Суть событий - 2017-01-20

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

Есть цитата одного из основателей американского государства, что инаугурация второго президента – событие гораздо более важное, чем инаугурация первого. Потому что это свидетельство того, что вот машина работает – это уже не цитата, это я уже добавляю и комментирую от себя – что машина работает, что процедура состоялась, что власть передается, и действительно здесь принято говорить об этом как о величайшем достижении и даже как о чуде.

Вот у нас есть такое чудо: с конца XVIII века мы передаем власть из рук в руки каждые 4 года. Ну, бывали, конечно, всякие сбои, потому что и погибали американские президенты, и умирали американские президенты своей смертью, просто по плохому здоровью на посту, и импичменты бывали. Всяко бывало, но все это в рамках процедуры, и вот это чудо американской процедуры передачи власти, здесь говорят о нем как о величайшем достижении политических механизмов, что ли, которые существуют на свете.

И поэтому, ну, очень символично, например, что новый президент начинает свою речь с благодарности предыдущему президенту за, как он тут выразился, Трамп, величественно проведенную процедуру передачи власти. Мы знаем, что это было в этот раз чрезвычайно нелегко, отношения между ними ужасные, и эмоции они испытывали совершенно чудовищные друг к другу и испытывают до сих пор.

И понятно, что Обама сделал немало в последние недели своего пребывания у власти, для того чтобы осложнить жизнь Трампу, это совершенно очевидно. И он не сильно это скрывал, он, так сказать, зарядил некоторое количество вещей, которые должны быть ограничителями для его своеволия и для его всевластия. И он, в общем, этого особенно не скрывает, это, что называется, все, что он может сделать для своей страны в эти последние недели, он это, несомненно, сделал. Но тем не менее, процедура прошла корректно, они этот номер отработали, хотя это было достаточно сложно.

О. Бычкова

С. Пархоменко

Но безвкусность и бестактность заключалась в том, что она была агрессивна, она была агрессивна к своим предшественникам, она была неуместна в том смысле, что, ну, такие слова надо говорить в борьбе, а тогда, когда борьба закончена, а началась работа, о чем говорили все, кто выступали перед Трампом, все люди, которые церемониальным образом прошли через эту трибуну, говорили об одном и том же: это не церемония победы, это церемония порядка, так скажем, мы празднуем порядок. Мы празднуем, мы отмечаем мощь системы, а не просто победу одного человека над другими людьми, или, там, одной политической силы над другой политической силой, одной идеологии над другой идеологией – как угодно. Мы не празднуем сейчас победу, мы празднуем объединение страны, которая хочет двигаться дальше.

Речь Трампа не была на это похожа. Она выбивалась, она в значительной мере противоречила этой идее. Вот поэтому я абсолютно уверен, что ее признают в очередной раз и неудачной, и в какой-то мере даже и неприличной. Ну, о’кей: он хотел – он произнес.

Надо сказать, что реакция на нее была довольно сдержанная. Было несколько тех неловких моментов, как это принято говорить, когда Трамп делал большую паузу, предназначенную для аплодисментов – возможно, у него даже в тексте, знаете, было, как у Леонида Ильича Брежнева написано: бурные продолжительные аплодисменты.

О. Бычкова

С.Пархоменко: Обама сделал немало в последние недели своего пребывания у власти, для того чтобы осложнить жизнь Трампу

С. Пархоменко

Но понятно, что город Вашингтон совершенно замер, остановился, ничего не работает, движение все перекрыто, огромный кусок центра полностью блокирован, огромное количество всяких учреждений – сегодня должен был быть рабочий день, огромное количество всяких учреждений закрыто не только сегодня, но и вчера, и туда близко подойти невозможно.

И, скажем, ну, вот я знаю, что журналисты, которые были там аккредитованы и которые должны были занять свои места, которые тысячу лет уже как расписаны с точностью до квадратного метра, кто на чем будет стоять, им велели прийти, явиться на рабочее место в 6 часов утра сегодня.

О. Бычкова

С. Пархоменко

И я должен сказать, что, конечно – ну, я необъективен, наверное, потому что я отношусь очень хорошо к Обаме и к тому, что делал Обама, и оцениваю очень высоко его работу, и вопрос совершенно не во мне, а в том, что огромное количество людей оценивает это ровно так же. Обама уходит – это редкий очень случай, когда Обама уходит на пике своей популярности. Вот сейчас его поддерживает столько народу, сколько – ну, за исключением момента выборов самих – никогда его не поддерживали.

