Суть событий - 2019-09-20
О.Бычкова: 21
―
05 в Москве. Добрый вечер! Это программа «Суть событий». У микрофона здесь, в московской студии — Ольга Бычкова. А самое главное, что у микрофона в своей студии, не здесь, не в Москве, но непосредственно с нами — Сергей Пархоменко. Привет тебе!
С.Пархоменко
―
Привет-привет! Всем, кто меня слышит в Москве. Хорошо ли меня слышно?
О.Бычкова
―
Прекрасно тебя слышно и видно тебя тоже в нашей трансляции в YouTube на основном канале «Эхо Москвы». И вы можете там принимать участие в наших разговорах. Там есть чат, куда можно писать и есть номер для СМС: +7 985 970 45 45. Всё это. Пожалуйста, используйте. Давай, начинаем.
С.Пархоменко
―
Да, я бы напомнил еще о том, что есть мой Фейсбук, есть Телеграм-канал под называнием «Пархомбюро». Я всегда зову всех на него подписываться. Это полезная и ценная штука. С помощью этого всего я пытаюсь общаться перед программой со слушателями, чтобы понять, что им интересно.И интересен им, по-моему, шаман со страшной силой последнее время. Вот кто бы мог такой подъем интереса к шаманизму вдруг обнаружить.
О.Бычкова
―
Вот уже, знаешь, вторые или третьи сутки везде вокруг, куда я не приду, все говорят про этого шамана. И все его жалеют, кстати.
С.Пархоменко
―
А я думаю, но что это похоже и где я это уже видел. Я понял, что это видел в художественном фильме «Форрест Гамп» американском. Если помните, там есть такой чудесный эпизод, где главный герой, которого играет Том Хэнкс, бежит через все Соединенные штаты и постепенно обрастает большой толпой людей. Они у него спрашивают разные философские вопросы, и он на них им отвечает.Но в какой-то момент просто останавливается и объясняет, что ему надоело бежать дальше. И он поворачивается и идет по своим делам, оставляя их в полном недоумении.
О.Бычкова
―
Но тут надоело не ему, по-моему.
С.Пархоменко: Мы видим до какой степени российский суд является инструментом в руках карательных органов
С.Пархоменко
―
Да. Что касается этого конкретного шамана, то я тут стал читать разные истории и разговоры, и выяснил, что это человек довольно известный. Почему-то про это мало кто говорит, что в вообще-то это известный городской сумасшедший города Иркутска, известный там как брат Александр, который на протяжении многих лет жил, как пишут знающие люди, на окраине города и делал вид, что он православный монах пустынник. А потом, спустя какое-то время, он подумал, что все-таки лучше быть шаманом, это как-то ближе к местной моде.Бывало, что он еще в городском парке стоял с объявлением — тоже горожане это хорошо знают и хорошо к этому человеку привыкли, — на котором было написано, что он обучает тувинскому горловому пению, якутскому боевому искусству «Громовой кулак», а также производит качественные сварочные работы. Все это только, в общем, за еду. Больших денег ему было не надо.
Так что вот, если у вас есть какие-то знакомые в городе Якутске, спросите, они расскажут вам много интересного про ́этого монаха Александра, а теперь шамана Александра.
О.Бычкова
―
Его вроде выпустили.
С.Пархоменко
―
Их это надо сделать один важный вывод: это не имеет никакого значения.
О.Бычкова
―
Абсолютно.
С.Пархоменко
―
В данном случае это совершенно не важно, настоящий он шаман или ненастоящий, жулик он или не жулик, в шутку он это делает или всерьез, собирается он дойти до Москвы или не собирается.Гражданин Российской Федерации имеет право идти пешком из любой точки Российской Федерации в любую точку Российской Федерации. И никто за факт перехода из одной точки в другую не может иметь к нему претензии, даже если — вот это, кстати, тоже очень важная вещь, о которой надо помнить и которая в этой ситуации, вполне вероятно, играет некоторую вполне серьезную роль, даже если президент Российской Федерации лично и окружение президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина много лет заражены в тяжелой форме религиозно-мистическим фанатизмом.
Мы это хорошо знаем. Мы знаем, что там огромное количество людей, которые бесконечно ездят на Афон к каким-то старцам, с кем-то стоят, где-то лежат, держатся за какие-то камушки, ставят какие-то свечки, сидят на каких-то специальных креслах, пьют какую-то специальную воду и прочее.
Это бывает. Это бывает с людьми, которые недавно как-то подверглись этой моде на религиозность. В действительности в душе их ничего не происходит. На самом деле они никаким образом не связаны и никаким образом не вовлечены в реальную религиозную или, я бы даже сказал, церковную жизнь. Заменяют ее вот этим бесконечным вниманием к обрядовой стороне дело, к такой технической, механической стороне религии.
Это очень свойственно самому Путину и людям, которые его окружают. Это хорошо известно. Они имеют тенденцию пропадать время от времени, потому что они ездят на какие-то поклонения в какие-то таинственные места и прочее. Время от времени, как мы знаем, они принимают решения под воздействием этого всего. Ну, самое известное — два таких религиозно-мистических поступка. Это освобождение Ходорковского и освобождение Надежды Савченко, которые объяснялись ровно этим.
