Суть событий - 2016-11-18

О. Бычкова: 21

С. Пархоменко

О. Бычкова

Я думаю, что мы с тобой сегодня наконец уже не будем говорить про Америку, уже слава богу, хватит.

С. Пархоменко

Что за это время произошло в России, вот что я пропустил? Пропустил не потому, что я за этим не следил, а пропустил в том смысле, что я про это не говорил в этих последних программах. Вот есть ли такое слово, есть ли такое понятие, есть ли такое обстоятельство, есть ли такое явление, которое надо было бы назвать?

Я думаю, что есть. Мне кажется, что оно довольно легко находится, оно на поверхности, оно у всех на виду и оно, так сказать, ярко очень всем в глаза светит, это слово «произвол». Я это слово употреблял часто на протяжении последних двух лет, по мере того, как развивалось… да нет, не двух, я думаю, что активно все началось в конце 12-го года, начало радикально меняться российское законодательство, появилось несколько очень важных законов, и все они имели некоторое общее направление, они открывали путь для произвола власти и произвола силы в России.

Произвол – в сущности, это бесконтрольность, это то, что случается тогда, когда контроль за соблюдением закона, за соблюдением порядка, за соблюдением справедливости, за соблюдением вообще какого-то нормального человеческого порядка вещей, вот право этого контроля возлагается на тех самых, кто больше всего заинтересован в том, чтобы эту справедливость, этот порядок, этот закон нарушить, и кого больше всех подозревают в этом, у кого есть наиболее ясные мотивы для такого нарушения. Вот они же ровно за этим и следят.

С.Пархоменко: надо уметь произносить какие-то важные слова, даже если они кажутся дискредитированными

И если мы посмотрим на самые яркие события даже не во внутренней политике России последних недель, во внутренней жизни России последних недель, мы увидим, что они все собираются вот в этот процесс, процесс перехода произвола теперь уже напрямую в беззаконное неконтролируемое насилие над людьми.

Иногда, знаете, надо уметь произносить какие-то важные слова, даже если они кажутся дискредитированными, даже если они кажутся взятыми из каких-то старых времен, ну, что же делать, если эти времена возвращаются. В какой-то момент я помню, как мой замечательный друг и коллега, прекрасный специалист по всяким военным оборонным делам Александр Гольц вдруг начал произносить слово «милитаризм» в отношении российской политики. И для меня это было каким-то важным профессиональным уроком.

Да, надо взять слово, потому что оно точное, потому что оно имеет отношение к тому, что сейчас с нами происходит, даже если это слово из передачи «Международная панорама» с журналистом Юрием Жуковым в 1978 году. Это милитаризм. Или, если мы говорим о российской политике в широком смысле слова и о национальной политике, обо всякой внутренней пропаганде и пропагандистской доктрине российского государства, появляется слово «реваншизм». По-моему, нам надо это слово вспоминать, и, по-моему, нам нужно к этому слову возвращаться.

О. Бычкова

С. Пархоменко

Вот давайте пойдем с конца, пойдем с каких-то самых последних событий. Ну, понятно, что с Улюкаева, да? Это то, что самое яркое, вроде бы, и что всегда запоминается последнее. Это не только в истории про Штирлица, но это и вообще во всем, как мы воспринимаем прессу, информационный поток, все что угодно.

О. Бычкова

С. Пархоменко

К нему в этой ситуации автоматически применяются меры, которые в этой ситуации, пожалуй, являются самыми жестокими, он лишается связи с окружающим миром. Мы этому отчасти радуемся, потому что, слава богу, что не посадили, не положили спать рядом с вонючей парашей. Слава богу, что он не там, где сейчас, я не знаю, Никита Белых, про которого один мой хороший знакомый, который теперь стал членом ОНК, рассказывает, что в этом «элитном», так сказать, высококачественном, «пятизвездочном» СИЗО, в котором сидит Никита Белых, нет горячей воды, а чайники в камерах запрещены объемом больше 300 миллилитров, поэтому если нужно что-нибудь постирать, то они греют воду фактически стаканами, трехсотмиллилитровыми кипятильниками, трехсотграммовыми.

