовит балласт, сутки работает – уже готовы. Приезжаем на старт – нет, не гарантируется: после Гавайев ветер останавливается. А пять часов назад такого не говорили.Вторая попытка –тоже отменили. У нас же две отмены старта было. Опять все годится - вся пресса на рогах. Сутки работают люди на ветру. Там ноль градусов – люди простужаются, работают из последних сил. Опять приезжаем – здрасьте! - наполнения не будет. Почему? Потому что подходит сильный дождь. Гарантировано после сутки полета падаем в океан. Где были самые лучшие в мире умы? - и, кстати, дорогие очень метеорологи - кудесники, эти люди, водили через океан шары до нас. Вдруг откуда не возьмись появился этот дождь. Не было предсказано.
И вот уже третий раз – мы понимали, что могу ошибиться всякие люди – третий раз мы взлетели, и опять у нас остановился ветер. Не предсказано – остановился ветер. Вот, почему мы шли двое суток - в Мексику уклонялись. Уже совсем без балласта, уже все, что можно и нельзя скинули. Вот просто собираешь все и скидываешь реально. У меня осталось два компьютера, два телефона и паспорт – вот, что у меня осталось.
А.Плющев
―
То есть вы личные вещи выкидывали?
Л.Тюхтяев
―
Конечно. Личные вещи. Отвинчивали детали, отработанные аккумуляторы. Детали от шара отвинчивали, печку сбросили. Ну сбросили все. Как у Жюль-Верна: все за борт!
А.Плющев
―
Мусорящая экспедиция, получается?
Л.Тюхтяев
―
Ну, получается, что немножко – да. Но то, чем мы пользуемся, оно и вышло со дна океана, весь этот песок, который мы скинули – он из океана и взялся. Поэтому просто вернули земле то, что принадлежит ей, и океану вернули. Поэтому он и пропускал дальше – я вот так думаю.
А.Плющев
―
Интересный подход, да. Вот, когда я буду мусорить, я все время буду об этом думать…
Л.Тюхтяев
―
Так что погоду, в общем, мы предсказывали, так что в Антарктиду бы не улетели. Опасались грозы и опасались остановки ветра, но вот она, к сожалению, произошла.
А.Плющев
―
Спрошу просто, а как управление происходило аэростатом, если ветер его гонит?
Л.Тюхтяев
―
В среднем, чем выше, тем правее, но это в среднем. Не всегда так. То есть мы держим высоту, а общем, ветер гонит – держись этом ветре. Тебе погодники говорят: Держись в этом уровне высоты – тебя приведет вот туда-то. Но в принципе они не ошибались. Был только один случай, расскажу вам…
А.Плющев
―
То есть только меняя высоту.
Л.Тюхтяев
―
Только меняя высоту. Там мы летим по ветру со скоростью ветра. Максимальный был по GPS, помню: 134 километра час. Ожидали, кстати,200-250 будет, но нет – в большой ветер не попали…
А.Плющев
―
Ощущается скорость как-то там?
Л.Тюхтяев
―
Не ощущается. Там же мы находимся в потоке ветра, поэтому ощущается только, когда ты в переменчивый ветер входишь, когда ветер меняется – чуть-чуть ощущается. А так, в общем не ощущается.
А.Плющев
―
А турбулентность же бывает?
Л.Тюхтяев
―
Бывает, но у нас, слава богу, не было. Нам надо держаться от турбулентности. Очень большой шар, очень трудно управляемый, поэтому нам нужен был только ламинарный поток, в нем и старались держаться.
С.Шеварднадзе
―
Я все о вечном, простите, пожалуйста. Мне посчастливилось общаться со многими астронавтами и космонавтами, и очень многие их них сказали, что «знаете, мы никогда не верили в бога, но в тот момент, когда мы попали в космос – ну у них там что-то переклинило, говорят – мы поверили в бога». Когда вы летите в воздушном шаре, вы надеетесь только на себя, на то, что океан будет благосклонен к вам? Потому что, вы же сами говорили, что не все было гладко.
Л.Тюхтяев
―
Во-первых, надеюсь на друга, как в песне: «Если друг оказался вдруг…». Я же не один летел, а мы летели вдвоем. Надеюсь и на команду, надеюсь на предсказание погоды, надеюсь на те советы, которые нам дают, и на людей, которые сделали шар, снарядили его в полет. Я верил им. За всеми 50 человеками не проверишь – невозможно. Ну а самое крайнее, на что человек надеется в таких случаях – я думаю, каждый знает ответ на этот вопрос. Тот, кто знает, тот понимает, на кого и на что человек надеется. В общем, поддержка помогла и друзей и семьи, и слали, кто знал, эсэмэски, и в командный центр слали сообщения. И, кто имел возможность поговорить со мной. Казалось, подумаешь, они тебе скажут: «Держись, Леня! Мы в тебя верим» - ну, и что это изменит? Нет, оказывается, меняет, это действительно дает силы.
