Борис Тадич - Своими глазами - 2013-01-29
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Борис Тадич, бывший президент Сербии, почётный президент Демократической партии Сербии, очень рада, что Вы сегодня с нами! Спасибо, что пришли!
Судя по последним новостям, Пан Ги Мун предложил Вам стать посланником ООН на Северном Кавказе. Это так?
Б. ТАДИЧ: Про меня много было слухов относительно моего участия в процессе поддержания мира. Но пока, это только пока слухи. Нет, я не намерен этого делать. Ио всяком случае, пока такого намерения у меня нет.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы только что вернулись с инаугурации президента Обамы, куда Николича, нынешнего президента Сербии, не позвали. Какие чувства это у Вас вызвало?
Б. ТАДИЧ: Дело не в том, кого позвали на инаугурацию. Многих президентов я на инаугурации не видел. Я поехал по неформальному приглашению, а не как президент Сербии.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вам ещё какие-то предложения делали? Потому что не так давно ООН предложило Вам позицию переговорщика по Сирии, но Вы отказались, сославшись на то, что нужны своей партии и своей стране. Но сейчас Вы уже не глава государства, Вы решили уйти с поста лидера партии. Чем Вы теперь занимаетесь?
Б. ТАДИЧ: Я путешествую, читаю лекции. Я общаюсь с моими друзьями, теперешними президентами и премьер-министрами других стран. пытаюсь написать нечто важное, стратегически важное для нашей страны – то, что должно быть внешней политикой для Сербии: как действовать в области экономики в ближайшем будущем. Веду переговоры с людьми, которые мне предлагают какие-то места во внешнеполитических ведомствах в будущем.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Когда я впервые приехала в Сербию, чтобы взять у Вас интервью, около 4 лет назад, Вы были 10-м в списке самых влиятельных политиков в Европе. Вы были весьма популярным президентом, лидером самой крупной партии в парламенте. Что случилось? Как Вы так растратили кредит доверия?
Б. ТАДИЧ: Это обычный ход событий в таких странах, как Сербия. Когда было это интервью, я уже 4 года был у власти. У меня не было пока инструментов, для того чтобы дать какие-то результаты для обычных людей из-за сочетания власти правительства и президентской власти, Коштуница. За последние 4 года, когда у меня были реальные инструменты в руках, мы принимали участие в глобальном экономическом кризисе. Сербия – это уязвимая страна из-за своих хронических проблем, и, к сожалению, мы не могли решить эту проблему в ходе кризиса. В то же время я сталкиваюсь с реальным вызовом в Косово. И надо было давать какие-то конкретные результаты из-за участия Сербии в войне 1990-ых годах. И всё это мы решили.
Основной вызов для меня – это как добиться примирения в сербском обществе. Мои оппоненты выступали с совсем другой стороны политической структуры. Они осуществляли нападки на меня на каждодневной основе. Но мы создали всё-таки им гораздо лучшие условия в сербском обществе. Мы не сражались друг с другом, как это было в прошлом. Сейчас наладилась нормальная коммуникация с демократами с разной точкой зрения. Но стратегические вопросы также – должна ли стать Сербия членом Европейского Союза или нет. Все, почти все согласились с тем, что необходимо стать государственным членом Европейского Союза и занять эту стратегическую позицию. Это важное стратегическое решение. Сербия стала более стабильным обществом, чем в прошлом.
Но делая это, надо платить определённую цену.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы разочарованы?
Б. ТАДИЧ: Нет, я понимаю психологию этого процесса. Я ожидал, что это будет со мной, со всеми, кто пытается добиться результата в сербском обществе.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Многие говорят, что Вы сделали Николича тем, кто он есть сейчас, когда, будучи президентом, помогли ему создать собственную партию. Зачем Вы ему помогали? Разве он не сторонник того, или в то время разве не был он сторонником всего того, против чего Вы выступали?
Б. ТАДИЧ: Прежде всего, 4 года тому назад Николич был с совсем противоположной стороны с точки зрения стратегического пути Сербии. Хочу напомнить, он выступал против меня, потому что я подписал соглашение о стабилизации ассоциации с Европейским Союзом. Я не убеждён, что обычные люди помнят об этом сегодня. Но именно так подходил к этому вопросу Николич 4 года тому назад. Сейчас он выступает за членство в Европейском Союзе. Почему я пытался говорить с Николичем и подключить его к этой политической силе? Поскольку мы пытались создать более гармоничное общество, примирение среди политиков в Сербии и создать национальный консенсус. Мы не можем долго оставаться разделённой страной. Это политика неустойчивая, она неустойчивая с точки зрения наших экономических трудностей. Вот почему я так много работал над созданием такого национального консенсуса. И добился этого.
