Суть событий - 2019-11-01

О.Бычкова

С.Пархоменко

О.Бычкова

С.Пархоменко

И есть Телеграм-канал «Пархомбюро». Всех призываю не него подписываться. Я время от времени на него выкладываю кое-какие дополнительные материалы к передаче, всякие дополнительные изыскания, которые я использую для подготовки и так далее. В общем, глядите — вам понравится.

О.Бычкова

С.Пархоменко

О.Бычкова

С.Пархоменко

Вот на минувшей неделе я пару раз читал разные посты Ольги Романовой. Вы знаете её, она чрезвычайно известный человек, который много лет уже ведет свою работу в «Руси сидящей». И она просто пророчит тотальный уход в подполье. Она так это и называет: «Мы в будущем году все уйдем в подполье». Когда она говорит «мы», она имеет все правозащитные и гражданские организации, которые каким-то образом пытаются противостоять этому самому полицейскому, судебному и силовому произволу, который развивается в России.

С.Пархоменко: Клишас предложил Путину создание системы «иностранного агента» как важного карательного инструмента

Это взгляд очень мрачный, очень угрожающий, но, к сожалению, я должен сказать, что реалистичный, потому что, действительно, ситуация складывается такая, что вот эта политика государства, активно развивающаяся с 2012 года, — она была, я напомню, результатом подъема гражданского движения, гражданской активности в 11-м, 12-м году — и вот в 12-м году началась это систематическое принятие всяких законопроектов.

Появились специалисты по этой части, люди, которые разрабатывали государственную стратегию в области этого специального карательного законодательства. Прежде всего, это сенатор Клишас, вам известный, который тогда встретился с президентом с несколькими другими сенаторами и предложил ему целую программу, которая заключалась, прежде всего, в уничтожении гражданских организаций и НКО, создании системы «иностранного агента» как важного карательного инструмента.

Тогда же он говорил об ограничениях интернета — то, что, собственно, привело к сегодняшним, в конечном итоге, событиям, когда мы видим создание этого замкнутого или капсулированного российского интернета, который теряет слово «интер», он перестает быть частью мировой системы. То есть в том случае, если эта система изоляции будет включена.

Потому что надо отдавать себе отчет в том, что речь сегодня идет о том, что создана техническая база или начала создаваться техническая база — это тоже не одномоментное событие, а процесс, — которая при необходимости может позволить замкнуть российский интернет внутри себя, сделать его не частью мирового интернета, частью мирового океана, а таким аквариумом, некоторым замкнутым пространством, в котором рыбки, может быть, и плещутся, и, может быть, им кажется, что они плавают в море, но на самом деле это всего лишь небольшой стеклянный ящик, в котором да, там и травку посадили и камушек положили и кислород им подали через специальную трубочку (при желании его можно отключить) и так далее. Вот что такое этот будет интернет, о котором сегодня идет речь.

Конечно, он позволит гораздо более эффективно отключать именно российских пользователей от разного рода источников информации, которые существуют в мире. Сегодня это делается через провайдеров. Слабое звено — они, те компании, которые, собственно, поставляют вам интернет в дом или в офис или на телефон, где вы интернетом пользуетесь, откуда вы его получаете. И приходится сначала давить на них и заставлять их осуществлять эту блокировку. Но ее можно обойти при помощи всяких анонимайзеров и специальных программ, которых расплодилось все больше и которые все проще и проще в обращении.

В случае этого замкнутого интернета можно будет обойтись без провайдеров, можно будет сделать это централизовано одной кнопкой или одним рубильником, который будет стоять в каком-нибудь специально предназначенном государственном органе. Ну, в Роскомнадзоре, собственно, известно, что это за такой орган.

А тем временем внутри этого самого аквариума продолжаются странные события, о которых мы говорим в последние недели. Например, на прошлой неделе я рассказывал совершенно безумную историю про пермский «Мемориал». Вы помните, там большие штрафы были выписаны активистам «Мемориала» за незаконное занятие лесных участков.

Незаконное занятие этих лесных участков заключалось в том, что они расчистили заброшенное кладбище черт знает где, в тайге. Представьте себе город Кудымкар. Можете его найти на Google карте, а оттуда еще надо ехать 30 километров в лес в поселок Гуляшор. Не ищет его на Google карте, его там нет, потому что это такое место, о котором не знает даже Google.

И вот там они нашли заброшенное кладбище польских и литовских ссыльных и расчистили его. Оно было в буквальном смысле слова березняком, буреломом, чертополохом и чем только не. Им это объявили незаконной эксплуатацией лесного участка и выписали 250 тысяч рублей штрафа, что для небольшой провинциальной организации, конечно, громадные деньги.

А на этой неделе это имело продолжение. Пришли с обыском в саму эту организацию и домой к главе этой организации Роберту Латыпову. И пришли опять с этим обыском демонстративно. Огромное количество людей. И кто это — лесники пришли? Там же речь идет о незаконном занятии лесных участков? Лесники пришли, какие-то егеря, инспекторы лесоохраны? Кто были эти люди, которые обыскивали?

