Афганский плен - Николай Быстров - Своими глазами - 2014-02-12
А. ПЛЮЩЕВ: Добрый вечер. Вас вновь приветствуют Александр Плющев и Софико Шеварднадзе.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Здравствуйте.
А. ПЛЮЩЕВ: Сегодня в программе «Своими глазами» мы подходим к проекту «Солдаты Отечества», посвященному 25-летию вывода советских войск из Афганистана, точнее подходим к марафону, который будет у нас всю субботу. Сегодня в программе Николай Быстров - рядовой Советской армии, захваченный в плен Афганскими моджахедами в 1982 году. Добрый вечер. Спасибо, что нашли время и возможность к нам сегодня придти.
Н. БЫСТРОВ: Здравствуйте.
А. ПЛЮЩЕВ: Давайте начнем с армии, с самого начала.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вам было 18 лет, когда вы попали в армию. И вас посылают в Афганистан.
Н. БЫСТРОВ: Сначала в Туркмении 6 месяцев, в учебке, потом уже в Афганистан.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Когда вам сказали, что вы идете воевать в Афганистан, у вас было понимание, куда вы идете? Вы же были очень молодой.
Н. БЫСТРОВ: Честно сказать, нет.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: И что вас там встретило?
Н. БЫСТРОВ: Мы вышли из самолета. Вокруг горы. Стрельба слышна была. Необычно. Мы же молодые, только учебку прошли.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Страшно было?
Н. БЫСТРОВ: Да. Но мы гордились - приехали в другую страну.
А. ПЛЮЩЕВ: Любопытство было пополам со страхом.
Н. БЫСТРОВ: Да.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А сколько вы успели отвоевать до того, как вы попали в плен?
Н. БЫСТРОВ: Месяцев 8-9.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Практически год. Расскажите про этот период, когда вы воевали.
Н. БЫСТРОВ: Я не воевал, мы охраняли военный аэродром «Баграм», я был в охране аэродрома.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: И как проходили ваши будни, когда вы охраняли?
Н. БЫСТРОВ: Мы менялись, охраняли аэродром. Но очень часто отлучались, уходили в самоволку в кишлак. Офицеры наказывали.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Эти 8 месяцев вы вспоминаете как темную часть вашей жизни?
Н. БЫСТРОВ: Нет. Нормальную военную.
А. ПЛЮЩЕВ: Это была спокойная служба, или были какие-то столкновения? «Баграм» - это же аэропорт. По всей видимости, он не так часто попадал в зону боевых действий.
Н. БЫСТРОВ: Он был защищенный. Много нападений не было на нас. От аэродрома это было далековато.
А. ПЛЮЩЕВ: Т.е. эти месяцы это для вас фактически была не война, а служба.
Н. БЫСТРОВ: Да, служба.
А. ПЛЮЩЕВ: Может быть, она мало отличалась от того, что было бы в какой-нибудь из среднеазиатских республик Советского Союза тогда.
Н. БЫСТРОВ: Да. Когда слышали стрельбу, нам интересно было.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Хотели повоевать тоже?
Н. БЫСТРОВ: Да.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. вас раздражало, что не было возможности самим пострелять?
Н. БЫСТРОВ: Да.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А как случилось, что вы попали в плен?
А. ПЛЮЩЕВ: Тем более из относительно спокойного района.
Н. БЫСТРОВ: Мы вышли втроем в самоволку, пошли в кишлак. Мы ходили за фруктами. Два раза ходили, а на третий раз попали в засаду.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы можете описать этот случай, этот день?
Н. БЫСТРОВ: Была весна. Мы пошли очень глубоко в кишлак, от наших блокпостов ушли очень далеко. Встретили маленьких афганских пацанят. Они понимали по-русски. Мы спрашиваем, где дукан, где можно что-нибудь купить. Они сказали – туда идите. Два-три раза ходили, а потом попали в засаду.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Кто вас поймал?
Н. БЫСТРОВ: Нас трое было, один раненный был, другой погиб сразу, я раненный. Одного раненого они добили на месте.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Сколько их было и кто они были?
Н. БЫСТРОВ: Две группировки было.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Это были моджахеды.
Н. БЫСТРОВ: Да. «Хизб-Ислами» и «Джамиат-Ислами». Его взяли «Хизб-Ислами», меня - «Джамиат-Ислами».
А. ПЛЮЩЕВ: Сергей здесь уточняет: «Получается, вы попали в плен из-за нарушения устава».
Н. БЫСТРОВ: Да.
А. ПЛЮЩЕВ: Алексей из Ганновера делает полшага назад, спрашивает: «Когда вы служили, как к вам относились местные жители?»