А.Плющев
―
Александр через Твиттер спрашивает: «А в чем подвиг-то? Системы дублированы. Слежение по спутнику. Еды вдоволь, - вы еще про связь тут рассказываете – пакеты за борт. Подвиг в чем?»
Л.Тюхтяев
―
Я и не говорю, что совершил подвиг, Александр. Если когда-нибудь представится возможность, если захотите, попробуйте. Я не говорю, что я совершил подвиг. Просто мы сделали то, что до нас не удавалось никому, и думаю, не доживу, что удастся.
А.Плющев
―
Вадим спрашивает, пишет: «Очень смелые люди. А как они проходят границу в полете?» Где был самый интересный маршрут?
Л.Тюхтяев
―
Когда мы улетали из Японии мы пошли – вот, знаете, как в аэропорту каждому проставляют штампик – а мы пошли в миграционный офис, и нам там поставили первый штамп: Вылет из Японии. Потом, когда отмена полета, мы пришли – отменили этот штамп. У меня три штампа в паспорте заграничном стоят: «Вылет отменен». И вот третий – совершился. То есть мы официально пересекли границу – были на таможне. Приходил таможенный чиновник, осмотрел наш шар, сказал, что таможня пройдена. В формуляр сделал запись.А в Мексике, честно вам скажу: за два дня пребывания в Мексике, паспорт у меня никто не спросил, хотя мы были… воздушное судно, которое выловил рыбацкий корабль, то есть условно говоря, упавшее в океан воздушное судно с бортовым номером, с планом полета. Казалось бы, должны были спросить – никто не спросил. Паспорт только при посадке в самолет там, в Америке…
С.Шеварднадзе
―
Прямо упали в океан?
Л.Тюхтяев
―
Ну, как упали… Приводнились, не то, чтобы упали. Приводнились довольно мягко.
С.Шеварднадзе
―
А какая реакция была у людей, простите, пожалуйста? Не каждый же день видишь, как приводняется воздушный шар.
Л.Тюхтяев
―
Мы приводнились, через полчаса прибыл рыбацкий корабль и взял нас на борт. Вот было так. Такая реакция была. Они понимали, в чем дело. Сначала они спросили – испанцы, – сколько человек нас в гондоле. Я сказал: Двое. Они сказали: Хорошо – кинули нам конец, мы перебрались на плот заранее до этого. Завели плот на корму и подняли нас на борт. Там все было просто.
А.Плющев
―
А они были предупреждены об этом?
Л.Тюхтяев
―
Они видели нашу посадку. Мы садились в бухте. Они просто видели: шар летит. Там район лова, там кораблей 20-30 в видимости было. Даже сразу два подплыло. Один, конечно, назывался «Санта Мария» - ну как рыбацкий корабль мог бы не называться «Санта-Мария», а другой, по-моему, «Паоло» назывался, который нас поднял. В гондоле было неожиданно фигово нам, потому что качало нас: шар не отстегнулся, как он должен быть отстегнуться – оболочка. И она должна была вертикально аккуратненько быть по волнам. На самом деле нас било об стенки. Я был весь избитый, у меня было больше ста синяков на мне. Надо сказать, самым критическим моментом это была водная часть, которая длилась полчаса, но ничего – бог миловал: мы живы, мы на месте. Хорошо.Был один острый момент… Вернее, острые моменты повторялись каждые 12 часов в среднем. Я посчитал: каждые 12 часов - боевая тревога. Про все не успею рассказать. Один момент расскажу. У нас строго соблюдается такое правило, и все, кто летают на дальние дистанции, по двое обычно летают – есть строгое правило: того, кто спит – его не будить. Его будить можно только в крайнем случае: ну если падаем, если какая-то катастрофа случилась. И вот я сплю – моя смена была спать – вдруг мне Трой говорит: «Вставай! Быстро давай Вставай!»