Николич также добился чего-то. Он тоже пошёл на определённый политический риск. И он победил меня в выборах. Это не была большая победа. Всего на 2% приблизительно. Он не получил 50% голосов сербского народа. Но это в соответствии с нашим избирательным законом. И он стал новым президентом. Но сейчас у него обязанности. Он в другом положении.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Но Вы создали человека, или, как сказали бы американцы, монстра, который в конце концов Вас уничтожил…
Б. ТАДИЧ: Это хороший вопрос. Многие в моей партии спрашивают – почему я это сделал. Я не тот политик, который думает о своём положении. Я думаю об общих интересах страны.
Если вы спросите меня, сожалею ли я об этом. Нет, не сожалею. Я очень хорошо к этому отношусь. Потому что, с моей точки зрения, это очень важное для меня достижение. Сербия была разделённым обществом в течение 20 лет. А сейчас она уже не остаётся таким обществом. Очень важно добиться устойчивости в политике, создать более положительные условия для привлечения инвестиций в Сербию. Иначе кто придёт с инвестициями в будущем в Сербию, которые нам так нужны в стране, в которой никогда не знаешь, что будет стратегической ориентацией страны. Кто 2 миллиарда, 3, 4 миллиарда евро принесёт в Сербию, которая разделена политически? И это, конечно, главное предварительное условие – развитие с целью создания стабильного общества, для того чтобы создать устойчивую политику.
С моей точки зрения, это намного более важно, чем моё положение во власти.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Часто Вы говорили, что Ваше главное достижение заключается в том, что те, кто пришёл во власть после Вас, используют теперь ту же риторику, о которой и подумать нельзя было пару лет назад. Почему Вы относите это к своим достижениям? Просто мне кажется, что разница между правыми и левыми (не только в Сербии, но и во всём мире) давно стало чистой формальностью, делом прошлого.
Б. ТАДИЧ: Я не настаиваю на таком подходе, но это как раз то, что могло произойти. Неважно, моё это достижение или нет. Я не думаю, что происходит всё так. Но в целом, в конце концов, у нас же не только риторика, но и практическая политика, которая приведёт Сербию в Европейский Союз. Без такой стратегической ориентации очень трудно будет решить наши собственные проблемы. А наша проблема – это очень слабая экономика: безработица на уровне 25%, огромный государственный долг, дефицит. И всё-таки мы импортируем больше, чем мы экспортируем. Мы не конкурентоспособны. А по этой причине надо делать что-то такое с точки зрения примирения, стратегической ориентации, а также с точки зрения политических подходов.
Если вы спросите – почему? Если вы не потратили столько времени в 1990-ые годы в Сербии, вы не поймёте, почему слова так важны. Люди, которые возглавляли политические партии, используя ужасную риторику об убийстве, физическое насилие, и сохраняя страну в таком политическом направлении. Тогда, может быть, вы поймёте по своему происхождению. Но другие люди просто не понимают, что у сейчас у нас нет такой политической фразеологии. Вот, как мы меняемся в политической культуре. Этого недостаточно. Надо делать больше. Но я думаю, что это важно. Это огромное достижение нашего политического общества, для всех, кто живёт в этой стране.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Но если сейчас спросить сербов, то, по всем причинам, что Вы перечислили: высокая безработица, низкие зарплаты, полная стагнация в экономике – они потеряли интерес в том, чтобы стать членом ЕС. Им уже всё равно…
Б. ТАДИЧ: Это правда. Это произошло не только в Сербии, но и во всём Европейском Союзе, который сталкивается со своими проблемами.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы считаете, что Сербия должна стать членом ЕС, учитывая нынешнее его состояние?
Б. ТАДИЧ: Конечно, я объясню, почему. Я по-прежнему считаю, что Сербия должна стать государством-членом Европейского Союза. И почему это так важно для моей страны, для Европейского Союза? Хотя Европейский Союз сталкивается со своими собственными проблемами, основная проблема – это функционирование Европейского Союза в 27 странах. Хотя я ожидаю, что Сербия станет членом, двадцать восьмой, двадцать девятой страной, а, может быть, тридцатой.