Н. БЫСТРОВ: Афганские местные жители хорошо относились. Но они днем одни были, а ночью становились другими.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Те же самые жители становились другими ночью?
Н. БЫСТРОВ: Да. Многие были боевиками.
А. ПЛЮЩЕВ: А вы это каким образом узнавали?
Н. БЫСТРОВ: Рассказывали те, кто больше прослужил. Мы опасались этого.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А днем они относились к вам как к оккупантам, к захватчикам?
Н. БЫСТРОВ: Нет. Они приносили нам что-то, мы им давали тушенку, консервы разные.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы обсуждали ваше присутствие в Афганистане тогда, почему вы там, зачем?
Н. БЫСТРОВ: Помощь народу Афганистана.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: И они ровно так это и воспринимали?
Н. БЫСТРОВ: Да, афганцы так это воспринимали.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А засада была ночью?
Н. БЫСТРОВ: Нет, днем. Но мы глубоко ушли в кишлак, там не было наших блокпостов. Очень глубоко.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Одного вашего коллегу сразу убили.
Н. БЫСТРОВ: Ему ноги перебили. Он идти не мог. Я мог идти и мой товарищ.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Они на вас напали, они сразу хотели вас убить?
Н. БЫСТРОВ: Мы отстреливались, но их очень много было.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вас избили?
Н. БЫСТРОВ: Нет, нас не били. Моего друга «Хизб-Ислами» увели, меня – «Джамиат». Меня привели в кишлак.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вас не били вообще?
Н. БЫСТРОВ: Нет. Когда привели в кишлак, показали убитых афганских правительственных офицеров.
А. ПЛЮЩЕВ: Т.е. на стороне которых вы, собственно, были.
Н. БЫСТРОВ: Да. И показывали пальцем, как будто и меня ждет такая учесть. Я боялся, да. Но потом через несколько дней они начали по ночам меня переправлять вглубь. Я в провинции Парван попал в плен, они начали переправлять в ущелье Панджшер.
А. ПЛЮЩЕВ: Как с вами обращались?
Н. БЫСТРОВ: Нормально. Когда вели в ущелье Панджшер, нормально.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Что значит нормально? Вас кормили три раза в день?..
Н. БЫСТРОВ: Смотря какие. Были и такие боевики, которые и прикладом били. А некоторые защищали, полевые командиры.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: И вы не понимали, что будет завтра.
Н. БЫСТРОВ: Да. Ждали, что в любое время расстреляют.
А. ПЛЮЩЕВ: Как вы с ними коммуницировали? На каком языке общались?
Н. БЫСТРОВ: У них были переводчики.
А. ПЛЮЩЕВ: Откуда они знали русский язык?
Н. БЫСТРОВ: Многие учились. Они по-русски понимали, а были на стороне боевиков.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Сколько вы пробыли в плену? В Афганистане 13 лет, а в плену?
Н. БЫСТРОВ: Почти год.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Кто был в плену вместе с вами?
Н. БЫСТРОВ: Нас было много. Я первый попал, через некоторое время другого привели, потом еще.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Гражданина Советского Союза.
Н. БЫСТРОВ: Да. Но они попадали в других провинциях.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы были один в этой провинции?
Н. БЫСТРОВ: Да. И другие попадали, но нас держали отдельно друг от друга, никогда вместе не держали.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы говорите – в тюрьму. Это настоящая тюрьма, с решетками? Или вы жили в каком-то бараке?
Н. БЫСТРОВ: Сарай, яма. Они кормили, одевали. Но держали нас всегда отдельно.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. вы жили в яме 8 месяцев.
Н. БЫСТРОВ: Нас меняли: то в яме, то в сарае, то в хате какой-нибудь. Места меняли.
А. ПЛЮЩЕВ: Вас заставляли работать?
Н. БЫСТРОВ: Нет. Даже когда выводили на прогулку, ходили за нами часовые.
А. ПЛЮЩЕВ: Были ли какие-то допросы об армии, о частях, о войсках?
Н. БЫСТРОВ: Нет, меня не спрашивали.
А. ПЛЮЩЕВ: Как вы предполагаете, зачем вы им были нужны?
Н. БЫСТРОВ: Может быть, для обмена или еще для чего.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы о чем-то с ними говорили в течение года?
Н. БЫСТРОВ: Нет. Это было перед второй панджшерской операцией, тогда, когда уже начиналась вторая панджшерская операция, тогда к Масуду собрали со всех провинций.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Давайте объясним для тех, кто не знает, кто такой Масуд. Это самый известный полевой командир Афганистана.
