Суть событий - 2016-11-25

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

Это тот случай, когда мне есть что сказать по этому поводу. Не потому что я историк – я не историк, не потому что я какой-то специальный особенный специалист по этому делу – я совершенно никакой не специалист, а потому что я на протяжении вот уже 3-х лет довольно подробно имею дело с этим сюжетом, постольку, поскольку существует проект «Последний адрес», теперь уже движение «Последний адрес», я много раз о нем говорил в эфире, и оно очень за это время развилось, 27 городов на настоящий момент в России участвуют в этом движении, в 27-ми городах есть мемориальные знаки «Последнего адреса». Их около четырехсот уже, и я могу сказать, что 2 года, как их расставляют, и легко посчитать, что средняя скорость этого процесса – это больше, чем один знак каждые 2 дня.

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

Иногда это родственники этих людей, иногда это никакие не родственники, а люди, которые, скажем, живут в этом же доме, или люди, которые что-то прочли об этом человеке, или люди, которые что-то прочли об этом доме, об этом квартале, об этой улице и так далее и так далее. Самые разные у людей бывают мотивы.

Но эти люди объединены одним: им это важно. Поэтому, конечно, история Дениса Карагодина очень яркая, и с Денисом Карагодиным я заочно знаком, я его никогда не видел, но мы с ним состоим давно уже, много месяцев в переписке, потому что он ровно так же обращался в «Последний адрес», и писал о своем прадеде, и в какой-то момент мы с ним решили, что он нам подаст не одну заявку по поводу своего прадеда, а целый пакет заявок тогда, когда он соберет полное досье вот на всех тех людей, которые были в одном деле как бы с ним, и которые были расстреляны одновременно с ним, и тогда он пришлет нам все эти заявки со всеми этими адресами, и мы одновременно будем этим заниматься. И мы от него ждем этого пакета.

О. Бычкова

С. Пархоменко

Вот буквально несколько месяцев тому назад в очередной раз было принято решение о том, что огромный пакет документов, которые должны были быть рассекречены в связи со сроком давности – у нас же есть срок давности, у нас есть законодательство, которое объявляет, что по истечении определенного срока после того, как дело закрыто, оно перестает быть секретным. Так вот, специальным внутренним распоряжением был закрыт огромный массив дел, засекречен еще на 30 лет.

Причем, действительно, ситуация очень иногда анекдотическая, потому что эти самые документы, ну, вот в точности такие же, находятся абсолютно в открытом доступе в других странах. Ведь если речь идет, скажем, о сталинском времени, то не существовало никакого отдельного подхода к репрессиям в России, в Украине, в Азербайджане, я не знаю, в Молдавии и в Армении. Все было одинаково, и распоряжения отдавались одни и те же, и циркуляры эти расходились строго одинаковые, и те самые документы, которые бережно хранят закрытыми здесь в России – пожалуйста, они находятся в абсолютно открытом доступе, скажем, в украинских архивах, приезжайте смотрите, многие из них опубликованы и так далее.

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

Так вот, я хочу вернуться к Карагодину. Карагодин – огромный молодец и история эта совершенно выдающаяся, но в том, что я и мои коллеги в «Последнем адресе», мы имеем дело с тысячами маленьких Карагодиных на протяжении последних вот этих лет. Мы собрали…

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С.Пархоменко: Все, что мы думаем сегодня про российскую политику, так или иначе упирается в 2018 год

Нет. Они не находят информацию о расстрельных командах, это пока удалось только Карагодину, но это люди, которые глубоко заняты и глубоко заинтересованы историями вот об этих людях, чьи имена они хотят сегодня увековечить в виде этих мемориальных знаков. Это люди, которые вообще заняты этой историей. Это люди, которые говорят о ней, обсуждают ее, объясняют своим детям, объясняют своим знакомым, для которых эта история стала личной. И вот это и есть задача «Последнего адреса», и это и есть вообще, на мой взгляд, задача всех этих усилий.

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

Консенсус – это процесс, это состояние. Консенсус – это и есть наличие этого вопроса в обществе и обсуждение этого вопроса в обществе, только тогда вырабатывается некоторое отношение к нему, некоторая традиция отношения к нему, некоторые приличия в отношениях к этой проблеме, иногда очень тяжелой.

Вот путь к этому проходит через обсуждение, через разговоры, и это тот самый случай, когда процесс, когда состояние этого разговора, состояние обдумывания этого в значительной мере может быть важнее, в тысячу раз важнее, чем какой-то государственный указ на это счет.

