Суть событий - 2019-02-01

О.Бычкова

С.Пархоменко

О.Бычкова

С.Пархоменко

О.Бычкова

Собственно, мы все сказали…

С.Пархоменко

Во-первых, я должен сказать, что я совершенно потрясен тем — последний час я провел за слушанием «Эха Москвы» прямого эфира — что Юрию Росту 80 лет! Этого совершенно невозможно себе представить. Это просто упасть со стула!

О.Бычкова

С.Пархоменко

С.Пархоменко: Государство создает вот эту звериную систему

И, конечно, хочется тоже его поздравить и поразиться тому, что вот бывают же люди, которые до 80 лет доживают в таком состоянии души, мозга, сердца и всего остального, что хочется говорить и говорить про них и про их роль, про их книги и про их фотографии, про их статьи и про то, что вся жизнь прошла с Юрием Рост, и Юрий Ростом будет всегда, и это прекрасно. Мне не жалко времени своей программы...

О.Бычкова

С.Пархоменко

О.Бычкова

С.Пархоменко

Ну, знаете, это в какой-то мере переход к той теме, которую я бы традиционно сделал первой в своей программе. Я всегда выставляю это вперед для того, чтобы побольше было к этому внимания, и для того, чтобы люди понимали реальный вес и реальное значение этих сюжетов. Это сюжеты правозащитные, которые мне кажутся чрезвычайно важными. Я очень горюю по поводу того, то у людей плохая память и маленькая — такая крошечная спичечная коробочка, в которую с одной стороны закладываешь что-нибудь, а со второй стороны вываливается.

Вот на этой неделе много говорили об Анастасии Шевченко, с которой произошла ужасная трагедия, и были всякие споры по поводу того, нужно ли обвинять следствие и государство в том, что произошло. У нее был — к сожалению, был, больше нет — очень больной ребенок. Девочка жила много лет в специальном интернате для детей-инвалидов, потому что она требовала очень специального ухода, специального присмотра за собой. И Анастасия Шевченко регулярно ее навещала.

А в очередной раз, когда именно сейчас это произошло, когда она оказалась под домашним арестом, девочка тяжело заболела, и Анастасия Шевченко долго добивалась разрешения ее посетить из-под этого домашнего ареста. Следователь там что-то такое тянул.

Ну, и вот теперь говорят: «Ну, что вы хотите? Ничего такого. Ну да, она же успела вроде туда доехать… А, нет, все-таки не успела… А, нет, все-таки успела, но, кажется ее не пустили в реанимацию врачи… И вообще, государство здесь ни при чем».

Государство создает вот эту звериную систему, в которой вот это всё в целом оказывается возможным, в которой… действительно, тоже многие обратили внимание, приложив друг к другу две фотографии: в суде Анастасия Шевченко, которую обвиняют в том, что она переписывалась с какими-то людьми, связанными с Ходорковским и, кажется, имела отношение к какой-то организации, которая по названию похожа на ту, которая принята нежелательной организацией в Российской Федерации. Так вот ее обвиняют в этом, а на суде по ее мере пресечения ее засовывают в клетку, буквально в клетку, в стеклянный такой «аквариум», в котором она сидит, ну потому что она же представляет общественную опасность: она же может броситься на людей, она может кого-нибудь укусить, расцарапать лицо, по всей видимости, задушить судью, еще что-нибудь такое.

А вот в таком же точно помещении суда только в другом городе сидит человек по имени Рауф Арашуков, которого обвиняют в нескольких заказных убийствах, в создании организованного преступного сообщества, в узурпации власти в одном из субъектов Российской Федерации и в том, что он участвовал в многомиллиардных схемах вывода бюджетных денег, во-первых, из этого субъекта, а, во-вторых, из России в целом.

И этот человек не сидит в клетке, а этот человек сидит в хорошем костюме и дорогом галстуке за столом вместе со своими адвокатами. Он уважаемый член нашего общества, его интересы и его права как арестованного защищены, никто не собирается его засовывать ни в какие клетки и так далее, и он, наверное, не представляет из себя никакой общественной опасности.

Правда, его целый Генеральный прокурор страны и целый глава Следственного комитета страны вдвоем приезжают задерживать непосредственно за наседании Совета федерации Российской Федерации. Но, конечно, он менее опасен, чем Анастасия Шевченко.