Ну, хорошо, что к этому кипятильнику и к этому ужасному отхожему месту не посадили Улюкаева. Но, между прочим, его посадили в ситуацию, в которой он не может произнести ни слова, в которой он лишен каких бы то ни было средства связи, ему формально запрещено всякое пользование какими-либо средствами связи – интернетом, телефоном – чем угодно – почтой. Он сам посажен под домашний арест, к нему запрещены визиты, он не может оттуда выйти ни на минуту, и я уверен, что и его адвокаты тоже – их несколько человек – тоже сейчас ограничены в своих высказываниях, в том числе с помощью специальных мер в виде всяких подписок, обязательств и так далее.

Между тем, главное, что мы хотели бы знать про эту историю, пожалуй, это не только то, что касается самого Улюкаева и этой конкретной истории – она очень странная, вот есть разные версии начиная от того, что в действительности это сделано потому, что он сопротивлялся совсем не покупке Роснефтью Башнефти, а что он сопротивлялся грядущей, еще будущей покупке кем-то, например, Алекперовым, Роснефти как таковой. Речи идет о чем-то будущем. Есть много всяких конспиративных историй на этот счет.

Но есть общая ситуация, которая заключается вот в чем, и которая нам очень важна – мы знаем с вами, мы это видим каждый день, что люди, которые работают в российской власти высшего эшелона, пользуются какой-то – несомненно существующей, ее не может не быть – какой-то рутинной повседневной обычной и, как они считают, безопасной, стоящей в совершенном порядке вещей, системой перераспределения дополнительных доходов.

Мы с вами понимаем, что зарплаты, которое эти люди получают, и вообще легальные доходы, которые они получают, не соответствуют их уровню жизни в массе своей на высшем эшелоне, на чуть более высоком, но не самом высшем, на среднем – на всех эшелонах, мы видим, что эти люди, у них есть две реальности, одна – это их легальные доходы, и другая – это их легальные расходы.

Они не прячут этих расходов на самом деле, они ездят на этих автомобилях, носят эти часы, оплачивают эти поездки и так далее и так далее. Эта система есть, она массовая, она как-то работает. И есть все основания полагать, что то, что произошло, если не считать, что просто все, что сказано об Улюкаеве – выдумка от начала до конца. Ничего не было. Вот просто вообще совсем ничего – никаких пакетов, чемоданов, ключей, визитов, передач – ничего не было, все выдумано. Такое тоже, кстати говоря, может быть, и мы не должны вероятность этого сводить к нулю.

Но если считать это не самой вероятной версией, то тогда появится другая, что мы с вами являемся здесь свидетелями того, как надорвалась, подорвалась система рутинного распределения каких-то денег.

С.Пархоменко: К Улюкаеву применяются самыми жестокими меры – он лишается связи с окружающим миром

Ну, мы с вами, кстати, сами участники такого рода ситуации в других случаях нашей жизни. Ну, да, мы приходим к врачу и говорим: это вам, доктор, так сказать, вынимаем коробку конфет, цветы, я не знаю, платочек «Hermes», духи, или что мы там обычно кладем, так сказать, на край стола врачу, которому мы благодарны за то, как он нам помог. И это обычная ситуация.

Вот возникает вопрос: а не является ли передача гонорара, передача, так сказать, благодарности государственному чиновнику в результате завершения крупной сделки обычным делом для России? Потому что иначе невозможно объяснить, почему взрослый рассудительный хитрый расчетливый умный человек Улюкаев мог вообще вступить в какого-то рода отношения такие с Роснефтью и с Сечиным. Только если это рутина, только если это что-то совсем обычное.