А Трамп наоборот приходит в яме своей популярности. Сейчас огромное количество людей начинают относиться к этому со все большим и большим сомнением, и, в частности, к каким-то вещам, которые характеризуют внешне Трампа. Я имею ввиду не то, что – как тут очень любят теперь все повторять, что это человек с мертвой белкой на голове…

(смех)

С. Пархоменко

Ну, иногда это выглядит смешно. Скажем, он откликнулся четырьмя твитами на знаменитую речь, которую здесь все всё время повторяют, речь актрисы… боже мой…

О. Бычкова

С. Пархоменко

Но, скажем, на меня произвело большое впечатление, что по всему городу – во всяком случае, городу, я не знаю, как это происходит по стране, но по городу точно – стоят такие щиты, иногда их прицепляют к автобусным остановкам, иногда их прицепляют к рекламным таким тумбам, иногда их прицепляют к витринам разных кафе. Такие как бы школьные доски, на которых мелом можно написать, или это белые такие пластиковые штуки, на которых фломастером можно написать, которые рядом подвешены на веревочке, можно написать: спасибо Обаме. Или какие-то ему написать прощальные слова. И люди пишут их очень много, люди возле этих досок фотографируются, или фотографируют эти доски себе на память, и это, конечно, производит сильное впечатление, что человек уходит, не подгоняемый плевками и пинками, а человек уходят вот с такой бесконечной благодарностью огромного количества людей.

И все вспоминают чрезвычайно сильную и уместную как раз его прощальную речь, и сравнивают, конечно, ее сейчас с первой речью Трампа, и вспоминают о том, как огромное собрание людей тогда бесконечно прерывало его, скандируя один и тот же лозунг: «еще 4 года, еще 4 года!» А он на это говорил: нет, ребята, это я точно не могу, никаких еще 4 года не будет. И как-то ухмылялся в несуществующие усы.

С.Пархоменко: Речь Трампа была очень громогласная, агрессивная, и, я бы сказал, местами безвкусная

Но на самом деле, конечно, если говорить о серьезных политических обстоятельствах, сопровождающих эту инаугурацию, то все говорят прежде всего о правительстве, которое формирует сейчас Трамп. Все-таки система разделения властей в Соединенных Штатах – вещь очень мощная и действительно фундаментальная. Есть вещи, которые делает президент. Есть вещи, которые президент категорически не делает. Есть вещи, к которым президент не смеет прикасаться. Есть вещи, от которых президент должен держаться подальше. Есть разные вещи, и понятен, например, беспрекословный и чрезвычайно высокий авторитет Верховного суда, и надо сказать, что именно Верховный суд, даже на процедуре инаугурации он является не просто почетным гостем, а он является самым главным гостем, это вот самые важные люди после самого президента – это члены Верховного суда, и именно они, физически они, люди из Верховного суда, принимают присягу и у вице-президента, вновь избранного, и у президента.

Есть Конгресс, Палата Представителей, и Сенат, который играет чрезвычайно важную роль в американской политике, и там все очень не просто, как мы знаем сейчас, хотя формально большинство и там, и там принадлежит Республиканской партии. Казалось бы, партии той самой, из которой и, точнее, от которой – вот так скажем – не из которой, а от которой, большая разница в этих предлогах – баллотировался Дональд Трамп. Но большие проблемы и во взаимоотношениях и с этой партией, и во взаимоотношениях с сенаторами от этой партии, и конгрессменами от этой партии.

И, наконец, важнейший институт – это правительство, кабинет. И сегодня мы имеем дело с устойчивым выражением: худший кабинет в истории Соединенных Штатов.

О. Бычкова

С. Пархоменко

Ну, собственно, это уже продолжается не первую неделю, происходят эти самые слушания в Конгрессе, и каждый раз очередные слушания по очередному кандидату являются важнейшим событием дня. Вся страна смотрит, я вот наблюдаю – действительно это удивительное зрелище, и в тех самых барах, кафе, каких-то случайных забегаловках, где работает телевизор, на котором всегда американский футбол, или в крайнем случае бейсбол – ну, просто нет больше никаких других шансов, или американский футбол, или бейсбол.