А.Плющев
―
И на самом интересном месте мы сейчас прервемся на краткие новости и рекламу. Напоминаю, Леонид Тюхтяев, путешественник, президент Федерации воздухоплавания России здесь у нас в эфире. Присылайте свои вопросы. Телефон для sms: +7 (985) 970 45 45, аккаунт vyzvon в Твиттере.НОВОСТИ
А.Плющев
―
«Своими глазами». Здесь Александр Плющев, Софико Шеварднадзе, Леонид Тюхтяев, путешественник, президент Федерации воздухоплавания России. На воздушном шаре через Тихий океан - об этом наш рассказ сегодняшний нашего гостя. И я прервал вас на самом интересном месте, Леонид, как будили…
Л.Тюхтяев: Мы приводнились, через полчаса прибыл рыбацкий корабль и взял нас на борт
Л.Тюхтяев
―
Да. И вот меня разбудил Трой. А для пилота, который понимает, в чем дело, он понимает, что, например, произошло что-то чрезвычайное. Так секунд пять в таком обалдении, потому что со сна. Что такое? И сразу смотришь на высотомер: что, падаешь или что иначе должно быть, или дождь, или гроза?Что-то должно нехорошее случиться. Нет, - говорит, - вот нам есть 10 минут на решение. Есть три дороги, как в сказке про рыцаря. Одна – пробиваться на север к Канаде, но там холодный фронт мешает. Он проходит вперед нас, и мы будем медленно-медленно и без гарантий все-таки дойдем, может быть, до Канады за день. Мы так и хотели: к Ванкуверу и чуть подальше дотянуть, в штат Монтана куда-то и сесть. И так надеялись. Нам, собственно, лететь-то было там полдня с той скоростью, которая была. Но скорость падает. Вот, на север.Второй путь – это поворачивать на Мексику, и нам казалось, это тогда страшно и невозможно. И без гарантий, что довернем на Мексику, вдоль США уходить на юг. А скорей всего, может быть, и третий путь. Если вы не удержите точно управление этим вторым путем, то обратно в океан, и это уже, в общем-то, большой привет.
Мы подумали, что, наверное, лучше иметь инцидент, так скажем, в 500 километрах от берега, но рядом с Америкой и Канадой, чем иметь инцидент в 200 километрах от берега, но рядом с Мексикой. И решили тогда мы и сказали, что будем пытаться поворачивать на север. И часов 8 мы пытались и не смогли на север все-таки. Потеряли зря газ, потеряли балласт, и нас завернуло туда, на мексиканский путь. Настроение было не очень, я вам скажу. Мы посматривали друг на друга настороженно и на курс смотрели настороженно, как у нас все это получается.
С.Шеварднадзе
―
То есть вы все-таки боялись, да?
Л.Тюхтяев
―
Мы не боялись, но мы были притихшие и настороженные. Тогда, я помню эту ситуацию, мы не особенно шутили. Так, конечно, в основном с юмором относились ко всему в течение полета. И как раз в это время жена моя и дочь уже были в Лос-Анджелесе. Они прилетели нас встретить. И мимо Сан-Франциско, Лос-Анджелеса мы пролетали. «Как, - говорят, - не получается?» Я говорю: «Нет, не получается». Уж на всех высотах мы смотрели к берегу ветер – не получается. И два дня нам предстояло идти. Всего 6 мешков балласта. Вообще, кто хоть чего-то понимает, 6 мешков балласта океан может съесть за полчаса, за час, за два часа, за полдня. Но два дня…Мы летели. На что мы надеялись – я не знаю, на что мы надеялись. Что будет доворот. Нам, правда, говорили, что будет доворот через два дня, доворот к берегу, к Мексике, и что там будет отличная, прекрасная погода. К тому времени, к концу пути уже, по-моему, вся воздухоплавательная общественность и все квалифицированные погодники мира считали нам погоду, а не только наша команда. Они слали в командный центр свои расчеты, и нам этим сильно помогали, потому что окончательное решение принимает пилот. У нас было очень много информации. Мы звонили, консультировались, в общем, информация у нас была. Информация в основном была такая: «Вы только дотяните до Мексики, а там будет отличная погода, и там дальше уже все будет нормально: хороший мягкий ветерок к берегу и все».
И вот идем мы, идем день, два, потихоньку скидываем весь балласт. Уже на какие-то углах нет вообще балласта. Шесть мешков, пять с половиной мешков. Уже четвертями мешков стали мерять. Ботинки какие-то скидывали, вещи какие-то, ящики, аккумуляторы скинули все, ну кроме двух: один аварийный, второй – на котором работали. Воду скинули всю. Мы на три недели воды брали. Понятно, мы оставили себе буквально по нескольку литров, литра два или три оставили на крайний день.