А. ПЛЮЩЕВ: Ахмад Шах Масуд.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы как с ним впервые познакомились?
Н. БЫСТРОВ: Меня привели из провинции Парван в Панджшер, в тот кишлак, где он жил, этот кишлак назывался Джангалак. Я зашел, был большой двор, очень много народу сидело, афганцев. Мне перевязали ногу, живот перевязали по дороге. Я зашел, по-афгански не понимал ничего. Потом меня толкает один, говорит – иди, поздоровайся. Много людей в кругу сидело, но я выбрал его, потому что он выделялся.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А чем он выделялся?
Н. БЫСТРОВ: И внешностью, и всем.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Чем выделялся? Он был харизматичный, чувствовалась сила?
Н. БЫСТРОВ: Нет. И по лицу, и по внешности он выделялся. Я подумал, что это самый главный. Я через всю эту толпу пошел. А меня за руку схватили. Потом подошел переводчик и говорит: «Почему ты только к нему идешь?» Я говорю: «Но он же выделяется».
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы все-таки не можете попробовать объяснить, чем он выделялся?
Н. БЫСТРОВ: По внешности. Вот как обыкновенные солдаты и офицер, и офицер от солдат выделяется, так и он.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вас схватили за руку, вы сказали, что идете к нему, потому что он выделяется.
Н. БЫСТРОВ: Видно, что главный, старший. Он махнул – пускай подойдет. Я подошел, с ним поздоровался, а потом по очереди со всеми.
А. ПЛЮЩЕВ: Вы были захвачены в плен в 82 году.
Н. БЫСТРОВ: 83-й где-то.
А. ПЛЮЩЕВ: 83-й даже. В 82-м было же перемирие у Масуда.
Н. БЫСТРОВ: Это после первой панджшерской операции.
А. ПЛЮЩЕВ: Те моджахеды, которые вас захватили, они участвовали в каких-то операциях, в боевых действиях? Или они вас только перемещали, и вы даже не замечали, что там происходило?
Н. БЫСТРОВ: Они менялись. Каждый день нас другие вели. Эти моджахеды менялись.
А. ПЛЮЩЕВ: И вы никогда близко к боям не подходили.
Н. БЫСТРОВ: Нет, они были далеко.
А. ПЛЮЩЕВ: Вас отводили в глубь территории.
Н. БЫСТРОВ: Да. Чтобы обратно мы не попали.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Я так понимаю, что после того, как вы познакомились с Масудом, начинается самое интересное. Поправьте меня, если я не ошибаюсь. Кто-то вам предлагает свободу, но вы выбираете остаться и стать его личником. Или это не так?
Н. БЫСТРОВ: Тут было так. Перед второй панджшерской операцией, после того, как я с ним познакомился, меня учил один инженер, он учился в Советском Союзе, он мне переводил. Он мне говорил: давай будешь учить афганский. Он плохо по-русски говорил, я почти не понимал его. Там была хата недалеко от его дома, он меня поселил там, я жил один там. Выходил один на улицу гулять…
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. вы уже не чувствовали себя рабом, у вас была нормальная жизнь.
Н. БЫСТРОВ: Я боялся всё равно. Я не понимал языка, я боялся. И уже перед тем, как начинается вторая панджшерская операция, Масуд позвал со всех провинций, кто обратился к полевым командирам, кто относился к «Джамиат-Ислами», провести в Панджшер советских военнопленных. И в этот Джангалак шестерых еще привели с разных провинций. Мы спрашивали – ты откуда, ты откуда. Я не признавался. Мы как-то не доверяли друг другу. Меня спрашивали – ты откуда? Я говорил, что с Украины. Другой с Украины, а говорил, что с Ростова. Друг другу не доверяли.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вас туда созвали зачем?
Н. БЫСТРОВ: Перед второй панджшерской операцией Масуд сказал: «Будет война в Панджшере. Кто куда хочет? Хотите – на Запад, хотите – в Пакистан, хотите – в Иран».
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: В смысле уходите, я вас отпускаю.
Н. БЫСТРОВ: Отправить туда, за границу жить, потому что война будет. Все согласились, шестеро подняли руки: вот я в Швейцарию хочу, один сказал в Англию. Только я не согласился и туркмен один.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А почему вы не согласились?
Н. БЫСТРОВ: Не хотел за границу. У меня была надежда, думал, что вернусь домой.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вам казалось, что, будучи пленным в Афганистане, было больше шансов вернуться домой, нежели чем перейти границу и оказаться в Швейцарии?