И я считаю, что вот теперь оно началось, и это чрезвычайно хорошо. Колоссальное количество людей, прежде всего, которые были уверены в том, что, может быть, это и было, но только это их не касается, наши соотечественники живут с ощущением, что все, что происходило в истории, происходило где-то далеко и высоко, это вот одно начальство наезжает на другое начальство и чего-то там между собой разбираются.

Нет. Это здесь, это вот у нас на глазах, это в наших домах, на наших улицах, с такими же как мы людьми, и не только с нашими родственниками, но и с нашими соседями, с нашими горожанами, однополчанами, с кем угодно. Это мы тоже на этом же уровне, где это происходит.

Вот это выясняется в результате деятельности таких людей, как Денис Карагодин, и таких людей, как те, которые присылают эти заявки нам, и те, кто помогает вместе с нами над этими заявками работать, потому что за каждой такой заявкой следуют архивные изыскания, следуют подтверждения этих данных, никто этих табличек не ставит вслепую, не ставит их на нервной почве, не проверив, не изучив, не выяснив, не убедившись и так далее и так далее.

Это тот процесс, который мы создаем, и в который вот теперь так активно и так впечатляюще включился этот самый легендарный Денис Карагодин, и все те люди, которые рядом с ним, и которые вокруг него, и которые против него.

Вот я слышал, действительно, на мой взгляд, совершенно выдающееся в своей нелепости заявление Александра Невзорова, который говорил о том, что вся эта деятельность, она только успокаивает палачей. Он сказал, что, ну да, палачи смотрят на это и видят – я цитирую не точно, но по смыслу отвечаю за свои слова – что вот палачи смотрят на это и утешаются, что, ну вот, придут три интеллигента, привинтят какую-то табличку, поплачут, положат цветочки, сыграют на скрипочке, да и пойдут. И палачи думают: ну, вот и отлично – значит, можно продолжать дальше и дальше. Значит, за это ничего не будет и так далее.

Да, за привинченную табличку ничего не будет. А за то, что люди, сотни и тысячи людей начали об этом думать, начали это понимать, начали об этом разговаривать и начали это обсуждать, объяснять друг другу, вот это и есть самое решительное, что можно сделать сегодня, для того чтобы зло было наказано, и, главное, чтобы зло не повторилось снова.

Вот это и есть действие, это смысл. Не развешивание железяк по стенкам, не это цель. А цель – собрать вокруг этого людей, собрать вокруг этого общество и общественное мнение, для того чтобы это стало частью нашего сегодняшнего разговора, чтобы эта проблема как бы выдернулась из тьмы веков, а стала проблемой для нашего сегодняшнего обсуждения за семейным столом, на ходу, с детьми по дороге в школу.

Вот в этот момент оно и начинается, и в этот момент у нас появляется минимальная надежда на то, что эта история не вернется. Вот что я хочу сказать по этому поводу. Конечно, я очень благодарен всем тем, кто эту дискуссию поддерживает, и чем дольше они будут ее поддерживать, вот сколько бы меня ни обвиняли в том, что для меня главное – слова и главное – шевеление языком. Это тот случай, когда чем дольше эта дискуссия продолжается, чем глубже она идет, чем больше людей в нее втянуто, тем лучше. Поэтому я наблюдаю за этими событиями с большим внутренним удовлетворением.

О. Бычкова

С. Пархоменко

Консенсус не вносят на штыках, он на штыках не держится. Консенсус образуется внутри. Британские и американские оккупанты, если уж вы хотите их так назвать, устранили от власти тех, кто мог бы активно противодействовать этой общественной дискуссии и появлению этого общественного осознания.

Да, денацификация произошла силой, она произошла силой оккупационного режима. Но дальше немецкий народ должен был обсудить это внутри себя, что называется, и понять это, и пережить это, и как-то сжиться с этим, и научиться сам с собой об этом разговаривать.

И это на самом деле колоссальная история – как преподается это в школах в Германии, как обсуждает это пресса, какая накопилась исследовательская литература, какая существует символика, какие существуют музеи, какая существует, между прочим, государственная финансовая политика на этот счет, какие деньги тратятся на выплаты разнообразных компенсаций, на поддержание всяких пострадавших и всякое такое.

Это не приносят на штыках. Это происходит внутри общества в результате долгого трудного разговора внутри этого общества. Денис Карагодин и другие люди, похожие на него, помогают нам начать этот разговор. Мы либо будем его продолжать, либо мы послушаем Невзорова.