Так черт его знает с этим шаманом, что называется, с них станет. С них станет отнестись к этому серьезно. Они, в общем, вполне способны, люди которые вокруг — взять какого-нибудь Вайно, например с его какими-то поразительными научными трудами, которые мы все читали: какая-то передача мыслей на расстоянии, чего там только с ним не происходило, о чем только он не мечтал. С них станет отнестись к угрозе этого шамана, который где-то идет в Москву, вполне серьезно и посчитать это политической провокацией.
А, как мы понимаем, в таких ситуациях вполне достаточно, чтобы большой начальник где-нибудь что-нибудь неосторожно ляпнул, сказал: «А нельзя ли, в общем, решить эту проблему? Разберитесь там, что ли, с этим». И этого достаточно, чтобы 40 вооруженных полицейских вламывались, сносили палатку и забирали оттуда спящего человека в каком-то довольно глухом месте возле дороге.
Это происходит легко, потому что этот приказ по мере того, как он передается по цепочке от одного звена к другому, он обрастает угрожающими подробностями. И слава богу, что это всё не кончилось «головой Гонгадзе». Вот мы знаем страну и мы знаем человека, который тоже в свое время сказал, что нельзя ли как-нибудь решить эту проблему? А потом голову журналиста Гонгадзе обнаружили совершенно отдельно от его тела, совершенно в другом месте. И до сих пор разбираются, как это вышло, что из ничего не значащей фразы большого начальника дело кончилось вот таким, совершенно реальным преступлением. Так что бывает по-всякому.
С.Пархоменко: Павел Устинов не наносил увечий сотруднику Росгвардии. Всё остальное не имеет значения
Надо сказать, что вот эти наши, я бы сказал, моральные смущения по поводу этого шамана, они, как это довольно часто бывает, в некоторой комической форме, доведенной до абсурда, развивают другие размышления почти на эту же саму тему. Вот я на протяжении последних нескольких дней, пока развивается история с Павлом Устиновым и вот этой массовой его поддержкой, стал получать в Фейсбуке от большого количества своих читателей, я бы сказал, множество жалоб и рекламация. Жалобы и рекламации касаются того, что Павел Устинов — нехороший человек, точнее, недостаточно хороший.
Мне присылают какие-то картинки, извлеченные из его аккаунта ВКонтакте, какие-то детали его биографии, что он где-то там служил, какие-то фразы про то, что он что-то сказал, что он с кем-то был знаком, что у него есть какие-то друзья и знакомы, и вообще все как-то подозрительно в этом Павле Устинове, и, по всей видимости, он не такой прекрасный человек, как мы все думаем, и, может быть, не стоил за такого не вполне прекрасного человека так сильно вписываться.
Я на эту тему хочу напомнить другой эпизод из нашей недавней истории. Вот Надежда Савченко, за которую огромное количество людей выступали, стояли в пикетах, устраивали манифестации, носили плакаты и транспаранты, подписывали разнообразные заявления, держал голодовки и всё прочее. Надежда Савченко оказалась абсолютной дурой.
И когда она явилась туда, обратно в украинскую политику, она наделала в течение ближайших нескольких недель некоторое количество невероятных просто глупостей: наговорила чего-то, наделала каких-то жестов, поучаствовала в каком-то заговоре. Какая-то чушь собачья с ней произошла.
И огромное количество людей тогда стали говорить: «Что ж такое, как же так? Ведь мы за нее так выступали» или: «Вы за нее так выступали, а смотрите, она оказалась кем. Не раскаиваетесь ли вы, не сожалеете ли вы, что вы так за нее выступали?»
Теперь то же самое начинается с Павлом Устиновым. Ответ: нет, это не имеет значения. Потому что и в том и в другом случае речь идет о протесте против произвола государства, который выражается в самых разных формах и обстоятельствах.
И в этом смысле, кстати, можно ответить тем, кто говорит: «А что же вы так быстро забыли проблему с выборами? Вот никто больше не протестует, никто больше не выступает против недопуск кандидатов на выборах Мосгордуму. Вам это неинтересно, вы про это забыли и бросили. Никто больше не выступает против Мосгоризбиркома, никто больше не ругается на Эллу Памфилову. Всем стало всё равно, а теперь только у вас один Павел Устинов остался и еще несколько человек».
Отчего же? Это оно и есть. Это одно и то же. Это продолжение истории. Это выступление против произвола. Государственный произвол проявляется в разных формах. Она принимает разные обличья. Он ломает разные процедуры. В нем принимают участие разные государственные чиновники.
Одни в рамках произвола снимают кандидатов с выборов. Другие в рамках произвола объявляют незаконными мирные манифестации. Третьи в рамках произвола бьют манифестантов. Четвертые в рамках произвола назначают по выдуманному, абсурдному обвинению чудовищны совершенно приговоры, потому что так велело начальство. Это всё один общий государственный произвол.
И в этом смысле продолжение протестов в таких формах и по этому конкретному поводу неразрывно связано с тем, что происходило всё это лето и неразрывно связано, например, с другой историей, которая происходит фоном всё это время.
Это история такого систематического и внесудебного, внепроцедурного, незаконного разгрома организации под названием «Фонд борьбы с коррупцией», которая в свое время была нормальным образом зарегистрировано. Это существующее в России НКО, нормально существующее юридическое лицо со всеми своими счетами, подписями и печатями, директорами, сейфами, компьютерами и всем остальным. Оно объявлено вне закона, и с ним можно выделывать всё что угодно. И с людьми, которые с ним связаны тоже можно выделывать всё что угодно.
Вот ровно так же, как можно поймать и тащить, и посадить любого человека, который связан с «Открытой Россией» Ходорковского по той причине, что, видимо ли, другая, британская организация под называнием «Открытая Россия» объявлена в России нежелательной. У нас есть такое специальный класс «нежелательных». Но ими являются только организации зарубежные, иностранные. Но объявить нежелательной организацией российскую «Открытую Россию» и объявить нежелательной организации «Фонд борьбы с коррупцией» невозможно, именно потому что они российские.
Но, по существу речь идет ровно об этом — людей хватают, тащат и судят за факт причастности к ним и больше ни за что, по дороге навязывая, накручивая на них самые разные обвинения. Никого это не должно обманывать. Никто не должен отвлекаться на историю о том, в чем конкретно обвиняет этого конкретного человека. Его обвиняют в том, что он является сотрудником «Фонда борьбы с коррупцией, так или иначе, или представителем регионального штаба, участником регионального штаба или региональной инициативной группы где-то в городе, где-то в одном из российских регионов, где-то в российской провинции, где в свое время, еще во время выборов 18-го года, когда Алексей Навальный совершал это свой большое всероссийское турне, этот штаб был организован.
С.Пархоменко: Сталинизм заключается в том, чтобы сажать людей на реальные сроки за то, чего они не совершали
Это всё части одного и того же. На одной стороне — государственный произвол российский в разных формах и с участием разных должностных лиц и разных инстанций и разных государственных образований, институций, силовых органов, карательных органов и так далее. К сожалению, в это все активнейшим образом вовлечен Российский суд, который абсолютно не независим, абсолютно несамостоятелен. И мы видим именно, до какой степени он является инструментом в руках этих карательных органов.
Вот на одной стороне — этот произвол, на другой стороне — протест. И это один процесс. И говорить о том, что вот «вы бросили то, а занялись этим…» — никто ничего не бросил, никто ничем не занялся. Это продолжение ровно того же самого.
Вот про Павла Устинова говорят, что он сталинист, что он не знал, кто такой Голунов, когда ему сказали, что «за вас выступили ровно столько же, сколько за Голунова». Он будто бы спросил: «А кто это?» И вот что он служил где-то не там, стоял где-то не там.
Давайте мы постараемся сделать, чтобы он не был осужден за то, чего он не совершал. Вот сейчас речь идет о том, что его собираются осудить за нанесение увечий сотруднику Росгвардии. Он не наносил увечий сотруднику Росгвардии. Всё остальное не имеет значения в данной конкретной ситуации.
Пусть он будет выпущен на свободу, и пусть это обвинение будет с него снято. Если надо, мы его немедленно обвиним в чем-нибудь другом — в том, что он реально совершал. Если вдруг окажется, что он совершил что-нибудь — О’кей, давайте его обвиним в этом. А иначе получится такой маленький Берия в миниатюре, который уничтожил огромное количество людей, но почему-то был осужден и расстрелян за то, что был британским шпионом. Он не был британским шпионом. И это чрезвычайно обидно, что он был осужден не за то, что он сделал на самом деле. Это и есть часть государственного произвола.
Когда говорят о том, что Павел Устинов — сталинист на основании того, что у него ВКонтакте есть какие-то высказывания на этот счет, картинки и так далее, — я уверенно могу сказать, что сталинист не он, а судья Криворучко. Потому что сталинист заключается не в том, чтобы говорить: «Мне очень нравится Иосиф Виссарионович Сталин, я очень его одобряю и очень его люблю». Сталинизм заключается в том, чтобы сажать людей на реальные тюремные сроки, отправлять их в тюрьму, в лагерь за то, чего они в действительности не совершали, зная, что они этого не совершали — это сталинизм, и заключается он ровно в этом.
И сталинистская, я бы сказал, сущность сегодняшнего государства, возобладающая сейчас, побеждающая сейчас, проявляющаяся сейчас, — эта сталинистская сущность выражается как раз в том, как организованы эти репрессии, а не в том, в отношении каких людей они происходят и что думают те или иные люди, которые под эти репрессии попадают.
Но, конечно, чрезвычайно важно то, как развивается этот протест и какие формы он принимает. Я должен признаться, что я несколько месяцев тому назад принимал участие в обсуждении с несколькими своими старыми друзьями в России, которые вблизи рассматривают всё, что связано с протестом, с протестными уличными акциями, и мы рассуждали, раздумывали о том, каково могло бы быть развитие этого.
Вот, как-то говорили мы и я, в частности, говорил это, что мы как-то много внимания уделяем уличным акциям, считаем, что политика делается на улице, и гражданская активность заключается в том, что люди ходят на улицу. И, наверное, это всё очень преувеличено, наверное, это не так важно в действительности.
Что было бы важно? Ну, например, было бы важно, если бы эти уличные акции начали происходить — я очень хорошо помню это разговор — начали происходить по какому-то корпоративному принципу. Если бы мы увидели не просто бесформенную толпу на улицах Москвы, а мы увидели бы какие-то группы.
Вот врачи. Да-да, ровно так, как это выглядело в советское время на первомайской демонстрации. В этом была бы какая-то очень правильная, очень специальная ностальгия. Вот врачи, я не знаю, а вот маляры-штукатуры. А вот виноградари. Кто еще есть? А вот ветеринары из московских ветеринарных клиник. Вот они идут и участвуют в этой протестной акции, — говорили мы друг другу и обсуждали это. И думал, что это был бы чрезвычайно интересный поворот событий.
О.Бычкова
―
Надо сказать, что когда смотришь вживую на какую-нибудь демонстрацию на какой-нибудь европейской столице… Вот я недавно, буквально летом, в начале лета наблюдала какой-то протест в Лондоне. Там, действительно, идет просто толпа как толпа без каких-то признаков, но также идут люди, которые несут транспаранты — жители какого-нибудь округа или там от профсоюза каких-нибудь металлистов.
С.Пархоменко
―
Это воспитано очень большой европейской традицией городских праздников, иногда даже религиозных праздников. Однажды я оказался в гордое Брюгге, где есть очень известная святыня — такой флакон с якобы кровью Христа, и раз в год его выносят и несут по городу. И за ним идет огромная процессия, устроенная ровно вот так: это городские нотариусы, это торговцы сыром городские, это городские садовники, а это городские стекольщики. И вот они так, корпоративными цехами и идут. Это длинная средневековая традиция.Ничего подобного в России нет, разумеется. Взяться неоткуда. У нас не было это цеховой средневековой культуры, если не считать, может быть, нескольких городов, которые были ганзейскими: Новгород или Псков. Ничего больше не происходило таким образом.
Но вдруг откуда ни возьмись мы видим сейчас, мне кажется, чрезвычайно важные зачатки именно этого. Вот в этой поддержке, которая произошла в последние недели, может быть, в последние дни по поводу Устинова и по поводу других людей, которые оказались осуждены по этому «московскому делу», мне чрезвычайно важно и чрезвычайно интересно то, что они происходят по этому корпоративному принципу.
Вот вчера разнеслась весть о том, что, по-моему, 500 психологов подписали свое письмо, а еще перед этим 1,5 тысячи людей, связанных с книжной индустрией.
О.Бычкова
―
И 1,5 тысячи айтишников.
С.Пархоменко
―
Отдельно айтишники, отдельно врачи, отдельно учителя, отдельно священники, которые особенно как-то всех поразили, но это тоже такая же профессиональная корпорация, как и любая другая. Это чрезвычайно важная штука.
С.Пархоменко: Один из недостатков российской политической жизни — отсутствие живой, реальной профсоюзной жизни
Вчера здесь, в Вашингтоне, где я нахожусь в Институте Кеннана, где я работаю в последнее время, произошло чрезвычайно интересное событие. Вы можете видеть видео этого события, кстати, на сайте «Эхо Москвы». Там произошла такая дискуссия с участием трех замечательно интересных людей. Там была Элла Панеях, известных российский социолог, там был Валерий Соловей, хорошо вам известный и частый гость «Эха Москвы», еще недавно профессор МГИМО, а теперь вот выпертый из этого МГИМО по вполне себе политическим мотивам, и Михаил Виноградов, «Петербургская политика». И была чрезвычайно любопытная дискуссия об итогах этого избирательного сезона и о том, что за этим всем последует.
И там был разговор ровно про этот корпоративный аспект. И очень интересно говорила об этом Элла Панеях. Я бы здесь на нее сослался и отчасти ее процитировал. Она обратила внимание вот на что — что во многих профессиональных группах, которые мы увидели сейчас выступающими как бы по этому сугубо политическому мотиву в поддержку этих самых фигурантов «московского дела», внутри этих профессиональных групп в свое время, относительно недавно происходили какие-то события, которые сплотили сначала людей внутри этой профессиональной группы.
Например, врачи. Мы помним, что относительно недавно была история с врачом, которую осудили и даже посадили за непреднамеренное убийство, хотя в действительности она не совершил никакой серьезной врачебной ошибки. И тогда врачебное сообщество коллективно, очень массово возмутилось. И они фактически ее отбили. Было огромное количество выступлений врачей, открытых писем, заявлений, документов, в результате чего удалось эту женщину просто вытащить из тюрьмы.
Что касается театрального или актерского сообщества, то мы прекрасно понимаем, что это дело Серебренникова, «Седьмой студии».
О.Бычкова
―
Когда разворачивалось дело Серебренникова — а всё это началось два года назад, мы помним, — такого не было единения.
С.Пархоменко
―
Такого не было, потому что эта мышца еще не была накачана. Вот она накачалась в ходе этой истории. Люди именно в ходе этого серебренниковского дела, даже те, которые не принимали в этом непосредственного участия, не оставляли там своих подписей, не выступали публично, но не могли этого не знать. Люди в этот момент почувствовали себя частью, не просто представителем профессии, не просто человеком, у которого есть еще коллеги, которые этим же занимаются, но частью некоторой профессиональной группы, у которой есть общие интересы, у которых есть общая репутация, не побоюсь этого слова; у которой есть общее достоинство и обща ответственность за людей, которые в эту корпорацию входят.Вот это чрезвычайно важно, что, видимо, мы пропустили, не заметили, не оценили некоторый этап внутреннего созревания этих корпоративных, не скажу еще пока союзов — этих корпоративных групп, этого корпоративного сознания.
О.Бычкова
―
Давай мы тут остановимся. Это важная идея. Может быть, ты ее разовьешь дальше после кратких новостей и небольшой рекламы. Это программа «Суть событий» с Сергеем Пархоменко.НОВОСТИ
О.Бычкова
―
Мы продолжаем программу «Суть событий». У микрофона — Ольга Бычкова и главное, Сергей Пархоменко, который продолжает свои рассуждения. Прежде чем ты продолжишь, маленькую давай исправим твою оговорку — это, конечно, только она, — потому что вот Александр нам указывает на то, что, конечно, не Том Круз, а Том Хэнкс.
С.Пархоменко
―
А я сказал Том Круз? Нет, Том Хэнкс, разумеется, это была оговорка.
О.Бычкова
―
Александр, спасибо!
С.Пархоменко
―
Там мы говорили о том, что вдруг проявился некоторый чрезвычайно важный корпоративный эффект. И ключевое слово «вдруг», которое, по всей видимости, не совсем уместно здесь. А всё это стало результатом того, что внутри корпорация созревало какое-то осознание своей самости, своего просто существования, а значит, каких-то своих общих интересов, своего общего достоинства.Это очень опасно для сегодняшнего российского… чуть не сказал, государства. Для государства это очень полезно, а вот для режима, если называть режимом некоторый образ правления этим государством, который организовал и которого придерживается та политическая группировка, которая создалась вокруг Владимира Путина и продолжает Владимира Путина в этом направлении, так сказать, направлять, — вот для них это чрезвычайно опасно.
И для них чрезвычайно важная часть сегодняшней — того, что они называют стабильностью и что, как мы видим, никакой стабильностью не является, назовем это сегодняшним статус-кво, — является отсутствие даже намеков на какие-то корпоративные формы гражданской жизни, потому что от этого один шаг до профсоюзов.
Я думаю, что те, кто слушают давно программу «Суть событий» и читают меня в разных формах, местах и жанров, те знают, что у меня есть некоторый пунктик, и это пунктик называется профсоюзы. Я считаю, что это один из главных пороков, один из главных недостатков, дефицитов российской политической жизни сегодня — это отсутствие живой, реальной профсоюзной жизни. Прежде всего, потому, что из нее берутся квалифицированные, профессиональные и ответственные политики, которых нам очень не хватает.
С.Пархоменко: Кучерена в данной ситуации абсолютно не адвокат, а представитель администрации президента
Нам приходится этих политиков добывать из других мест. Нам приходится этих политиков добывать из журналистов, из социальных сетей. Мы только начинаем приглядываться, не знаю, к Юрию Дудю или кому-то еще из его коллег по каналам в YouTube, начинаем думать, а не политик ли это, а нет ли у него какого-то политического будущего? А что если нам вдруг начать относиться к нему гораздо серьезней, чем мы относились раньше.
Мне очень нравятся эти люди и не один Дудь, а я считаю, что есть целая группа, целая когорта людей, которые фактически свергли, разрушили монополию государственного телевидения. И уже за одно это им огромная благодарность, и уже это один их вклад останется в памяти народной.
Но мне жаль, что приходится относиться к ним, как к возможным участникам политической жизни, несмотря на всё то, что мы знаем про Рейгана или что мы знаем про другие случае появления представителей шоу-бизнеса в политической жизни, кончая Владимиром Зеленским в Украине, я бы предпочел другие источники. Я бы предпочел профсоюзы, прежде всего.
Возможно, то, что мы видим сейчас, это какой-то шажок в этом направлении. Возможно, что люди, которые ставили свои подписи сейчас, просто подписи под текстом, запомнят это чувство и в следующий раз, может быть, согласятся сделать чего-нибудь большее, чем поставить свою подпись, например, прийти на какое-нибудь организационное собрание, например, пожертвовать какое-то количество денег просто не технические конторские нужды.
В конце концов, для того, чтобы зарегистрировать какое-то гражданское объединение, нужно написать устав, а для того, чтобы написать устав, нужно нанять юриста, а юрист захочет гонорара какого никакого, а это сколько-то денег стоит. Поэтому без каких-то трех копеек вначале точно не обойдешься.
Можно сколько угодно над этим издеваться и говорить, что вот не успели три чувака в одном помещении, немедленно начали деньгами скидываться. Ну да, ничего совершенно без этого не сделаешь. Начинается всё ровно с этого, потому что сразу нужен профессионал: сразу же нужен юрист, сразу нужен бухгалтер, который будет всё это регистрировать. Если вы хотите создать какую-то, реально стоящую на ногах организацию.
Этого всего не нужно, если вы хотите создать сеть, такую как «Диссернет», которая не существует в качестве юридического лица. Я надеюсь, к теме «Диссернета» мы вернемся в конце программы. У меня есть одно важное сообщение по этому поводу. А пока просто упоминаю его в качестве примера. Таких примеров есть некоторое количество, таких вот организаций, которые существуют просто в качестве сети и при этом являются организациями. Может быть, так всё это начнется.
Конечно, немедленно появляются любители всяких заговоров и конспираций, который говорят: «Кто? Из какого единого центра? Как это всё устроено? Кто там сидит? Кто составлял список? Кто собирал это всё?»
Знаете, дорогие друзья, так бывает в нынешнем мире, что никто не составлял список, никто не собирал, никто не координировал. Вспомните, как это было еще с «синими ведерками», вспомните опять же, как это происходит с «Диссернетом», как ́то происходит с рядом других организаций. Это сеть, она формируется сама, и внутри нее образуется некоторый порядок. Эта сеть способна общими усилиями таким методом муравейника — каждый муравей тащит свою щепочку, а в результате получается огромная куча в человеческий рост — способна решать какие-то общие задачи. Такие инструменты тоже иногда остаются в наследство от создания этих заявлений, каких-то локальных гражданских акций и всякого прочего.
Ну, и, наконец, люди появляются какие-то. Иногда да, иногда нет. Иногда всё становится таким сетевым образом. Иногда есть явный организатор, человек, который, скажем, написал первичный текст обращения, который потом коллективно правили, дополняли, исправляли, потом собирали подписи, каждый передавал по цепочке куда и что, каждый приводил какое-то количество своих знакомых, которые этим же занимаются. Потом вместе обсуждали, куда это нести, как это обнародовать, как сделать это известным, как добиться к этому внимания.
Но там в начале, в зародыше существовал какой-то человек, который первым сказал вот этим 500 психологам… Ну кто-то же был первый психолог, который сказал: «Друзья, а мы?» Ведь эту же фразу «А мы?» кто-то же произнес. Я не знаю, кто, но этот человек существует. И, возможно, что этот человек запомнится тем, кто участвовал в этом действии и смогут потом в какой-то ситуации к нему обратиться, когда события будут каким-то образом развиваться. Это важная очень история.
С.Пархоменко: Люди уезжают и уезжают, потому что они занимаются наукой, а наукой в России заниматься не удается
Что в этой ситуации российское государство уже делает и будет делать дальше? Перехватывать? Совершенно очевидно, что. Потому что когда речь идет о таких больших образованиях людей, выясняется, действительно, в самом деле, не виде лозунга, а виде реального технологического обстоятельства, что всех не пересажаешь. Нельзя оставить Москву без врачей. Нельзя оставить Москву без учителей. Если сейчас всех отправить под административный арест, всех объявить, что они бросали пластмассовый стаканчик куда-нибудь.
Так вот, всех не пересажаешь и на всех административное дело не повесишь, несомненно. Что можно сделать? Перехватить, заместить. Я вас уверяю, что мы сейчас увидим другое образование врачей, другое образование учителей, другое сообщество священников, других психологов, других программистов. Но вот насчет других книжников я сомневаюсь, потому что их просто столько нет. Я знаю по случайности эту профессиональную группу, я сам к ней относился на протяжении нескольких лет. И могу вам сказать, что там, конечно, в общем, все сколько-нибудь серьезные люди уже представлены. Другую такую группу точно не найдут.
Я думаю, что священников в России все-таки побольше будет и программистов тоже побольше будет, так что мы их обнаружим. А уж с учителями, господин Исаак Калина в Москве, я вас уверяю, организует. Нет никаких сомнений.
Во-первых, замещать. Во-вторых, внедряться. Внедряться во всю деятельность, которая там происходит. Самая красивая, ясная, яркая история, которая произошла в течение последних дней — это внедрение своих очень специальных, очень особенных адвокатов
в дела, связанные с «московским делом». Понятно, что появление Анатолия Кучерены в истории с Устиновым абсолютно не случайно. Мы помним предыдущий час славы господина Кучерены. В Прошлый раз он сделался очень знаменит, когда он стал адвокатом Сноудена.
НРЗБ Сноуден прилетел таинственным образом с Гонконга в Москву и должен был вроде улететь дальше на Кубу, но не улетел, а застрял в аэропорту Шереметьево, где его потеряли, долго не могли найти, он там бродил по аэропорту Шерметьево. Никто не знал, что он там делает и что он там ест и где он там спит. И только адвокат Кучерена пришел на помощь и всё немедленно исправил, всё немедленно устроил, и всё сразу стало хорошо.
Вот теперь у нас всё с Устиновым всё исправляет адвокат Кучерена. Совершенно очевидно, что он в данной ситуации абсолютно не адвокат, давайте откровенно. Он в данном случае представитель администрации президента, которого ввели внутрь этой истории. А поскольку, у него есть адвокатский статус, он технически может это сделать. Ввести туда при этом господина Вайно или господина Кириенко было бы сложнее, хотя тоже, наверное, можно было бы, чего там.
Можно было бы вытряхнуть из Устинова заявление о том, что он доверяет господину Кириенко представлять его интересы в суде. Почему бы и нет? Я думаю, что при желании можно. Ну вот решили пойти простым путем: сунули туда Кучерену.
В дело Константина Котова попытались всунуть адвокатское бюро «Карабанов и партнеры», тоже абсолютно не имеющее никакого отношение к делу. Достаточно зайти на их сайт, посмотреть на список их клиентов. Понятно, что у них довольно много клиентов, связанных с властью, связанных с идеологической стороной дела. Там и «Первый канал»… Кого там только нет.
Так что попытались воткнуть и их, но что-то такое здесь не вышло. И в результате вроде последние новости заключаются в том, что…
О.Бычкова
―
Котов отказался.
С.Пархоменко
―
Да, что Котов отказался. Видимо, ему что-то умудрились те адвокаты, которые у него были. Там есть и Мария Эйсмонт и целый ряд других замечательных людей, которых мы знаем, которым мы хорошо доверяем в этой ситуации.
О.Бычкова
―
Я не понимаю, объясни мне, пожалуйста, как можно взять и просто извне засунуть человеку?.. Это же не государственный адвокат при отсутствии адвоката.
С.Пархоменко
―
Нельзя. Совершенно ясно, что никакому нормальному, живому адвокат это бы не удалось. Не будучи ни в каком контакте с этим человеком, не будучи никаким образом им самим затребованным, прийти к нему в СИЗО, получить с ним встречу, подписать с ним какие-то бумаги — так не бывает. Так адвокатура не работает. Это неизвестный в природе случай.Есть и другие неизвестные в природе случае во всем этом деле. Например, я даже специально написал одному своему хорошему знакомому, очень известному российскому опытному адвокату. Я у него спросил: «Скажите, а есть какие-нибудь прецеденты вот этой ситуации, когда человека выпускают из-под стражи, притом, что у него еже есть полученный в суде первой инстанции приговор к реальному заключению, но это приговор еще не вступил в законную силу в ожидании апелляции?» Такое было, кроме случая Навального в 13-м году, про который мы хорошо помним, как это тогда происходило под давлением московских событий и огромного количества людей, которые тогда вышли на улицу.
Это дело было, напомню, во время избирательной кампании по выборам мэра Москвы. И тогда ровно произошла эта же ситуация. И инициатором тогда этого всего выступил Генри Резник, который вдруг вспомнил, что теоретические такое бывает. На практике такого не бывает никогда, но в теории это возможно. И вот тогда один раз случилось. Сейчас случилось второй раз.
С.Пархоменко: 130 с лишним ректоров оказались в той или иной форме академическими мошенниками
Я спросил своего приятеля: «А, в общем, так бывает на свете?» Он сказал: «Нет, так не бывает на свете. Никаких других случаев не известно»
И в этой ситуации, конечно, как всегда, ужасно простодушный, если вдуматься и такой, очень простой, очень глупый, очень поверхностный и очень нелепый человек по имени Владимир Соловьев, который просто ролик специальный снял, где ныл и стонал, и выл и причитал: «Пустите, — как он это называл, — грамотных адвокатов, например, адвоката Шота Горгадзе, — я очень советую желающим погуглить, кто такой Шота Горгадзе и чем он знаменит, — и мы вам сейчас всё там разрулим». Очень важно для российского государства поддержать эту вечную легенду, которой она занимается всегда на протяжении уже нескольких многих лет: «Мы единственный источник всего».
Вот для этого, например, были придуманы иностранные агенты, по существу была разрушена, разбомблена система некоммерческих организаций в России. Вы хотите заниматься чем-нибудь гражданским, чем-нибудь некоммерческим: экологией, помощью детям, больным, несчастным, поддерживать таких, сяких, интересоваться тем и сем? Пожалуйста, мы не запрещаем, но у вас есть только один способ: обратитесь к нам и мы вам устроим. Мы будем решать, кто у нас будет в стране экологом, а кто нет, кто будет помогать детям, а кто не будет. Мы источник денег, мы источник разрешений, мы источник административного благоприятствования. Мы источник всего. Придите к нам, и мы все сделаем. Потерпите — разбираем.
Вот есть такая крылатая фраза, сказанная одной известной как-то женщиной-попагандистом недавно. Это на самом деле еще интересней, чем «Денег нет, но вы держитесь», это еще более точное и более ясное описание политических намерений российского государства в отношении своего населения: «Разбираются — потерпите». Вот это же самое пытался доказать нам Соловьев про прозвищу Помет (теперь намертво к нему приклеилась кличка), что «мы разбираемся, мы разберемся с нашими адвокатами, и всё будет хорошо, если наши правильные, — как он их называл, — умелые, грамотные адвокаты этим займутся — тогда да; пока этим занимаетесь вы — тогда нет».