Потому что, ну хорошо, вот одна версия, которую мы точно отметаем, это версия угроз и вымогательства. Ну, мы понимаем, что в современной России эти люди находятся в разных категориях влияния – не скажу, весовых категориях – но в категориях влияния. Понятно, что если кто из кого чего может вымогать, только в обратную сторону, а не в эту. Так что, словом «вымогательство» это описано быть не могло.

Значит, это какая-то обычная очень вещь, что Улюкаев даже не опасается на этот счет. И мы, кстати, знаем очень много ситуаций, когда крупные вот эти государственные компании как бы своими деньгами расплачивались по каким-то общим обязательствам. Ну, там, самая известная и самая такая смешная история – это футбол. Да, мы хорошо знаем, что всякие вот эти крупные корпорации покорно платят тренерам какие-то несусветные деньги, игрокам, содержат команды, оплачивают призы олимпийским чемпионам и всякое такое. И есть вообще такое обычное положение дел, когда государство в лице высших представителей власти, в лице, собственно, Путина, просто бросает через плечо, типа, там: Петрович, заплати – и Петрович платит. Или кто он там? Иваныч или какие там еще у них в ходу отчества.

Ну, потому что, да, это такая небольшая повинность, которую они несут. Ну, и всех этих чиновников, и министров, и членов правительства, и всех остальных, тоже же надо как-то содержать, тоже же как-то должна быть какая-то вот эта система перераспределения. И на выборах это так происходит. Избирательные кампании откуда-то финансируются. Иваныч, заплати – Иваныч идет и платит.

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

Дальше наступит ситуация произвола, в которой одна из сторон будет молчать, и вся система будет работать на то, чтобы эта сторона молчала, а другая из сторон будет свободно разговаривать, и произвол будет заключаться в этом, что право слова, право объяснения, право трактовки, право обвинения, право, если нужно, наглого отвратительного такого полупьяного наезда, который мы наблюдаем, например, в истории с Леонтьевым и так далее, будет на одной стороне. А другая сторона в этой ситуации будет молчать и получать, так сказать, эти удары.

Потому что, ну, мы же видим предысторию, когда – вот, я читаю Путина, который 12 октября, выступая публично на этом знаменитом форуме, теперь знаменитом, потому что там много всякого было наговорено необычного на этом форуме «Россия зовет», он говорит: вы знаете, вам покажется странным, я сам был немного удивлен такой позицией правительства, но это действительно позиция Правительства Российской Федерации, прежде всего финансово-экономического блока, разрешить Роснефти участвовать в аукционе.

Так кто препятствовал-то тому, о чем сейчас говорят как о наиболее вероятной причине этого скандала? Там, в конце концов и Путин был, и Медведев был, и Шувалов был, и Силуанов был, и Дворкович был, и вся эта система была в данном случае единогласна. Потом кто-то принял решение вопреки этой системе. Кто этот кто-то? У вас есть два варианта ответа на этот вопрос? У меня есть один, я не понимаю никакой альтернативы в современной политической системе России, кто в результате сказал: не важно что вы думаете на этот счет на самом деле; не важно, какие у вас соображения; не важно, какие наступят последствия – я велю, чтобы было так: продаем Башнефть Роснефти, точка, все. Вопрос закрыт.

С.Пархоменко: Есть все основания полагать, что все, сказанное об Улюкаеве – выдумка от начала до конца

Кто это сказал? Один такой есть человек в России, который обычно это говорит. Значит, за что-то другое удар нанесен, а ответить невозможно, а объяснить невозможно.