Европейский Союз с населением в 500 миллионов человек. Если такого рода технический потенциал и геостратегическое положение способно обеспечить более высокий уровень жизни, это очень важно для обеспечения условий жизни.
Европа сталкивается с проблемами. Я надеюсь, что Европа, Европейский Союз смогут решить эти проблемы, особенно в финансовом секторе.
Как насчёт учреждения Европейского Союза? Достаточно ли они функциональны? Я не думаю. Ну, посмотрим, как будет Европа решать свои проблемы. Все сверхдержавы решают свои проблемы. Не только Европейский Союз. Соединённые Штаты, Россия, даже Китай. Единственная позиция, которая у нас есть – это стать членами Европейского Союза, потому что другие решения не такие многообещающие для европейского народа, и потому что другие решения недостаточно реалистичны. Вот почему я всегда настаиваю на членстве в Европейском Союзе как реальном решении. Это зависит не только от Сербии, но и от стран Европейского Союза в рамках экономического кризиса. Уровень жизни не на том уровне, на каком он был 5 или 10 лет тому назад. Расширение – это новое явление в обществе Европейского Союза. Но я надеюсь, что Европа решит эти проблемы. И если этого не случится, мы столкнёмся с очень тяжелым положением в будущем Сербии. У нас нет идеального положения, где можно было бы решать свои собственные проблемы и избирать стратегическую ориентацию. Иногда надо избрать оптимальный момент в истории, но надо также пойти на риск, если вы политик, президент, вождь своей страны. Я уже больше не президент, но новое руководство имеет только единственное такое решение в Сербии.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Сегодня многие сербы Вас обвиняют в том, что у них низкий уровень жизни…
Б. ТАДИЧ: Это не реалистично. Вы понимаете психологию. Мы живём в таких обстоятельствах уже более 20 лет, и многие проблемы уходят корнями в прошлое. Я согласен с некоторыми, кто критикует меня, что я не смог решить все проблемы, и я не снимаю с себя ответственности за это. Но многие проблемы уходят корнями в прошлое. Наш бюджетный дефицит – это не новое явление в нашей экономической политике. В течение многих десятилетий наша государственная задолженность была большой. Мы импортируем больше, чем экспортируем. Мы не делали инвестиций в инфраструктуру более 30 лет. Я президентом был Сербии только всего 8 лет. А что произошло до этого? А это реальность. После одного года люди будут более реалистично оценивать участие в этой политике. Я не воспринимаю эту критику, которая сейчас исходит из некоторых кругов сербского общества.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: В числе главных требований Запада была поимка Караджича, Младича, Хаджича… и передача их в Гаагу. Это заняло у Вас некоторое время, но Вы поймали так называемую «гаагскую тройку». На Ваш взгляд, суд над ними справедливый?
Б. ТАДИЧ: А! Гаага! Это учреждение международной юстиции, которое было создано ООН, и все страны, которые являются членами ООН, приняли решение создать гаагский трибунал. Как президент Сербии, который стал членом ООН, я должен был выполнять все обязательства нашей страны в отношении Гаагского трибунала. Все меня просили это делать, все государства-члены ООН. Я обещал, что это сделаю. И я выполнил своё обещание. Достаточно ли справедлив этот суд? Это очень важный вопрос не только для меня как президента, который сотрудничал с этим судом, что было в соответствии не только с нашими международными обязательствами, но и с нашим внутренним законодательством. Мой ответ на этот вопрос – я не знаю. Я не знаю. Но у меня будет дилемма до конца моей жизни – достаточно ли был справедливым этот суд во всех процессуальных действиях, которые имели место. Готовина и Маркач- нет серба, который бы думал, что этот суд поступил справедливо. Ни простые люди, ни я как бывший президент Сербии. У меня вообще ощущение плохое в этом отношении.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы что чувствуете, когда видите, как хорватских генералов оправдывают, и они разгуливают на свободе?
Б. ТАДИЧ: Я говорил со своими коллегами из Хорватии. Я их спрашивал – кто без вины? Кто виноват? Сотни сербов были изгнаны из своих домов, в Хорватии многих убили после операции «Штурм» в Хорватии. Кто-то ведь виноват в этом. И эти люди будут в Гаагском трибунале или нет, интересно. И сейчас это вопрос для людей, которые являются председателями Гаагского суда. Есть много слухов о том, что может быть возможность начала процедуры против… не знаю, возможно это или нет. Мне кажется, что, в общем, я чувствую себя нехорошо в отношении того, что произошло в Гааге, особенно моё участие в этом процессе. Но в то же время, когда есть международные обязательства, их надо выполнять, иначе вы не будете членом международного сообщества в своём подходе.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Ваши хорватские «коллеги» не думают, что их генералы виновны. Вы лично считаете, что те трое, которых Вы выдали Гааге, - преступники?