Нет, это было управление «Э», то есть управление по борьбе с экстремизмом (экстремизм заключался, оказывается, в занятии этих лесных участков) и ФСБ.

Почему? Потому что это перенос наших политических и гражданских проблем, вынос их на какой-то внешний рынок. В этой экспедиции, которая занималось расчисткой этого самого кладбища, было 5 литовцев, которые приехали, потому что они занимаются историей этих литовских спецпереселенцев и ссыльных и один итальянец, который тоже занимается исследованиями этих тоталитарных лет этого советского коммунистического режима.

И вот, значит, это немедленно перешло в ведение управления «Э», ФСБ и так далее, потому что задача заключается не в том, чтобы обнаружить какую-нибудь справедливость, а в том, чтобы запугать. И мы видим постоянно, что логика только такая — логика террора, логика запугивания.

С.Пархоменко: Это было управление «Э» и ФСБ. Потому что это перенос наших политических проблем на внешний рынок

Закрыли движение «За права человека» (признано иноагентом, деятельность запрещена в России – прим.Ред.) Льва Пономарева. Зачем? Здесь один простой вопрос: «За-чем?

Оно мешало. Лев Пономарев, я бы сказал, вещь мемориальная. Лев Пономарев — это памятник российскому правозащитному движению. Такой живой памятник. Он ходит, передвигается, разговаривает и так далее. Это, я бы сказал, предмет восхищения. И это основная, на самом деле, его функция. Это совершенно символическая фигура и символическая организация, за которой следили много лет именно вот так. Потому что, смотрите, оказывается, у нас в России существуют какие-то наследники еще советских диссидентских протестных и правозащитных движений. Они сохраняются, они продолжают функционировать.

В этой ситуации выясняется, что, собственно, никаких чинов не существует. Какое-то время казалось, что встраивание в систему, готовность сотрудничать с этой системой, готовность принимать на себя какие-то обязательства перед этой системой в какой-то мере примиряют саму систему с существованием этих правозащитных и гражданских организаций.

Но, на мой взгляд, важным и интересным примером того, до какой степени устарела и развалилась эта система — это, собственно, история с межрегиональной организацией «Комитет за гражданские права» Андрея Бабушкина.

Бабушкин — это тоже символическая фигура. Бабушкин — это человек, который, видимо, является чемпионом по количеству разных занимаемых им формальных постов в российском правозащитном движении. Это человек, который больше всего собрал на себя всяких вот этих корочек, грубо говоря, и продолжает благодаря им делать свое дело.

Он председатель этого самого «Комитета за гражданские права», он член СПЧ, того самого, который разбомбили две недели тому назад и оставили от него тот огрызок во главе с бывшим журналистом Фадеевым, который мы сегодня наблюдаем. О’кей, он член этого Совета по правам человека при президенте, он не выходил оттуда, не протестовал по этому поводу и повел себя в этой ситуации чрезвычайно лояльно.

Он член экспертного совета при уполномоченном по правам человека.

Он член Общественного совета при министерстве юстиции Российской Федерации.

Он почетный председатель ОНК Москвы, той самой, которая занимается наблюдением за состоянием пенитенциарных учреждений, за порядком в тюрьмах, СИЗО и во всем остальном.

Он председатель попечительского совета Российского Красного креста, член президиума организации «Офицеры России», депутат совета депутатов муниципального округа Отрадное, член Общественного совета при главном управлении МВД России по городу Москве. И так далее.

Это всё не имеет никакого значения. Когда нужна демонстрация, когда нужно продемонстрировать, что ничто вас не спасет, в этот момент они приходят с обыском НРЗБ. Причем это ужесточение осуществляется на разных направлениях.

Я уже говорил, что я выкладываю пост у себя для того, чтобы собирать разнообразные ваши предложения советы и вопросы перед передачей. И вот буквально несколько минут назад я обнаружил там такой комментарий фейсбучного пользователя по имени Елизавета Суркова, которая пишет: «В связи с темой широкомасштабной войны государства не поясните ли, почему начались эти гонки в «Московском деле», когда адвокатов и обвиняемых заставляют знакомиться с обвинением буквально за пару дней? Что их заставляет так спешить, что даже суды специальные по ограничению сроков проводят?»

На самом деле, Елизавета, всё очень просто. Всё объясняется чисто техническими вещами. Дело в том, что в России отросла целая группа, чтобы не сказать, целое направление адвокатов и экспертов, которые научились разбираться вот с этими белыми нитками, научились выдергивать эти белые нитки, которыми сшиты все эти обвинения и все эти дела.

Посмотрите, что происходит в деле «Седьмой студии», которое пришлось начать сначала. Это, конечно, издевательское решение, но оно тоже вынужденное с точки зрения суда, потому что было очевидно, что продолжать это суд на том уровне подготовки обвинения и на том уровне следствия, и на том уровне работы прокуроров, которое было, просто невозможно. Дело развалилось на наших глазах.