Кстати, есть очень интересная часть, раз уж мы заговорили про Улюкаева, чтобы закончить эту историю, есть все, что касается предварительного следствия. Вообще, первоначально, если мы помним, после ареста Улюкаева была сказана чудовищная вещь, она была чудовищна по содержанию и она была в сущности ужасно смешная и глупая, история о том, что, оказывается, в течение года мы с вами присутствовали при больших следственных мероприятиях под названием слежка за министром экономики Улюкаевым. Значит, за этот год – вот я полез и посмотрел просто на сайте Кремля – за этот год президент десятки раз оказывался в ситуации – глава государства – оказывался в ситуации, когда он слушает какие-то доклады министра экономики, принимает какие-то решения на основании рекомендаций министра экономики, утверждает какие-то документы, подготовленные Министерством экономики и так далее и так далее, и сам министр экономики вносит законодательные инициативы, издает распоряжения и так далее и так далее.

Это все теперь что – отменяем? Это все теперь – аккуратно берем пинцет, выщипываем все следы от деятельности Улюкаева в течение последнего года, объявляем их ненастоящими, объявляем их частью следственного эксперимента, частью оперативно-следственных мероприятий теперь, так что ли? Это безумная совершенно система, которая должна была бы полностью деморализовать и парализовать правительство и управляющую систему. Она в значительной мере это и сделала.

Кстати заметим, что человечество выработало на такой ужасный случай, выработало стандартную меру, она называется отставка правительства, которая происходит в таких случаях не потому, что правительство обиделось, что вот одного его члена арестовали, посадили, обвинили или что-нибудь вроде этого, не потому что правительство оказалось целиком все под ударом и лишилось доверия, а потому что правительство должно иметь возможность начать как бы с чистого листа.

Оно уходит в отставку, после этого возможно, что оно возвращается обратно, тому же премьер-министру поручают сформировать новое правительство, и он его снова формирует в том же составе. Как бы происходит вот эта перезагрузка, вот это передергивание затвора, и после этого можно считать, что мы продолжаем работать дальше, и как бы ситуация обнулилась. В России это невозможно.

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

НОВОСТИ

О. Бычкова: 21

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

А теперь мы это видим вот на уровне, который дотянулся аж до Кремля и аж до высшей российской власти.

О. Бычкова

С. Пархоменко

Дело Ильдара Дадина, я убежден в этом, по-прежнему остается важнейшим событием России последних недель, и оно на самом деле важнее истории с Улюкаевым тоже. Оно – фон, оно где-то там в глубине, и кто-то из нас про него еще помнит, кто-то уже нет…

О. Бычкова

С. Пархоменко

Вообще она предусмотрена российским законодательством, основы ее заложены, корни ее тянутся к Конституции, есть много российских законов, которые предусматривают разнообразные механизмы гражданского контроля за правоохранительными органами, и людей, которые закладывали основы современного российского законодательства, в частности, писали Конституцию в 93-м году, мы не можем обвинить в том, что они не подумали об этом. Они не могли представлять себе, что воля государства в целом – а воля государства зависит, несомненно, от воли людей – здесь мы возвращаемся, кстати, к тому, о чем мы говорили в прошлый раз, к знаменитой фразе Оруэлла, который сказал, что свободы ровно столько, сколько люди ее хотят. Никакой закон не способен защитить свободу, свободу защищают люди, которые ее требуют. И свободу губят, предают, аннулируют, уничтожают, изводят люди, которые говорят: эта свобода мне не нужна.

С.Пархоменко: Дело Ильдара Дадина остается важнейшим событием последних недель, и оно важнее истории с Улюкаевым

Так вот, люди – мы с вами, окружающие нас, распорядились таким образом, чтобы система гражданского контроля в России была уничтожена. Мы расстались с институтом уполномоченного по правам человека, можем это констатировать на последних событиях. На этом месте сидит полицейский генерал по имени Татьяна Москалькова, которая совершенно по-другому представляет себе свои обязанности, которая совершенно по-другому оценивает свои возможности, которая считает себя частью правоохранительной системы, по существу. Вот только этим можно объяснить ее деятельность.

У нас больше нет этого института, он еще недавно был, довольно серьезным он был в эпоху, еще совсем в недавние годы, Лукина, кое-что от него оставалось в период Памфиловой. Ничего не осталось с того момента, как на этом месте сел полицейский генерал.