И вот, скидывая очередное – я сидел в гондоле в это время, Трой был наверху, и я все, что можно отсоединял и с целью за борт – отсоединил, потом нет – смотрю: это же наши фонари. Не-не – обратно их присоединил. И тут мне говорит Трой сверху: «Слушай, вспышка, гроза». Я говорю: «Да нет, это я тут фонарики отсоединил, потом их обратно присоединил. Это наши фонарики». Он говорит: «Нет, Леня, эта не наши фонарики. Ты выгляни». Я выглянул из люка – и там, как атомный взрыв гроза. Верх у нее на 18 километрах – никогда ты ее не перелетишь. И мы идем прямиком к ней. Правда, видать, она-то нас и довернула к берегу, но мы половину крайней ночи шли вдоль грозы. А гроза не должна быть рядом, чтобы убить такой шар. Она может его убить километров за 50, за 70. И вот вокруг нее ходят волны, они невидимые, но они ходят вверх-вниз в атмосфере. Долго объяснять, но это факт, поверьте.
И вот начало нас кидать. На 5 километрах с трудом дошли до 3 километров, несколько часов снижались. И потом за пять минут всю эту нашу работу порушил опять термик. Ночью термик опять выкинул нас на 5. Я-то занят был тем, что отвинчивал всякие детали и сбрасывал их. Аккуратно, причем надо было сбрасывать, чтобы другое чего не сбросить. Все это на высоте. И крайняя ночь… мне казалось это несправедливым: нам обещали хорошую погоду, а мы шли вдоль грозы. Потом она стала действительно распадаться и как-то уходить.
Но крайний подход уже наш к берегу – облака явно дождевые. Протыкали облака. Правда, слава богу, не набрали дождя, потому что как-то между облаками умудрился Трой вести. И смотрю: приближаемся уже к океану, к поверхности. Я был наверху в это время, работал с балластом. Трой внизу, на приборах: «Все, - говорит, - мы сейчас коснемся». Выпустил гайдропы – длинные по 50 метров гигантские два каната, - они помогают нам мягче сесть на воду, ну и на землю тоже они выпускаются. И смотрю: коснулись мы уже воды. Позвонить жене успел, что мы коснулись воды, что вроде как мы в безопасности. Но тут началась, я считаю, самая опасная часть нашего пути, но слава богу, она окончилась нормально.
А.Плющев
―
Это, когда шар не отстегнулся.
Л.Тюхтяев
―
Да, да. Были какие-то вопросы. Может быть, мы сами плохо подготовились, может быть, еще чего-то. Но в итоге все кончилось хорошо, и я могу сказать, что на бога ли я надеялся или на своего второго пилота… второго или первого – не важно, какого – мы оба пилоты. Я надеялся на него, а его дал мне бог – вот так вот. Он виртуозно привел шар к берегу. Не думаю, что кто-нибудь второй сумел… Мы посменно вели, но как именно пилот, пилотирующий данный аэростат, он был лидером. И он привел шар к берегу. И то, что мы уже там плюхнулись в районе рыбацкий судов – все равно бы нас достали. Через 20 минут после рыбацкого корабля приплыла уже лодка с нашими, которые встречали. Достали бы через 20 минут они нас. Так что, в общем-то… Главное, что он привел нас из глубины океана сюда, к мексиканским берегам, за что ему огромное спасибо.
А.Плющев
―
Маленький момент технический. Вы набираете высоту, сбрасывая балласт, а теряете ее…?
Л.Тюхтяев
―
У нас есть клапан – такая веревка, тянущаяся туда, наверх – он выпускает газ. Или теряем неконтролируемо, если вдруг обледенение.
А.Плющев
―
Нет, я имею в виду именно контролируемо.
Л.Тюхтяев
―
Именно контролируемо – спускаем гелий.
А.Плющев
―
У меня есть целый тут ряд меркантильных вопросов. Начну издалека. «Что за команда готовила полет и с какой стороны? – спрашивает Аня?»