Так вот, нету ни американского футбола, ни бейсбола, а на них на всех вот эти сенатские слушания. Это совершенно поразительно – сидят люди, там в кафе пьют кофе, в пивной пьют пиво, в баре пьют виски, и смотрят слушания из Сената. Это совершенно душераздирающее зрелище.

Ну, правда, Вашингтон. Вашингтон – место особенное, здесь все-таки достаточное количество людей, которые так или иначе связаны с политикой, может быть, даже большинство. Хотя иногда вид этих людей совершенно не свидетельствует о том, что они служащие каких-нибудь важных госучреждений.

Так вот, перечисляются бесконечно одни и те же фамилии в одном и том же контексте. Это люди, которые много сил в своей жизни положили на то, чтобы уничтожить те самые министерства, те самые государственные ведомства, или то самое направление государственной деятельности, на которые их сейчас поставили руководить. Это совершенно поразительно.

Вот самым ярким представителем – я уже однажды, одну или две передачи тому назад говорил об этих людях, некоторых из них, но с тех пор абсолютная образовалась звезда в этой оперетте, человек, про которого говорят бесконечно много, это человек, который предложен на пост министра энергетики по имени Рик Перри, он бывший губернатор Техаса. И это человек, который просто говорил много раз, что Министерство энергетики Соединенных Штатов должно быть уничтожено. Он это много раз сказал. Он много для этого сделал. Он активно на это работал. Сейчас выяснилось две вещи во время этих слушаний. Ну, первая вещь, которая выяснилась, что он больше так не думает.

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

Между тем ему открылись ужасные бездны, выяснилось, например, что это одно из крупнейших министерств в правительстве Соединенных Штатов, что у него бюджет 30 миллиардов долларов годовой, у этого министерства, и две трети этого бюджета вообще никак не связаны с нефтью, а связаны с совершенно другим делом, а именно с ядерным потенциалом Соединенных Штатов. И что важнейшая роль этого министерства – это не добыча нефти, а обеспечение ядерной безопасности Соединенных Штатов, слежение за всей ядерной инфраструктурой и поддержание ее в порядке.

Это было для него чудовищным открытием, которое он сделал сейчас на глазах у изумленной публики. И в этот момент выяснилось, что он до этого момента совершенно не понимал, почему его предшественником был не какой-нибудь нефтедобытчик, какой-нибудь мастер глубокого бурения нефтяного, а был человек по имени Эрнест Мониз, глава физического департамента физического факультета Массачусетского технологического института, известнейший физик-исследователь, специалист по всяким ускорителям и так далее. Он как-то с изумлением это обнаружил.

С.Пархоменко: Так не положено. Но, понятно, что Трамп все делает, как не положено

А перед ним, перед этим самым Монизом в 2009-2013 году был человек по имени Стивен Чу, Нобелевский лауреат по физике, известнейший ученый, исследователь и мировая звезда.

А что это они там делали в Министерстве энергетики Соединенных Штатов? Они там делом занимались прямым. И вот кандидат на этот пост сегодня по имени Рик Перри во время слушаний с изумлением обнаруживает, что, собственно, ему предлагается, и говорит: не-не-не, это не надо уничтожать, нет, подождите, не-не, это не соответствует больше моему образу мыслей.

И есть еще множество разных других людей, есть, там Бетси Девос, например, тетенька тоже, о которой очень много сейчас говорят, она предложена в качестве министра образования. Она всю свою сознательную жизнь боролась против системы государственных школ в Соединенных Штатах. Которые, между прочим, чрезвычайно важная для Соединенных Штатов вещь и одна из таких объединяющих нацию систем.

Вот американцы, известно, что они невероятно серьезно относятся к своей почте и вообще считают это важнейшим институтом, который объединяет Соединенные Штаты в одну структуру. Кстати, американцы очень много пользуются до сих пор почтой, вот обычной бумажной, там очень много посылок ходит и так далее. И преступление против почтового отделения, то есть, если ограбить почтовое отделение где-нибудь, это федеральное преступление, одно из самых-самых серьезных.