Посмотрите, что происходит с делом «Нового величия», где адвокаты сумели вычислить и разоблачить, собственно, всех провокаторов, всех тех, на основании чьих показаний было сшито это дело. Их вытащили наружу. Их заставили давать показания в суде. В результате судья не смог отказать в этом.

С.Пархоменко: Лев Пономарев — это живой памятник российскому правозащитному движению

Выглядят там абсолютно чудовищно. Вот я очень советую почитать, например, вчерашний отчет Анны Наринской, замечательного журналиста, литературного критика. Она входит в ту группу… вы помните, может быть, эту группу по знаменитой демонстрации матерей, помните, был такой «Марш матерей» пару лет назад ровно по поводу дела «Нового величия». И вот теперь участники этой группы по очереди ходят на суд и пишут оттуда очень подробные репортажи, фактически стенограммы того что они там слышат.

Последний из них — Анна Наринская написала огромный текст, в котором описала показания этого самого знаменитого Руслана Д — ну, теперь на самом деле известно, как его зовут в действительности, — абсолютно безумного человека и абсолютно безумные показания, который, несомненно, выдумал всю эту историю с «Новым величием» от начала до конца, сам ее организовал, сам ее создал из каких-то, я бы сказал, вполне болезненных, психиатрических, по всей видимости, соображений, потому что даже объяснить это желанием заработать, желанием послужить режиму или еще что-нибудь такое, желание сделаться доблестным разведчиком на внутреннем невидимом фронте объяснить невозможно. Это явно затея для психиатра, это явно история, которая подлежит какому-то сугубо медицинскому анализу. Почитайте, как это выглядит.

В деле «Сети» (деятельность организации запрещена в России – прим.Ред.), тоже теперь уже знаменитом обнаружили вмешательство следователей, по всей видимости, в файлы компьютеров, которые к тому моменту были уже конфискованы, а владельцы их к тому моменту уже сидели в СИЗО. Оказывается, следователи дописывали там что-то такое обвиняемым для того, чтобы потом было удобнее их обвинять.

Вот этого всего не было бы, если подсудимым и их адвокатам предоставили бы полдня для ознакомления с делом. НРЗБ не смогли подготовиться, они бы не нашли этого. Они не сумели всё это вытащить.

А на самом деле суды, следствие, прокуратура, обвинение начали бояться этого разоблачения в суде. Потому что технология выработалась. Выработалась технология НРЗБ на публику и привлечение публичного внимания, а дальше выработалась технология передачи этого всего в Европейский суд, на который, конечно, обнаруженные, таким образом, нарушения в следствии и обвинении производят совершенно колоссальное впечатление и в массовом порядке эти дела в Европейском суде выигрываются.

Только кажется со стороны, что Российскому государству более-менее все равно. Все это приобретает слишком серьезный, слишком массовый оборот — количество дел, проигранных Российским государством по тем делам, которые были заявлены российскими же собственными гражданами.

Так что они стали прекрасно понимать, до какой степени они плохие профессионалы, и все, что они могут сделать — они могут… ну, еще одну фигуру украсть с шахматной доски. И так плохо играют, и так проигрывают, и так всё плохо получается — О’кей, укради у соперника ладью или ферзя, посмотрим, что в этой ситуации будет получаться.

Вот что такое по существу эти постановления об ознакомлении с томами уголовного дела в течение несколько часов или в течение одного дня, что стало уже почти обыкновением, стало частью этой машины, частью этой судебной рутины. Ну что, суд еще дальше удаляется от своего, собственно, назначения, от своего наименования, все меньше и меньше становится судом, все больше и больше становится механическим прибором для штамповки приговоров.

Совершенно очевидно, что вся эта история не может удержаться внутри одной сферы. Не может это быть частью какого-то замкнутого круга правозащитников, гражданских активистов или чего-то такого. Мы это время от времени обнаруживаем, когда оно выплескивается…. Тот же Кирилл Серебренников и его коллеги никогда не были никакими правозащитниками. Ничто, что называется, не предвещало. Но в какой-то момент они оказываются частью этого фарса, и они оказываются мишенью, на которую воздействует эта судебная машина.

Эти правила, выработанные для правозащитников, для гражданских активистов, для того, что каратели называют оппозицией… на самом деле, в общем, правозащитники не являются оппозицией чаще всего. Правозащитники есть правозащитники в своем собственном смысле слова. «Мемориал» ни в коем смысле не является оппозицией. Он не участвует в борьбе за власть, он не выдвигает своих кандидатов на выборах, он не предлагает избирательных программ, он не спорит о ситуации с государственным бюджетом, чем там еще должна заниматься оппозиция, не создает политических коалиций — она правозащищает.

Но его объявляют оппозиционером, его центральную международную организацию. Вот она ровно сегодня тоже получила свой очередной огромный штраф. Или его местное отделение, как мы видели на этой истории с Пермью, например. Это одно из самых активных мемориальских отделений, одно из немногих, где успешно сменилось поколение, где пришли молодые люди в эту правозащитную, историческую, исследовательскую работу. И вот именно они и получают по голове сильнее всего.

С.Пархоменко: Когда нужно продемонстрировать, что ничто вас не спасет, в этот момент они приходят с обыском

Так вот это не может удержаться в правозащитной сфере. Это вылезает наружу. И вот мы читаем сегодня замечательное заявление из совершенно другой сферы, заявление, которое выпустил клуб «1 июля».

Я много раз говорил об этом организации. Это совершенно удивительное такое сооружение в российском обществе. Это сообщество академиков, членов-корреспондентов Российской академии наук и профессоров Российской академии наук, то есть представителей элиты российской науки, формальной элиты, которые в свое время протестовали против конфискационной реформы, в результате которой была полуразрушена Российская академия наук. При всех претензиях к ней и при всех необходимости ее реформировать, но это было сделано в 15-м, 16-м году абсолютно варварским способом.

Так вот этот самый клуб «1 июля», в который вошли те академики, членкоры и профессора, которые тогда протестовали против этой реформы (с тех пор к ней присоединилось еще некоторое количество их коллег, тоже членкоров, академиков профессоров) время от времени высказывается на какие-то важные темы в том, что касается состояния российской науки и состояния российского общества.

Я прочту этот текст целиком он совсем небольшой, но, мне кажется, будет хорошо, если он прозвучит. Кстати, я в своем Фейсбуке его выложил целиком, так что если хотите поглядеть глазами, посмотрите там.

«Клуб «1 июля» выражает резкий протест против очередного нападения правоохранительных органов на ученого, директора крупнейшего физического института имени Лебедева ФИАН, члена корреспондента Российской академии наук Колачевского. Каковы бы ни были формальные поводы для этих действий. Каковы бы ни были формальные поводы для этих действий, поражает их избыточность и маскарадный характер. В ФИАН приехали так, как будто брали штаб-квартиру боевиков. Был проведен бессмысленный и унизительный обыск в квартире Н.Н. Колачевского, видимо, с целью оказать на него психологическое воздействие. Сотрудники научных институтов, разумеется, обязаны выполнять все требования закона.

Однако совершать «наезд» на институты по сфабрикованным или малообоснованным поводам с тем же размахом и агрессией, как на серьезные уголовные группировки, недопустимо. Создается впечатление, что истинной целью этих действий в отношении руководства ФИАН было не расследование возможных нарушений, а дискредитация научного института и его директора.

Мы надеемся, что из возмутительного как по форме, так и по сути инцидента с Н.Н. Колачевским будут сделаны необходимые выводы, и силовые структуры будут с предельным уважением относиться к личности Колачевского, к репутации возглавляемого им института и к Российской академии наук в целом».

Мы поговорим, я надеюсь, после перерыва о том, что в реальности стоит за этим конфликтом. На самом деле это очень интересная, важная, показательная история, точнее, начало истории. И мы будем с вами в ближайшее время наблюдать ее значительное, важное продолжение. Но пока давайте просто обратим внимание, что это заявление, сделанное академиками, членкорами, академиками и профессорами Российской академии наук по поводу научного института и директора этого научного института, — этими же словами можно описать ситуацию, что происходила с пермским «Мемориалом» и чтобы описать ситуацию, которая происходит раз за разом с разными частями структур ФБК Навального, или описать то, что происходит в той же «Руси сидящей», в редакциях изданий, которые позволяют себе работать бесконтрольно, с местными активистами, которые собирают акции протеста, в Шиесе с теми людьми, которые организуют этот протест против московского НРЗБ, который путаются экспортировать в другие регионы.

Как вы видите, эта ртуть растекается. Она не может остаться внутри какого-то локального кармана российского общества. И эти все общие разговоры такие банальные про то «Когда пришли за этим — я молчал, когда пришил за тем — молчал…» невозможно больше слушать эту пошлость. Но мы видим, как технически это происходит, как это происходит организационно, когда на одном участке метод отрабатывается, а потом спокойно воспроизводится на другом.

Почему? По одной простой причине. Вот эти самые карательные силовые органы — я отношусь к той же фракции публичных ораторов, которые, как, например, Дмитрий Муратов, который здесь был в эфире, которые отказываются вслух произносить словосочетание «правоохранительные органы»; я тоже считаю это словосочетание абсолютно бессмысленным, — так вот эти органы превратились, по существу, в эскорт агентства, в такие конторы по найму, которые можно нанять на то время — для этого нужно не просто много денег, для этого нужно большое, серьезное политическое влияние — нанять на время для решения своих политических проблем…

О.Бычкова

НОВОСТИ

О.Бычкова

С.Пархоменко

С.Пархоменко: Следователи дописывали там что-то такое обвиняемым для того, чтобы потом было удобнее их обвинять

Дело в том, что мне приходилось уже следить за приключениями, я бы сказал, приключениями крупных российских финансовых институтов. Это история весны 16-го года. Более трех лет уже прошло.