И, конечно, можно сколько угодно смеяться над огульными обвинениями в адрес государства, но вина за вот такую смерть дочери Анастасии Шевченко лежит на тех, кто придумал этот арест, это содержание под домашним арестом, это обвинение против Шевченко и эту невозможность ей нормальным образом существовать как матери больного ребенка. Давайте в этом полный политический отчет, я бы сказал.

С.Пархоменко: Если в них вцепились, как вцепились в Оюба Титиева, то их эта система из зубов не выпустит

Но есть ведь еще и другая история. Вот я говорил про спичечную коробочку, в которой ничего не удерживается. Есть еще одна совершенно невыносимая история. Эта история происходит во Пскове, где арестована и помещена под домашний арест такая же точно координатор местной «Открытой России» по имени Лия Милушкина, а ее муж Артем, который известен как человек, который сочувствует Навальному и принимал участие в создании его регионального штаба, его обвиняют в сбыте наркотиков в особо крупном размере. Это от 10 до 20 лет лишения свободы. И этот самый Артем Мелушкин находится в СИЗО, сейчас.

При этом если попытаться почитать, что в точности там произошло и в чем вина этого человека, его жены, их обоих, которых подозревают в том, что они принимали участие в сбыте наркотиков в крупном размере, — так вот, если прочитать, что там происходит, становится понятно, что это еще один Оюб Титиев. Вы помните про главу чеченского «Мемориала», которому две попытки было сделано подбросить пакет с наркотиками. Со второй попытки удалось оформить протокол в соответствии с правилами оформления этого протокола. Там появились какие-то понятые, приведенные за руки. И, в общем, Оюб Титиев уже много месяцев, больше года уже находится в СИЗО.

А вот та же совершенно история, только там никто ничего не подбрасывал даже, даже не потребовалось ничего подбрасывать. В случае с Артемом Милушкиным, мужем Лии Милушкиной, координатором «Открытой России» там даже физически не существует этих наркотиков.

Есть показания засекреченного свидетеля. По версии следствия 14 января 19 года Артем Милушкин в неустановленном месте — как я люблю это! Вот знаете, это были такие обвинения против некоторых, кстати, сотрудников Ходорковского во время первого дела Ходорковского: «неустановленным лицом в неустановленное время, неустановленным образом совершено убийство», например. Вот я помню эти формулировки, они запали навсегда…

О.Бычкова

С.Пархоменко

«А что такое «совокупность материалов уголовного дела»? Можно ли их почитать», — спрашивает корреспондент. — «Ну, как? Есть Денис, материалы проверочной закупки. Показания Дениса подтверждаются показаниями Дениса». Это могучая… А также вот будут свидетели и Милушкин может оказать на них давление, поэтому он помещен под стражу в СИЗО. Но свидетелей по этому делу нет, они еще будут. То есть следователь не знает, какие будут свидетели, но он уже знает, что Милушкин собирается оказывать на них давление.

Это я читаю вам куски вполне поразительного материала по своему содержанию и по деталям, которые там раскрываются. Этот материал опубликован на сайте радио «Свобода». Я очень советую вам туда зайти. Это материал Людмилы Савицкой. Называется: «Уничтожали всё, что видели». Это вот по поводу дела Милушкиных и других их коллег по «Открытой России». Совершенно поразительные факты там собраны и, в общем, вполне хладнокровно изложены. В частности, вот эта замечательная история Артема, который на основании показаний неизвестного, засекреченного Дениса оказался торговцем наркотиков в особо крупном размере. Притом, что самих этих наркотиков в деле нет. Есть только показания Дениса.

Вот про это надо помнить и надо помнить большому количеству людей. Вот сейчас в Москве и в нескольких других городах обсуждается марш, который может произойти 10 февраля, в следующее воскресенье. В Москве он назначен в центре города. Это марш от Пушкинской площади до Кропоткинской по бульварам. К сожалению, люди, которые го организовывают, люди довольно неопытные и они как-то не очень удачно начали всю эту свою организационную деятельность.

