Процесс над «Гринписом» в Мурманске - Евгений Фельдман, Илья Рождественский, Альбина Кириллова - Своими глазами - 2013-10-09

Т. ДЗЯДКО: Я приветствую аудиторию радиостанции «Эхо Москвы». Меня зовут Тихон Дзядко. Программа «Своими глазами», программа, в которой всегда в эту студию приходят в основном наши коллеги журналисты, рассказывают об интересных событиях, свидетелями, очевидцами которых они были, о событиях, которые они видели своими глазами, а мы с вами не видели. Сегодня мы будем говорить о процессе над активистами «Гринписа» в Мурманске. Но это пока не сам непосредственно процесс, это пока были заседания, которые касались меры пресечения. У меня в студии мои коллеги. Это корреспондент радиостанции «Эха Москвы» Илья Рождественский. Привет тебе

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Добрый вечер.

Т. ДЗЯДКО: И корреспондент телеканала «Дождь» Альбина Кириллова. Приветствую.

А. КИРИЛЛОВА: Добрый вечер.

Т. ДЗЯДКО: После новостей середины часа к нам по телефону присоединится Евгений Фельдман - фотокорреспондент «Новой газеты», который по-прежнему находится в Мурманске. Давайте определимся с хронологией. Вы были в разное время, на разных стадиях процесса.

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Я буквально сегодня прилетел из Мурманска, провел несколько незабываемых дней в этом прекрасном городе. Я был на апелляции на арест активистов как «Гринписа», так и внештатного корреспондента «Лента.ру» Дениса Синякова. Мне показалось, что Мурманский суд сильно отличается от судов московских, хотя бы в силу того, что там практически всем разрешено снимать, там все могут стоять во время судебного заседания, там судья извиняется во время заседания за то, что корреспондентам приходится работать в таких нечеловеческих условиях, когда они буквально сидят друг у друга на головах.

Т. ДЗЯДКО: Областной либерализм. Альбина, ты была на другом суде.

А. КИРИЛЛОВА: Я была на первом заседании, когда их заключили под арест, это было полторы недели назад, в воскресенье, это как раз когда 8 последних «гринписовцев» осудили. У меня схожие впечатления. Судья тоже всегда извинялась. Двери уже открывали, можно было заходить, выходить прямо во время заседания. Единственное, они говорили: пожалуйста, вы не могли бы потише заходить и выходить, поскольку мы не слышим, что говорит прокурор, следователь или адвокат. Это было очень странно. Но мне это очень помогло в работе. Заседания шли одновременно в нескольких комнатах по разным людям. Я бегала по кабинетам, они уже были открыты, было очень удобно и комфортно работать в этом смысле.

Т. ДЗЯДКО: Раз уж мы про мурманский либерализм заговорили, то что такое Мурманский суд? Это такой же суд, как в Москве?

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Нет, совершенно не так. Я просто замечу, что арест и апелляция проходили в разных судах. Арест был в Ленинском районном суде, апелляция была там, где был я, это Мурманский областной суд. Рамки металлоискателя там чисто символические, приставы бесконечно доброжелательные. Всё остальное, действительно, очень похоже на московские суды. И на апелляции все трое россиян, которые были запланированы на этот день, присутствовали по видеосвязи. Это корабельный врач Arctic Sunrise Екатерина Заспа, это Андрей Аллахвердов, глава пресс-службы «Гринпис России» и Денис Синяков. По какой-то непонятной причине им не позволили приехать, их не доставили в здание суда.

Т. ДЗЯДКО: Адвокаты про это что-то говорили?

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Адвокаты говорили, что им ничего не известно про то, чтобы кто-то подписывал отказ от доставки. Заранее было известно, что Заспа скорее всего будет по видеосвязи. Но то, что два остальных человека не будут вживую присутствовать на заседании, это было для всех откровением. И это создало в определенный момент довольно серьезные проблемы. На 9-30 было запланировано заседание по Аллахвердову, и его адвокаты, которые вступили в дело буквально за полчаса до начала заседания, они, во-первых, сами хотят познакомиться с материалами делами. Да, пока там всего лишь 70 листов. Много это? Наверное, не очень много. Но они хотят в это детально вчитаться. И плюс они хотят показать дополнительные документы, которые они хотят сегодня приобщить к делу, они хотят показать их своему подзащитному. Но это невозможно, их просто физически невозможно передать, потому что он находится за несколько километров от здания суда.

Т. ДЗЯДКО: А судья давал им какую-то возможность к нему поехать, объявить перерыв?

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: После долгих споров судья объявила перерыв на 3 часа и сказала, что за это время адвокаты сами могут познакомиться. Если успеют, то пусть едут в СИЗО. Но, вообще, для Аллахвердова такой возможности предусмотрено не было. Просто так получилось, что перерыв затянулся намного дольше, чем это было запланировано, - судья была занята на процессе по Синякову. Только в силу этих обстоятельств Аллахвердову удалось ознакомиться с какими-то документами. А так это не было предусмотрено, было сказано, что у вас было первое заседание. Когда вас заключали под арест, вы могли познакомиться со всеми материалами именно в этот момент.