И история эта заключалась в том, что в какой-то момент руководитель Российского Курчатовского института с удивительной фамилией Ковальчук и удивительным именем Михаил — да, это один из тех знаменитых братьев Ковальчуков, о которых очень часто приходится говорить как о людях близких к Путину, как людях, занимающих при нем в других областях примерно такое же положение, как занимают, скажем, Ротенберги, Тимченко какой-нибудь и другие участники кооператива «Озеро».

Этот самый Ковальчук в свое время сделался руководителем Курчатовского института и очень хотел попасть в Российскую академию с прицелом сделаться её президентом. У него из этого ничего не вышло. Его несколько раз не избрали академиком. И говорят, что в свое время он произнес знаменитую фразу «Если эта академия не хочет меня, то тогда я не хочу эту академию», и после этого произошла, собственно, вот эта знаменитая конфискационная реформа Академии наук.

И вот весной 16-го года выяснилось, что создается некое научное объединение, которое должно сконцентрировать в себе вот так же, как крупные госкорпорации — например, какой-нибудь «Ростех» или госкорпорация, которая занимается авиастроением, или госкорпорация, которая занимается судостроением — такая вот создается госкорпорация в области всего, что связано с ядерной физикой.

На самом деле объясняется всё очень просто: это большие деньги. В милитаристском государстве, которым постепенно становилась и стала Российская Федерация под управлением Владимира Путина, все, что связано с ядерной физикой, всё, что, в конечном итоге связано с ядерным оружием, — это колоссальные и, я бы сказал легкие и быстрые государственные деньги. Их даже не надо искать, как нужно искать в современном мире на любые научные исследования. Они придут сами, они придут из государственного бюджета.

С.Пархоменко: Эта ртуть растекается. Она не может остаться внутри какого-то локального кармана российского общества

И Ковальчук тогда попытался собрать под своей командой в некоторое объединение, внутри которого он должен был сесть сам, несколько крупнейших российских научных организаций, которые занимаются, так или иначе, ядерной физикой. И тогда, весной неожиданно выяснилось, что циркулируют какие-то документы, как будто бы даже уже договоры, оформленные и подписанные, где одна сторона — это вот этот самый НРЗБ институт. Другая сторона — это «Росатом», который возглавлял, кстати, в то время еще Сергей Кириенко, и третье — это Федеральное агентство научных организаций, собственно, агентство, которое, собственно, перехватило у Российской академии наук всю техническую, имущественную базу и, в конечном итоге, стало хозяином российских научных учреждений.

Выяснилось, что эти документы уже даже подписаны этим самым Ковальчуком, что они явочным порядком предлагаются целой большой группе разных научных институтов.

И тогда несколько глав этих институтов попытались этому сопротивляться. Произошло, например, очень известное в научных кругах событие — знаменитое заседание ученого совета в Физическом институте Российской академии наук — в ФИАНе имени Лебедева под председательством этого самого его директора Николая Колачевского, где очень аккуратно, очень мягко было сказано о том, что вообще-то, так не делают. И Колачевский тогда сказал, что он обсудил эти документы с директорами других организаций, и что «у всех примерно одинаковая позиция, что прежде, чем заключать такие соглашения, желательно было бы прорабатывать на достаточно внятном уровне, — это цитата, между прочим, — чтобы потом не оказалось, что часть наших тематик куда-то влилась». А другие участники этого ученого стали говорить: «И часть нашей аппаратуры куда-то влилась и часть наших специалистов куда-то влились, и часть нашего финансирование куда-то влилось, что всё друг куда-то влилось само по себе».

И Колачевский был тогда, я бы сказал, чрезвычайно деликатен и сдержан. Были и другие люди, например, знаменитый российский физик — я много раз его по разным поводам его упоминал в своих программах — академик Владимир Захаров, который сказал тогда: «Мне довелось однажды целый день провести в обществе Михаила Валентиновича Ковальчука в его Курчатовском институте, выслушать внимательно его лекцию, посмотреть на проект, который он создает и над которым он собирается работать. Впечатление, которое произвело на меня это всё, что там происходит, было самое тягостное. Мне кажется, это надо передать в нашу комиссию по борьбе с лженаукой». И Захаров сказал: «Это новая лысенковщина, которая приняла другие формы. Все такие вещи построены по одному образцу: они обещают необыкновенные успехи, если пойти не таким путем, как идут все, а неким совершенно новым, своим, новым, революционным путем. Это здесь и происходит», — сказал он.