Л.Тюхтяев
―
Изначально шар готовили американцы. Шар изготовлен в Америке. Конструктор шара американец. Изготовлен в Америке. Шар сделал из полиэтилена. Гондола сделана в Америке, в Альбукерке – это город, столица мирового воздухоплавания. Стартовая команда в основном японцы. Это человек 40-50. Стартовали мы из Японии, из города Сага. Благодарен безмерно японцам, потому что аккуратные исполнительные люди. Кроме того, там очень сильное комьюнити воздухоплавательное. Все, кто нам помогали – это все были с пилотской квалификацией: пилоты, тренеры, члены команд воздухоплавательных. Это очень важно, потому что посторонних там быть не должно. Должны все понимающие быть.Я присоединился к этой команде уже крайний год, потому что в свое время проект был приостановлен у них. Мы переименовали проект, доделали кое-чего. Очень много изменений внесли и в гондолу и в идеологию полета. И, соответственно, этот проект уже назывался «Два орла» специально, потому что два орла – это гербы наших государств. И «Орлом» назывался предыдущий шар, который 30 лет назад летел и сумел перелететь океан, «DoubleEagle» он назывался – «Двойной орел». Ну а мы типа, как два орла… Вот тоже так получилось, наш проект «Два орла» тоже…
А.Плющев
―
Вы сказали, что спонсоров не было, и слушатели тут интересуются: «А кто же тогда оплатил все это опасное удовольствие?»
Л.Тюхтяев
―
Я вложил свои личные деньги, и на этапе уже завершающего года подготовки, это были мои личные деньги. До этого, я так понимаю, это были деньги тех, кто готовил этот полет. А коммерческих спонсоров у нас не было. У нас флаги государств: российский, США. Герб моей команды: «Русская фабрика рекордов» - это наша команда, которая давно уже существует. Она такая, может быть, не очень формальная. Это некоммерческая команда, которая занята тем, что ставит рекорды воздухоплавания. У нас их очень много. И там были еще логотипы: Федерация воздухоплавания Америки. Баллонный клуб города Сага, Баллонный клуб города Альбукерке. Коммерческих логотипов у нас не было.
С.Шеварднадзе
―
Но можно просто спросить, если это возможно, во сколько обходится такая поездка? Это очень интересно.
Л.Тюхтяев
―
Вы знаете, мы не в бухгалтерии же с вами находимся. Если сейчас кто-то захочет повторить это дело, это обойдется ему без гарантии, кстати, не то что результата, а без гарантии, что это дойдет до точки старта – это обойдется, думаю, в полтора-два миллиона долларов, мне так кажется.
А.Плющев
―
То есть это необходимые минимальные вложения.
Л.Тюхтяев
―
Они не гарантируют даже прибытие на точку старта, я не говорю, на точку финиша. Потому что, я сейчас консультирую следующий проект. У меня часто спрашивают: чем я дальше займусь. Я консультантом буду. Я обещал семье не летать больше через Тихий океан. И Трой обещал свой семье не летать больше через Тихий океан. Мы были на краю гибели, наверное, около десяти раз. Я не хочу говорить, что это подвиг. Товарищ, который спрашивал, если иногда приходится ему… правда, если он только марафонец – если приходится за троллейбусом или автобусом рвануть, в момент, когда он вскакивает в автобус, у человека пульс 120 обычно бывает. Пульс 120 у нас был 6 суток непрерывно. Вот, непрерывно. Шесть суток под кислородом. Повторить этого я бы не хотел. Это опасно для здоровья, это опасно для жизни. Под конец, если с нормальной медицинской точки зрения, мы, конечно, были явно неадекватные и переуставшие люди.
А.Плющев
―
Ну, может быть, еще не все наши слушатели знают, но некоторые спрашивают о том – вы же являетесь еще председателем совета директоров «Судостроительного банка», у которого была отозвана лицензия тут.
Л.Тюхтяев
―
Я понял ваш вопрос. Да, лицензия была отозвана в понедельник, как это общеизвестно, соответственно, в данным момент я уже не являюсь таковым – председателем совета директоров. Раньше являлся в течение 15 лет.
А.Плющев
―
Тут просто я, когда готовился, читал «Ленту.ру». Один из абзацев я процитирую: «25 января председатель совета директоров банка и его крупный собственник вместо того, чтобы спасать банк, отправился покорять мировой рекорд по дальности полета на воздушном шаре. Рекорд он покорил – банк потерял». В самом начале здесь был вопрос о том, как вы собираетесь возвращать деньги вкладчикам. Вот один человек пишет: «Я доверил вам все свои сбережения».