Мы расстались с вами, по существу, за исключением, там, ничтожных малейших деталей, случайных исключений из этой системы – одно такое я знаю, я ему очень рад, не стану называть фамилию этого человека, чтобы его, что называется, «не запалить», но мы расстались с системой общественных наблюдательных комиссий в России. Они сегодня оккупированы сотрудниками правоохранительных органов, бывшими сотрудниками правоохранительных органов и, что самое интересное, бывшими и даже в некоторых случаях действующими сотрудниками ФСИН, то есть, того самого, за чем эти общественные наблюдательные комиссии должны наблюдать.

Эта система на самом деле такая, очень хрупкая, и по структуре своей очень сложная, потому что они очень жестко, эти общественные наблюдательные комиссии, разделены по регионам, и, грубо говоря, человек, который в московской такой комиссии, не может сунуть свой нос даже в Московскую область. А человек, который, там, не знаю, в Твери, не может оказаться в Пскове и так далее.

Поэтому они и так-то очень уязвимы, но когда мы видим, что руководит, скажем, московской комиссией Антон Цветков, бывший – по-моему, даже не бывший, а действующий глава организации под названием «Офицеры России», много интересного можно рассказать про эту организацию; когда мы знаем, что в московской ОНК сидит теперь фигурант списка Магнитского, начальник СИЗО Бутырка тех самых времен, когда там был убит Сергей Магнитский, зовут этого человека Дмитрий Комнов; когда мы знаем, что один из начальников одного из кремлевских медиахолдингов по имени Вадим Горшенин тоже у нас оказался общественным наблюдателем вместо Зои Световой, вместо Анны Каретниковой, вместо Валерия Борщева, вместо людей, которые реально были заняты тем, что они пытались извне со стороны контролировать эту систему.

Вот вам чистый случай, когда система полностью освободилась от контроля под прикрытием государства и при полном равнодушии людей, которые эту ситуацию окружают, и мы видим немедленно результат, мы видим образовавшуюся вот эту вот ситуацию полной бесконтрольности и полного беззакония в отношении Дадина, с которым можно сделать совершенно все что угодно, но главный лозунг заключается в том, что: нам ничего за это не будет.

Людям, которые вешают его на дыбу, людям, которые угрожают ему изнасилованием, люди, которые навязывают ему проверку на полиграфе тогда, когда они могу гарантировать результат, который им нужен, и которые запрещают проверку на полиграфе тогда, когда они не имеют гарантии этого результата, эти люди понимают, что они делают это в сегодняшних условиях безнаказанно, не существует органа в принципе, который мог бы их проконтролировать.

Та же ситуация, между прочим, в истории, которая, казалось бы, кончилась благополучно, можем – фууу… – выдохнуть, это история про Сергея Ахметова, архитектора из Питера, который 9 месяцев – с ноября прошлого года по август нынешнего года просидел в СИЗО, вот в тех самых условиях, о которых мы говорили, просидел в СИЗО, потому что кому-то захотелось отчитаться им с помощью его ареста, отчитаться перед начальством за активное исполнение приказа о том, что люди, которые в июле 13-го года были всякие, не побоюсь этого слова, народные волнения вокруг ареста Навального, суда над Навальным, приговора Навальному, выпуска Навального на волю и так далее, вот в июле 13-го года этот самый Ахметов, как ему сказали в ноябре 15-го года, принял участие в этих несанкционированных акциях в Москве, при том, что он – человек, вообще живущий в Петербурге, а по большей части за границей, и он утверждал, что он последний раз был в Москве за несколько лет до того.