О. Бычкова

С. Пархоменко

Действительно, сегодня большая новость – назначен новый диссовет, который будет заниматься исследованием диссертации Мединского. Напомню, что была история, когда диссовет Екатеринбургского университета, когда люди потратили несколько месяцев своей жизни на изучение этой так называемой диссертации…

С.Пархоменко: Дядюшка Трамп всем каждый день приносит какую-нибудь новую сенсацию

Да, помним, помним это все.

С. Пархоменко

Что по этому поводу можно сказать? Истфак МГУ – уважаемое учреждение. Диссовет истфака МГУ – хороший диссовет, в нем есть достойные люди, один из этих достойных людей сегодня сидел в эфире «Эха Москвы», тот же самый господин Мироненко.

Есть странные люди в этом диссовете, например, господин Девятов, пресс-секретарь бывший ФСО, человек, появление которого в свое время в качестве заведующего кафедрой на истфаке МГУ сопровождалось, я бы сказал, большим недоумением, я бы назвал это так.

Это будет долгое обсуждение, долгое коллективное решение, которое нам трудно предугадать. Мы знаем, в общем, доподлинно, что происходило в Екатеринбурге, и мы знаем, что тамошний диссовет принял таки решение и подготовил заключение – я сам не видел этого текста, но у меня есть надежные источники для этого – и подготовил заключение о том, что господин Мединский должен быть лишен степени доктора наук.

Но проблема заключается в том, что вопрос о диссертации Мединского за это время перестал быть вопросом о диссертации Мединского, а стал очень глубокой и очень серьезной темой спора, извините, пожалуйста, но о том, что такое наука и что она нам должна. За это время по поводу диссертации Мединского выступила большая группа академиков и членкоров, не все они историки, но все они настоящие академики. И они говорили о том, что проблема диссертации Мединского заключается не в том, что он что-то там такое неправильно решил и что он что-то такое там неправильное мнение по поводу чего-нибудь высказал, а в том, что она антинаучна, в том, что она в целом отрицает научный метод познания окружающей действительности и говорит, что есть вещи поважнее этого познания, что для ученого должно быть не так важно знать что-то, как важно выступать на правильной стороне правильного политического процесса. Это антинаучно – говорят нам эти ученые.

То же самое, между прочим, было повторено в заявлении очень авторитетной организации, объединяющей многих ученых России, Общества научных работников. Так что, эта дискуссия выплеснулась очень далеко, это очень серьезный вопрос и в некотором роде этот вопрос принципиален для судьбы российской науки.

Вот так вышло, что ничтожный человек Мединский и абсолютно ничтожный его безграмотный текст оказался случайным поводом для обсуждения вот таких важнейших вещей. И мне кажется, что на людях, которые будут решать судьбу этой диссертации и этого докторского диплома, на этих людях сегодня лежит колоссальная ответственность перед историей в целом, историей как наукой, и перед российской наукой как отраслью общественной деятельности. Это важнейшая очень вещь, нам предстоит поэтому наблюдать за этим процессом не потому, что нам хочется укусить Мединского за ляжку, а потому, что это оказалось чем-то гораздо-гораздо более важным. Вот давайте за этим следить и дальше.

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

НОВОСТИ

О. Бычкова: 21

И давай мы тогда еще спросим тебя про эту прекрасную историю, про Путина и академиков, которых он отругал очень сильно.

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

Ну, вот так с главами академий не разговаривают. Так разговаривают только такие, совсем «бросившие чепчик за мельницу» диктаторы. Ну, есть традиционное, в веках устоявшееся уважение к академическим учреждениям, к науке как чему-то, что, так сказать, не только в стороне, но и выше разного рода политических обстоятельств. Нельзя так разговаривать с главой Академии, нельзя его таскать за чуб, что называется, как мы это видели в этом вот сюжете.

Ну, я не буду господину Фортову давать никаких советов, он уважаемый серьезный глубокий немолодой человек, лучше меня понимает в жизни, но вообще это вещь невообразимая, и это просто так как-то терпеть нельзя.

Теперь что касается этих конкретных людей, о которых говорил Путин. Они не были названы в этом разговоре. Там речь шла о каких-то таких вообще ученых. Но я должен сказать, что довольно не сложно выяснить, о ком идет речь. Список этих вновь принятых в академики и членкоры известен, и обстоятельства этого избрания тоже известны. И там была одна важная новость, она заключается в том, что с тех пор, как произошло последнее такого рода действие, принятие этих людей в академики, произошло – ну, не знаю, какой глагол употребить – влитие, вливание в российскую Академию наук так называемых малых академий. То есть, Академии сельского хозяйства, Академии педагогических наук и так далее.