Л.Тюхтяев
―
Я доверил тоже банку все свои сбережения и попал вместе со многими вкладчиками в такую ситуацию, что в Японии нам нечего было платить не то что команде, а за гостиницу, за билет. Мне в итоге жена деньги привозила в Америку, потому что карточки у меня отказали. У самого и у всей семьи отказались тоже – надеюсь вернут – деньги, которые в пределах суммы гарантирования. Так что этот момент был для меня неожиданным – остановка выплаты вкладов. Был моментом неожиданным. Это я специально ответил, чтобы к этому вопросу больше не возвращаться, потому что фамилия моя, конечно, связывается с банком…
А.Плющев
―
И вы же собственник. Вы не просто там председатель совета директоров.
Л.Тюхтяев
―
Да. Это значит, что я вложил много лет назад, еще в 90-х годах свои деньги еще и в банк, а получил в ответ ноль.
А.Плющев
―
Там была история. У вкладчиков же вклады гарантированы государством, и недавно была планка поднята вдвое – до миллиона 400.
Л.Тюхтяев
―
Да, было 700, стали миллион 400.
А.Плющев
―
А у юридических лиц – нет. И среди них много благотворительных организаций, в том числе, которые просто потеряли свои деньги. Люди жертвовали деньги на благотворительные нужды. Они потеряли, к сожалению.
Л.Тюхтяев
―
Вместе с теми людьми, кто потерял ¬ это большая, огромная проблема – и вместе с этими людьми я надеялся, так скажем, на исход другой. Тот, который решен сейчас исход – это данность, факт. Мы сейчас с вами находимся в этой реальности. К сожалению, произошло так. Говорить о том, что я лично не брал ни у кого денег и не вкладывал деньги банка в этот проект – конечно не вкладывал. Лично не брал. Кредиты в банки никогда не брал за 15 лет на должности в этом банке. Не возвращенных каких-то средств или кредитов в банк не имею ни я, ни моя семья. Никогда ни копейки в банке никогда кредитов не брали. Это, конечно, будет слабым утешением, но я потерял тоже. Но это реальный факт.
А.Плющев
―
Надо сказать, вам еще во многом повезло, надо сказать. В похожей ситуации – не скажу в аналогичной – у банкира Глеба Фетисова серьезные проблемы…
Л.Тюхтяев
―
Не знаком с банкиром Глебом Фетисовым, не готов сейчас эту фамилию обсуждать.
А.Плющев
―
Я вам не предлагаю как раз обсуждать. Я предлагаю вернуться к вашему полету.
С.Шеварднадзе
―
Я хочу, да, воздухоплавание обсудить. Мне интересно, может оно когда-нибудь стать коммерческим, как, например, в космос могут теперь летать люди, которые могут это позволить?
Л.Тюхтяев
―
Есть планы. Есть планы делать интернет на весь мир при помощи дирижаблей беспилотных или воздушных шаров. Есть планы, по-моему, у Брэнсона. Есть проекты, которые просто за счет спонсоров живут, так скажем. Но это не коммерческое воздухоплавание, а использование воздухоплавания в целях… крайних два года пишут, может быть, даже Google заинтересовался проводить интернет. Такие вещи были. В деталях не силен, не знаю.
С.Шеварднадзе
―
Я не про это. Я про то, что взяли бы вы, например, какого-нибудь туриста, который бы заплатил большие деньги за то, чтобы пролететь вместе с вами и с вашим напарником.
Л.Тюхтяев
―
В такой полет – нет. Меня спрашивали, допустим: «Вот Трой – он тебя, наверное, прокатил за деньги?» Если бы он хотел заработать деньги, он бы взял, выпросил у спонсоров, например, миллион долларов. Положил бы с собой в гондолу миллион долларов и полетел бы один – наверное так.
А.Плющев
―
Наклеечку взял на шарик.
Л.Тюхтяев
―
Наклейку, плакат и так далее. Мы летели, еще раз подчеркиваю, с государственными флагами, флагами своих регионов. Коммерческих логотипов у нас не было. Я бы не полетел. Не знаю, может быть, кто-нибудь другой полетел с коммерческим пилотом туристом. Больно уж опасно. Не полетел бы, не взял бы такой грех на душу – брать человека за деньги в такой смертельно опасный полет.
А.Плющев
―
Сколько у вас по времени заняла вся подготовка от начала до конца? Всего проект, не толькоу вас…
Л.Тюхтяев: Таких полетов в моей жизни больше точно не будет. Такое бывает раз в жизни
Л.Тюхтяев
―
Вы знаете, всю жизнь заняло. Как-то тут однажды приехали ко мне ребята какие-то: «Мы журналисты. Мы из города Усть-Илимска. Вы даже не знаете, наверное, такого города». А я им в лоб без Google назвал долготу и широту. Я ошибся меньше, чем на градус. Было такое. То есть готовился всю жизнь. Всю жизнь изучал географические карты. 20 лет летаю. Все время думаю о чем-то. Наверное, зачем-то 50 лет назад –я был пацаном – мне отец подарил Атлас остовов Тихого океана, большой такой, гигантский еще советских времен. Вот, зачем это было? Наверное, зачем-то.