Н. БЫСТРОВ: Наши еще были в Афганистане. И вот мы остались вдвоем, а те ушли. И они пошли в Пакистан. По дороге их стало около 12 человек, с другими провинциями их соединяли, отправляли в Пакистан. А этого туркмена забрал полевой командир, а я остался с Масудом. Я начал учить афганский язык. Я быстро выучил афганский язык, с акцентом, но всё равно разговаривал.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А Масуд оценил, что вы остались с ним?
Н. БЫСТРОВ: Да.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Что он сказал?
Н. БЫСТРОВ: Он плохо понимал по-русски, но некоторые слова говорил, разговаривал.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы ему лично симпатизировали? Он вам нравился? Вам казалось, что он хороший человек?
Н. БЫСТРОВ: Был такой момент. Когда уже началась вторая панджшерская операция, мы пошли с Масудом переходить один перевал в сторону севера Афганистана, он бросил полностью Панджшер. И он мне дал автомат. У него было пять афганских телохранителей, пожилых мужчин. Когда мы подошли к перевалу, я самый первый поднялся на перевал, они шли потихоньку. Когда я сел на камень, думаю: как он мне доверил автомат? Открыл – патроны полные, один магазин в автомате, три на спине – 120 патронов, боёк на месте. Уже вечер был, стемнело. И сзади меня поднимались ракетницы. Я думал – наши. Где ракетницы поднимаются, значит, там наши блокпосты. Они внизу были, поднимались на перевал, я наверху был. Такая мысль промелькнула: может, выстрелить? Но потом подумал: раз он мне так доверил, я не буду этого делать.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Николай, мы сейчас прервемся на краткую паузу новостей, затем вернемся в студию и продолжим программу «Своими глазами».
НОВОСТИ
А. ПЛЮЩЕВ: Продолжаем программу «Своими глазами». У нас в студии Николай Быстров - рядовой Советской армии, захваченный в плен в Афганистане в 1982 году.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Мы остановились на очень интересном моменте, когда Николай остался с Масудом, хотя у него была возможность выстрелить из оружия и таким образом подать знак советским военным, что он там. Т.е. вы в тот момент выбрали не возвращение в свою страну, а остаться с Масудом, что достаточно странно.
Н. БЫСТРОВ: Но всё равно надежда была, что я вернусь домой.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. побуду еще чуть-чуть, а потом когда-нибудь вернусь.
А. ПЛЮЩЕВ: Если я правильно понял, то там речь шла не о том, чтобы подать знак, а о том, что Ахмад Шах Масуд, полевой командир, фактически доверился бывшему пленному или до сих пор пленному…
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы на тот момент уже не были пленным?
Н. БЫСТРОВ: Присматривали за мной, я так чувствовал, что присматривают.
А. ПЛЮЩЕВ: Была возможность просто перебить тех, кто держал в плену.
Н. БЫСТРОВ: Я выше был, они внизу были.
А. ПЛЮЩЕВ: И было оружие.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А сам Масуд понял, что вы сделали в тот момент?
Н. БЫСТРОВ: Не знаю. Он поднялся, сел на камень, достал термос, стаканы достал, налил чаю и мне, и остальным. Он всё время улыбался, смотрел и улыбался.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А в какой момент вы стали его личником, его личной охраной?
Н. БЫСТРОВ: После этого я стал с ним постоянно ходить по провинциям. Он никогда в одной провинции не был.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Он сам вас с собой возил всегда?
Н. БЫСТРОВ: Да. Было пять старых афганских телохранителей, а шестой я был.
А. ПЛЮЩЕВ: Это как-то изменило ваше положение, ваш статус? За вами по-прежнему присматривали?
Н. БЫСТРОВ: Со стороны присматривали. Но Масуд не боялся, я по его лицу видел. Как он поднялся тогда на перевал, чаю налил. Только смотрел и улыбался.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Как вы думаете, почему вы так ему понравились?
Н. БЫСТРОВ: Не знаю. Может, у меня поведение такое было. Я был тихий.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы были готовы жертвовать своей жизнью ради него? Личник подразумевает в первую очередь способность брать удар на себя. Вы действительно были готовы умереть за Масуда?
Н. БЫСТРОВ: Перед тем, как стал телохранителем, нет. Но потом, всё позже и позже – да.
А. ПЛЮЩЕВ: Как это соседствует с тем, что вы родились в Советском Союзе, были советским мальчиком, юношей, пошли служить в армию, потом мечтали вернуться и не оставляли этой надежды?
Н. БЫСТРОВ: Я до последнего не оставлял.