И задача будет таким образом решаться в отношении всех этих корпоративных групп: «Вы хотите, чтобы ваши врачебные, учебные, ваши программистские, ваши психологические, ваши актерские, ваши священнические, какие угодно проблемы решались, — обратитесь к нашему священнику, к нашему психологу, к нашему программисту, к нашему врачу или к нашему учителю. Мы вам сами всё сделаем», — вот это тот ответ.
Давайте как-то будем за этим следить, будет это различать в тех событиях, которые нам предстоит в ближайшее время увидеть и понимать, что это такое. На самом деле вот это ровно оно и есть.
Есть одна корпорация, судьба которой меня интересует последние годы особенно. Я считаю, что это одна из важнейших корпораций, отвечающих за будущее России, за ее завтрашний день. Это корпорация ученых, в которой ситуация сложна, которая разбита, раздроблена, во многом раздавлена, скуплена, изгнана — вот, что важно.
Никакая другая российская корпорация, как корпорация ученых, не была так безжалостно выдавлена из России за последние годы просто невозможностью работать. Люди уезжают и уезжают, потому что они занимаются наукой, а наукой в России заниматься не удается. Они вынуждены для этого искать какие-то другие места.
В этой корпорации произошло чрезвычайно важное дело, событие в течение последней недели, о котором я хочу в последние минуты сказать. Сообщество «Диссернет» опубликовало доклад. Это уже 7-й доклад в истории «Диссернета». Время от времени «Диссернет» помимо того, что ежедневно выкладывается на сайте dissernet.org, где вы можете видеть каждый день новые экспертизы, новые сообщения, новые результаты исследований… Исследований чего? — вот этой самой жульнической, мошеннической индустрии, существующей внутри остатков российской науки, остатков российского образования. Но помимо этого время от времени выпускает доклад на какую-то важную тему.
Вот 7-й доклад «Диссернета», который был обнародован два дня назад, это был доклад, посвященный ректорам российских вузов, прежде всего, российских государственных университетов. У нас есть государственные и негосударственные учебные заведения. Вот речь шла о государственных университетов.
Было найдено больше 130 ректоров среди тех самых, которые «запрещают ковыряться в носу» студентам, доцентам, профессорам, преподавателям, которые следят за тем, чтобы их учебное заведение соответствовало мировым стандартам и имело бы свою репутацию, и доследились до того, что у нас 1 университет Московский входит, по-моему, в первую сотню кое-как мировых университетов, а остальные — во 2-й, 3-й сотне.
Так вот 130 с лишним ректоров оказались в той или иной форме, в той или иной мере академическими мошенниками, людьми, которые списали свою собственную диссертацию, либо торговали фальшивыми диссертациями, помогали другим людям их получать; либо выдумали свои книги, монографии и так далее, подделали их; либо мошенничали с научными публикациями. В современном мире это чрезвычайно важно, потому что вес, репутация ученого измеряется его научными публикациями в уважаемых, авторитетных, цитируемых журналах, количеством цитат из этого. Огромное количество существует мошенничества на фоне этих научных публикаций, в деле этих научных публикаций.
130 таких ректоров. Среди них ректоры: МВТУ имени Баумана, ВГИКа, Иняза… Некоторые действующие, некоторые недействующие. Вообще, надо сказать, что это динамическая система, потому что в России около 1000 вузов и средний срок жизни ректора на этом посту — средний срок отправления ректорских обязанностей — составляет 7 лет. Если произвести несложные арифметические вычисления, окажется, что у нас, в России каждый два-три дня меняется какой-нибудь ректор. Поэтому, собственно, оно всё время перемешивается. Эти люди появляются, исчезают.
С.Пархоменко: Корпоративная жизнь, которая врывается в российскую политическую жизнь — очень интересный процесс
Невозможно сказать в точности, сколько их сейчас и сколько среди них, какой процент жуликов и так далее. Но факт остается фактом: 130 ректоров, в том числе, например, недавний кандидат в Мосгордуму Наталья Починок, ректор крупнейшего по численности студентов — он больше Московского университета, насколько я понимаю, — университета под название РГСУ. Тоже со списанной диссертацией, с подлгом научных данных и так далее. Она, как ни в чем ни бывало… Слава богу, она никаким депутатом не стала, проиграла, благодаря «умному голосованию», но на своем месте она по-прежнему сидит.
Это очень важная вещь. Загляните, посмотрите, найдите, погуглите. Это важнейшая российская корпорация, от которой очень многое зависит. Это корпорация, которая должна следить за своей, не побоюсь этого слова, чистотой, за своим достоинством.
Это корпорация, которая должна вырабатывать лидеров. Там есть некоторое количество лидеров. Они появились в тот момент, когда 4 уже теперь года назад была осуществлена такая конфискационная реформа академии наук и образовалась большая научная группа под называнием «Союз 1 июля». Там есть несколько очень ярких лидеров, и я очень надеюсь, что мы еще узнаем о них, как о людях, от которых в какой-то мере зависит история России.
Так что корпоративная жизнь, которая внезапно врывается, внедряется в российскую политическую жизнь — это очень интересный процесс и интересный объект для наших наблюдений.
О.Бычкова
―
Всё, спасибо! На этом сегодня всё. До встречи через неделю. Это Сергей Пархоменко в программе «Суть событий».