С.Шеварднадзе
―
А это что: это хобби, это профессия? Один раз попадешь на воздушном шаре в небо и больше нет возврата…
Л.Тюхтяев
―
Это не наркотик, не всех это затягивает. Некоторые, наоборот, один раз слетали… Я много кого катал на шаре. Не на таком, а просто на таком шарике, на котором можно покататься в Подмосковье – кстати, очень интересное занятие. Советую всем набрать в интернете: «Покататься на воздушном шаре» - и выпадет… Наши друзья катают. Прекрасные пилоты у нас российские. Катают красиво, приятно, безопасно под Москвой. Все можете слетать.
С.Шеварднадзе
―
Но вы к этом относитесь, как к профессии или как к хобби скорее всего?
Л.Тюхтяев
―
Нет, это не профессия, потому что мне за это никто не платит. Это больше, чем хобби. Я думаю, что это образ жизни. Это моя жизнь. Многие часы уходят на подготовку, на расчеты, кстати, анализ каких-то ситуаций, ознакомление с опытом предыдущих экспедиций. Приходилось и читать и наизусть изучать эти книги – вот тех, кто летал до меня. Я думаю, что это образ жизни. Для меня небо – это образ жизни.
С.Шеварднадзе
―
А вы когда-нибудь задумывались, что, может быть, это какой-то неоправданный риск, особенно, когда никто вам за это не платит, а вам приходится свои собственные деньги в это вкладывать.
Л.Тюхтяев
―
Нет, смотрите, риск и деньги – это разные вещи. Причем здесь деньги и риск?
С.Шеварднадзе
―
Нет, я говорю про совокупность.
Л.Тюхтяев
―
Скажем, вот тебе миллион долларов – прыгай с балкона! Ну не прыгнешь вещь, если не идиот полный.
С.Шеварднадзе
―
Я говорю про совокупность вещей.
Л.Тюхтяев
―
Деньги – это деньги, а риск – это риск. Это разные вещи. Ну вот, 20 лет летаю. Есть у меня тоже много мировых рекордов и рекордов страны. И тоже бывало всякое в жизни. Но вот пока сижу живой перед вами. Как говорят: «Пилот жив – значит, пилот прав». Это не я опять же придумал. Это авиационная расхожая фраза такая, штамп, можно сказать. Но ведь это правильный штамп: «Пилот жив ¬ значит, пилот прав», значит до этого все риски рассчитывал.
С.Шеварднадзе
―
А в воздухоплавании есть какие-то возрастные ограничения, или пока здоровье позволяет?
Л.Тюхтяев
―
По-моему, с 16-лет дают лицензию спортивную, если не ошибаюсь – может быть, с 18-ти. Коммерческую лицензию дают, по-моему, постарше. Я, кстати, в этот спорт пришел – мне 40 лет было. Я выбирал спорт, с которым могу… У нас вот есть Михаил Аврумович Найдорф – прекрасный пилот, хороший человек, 75 лет – дай бог ему здоровья – летает! Летает Амрумович. И летают люди в нашем спорте… Я просто, единственно, почему мы в этом году решились лететь – вот такие циклы, они раз в 8 лет бывают: минимум грозовой активности в Тихом океане. Мне сейчас 59, через 8 лет мне будет, допустим…
А.Плющев
―
67.
Л.Тюхтяев – 67
―
многовато. Уже в таком возрасте в такие полеты не летают. А просто летать с друзьями где-то в Подмосковье – еще надеюсь, еще полетаю. И вас приглашаю в полет.
А.Плющев
―
Спасибо, но описанные вами трудности, надо сказать, заставляют задуматься, прежде всего.
Л.Тюхтяев
―
Нет, у нас хороший будет полет, без эксцессов. Шампанского возьмем.
А.Плющев
―
Да, кстати, это хороший вопрос. Вы брали с собой спиртное?
Л.Тюхтяев
―
Мы брали с собой бутылку шампанского, которое надеялись выпить не в полете, конечно, во-первых потому что там спиртное и действует совсем не так. Конечно, никаких антидепрессантов мы не употребляли. Правда, мой друг RedBullпостоянно пил, и крайнюю ночь я тоже выпил – после этого две ночи не спал.