И потребовались совершенно невиданные, неожиданные и такие, я бы сказал, несистемные усилия – здесь прежде всего надо поблагодарить замечательного фотографа и правозащитника Дмитрия Борко, который сумел организовать совместную работу большого количества фотографов и фото-архивистов из агентств, которые перелопатили огромное количество фотоматериала, для того чтобы найти фотографии человека, похожего на этого самого Ахметова и фотографии самого Ахметова, приложить их одни к другим и доказать абсолютно неопровержимым образом, что это разные люди.

Ну, там, грубо говоря, выяснилось, что у них уши совершенно разной формы, а ушная раковина у человека – вещь чрезвычайно индивидуальная, она как отпечаток пальца, ее изменить невозможно, там, я не знаю, с возрастом она не меняется, и даже в случае какой-нибудь травмы все равно остается узнаваемой. И вот они совершенно не системным образом, такая мафия фотографов сумела спасти и вытащить этого человека, который тем не менее 9 месяцев просидел в тюрьме – по существу, в тюрьме, какая разница, что эта тюрьма называется СИЗО? Условия-то еще и похуже на самом деле.

С.Пархоменко: Происходящее С Ильдаром Дадиным – прямой результат взлома и уничтожения системы гражданского контроля

Ни одна живая душа и ни одна собака не хочет перед ним извиниться. Никто ему ничего не компенсирует, никто не вернет ему эти 9 месяцев жизни и этого ущерба, который, несомненно, любой человеческий организм понесет в этих кошмарных условиях.

И мы знаем, что где-то неподалеку сидит другой такой человек, вот такой же точно, абсолютно с такой же прозрачной ситуацией, называется Дмитрий Бученков, это один из фигурантов Болотного дела, та же совершенно ситуация – человек, который сидит за другого, за похожего на него, который будто бы был на этом самом митинге на Болотной площади в мае 12-го года, а на самом деле даже и не похож, даже и общего-то не много в этих фотографиях, но продолжает сидеть, потому что контроля над этой системой не существует. И ровно так же не существует ее в еще одной истории, чрезвычайно важной…

О. Бычкова

С. Пархоменко

В результате было принято то решение, которого они добивались, чтобы строительство вот этого самого храма, непонятно почему устраиваемое вместо популярного парка, который людям нужен, которые живут в этих местах, это строительство было отменено. Они оказались правы. Нарушения в процедуре, на которые они указывали, действительно были признаны, и решения, которые в результате этих неправильных процедур были приняты, действительно были аннулированы. После этого эти люди были уничтожены морально и граждански с использованием, между прочим, не только полиции, но и с использованием приправительственной прессы.

Вот это, кстати, очень интересная история, что важнейшим инструментом произвола, важнейшим элементом произвола является вот эта самая контролируемая пресса. Обязательно в таких ситуациях, когда кого-то арестовывают, когда кому-то что-то подбрасывают, знаменитый грамм героина и два патрона от пистолета, такой джентльменский набор, который может обнаружить в багажнике своей машины и в своем собственном кармане любой человек, остановленный ночью, потому что рожа его кому-то не понравилась. Запросто засунут.

Поэтому, кстати, адвокаты, занимающиеся разного года рискованными криминальными делами, реально, на самом деле, не в переносном смысле, а в прямом, зашивают карманы на своих пиджаках и ходят в таком виде и в тюрьму, и во всякие следственные органы, чтобы не сунули в карман что-нибудь, вот буквально, я видел такие пиджаки, мне их показывали, я как-то удивлялся, думал, что это преувеличение. Ничего подобного – с зашитыми карманами.

Так вот, обязательно рядом есть какая-нибудь камера – или НТВ, или РЕН ТВ, теперь в последнее время образовался замечательный конкурент у НТВ по степени гадостности того, что они делают. Вот именно они, например, преследуют в последнее время «Мемориал», именно они возглавили вот эту вот омерзительную битву с правозащитниками, битву за уничтожение репутаций правозащитников и общественных организаций в России, или НТВ, или РЕН ТВ, или Лайф Ньюс, разумеется – ну, это вообще для этого созданная организация, никакой другой задачи у нее нет – сопровождают эти погромы.