А еще они так же серьезно относятся к системе своего государственного образования и обеспечения государственных школ. Они разного уровня, прямо скажем. Есть очень сильные, есть крайне слабые, общий уровень их в последнее время довольно сильно критикуют, критикуют прежде всего потому, что у них существует система как бы равнения на слабого, на последнего. Ну, грубо говоря, есть такое правило, что до тех пор, пока самый слабый ученик в классе не понял обсуждаемый материал, весь класс должен сидеть на этом месте и ждать, пока он поймет, что, конечно, опускает планку и так далее. Но тем не менее, это мощнейшая система не только обучения, но социализации американских граждан, приобщение их к этим самым, черт возьми, американским ценностям, американской политической системе, смыслу демократии и всякому такому прочему, и это символ равноправия. И не случайно, когда происходила в 50-60-е годы, когда происходила вот эта борьба за равноправие белых и черных, она очень часто происходила на поле школы. Вот за что шла борьба? За то, чтобы черных детей допускали в белую школу. И для того, чтобы белые дети не протестовали, точнее, родители белых детей не протестовали против совместного обучения с черными детьми. Вот за что шла борьба.

Вот эта самая Бетси Девос – человек, который много сделал для того, чтобы эту систему попытаться уничтожить. Не смогла уничтожить – теперь ее назначили министром образования. Как она будет это делать – интересный вопрос.

Или тот же упомянутой мною в прошлый раз человек по имени Эндрю Паздер, министр труда, который вообще-то управляющий гигантской сетью фастфуда, то есть, таким предприятием, в котором все построено на эксплуатации человека, на превращении его в бессмысленную машину, робота с тем, чтобы платить ему как можно меньше, а получать от него как можно больше. Будет теперь министром труда.

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

НОВОСТИ

О. Бычкова: 21

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

В целом что можно сказать? Происходит вот эта процедура парламентских слушаний по назначению этих важнейших деятелей нового американского правительства, один за другим они проходят через довольно жесткий, так сказать, допрос, я бы сказал так. Сенаторы ведут себя довольно строго в этой ситуации, временами даже, я бы сказал, почти агрессивно, задавая свои вопросы.

И что мы видим? Мы видим, что, в общем, эти люди, претендующие на посты министров в правительстве, говорят то, что от них хотят услышать, они совершенно не стесняются, ни один из них, проблемой противоречия тому, что говорил во время избирательной кампании, и что продолжает говорить сейчас, и что продолжает видеть сейчас Дональд Трамп. Вот абсолютно ни одной секунды их это не смущает. Мало ли чего он сказал?

И они отвечают на вопрос, внимательно прислушиваясь к этому вопросу – понятно, что они готовятся заранее, примерно представляя себе, какие вопросы будут, и выбирая такой ответ, который, по их мнению, должен больше всего и лучше всего удовлетворить этих сенаторов.

Поэтому вот этот самый кандидат на пост министра энергетики говорит, что разрушение этого министерства не соответствует его образу мыслей… Еще не хватало, чтобы он настаивал на своем.

С.Пархоменко: Обама уходит – очень редкий случай – на пике своей популярности

А человек, который, скажем, должен стать министром экологии, который, будучи генеральным прокурором Оклахомы, много раз затевал дела против Министерства экологии, когда Министерство экологии пыталось в этой самой его Оклахоме настоять на применении закона какого-то природоохранного характера, он буквально пытался, как прокурор, им противодействовать.

Теперь он говорит: нет-нет, все в порядке, что вы! С экологией будет все хорошо, это очень важно, будем этим заниматься.

А, скажем, человек, которого прочат – ну, вот который предложен в качестве кандидата на пост главы ЦРУ по имени Майкл Помпео, говорит, что он поддерживает точку зрения действующих спецслужб, глав спецслужб сегодня в Соединенных Штатах по поводу участия России, и в том числе российского руководства, и в том числе российского президента, в разных компьютерных взломах и попытках вмешаться в избирательную систему США. И неважно, что по этому поводу тогда говорил Трамп.

Трамп, правда, сам елозит со страшной силой, он то да, то нет, то, категорически ничего не знаю ни про какую Россию. Потом говорит: да, разумеется, если взломы были, то это была Россия, кто же еще? Но Помпео этот хладнокровно говорит: да, я совершенно поддерживаю эти доклады, я совершенно уверен в их справедливости, и я, да, я вместе с ними – совершенно как ни в чем не бывало.