Т. ДЗЯДКО: Насколько во время этого первого заседания у них была возможность доступа к своим защитникам, доступа к каким-то материалам? Насколько в ходе этого судебного заседания встречались детали, эпизоды, которые вызывали сомнения в их абсолютной юридической точности и законности?

А. КИРИЛЛОВА: Я думаю, что всё вышесказанное и произошедшее с видеосвязью и с недоставкой подсудимых в суд – это мое личное, субъективное мнение, - связано с некой неразберихой, которая происходит именно в «Гринписе», а не в суде или в нашей системе. Адвокаты вообще не ожидали таких результатов – арестов и прочего. Они не понимали, что что-то происходит, что будет какой-то суд. Поэтому они воспользовались срочным образом Мурманской областной коллегией адвокатов. Потом какие-то адвокаты приезжали из Москвы. У них постоянно идет текучка, они пытаются внедрить постоянно каких-то новых. Поэтому апелляцию подавали одни адвокаты, на апелляцию приходят уже другие адвокаты. И это связано только лишь с бардаком в самом «Гринписе», с организацией защиты своих активистов.

Я только что разговаривала с Аней Смирновой, сейчас она пресс-секретарь нынешней рабочей группы «Гринпис» (вообще, она не является такой персоной, но сейчас она за это отвечает, за какую-то информацию от «Гринписа»), она как раз сказала, что да, опять внедряются какие-то новые адвокаты. У них сейчас уже будет два месяца познакомиться с делом. Но любой бардак на суде связан лишь с тем, что организация этого процесса плохая. Нет переводчиков, во многом сами подсудимые иностранцы не понимают, какие документы им дают, они ничего не подписывают.

Но сами адвокаты из Мурманской областной коллегии, я с ними разговаривала на процессе, они ни в коем случае не жаловались на СИЗО, они говорили абсолютно откровенно, что им очень помогают. Один из адвокатов – он просил не представляться - рассказал такую историю. У него несколько подсудимых иностранцев, к ним нужно было попасть в пятницу вечером. Он пришел, там была огромная очередь, к другим подсудимым в СИЗО приходили. Он понял, что не попадет. И в нерабочее время он обратился с письмом к руководителю СИЗО №1, и тот пошел ему навстречу, дал разрешение на посещение подсудимого в СИЗО в субботу, а если не успеет в субботу, то и в воскресенье пусть тоже приходит. Они делают всё, что могут, - сотрудники СИЗО, судьи, они стараются в организационном плане.

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Мне кажется, что эта неразбериха с того момента, когда эти люди были арестованы, она постепенно начинает уходить в прошлое. Вчера были процессы по россиянам. Мне показалось, что набор адвокатов под каждого конкретного человека более-менее стабилизировался. И там не только адвокаты из Мурманска, там есть, например, адвокаты от «Руси сидящей», известной организации.

Т. ДЗЯДКО: Они прилетели из Москвы специально?

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Кто-то из Москвы, кто-то из Петербурга. Есть люди с опытом участия в Европейском суде по правам человека, что меня приятно порадовало. И они уже начинают понимать, куда они влипли, что с этой историей будет. Плюс прозвучали слова про СИЗО. Я хочу добавить, что Денис Синяков, участвовавший по видеосвязи, он пожаловался на условия содержания в изоляторе, в СИЗО №1.

Т. ДЗЯДКО: Что он сказал?

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Это была достаточная смешная история. Идет заседание, судья Фетисова внезапно делает микропаузу и спрашивает у Синякова, не надо ли его отвести на обед. Я не помню, чтобы такое было в московских судах. Он отвечает, что нет, ни в коем случае, «ту еду, которую дают здесь, я есть не могу, это просто мусор, помойка.

А. КИРИЛЛОВА: Нечто похожее на еду кладут в кормушку, он сказал.

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Вместе с тем гособвинение в этот момент начинает настаивать, чтобы его все-таки отвели на обед. В результате ситуация разруливается, и перерыва не наступает. И еще была история с изолятором, но не с СИЗО №1, где сейчас находится Синяков, а с одним из изоляторов временного содержания, который находится на территории Североморска. Я просто объясню, что Североморск, он находится на территории закрытого административно-территориального образования, туда невозможно попасть без пропуска. Изолятор находится на территории Североморска. Один из консулов пытался попасть к своему соотечественнику, 5 часов добивался разрешения в Следственном комитете. Когда он все-таки получил это разрешение, он не смог попасть в изолятор, потому что он находится на этой закрытой территории. Получается такая тюрьма в тюрьме.