К чему это привело? Это привело к тому, что оказалось очень разжиженным общее собрание Академии, которое принимает окончательное решение о принятии тех или иных людей в число академиков или членкоров.

Вот у меня есть давний друг, замечательный российский историк Аскольд Иванчик, который написал на эту тему небольшую такую заметку, и он написал, что это все напоминает ситуацию 1929 года, когда пришла красная профессура и растворила в себе старых дореволюционных профессоров в Академии и ввела, так сказать, некоторые новые порядки.

Вот примерно так же это происходит сейчас, потому что это избрание обычно, у него была всегда как бы последняя стадия, последний страховочный этап, когда голосует общее собрание Академии, и в этот момент обычно никакие интриги, никакие взятки, никакие договоренности, никакие не имеющие отношения к науке обстоятельства уже не имели значения, потому что общее собрание не обманешь.

И известно было, что если на общем собрании кто-то встанет по поводу кандидата, который даже был одобрен конкретным отраслевым отделением Академии, и скажет: знаете что, это не ученый, это хозяйственник, который занимается ремонтом сантехники в научном институте, мы ему очень благодарны, пусть продолжает заниматься дальше, но к науке этот человек никакого отношения не имеет. Все – обязательно в этот момент достаточное количество так называемых «черных шаров» у него появлялось.

С.Пархоменко: Вот сейчас на эту же вшивость проверяется Путин

В этот раз ничего такого не произошло, в этот раз и общее собрание Академии проштамповало всех этих людей. Кого оно проштамповало? Людей, которых, между прочим, в «Диссернете» очень хорошо знают. «Диссернет» ведь занимается давно уже не только теми, кто, так сказать, сам себе свистнул диссертацию, а еще в значительной мере теми, кто создает такую индустрию фальшивых диссертаций в России.

В России действуют такие фабрики при разных вузах, научных учреждениях и так далее, и всегда есть конкретный человек, который это организует, грубо говоря, который помогает другим добывать их фальшивые диссертации. И вот мы обнаруживаем этих людей.

Вот есть, например, такой начальник Управления регистрации архивных фондов ФСБ – смотрите: регистрация архивных фондов ФСБ России, это, между прочим, мы с вами возвращаемся к самой первой теме нашего сегодняшнего разговора. Человек по имени Василий Христофоров. Мы его хорошо знаем. Если вы заглянете на сайт «Диссернета» www.dissernet.org, то вы найдете несколько работ, в которых он выступал в качестве научного руководителя. Эти работы полностью ворованные, целиком. Это так называемый «карбункул», то есть, когда берется просто чужая работа и к ней приделывается новый титульный лист, и она свистнута от первого до последнего слова.

Вот, например – я сейчас ткну просто наугад, такой Чаев Иван Юрьевич, защитил диссертацию на тему «Российская налоговая политика в условиях системных реформ 91-99-го года». В 2009 году он это сделал. Эта диссертация целиком утащена из другой, защищенной в 2005 году. Научным руководителем у него был Христофоров Василий Степанович.

О. Бычкова

С. Пархоменко

Знаете, это полезная вещь, когда руководитель предприятия – уважаемое лицо, академик. И как-то клиент придет покупать свою диссертацию – он ее придет покупать не у кого-нибудь там, он ее придет не у какого-то там шаромыжника – он придет к важному академику ее покупать. Это же совсем другое дело, это же совсем другое доверие, и, возможно, это совсем другие цены. Тут много всяких интересных последствий возникает от того, что человек приобретает этот статус.

Поэтому на вопрос «зачем?» следует еще и такой ответ: потому что люди этим занимаются много лет, потому что для людей это большой интересный бизнес, в котором они много лет участвуют в разной форме, создавая эти диссертации, и, так сказать, помогая людям защищаться в ответ на всякое – ну, знаете, не всегда и деньги, бывает, что какое-то встречное содействие, бывает, что какое-то сотрудничество, взаимодействие. Ну, знаете, вот чиновничья среда, она так устроена.

Поэтому появление этих людей нас там не удивляет, и ничего такого романтического, что вот людям как-то захотелось на старости лет сделаться академиками – ну, вот пусть на моей могиле напишут: здесь лежит академик. Вот не про это речь. Там конкретные деловые мотивы во всех этих случаях, и хорошо бы про это помнить.