Или, там, кандидат на пост министра финансов, такой Стивен Мнучин говорит о том, что он на 100% против снятия санкций, направленных на Российскую Федерацию.

О. Бычкова

С. Пархоменко

А в общем вот что важно – эти люди чувствуют свою слабость, они понимают, что мотивов серьезных для их назначения нет. Когда знаменитого физика назначают, одного из главных специалистов по ядерной тематике в стране, назначают на пост главы министерства, которое занимается ядерной тематикой, то он может держать нос высоко и говорить: я очень большой специалист, я хорошо в этом ориентируюсь, я все про это знаю, имею полное право этим руководить.

Здесь у человека нет ничего, кроме бумажки, где написано: Рекомендую этого человека, ваш Трамп. Целую.

Ничего больше за душой у него нет в этой ситуации. Может быть, он сам очень важный влиятельный человек, но не по этой части. Поэтому все, что у него есть – это рекомендация президента и попытка понравиться сенаторам. Вот в этом заключается история про худший кабинет, что это люди, которые вынуждены будут всю свою деятельность строить на вот этом вот мелком интриганстве: а кто поддержит, а кто не поддержит, а кто за меня, а кто против меня, а как бы договориться, а нельзя ли как-нибудь что-нибудь ему предложить в обмен, а давайте поторгуемся: вы меня поддержите, я поддержу вас… Потому что нет у этих людей собственной профессиональной базы, собственного реноме в этой области – я подчеркиваю.

Там, скажем, тот же самый Мнучин как-то человек с могучим финансовым прошлым, и ему не надо доказывать, что он понимает в деньгах. Но в том, что касается вот этой деятельности министра финансов Соединенных Штатов он понимает плохо, и ничего у него нету за ним другого.

Что касается России. В общем, самое часто звучащее в этой области слово – это слово «торговля». На самые разные лады от самых разных людей в самых разных контекстах, но складывается такое ощущение, что у нас тут начинается большая ярмарка во взаимоотношениях с Россией.

Ну, самое яркое, на меня произведшее большое впечатление, пожалуй, было выступление, есть такой очень известный специалист по российско-американским отношениям, его прочат на пост посла Соединенных Штатов в Россию. Ну, он один из кандидатов, его зовут Томас Грэм, он известный дипломат и политолог, и работал в посольстве в 90-е годы в Москве, мы даже с ним лично знакомы тогда еще были. Он действительно очень хороший специалист, он работает в последнее время в качестве главного советника по России и российским делам у Киссинджера. Вы знаете, что много ходит слухов о том, что Киссинджер будет одним из важных посредников во взаимоотношениях между Трампом и Путиным, хотя ему уже бог знает сколько лет, но по-прежнему уважение к нему чрезвычайно высоко.

Например, очень советую прочесть большое вышедшее его интервью в журнале «Atlantic», кто читает по-английски, прочтите по-английски, кто читает по-русски – наверняка русский перевод либо уже вышел, либо вот-вот выйдет, поищите, она называется «Уроки Киссинджера», ни больше ни меньше. Почитайте – очень интересно. Хотя согласиться не со всем там можно.

Так вот, этот самый Том Грэм дал большое интервью «Голосу Америки» здесь, и его спросили, разумеется, про Минские соглашения. И он сказал следующее – я пересказываю, это не точная цитата, но близко – он сказал: знаете, по всей видимости Минские соглашения разом одним куском невозможно выполнить. Нужно применить к ним творческий подход, нужно разъять их на части и нужно применить к ним тактику «шаг за шагом». Вы выполняете маленький кусочек какой-нибудь Минских соглашений (Россия в данном случае) – мы отменяем маленький кусочек санкций. Вы еще кусочек соглашения – мы еще кусочек санкций. И так, пока соглашение и санкции не кончатся.

Ну, поскольку это очень общая фраза, и неясно пока, на какие части он предлагает – и предлагает ли он действительно что-нибудь разъять, и действительно какую часть санкций на что следует обменять, то к этому можно относиться только в целом как к некоторому абстрактному подходу. Но это, конечно, очень яркая картина. И вот так себе это и представляют здесь многие: будем с Россией торговать, Трамп хочет с Россией торговать.