О.Бычкова

С.Пархоменко

С.Пархоменко: Да, нужно выходить на улицы. Да, нужно собираться в профсоюзы

О.Бычкова

С.Пархоменко

Вот смотрите. Один из организаторов этого марша — я ее знаю — есть такая довольно известная московская активистка, очень симпатичная, очень умная, очень энергичная, очень храбрая по имени Варвара Грязнова. И Варвара Грязнова пишет в одном из сообществ в Фейсбуке, которое посвящено этому маршу, набор своих требований. Они звучат совершенно невыносимо, я бы сказал, своей наивностью. Ну, как так можно? Ну как можно вот ́того всего требовать? Ну, кто ж вам этого всего даст? Она пишет: «Мы, организаторы, предлагаем обсудить следующие требования нашего марша: 1) Прекращение преследования Анастасии Шевченко и Лии Милушкиной. 2) Немедленное прекращение преследования фигурантов фиктивного дела «Нового величия». 3) Увольнение всех, кто участвовал в фабрикации этих дел и принял неправосудные людоедские решения о домашнем аресте и недопуске Шевченко к дочери. 4) Отмена всех репрессивных статей Уголовного кодекса Российской Федерации и Кодекса об административных нарушения РФ. 5) Немедленное прекращение преследования гражданских активистов вообще. 6) Полная отмена палочной системы в правоохранительных органах».

Послушайте, но она же права. Вообще, то, что пишет Варвара Грязнова и то, что она перечисляет, это, действительно, обстоятельства нашей жизни, которые сделались совершенно привычными, которые сделались частью пейзажа. Мы считаем, что, в общем, ну, а чего еще требовать от этих людей? Чего еще требовать от Путина, от его депутатов, от его сенаторов, от его прокуроров? Ну да, вот они устроили нам эту жизнь, и в этой жизни есть все эти вещи.

Но вообще, Варвара Грязнова абсолютно правильно это перечисляет. И неплохо бы помнить, что мы живем в обстоятельствах, где вот это все является порядком вещей. И здесь я должен согласиться с недавно выступавшем здесь Валерием Соловьем на «Эхе», который, размышляя совершенно по другому поводу сказал с такой тоской — сегодня было, буквально пару часов назад…

О.Бычкова

С.Пархоменко

Вы бы, вообще, отдали себе отчет, что вы живете в обстоятельствах, когда УК РФ и КоАП РФ полны репрессивных статей и когда гражданские активисты преследуются вот по таким нелепым обвинениям, как, скажем, Милушкины во Пскове… Но опять русский язык позволяет вот эти возвратные конструкции, пассивный залоги: «преследуются»… Это, кстати, редактор хороших западных газет очень любят говорить, что российского автора всегда можно отличить от европейского по большому количеству этих страдательных залогов. В каком смысле «они преследуются»? Их преследуют. У этих преследований есть автор, есть актор, есть, собственно, человек, который это делает.

Поэтому, мне кажется, сейчас, действительно, пришло время, когда такие заявления, как вот это странное, такое наивное, такое какое-то пионерское заявление Варвары Грязновой, что вот «мы хотим этого всего и сразу!» — приходит время для них. На самом деле, это абсолютно правильно. И, на самом деле, надо уметь перечислять себе вот это всё.

В общем, я не знаю, что будет с этим маршем. Я не знаю, удастся ли его организовать. Там подана на него заявка сегодня. Я не знаю, что из этого всего получится, но я хочу сказать, что без вас не обойдется, дорогие друзья. Без вас не обойдется, без нас не обойдется. И вот эта семья Милушкиных будет сидеть. Она будет сидеть совершенно очевидно, потому что если в них вцепились, как вцепились в Оюба Титиева, то их эта система из зубов не выпустит. И все истории про то, что как-то они поиграют и бросят, что они просто вот… что мы сейчас напишем петицию, и к этой петиции прислушаются — эти истории, к сожалению, мало правдоподобны.

Так что, да, нужно организовывать гражданские акции. Да, нужно выходить на улицы. Да, нужно собираться в профсоюзы, про которые говорит Навальный, потому что это тоже форма объединения граждан и совершенно естественным образом от экономических требований они моментально и очень естественным образом переходят к политическим требованиям.

К сожалению, российское население сегодня даже в больших городах — Псков довольно большой город, Ростов очень большой город, между прочим, не говоря уже по Москве и Санкт-Петербурге, где идут все эти разговоры о марше, и Екатеринбурге, где тоже собираются его проводить — это очень большие города, там живет очень много народа, они очень много могут. Но они про это просто не помнят.

Ну вот, это один сюжет, про который я хотел обязательно здесь поговорить.

О.Бычкова

С.Пархоменко: Карачаево-Черкесия - очень тяжелое место

С.Пархоменко

Вообще, Карачаево-Черкесия очень тяжелое место. Как-то все помнят про Чечню, помнят про Дагестан, помнят про Ингушетию. А про другие северокавказские российские субъекты — к ним относится и Карачаево-Черкесия и Кабардино-Балкария и, между прочим, Ставропольский край, который там совсем неподалеку и который тоже завязан на всякого рода северокавказские проблемы, — об этом вспоминают гораздо реже.

Между тем, я, например, помню истории, совсем уже теперь забытую. Был такой человек, он и есть, он никуда не девался, он заместитель председателя ЦИКа, насколько я помню, Борис Сафарович Эбзеев. Поразительный совершенно человек. Он очень известный юрист, он был судьей Конституционного суда. И вот с ним случилась совершенно поразительная вещь. В 2008 году он вдруг ушел в отставку по собственному желанию из судей Конституционного суда, потому что он был избран президентом Карачаево-Черкесской республики. И спустя три года он оттуда убежал. Просто, что называется, унес ноги, спасая свою жизнь. В 2011 году он попросил, чтобы его оттуда забрали.

Ну, кто видел Бориса Сафаровича Эбзеева, — это двухметрового роста огромный красавец, которого трудно заподозрить в том, что в душе его таятся какие-то трусливые чувства. Я думаю, что, действительно, он сбежал оттуда в последнюю секунду. Я думаю, что, действительно, он в какой-то момент, оглянувшись вокруг себя, понял, что он не управляет этой республикой, а управляют ею совсем другие люди, которым он здесь, на этом стуле совсем не нужен.

Ну, и мы помним множество разных других историй, разные бандитские столкновения, перестрелки, массовые убийства и так далее. Но на самом деле в этой ситуации есть еще вторая сторона дела. Это, собственно, сам Совет Федерации. Я хочу напомнить, что в свое время, когда была принята Конституция Российской Федерации в 93-м году и когда перед этим она была написана, был создан чрезвычайно важный для нее, базовый механизм взаимного контроля трех властных органов, такого властного треугольника, которые, по существу, равенством своих полномочий обеспечивают стабильность государства.

Это президент, который, в общем, довольно легко может справиться с Государственной думой и может своим вето перекрыть ее законы и так далее.

Эта Государственная дума, которая имеет мало возможностей в противостоянии президенту, но которая достаточно серьезно может влиять на деятельность Совета Федерации, направляя туда свои законы, принятые в Государственной думе.

И это Совет Федерации, который получает от Государственной думы эти законы и вынужден как бы работать по ее повестке, но имеет очень большой и серьезный набор возможностей по давлению на президента.

Вот ́тот треугольник — президент, Государственная дума, Совет Федерации — это и есть конструкция жесткости российской Конституции.

Это было Путиным сломано. Первая крупная, серьезная политическая реформа, которую провел Путин — это разрушение Совета Федерации как эффективного, наделенного реальными полномочиями, реальной властью и реальными контрольными возможностями властного органа. Совет Федерации состоял из глав регионов, из глав исполнительной власти регионов. И в центре, в Москве казалось, это слишком жирно, это слишком сильно, это слишком серьезно. Они имеют слишком большой вес. Не надо.

И, воспользовавшись тем, что в Конституции была предусмотрена возможность принятие федерального закона, который определяет процедуру формирования Совета Федерации, процедуру эту изменили. И теперь это сборище назначенцев и разных регионов, я бы сказал, произвольных назначенцев: более-менее, кого хотят, того и назначают, и назначают по очень разным мотивам.

О.Бычкова

НОВОСТИ

О.Бычкова

С.Пархоменко: Совет Федерации - это сборище произвольных назначенцев: более-менее, кого хотят, того и назначают

С.Пархоменко

Но есть ведь там самые разные люди. Не в этой президентской квоте, хотя и в ней тоже, а среди тех, кто назначен от регионов. Иногда это просто синекура. Вот есть какой-то правильный человек. Хорошо бы ему дать какое-то место, в то же время, чтобы он как-то не особенно светился и не особенно не имел бы в руках власти. Назначаем.

Иногда это люди, которые направляют из регионов на почетную пенсию. Вот он был тут раньше очень важным, влиятельным лицом, а теперь давайте-ка мы его в Москву переведем, пусть он там сидит, пусть у него будет большой кабинет, машина, тыр-пыр восемь дыр, всё у него будет хорошо. Иногда эта почетная пенсия даже людям кажется слишком жалкой. Вспомним историю с главой РЖД, которого пытались от его шубохранилища оторвать и туда отправить.

Но в ряде случаев это площадка для людей, которые осуществляют там свой собственный большой политический бизнес. И вот в случае Арашукова это ровно такое. Это представитель влиятельного семейства. Отец его известный, что называется, «газовый король» в республике. Это огромный клан…

О.Бычкова

С.Пархоменко

Но поразительно, что Россия ни больше и не меньше — вот мы просто видим на этом примере, сквозь вот это маленькое стеклышко истории с кланом Арашукова и их представителя, который сидит в Совете Федерации — Россия потеряла это властный орган, целую плату парламента. Это палата, которая обладает правом законодательной инициативы, как мы помним.

Например, вот последнее время все время говорим про сенатора Клишаса и его законодательную активность. Но на самом деле довольно много законов поступает из Совета Федерации. Это палата, которая обладает колоссальными контрольными полномочиями, которая может остановить принятый в Думе закон. Это палата, которая назначает судей Верховного суда. Это палата, которая назначает Генерального прокурора и его заместителей. И это палата, которая формирует Счетную палату и прочее.

Ее больше нет. Она состоит из вот этих политических отбросов. Она состоит из людей, которых ссыпали туда, чтобы они там, в тепле и на черной икре сидели и занимались, что называется, своими делами. Владимира Петровича Лукина не касается. Бывают иногда исключения.

С.Пархоменко: В ряде случаев СФ - это площадка для людей, которые осуществляют там свой политический бизнес

О.Бычкова

С.Пархоменко

Это, вообще, важная вещь. Обычно принято говорить, что Россия теряет свои институты, демонтирует свои политические институты и усыпляет свои институты… Есть несколько политологов, которые очень любят эту терминологию — спящие институты — в надежде в смысле, что они проснутся когда-нибудь.

О.Бычкова

С.Пархоменко

О.Бычкова

С.Пархоменко

Но это же не единственный случай. Некоторое время тому назад все долго хихикали по поводу того, что появилась идея закона о форс-мажоре для взяточников, что вот чиновники, которые вынуждены взять взятку в результате обстоятельств непреодолимой силы, они не подлежат наказанию — ха-ха-ха! Какие они все смешные, нелепые и наивные. Но, вообще, за этим законопроектом есть одна важная вещь, по-моему — это констатация демонтажа такого политического института, который называется суд.

Люди, которые на полном серьезе, между прочим, предлагают этот законопроект, он, кроме всего прочего, не верят в существование суда в России. Потому что, вообще, это задача для суда. Вот есть дело о взятке. Есть какой-то чиновник. Его обвиняют. Начинается суд, и адвокат этого чиновника при помощи разных вещественных доказательств, косвенных улик, свидетельских показаний, очных ставок и всякого такого доказывает суду, что имело место обстоятельство непреодолимой силы, и поэтому в данном случае этот человек не подлежит наказанию. И суд принимает или не принимает такое решение. Это нормальная судебная ситуация.

Но люди, которые сейчас беспокоятся за то, что каких-то их полег или их самих обвинят во взяточничестве, не верят в то, что суд существует, они не верят, что в суде можно как-нибудь с чем-нибудь разобраться. Предположим даже, что их помыслы вполне чисты и бескорыстны, что им просто хочется уберечь какое-то количество людей от несправедливости. Они не допускают мысли, что это можно сделать нормальным человеческим способом.

Так же точно, как, казалось бы, люди, которые управляют судом в России, которые влияют на суд — понятно, что суд — абсолютно марионеточная сегодня структура, — они должны верить в то, что если уж в крайнем случае, кто-то нас оскорбит, если кто нас обидит, ну, уж мы его засудим. У нас есть статья о чести и достоинстве и деловой репутации. У нас есть диффамация, у нас есть оскорбление, клевета — это всё есть в Уголовном кодексе. Клевета точно есть в Уголовном кодексе. Ну, так и вперед — в суд. Нет, надо принять отдельный закон, с помощью которого это можно будет делать административным, внесудебном способом. Потому что нету никакого суда, негде разбираться.

С.Пархоменко: Вот нет Совета Федерации. Он — помойка

Вот это и есть распад государственных институтов. Это есть постепенно разложение структур государства. Нет Совета Федерации. Нет суда. Вообще, это ключевая вещь. Ну как? Страна, в которой не существует судебной системы, когда сами депутаты, сами законодатели этой страны, само правительство этой страны не верит в существование суда как арбитражной инстанции, как место, куда можно пожаловаться, как место, где можно искать справедливости. Поэтому они пытаются принять всё новые и новые законы по поводу конкретных случаев и про наказание Пархоменко отдельно, потому что на суд они не полагаются. Вот на эту тему.

Еще я перешел бы… У меня получается сборная программа сегодня с разными темами, но они как-то связаны внутри себя. Вот тема, о которой вроде поговорили на этой неделе и бросили. Вроде как вздрогнули, удивились — и забыли. Это решение ЕСПЧ по делу Грузия против России. Выясняется, что все-таки есть место — не в России а в мире, — куда жаловаться можно. Вообще, решение масштабное. Я вот тоже слышал сейчас в эфире, как его силился вспомнить Дымарский, сказал, что там 2 миллиона. Нет, там не 2 миллиона, там 10 миллионов евро. Но, правда, просили 70 заявители по этому делу, но 10 — тоже совершенно беспрецедентная по таким делам цифра.

О.Бычкова

С.Пархоменко

Большая часть из них — это люди, которые пострадали в соответствии со статьей 4-й. Есть такой специальный протокол: «О запрете на коллективную депортацию». Вот они получат всего по 2 тысячи евро. Такое, я бы сказал, психологическое, морально удовлетворение. Вот пред ними Европейский суд вместо России извинился за то, что они были подвергнуты коллективной депортации, которая, в принципе, невозможна. Депортация может быть только индивидуальная.

В этом конкретном случае дело человека должно быть разобрано, изучено, ему должна быть предоставлена возможность защититься, ему должно быть предоставлено время для исправления ситуации, предоставления необходимых документов и так далее. И тогда, если признается, что он незаконно пересек границу, он может быть депортирован. Никаких коллективных депортаций не бывает в мире так же, как не бывает коллективных казней или каких-нибудь коллективных запретов на профессию или еще что-нибудь кроме этого.

2 тысячи евро. От 10 до 15 тысяч евро получат те, кто незаконно были лишены свободы, и кто при этом лишении свободы — это еще большие деньги — испытал бесчеловечные, унижающие человеческое достоинство условия содержания под стражей. Это всё запрещено Европейской конвенции. В первом случае — статья 5-я, во втором случае — статья 3-я. Это, на самом деле, очень редкий и важный… не прецедент — такие случаи были, несомненно, — но важные и редкий случай, когда наказана страна в целом. Вот да, действительно, здесь можно сказать, что Европейский суд принял решение против России. Он признал Россию в целом виновной в этом.

И, конечно, это лишний аргумент для тех, кто говорят, что Россия должна выйти из европейских институтов. Это будет вполне невиданная процедура, и, конечно, это будет вещь логичная, потому что Россия последовательно идет к положению изгоя, к положению изгнанника, к изоляции. В России есть много народу, важного, эффективного, влиятельного народа, которые хотят этой изоляции, которе прекрасно понимают, что в этой изоляции им будет удобнее и спокойнее.

Вот клан Арашуковых. Как вы думаете, они как-то против того, чтобы Россия вышла из европейского сообщества, и европейских институтов и вообще по возможности прекратила какие бы то ни было контакты с кем бы то ни было в окружающем мире?

О.Бычкова

С.Пархоменко: Суд — абсолютно марионеточная сегодня структура

С.Пархоменко

И таких людей много. И они не только на Северном Кавказе, и они не только исламского вероисповедания, и они не только носят восточные и кавказские фамилии. Таких людей еще больше в Москве совершенно православных...

О.Бычкова

С.Пархоменко

О.Бычкова

С.Пархоменко

И, в конце концов, последний сюжет. У меня есть 10 минут на это.

О.Бычкова

С.Пархоменко

Мне кажется, очень важно понимать одну базовую вещь: это расследование — не расследование о злодеяниях Российской Федерации. Это расследование не о том, что злые парни из ФСБ или вредные хакеры от Пригожина или неприятный Путин или еще кто-нибудь совершили какие-то ужасные преступления против демократии США. Это расследование не про это. Это расследование посвящено поступкам, словам, вообще, в целом деятельности граждан США. И этих расследователей — Мюллера и его подчиненных — интересует поведение граждан США, прежде всего, должностных лиц и политиков, влиятельных общественных деятелей США, которые, так или иначе, выбирали свою линию поведения в ходе этих взаимоотношений.

И постепенно выясняется, что главное, в чем их обвиняют и главное, в чем снова и снова раз за разом убеждается это следствие, это не то, что эти люди делали, а то, что они об этом врали.

Вообще, в американской политике существует такой пункт, такая специальная фобия, такой важный принцип, что политику нельзя в некоторых обстоятельствах — ну, понятно, что профессия политика это очень лживая профессия, ему врать приходится много, часто и легко — но в некоторых обстоятельствах политику врать нельзя. Нельзя врать под присягой. Нельзя врать на разного рода слушаниях, комиссиях и прочих допросах в конгрессе. Нельзя врать, если ты заключил договор со следствием и частью договора со следствием, с судом является твое обязательство изложить правдиво всю информацию и сообщить всё, что тебе известно по существу дела. Вот в этих случаях отступать от этих обязательств нельзя. И эти преступления являются важнейшими политическими преступлениями в США, которые могут привести к любым последствиям, включая импичмент, включая отставку на любом уровне.

О.Бычкова

С.Пархоменко

И сегодня обнаруживается, что большое количество людей возле Трампа, так или иначе, обманывали тех, кто их расспрашивал об этих обстоятельствах дела, когда речь шла об их контактах с Россией: с российским послом, с разного рода российскими эмиссарами, приезжавшими в США. Вот все вспоминают этот знаменитый разговор в небоскребе Trump Tower в Нью-Йорке между адвокатом Натальей Весельницкой и целым рядом важных сотрудников трамповского штаба, в том числе, там был его сын.

Что было в этом разговоре? Да ничего. Что есть такого у Натальи Весельницкой, что она могла предложить своим американским собеседникам? Да, ничего. Она цену себе набивала. Весь смысл разговора для нее состоял в том, что она пыталась объяснить своим клиентам, что она такой страшно крутой адвокат, что она может добиться встречи даже вон с какими большими людьми в Америке, и поэтому они не должны переживать о том, что она с них требует такой огромный гонорар. Она демонстрировала свою могучесть.

То же самое, кстати, с Торшиным и Бутиной и со всеми остальными. Они торговали представлениями о своей могучести. Но есть большое количество людей, которые врали об этой встрече, которые не хотели рассказать, что в действительности… Сначала они не хотели сказать, что она была, потом они не хотели рассказать, кто в ней участвует, потом они не хотели рассказать, что в действительности там обсуждалось и чем она кончилась. Да ничем она не кончилась. Но почему-то они считали нужным про это врать.

С.Пархоменко: Россия последовательно идет к положению изгоя, к положению изгнанника, к изоляции

Вот сейчас огромная история про одного из важных советников Трампа по имени Роджер Стоун. Он арестован, и его обвиняют в том, что он поддерживал всякие отношения с WikiLeaks , откуда они выпрашивали и зачерпывали всякие сведения, дискредитирующее штаб Клинтон и сами Хилари Клинтон. Главная проблема заключается в том, что он врал про это. Да же история с Манафортом. Та же история с генералом Флинном, та же история с Майклом Коэном. Вот про это важно помнить тогда, когда вы читаете про все эти американские дела.

В общем, конечно, никто сегодня всерьез не говорит о том, что Россия при помощи нескольких хакеров из Ольгино отломала кусок от американской демократии, повлияла на исход выборов, обеспечило избрание Трампа или еще что-нибудь вроде этого. Эта история всплывет только тогда, когда Путин, наконец, решит разрушить Трампа и когда он однажды скажет: «Да, мы ему помогали и да, мы ему помогли». Это будет полный конец света. «Мы его очень любили. Он такой отличный, он нам понравился. Мы ему помогали изо всех сил». И тут оно рухнуло, потому что объяснить, что нет, на самом деле ничего не было, будет чрезвычайно трудно. Рано или поздно это случится. Я в общем, в этом вполне уверен.

Но речь сегодня не об этом. Речь сегодня о том, что история с выборами и легкость доступа к этим сведениям, которые можно было добыть в России, как к этому компромату и ко всему остальному коррумпировала… ведь коррупция не только в деньгах заключается, но коррупция — это вообще такая порча, так сказать, искажение, ржавчина, она коррумпировала большое количество высокопоставленных чиновников и политиков в США, которые вынуждены теперь врать по поводу того, какова была их роль во всей этой истории. И это будет расследование, и за это последует наказание. Вот. Это всё, что я хотел рассказать в этой программе сегодня.

О.Бычкова