Андрей Кончаловский - Своими глазами - 2015-01-14
О.Журавлева
―
Программа «Своими глазами», Ольга Журавлева ведущая, Андрей Кончаловский – наш гость. «Своими глазами», или даже на своей шкуре – хотела бы сегодня с вами поговорить о том, что вы, как художник, Тоже можете через себя пропустить. Во-первых, как вы понимаете, вот эту акцию, которая проходит не только во Франции, Но происходит и в России, но в России она имеет особый смысл - «Я тоже Шарли». Одни выступают, что я с ними, другие объясняют. Почему не могут быть с ними. Вы в какой группе находитесь?
А.Кончаловский
―
Я вне групп. Я не могу так говорить, ты с нами, или против нас. Это слишком было бы упрощенно. Для французов эта проблема очень незнакомая. В принципе, терроризм во Франции не был таким явным, как это было в России, у них не было чеченской войны. Не было в силу того, что Россия, во-первых, пережила, во-вторых, что у России все-таки большая популяция мусульманского населения, которая органически вплетается в нашу ойкумену.Как в свое время Ключевский сказал, что русскому проще договориться с татарином, чем с поляком. Поэтому у нас особые отношения с этим миром. Трудно себе представить, насколько далеко отличается французская ментальность от сознания человека мусульманской культуры, которая очень религиозна. Культура сама по себе основана на истовой вере.
О.Журавлева
―
Вы здесь видите конфликт. Связанный с верой, или с чем-то еще? Противостояние между чем и чем?
А.Кончаловский
―
Была знаменитая работа Хантингтона, которая называется «Столкновение цивилизаций» в 90-е годы. Над ним тогда посмеялись, критиковали, говорили - что, какой мультикультурализм? Но в начале 90-х г. Он написал замечательную работу, которая говорит о том, что Третья мировая война будет между христианством и мусульманским миром, исламом.И он был недалёк от истины. Потому что в принципе Западный мир гораздо более агрессивен, чем ислам. Он просто этого не замечает. Агрессивность западного мира это попытка навязать всем те ценности, которые Европа считает универсальными – ошибочно. Потому что европейские ценности не универсальны, они локальны. И это очень важно. То есть, сейчас вообще авангард западного мира – это Америка. - «Кока-кола», джинсы и короткие юбки и «Макдональдс» - это, грубо говоря, то, что все должны иметь, - ну, это же рынок, и идеология это рынок.
Очень умный человек историк Булдаков, написал в своей статье, что все фундаменталистские движения родились как реакция на агрессивную доминанту давления западной идеологии. Знаете, около пирамиды Хеопса я не мог купить простой воды, - везде была «Кока-кола», только в одном месте я нашел просто воду. Это серьезно. Мы об этом не думаем, но давление Запада и мы испытываем огромное, идеологическое.
О.Журавлева
―
Когда вы говорите об идеологическом давлении, я это могу понять. Но когда речь идет о доминировании экономическом, которое влечет за собой идеологическое доминирование…
А.Кончаловский
―
Оно идет вместе – глобальный рынок.
О.Журавлева
―
Так что мешает у пирамиды Хеопса властям Египта организовать все так, как им удобно? Есть страны, где запрещена Барби или «Макдональдс».
А.Кончаловский
―
Вот в этом сила рынка. Тогда начнется патернализм, это довольно сложные вещи.
О.Журавлева
―
То есть, у нас нет денег, чтобы запретить «Макдональдс»?
А.Кончаловский
―
Можно и так сказать. Но почему запретить? Тут сложнее все. Мы вообще видим только вершинку. Посмотрите, например, - как что, - все поют на английском языке у нас.
О.Журавлева
―
У нас такого нет.
А.Кончаловский
―
Нет, у нас тоже ведь давление огромное. Все хотят, чтобы у нас было «как у них». А почему как у них?
О.Журавлева
―
По-моему, сейчас наоборот. Очень многие в России хотят, чтобы было как при советской власти, совсем даже не «как у них». Поэтому,
А.Кончаловский
―
Ну, многие. Это понятно - советская власть давала гарантированную нищету и гарантированную стабильность. Сейчас вот уже 25 лет все идет в другом направлении – сначала пошло вразнос, потом – мы вообще живем в очень интересном мире, я считаю.
О.Журавлева
―
Возвращаясь к Франции – для вас здесь есть проблема свободного высказывания, наступления на свободу слова?
А.Кончаловский
―
Нет. Для меня – нет.