Б. ТАДИЧ: Если я скажу что-то в этом плане, я вмешаюсь в обязанности суда. Но это, пожалуй, правильно. Я не хочу вмешиваться в обязанности Гаагского трибунала. Но я готов ответить на этот вопрос после окончания процедуры, и я обещаю, что опять выступлю по этому вопросу. Я буду анализировать ситуацию относительно того, что произошло во время войны в Югославии, в Сербии, в Боснии и Герцеговине. Я родился в Сербии. Моя мать из Боснии. Моя бабушка из Хорватии. Все они сербы. И многие из моих родственников явились жертвами в ходе войны… их убивали усташи во Второй мировой войне.
По этой причине у меня свои собственные ощущения. Я ведь не частное лицо. Я не являюсь индивидуумом. Я работал президентом Сербии. Я анализировал эту ситуацию, эту позицию. Я обещаю вам, что отвечу на этот вопрос после окончания работы Гаагского трибунала в отношении Караджича, Младича и других генералов.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Почему Вы не считали правильным судить их в Сербии… Нужно было это делать в Гааге из-за предъявляемых требований?
Б.ТАДИЧ: Это было невозможно из-за законов относительно сотрудничества с Гаагским трибуналом.
Но, честно говоря, люди, которых вы упомянули, должны быть отданы под суд в Сербии даже без этих международных обязательств, я так понимаю, в войну в Югославии. Но не только сербский генерал. Тот же подход должен быть и в отношении других генералов – в Боснии, в Хорватии. Не только генералов, но и политиков. Как они уничтожили эту замечательную страну, которая была Югославия, как они уничтожили наши потенциалы, возможности. Я говорю не только об обычных людях. Это просто удивительно. Очень плохо.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ:
Вы ностальгируете по Югославии?
Б. ТАДИЧ: Я не испытываю ностальгии по Югославии. Нельзя вернуть Югославию. Но я вырос в этой стране. Там было много возможностей для обычных людей. Так же как и в бывшем США. Многие мечтали иметь такие же условия, как и у нас в Югославии. Не только в СССР, но и в Венгрии, в Польше, в Болгарии, во всех странах, которые входили в так называемый социалистический лагерь в то время. У нас было много возможностей, хотя я был и с политической точки зрения против Тито как молодой студент, но были возможности, которые были очень важны. Но это страна была уничтожена, потому что политики не имели полной картины в своём воображении. Они не понимали, что происходит глобально в мире, в Европейском Союзе, создание демократического общества. Как насчёт избежания насилия в военных действиях, когда это возможно? Это была старая гвардия политиков в своём мышлении.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ:
Вы начали осуществлять стратегию примирения на Балканах. Вы, собственно, оправились в соседние страны и сказали: прошу прощения за сербов. Кажется, что Сербы, как и русские, всё никак не разберутся со своим прошлым и настоящим. Вы думаете, что Ваш народ тоже испытывает сожаление?
Б. ТАДИЧ: Я думал и думаю сейчас по-прежнему, что должен был сделать это ради сербского народа и моей страны прежде всего. Имею в виду не только то, что имело место во время войны в бывшей Югославии в 1990-ые годы, но памятую о том, что было в бывшей Югославии в ходе второй мировой войны, в котором мы явились основными жертвами, потому что, защищая своё достоинство, учитывая все последствия и зная, что имея в виду средства массовой информации, очень мощные как создающие картину того, что сербы – это плохой народ, который занимается только убийствами массовыми. Посмотрите на фильмы, которые выпускаются в Соединённых Штатах, которые представляют людей по тому, что они убивают людей за то, что они не принадлежат их культуре и религии. Учитывая всё это, я так поступил. Сделал это для нас самих.