Вот что-то мы много про науку разговариваем в этот раз.

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

Я сам скажу свое собственное мнение (раз тут такое место, где можно мне высказывать свое мнение), что я в это не верю ни секунды, я совершенно не понимаю, почему бы Владимиру Путину нужно было кому-то подарить год своей президентской жизни. Он, что называется, не для того столько дерьма съел, чтобы оказаться на этом месте, чтобы теперь этими годами так вот швыряться – взять и почему-то сократить свой срок.

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

Понятно со всех точек зрения, что людям, которые, так сказать, по своим служебным обязанностям должны обеспечить победу Владимиру Путину, а таким человеком прежде всего является наш новый замглавы Администрации Сергей Кириенко, и вот он посажен на это место, для того чтобы реализовывать избирательную капанию 2018 года по выборам Путина в президенты.

Понятно, что им нужны, конечно, выборы, которые похожи на выборы со всех точке зрения – с точки зрения международного престижа, с точки зрения дальнейшего удушения и утаптывания всех, кто думает иначе, с точки зрения демонстрации разнообразным – как некоторые любят говорить, чудесное есть такое смешное слово – элитам, как-то, ну, в отношении всех этих людей употреблять слово «элита» - я как-то всегда вздрагиваю, но приходится, потому что вот это уже стало почти привычкой.

Так вот, да, им нужны соперники. Им нужны люди, которых можно предъявить миру в качестве настоящих соперников, и которых можно будет по-настоящему победить на этих выборах. И таким человеком, несомненно, первым человеком в этом списке является Алексей Навальный. Поэтому первым последствием принятия решения в Верховном суде сразу видится это, что: о, Навальному разрешили участвовать в выборах, и это главное, что мы на эту тему помним.

Но вот я в последнее время стал обсуждать это с некоторыми понимающими людьми, которые мне говорят, что, ну, да, конечно, мы обязаны об этом думать. Но мы обязаны помнить еще и о том, что у Верховного суда не было особенно большого выхода, точнее, особенно большого выбора в поисках выхода, потому что, ну, на самом деле не так это, это не такое простое дело, проигнорировать решение Европейского суда. Россия, конечно, движется в этом направлении, в направлении полного отключения всех этих контактов, но еще так далеко не продвинулась, и это было мотивированное глубокое, надо сказать, совершенно техническое – ведь Европейский суд не признал, что российский суд неправильно решил, там, вынес неправильный приговор Навальному, и можно было бы тогда в этой ситуации говорить: ну, вы считаете, что неправильный приговор, а мы считаем, что правильный приговор. Нет, Европейский суд сказал: вы его в целом неправильно судили, вы нарушили вашу же процедуру много раз. Вы пропустили некоторые важные этапы судебного процесса. Вы тянули этот судебный процесс дольше, чем нужно. Вы не дали ему привести всех свидетелей, которых он хотел привести. Вы не дали ему предъявить все те аргументы в свою защиту, которые он должен был... Поэтому это в целом неправильный суд – отмените его и выплатите Навальному компенсацию за его расходы, которые он понес из-за вас, из-за того, что вы плохо провели этот суд. Вот что сказал Европейский суд.

С.Пархоменко: Людям захотелось на старости лет сделаться академиками

С таким решением довольно трудно что-то сделать, трудно от него отмахнуться, его, в общем, надо реализовывать, иначе это совсем-совсем большой скандал, а главное, иначе это признание политических мотивов в деле Навального. Ведь идея же заключается в том, что политических мотивов никаких не было, правда? А тут вот никакого другого объяснения, чтобы проигнорировать такое решение Европейского суда, нет.

Поэтому сам факт отмены этого суда, в общем, был вынужденным. Это, знаете, как в шахматах, форсированный ход: вам шах. Но когда вам шах – надо браться за короля и отводить его в сторону или еще каким-то способом его защищать. Но нельзя же заниматься чем-то другим в другом углу доски в этот момент. Так что, с этим понятно.

И дальше Верховный суд из всех возможных вариантов своих решений – все-таки давайте отдадим себе в этом отчет – выбрал самое отвратительное для Навального, самое неудобное, самое издевательское, самое психологически тяжелое, наносящее самую большую травму. А именно – решение все начать сначала. Что еще хуже они могли Навальному сделать? Он по-прежнему – а вот теперь опять и еще раз это же.