А. ПЛЮЩЕВ: Тем не менее, вы были готовы умереть за человека, который фактически держал вас в плену. Как это соединяется?
Н. БЫСТРОВ: Раз он в меня поверил, значит, и я ему.
А. ПЛЮЩЕВ: Т.е. это исключительно личные отношения с этим конкретным человеком.
Н. БЫСТРОВ: Да.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы о чем с ним разговаривали? Были моменты, когда вы за жизнь с ним говорили?
Н. БЫСТРОВ: Да. Когда я научился разговаривать, он очень часто спрашивал, как в Советском Союзе люди живут, как работают, какая жизнь. Иногда смеялся, говорил: «Я тоже по-русски чуть-чуть знаю, только путаю букву «ы» с 61». Он понимал, писал хорошо. Говорил: «Правильно я пишу?» - «Да, правильно». «Если бы было время, научил бы меня писать хорошо по-русски».
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы можете описать один день вашей жизни, когда вы были его личной охраной? Вот вы утром встали. И что происходит?
Н. БЫСТРОВ: Сначала пятеро было, потом я шестой, мы менялись через каждые два часа. Один раз – это было зимой – я должен был поменять одного афганца. Я встаю, подхожу, а он спит. Я его только начал толкать, меня за плечо тронули. Я поворачиваюсь - Масуд стоит. «Не трожь. Пусть спит». Я пошел, рядом сел и сидел. Он почти не спал по ночам. Он выходил, прогулку делал. И он на меня смотрел и удивлялся, потом афганцам говорил. Когда они выходили, они брали автомат, один магазин. А я, когда мы переправлялись в другие места, у меня полностью был боекомплект, даже на перевалы когда переходили. Он смеялся на них и говорил: «Посмотрите, какой молодой русский солдат, а какой выносливый. А вы, какие здоровые, не можете ни рюкзак, ничего…»
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. вы были таким любимчиком Масуда.
Н. БЫСТРОВ: Это ж время. Он шутил иногда.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы можете его другом назвать?
Н. БЫСТРОВ: Другом? Да. Мы с одной кушали, вместе кушали, он шутил, смеялся.
А. ПЛЮЩЕВ: Вы думали, чем это может закончиться, когда это может закончиться?
Н. БЫСТРОВ: Да. Когда наши войска вывели из Афганистана, уже надежды мало осталось. Я думал, что застрял навсегда. И потом, когда началась их внутренняя война, он мне один раз сказал: «Ты домой возвращаться не хочешь, за границу ехать не хочешь. Здесь всё хуже и хуже становится. Давай женись».
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы ему прямо говорили, что не хотите обратно домой, или он сам сделал такой вывод?
Н. БЫСТРОВ: Он говорил, а я отказывался. Но на душе у меня было, что я хочу сказать, что хочу вернуться домой.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Мне все-таки не понятен этот психологический момент. Если человек вам неоднократно предлагал, отпускал вас на свободу, говорил вам – возвращайся домой, почему вы ему отказывали?
Н. БЫСТРОВ: В то время многие боялись вернуться на родину.
А. ПЛЮЩЕВ: Вы боялись?
Н. БЫСТРОВ: Да.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Почему? Вы не знали, что вас здесь встретит?
Н. БЫСТРОВ: Да.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы думали, что вас могут наказать?
Н. БЫСТРОВ: Да. Предателем назвать. Но мы не сдавались сами в плен. Предатели – кто сдается в плен. А мы попали в плен.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А потом не обязательно же было вам рассказывать, что вы работали его личником, вы могли просто сказать, что вы были в плену и вас отпустили потом.
А. ПЛЮЩЕВ: Или сбежали. Кстати, вы пытались бежать когда-нибудь?
Н. БЫСТРОВ: Да. Два раза пытались, втроем мы убегали.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Это было до того, как вы познакомились с Масудом.
Н. БЫСТРОВ: Да, до того.
А. ПЛЮЩЕВ: И ваш побег ничем для вас не закончился?
Н. БЫСТРОВ: Только охрану усилили.
А. ПЛЮЩЕВ: И вас никак не наказывали за побег?
Н. БЫСТРОВ: Нет. Втроем были, потом опять раскидали, по одному остались.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Николай, у вас есть еще одно имя – Исламуддин. Вы приняли мусульманство, когда вы были в Афганистане.
Н. БЫСТРОВ: Да.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Это был способ самосохранения, или вы хотели этого?
Н. БЫСТРОВ: Он сказал: «Если не хочешь возвращаться, давай женись здесь». Я принял ислам.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы приняли ислам, чтобы жениться на афганке.
А. ПЛЮЩЕВ: А «давай женись» - это был такой дружеский совет?
Н. БЫСТРОВ: Да, дружеский совет завести семью.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. это не ультиматум был.
Н. БЫСТРОВ: Нет.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А как произошло «давай женись»? Вы влюбились в свою жену?
Н. БЫСТРОВ: Друзья начали сватать, посватали нам.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Расскажите нам эту историю.
А. ПЛЮЩЕВ: Как вы познакомились со своей женой?
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Или вы не знакомились и вам ее просто на свадьбу привезли?
А. ПЛЮЩЕВ: Друзья-то плохого не посоветуют.
Н. БЫСТРОВ: Там обычаи. Я принял ислам.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы до этого были верующим христианином?
Н. БЫСТРОВ: Да.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вам не сложно было отказываться от своей веры и принимать ислам?
Н. БЫСТРОВ: Я не отказался от своей веры. Я был крещенный. И принял ислам.
А. ПЛЮЩЕВ: Но ведь христиане веруют в единое крещение.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы же не можете быть одновременно и мусульманином, и христианином.
Н. БЫСТРОВ: Мусульмане тоже верят всему этому.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы сейчас себя ощущаете мусульманином или христианином?
Н. БЫСТРОВ: И христианином, и мусульманином.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы и в церковь ходите, и в мечеть ходите?
Н. БЫСТРОВ: Да.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы и Рамадан соблюдаете, и пост соблюдаете?
Н. БЫСТРОВ: Пост не соблюдаю, а в церковь хожу.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. для вас не было моральной дилеммы принять ислам
Н. БЫСТРОВ: Нет.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы приняли ислам, потом к вам привезли невесту.
Н. БЫСТРОВ: Нас посватали, потом через некоторое время свадьба. По мусульманским законам нас поженили.
А. ПЛЮЩЕВ: Я прошу прощения. На этом сейчас мы сделаем маленькую паузу, потому что есть срочная новость с Олимпиады.
НОВОСТИ ОЛИМПИАДЫ
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Продолжим со свадьбой. Очень интересный момент. Когда вы были юношей, вы как себе свадьбу представляли? Что вы, наверное, влюбитесь в девочку и женитесь на ней. А тут совсем по-другому всё происходило, нет?
Н. БЫСТРОВ: Когда я уходил в армию, у меня была подруга. Когда я туда попал, как будто в другой мир попал.
А. ПЛЮЩЕВ: Туда - это в армию или в Афганистан уже?
Н. БЫСТРОВ: В Афганистан. Когда уже в плен попал, как будто в другой мир попал.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: И вы забыли про свою подругу.
Н. БЫСТРОВ: Нет. Почему? Мы переписывались.
А. ПЛЮЩЕВ: Из плена?
Н. БЫСТРОВ: Да. Я писал. Я родителям писал письма.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Из плена?
Н. БЫСТРОВ: Да.
А. ПЛЮЩЕВ: Как они доставлялись?
Н. БЫСТРОВ: Переводчики были. Доставляли письма.
А. ПЛЮЩЕВ: И они шли по почте?
Н. БЫСТРОВ: Афганцы, которые учились, наверное, они привозили и бросали на почту.
А. ПЛЮЩЕВ: Сколько же шло такое письмо?
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Ответные письма вы, наверное, не получали.
Н. БЫСТРОВ: Нет. Но когда я вернулся, отец показал эти письма.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вернемся к свадьбе. Вы находитесь на своей собственной свадьбе, которая, наверное, выглядит совсем иначе, чем вам это представлялось в юношестве. И какие у вас мысли в голове?
Н. БЫСТРОВ: Я думал: всё, уже никогда не вернусь.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. радости там не было.
Н. БЫСТРОВ: Да. Родителей вспоминал, родину. А потом постепенно…
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А почему вы изначально согласились жениться?
Н. БЫСТРОВ: Это уже было время, когда наши войска вышли из Афганистана, потом правительство Наджибуллы пало, и когда Масуд вошел уже в Кабул. Я в Кабуле женился.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Опишите, как выглядит свадьба в Афганистане.
Н. БЫСТРОВ: По мусульманским законам мулла читает молитву.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Там происходит какой-то пир?
Н. БЫСТРОВ: Конечно. Угощение, сладости.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. вы познакомились с женой на свадьбе.
Н. БЫСТРОВ: Нет. Нас сватали. Сначала познакомили. Мы были сосватаны.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Она вам понравилась?