Во-первых, я это сделал исходя из нашего долга и потому, что я действительно верил, что мы защищаем своё достоинство и достоинство наших жертв в ходе истории. В то же время самые близкие люди для сербов – это их соседи, которые говорят на том же языке, у которых так много общего с культурной точки зрения – это хорваты, босняки и другие бывшие югославы. И по этой причине, с моей точки зрения, было бы нерационально иметь такого рода отношения с нашими соседями – с людьми, с которыми у нас была общая судьба в бывшей стране, с людьми, которых мы понимаем гораздо лучше, чем все другие народы во всём мире. И потому что зная обо всём этом, я отдавал дань уважения жертвам, и другим людям я говорил – извините за всё это.
И, наконец, некоторые из моих коллег поступили аналогичным образом и сказали – извините и примите наши извинения. Это сделал президент Хорватии и господин Изетбегович.
Но в то же время я всегда думал о сербах, хорватах, боснийцах. А как насчёт сербов, которые живут на границе Словении в Хорватии? Сербский президент разве не должен заботиться о них? Если он не будет этого делать, он будет безответственно поступать. И наконец мы не примирились с албанцами. Это то, где, я надеюсь, новая администрация добьётся существенных результатов, проведёт работу. И последняя часть ответа. Когда я отдавал долг жертвам, я не ожидал, что все меня поддержат. Даже сейчас. Но через 10 лет многие, я думаю, поймут, что я сделал.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы выполнили все требования, которые Вам предъявил Запад. И тем не менее США и многие страны ЕС признали независимость Косово, а Вы больше не президент. У Вас нет чувства, что Вас в определённом смысле предали?
Б. ТАДИЧ: Нет. Я сделал всё, что отвечало нашим интересам. Я всегда думал о сербских интересах, а не в интересах Соединённых Штатах или Европейского Союза. Но когда эти интересы сербского народа и сербского государства соответствовали интересам Соединённых Штатов и Европейского Союза, я делал это. Но я не всё сделал, что меня просили сделать. Это абсолютно ясно. Я не отказался от наших интересов в Косово. Моя администрация… конечно, мы начали технический диалог, создали гораздо более положительные условия для обычного населения, но мы не признали независимость Косово, и я это сделал не только из-за обычного подхода президента страны, который не может согласиться на раскол своей страны, но и потому что мы защищали интересы своей страны не только в Косово, но и в регионе Сербии, где есть и другие, кто хотел бы создать аналогичную нестабильность.
Я проиграл выборы, и теперь я уже больше не несу ответственности за это. Новая администрация будет, как я ожидаю, продолжать эту политику. И они это делают фактически. Они не отказываются от нашей территориальной целостности и суверенитета Косово, но в то же время они пытаются найти решение для функционирования. Иначе всем придётся платить очень высокую цену, если это будет не функционально в Косово сегодня. Фактически новый президент и новое правительство продолжают мою политику по Косово, они не откладывают, они не ведут войну, как они угрожали делать в прошлом.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Сербия не вернёт Косово. Но если интересы сербов там будут защищены, то Вы готовы признать его независимость – в интересах самой Сербии и тех сербов, которые там живут?
Б. ТАДИЧ: Нет. Сербия не сможет признать независимость Косово. Многие страны понимают это. И даже страны-члены Европейского Союза, которые признали независимость Косово, не требуют от Сербии признания независимости. Это тоже достижение наше, которое мы достигли в течение 4 лет. До этого многие страны говорили о том, что мы должны признать независимость Косово.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Какова была Ваша первая реакция, когда Россия признала независимость Южной Осетии и Абхазии?
Б. ТАДИЧ: Не очень хорошая. Это не отвечало нашим интересам.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы считаете, что это было «зеркальным» ответом на признание Косово на Западе?
Б. ТАДИЧ: Да. Но, это было между Россией и крупными державами Запада. Это не была проблема, существующая между Сербией и Россией.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы никогда не высказывались за то, чтобы Сербия вошла в НАТО, по понятным причинам. Но вокруг Сербии – сплошь натовские страны. Вы считаете, что Сербия должна стать членом НАТО?
Б. ТАДИЧ: Я думал, что Сербия должна стать членом НАТО до одностороннего провозглашения независимости из-за наших интересов в Косово. Но после этого я думаю, что теперь это уже нереалистичный вариант. Я не думаю, что с технической точки зрения у нас будет возможность получения большинства сербского населения в поддержку такой ориентации. И по этой причине я думаю, что это абсолютно нереалистично, что некоторые политики даже хотят думать на этот счёт. Но как президент Сербии я пытался создать наиболее положительные отношения. И мы формировали наши вооруженные силы по стандартам НАТО, участие в «Партнёрстве ради мира», там даже Россия была членом программы «Партнёрство ради мира».