В общем, тогда произошла некая тихая фронда, и у Ковальчука ничего не вышло. И два института, из них один — этот ФИАН, а второй из них — очень знаменитое научное учреждение Физико-технический институт РАН имени Иоффе выскользнули из этой истории и не попали в этот концерн в отличие от других. Туда попал сам Курчатовский институт, которым руководит Ковальчук, Институт теоретической и экспериментальной физики имени Алиханова, Институт физики высоких энергий имени Лабунова НРЗБ, Петербургский институт ядерной физики имени Константинова — они попали в эту кабалу. А два института выскочили.

Знаете, по-моему, я знаю, где будет следующий обыск. Следующий обыск будет в Институте имени Иоффе. Потому что эта история — это Ковальчук взял напрокат ФСБ, полицию и ОМОН для того, чтобы сейчас вернуться к этой истории и восстановить свой контроль над этими учреждениями. Это совершенно очевидная история.

С.Пархоменко: Все, что связано с ядерной физикой, — это колоссальные и быстрые государственные деньги

А на поверхности там какой-то удивительный смешной инцидент, что у этого института есть какой-то арендатор, какая-то небольшая компания, которая производит какие-то оптические стекла, и они продали на экспорт два таких… то ли линзы, то ли зеркала… И сам Колачевский в своем сегодняшнем заявлении (он тоже сделал заявление, поищите его и почитайте) сказал, что это такие штучки размером соответствующие примерно крышке небольшой кастрюльки. Вот две эти крышки от кастрюльки отправились куда-то в Германию.

И теперь вот произошли эти обыски во всемирно знаменитом ФИАНе, где да, действительно, 7 нобелевских лауреатов, откуда, да, действительно, происходит академик Сахаров, и где всё время эта знаменитая, легендарная история, что в свое время у ссыльного академика Сахарова там, в этом ФИАНе сохранился в целости и сохранности запертый на ключ его кабинет. И буквально на следующий день после своего возвращения в Москву Сахаров в ритуальных целях посетил этот кабинет и посидел там некоторое время за столом, потому что ему важно было, таким образом, поблагодарить своих коллег, которые это сделали.

Оттуда же Тамм, и Франк, и Черенков, и Басов, и Прохоров и Гинзбург, последний, между прочим, Российский нобелевский лауреат по физике. В 2003 году он получил её. Всё это ФИАН.

И Ковальчук нанимает фактически — я не утверждаю, что он подписал контракт, — по существу, в его интересах, в интересах восстановления этой монополии, создании этого гигантского концерна, которому предстоит колоссальное государственное финансирование, устраивается вся эта история.

Это не правозащитники. Они совершенно не отметились ничем в области политической оппозиции. Мы ничего не знаем, про политические убеждения этого самого директора ФИАН, мы ничего не знаем о политических убеждениях его предшественника академика Месяца и разного рода других прекрасных людей. Нам ничего про это не известно за исключением каких-то неважных мелочей, предположим. Но это точно не оппозиция.

Но выяснилось, что если кому-то кажется, что такие дела бывают только в редакциях или что такие дела бывают только в офисах иностранных агентов, которыми объявлены разные НКО, тот ошибается. Они бывают вот теперь в академических институтах тоже, и они бывают в больших московских театрах тоже, и они бывают в организациях, которые возглавляют люди, которым карманов не хватает, чтобы хранить свои шикарные красные корочки от разных организаций, которыми они являются членами и председателями. В их офисах они бывают тоже. Они бывают везде, потому что речь идет о деньгах — о деньгах гораздо больше, чем о политике.

Вот здесь я должен вернуться к своей предыдущей программе и об истории о том, что стоит, на мой взгляд, за всем этим походом России в Африку. Стоит необходимость кормить людей, которые окружают Путина. Они утратили в связи с санкциями, в связи с желанием Путина попасть в учебники истории в качестве освободителя и объединителя земель, они утратили очень многое.

Их бизнес страдает, им нужно их утраты компенсировать. Иначе резко возрастает риск государственного переворота. Вон Шойгу сколько лет сидит под кустом и ждет своей очереди. Только позови, только щелкни — выбежит, выскочит и сядет на этот стул. Или я не знаю, в голове у Золотова бог знает, что творится. У всякого солдафона такого уровня, у всякого начальника карательной полиции в любой стране — посмотрите, что происходит в любой той же самой африканской или латиноамериканской стране — в голове у такого человека быстро вскипают всякие мысли.

От этого нужно каким-то образом обороняться, от этого нужно защищаться. Защищаться вот таким способом: давать своему окружению заработать. И вот одни отправляются зарабатывать в Африку, другой получает в свое полное распоряжение всё, что связано со школьным книгоизданием в стране — колоссальные совершенно деньги.

А третьем предлагают всю ядерную физику вместе со всем государственным финансированием. Эти вещи одного порядка, эти вещи совершенно сходные, на самом деле. Это часть одного процесса, это кормление путинского окружения в самых разных формах.

С.Пархоменко: Эта история с обысками в ФИАН — это Ковальчук взял напрокат ФСБ, полицию и ОМОН

И технологии, которые вырабатываются в сфере правозащиты, они в этой ситуации используются с таким же большим успехом.