Н. БЫСТРОВ: Конечно. Она меня видела. Ей сказали: «Он же русский». Она сказала: «Но он же стал мусульманином».
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: И вы ее полюбили потом?
Н. БЫСТРОВ: Да.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: У вас сейчас трое детей.
Н. БЫСТРОВ: Дочка и два сына.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А на каком языке вы общаетесь с женой?
Н. БЫСТРОВ: С ней по-афгански. Но с детьми по-русски. Потому что жена не хочет, чтобы они имели акцент. Они ходят в школу. Сын у меня отличник, он художник. Дочка в медицинском учится.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А сколько лет вы еще прожили в Афганистане после вашей свадьбы?
Н. БЫСТРОВ: Мало, года полтора.
А. ПЛЮЩЕВ: Дмитрий спрашивает: «Не знаю, корректен ли вопрос сейчас или нет. Спросите, чувствует ли рядовой Быстров себя предателем родины или нет?»
Н. БЫСТРОВ: Нет.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Ваша страна где – это Афганистан или Россия?
Н. БЫСТРОВ: Россия, я живу в России сейчас. Но Афганистан тоже.
А. ПЛЮЩЕВ: Вы в России где живете?
Н. БЫСТРОВ: В Краснодаре.
А. ПЛЮЩЕВ: А как получилось, что вы все-таки вернулись? И когда это произошло?
Н. БЫСТРОВ: Я женился. Приехали журналисты. Они приехали и пригласили меня на интервью.
А. ПЛЮЩЕВ: Это было в каком году?
Н. БЫСТРОВ: 95 год.
А. ПЛЮЩЕВ: Уже Советского Союза много лет не было, пять лет.
Н. БЫСТРОВ: Меня пригласили журналисты, спросили: «Ты хочешь вернуться в Россию?» Я говорю: «Да, хочу». – «С кем? С женой или один?» - «Как один? Вместе с женой». Я пошел домой к жене. Масуд предлагал – хочешь в Индию, хочешь в Россию, куда хочешь. Жена сильно болела. Я у жены спрашиваю: «Куда поедем?» Она говорит: «К тебе домой. Я твоя жена. Ты много лет родителей не видел». И жена согласилась. Журналисты взяли это интервью и уехали. Через некоторое время, до захвата талибами Кабула за нами приехали. Но это не только журналисты были. Я очень благодарен Руслану Султановичу Аушеву и Комитету воинов-интернационалистов, что меня вернули. Они занимались этими вопросами.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А когда вы видели последний раз Масуда?
Н. БЫСТРОВ: В Таджикистане.
А. ПЛЮЩЕВ: Это когда было примерно?
Н. БЫСТРОВ: Перед гибелью было. Жена родила второго, я ездил к нему в Таджикистан.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. вы его видели уже после того, как вы вернулись в Советский Союз.
Н. БЫСТРОВ: Да, я вернулся.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы с ним дружили после этого.
Н. БЫСТРОВ: Я вернулся, но потом очень часто ездил. Я начал с Комитетом воинов-интернационалистов работать в поиске останков погибших. Они предложили. Мы очень часто ездили в командировку.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: И каждый раз вы, когда вы ездили, вы с ним встречались как старые друзья.
Н. БЫСТРОВ: Да. Он помогал в поисках живых военнопленных.
А. ПЛЮЩЕВ: Они до сих пор есть?
Н. БЫСТРОВ: Да. По разным провинциям. И останков очень много.
А. ПЛЮЩЕВ: А поисками кто занимается, кроме этого комитета Аушева?
Н. БЫСТРОВ: Я не знаю. Есть и казахи.
А. ПЛЮЩЕВ: Из России я имел в виду. Есть что-нибудь по государственной линии, не слышали?
Н. БЫСТРОВ: Нет, я не слышал. Я помогаю, я встречаюсь с людьми. Очень трудно найти останки военнопленных. А многие военнопленные не хотят возвращаться. Вернули, живых, мертвых около 30 человек вернули.
А. ПЛЮЩЕВ: Как вы узнали и как вы восприняли новость о гибели Ахмад Шаха Масуда? Он погиб за день или за два до терактов 11 сентября 2001 года. Как это было?
Н. БЫСТРОВ: Я был дома. Пришел с работы, мне из Таджикистана его водитель позвонил, говорит – он погиб. Я не поверил: ты что, шутишь? Потом позвонил, говорит: он раненный. Но он раненный не был, он сразу погиб после взрыва.
А. ПЛЮЩЕВ: По официальной версии это было на следующий день, но не так важно. А почему вы не поверили, вы считали его неуязвимым?
Н. БЫСТРОВ: Нет. Я думал, они шутят. Нет неуязвимого человека.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Когда последний раз вы были в Афганистане?
Н. БЫСТРОВ: Пять лет назад.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы скучаете по этому месту?
Н. БЫСТРОВ: Я привык к Афганистану, я могу общаться, я знаю их обычаи.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А как Афганистан изменился после того, как американцы туда зашли? Или это тот же самый Афганистан?
Н. БЫСТРОВ: Хуже стал Афганистан.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: В каком смысле?
Н. БЫСТРОВ: Всё равно беспокойный. Там всё хуже и хуже становится.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы с талибами лично сталкивались?
Н. БЫСТРОВ: Да.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы можете мне объяснить, как так получилось, что люди, которые воюют на ишаках, самая неискоренимая сила и самый ярый противник НАТО, которая воюет последними технологиями?
Н. БЫСТРОВ: Это их страна, они знают всё. Они знают все тропы. Например, я говорил, что днем такие, а ночью другие.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А вы счастливы здесь, в России, в Краснодаре?
Н. БЫСТРОВ: Да. И жена тоже счастлива. Она съездила летом, на каникулах, я отправлял ее в Афганистан вместе с дочкой, она съездила на могилу матери.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вам не страшно ее отсылать одну, там же все-таки неспокойно?
Н. БЫСТРОВ: Да, я боялся, но отослал.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А ваши дети воспринимают Россию как единственную свою родину?
Н. БЫСТРОВ: Конечно.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Или они понимают, что есть Афганистан?
Н. БЫСТРОВ: У детей спрашивали: «Скажи, вот у тебя фамилия Быстров-Акбар. Как это можно понять». – «А у меня папа русский, а мама афганка». – «А кем вы себя считаете?» - «Мы русские».
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Они православные, крещенные, или они тоже мусульмане?
Н. БЫСТРОВ: Жена назвала дочку Катя, в честь моей мамы.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: У вас дети крещеные?
Н. БЫСТРОВ: По-мусульмански.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Т.е. вы соблюдаете Рамадан, делаете намаз четыре раза в день.
Н. БЫСТРОВ: Да.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Но при этом иногда ходите в церковь.
Н. БЫСТРОВ: Да. У меня бабушка верующая была.
А. ПЛЮЩЕВ: Когда вы вернулись, как вас встретили родные, знакомые?
Н. БЫСТРОВ: Обычно встретились. Поздоровались. Каждый год, когда вывод войск из Афганистана, я встречаюсь в Краснодаре с ребятами, мы отмечаем.
А. ПЛЮЩЕВ: Родители верили, что вы вернетесь?
Н. БЫСТРОВ: Мне сестра вот что рассказывала. Бабушка у меня была. Она была верующая. Когда я пропал без вести, она мою фотографию отнесла какой-то женщине, и она сказала: «Внук твой жив, и он вернется». Но бабушка умерла.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы ее не застали.
Н. БЫСТРОВ: Нет. Я только отца застал.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А чем вы сейчас занимаетесь?
Н. БЫСТРОВ: Работаю грузчиком.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: А жена ваша тоже работает?
Н. БЫСТРОВ: Нет. Она работала. Сначала на рынке торговала, потом на почте уборщицей работала. Она хорошо общается с русскими, она хорошо выучила русский язык. Сейчас не работает. После смерти матери у нее была депрессия. Комитет воинов-интернационалистов помог, она лежала в больнице Вишневского.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы родились в Советском Союзе, 18 лет жили в Советском Союзе, потом 13 лет в Афганистане. И потом вы возвращаетесь в Россию. Вам какая Россия больше нравится – нынешняя, в которой вы живете, или Советский Союз?
Н. БЫСТРОВ: Та жизнь лучше была, при Советском Союзе. Но сейчас тоже, свобода. Но всё равно другая жизнь была.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: В Советском Союзе легче вам было жить?
Н. БЫСТРОВ: Я молодой пацан ушел, в 18 лет, я даже не работал. Я в училище механизации учился на тракториста. Но так и не стал трактористом. Такая судьба.
А. ПЛЮЩЕВ: Да, такая судьба у Николая Быстрова, рядового Советской армии, который был захвачен в плен афганскими моджахедами в 1982 году. Спасибо большое, Николай, что пришли к нам, прилетели в Москву. Еще раз напомню, что в субботу у нас будет марафон, посвященный 25-летию вывода советских войск из Афганистана. Это была программа «Своими глазами». С вами были Софико Шеварднадзе и я, Александр Плющев. До свидания.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Спасибо. До встречи.