О.Журавлева
―
А что это, акт против чего?
А.Кончаловский
―
Есть какие-то культуры, в которых есть какие-то святые понятия. Если оскорбить эту святыню, то с таким же успехом можно взять, как у нас уже было, экскременты, повесить на икону. Смысла в этом большого я не вижу, тем более что реакция все равно, - мы знаем, что реакция будет чрезвычайно жесткая. Потому что мусульманский мир относится к своему пророку как к недосягаемой вершине, ее трогать нельзя, вообще даже нет изображения. Откуда возникла изумительная арабская вязь письма?
О.Журавлева
―
Это известно.
А.Кончаловский
―
Это сложные вещи. Я не понимаю, чего можно достичь, делая карикатуры на Христа, на Магомеда или на Будду.
О.Журавлева
―
Есть разные мнения. С одной стороны, эти люди находятся во Франции, журнал, карикатуристы. Он существует в рамках французского законодательства. Они должны оглядываться на приезжих из Алжира, или кого-то еще? Они живут в республике, в не религиозном государстве. У них не существует закона об оскорблении чувств верующих -, который существует у нас. Должны они на это оглядываться?
А.Кончаловский
―
Думаю, да. Так же, как если бы я жил в коммунальной квартире с мусульманином – конечно. Мне было бы чуждо то, что он делает, возможно, я бы переехал, если бы он в праздник начал резать баранов..
О.Журавлева
―
Переехали, Но не обратились в полицию с требованием запретить ему резать барана?
А.Кончаловский
―
Здесь по-разному. Это каждый раз сложная вещь. В Дании большинство населения района потребовали через муниципалитет отнять у бабушки Рождественскую елку, которую она выставила на балконе, потому что это оскорбляла чувства большинства верующих района, мусульман.
О.Журавлева
―
Но это абсурд?
А.Кончаловский
―
Это абсурд, в данном случае я бы поставил еще и вторую елку. Но это не оскорбляет святынь. Речь идет о том, что некоторые вещи трогать не стоит. Это называется культурное уважение.
О.Журавлева
―
Хорошо, люди вели себя некультурно. А в результате - массовое убийство. Оно произошло из-за того, что они вели себя некультурно, или по другим причинам?
Я вне групп. Я не могу так говорить, ты с нами, или против нас. Это слишком было бы упрощенно
А.Кончаловский
―
А дальше идет неадекватная реакция. Но надо понимать, что такое ментальность сегодняшнего мусульманского человека, который еще к тому же политически очень направлен, и может быть, даже кондиционирован определенными силами. Надо понимать, откуда идет этот фундаментализм. Очень важно понять причинно-следственные связи.Если возьмете Микеланджело, великого художника, он писал Сикстинскую капеллу. Представьте себе, что бы было с ним, если бы он взял и вдруг написал вместо Христа некое чудище – что бы с ним было? Инквизиция, потому что в период Возрождения Италия достаточно эмоционально реагировала на такие вещи.
О.Журавлева
―
Другой вопрос, что бы было с ним, если бы он узнал, что обнаженные фигуры одели в приступе целомудрия нарисовали сверху одежды.
А.Кончаловский
―
Правильно. Кстати, когда он сделал «Давида», то Леонардо Да Винчи, который входил в художественный совет Флоренции, предложил на место его срамное пениса сделать золотую виньетку фигового листа из золота, и взялся за это сам сделать. На что Микеланджело сказал «никогда не позволю».
О.Журавлева
―
Вот здесь вопрос свободы художника. У каждого художника есть свои представление - мы не говорим о том, насколько художественны были карикатуры – это вопрос вкуса. Вы держали когда-нибудь в руках этот журнал?
А.Кончаловский
―
Я его знаю, там было несколько подобных журналов.
О.Журавлева
―
Вот я про художника. В какой момент художник должен наступить на горло собственной песне и сказать – вот этого я делать не буду, - например, - потому что у мусульман очень нежная психика и мне могут отрезать голову.
А.Кончаловский
―
Зачем голову? Я просто не хочу их оскорблять.
О.Журавлева
―
Не хочу оскорблять, или боюсь, что мне будет плохо?
А.Кончаловский
―
Вообще все это рядом. Художник всегда, в принципе, имеет какие-то цепи. Он обязательно должен иметь цепи. Художник не может быть свободен абсолютно и не должен быть даже. Вообще лучшие произведения всегда возникали во времена инквизиции, войн и чумы. А когда абсолютная свобода, то пока шедевров не так много.
О.Журавлева
―
То есть, вы полагаете, что все-таки самоограничение должно срабатывать на этапе творчества?
А.Кончаловский
―
Безусловно.
О.Журавлева
―
Для вас лично были такие моменты, когда вам говорили, что вот этого делать, показывать не стоит, потому что это кого-то заденет?
А.Кончаловский
―
У меня это было, у меня картины были запрещенные. Но они были запрещенные невинно.
О.Журавлева
―
Вы полагали, что невинно. А кто-то полагал, что есть вина.
А.Кончаловский
―
Конечно. Это была советская власть, тяжелая цензура, и картина была запрещена. Правда, там упоминался Сталин, когда его нельзя было упоминать. Но там не было ничего того, что могло бы оскорблять чьи-то чувства. Знаете, это очень тонко.
Западный мир гораздо более агрессивен, чем ислам. Он просто этого не замечает
Вообще все очень сложно в этом смысле. Потому что есть линия между тем, что является достоянием единственно человека. Вот он смотрит на себя в зеркало, голый, он себя рассматривает критично, не критично, но он должен быть один. Как только он будет знать, что на него кто-то смотрит, он будет себя по-другому вести. Вот эта разница между тем, что человек думает о себе, когда он абсолютно один, и когда на него кто-то смотрит. Художник в этом смысле, в принципе, всегда знает, что на него кто-то смотрит.
О.Журавлева
―
Интересно.
А.Кончаловский
―
Какая разница между сексом, эротикой в искусстве и порнографией?
О.Журавлева
―
С порнографией все происходит в реальном времени.
А.Кончаловский
―
В порнографии нет места воображению. А в эротике есть место, ты можешь довообразить себе гораздо больше, чем тебе могут показать. Вообще все искусство строится на том, что зритель соучаствовал и довоображал вещи – суггестивность такая – это самое необходимое.
О.Журавлева
―
Возвращаясь к французской трагедии и французскому протесту. Вы наблюдали это массовое шествие?
А.Кончаловский
―
Конечно. Я понимаю.
О.Журавлева
―
Это естественная реакция для Франции?
А.Кончаловский
―
Конечно, естественная. Не думаю, что Европа находится в очень счастливом положении. Потому что идеи мультикультурализма пока не подтверждают успешного шествия ни в Германии, ни во Франции, ни в Англии. Мне будет интересно смотреть, как будут развиваться.
О.Журавлева
―
Вы говорите, что Запад был навязчив со своими ценностями.
А.Кончаловский
―
Почему – был? Он и есть. И чрезвычайно агрессивен. Цивилизационное давление – вот смысл.
О.Журавлева
―
Хорошо, цивилизационно давил на условный Восток. Восток пришел на этот Запад со своими представителями, и теперь хочет, чтобы Запад вел себя уважительно по отношению к ним – это справедливо, или Запад не должен был пускать к себе бывшие колонии?
А.Кончаловский
―
Я не знаю ответов. Мы увидим это в ближайшие 5-7 лет, как дальше будет развиваться.
О.Журавлева
―
Но вы говорите, что мультикультурализм не работает.
А.Кончаловский
―
Не работает. Я не думаю, что возможно продолжать эту политику абсолютно свободной циркуляции цивилизационной, потому что, посмотрите, если 10 лет назад десятками тысяч измерялось, то сейчас уже сотнями тысяч. А при том, что творится сейчас в Северной Африке, этот возникший хаос, - надо подумать, прежде чем сказать, почему он возник. Но этот хаос, это цивилизационное движение с юга на север, в Европу, может оказаться просто - она может утонуть в количестве иммигрантов. А дальше будет интересно смотреть, куда будет двигаться политика. Потому что левая политика терпит крах, либеральная.
О.Журавлева
―
Значит, на смену ей должна будет прийти какая-то иная, возможно, правая, националистская, например?
А.Кончаловский
―
Понимаете, гниет не Запад, гниет либеральная идея.
О.Журавлева
―
А разве условный Восток, с которого бегут в таком количестве в Парижи, Лондоны – разве он не терпит крах? Почему эта цивилизация, которая так ранит и мешает жить в нормальном мусульманском мире, так привлекательна для такого количества людей? Многие едут туда не для того, чтобы там бросать бомбы, а для того, чтобы там жить счастливо?
А.Кончаловский
―
Конечно. Для этого можно посмотреть блоки Латыниной, она на эту тему очень четко высказывается – по поводу того, что либеральная идея, при которой всеобщее избирательное право, пенсии и пособия государство платит, огромное количество безработных, которые только рожают детей – возникает серьезная проблема. Потому что идея гуманизма не подкреплена деньгами. А деньги надо где-то занимать. Вот тут уже не выдерживает вся система – я согласен с Латыниной - система не выдерживает финансового напряжения. Обещают очень много на выборах, а потом для того, чтобы эти обещания выполнить, надо деньги занимать.
Агрессивность западного мира это попытка навязать всем те ценности, которые Европа считает универсальными
О.Журавлева
―
Это верно. Но есть еще момент, который меня коробит – увидев мгновенный протест против террора.
А.Кончаловский
―
Конечно, это террор. Как может быть иначе?
О.Журавлева
―
И люди с надписями «Я Шарли» говорят, что меня тоже ранили, я тоже жертва, я с жертвами вместе. Они не говорят – я тоже хочу рисовать похабные картинки.
А.Кончаловский
―
Ну, это придумано, это хорошо, это маркетинг-ход, это все прекрасно сделано и правильно, это выражение какой-то точки зрения людей, которые считают, что это возмутительно - я с этим могу согласиться. Вообще, в любом случае, убийство и террористический акт – это акт вандализма, это понятно.
О.Журавлева
―
Но тут мы встречаем людей, которые пишут очень много, что «кощунники поплатились справедливо», так и надо.
А.Кончаловский
―
ну, если обращать внимание на то, что пишут…
О.Журавлева
―
Нет, огромное количество направлений.
А.Кончаловский
―
А кто-то вообще радуется, но не будем об этом.
О.Журавлева
―
Мне показалось, что наше общество гораздо острее разделилось, хотя никто в массовом порядке не пошел поддерживать ни тех, ни других.
А.Кончаловский
―
Вы имеете в виду в пределах Садового кольца, или в пределах РФ.
О.Журавлева
―
Российской Федерации.
А.Кончаловский
―
Ну, что вы говорите, какую-то чушь несете? Родная моя, 98% даже не знают, что произошло. Разделилось? Какой-нибудь Алеша Тряпицин знает об этом? Это не общество разделилось.
О.Журавлева
―
Это его яркие представители.
А.Кончаловский
―
Есть определенная часть людей, политизированных, они и делятся. Ну, там полтора процента, как максиму.
О.Журавлева
―
То есть, не считается, общество отсутствует?
А.Кончаловский
―
Зачем это нашему обществу? Это ваши знакомые в вашем обществе, или кого вы обществом считаете.
О.Журавлева
―
Я вижу общество по вопросам к эфиру.
А.Кончаловский
―
Естественно, те, кто слушает или интересуется, когда Путин уйдет, или почему он должен остаться.
О.Журавлева
―
Но у нас была похожая ситуация с «кощунницами» в храме, которых посадили в тюрьму. И тогда, мне кажется общество достаточно активно реагировало, во всяком случае, было захвачено больше народа, чем французской трагедии.
А.Кончаловский
―
Я писал о том, что мы реагируем ближе к мусульманскому миру. У нас реакция более мусульманская, чем западная, мы в этом смысле не западные люд.
О.Журавлева
―
А мы должны быть западными людьми, нам это надо?
А.Кончаловский
―
Никто ничего не должен. Жизнь так сложилась. Мы восточная ветвь европейской цивилизации. Мы пока просто еще в другой эпохе живем. Мы живем в эпохе эмоционального отношения к религии, а не рационального. Как говорил Чехов - русский человек либо с Богом, либо отпадает от него и становится скотом. Либо святой, либо скот, - но это не моя, это знаменитая фраза Асакольдова.
Некоторые вещи трогать не стоит. Это называется культурное уважение
О.Журавлева
―
Александр: «Меня, как русскую женщину, оскорбляет сцена мастурбации в вашем фильме». А дальше предлагает, что с вами за это можно сделать. У вас были такие истории, когда вы считали, что фильму вашему это необходимо, для подтверждения вашей идеи, а вам говорили – ну что вы, это может задеть.
А.Кончаловский
―
Что-то может задевать, но не оскорблять религиозных чувств. Это совсем другое. Религиозные чувства это идеальные чувства. Религия сама по себе всегда идеальна. В принципе, это верхняя часть человеческого существа. А слово «мастурбация» это нижняя часть человеческого существа, которая так же необходима, как верхняя. Поэтому, конечно, кого-то это может оскорбить. Там у меня даже сексом занимаются в некоторых картинах.
О.Журавлева
―
Да что вы говорите? Ужас какой.
А.Кончаловский
―
И кого-то это может оскорбить. Но это не религиозные чувства, это другой вопрос.
О.Журавлева
―
То есть, вы для себя разделяете четко, что есть сферы, в которые художник не имеет права вторгаться?
А.Кончаловский
―
Он имеет право, но должен за это отвечать.
О.Журавлева
―
Каким образом?
А.Кончаловский
―
Не знаю. Смотря, с кем ты связываешься. Ружди должен был бегать по всему миру, пока не попал под защиту М-6 в Лондоне от смертного приговора, который ему Хоменеи выдал
О.Журавлева
―
Вам не кажется дикостью смертные приговоры за какое бы то ни было художественное высказывание?
А.Кончаловский
―
Легко говорить – дикость или не дикость. Так нельзя говорить. Есть цивилизация, она находится на определённом уровне, это может быть уровень, который в Европе был в Средние века – ну да, но он был в Средние века.
О.Журавлева
―
Может, стоит опуститься до этого уровня и отвечать тем же?
А.Кончаловский
―
Не надо опускаться. Надо видеть, что мы все развиваемся с разной скоростью. Цивилизации не живут все в 21 веке. В Африке, думаю, цивилизация находится в 3-2, да и вообще в доисторическом веке. Поэтому к этому надо относиться, понимая, что ты разговариваешь в другом мире. Это очень важно.
О.Журавлева
―
А если понимать, что в другом мире ты враг номер один, ты крестоносец, еврей или кто угодно, и тебя нужно убить - что с этим делать?
А.Кончаловский
―
Вы не можете заставить людей думать по-другому. Не можете изменить какой-то культурный код при помощи штыков, приказов или типа провокаций информации. Так не меняется. Любая цивилизация, любая культура чрезвычайно стойкая весть. Настолько стойкая, что ни у Мао Дзе Дуна, ни у Сталина, ни у Ленина, не получилось изменить культурный код той или иной страны. Надо уважать это и понимать, как можно менять.
О.Журавлева
―
Сделаем небольшой перерыв и продолжим после новостейНОВОСТИ
О.Журавлева
―
Продолжаем программу. Очень бурно и разнообразно реагируют наши слушатели.
А.Кончаловский
―
Значит, думают.
О.Журавлева
―
Поэтому у меня представление о мире складывается из думающих сограждан. Пришел уже сотый вопрос, что вы думаете о «Левиафане». Там много разного появилось. Есть много проблем – вышел фильм, который получил награду, министр культуры сказал, что мы очень рады, хотя тот же фильм не очень раньше нравился министру культуру.
Произведения искусства всегда возникали во времена инквизиции, войн и чумы. При абсолютной свободе шедевров не так много
А.Кончаловский
―
Между прочим, он сказал – давайте выпускать тысячу экранов, мы дадим тысячу копий. Это серьезно. Сказал, может быть, наступая на горло собственной песне - сказал до премии.
О.Журавлева
―
Можно обсуждать фильм в категории, как он представляет нас на Западе?
А.Кончаловский
―
Нет, я думаю, что это вообще неважно. Вообще думать о том, как нас представляют на Западе – это наши комплексы «мы и они». Это как раз комплекс неполноценности. Неправильно абсолютно – как мы там на западе, наши-ваши, победили – вся эта идея.
О.Журавлева
―
Читала, что «хороший фильм, профессиональный режиссёр, но обидно, что Запад видит нас только такими».
А.Кончаловский
―
Запад нас видит так, как нас малюет массовая, абсолютно контролируемая система западной пропаганды, - я это утверждаю.
О.Журавлева
―
И каким же видит?
А.Кончаловский
―
Сегодня указание – гнобить по полной. Это указание. Поверьте мне. 90% западной прессы контролируются определенными концепциями, которые формируются там, что называется, в мировой закулисе, хотите вы того, или нет.
О.Журавлева
―
Интересно. Мировая закулиса солидарно мочит наш образ жизни?
А.Кончаловский
―
Нет, сейчас она мочит Россию. Которая не встраивается в концепцию, которую Запад придумал, и какое место Россия должна иметь, в каком ряду сидеть, на каком месте.
О.Журавлева
―
Почему она не занимается тем же самым по поводу ислама, почему не указывает с утра до вечера на то, где должны находиться фундаменталисты?
А.Кончаловский
―
Не знаю. Это спрашивайте у Павловского. Я могу только сказать, что Западу, мне кажется, очень радостно, что Россия решила взять Крым, Западу очень приятно, что Россия скрежещет зубами по поводу НАТО, возможного вступления Украины. Западу очень нравится, потому что тогда возникает хороший повод демонизировать всю идею российского государства.
О.Журавлева
―
А какая идея вызывает такое отторжение?
А.Кончаловский
―
Боюсь быть неправым. Мои ощущения такие – Россия кость в горле Запада 200 лет, со времени Петра, с того времени, когда Россия стала империей и глянула своим орлиным оком на Среднюю Азию, Индию и эти места. Англия, - я послу недавно сказал – мы самые старые враги. Англия в эти 200 лет мечтает, чтобы Россия воевала с кем-нибудь. Особенно приятно, когда воюет Германия. Это была Первая мирровая война. Так же точно случилась и Вторая мировая война. И в этом смысле Запад, англосаксонский мир, последовательно хочет иметь слабой Россию, последовательно.Я могу их понять. Если возьмете Рейли или Лоуренса Аравийского, посмотрите, где работает английская разведка, сколько времени. И кто принимал участие из английской разведки в революции, и почему англичане вошли в Мурманск, вы знаете, раздел России во время революции, Бронштейн-Троцкий и Ленин, согласились на раздел России, на отторжение выхода к Балтийскому морю, на отторжение Сибири – всей.
Американцы вошли во Владивосток. Мы говорили, что они вошли потому, что - ничего подобного. У них мечта отнять гигантскую территорию, на которой живет один человек на квадратный километр и тот нетрезвый. Я могу понять их.
О.Журавлева
―
А что мешает это сделать?
А.Кончаловский
―
Средств нет. У нас слишком большая территория. Думаю, что если говорить о национальной идее России – это оптимизация гигантских пространств для интересов этой нации. Мы ее не освоили. Мы там качаем нефть, богатства, которые представляет собой земля за Уралом, немыслимы в мире, такого нет.Я уже не говорю о том, что сейчас питьевая вода продается дороже бензина. Через 20 лет питьевой воды в Китае будет катастрофически не хватать, не только в Китае – во всей Азии. У нас три великих реки – Енисей, Обь, Лена. У нас такое количество питьевой воды – Байкал, лес, это колоссальные богатства. И я могу понять мировую закулису, которая говорит – ну как же, они как собака на сене. Это можно очень четко проследить.
О.Журавлева
―
Почему Китай не является опасностью для мировой закулисы?
А.Кончаловский
―
Потому что Китай знает, что это все равно будет его, через 500 лет. У китайцев нет пятилетнего плана или президентского срока. У китайцев меняется руководство согласно конфуцианской теории - там нет борьбы за власть. У них план на 500 лет, а не на шесть и не на 10. По Амуру ездит катер по утрам и говорит: «№Доброе утро жители Российской федерации, временно проживающие на китайской территории».
О.Журавлева
―
Остроумный троллинг.
А.Кончаловский
―
Каждое утро в 6 утра. Они прекрасно понимают, что, в конце концов, это будет их, поэтому они никуда не торопятся, у них нет этой агрессивности, им этого не нужно. В результате все равно китайцы поженятся на русских женщинах, родят китайских детей, будут платить в Москву налоги и все равно там будут китайцы. Я так думаю. Фьюжен.
О.Журавлева
―
А это плохая перспектива, русский и китаец навек?
А.Кончаловский
―
Не хочу давать ни моральных оценок, ни этических. Мы сейчас говорим о геополитике, о том, что гигантское пространство с такими богатствами не освоено. Летишь - Токио, звёзды, огни внизу, потом - рад, и пять часов черноты, - ничего просто нет, темно ночью. Это огромные богатства там лежат. Мне кажется, надо оптимизировать, надо все усилия, думаю, всего мира, христианской цивилизации в частности, освоить это вместе с Россией, так, чтобы можно было путешествовать на автомобиле от Лиссабона до Рио-де-Жанейро. Думаю. Что это близкое будущее.
О.Журавлева
―
Мне нравится идея единого пространства.
А.Кончаловский
―
А это неизбежно.
О.Журавлева
―
Хотя бы дороги проложили.
А.Кончаловский
―
Для этого нужно, чтобы Запад понял, что он больше не гегемон.
О.Журавлева
―
Судя по всему, не такой уж он гегемон.
А.Кончаловский
―
Но они считают себя гегемоном.
О.Журавлева
―
Вернусь к фильмам. СМС: «Спасибо за «Почтальона», нет ли в планах сняться самому у себя?». Второе: «Почему при вашем таланте вы не создаёте правдивых картин о России?»
А.Кончаловский
―
Я не буду комментировать. Все, кто пишет о моих картинах, пьесах и книгах, все правы. Хорошо? – прав. Плохо? – прав.
О.Журавлева
―
А вы снимали фильм о России?
Гниет не Запад, гниет либеральная идея
А.Кончаловский
―
Ну, какая вам разница, о чем я снимал? Сами думайте, что же я буду объяснять? У каждого человека есть своя концепция, что надо. Ну, пойдите и снимите – я не против. Требовать от меня можно только то, чтобы я старался сделать как можно лучше. Могу сказать, что я и старался сделать, как можно лучше. Лучше не получилось. Но, честно говоря, я русский и все лучшее, что я сделал, это сделал не я, это сделал русский народ. Конечно лучшее. Да и худшее тоже.
О.Журавлева
―
Вы видели «Левиафана»?
А.Кончаловский
―
Конечно. Меня Андрей попросил, чтобы я посмотрел картину и даже как бы за него слово замолвил. Но видите, мне не пришлось. А тогда я ему сказал, что картина очень сильная, но мне кажется, что упоминание Путина, что в этот портрет надо стрелять, я подумал, что это абсолютный кукиш в кармане и не делает картину лучше. Художественных качеств в этом абсолютно нет. Это такое немножко как при советской власти.Но картина очень сильная, он заслуживает, он сильный человек. Мне кажется, что он еще все-таки не нашел себя в том смысле, что он ищет стилистику, философский смысл и немножко забывает о том, что… - я хочу понять, кого он любит. А кого он любит, я ищу и не могу найти.
О.Журавлева
―
Интересный подход.
А.Кончаловский
―
А как? Александр Сергеевич написал «И чувства добрые я лирой пробуждал». Очень трудно любить. А еще труднее передать эту любовь.
О.Журавлева
―
Имеет значение тематика картины – стреляют там в портрет Путина, или нет, - для международных фестивалей?
А.Кончаловский
―
Не знаю, честно говоря, не думаю. Все-таки когда голосует жюри, академики, - ну, если бы эта картина была бы сделана в США, ее бы тоже судили по художественным критериям. Мы же живем не при советской власти, когда в картинах, которые были запрещены, искали некие намеки. Тут никаких намеков нет, все идет просто открытым текстом. Поэтому думаю, что в этом смысле оценка была только художественной. Картина сделана художественно очень сильно, имеет замечательные ложи ходы. Я не согласен с Быковым, что там нет логики – там нарушена логика, но она нарушена сознательно художником. И это стоит дорогого, это очень трудно. Вообще трудно сделать сценарий, где ты не знаешь, что случится по-настоящему. В этом смысле у Звягинцева огромное качество - он ведет тебя в какую-то сторону и потом вдруг выясняется, что это неоправданно. У него есть хорошая загадка – куда она делась. У меня есть свои предположения, но не буду их говорить. Это так же, как обсуждать фильмы Линча.
О.Журавлева
―
Еще одна тема: «На деньги Госдепа снимается очернительская лента».
А.Кончаловский
―
Это опять люди политизированы.
О.Журавлева
―
И в данном случае совсем не на деньги Госдепа.
А.Кончаловский
―
Вот это наше свойство, особенность – партийность. Мы страшно партийные. Вот ты или «за», или «против». Если «за» - значит, лижешь начальству задницу. А если «против» - то ты принципиальный борец. И наоборот. Эта партийность мешает людям очень часто просто быть самим собой. Мне кажется, тут не хватает свободы, внепартийности. За это, собственно, и гнобили Чехова - что он был вне партий.
О.Журавлева
―
И даже глубоко неверующим, - кто-то его так ругал.
А.Кончаловский
―
Он не был неверующим. Мнение о нем менялось вместе с политикой партии и правительства. Во время советской власти он был атеистом, потом вдруг его прислонили сразу к Церкви. А он искал. И его герой очень часто говорит: надо верить, или, по крайней мере, искать веры. И он как раз и жил в этом поле поисков. И иногда он говорил «Бог есть», а иногда: «Если Бог есть, то как же так?». Это человек поля, по которому человек идет всю жизнь между «Бог есть» и «Бога нет».
О.Журавлева
―
Появилась интее5рсная тенденция у очень узкого круга – я фильм скачал пиратский, но я, как честный человек, пойду в кино или подарю билет. Огромное количество людей эту тему обсуждали. Как с этим быть? Кино должно зарабатывать деньги, или все нужно давать народу?
А.Кончаловский
―
На мой взгляд, мы живем в таком мире, когда вопросы этики - буду или не буду смотреть пиратскую копию, - это наивно. Посмотрите, что творится в поп-музыке последние 10 лет музыканты больше не зарабатывают никаких денег, потому что дисков нет, все ушло. Они вынуждены зарабатывать деньги, только выступая. Поэтому вопрос этики там же. Думаю, что бороться с этим невозможно. То есть, конечно, можно принимать какие-то законы, но не знаю, наверное, это следующий этап – как с этим бороться, – кодировать, какие-то новые списки. Но если есть Рутрекер? Это проблема, которая будет менять концепцию.Знаете, фильм должен зарабатывать деньги. Не знаю, это зависит от того, сколько денег затрачено на фильм. А почему надо тратить так много денег? Картины можно делать очень дешево – можно на айфон снять картину. Я картину «Почтальон» снимал на коленке, мог снять ее еще дешевле.
О.Журавлева
―
Но вы хотели заработать деньги?
А.Кончаловский
―
Если хочешь заработать – естественно.
О.Журавлева
―
Получилось?
А.Кончаловский
―
У меня получилось, потому что я мало истратил. Но что важнее – заработать деньги или высказаться? А вот здесь это самая нормальная вилка у художника – либо он хочет деньги зарабатывать, либо высказаться так, чтобы ему никто не мешал. Вот выбирай. Это свобода.
О.Журавлева
―
А узнав, что пиратский фильм посмотрело огромное количество людей вам приятно? Бесплатно, но посмотрели, что перевешивает – то, что они воры, или то, что они зрители?
А.Кончаловский
―
Когда я снимал «Щелкунчик», для меня было болезненно, что картина провалилась финансово абсолютно, потому что это была очень дорогая картина. А когда снимаешь картину, которая стоит мало – ну, есть сейчас замечательные режиссеры, даже у нас, есть замечательный фильм «Сын» - человек снимает на свои деньги, чудная картина. И про Чехова я посмотрел несколько замечательных картин, снятых за небольшие деньги большое искусство.Вообще мне кажется, что язык кино еще не развился до того, чтобы мы сказали, что мы знаем, как надо кино снимать. Думаю, что сейчас будет развиваться кино малобюджетное, снятое на коленке, вот там и будет развиваться язык. Потому что молодые люди должны стараться не деньги заработать, а высказаться. И новые формы доставки материала зрителю – это то, что называется «велоди» - когда вы платите очень мало денег и смотрите картину как в библиотеке – на любой вкус. Мне кажется, что там есть возможности делать то кино, которое развивает язык и развивает в людях потребность понять человека, а это и есть задача художника. Понять, а не развлекать.
О.Журавлева
―
А люди готовы платить большие деньги как раз за развлечение.
А.Кончаловский
―
Не люди, а тинэйджеры. Потому что родители больше в кино не ходят, они сидят дома. Большие деньги ушли тинэйджерам и в спорт. А что хочет тинэйджер? Он хочет попкорном похрустеть, посмотреть и забыть.
О.Журавлева
―
Скажите, вы считаете, что искусство несет социальную функцию, перевоспитывает, пасет народы?
А.Кончаловский
―
Откуда я знаю? Дорого яичко к Христову дню. Бывает так, что картина или песня, или что-то еще, «над седой равниной моря», падает в ситуацию. Но для этого нужно, чтобы зерно упало в плодородную почву. Это ситуация должна сама подготовиться, а потом амплифирована в произведение, которое упало точно конъюнктурно. А так искусство, на мой взгляд, это игра божественная. Шопенгауэр сказал: единственное доказательство существования Бога это искусство. И это понятно. Потому что 16, 17 век человек приходил в церковь, а там играл орган. Где он еще мог услышать орган? Пели хоралы, на стенах были сериалы.
О.Журавлева
―
Прекрасные комиксы того времени.
А.Кончаловский
―
Он получал огромное… конечно, существование Бога в искусстве важно. По-моему, это единственная его сущность, когда чувства добрые человек испытал, и благодарность, и на 5 минут он решил стать лучше. А потом…
О.Журавлева
―
А потом опять жизнь.
А.Кончаловский
―
Дождик и пониженное давление.
О.Журавлева
―
Спасибо большое. Кинорежиссер Андрей Кончаловский был сегодня гостем эфира.