Вот я бы хотел остановиться на этом месте пока, потому что, мне кажется, что нас ждут очень много разных продолжений этой темы, новых историй, новых обысков, новых этих шоу в масках, новых автоматчиков, которые переворачивают верх дном чужие кабинеты тогда, когда кому-то это понадобилось на этом заработать. Это теперь тенденция, это теперь рутина Российского государства.

И знаете, я бы хотел не просто перейти на американские дела, а я бы хотел вам показать, что существует совершенно интересный мост между тем, что мы видим в России и тем, что такой сторонний наблюдатель как я, наблюдает сегодня в Америке. Меня, конечно, мои читатели, слушатели бесконечно упрекают в том, что я влезаю не в свое дело, что я плохо понимаю американскую политику, что я не разбираюсь в деталях, что я все время ошибаюсь в своих прогнозах и так далее. Это правда. Я, действительно, стараюсь не строить из себя эксперта по американским делам. Но есть вещи, которые не заметить невозможно именно потому, что я смотрю на то, что происходит здесь, в США глазами человека, который этого насмотрелся на другой стороне земного шара, на другом полушарии.

Я вспоминаю историю поздней осени 16-го года, когда на следующей день после сенсационных выборов, когда Трамп совершенно неожиданно их выиграл, в журнале New Yorker Дэвид Ремник опубликовал статью, за которую его потом многие упрекали и даже смеялись над ним. И говорили, что она — всплеск эмоций, что такого нельзя писать в серьезном журнале, что это вещь истерическая.

Это была статья, которая называлась «Американская трагедия», где он писал о том, что главное, что произошло сегодня с избранием Трампа — это то, что открылись некоторые ворота к тому, что теперь становится можно, что всегда в Америке предстояло из себя невыносимый, недопустимый грех, а теперь с появлением Трампа становится рутиной, потому что выясняется, что какое-то количество людей в действительности хотят этого.

И вот он привел цитату, которая, мне кажется, чрезвычайно важной и чрезвычайно подходящей для описания того, что происходит в России. Я напомню, что это цитата американского журналиста в американском журнале, написанная по поводу только что прошедших и закончившихся американских выборов и это цитата из американского писателя.

Оруэлл, — тот самый Оруэлл, которые «1984», «Скотный двор» и всё остальное, — писал в своем эссе… Я не нашел классического, хрестоматийного перевода, поэтому, извините, я фрагмент перевел сам. Я даже не знаю точно принято по-русски переводить название этого эссе. То ли «Свобода парка», то ли «Свобода в парке», то ли «Свобода для парка». Но там вот такой текст в моем безграмотном переводе, еще раз скажу. Найдите, кому интересно, перевод канонический.

«Дело в том, — пишет Оруэлл, — что относительная свобода, которой мы пользуемся, зависит от общественного мнения. Закон — это не защита. Правительства принимают законы, но то, выполняются ли они и как ведет себя полиция, зависит от общего характера ситуации в стране. Если большое количество людей заинтересованы в свободе слова, то будет свобода слова, даже если она запрещена законом. Если общественное мнение вялое, неудобные меньшинства будут преследоваться, даже если для их защиты существуют законы».

Это сказал Оруэлл в 40-х годах. Это процитировал Дэвид Ремник в 16-м году, сказав, что да, общественное мнение, как выяснилось, не просто допустило, но захотел Трампа на этом посту и в этом заключается американская трагедия.

И тогда сказали: «Ну, чего истерить-то? Чего уж так рыдать? Всё будет хорошо. Трамп будет в цепях, его американские институты опутают со всех сторон. Ничего он не сделает, ничего он не добьется, ничего не сдвинет, ничего не заменит, ничего у него не получится».

Мы видим сегодня, как развивается именно эта сторона трамповского правления в Америке. Я сейчас хочу говорить не об экономике, я сейчас хочу говорить не о решениях, которые он подписывает, не о законах, которые он выпускает, а о том, как меняются на наших глазах возможности для применения тех или иных форм давления, для упреков в том или ином. Потому что, оказывается, в обществе созрело за это время, выросло за это время и убедилось в своей безнаказанности довольно значительное сообщество, которое посильнее законов, которое то самое, о чем говорит Оруэлл: свобода существует в той мере, в которой ее требует общество. Это так для России, и это так для Америки.

Вот, на мой взгляд, самое яркое и самое важное событие, которое произошло с тех пор. В Америке вроде как запустили процедуру импичмента. На самом деле, казалось бы, произошло юридическое некоторое решение. Буквально вчера проголосовала нижняя палата конгресса, палат представителей, формально постановила, что начинается формальная процедура импичмента президента Трампа. 232 демократа проголосовали против 194 республиканцев и еще 2 демократов перебежали, так сказать на ту сторону и проголосовали против.

Это было сугубо партийное голосование. Одни проголосовали так, другие проголосовали сяк, но, поскольку в палате представителей имеется численное большинство демократов, то решение прошло.