Вообще, поразительно, что, похоже, что обе стороны на эту торговлю очень надеются. Вообще отношение Путина к Трампу, если я правильно понимаю, можно описать следующими словами: я с Березовским разобрался, с Ходорковским разобрался и с Прохоровым разобрался, и с Фридманом, и с Авеном разобрался. Со всеми разобрался по-разному. И с Гусинским тоже разобрался. Для каждого нашел какой-нибудь способ с ним разобраться. Ну, так я и с этим разберусь. Подумаешь – одним олигархом больше, одним олигархом меньше. Что, мы не умеем с олигархами что ли разговаривать?

С.Пархоменко: Трамп приходит в яме своей популярности. Люди начинают относиться к нему со все большим сомнением

Вот это общее отношение тех, кто сейчас смутно высказывается как бы со стороны Кремля примерно. Понятно, что Путин никогда в жизни таких слов, так сказать, в рот не возьмет и вслух этого не скажет, но смысл, во всяком случае, именно этот – давайте обсудим, давайте поторгуемся, чего надо вам, чего надо нам.

С другой стороны здесь тоже звучит именно такая логика достаточно часто, вот про Тома Грэма я сказал. Например, тот же самый кандидат на пост министра финансов, этот самый Мнучин, обсуждая вопрос о снятии санкций, просто сказал такую фразу: мы сохраним эти санкции, - говорит он, - если Россия не предложит Америке лучшую сделку. – Прямо сказал битым словом.

И тут возникает интересный вопрос. Совершенно понятно, что хотела бы на этом базаре Россия купить у Америки. Прежде всего – невмешательство. Оставьте нас в покое, не мешайте нам с Украиной, оставьте нам Крым, не требуйте от нас никаких прав человека и вот этого всякого, это наше внутреннее дело. Не вмешивайтесь в наши взаимоотношения с Китаем, которые и так развиваются крайне не просто, ну, уж мы как-то пытаемся. Вы уж, пожалуйста, не вмешивайтесь в наши отношения с Японией, не вмешивайтесь в наши отношения с Европой, позволяйте нам и дальше систематически разрушать Европейское сообщество, не продвигайте НАТО в нашу сторону. Вообще по возможности держитесь от нас подальше. Вот что покупает оптом и в розницу Россия у Соединенных Штатов.

Следующий вопрос: а что Соединенные Штаты хотели бы купить у России? А черт его знает – у меня нет ответа на этот вопрос. А я не понимаю на сегодня, чего такого Россия могла бы предложить Соединенным Штатам. Ядерное разоружение? Но так Соединенные Штаты, если захотят, сами его получат, они много раз уже про это сказали.

Мы знаем способ, нас Рейган научил, что лучший способ ядерного разоружения – это ядерное вооружение сначала. Это могучая гонка вооружений в условиях падения цен на нефть. Цены на нефть они при желании могут опустить, это им легко. Могут начать добывать то, чего до сих пор не добывали, перекачивать туда, куда до сих пор не перекачивали, торговать так, как до сих пор не торговали, и опустят цены на нефть – вот специалисты говорят, что долларов до 30-ти запросто. И будут держать, если захотят. И на этом фоне организовать гонку вооружений.

Вон Трамп в первый же день начал говорить про то, что армия прекратит сокращаться, а будет увеличиваться, вооружения будут развиваться и всякое такое прочее. Вот и все, вот и будет вам ядерное разоружение. Куда денется уважаемый партнер из Москвы? Поэтому выпрашивать у него этого, покупать этого у него не нужно.

А что вообще можно у него купить? Еще раз скажу: я не знаю. Участие в деятельности на Ближнем Востоке? Сомневаюсь. А что, нельзя без России там обойтись, что ли? Пока ничего особенно ключевого от участия России там не произошло. Вот у нас в конце концов есть огромное количество людей – и, между прочим, я один из этих людей – кто уверен, что сегодняшний день, 20 января 2017 года, останется в мировой истории не днем инаугурации Трампа, а днем разрушения знаменитого амфитеатра в Пальмире.

Вот главное событие, которое произошло сегодня в мире. Россия принимала участие в этом событии? Несомненно, в качестве страны, которая не смогла этого предотвратить, которая очень много вокруг этого пижонила и, так сказать, форсила, играла на виолончелях на этом самом амфитеатре, а защитить его не смогла. Вот такой вот вам символ, если хотите.

Поэтому, в этом смысле звучит с одной стороны, конечно, анекдотически, а с другой стороны, ужасно трагично, звучит заявление Матвиенко, которая – все это оценили одним и тем же образом – говорят, что, вот, Валентина Ивановна – женщина очень прагматичная, она начинает вести разговор сразу серьезно, она как бы включается в эту торговлю. И вот она как бы выкладывает на стол там свои карты. Что за карту она выкладывает – детей наших возьмите, если хотите.

О. Бычкова

С. Пархоменко

Ну, я-то считаю, что, может быть, самое страшное – не побоюсь этого слова – злодеяние, которое было совершено российской политической системой на протяжении последних 15-ти лет – это закон Димы Яковлева, это запрет на усыновление российских сирот и запрет для десятков, сотен детей в России, запрет на надежду на нормальную жизнь. В особенности больных детей. Они оказываются обречены на гниение в условиях советской – я подчеркиваю это слово – советской системы интернатов и детских домов, особенно если это дети неблагополучные, там, с инвалидностями и со всякими проблемами со здоровьем.

У них был шанс получить семью, получить заботу полноценную, получить полноценное медицинское обслуживание, выбраться из того ужаса, в котором они оказались. Ну, вот так вышло, что выбраться можно только вместе с выбиранием из страны. Чтобы выбраться из детдома, надо выехать за границу. Ну, так вышло, так устроено в России сегодня, так в России получилось в результате всего того, что с ней случилось на протяжении последних ста лет, что вопрос жизни и смерти для этих детей – это вопрос выезда или невыезда через границу. Давайте отдадим себе в этом отчет.

И вот Европейский суд по правам человека ровно на этой неделе принял решение по обращению, по-моему, 45-ти американских семей, 27-ми российских детей, принял решение о том, что вот их права были нарушены тем фактом, что им не дали довести до конца эту процедуру усыновления. Это теперь прямо судебное решение.

Так вот, я считаю, что если под каким-нибудь соусом по какому-нибудь поводу в обмен на все что угодно при любых обстоятельствах со взятием любых обязательств будет отменен закон Димы Яковлева, так называемый закон подлецов, - вот я все-таки предпочитаю называть его именно так, это большое благо, это будет большое событие. Я вот, ей-богу, выпью за здоровье того – хотя я крайне не сильно пьющий человек – выпью за здоровье того, кто сможет это дело довести до конца.

Но поразительно, что именно это предлагается в виде инструмента торга, это предлагается в виде товара в обмен, причем сразу, в первую же очередь, в первый день при открытии этих торгов.

Ну, это, конечно, доказывает еще раз такой обменный характер этого дела с самого начала. Ну, мы хорошо помним, что этот закон был введен не просто так, а он был введен в виде мести за акт Магнитского. Вот вы нас не пускаете к нашему баблу, вы блокируете наше имущество за рубежом, а мы за это убьем наших детей, которые живут здесь в детских домах и обречены здесь на гниение. Вот вам за это. А теперь, значит, вот хотите – возьмите. Хотите сохранить детей? – Забирайте Кемску волость, ровно как в том кино.

С.Пархоменко: У этих людей нет ничего, кроме бумажки, где написано: «Рекомендую этого человека, ваш Трамп. Целую»

Это интересный факт, который лично для меня показывает не только цинизм этих людей и не только неготовность этих людей обсуждать вопрос по существу, то есть, жизни этих детей, а обсуждать это только в формате торга. И он для меня показывает ужасную скудость этого товара политического, который предлагается.

Я боюсь, у меня есть ощущение, что это может обернуться вот ровно эксплуатированием этой самой тактики. Надо сказать, что этим занимался Советский Союз в худшие свои годы и в тяжелейшие годы советского режима. А давайте мы здесь будем кого-нибудь мучить. А потом будем это обменивать на какие-нибудь нужные нам вещи.