Я думаю, что «Партнёрство ради мира» - это высочайшее участие Сербии. Мы могли бы расширять сотрудничество. И мы сейчас на этом уровне.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Где Вы были во время натовских бомбежек?
Б. ТАДИЧ: В Белграде. Ближайшая бомба взорвалась в 900 метрах от нас. В то время моей дочке было три месяца. Я помню, как моя жена защитила её своим телом, когда взорвалась эта бомба. Я до сих пор злой. Но я ведь не индивидуум. Я был президентом Сербии. И я не могу позволить, чтобы мной руководили мои эмоции или чувства. Я должен был быть очень рациональным. Вот почему я пытался создать наилучшие отношения с НАТО, игнорируя свои чувства. Но я не могу забыть то, что я вам рассказал сейчас.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Если посмотреть рационально, то скажите, почему, на Ваш взгляд, Россия всегда была так заинтересована в Сербии – стране без ресурсов, без выхода к морю, без реального политического влияния в регионе – ведь роль иррационального, метафизического, роль народной памяти явно преувеличена.
Б. ТАДИЧ: Потому что в российских интересах иметь твёрдого партнёра не только на Кавказе, но и на Балканах. И потому что совершенно чёткие интересы. Сербия не богата природными ресурсами. У нас нет газа или алмазов. У нас есть серьёзные залежи лития, самые крупные в Европе, 90%. И 10% глобальных залежей. Но это ведь не очень важно для России, потому что Россия не выпускает гибридные двигатели. Но у России есть интересы в том, чтобы иметь хорошие отношения со странами. И это можно понять. Сербия в течение всей истории России была самым прочным партнёром. Но чтобы стать хорошим другом России, а не только членами Европейского Союза – вот в чём наши стратегические отношения. Я думаю, что у России такая ориентация. Вот почему Россия проявляет такую заинтересованность в Сербии.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Если бы Сербия так не зависела от российского газа, то Ваши руки были бы меньше связаны для проведения Вашей политики, когда Вы были президентом?
Б. ТАДИЧ: Сербия заинтересована в диверсификации поставок газа, это совершенно очевидно, как и для любой страны в мире. Но в то же время Сербия будет зависеть от российского газа в течение долгого времени, поскольку нет возможности привлечь газ из других стран, из несуществующих трубопроводов. И я не вижу, чтобы производители газа собирались строить газопроводы. У Алжира просто нет физических возможностей привезти газ в Сербию.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы чувствуете, что Россия Вас поддерживала, когда Вы были президентом, или наоборот?
Б. ТАДИЧ: Россия всегда занималась своими собственными интересами. Да, конечно, были заключены соглашения о поставках газа, инвестиций в наши компании. Это было очень важно. Это также соответствовало российским интересам. Это модернизировало наши возможности в переработке газа. Газ теперь гораздо более высокого качества. Это позволяет защитить окружающую среду в Сербии. Это важное достижение. И я очень горжусь тем, что принимаю участие в этом проекте с российскими друзьями. Но с точки зрения политики, Россия – это крупная держава, она всегда занималась своими собственными интересами. Это нормальное явление. И я не ожидаю, что Россия будет менять этот подход. Но у меня очень хорошие отношения с президентом Путиным.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы понимаете по-русски?
Б. ТАДИЧ: Да, но недостаточно.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы тот человек, который любим на Западе. Вы получаете предложения по работе в международных учреждениях, только что вернулись с инаугурации Обамы. Что для Вас важнее: что Запад думает о Вас или что о Вас думают сербы? Может, Вы эдакий сербский Горбачёв – в мире популярны, а дома – противоречивая фигура?
Б. ТАДИЧ: Это нельзя сравнивать. Если пройдете со мной по улицам Белграда, вы увидите – такой проблемы нет. Даже сейчас у меня существенная поддержка среди сербского народа, хотя я и не принимаю участие в реальной политике, я не собираюсь стать опять президентом своей страны, я не собираюсь становиться премьер-министром больше. Но многие люди прекрасно понимают, что я делал, и многие просят меня вернуться к политике, еще раз попытаться придти к власти. Люди понимают некоторые критически важные вопросы, которые были решены: примирение в Сербии политических партий, создание геостратегической ориентации, единодушной геостратегической ориентации, но также и примирение со странами региона. Хотя у меня и не было большинства в поддержку моей политики.
И, наконец, обычные люди понимают, что только в регионе, в котором царит мир и стабильность, можно иметь процветание. В то же время мы обеспечили много исторических достижений в Сербии. Вы знаете, что мы не построили ни одного километра шоссейных дорог за 20 лет до меня, не закончили строительство ни одного моста. Основные инвестиции в энергетику как раз начались после этого.
Международные преступники, которые происходят из Сербии, региональных стран, впервые были арестованы. Мы с нашими союзниками добились огромных результатов в борьбе с международной преступностью. Эти люди были совершенно свободны, они гуляли по нашим улицам многие десятилетия, имели хорошие связи с судьями. Теперь уже этого нет в Сербии.
И это привело основных стратегических инвесторов в ходе моего нахождения у власти – «Сименс», «Бош» из Германии, «Фиат» из Италии, «Газпром» из России и многие другие компании, очень важные для стратегических ориентаций, они пришли в Сербию в ходе моего периода и создали основу, на которой мы можем строить развитие нашей страны в будущем. К сожалению, на нас сказался кризис. Но я не вижу, чтобы кто-то имел какие-то трудности и ушел из Сербии. Поэтому тут такой проблемы, как у Горбачева, у меня нет.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы из плеяды политиков, которые относятся к новой политической волне – таких политиков, как Саркози, Саакашвили, Качинский… Вы были эдакими «свеженькими первокурсниками» в мире политики. Все вы понимали, что мир стал прозрачным и что важно шагать в ногу с этим необратимым тектоническим процессом. И вы предприняли много непопулярных шагов, чтобы ваши страны стали частью этого процесса. В конце концов во всех этих странах, включая Сербию, к власти пришёл человек из прошлого. Почему, на Ваш взгляд, люди выбрали старую эстетику?
Б. ТАДИЧ: Как психолог, я понимаю, что люди часто видят проблему в день выборов. Этот процесс понятен. Когда они выбирают новый вариант, они чувствуют отсутствие безопасности. Когда они выбирают старый вариант, они испытывают большее ощущение безопасности. В рамках сербского общества было трудно решить проблемы за один срок или за два срока, особенно когда идет параллельное существование с правительством, все проблемы, которые существуют в Сербии.
Николич – это не новый человек, он из 90-х годов, он хорошо был известен в то время. В 90-е годы никто обо мне тогда не знал, но все знали, кто такой Николич, заместитель Шешеля, который имел ужасную риторику относительно участия в войне. Но в то же время он попытался изменить свой имидж в Сербии довольно успешно после кризиса, и он был единственным вариантом. Это был естественный выбор. Но Николич 50% не набрал, у него не было абсолютного большинства. Но это, в соответствии с нашим законодательством, позволило ему занять пост президента, имея 47% голосов. В то же время я был президентом в течение двух сроков. А кто был три раза?
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: И зачем вы баллотировались в третий раз?
Б. ТАДИЧ: Это хороший вопрос. Я думал об этом. Я думал об этом - не принимать участие в третьей кампании. Это соответствовало нашей конституции. Ведь она была изменена в ходе моего второго срока президентства. Это было в соответствии с законом, я имел право снова выставлять свою кандидатуру. Но я выставил свою кандидатуру, зная, что моя обязанность – решить последнюю проблему в регионе, это Косово, - и сделать больше для того, чтобы привести Сербию в Европейский союз.
Я не думал, что я смогу добиться полного успеха в отношении официального принятия Сербии в Европейский союз. Но мое намерение заключалось в том, чтобы создать необратимый процесс. В предыдущий срок мы получили статус кандидата. Другие вопросы я не мог решить без разрешения косовской проблемы. А это также было в наших национальных интересах. Вот почему я собирался выполнить мои обязанности. Вот почему я выставил свою кандидатуру опять. Но по моим собственным интересам было гораздо легче отказаться от третьего срока и сказать: чего добился – того добился.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Скоро будет 10 лет, как погиб Джинджич. Вы стали президентом в первый раз на волне огромной популярности после его убийства. Считалось, что вы станете его преемником, что Вы его ученик – в действительности, для многих – Джиджич 2.0. Сегодня Вас многие обвиняют, что вы «растратили» его идеалы. И ничто не иллюстрирует это лучше, чем тот факт, что люди, которые победили Вас на последних выборах напрямую связаны с Шешелем и Милошевичем.