Т. ДЗЯДКО: А вот эти консулы, адвокаты, журналисты, кто вообще присутствовал на судебных заседаниях? Много ли людей? Из того, что мы видели здесь, в Москве, казалось, что объем информации столь велик, что там какое-то невероятное столпотворение, огромное количество сторонников, адвокатов, родственников, журналистов, консульских работников, бог знает кого. Так ли это на самом деле?

А. КИРИЛЛОВА: На тех заседаниях, на которых я была, было очень мало людей. Этот поток информации больше шел от одного корреспондента «Интерфакса», который сидел и распространял всю информацию по агентствам. В основном это были «гринписовцы», которые в срочном порядке приехали, это друзья тех, которые находились в зале суда, это консулы. Точно был консул Нидерландов, в Мурманске есть свой собственный финский консул. Я общалась с этими людьми. Они очень скромно комментируют происходящее, каждый раз абсолютно конкретно говорят, что они здесь только для того, чтобы у подсудимых был прекрасный переводчик и чтобы у них было всё в порядке. У Сини Саарела проблемы со здоровьем, ей нужны лекарства, и они это обеспечивали. Но если какие-то консулы говорят по-русски, как, например, финский, то голландский не говорит по-русски. И один и тот же переводчик, который не мог перевести нормально. У них всё время были казусы. И у бразильянки еще присутствовал консул. А так вообще никого не было.

Т. ДЗЯДКО: Давали общаться?

А. КИРИЛЛОВА: Да. Это меня поразило. Был один удивительный случай, когда было самое последнее заседание, у бразильянки. Суть в том, что она была достаточно агрессивно настроена. Зашел ее друг перед заседанием. Судья еще не зашла в зал. Она сидела в клетке, по обе стороны стояли судебные приставы, конвой. Заходит ее друг - и дальше они начинают разговаривать, он спрашивает, как у нее дела. «Ты видела, что Путин сказал?» Она говорит: «А что он сказал?» - «А Путин сказал, что это не пиратство. Всё должно быть в порядке». - «Тогда, если не пиратство, то что я здесь делаю?» И у них диалог, они припираются. Потом еще подходит адвокат, консул - и огромная толпа у клетки, все общаются. Для меня это нонсенс. На московских заседаниях ты, конечно, не можешь так. Они передают какие-то бумажки, еще что-то. Конвой абсолютно спокойно реагирует. Т.е. можно было пообщаться.

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: На апелляции можно было только встать в определенное место в зале суда и немножко помахать тем людям, которые находятся по другую сторону экрана. Что касается журналистов, тот гигантский поток информации, который шел в социальных сетях, в Интернете, его генерировало, по сути, несколько человек.

Это корреспондент РАПСИ, которую отправили из Москвы, буквально сослали в Мурманск, она остается до сих пор там, это корреспондент «Новой газеты» Женя Фельдман, с которым мы скоро свяжемся, и это те активисты «Гринпис», которые были там, которые приехали их разных точек планеты поддержать своих друзей. Там были люди, которые говорят по-английски, по-португальски, по-испански, это всё активисты. Журналистов московских, которые специально приехали туда, их было человек 3-4, может быть, 5, не больше. И много было местных телеканалов, ГТРК «Мурман», что-то в этом духе, ТНТ-Блиц, такие телеканалы.

Коллега сказала, что адвокаты на аресте не очень охотно общались с прессой, может быть, не очень охотно что-то комментировали. Сейчас они комментируют уже очень активно. Они вошли в подробности дела, нашли какие-то тонкости морского права. Они рассказали, и это прозвучало на процессе, что в деле, по сути, есть такая фальсификация. По факту все эти люди, все 30 человек, были задержаны в ночь с 18 на 19 сентября в акватории Печорского моря. В материалах дела при этом написано, что задержание случилось почему-то только 24 числа в Кольском заливе. Таким образом следствие, немножко подправив эти материалы, оно обошло тот факт, что, по сути, корабль был задержан в нейтральных водах. Если говорить правильно, это особая экономическая зона.

Т. ДЗЯДКО: Это зона, которая 12 километров от побережья?

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Не совсем. Это исключительная экономическая зона. Сам факт того, что в нейтральных водах находится российская платформа. Этот казус заключается в том, что у России есть определенные исключительные преференции на разработку ресурсов в этой акватории, в этом месте. Но при этом во всех остальных отношениях, кроме экономических, это абсолютно нейтральные воды. Т.е. они подчиняются ровно той же конвенции ООН по морскому праву, что и все остальные нейтральные воды. Поэтому задержание в нейтральных водах, оно возможно только по ряду пунктов. Ни один из этих пунктов не отражен следствием в материалах дела.

Т. ДЗЯДКО: Это как-то опротестовывалось в ходе судебного заседания?

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Они говорили об этом постоянно, что нельзя задерживать в нейтральных водах, нельзя сдвигать вот так дату задержания, потому что по факту люди не могли ничего сделать на корабле, они не могли передвигаться, они не могли управлять кораблем. Корабль был полностью во власти сотрудников ФСБ. На это встал представитель гособвинения – если не ошибаюсь, фамилия у нее Пименова, такая юная девушка, ей, наверное, нет и 30 лет, и она на это заметила, что экипаж никто не задерживал, корабль лишь доставили в Мурманск, при этом ничью свобода из экипажа не ограничивали. Т.е. это совершенно фантастическая история, когда люди не могут передвигаться на корабле, не могут ничего сделать с судном. Но при этом они не задержаны, их свобода никак не ограничена. И вот на эту реплику, что их никто не ограничивал в свободе, адвокаты ответили, что, наверное, если вы говорите, что задержание было только 24 числа, когда написали вот эту бумажку, то и смерть человека, наверное, наступает только тогда, когда подписывается соответствующая справка в морге или судмедэкспертами.

Т. ДЗЯДКО: О разных фантастических обстоятельствах судебных заседания в Мурманске мы поговорим через пару минут. Сейчас новости в эфире «Эха Москвы» от Романа Плюсова. Напоминаю, сегодня мы говорим о процессе над активистами организации «Гринпис» в Мурманском суде. Здесь Альбина Кириллова - корреспондент телеканала «Дождь», и наш коллега, журналист «Эха» Илья Рождественский, а также свяжемся фотокорреспондентом «Новой газеты» Евгением Фельдманом буквально через несколько минут.

НОВОСТИ

Т. ДЗЯДКО: Добрый вечер. Программа «Своими глазами». Сегодня мы говорим о судебном процессе над активистами организации «Гринпис» в Мурманске, обсуждаем это с моими коллегами. Здесь в студии Альбина Кириллова - корреспондент телеканала «Дождь», журналист «Эха» Илья Рождественский. К нам присоединяется еще один гость, еще один очевидец событий в Мурманском суде. Это фотокорреспондент «Новой газеты» Евгений Фельдман. Евгений, добрый вечер.

Е. ФЕЛЬДМАН: Здравствуйте.

Т. ДЗЯДКО: Мне хотелось бы и вам, и гостям в студии задать вопрос, который задают наши слушатели. Как себя ведут задержанные на судебных заседаниях? Они подавлены?

Е. ФЕЛЬДМАН: Довольно сложно говорить. Я видел всего троих из них, и то по видеосвязи. Я не был на первых судах по мере пресечения, когда одновременно «гринписовцев» судили в шести залах суда. Сейчас очень медленно идет процесс с апелляциями. Те, кого видел я, держатся довольно спокойно. Хотя местный член общественной комиссии, который может входить в СИЗО, рассказывает, что они очень подавлены. Никто из них не ожидал ничего подобного.

Т. ДЗЯДКО: Здесь Илья и Альбина рассказывают о каких-то невероятных условиях открытости и доступа в зале судебного заседания, о поражающем либерализме мурманских судей. Вы пытались максимально приблизиться к тому месту, где сейчас находится корабль Arctic Sunrise. Насколько вам эта открытость, этот либерализм помогли? Удалось ли вам увидеть само судно?

Е. ФЕЛЬДМАН: Мне кажется, это обычный региональный либерализм. В том же Кирове пресс-службы судов тоже ведут себя очень адекватно, по крайней мере фотосъемке никак не мешают. Я сегодня не только снимал судно. Я сегодня ходил в СИЗО, где сидят активисты, заводил для Дениса Синякова личный счет. В СИЗО меня действительно потрясло. Меня встретили практически радушием.

Т. ДЗЯДКО: И с пирогами.

Е. ФЕЛЬДМАН: Практически да. Сначала женщина, которая сидит в комнате приема передач, очень подробно объясняла мне, что писать, как писать, на чье имя писать заявление, дала какую-то бумажку, чтобы я это сделал. Дальше сотрудник полиции, вероятно омоновец, стоящий на входе на территорию СИЗО, любезно показал мне, как добраться из СИЗО до центра города. Это было совершенно потрясающе. В бухте, где стоит Arctic Sunrise, это довольно далеко от города, я не видел никого из тех, кто мог бы мне помешать. Это довольно широкая бухта, и корабль стоит довольно далеко от берега. По крайней мере, на той части берега, куда я смог пройти, откуда я снимал, не было никого, кто мог бы помешать, - ни с одной стороны, ни со стороны деревни и пирса. Не было никого из сотрудников правоохранительных органов.

Т. ДЗЯДКО: А как это всё выглядит? Видно ли, что судно находится под охраной других судов? Может быть, там какие-то патрульные катера стоят? Или же это всё выглядит как абсолютно мирная, не напоминающая о произошедших событиях ситуация?

Е. ФЕЛЬДМАН: Судно стоит на другом берегу залива, не на том, на котором расположен Мурманск, надо далеко ехать от города. Насколько я понимаю, каждое утро к судно на катере приезжают сотрудники Следственного комитета. У «Гринписа» я видел фотографии, они широко растиражированы. Туда привозят капитана корабля Питера Вилкокса в наручниках, производят там какие-то следственные действия. Конкретно в тот момент, когда там был я, там не было никакого движения вокруг. Стоят рядом два корабля – береговой охраны и собственно Arctic Sunrise. Я так понимаю, что то самое судно береговой охраны, которое вело Arctic Sunrise еще от платформы. И вот они стоят в какой-то сцепке, рядом, так, что судно береговой охраны почти закрывает судно «Гринписа», если смотреть с берега.

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Я тоже видел всю эту картину. Судно, которое задерживало Arctic Sunrise, называется «Ладога». Я задавал вопрос адвокатам, они мне объяснили, что каким-то образом включили механизм, который позволяет судно «Ладога» буквально не двигаться с места, никак не крутиться на этом месте, и таким образом практически полностью перекрывать вид Arctic Sunrise, чтобы его было видно с берега по минимуму. Там все-таки есть попытки ограничить этот обзор, чтобы нельзя было всем подойти и посмотреть на судно экологов.

Е. ФЕЛЬДМАН: Когда я снимал, я думал над такими конспирологическими теориями. Мне показалось, что всё намного проще. Просто это судно стоит с той же стороны, с которой оно стояло при транспортировке Arctic Sunrise в этот самый залив. Мне кажется, что всё не настолько сложно. Они просто его поставили. Если это два судна, которые стоят и вращаются, они же могут бить друг друга. Мне кажется, просто с логической точки зрения нужно его поставить так, чтобы оно не дергалось.

Т. ДЗЯДКО: Евгений, вы были тот человек, который из Москвы вез десятки подписей и поручительств за Дениса Синякова. Действительно ли это так, и как они были приняты судом?

Е. ФЕЛЬДМАН: Это действительно так. Мы ни на что особо не рассчитывали, максимум – чтобы судья их полистала перед тем, как сказать, что не будет их принимать, чтобы она просто увидела, что их много. Судья согласилась приобщить их к делу. Там был долгий спор между защитой и судьей, в каком формате их показывать Денису. Там было 340 человек, которые подписали. В итоге они сошлись на том, что подписи были отправлены Денису по факсу. Судья сказала, что она не будет начинать стадию прений, пока Денис с ними не ознакомится. Но к стадии прений сказали, что вроде как отправили эти подписи, а Денис сказал, что ему их не передавали и согласился начинать прения без них. У меня никакой информации нет. Завтра у меня будет точная информация, показали ли их Денису. Я надеюсь, что да. По крайней мере, судья клялась и божилась, что она их отправила. Денис хотя бы видел, что сотни людей за него подписались даже в офф-лайне, не поленившись придти и сделать это вручную.

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Был еще и забавный такой момент. Когда эти подписи появились в руках у судьи, когда ей передали, там 18 страниц, 342 журналиста. Это фамилия, имя и подпись, т.е. нет никаких паспортных данных.

Е. ФЕЛЬДМАН: Там есть отчество.

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Совершенно верно. Один из адвокатов предложил, что, может быть, мы все 18 листов сейчас зачитаем. Но от этого, слава богу, отказались, чтобы не затягивать заседание. Я хочу заметить, сравнивая мурманский суд и московский. Вот это отсутствие паспортных данных… Там фамилия, имя, отчество, но там зачастую даже не написано, в каком конкретном издании работает человек, который поставил свою подпись. Там этого практически нет. И там нет никаких паспортных данных.

А. КИРИЛЛОВА: Там есть номер телефона.

Е. ФЕЛЬДМАН: Там нет номера телефона.

А. КИРИЛЛОВА: Когда я подписывала, у меня в бланке был номер телефона.

Е. ФЕЛЬДМАН: Это отдельная история. Телефоны собирались для того, чтобы делать какие-то рассылки и оповещения.

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: В московском суде такой бланк без паспортных данных выкинули бы в помойку мгновенно, никуда бы не стали приобщать. Мурманский суд это все-таки приобщил.

Т. ДЗЯДКО: Евгений, спасибо вам. Евгений Фельдман - фотокорреспондент «Новой газеты» из Мурманска был у нас на прямой линии телефонной связи. По поводу приобщать или не приобщать. Я помню, что поручительства без паспортных данных, не заверенные нотариусом, в деле Василия Алексаняна в равной степени приобщались судом и в равной степени не учитывались при вынесении постановления о продлении или непродлении срока содержания под стражей. Но не суть. Давайте вернемся к вопросу Дмитрия Мезенцева по поводу того, как держатся задержанные на судебных заседаниях. Ты, Альбина, их видела вживую, не по видеосвязи, а непосредственно в зале суда.

А. КИРИЛЛОВА: Я видела не всех, но те, кого я видела, держались по-разному. Всех их объединяло некое уныние, тоска в глазах, они были сильно подавлены. Это были те 8 человек, которых не успели рассмотреть. А до этого в четверг были 22 человека. И адвокаты Мурманской областной коллегии адвокатов, они совершенно не знали, что делать с девушками-активистами, потому что они рыдали крокодильими слезами прямо в зале суда, потому что не понимали, что происходит, для них это было неожиданностью.

Может быть, не все это знают, но это третий ход на «Приразломную» для «Гринписа». И предпоследний ход был такой, что активисты все-таки на нее залезли, заблокировали, какой-то условный руководитель этой «Приразломной» не мог туда попасть. Их водяными шлангами оттуда сбивали. Они попадали в воду и уплыли. И ничего им за это не было. Это всё было в августе год назад. А до этого был еще один ход. Это судно было уже в этих водах не один раз. На «Приразломную» они не то что пытались, они на нее залезали и блокировали ее. И когда на третий раз произошло то, что мы видим, – для них это шок и неожиданность.

До начала заседания они все держались молодцом, ни на что не жаловались. У них были какие-то просьбы, они просили консулов, адвокатов, писали письма, но были абсолютно спокойны. Но когда после 22-х, когда всем плакали и всем вынесли задержание на 2 месяца, то эти 8 выглядели уже совершенно иначе. Там был некий англичанин, я не помню, чем конкретно он занимался на судне, он был очень злой. Выходя из зала суда, он постоянно кричал, показывал кулаки, потом показывал знак мир, виктори – победа. При этом лиц у него было красное. Это рождало страшную безысходность.

При этом Дмитрий Литвинов, который был самый первый из восьми, которых судили, он на меня произвел самое большое впечатление. Он гражданин Швеции, у него есть акцент, но он говорил по-русски. И он к этой ситуации относился так, что он надеялся, что судья и следователь, они на его стороне, что они понимают, заискивающе рассказывал про то, что «Гринпис» - это прекрасная организация. И когда он столкнулся с тем, что во время произнесения речи вот эта стена: судья, которая смотрит куда-то в свои бумажки, следователь смотрит в окно – и никому не интересно, что он говорит, - вот тут у него случился эмоциональный перелом, и он прямо поник в этот момент. Т.е. он на заседание пришел одним, а ушел совершенно другим. Он был для меня эталоном того, как внутри у них меняется надежда на что-то другое.

Для Сини Саарела, у которой был страх за собственное здоровье, поскольку у нее страшные диагнозы, ей удалили щитовидку, у нее последствия Базедовой болезни, еще что-то, у нее какие-то особенные лекарства, для нее был непостижимый страх, она не слышала ни переводчика, ни консула, у нее бегали глаза, у нее была моторика рук такая, т.е. она была очень нервная. В принципе, ее заседание длилось очень долго, оно было самым долгим, поскольку она по 5 раз переспрашивала переводчика, чтобы тот нормально переводил. А у нее был хороший переводчик, он ее устраивал. Просто из-за того, что она волновалась, она не могла до конца сформулировать для себя то, что ей говорят, поверить в это. Всё это выглядело печально.

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Спустя некоторое время, они смирились с тем, что с ними происходит, они как-то приняли этот фарс. Синяков держался более бодро, что ли. Он с честью выдержал многочасовое, достаточно утомительное заседание. Аллахвердов был более грустен, что ли. Но они оба были абсолютно спокойны. Они оба понимали, что их ждет. Они оба, скорее всего, ни на что не надеялись. Хотя надо заметить, что адвокаты к этим заседаниям основательно подготовились. 342 подписи журналистов - это далеко не вся их юридическая помощь, не всё, что было предпринято. Там были представлены договоры найма жилья, где могли бы находиться обвиняемые.

А. КИРИЛЛОВА: Они были представлены и на прошлом заседании.

Т. ДЗЯДКО: Это в смысле, что они проживали бы в Мурманске, если бы их взяли под подписку о невыезде.

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Или под домашний арест. Там и отель был представлен, и несколько видов жилья, там были представлены поручительства от Галины Тимченко, Ксении Чудиновой, это в отношении Синякова. За Аллахвердова поручились Марина Королёва, наша коллега, и Юрий Сапрыкин. Там были тонны положительных характеристик от самых разных организаций. Там были предложения о залоге от миллиона до полутора миллионов рублей, тоже немаленькая сумма. С моей точки зрения, один из главных доводов – скрыться-то никто куда не может, у них документов нет. У них уже всё изъяли. А уничтожить улики физически невозможно, потому что-то изъяли следователи и поместили уже куда-то в недра Следственного комитета, здание которого хорошо охраняется, либо эти улики всё еще находятся на борту Arctic Sunrise, а пробраться на этот борт невозможно.

Несмотря на всё это, несмотря на то, что мы сейчас говорили про этот областной либерализм суда, несмотря на долгие часы заседаний, несмотря на железобетонные доводы защиты в пользу того, что совершенно не обязательно держать людей под арестом, не обязательно оставлять их в тяжелых условиях в СИЗО, судьям потребовалось от того момента, когда судья объявляет перерыв и уходит в совещательную комнату, до того момента, когда она возвращается и начинает читать решение, перерыв составил от 10 до 15 минут. Т.е. это просто молниеносное правосудие.

Т. ДЗЯДКО: Т.е. абсолютный конвейер.

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Абсолютнейший конвейер. В московских судах на э то может уйти хотя бы час обычно. Тут 15 минут – всё, следующий.

А. КИРИЛЛОВА: Я еще разговаривал с одним российским активистом «Гринписа», который приносит в СИЗО передачи, активно участвует в этом. Мы с ним тоже разговаривали. Он сказал, что все эти 30 человек считают себя обманутыми, что их обманным путем увезли из корабля. Им сказали: вы сейчас пойдете, вещи свои не берите – у них же все вещи остались там, у них вообще нет своих вещей, - вы не берите вещи, потому что мы у вас просто что-то спросим, а потом вы вернетесь на корабль со своими вещами и заберете их. И они с этой информацией спокойно покинули корабль, оставив вещи там. Дальше их задержали на сутки, 48, 72 часа и 2 месяца. А все их вещи, включая паспорта – например, Димы Литвинова говорил, что два его паспорта находятся в каюте в сумке, - все вещи остались там. Для них это тоже был неожиданный момент, именно момент самого ареста, поскольку их предупредили о том, что всё пройдет очень быстро - мы у вас что-то спросим и отпустим.

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Возвращаясь еще к тому, как они все держатся на суде. Синяков произнес прекрасную речь, и когда его арестовывали, что вся его преступная деятельность – это журналистика, естественно, он продолжит заниматься журналистикой. Он неплохо выступил и на апелляции. Он заявил, что Ленинский районный суд, который принял решение об аресте на 2 месяца, он таким образом создает опасный прецедент и ставит, по сути, крест на свободе слова, на иммунитете журналиста, который освещает какую-то акцию, он таким образом игнорирует закон о СМИ, конституцию России. На это же обращали внимание и адвокаты, что Синяков, например, снимал конфликт 2008 года, когда было военное положение, боевые действия в Южной Осетии.

Т. ДЗЯДКО: Когда была война между Россией и Грузией.

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Да. И никому не пришло в голову причислить Синякова к сторонникам Грузии, России или осетинских военных формирований. Никаких проблем с этим не возникло. И тут почему-то его причисляют к сторонникам «Гринписа».

А. КИРИЛЛОВА: У «Гринписа» есть определенный документ, по которому они обязательно сопровождают судно. Когда идут на какую-то акцию, у них есть документ, в котором четко прописан регламент, который юридически закреплен, что на корабле обязательно должны находиться видео- и фотокорреспондент независимого издания. Для них всегда приоритетнее, чтобы это был фрилансер, который мог бы отправлять это в агентство. Это обязательное условие, оно известно всем, оно продиктовано опытом. Надо сказать, что многие из наших с вами коллег были на этом судне. У нас есть коллега, который работает на другой радиостанции – Алекс Дубас, в прошлом году «гринписовцы» его позвали посмотреть, как делаются акции. Он ездил вместе с ними, ему очень понравилось, он был в восторге и делился впечатлениями, говорил, что это прекрасно, что это интересно. Если бы его позвали в этот раз и он бы поехал, получается, он бы тоже сидел там как пират. Это очень странно выглядит.

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Кстати, Синяков также обратил внимание на эту практику «Гринписа». Он сказал, что было бы очень странно предположить, что, если преступники собираются грабить банк, чтобы они брали с собой независимого фотографа или оператора, который бы всё это снимал. Таким образом он подчеркнул некую абсурдность предъявленного обвинения. Я сейчас вспомнил, есть еще важный юридический момент, на который обратили внимание адвокаты. Ленинский районный суд избирает меру пресечения на 2 месяца. Не важно, берем ли мы за основу версию, что они задержаны были изначально в акватории Печорского моря, или они были задержаны, как говорит следствие, в акватории Кольского залива, в любом случае ни одна из этих акваторий никакого отношения к юрисдикции Ленинского районного суда не имеет. Т.е. там нет юридической власти, нет никаких полномочий у Ленинского районного суда.

Т. ДЗЯДКО: А почему же тогда?

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Там было сделано предположение, что поскольку дело находится на расследовании у Следственного комитета, его отделение базируется в Санкт-Петербурге, то, может быть, вот эта юрисдикция. Но вообще, это не дело адвокатов – заниматься изучением того, чья территориальная подсудность в данном случае функционирует.

Т. ДЗЯДКО: Что говорили люди, с которыми вы общались, - юристы «Гринписа», сторонники, - что они говорили о перспективах? Чего они ждут теперь, после того, как мера пресечения оставлена в силе, оставлены под стражей эти активисты? Они рассчитывают на что?

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: Они продолжают бороться, они заявляют каких-то экспертов, которые доказывают, что здесь нет состава статьи «пиратство», что «Приразломная» - это платформа, а не судно, и о каком пиратстве в данном случае может идти речь? Прочтите, в конце концов, статью 227-ю УК, где про платформы ничего не сказано. Они борются, они ищут юридические способ оправдать своих подзащитных, найти им какую-то подмогу. Но вместе с тем они в глубине души понимают, что все их усилия, может быть, будут безрезультатны, потому что то, что мы видели и на аресте, то, что мы видели на апелляции – 15 минут размышлений судьи в совещательной комнате – и в результате все эти доводы разбиваются о какую-то стену, и это ни к чему не приводит.

Т. ДЗЯДКО: Альбина, такое же ощущение?

А. КИРИЛЛОВА: У меня есть подкрепленное мнение, подкрепленное Фабианом, это глава рабочей группы, он бельгиец. Он находится в основном в Мурманске. Я с ним очень много говорила о том, что вы ожидаете, какие перспективы. Он не верит ни в какие сроки от 10 до 15 лет, ему всё время кажется, что это какая-то поражающая игра, предолимпийские инструменты давления. Надо сказать, что такое ощущение главные иностранцы в рабочей группе «Гринпис», у них вообще нет никакого понимания политического, что происходит в России. Они не слышали о «болотном деле». Когда я сказала, например, что мне кажется иногда, что у вас процесс схож с процессом Pussy Riot. Он что-то про него слышал, но категорически отказался сравнивать. «Нет, мы совсем другое. Это же было в церкви».

Т.е. они вообще не интересуются Россией, тем, что происходит, поэтому для них выстроить какую-то логическую цепочку того, что может быть в этой ситуации, невозможно. Когда сейчас они поняли, что у них нет никакого видения, негативного или позитивного, они начали прибегать к услугам адвокатов, которые занимаются именно политическими заключенными, такая стратегия. Я думаю, это продиктовано именно российским «Гринписом», а не международным, который сначала взял верх над рабочей группой, а теперь все-таки российский «Гринпис», больше понимающий в реалиях нашей систему, взял шефство над этой ситуацией.

Т. ДЗЯДКО: А что-то вам известно о том, как на это реагируют люди, которые живут в Мурманске? Может быть, было какое-то столпотворение или собрание людей?

И. РОЖДЕСТВЕНСКИЙ: В Мурманске очень медленная, размеренная жизнь. Процесс по «Гринпису», а такое скорее всего случится, когда начнется рассмотрение дела по существу, никак не нарушит этот размеренный ход жизни. Для большинство жителей Мурманска, на их жизнь это никак не повлияло, многие даже не знают, что у них в городе происходит такое, многие были удивлены, когда узнавали, что московские корреспонденты, и не только московские, но и представители иностранных СМИ приезжают в их город, не понимали зачем и что они здесь забыли. Далеко не все знают, что происходит что-то важное.

Т. ДЗЯДКО: У меня последний вопрос от нашего слушателя Игоря: «А как насчет наркотиков и аппаратуры двойного назначения, найденными сегодня на судне?» Вы успели это обсудить, может быть, с какими-то вашими знакомыми, которых вы обрели там?

А. КИРИЛЛОВА: За 10 минут до того, как я пришла сюда, я позвонила специально Анне Смирновой, это нынешний пресс-секретарь «Гринпис», рабочей группы, обсудила с ней вопрос наркотиков, которые там якобы нашли. Она сказала, что скорее всего речь идет о морфии, который находится в закрытой аптечке, к которой есть доступ у капитана и у медсестры, у врача. Поскольку судно проходило таможню с собаками в Норвегии, то ни о каких наркотиках речь идти не может. Если морфий каким-то образом запрещен в России в аптечке, то они не планировали плыть, идти в Россию, судно находилось в интернациональных водах. А некие маковые палочки, которые они там нашли, они не могут комментировать, говорят, что поскольку две недели судно стоит без них, они не ручаются за то, что они там нашли и ничего об этом не знают.

Т. ДЗЯДКО: Понятно. Возможно, понятнее станет в ближайшие недели и месяцы, как будет развиваться это дело. Благодарю моих коллег. Илья Рождественский – журналист «Эха Москвы», Альбина Кириллова - корреспондент телеканала «Дождь». На прямой связи по телефону из Мурманска с нами также был фотокорреспондент «Новой газеты» Евгений Фельдман. Программа «Своими глазами». Меня зовут Тихон Дзядко. Спасибо всем.