Я в свое время говорил об этом, еще до принятия закона подлецов и до этого запрета на усыновление, я это предположил. Вот можете найти в истории моей программы, я говорил, что есть такой метод африканских диктаторов, которые в ответ на то, что им сокращают продовольственную помощь от имени ООН, начинают вырезать своих врачей и учителей. И говорят: если рису не дадите 100 тысяч тонн, зарежем 100 учителей у нас тут. Нам же не жалко, они же нам не нужны, они же вам нужны.

Или, там, уморим голодом католических миссионеров, которые у нас здесь есть. Это прямо реальные истории из жизни Центральноафриканской республики, всякого там Чада, Уганды и так далее. Вот они очень любят этим заниматься. Россия пошла по этому же самому африканскому пути, и это, собственно, и называется закон Димы Яковлева.

А также, например, закон об иностранных агентах. Будете плохо себя вести – уморим наших правозащитников, а также погубим наших детей. Они же вам нужны, не нам. Нам же эти дети не нужны, и эти правозащитники нас не интересуют. Это вы о них заботитесь, значит, будем их мучить. Абсолютно не исключено, что это так и будет. Будем мучить правозащитников, журналистов, активистов, всяких оппозиционеров и всякое такое прочее. А в обмен на какие-то уступки будем послаблять их судьбу, будем их меньше мучить или, может быть, даже будем их выпускать, или, может быть, будем как-то немножко перед ними извиняться. В зависимости от того, что мы за это от вас получим.

О. Бычкова

С. Пархоменко

Конституционный суд постановил, что это решение можно не исполнять, если не хочется. А также разные другие решения. Там речь конкретно идет о решении Европейского суда не о том, которым присуждено 50 с чем-то миллиардов, не путайте, это другое решение, там гораздо меньшая была сумма, но это решение, что называется, прецедентное. Вот один раз решили, если надо, еще решат. Все, что связано с ЮКОСом, можно не платить, - говорит Конституционный суд.

Я не думаю, что кто-то ждал другого решения, я не думаю, что кто-то сильно огорчился по этому поводу. Они прекрасно понимают, что это им занятие на всю жизнь, и люди, которые им противостоят в России, понимают, что это им занятие на всю жизнь, обороняться от этого иска, что это будет происходить, еще многие десятки лет будут приниматься в одну сторону решения, в другую сторону решения, будут отменять, назначать, арестовывать имущество, отпускать имущество, конфисковывать имущество. Все это будет происходить бесконечно.

Но есть вещь в данном случае в решении о судьбе этих юкосовских денег, есть вещь, поважнее юкосовских денег, а именно разрушение российской системы разделения властей. Российская Конституция все-таки хранит в себе следы попытки создать систему разделения властей в России, а именно, законодательная власть отдельно, исполнительная власть отдельно, судебная власть отдельно. Мы видим сегодня не первый раз в истории новейшей России ситуацию, в которой Конституционный суд работает подавальщиком мячиков исполнительной системе. Он принимает решения, какие им удобно и какие у них просили. И не случайно то решение, те комментарии, которые мы слышим к этому решению Конституционного суда, они, в общем, заключаются в следующем: мы сейчас решили, как вы нас просили сейчас, но, кстати, обратите внимание, что если вы вдруг решите перерешить по-другому, если вы вдруг решите, что надо почему-то все-таки заплатить – например, будет какая-то сделка, соглашение, что-нибудь еще, то мы вам не запрещаем. Не-не-не, пожалуйста, на ваше усмотрение. Там есть это в решении.

Значит, Конституционный суд сегодня занимает позицию одной из сторон. Вот есть одна сторона под названием Правительство Российской Федерации, другая сторона, в данном случае невольно участвующая у этом – Европейский суд. Конституционный суд явно находится на одной стороне, он этой одной стороне помогает. Это разрушение системы. Это крах Конституционного суда.

Я хочу напомнить, что в прошлый раз – ну, конечно, там было еще серьезнее и еще страшнее, но в прошлый раз это происходило в 1993 году. Когда в 1993 году Конституционный суд во главе с тем же Зорькиным принял одну из сторон, тогда сторону Хасбулатова, и привел этим к конфликту в центре Москвы, несомненно. Сейчас мы это наблюдаем снова. Слышу эту музыку, да слышу.

О. Бычкова

С. Пархоменко