С.Пархоменко: Стоит необходимость кормить людей, которые окружают Путина. Они утратили в связи с санкциями очень многое

Но не это самое яркое событие, по-моему. Самое яркое событие другое. Я очень советую тем, кто читает по-английски, найти блистательную статью, она опубликована пару дней назад в американском журнале GQ нашей с вами соотечественницей (ее многие в журналистских кругах Москвы знают) Юлией Иоффе. Она написала большую и необыкновенно убедительную, необыкновенно яркую статью о случае человека по имени Александр Виндман, который работал достаточно высоко в структурах Белого дома и который оказался сегодня одним из ключевых свидетелей, дающих показания против Трампа на парламентских слушаниях в связи с процедурой импичмента.

Этот Виндман родился в Киеве, был совсем маленьким ребенком со своим братьями, бабушкой и отцом (он, кстати, один из двойни), когда его перевезли в США. Он буквально воспитывался на Брайтон Бич. Самая такая классическая еврейская эмиграция, такая вот из анекдота.

Дальше, правда, произошли довольно необычные вещи, потому что все три братья — и сам Александр и его братья Евгений и Леонид — пошли военной линии. Они служили в армии. Двое из них так и остались офицерами. Александр Вндман, о котором идет речь, добился довольно больших успехов. Он был военным дипломатом, в том числе, в начале 2000-х годов работал в Москве, в ведомстве военного атташе. Это очень ответственная работа. И вот потом пошел дальше и оказался в Белом доме. И теперь оказался одним из ключевых свидетелей, который стал говорить о том, что в переговорах между Трампом и украинским президентом Зеленским нарушены американские интересы.

И что здесь началось? Две вещи. Одна — это совершенно поразительная линия обвинения со стороны самого Трампа и его сторонников в том, что это заявление представляет собой недостаточную лояльность Соединенным штатам. Он еврей, он украинец, говорит по-украински, родился в Киева. А-а! Ну всё понятно. Вот это, на мой взгляд, совершеннейшая катастрофа для американского общества.

И Трамп виноват в этом, не в решениях, которые он принимает, а в том, что при нем это стало возможным — стало возможным упрекнуть эмигранта в том, что он эмигрант. Для Америки это смерти подобно.

Это основа американского существования. Здесь живут ирландцы, итальянцы, норвежцы, шведы, немцы, голландцы, французы, англичане, китайцы, японцы — и все они американцы. И упрекнуть их… упрекнуть голландца в том, что он голландец, нельзя. Упрекнуть японца в том, что он японец, нельзя. Последний раз это произошло во время Второй мировой войны, и американская нация стыдиться этого, стыдится того, что тогда, скажем, были аресты и депортации японцев точно так же, как тогда в Советском Союзе произошли аресты и депортация немцев. Тогда вдруг Америка стала похожа на сталинский Советский Союз. Она стыдятся этого до сих пор.

И вдруг, оказывается, что можно украинского еврея обвинить в том, что он украинский еврей и поэтому он недостаточный американец. Но как же так? Он говорит по-украински! Это очень подозрительно. Не может такой высокопоставленный сотрудник службы безопасности разговаривать по-украински и что-то такое обсуждать на украинском языке. Только по-английски и с переводчиком.

Это одна сторона дела. И вторая сторона дела — это разговоры, в которых мне просто пришлось принимать участие. «Ну как же так? Ведь президент — Верховный главнокомандующий. А он военный, он не имеет права выступать против своего главнокомандующего, он не имеет права перечить своему президенту. Он нарушает присягу. Он предатель!» — слышу я не в России, когда я участвую в обсуждениях в Фейсбуке со всяким идиотами, которые мне говорят: «Тот, кто против Путина, тот против России», и этому человеку начинают объяснять: «Нет, дорогой, Путин — это не Россия, а Россия — это не Путин. И любовь к начальству — это не патриотизм. А любовь к начальству не заменяет любви к родине и заботы о своей родине.

С.Пархоменко: Трамп виноват в том, что при нем стало возможным упрекнуть эмигранта в том, что он эмигрант

Вдруг оказывается, что в точности это происходит и Америке. Я должен сказать, что это производит сильное впечатление. Я должен сказать, что я не ошибся, когда читал этот текст Дэвида Ремника в ночь после выборов и писал о нем, как о тексте, в котором предсказаны очень важные вещи. Это, собственно, и происходит.

И, мне кажется, что это нужно российскому читателю, слушателю, зрителю, интересующемуся знать о том, что происходит сегодня в американской политике и в американском обществе. Здесь стали возможны при Трампе и благодаря Трампу вещи, которые никогда не были здесь возможны раньше. И это претензия к нему. И если импичмент состоится, он состоится по этому поводу. Мне кажется, что пока надо остановиться на этом.

О.Бычкова

С.Пархоменко

О.Бычкова

С.Пархоменко