Это часть произвола, несомненно. И из этого вырастают какие-то невообразимые экзотические обвинения вот этих людей, которые в Торфянке, их же обвинили не в том, что они, там, не знаю, хулиганы, или что они нарушили общественный порядок, а в том, что они неоязычники.

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

И иногда она доходит, вот момент перехода от взлома квартиры – а помните, кстати говоря, когда была такая удивительная ситуация несколько месяцев тому назад, когда принимались законопроекты, очень быстро принимались, без обсуждения принимались, залпом принимались, сходу, законопроекты о Национальной гвардии, причем, даже не Национальной гвардии, там был парадокс в том, что сначала был принят закон о войсках Национальной гвардии и их полномочиях, а потом о самой Национальной гвардии, которой принадлежат эти войска. Вот в таком порядке это происходило.

С.Пархоменко: Никакой закон не способен защитить свободу, свободу защищают люди, которые ее требуют

О. Бычкова

С. Пархоменко

Когда в 2001 году демонстративно, нагло, лживо и с использованием бесконечного количества разнообразных государственных инструментов разрушался холдинг Медиа-Мост, перехватывался контроль над НТВ, уничтожали журнал «Итоги», закрывали газету «Сегодня», то имели в виду прежде всего не их и не Гусинского, который этим всем владел, а всю остальную систему российских средств массовой информации и все остальное журналистское сообщество страны. Это была педагогическая акция. И она вместе с другими, последовавшими вслед за тем еще несколькими такими же, благополучно удалась. Вы имеете вместо журналистского сообщества и информационной индустрии в России то, что вы имеете сегодня. Вот поэтому.

И вы будете иметь общественное мнение и общественную активность в России такую, которая воспитана историей именно Торфянки. Это гораздо важнее, чем сама история с Торфянкой и эти несчастные десять или пятнадцать человек, которые попали в этой ситуации под каток.

Так вот, я возвращаюсь к истории с законодательством о Национальной гвардии. Вы помните, что больше всего кудахтали по поводу какой-то несущественной ерунды, какого-то проникновения в квартиры, какое-то применение оружия, вообще, зачем мы про это говорим, кто собирается проникать в ваши вонючие квартиры? – намекал нам разнообразный, так сказать, пресс-истеблишмент из окологосударственных всяких телеканалов и тех, кто комментировали это изнутри Государственной Думы. – Кому вы нужны с вашими квартирами, кто к вам полезет в ваши квартиры, кто будет применять против вас оружие, вообще кто, почему вы считаете, вы же не собираетесь нарушать закон, правда? – говорили они. – Так что вы волнуетесь? Пусть преступники беспокоятся. Вы же не собираетесь быть преступниками, так вас это и не коснется.

Значит, вот история про проникновение в квартиры – мы ее получили в эпизоде с защитниками Торфянки.

Историю с применением оружия мы тоже получили? Ну, да. Перебираемся на совсем страшную и трагическую историю этой недели, в Псковскую область, в эти самые Струги Красные с двумя застреленными подростками. Никто членораздельно не объяснил, что там произошло. И до тех пор, пока это будет, мы имеем право с вами стоять на позициях презумпции виновности правоохранительных органов. Так это устроено в мире, так это устроено в человеческой психологии. Мы обязаны с вами предполагать худшее до тех пор, пока нам не доказали обратного – а никто даже и не собирается доказывать.

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова

С. Пархоменко

И история про человека, которого истязают в тюрьме, потому что нужно произвести впечатление на других потенциальных осужденных по этому же поводу; и, наконец, история с влиятельнейшим, одним из влиятельнейших министров российского правительства, который без права на слово оказался изолированным от общества, это одна ситуация, это один режим, и это одно явление, которое характерно для нашего государства. Это явление называется произвол.

О. Бычкова

С. Пархоменко

О. Бычкова