С.Шеварднадзе
―
А как алкоголь там действует, простите?
Л.Тюхтяев
―
Алкоголь плохо действует. Не пробовал и не собираюсь пробовать в экстремальных полетов алкоголь. А мы хотели ее выпить уже на посадке. Но потом, когда у нас окончилось приводнение, нам уже было не до шампанского. Но, говорят, гондолу уже привезли с этого рыбацкого корабля сгрузили на берег. Проверили – вроде там шампанское цело. «И при следующей наше встрече, – он говорит, - привезем, да выпьем ее с тобой». Вот как-то так. Но там, в полете не пьем спиртное строго. Не приходит в голову.
А.Плющев
―
А там, вообще, все по часам? В смысле еда по часам…
Л.Тюхтяев
―
Нет, когда есть время. Когда думаешь: позавтракаем? Ну, давай позавтракаем – достаешь ящик – скушал какую-нибудь морковку, яблочко скушал, йогурт. Не много там ели. Не делали из еды культа.
А.Плющев
―
Тут Дмитрий спрашивает: «Будете ли писать книгу о своем путешествии?»
Л.Тюхтяев
―
Книгу уже начал писать. Может быть, кто-то знает, что я писатель. С текстами работать умею, книгу уже делаю, книга будет. Не знаю, найдется ли издатель, но книга будет точно. А если издатель не найдется – в Фейсбуке буду выкладывать главы. Пока что в Фейсбуке фотки выкладываю – народу нравится. Ставят лайки.
А.Плющев
―
Сколько вы гигабайт фотографий-то привезли?
Л.Тюхтяев
―
Немного. Около 150 фоток. Там по гигам, не знаю сколько…
А.Плющев – 150
―
это ерунда. Из Подмосковья больше привести…
Л.Тюхтяев
―
Немного. Сейчас ребята делают фильм. Говорят, интересно. Ну, не знаю… Монтируют сейчас ребята. Я не разбираюсь. Они мне дали пару камер GoPro и говорят: «Кнопку нажимай – будет все нормально». Я кнопку нажимал. Камеры спас: не промокли они, ничего. Вот сейчас монтируют. Будет фильм, значит, он выйдет.
С.Шеварднадзе
―
А, сколько надо сейчас отдохнуть, чтобы еще раз полететь, может быть, не через Тихий океан?
Л.Тюхтяев
―
Таких полетов в моей жизни больше точно не будет. Такое бывает раз в жизни. Вот раз в жизни женился удачно 40 лет назад – такое со мной было раз в жизни. И вот этот полет – раз в жизни. Мне хватает. И на самом деле еще чувствуется усталость. Но так просто прокатиться на шарике я готов хоть сейчас, а вот какие-то большие полеты… Есть задуманные и подготовленные и шары и дирижабли для мировых рекордов, Но так просто прокатиться на шарике я готов хоть сейчас, а вот какие-то большие полеты… Есть задуманные и подготовленные и шары и дирижабли для мировых рекордов, но, так скажем, для небольших. Надеюсь их совершить. Чемпионат мира надвигается в этом году и по дирижаблям и по газовым аэростатам. Надеюсь принять участие от сборной России.
С.Шеварднадзе
―
И в завершении такого уникального путешествия какое-то опустошение наступает, когда что-то большое закончилось, или наоборот, облегчение?
Л.Тюхтяев
―
Нет. Облегчение и расслабон такой нормальный. И кроме того меня уже встречали жена, дочка приехала. И, вообще, как там нас встречали, вы знаете! Я не знаю, конечно, подвиг или нет, но нас в аэропорту встречало человек 500, из них половина - с российскими флагами. В Америке, в аэропорту. Объявили в штате Нью-Мексико праздник День «Двух орлов». Конгресс штата голосовал. Там русских флагов было в аэропорту – как в Крыму. Я не шучу. Зачем-то люди пришли? Никто не платил, никто не снимал с работы, не говорил: «Митинг. Встреча пилотов. Всем прогул поставлю, кто не придет!» Люди приезжали из других штатов, люди со знаменами российскими подходили, автограф брали. Говорит: «Вот на майке напиши, где хочешь напиши – на спине». Люди подходили, было приятно.
А.Плющев
―
Спасибо большое! «Своими глазами». В этой программе у нас был Леонид Тюхтяев, путешественник, президент Федерации воздухоплавания России. Спасибо и до свидания!
Л.Тюхтяев
―
Спасибо, спасибо большое!