Б. ТАДИЧ: Такого рода подход является законным. Но не думаю, что это соответствует истине. Зоран Джинджич был моим хорошим другом в течение многих десятилетий. И в то же время я очень хорошо понимаю, какая была его политическая стратегия, - сотрудничать со всеми, где можно добиться результатов. Я помню, в 1993 году, когда он впервые сказал: «Мы готовы создать коалицию с Милошевичем, если эта коалиция что-то даст». И я создал коалицию с соперниками моей партии, Коштуница – один из основных. Но я не создал коалицию с бывшими радикалами, прогрессистами.
Это была направленность моей партии, которая была определена Зораном Джинджичем. Мы избираем очень практический подход, мы не отказываемся от национальных интересов. Зоран Джинджич сталкивался с серьезной проблемой, поскольку у него не было существенной поддержки сербского народа. Он находился под угрозой в течение многих лет. И он понимал, что он должен добиться результатов в модернизации сербского общества. В этом отношении он думал о том, что Сербия должна стать членом Европейского союза и сможет лучше участвовать на конкурентной основе в глобальном рынке.
И многое было сделано за последние 10 лет. Сейчас это, может быть, не так ясно, но многое было сделано. В ближайшие годы в ретроспективе это будет совершенно ясно. Но в отношении политики Зорана Джинджича и моей политики каждый лидер возглавляет попытки проведения политических шагов принятия решений в рамках существующих условий. Условия Джинджича в ходе его срока были совершенно другими. Это было всего два года спустя, когда было правительство Коштуницы. Я должен был победить своих противников в таких обстоятельствах.
Это было очень трудно, когда моя партия пользовалась минимальной поддержкой в обществе. И мы смогли добиться результатов. Никто не ожидал, что я стану президентом всего через 6 месяцев. Это было невозможно для всех понять. Но это произошло. Может быть, это чудо какое-то. Я не знаю, как это произошло. Но это произошло. В этих обстоятельствах я делал всё возможное, чтобы пойти по европейскому пути.
Я нанес поражение своим соперникам в 2008 году, пытался продолжать косовскую политику, как она была определены Джинджичем. В последний год его жизни он пытался определить нашу политику по Косово. И, наконец, защищая наши интересы в Косово, я думаю, что это как бы продолжение. Но все, кто говорит, что есть новая власть, новая политическая структура власти, потому что я не сделал того, другого, третьего… Это невозможно – находиться у власти более 8 лет в условиях такого общества.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Что было самой крупной Вашей политической ошибкой?
Б. ТАДИЧ: Моя самая крупная политическая ошибка – это то, что я не сменил людей, которые не добились успеха на своих постах.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы были слишком мягким, слишком много доверяли?
Б. ТАДИЧ: Может быть, вы не знайте, но в правительстве тогда было совсем другое положение. Одиннадцать партий. Мы должны были сотрудничать с 11-ю партиями. Но у нас было на 20 человек больше, чем 50% в парламенте, большинство в 20 мест. Основная ошибка была в том, что я не сменил людей, которые не добились успеха на своих постах. И каждый раз, когда я думал это сделать, я должен был пойти на соглашение с 11-ю лидерами, с 11-ю партиями. Это огромное требование. И моя ошибка заключалась в том, что я не смог добиться такой замены людей. Это моя основная ошибка. Но со стратегической точки зрения, я думаю, что мы на правильном пути.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Вы точно больше не будете баллотироваться? Ведь, согласно закону, Вы могли бы это сделать…
Б. ТАДИЧ: Нет, я не собираюсь. Мое намерение не заключается в том, чтобы находиться у власти всю жизнь. Мое намерение – чего-то добиться, добиться каких-то результатов. Мои политические соперники были очень удивлены тем, что я не объявляю выборов в 2009 году, год спустя после того, как были выборы в 2008 году. И Николич, и Вучич, новый президент Сербии, был очень удивлен, что я не объявляю выборы. Почему я этого не делаю? Они ожидали, что мы создадим коалицию. Но я не был заинтересован в том, чтобы нанести поражение всем соперникам. Я пытался добиться результатов – больше мостов, больше шоссе, более тесные связи с Европейским союзом, чтобы решить ту или иную проблему. Мое намерение не заключалось в том, чтобы стать президентом. Это было средство для достижения моих целей. Такова была моя мотивация в политике. Я не думаю, что у меня есть будущее в такой внутренней политике.
С. ШЕВАРДНАДЗЕ: Спасибо вам большое.
Б. ТАДИЧ: Спасибо вам.