Я был на процессе вот тогда в Кирове, я был как раз в тот день, когда очень важный день был для этого процесса, когда давал свои показания Никита Белых на этом суде. Я ездил в этот момент в Киров. Я должен вам сказать, что я тогда видел самого Навального и его команду очень уставшей, было видно, что они измотаны этим процессом, этой бесконечной ездой в этот город, посещением этого унылого здания суда, сидением в этом зале, пережевыванием бесконечным многочасовым каких-то бессмысленных технических и налоговых документов… Это было просто очень тяжело, это отнимало большой кусок жизни.

Значит, сейчас Навальному предлагается еще кусок жизни на это отдать. Насколько я понимаю, он будет пытаться, и он сам сказал об этом, написал, он будет пытаться избежать поездок туда, а будет пытаться убедить суд в том, что он должен организовать его в виде телеконференции.

Ну, знаете, что называется, не для того принималось решение его мучить, так что будут мучить по полной программе, буду заставлять его ездить, и, по всей видимости, вот на ближайшее заседание он уже вынужден будет поехать, потому что формальная причина, по которой он мог отказаться – невыплата ему компенсации за предыдущие суды – как вы знаете, сегодня устранена. Не успел он как-то на это указать, как сегодня ему на счет обрушились все эти деньги, вот компенсации его расходов за поездки бесконечные, многие десятки поездок в Киров на этот самый первый процесс. И, в принципе, у суда, конечно, если Навальный просто не явится, есть возможность арестовать его и привести его туда силой, такая процедура существует, и, в общем, ничто не заставляет нас думать, что суд этим не воспользуется. Особенно если считать, что задача сейчас – мучить.

Короче говоря, я не стал бы делать сейчас прямо это умозаключение: вот Верховный суд вынес это решение потому, что хочет допустить Навального до выборов. До выборов еще далеко, выборы будут в 2018 году. За это время можно Навального много раз успеть осудить по этому делу, или еще по какому-нибудь делу, или еще по десятку каких-нибудь других дел. Я думаю, что это решение пока не принято, и на мой взгляд, оно еще не состоялось и не сложилось.

Есть достаточное количество людей вокруг Путина, которые ему говорят: нет никакой причины так сильно рисковать, не надо этого. Не надо взбалтывать, так сказать, этот тезаурус, не надо лишнего на этих выборах. Выйдешь, скажешь правильные слова, получишь знаки общественной любви и продолжение своего мандата. И никто не пикнет в конце концов.

Таких людей достаточно в окружении Путина, таких людей всегда достаточно в окружении всякого правителя. Я хочу напомнить, что когда-то мы с вами пережили – многие этого даже и не заметили – но пережили очень страшный момент в 1996 году, когда люди, которые окружали Ельцина, пытались его убедить, что не надо рисковать, и вообще, не надо никаких выборов.

И они были очень близки к тому, чтобы его в этом убедить, и надо сказать, и это большая заслуга первого президента России, что он себе этого не позволил, что он не дал себя уговорить и по пути по этому не пошел, и все разговоры о том, что, вот, как-то все эти выборы были выдуманы для того, чтобы что-то там такое фальсифицировать – нет, он пошел на реальный и очень серьезный риск, и этот риск был ясно виден в первом туре, и сегодня у нас есть математические доказательства того, что выборы 1996 года были для Ельцина чрезвычайно рискованными. И он не сдал этой позиции, он не позволил Коржакову, Сосковцу и ряду других людей – кто еще помнит эти фамилии – не позволил им эти выборы отменить.

Вот сейчас на эту же вшивость проверяется Путин, вот абсолютно этих же вшей ему запускают примерно такие же люди, как Коржаков и Сосковец, и пытаются, так сказать, посмотреть: будет чесаться или не будет.

Так что, пока это не решенная история.

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

С.Пархоменко: Нам предстоит наблюдать за этим процессом не потому, что хочется укусить Мединского за ляжку

Следы вели в Россию. Тут ты пропал, поэтому с этого места.

С. Пархоменко

И тогда было заявлено, что взломать американские выборы невозможно, потому что не существует никакой цельной компьютерной системы, они не объединены в одну сеть в разных штатах и они не подключены к интернету, поэтому, с этой стороны, в сущности, можно не беспокоиться.

Но есть несколько штатов, в которых сеть есть на уровне штата, и там голосование происходит в электронной форме, а не в бумажной, и эти сети каким-то своим концом подключены к интернету, и они являются уязвимыми. Вот поразительным образом среди этих штатов есть те три, которые, собственно, сломали Хиллари Клинтон, и в которых произошли сенсационные…

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко