Суть событий - 2016-04-22

С. Пархоменко

Вот наш радиослушатель из Свердловской области присылает сообщение: «Замолвите словечко, пожалуйста, как вы относитесь к Елизавете II и в целом к институту монархии?». Ну, вот чтобы все вопросы были такие. Но нет, к сожалению, большая часть вопросов не таких, а, конечно же, большая часть вопросов, которые я получил разными способами и в интернете на сайте (вы знаете, что в течение суток можно задавать вопросы перед программой), и вот здесь сейчас они благополучно посыпались – они так или иначе связаны с делом ЮКОСа, ЮКОС против России, и с решением, которое принял окружной суд города Гааги на минувшей неделе, по поводу другого решения, решения, которое было вынесено Международным арбитражем еще в июле 14-го года, сейчас было отменено.

Ну, и, конечно, меня призывают к ответу, и я, конечно, оказался самым главным виноватым во всей этой истории – вот не акционеры ЮКОСа, и не российское правительство, и не один суд в Гааге, не другой суд в Гааге, а я, которого нужно немедленно призвать к ответу.

С.Пархоменко: Апелляция невозможна, нет инстанции, куда можно подавать эту апелляцию

Я к этому, конечно, был готов и повторил ровно то, что я сделал тогда, накануне этого решения, еще весной и летом 14-го года, а именно стал звонить разным хорошим юристам. Слава богу, со многими я знаком и возможности получить консультацию у меня довольно широкие. И среди акционеров ЮКОСа у меня есть неплохие знакомые. Это не Ходорковский, между прочим. Хотя с Ходорковским я знаком тоже.

Так вот, я стал собирать разные мнения. Я и тогда их собирал, и теперь собираю, потому что, конечно, моей квалификации не хватило бы и на то, чтобы твердо заявлять о том, что решение Гаагского арбитража является окончательным и оно не отменяемо, и на то, чтобы объяснять нынешнее решение, которым как будто бы то арбитражное было отменено. Я расспрашивал юристов, и в том, и в другом случае они достаточно уверенно отстаивали свою позицию. И вот теперь я могу вам сказать, что и в том, и в другом случае они были правы.

Значит, давайте попробуем посмотреть на эту ситуацию как-то спокойно и объективно. В городе Гааге существует дом, и в этом доме время от времени собирается Международный арбитраж. Это высшая арбитражная инстанция, самая уважаемая из всех, которые существуют на свете. Любопытно, что это, знаете, не репертуарный театр, у которого есть своя постоянная труппа, а это, так сказать, судебная антреприза, то есть это суд, который собирается по конкретному случаю. Нет постоянно действующего этого самого арбитража в Гааге.

Когда возникает конкретный случай, и когда появляются две стороны, которые хотят посудиться в этом суде, этот суд образуется. Каждая из этих двух сторон назначает своего арбитра, они потом, посоветовавшись между собой, назначают третьего. И самим фактом этого назначения обе стороны отдают себя в руки этого арбитража.

И вот в этой ситуации сложилась такая удивительная история, что, с одной стороны, конвенция, на основании которой должен был судить этот самый арбитраж, так называемая Энергетическая хартия, не была в свое время ратифицирована Россией. Но, с другой стороны, Россия поучаствовала во всей этой процедуре, она пришла в этот суд. Ну, «она» - ее представители. Сказали: да, мы готовы здесь судиться с акционерами ЮКОСа. Да, мы назначаем нашего арбитра, вот, он будет вот такой. Да, мы принимаем участие во всех этих процедурах. И на протяжении девяти лет, пока в общей сложности шел этот процесс, Россия в нем участвовала.

И этот факт был признан всеми участниками, за исключением самой России, конечно, которая заявила об этом в ту секунду, когда проиграла этот суд, был признан всеми участниками как доказательство того, что Россия признала действия этого арбитража. Раз они первоначально согласились в нем судиться, назначили арбитра и приняли участие во всей процедуре.

Вот это была сложная проблема с самого начала. Я разговаривал с одним из акционеров ЮКОСа, который рассказал мне такую историю своего собственного участия в этом процессе. Однажды к нему обратились представители тех компаний, которые объединяют разбросанных по всему миру мелких акционеров ЮКОСа, которые считают себя пострадавшими в результате разграбления со стороны Российской Федерации. И вот эти юристы этому когда-то одному из главных владельцев ЮКОСа, а теперь человеку, который более-менее ничем там уже не владеет, потому что все эти акции были у них отобраны, отданы тем, кто их грабил.

Так вот, эти юристы обратились к этому в прошлом крупному акционеру и предложили ему принять, попросили его, точнее, принять участие в предстоящем в Гааге вот в этом самом арбитраже судебном процессе. Принять участие в качестве свидетеля, в качестве информированного лица, который мог бы многое сообщить этим арбитрам.

И тот им сказал: знаете, я соглашусь принять в этом участие тогда, когда вы мне скажете, что вам удалось убедить всех, кого следует в этом убедить, в том, что этот суд имеет право разбирать это дело. Вот вопрос о юрисдикции, вопрос о подсудности решите, пожалуйста, как-нибудь сами, без меня. Потому что если вы его не решите, это будет потерянное время. Если вы придете ко мне и скажете: с этим все в порядке, мы выиграли эту часть процесса и мы добились того, что подсудность этому самому арбитражу доказана – тогда приходите, я буду в этом участвовать.

Прошло несколько лет. Если я правильно понимаю, прошло года четыре, и эти юристы явились обратно к этому акционеру и сказали: все в порядке, мы выиграли, мы добились того, что вопрос о подсудности решен в нашу пользу, да, мы можем и должны судиться в этом Гаагском арбитраже. А теперь начинается разбирательство по существу – будете участвовать? Акционер сказал: да, буду.

И после этого было еще пять лет, пока продолжалось разбирательство по существу, которое закончилось вердиктом в пользу акционеров ЮКОСа против России, Россия была обязана заплатить 50 миллиардов долларов. Вот именно эта первая часть, вот эта самая темная, самая странная, вот та, которая происходила без этих самых акционеров, вот именно она-то и была опровергнута сейчас.

Штука заключается в том, что, как я и говорил, так я и сейчас это подтверждаю: не существует никакой верховной инстанции над этим арбитражем, он сам себе верховная инстанция, нет никакого другого суда, который может ему что-то приказать, который может каким-то образом аннулировать его решение, пересмотреть его решение и так далее. Именно поэтому все слова о том, что подана апелляция на это решение, они были заведомо юридически бессмысленны. Апелляция невозможна, нет инстанции, куда можно подавать эту апелляцию.

Было начато Российской Федерацией новое дело совершенно с нуля в суде, который не находится над этим арбитражем, а который находится сбоку от этого арбитража, то есть в обычном городском суде города Гааги, в том самом суде, в котором судятся и уголовники, и судятся по каким-то гражданским делам, и чего там только не происходит.

Так вот, в этом обычном городском, он называется «окружной суд города Гааги», там рассматривалось дело не о том, был или не был разграблен ЮКОС, не о том, была или не была политическая подоплека под теми экономическими, налоговыми и всякими прочими претензиями, которые были предъявлены российским государством ЮКОСу – а именно это было предметом рассмотрения в арбитраже. О чем был арбитраж-то? Арбитраж был о том, что коммерческая компания ЮКОС подверглась давлению по политическим мотивами, и в связи с этими политическими мотивами была разрушена, и интересы ее акционеров были нарушены, теперь акционерам полагается компенсация. Вот что решил в свое время Гаагский арбитраж.

С.Пархоменко: Россия согласилась с будущим решением этого арбитража, а теперь решила оспорить сам факт этого арбитража

Не об этом было дело теперь в городском суде города Гааги, а о том, что это такое за люди собрались тут на соседней улице. Вот, собственно, вопрос, который задала Россия. И почему эти люди взялись судить эту старую историю. Только это разбирал городской суд, и только по этому поводу этот городской суд вынес свое решение. Нет, эти люди не должны были заниматься этим случаем. Никто не опровергал и никто даже не обсуждал существа этого дела. И в этом смысле оно осталось незыблемым.

Что теперь будет? Тут очень важно понимать, что у этого самого арбитража, который в 14-м году закончил этот девятилетний процесс, присудил 50 миллиардов акционерам ЮКОСа, этот самый арбитраж благополучно после этого разошелся. Он же не существует постоянно. Вот эти три арбитра сказали: большое спасибо, мы свое дело сделали, мы пока пойдем. И пошли. Никакого механизма реализации этого решения не существует. Арбитраж построен на том, что обе стороны – вот вдумайтесь в эту совершенно парадоксальную ситуацию – обе стороны заведомо, вступая в процесс, соглашаются с будущим решением этого арбитража.

Так вот, Россия, вступая в процесс, согласилась с будущим решением этого арбитража, а теперь, два с половиной года спустя, решила оспорить сам факт этого арбитража. И выясняется, что законодательство голландское устроено таким образом, что оно позволяет этот фортель: сначала принимать участие в арбитражном производстве, а потом, два с половиной года спустя решить, что, нет, мы все-таки передумали и мы все-таки считаем, что это производство было неправильным.

Так вот, никакого механизма для реализации решения того Гаагского арбитража 14-го года не существует. И понятно, что это решение является только поводом для колоссального перечня, колоссальной серии конкретных судов в самых разных странах мира, возможно, во всех странах мира, вот сколько их существует, большее двухсот.

Так вот, вполне вероятно, что акционерам ЮКОСа, точнее их представителям, предстояло бы судиться, и предстоит до сих пор судиться в каждой из этих двухсот стран по одному и тому же поводу – о применении решения голландского арбитража о выдаче, грубо говоря, исполнительного листа. Что они и начали делать.

И на протяжении всего этого времени… понятно, что Россия немедленно заявила, что она платить не будет, это совершенно очевидно. И никто не рассчитывал на то, что Россия добровольно будет платить. В каждой стране последовательно происходили суды, которые так или иначе признавали решение этого самого Гаагского арбитража, выдавали эти исполнительные листы и приступали к процедуре арестов того имущества, которое они и акционеры ЮКОСа считали российским.

И это происходило, вот этот поезд должен был ехать по всему миру, и он должен был объехать все 200 стран постепенно. Какое-то количество стран он успел объехать. Понятно, что на каждый такой суд есть своя отдельная процедура, он происходит в соответствии с законодательством этой конкретной страны. Он может быть оспорен, он может быть подвергнут апелляциям, кассациям, он может быть доведен до верховного суда этой страны, и в каждой стране это огромная многолетняя эпопея, у которой, несомненно, есть только один твердый и отчетливый, так сказать, бенефициар, тот, кому точно от этого всего становится лучше – это участники этого суда, то есть юристы, которые судятся на одной и на другой стороне. Вот у них наступил просто Клондайк как-то, золото потекло к ним в карманы рекой, потому что, что те, что эти – что защищающие одну сторону, что защищающие другую – только выигрывали от этих бесконечных процессов, от самого факта этих бесконечных процессов.

Что будет теперь? А все будет продолжаться. Ровно так же во всех двухстах странах мира будет обсуждаться оставшееся в силе, и никуда не девавшееся, и никем не оспоренное по существу решение Гаагского арбитража. Но только теперь у одной из стран, у одной из сторон, которые будут участвовать в каждом из этих процессов – в каждом из этих процессов будет две стороны: ЮКОС и Россия – у одной из сторон появится в руках дополнительная важная бумажка.

Не станем спорить, что бумажка нехилая. В этой бумажке будет сказано: а вот городской суд города Гааги однажды решил, что этот суд вообще неправильный. И среди прочих аргументов, которые будет рассматривать французский суд, итальянский суд, испанский суд, американский суд, мексиканский суд, аргентинский суд, новозеландский суд, либерийский суд – перечисляйте дальше сами двести стран – в каждом из этих судов, на каждой из инстанций (на начальной инстанции, на более высокой инстанции, на уровне верховного суда, у кого там есть – президиума верховного суда, еще какого-нибудь дополнительного апелляционного арбитража или чего-нибудь еще) каждый раз представитель России будет вынимать из кармана эту бумажку и говорить: а вот однажды городской суд города Гааги решил, что это все было неправильно решено. И будет предъявлять это судье.

И судья местный, что в Либерии, что в Новой Зеландии, будет изучать эту бумажку и думать о том, как к ней отнестись. И будет соотносить ее со своим национальным законодательством и думать, как быть, когда в одной руке он держит решение Гаагского арбитража международного, который постановил выплатить эти 50 миллиардов, а в другой руке он держит решение городского суда города Гааги, в существовании которого тоже никто не сомневается, который решил, что то первое решение неправомочно.

Отдельно нужно сказать, что существует, конечно, вот тут уже, поскольку Гаагский городской суд – это обычный суд, у него есть высшая инстанция, куда можно подавать апелляцию, над ним есть верховный суд, и есть еще много разных возможностей. И все это теперь только начинается. По меньшей мере в три года оценивают мои собеседники дальнейшие апелляционные процедуры. На протяжении трех лет будут еще обсуждать это решение.

И, ну, разумеется, юристы ЮКОСа утверждают, что у них есть прекрасные шансы на то, чтобы это решение городского суда отменить, забыть о нем, как о страшном сне, и продолжать эту процедуру обхода всех судов всех стран мира дальше. А за каждым таким судом следует арест имущества России, следует изъятие этого имущества, следуют разные процедуры, Россия будет оспаривать эти аресты. В общем, это бесконечная такая разветвляющаяся гирлянда судов.

Так оно и будет. И это мы с вами будем наблюдать. Мы теперь будем с вами наблюдать длинную историю собственно в Голландии, где последовательно суды будут рассматривать разные апелляции, и апелляции на эти апелляции, и кассации на эти апелляции и апелляции и так далее и так далее. А также будем смотреть с вами за продолжением судов в разных странах мира, которые по-разному относятся к решению Гаагского городского суда.

Кто в этой ситуации выиграл? Ну, юристы – это мы уже говорили, у них все отлично. Я вот разговаривал с людьми в ЮКОСе, они говорят: ну, вообще наша задача, между нами говоря – и мы с вами тоже, между прочим, это хорошо понимаем – заключается не в том, чтобы добыть эти деньги. Понятно, что никто из акционеров, вот этих крупных акционеров, тех, которые у нас, так сказать, на уме, и тех, которых мы имеем в виду, никто из них не относился к этим 50-ти миллиардам как к своим, никто из них на эти деньги не рассчитывает. Они прекрасно понимают, что это занятие на всю жизнь. И удовольствие, которое они от этого получают, заключается не в этих деньгах.

Оно заключается в том, чтобы – ну, тут они употребляют глагол, который я не могу, конечно, употребить в этом эфире. В нем есть корень, который вот… ну, знаете, есть вот эти четыре знаменитых корня, которые являются недопустимыми в эфире радиостанции общего пользования. Значит, вот они вот этим (…) людей, которые в свое время их ограбили. Они превращают их жизнь в ад. Они бесконечно заставляют их оглядываться и думать о том, что еще у них арестуют завтра, и за что еще завтра они должны будут воевать, и в чем еще завтра они должны будут ковыряться, чтобы отобрать это обратно. В этом весь смысл.

Тем временем эти самые акционеры ЮКОСа, крупные акционеры, я имею в виду, получили полное моральное оправдание. Все они в свое время, например, были в листах Интерпола, все они в любую минуту могли опасаться экстрадиции и ареста, выдачи в Россию, суда в России и так далее. Все они в этом смысле оправданы. Потому что относительно их судеб это решение уже состоялось, это уже произошло. Это решение приведено в исполнение, доказано, и неопровержимо доказано, что они были ограблены российским государством и они подверглись политическому давлению. Это уже состоялось. Собственно, из этих крупных акционеров остался последний – а именно Невзлин, который до сих пор в интерполовских листах. И, в общем, понятно, что недолго ему там пребывать, это измеряется, скорее всего, неделями до момента, когда и он от этого обвинения избавится.

Давайте я прервусь на этом месте, 3-4 минуты новостей, после этого закончим эту тему во второй половине программы «Суть событий», со мною, Сергеем Пархоменко.

НОВОСТИ

С. Пархоменко

Сообщаю вам, что сотни тысяч людей по всему миру, если не миллионы, слушают «Эхо Москвы» онлайн. Я один из них. Каждое утро я начинаю свой день с того, что слушаю «Эхо Москвы», стоя под душем. У меня есть такая штучка, такой радиоприемничек, который через интернет выдает мне онлайн «Эхо Москвы», и я могу слушать только с его помощью, потому что он не боится воды и он в душе работает. Так вот, я прекрасно слушаю «Эхо» по утрам, и ровно так же я слушаю «Эхо» через интернет, через обычное 3G, гуляя с собакой утром и вечером: в ухе у меня наушник, и в нем прекрасно слышно «Эхо». Не экономьте, дорогой друг, купите нормальный интернет, купите нормальный девайс.

С.Пархоменко: Никто не рассчитывал на то, что Россия добровольно будет платить

Так вот, мы возвращаемся к сюжету, который я все-таки не смог уложить в целую первую половину программы – к истории с ЮКОСом. Мы говорили с вами о том, что это два совершенно параллельных юридических мира: один – это арбитражный мир, и в этом мире решение является незыблемым, решение Гаагского арбитража, оно продолжает исполняться в том смысле, что оно является поводом и сюжетом для рассмотрения в национальных судах по всему миру. А в другом юридическом мире, в мире обычного гражданского судопроизводства, есть обычный городской суд города Гаага, который усомнился в праве Международного Гаагского арбитража вообще собираться по этому поводу. Поскольку он собирается, как и всякий раз, он по этому поводу собирался специально, как бы в перерыве между слушаниями его нет. Он есть тогда, когда он рассматривает какое-то дело, и когда эти конкретные арбитры собрались для того, чтобы решить этот конкретный спор по просьбе этих двух сторон.

Поразительным образом одной из этих двух сторон была Россия, теперь Россия попыталась доказать, и успешно, в городском суде города Гааги. Нашелся в городе Гааге судья, которому эта логика показалась разумной и допустимой, что, да – знаете, вот как когда-то говорили: половой акт – не повод для знакомства. Знаете, совершенно тот факт, что Россия участвовала и в назначении этого судьи, и в рассмотрении этого дела, и во всех процедурах на протяжении девяти лет, этот факт не означает, что Россия допускает свое участие в этом суде. Нормально. Нашелся такой голландец, точнее, такая голландка.

Ну, посмотрим, что будет дальше. Нам с вами предстоит много лет наблюдать за этими судами, юристам предстоит много лет получать за это огромные гонорары, и по всем миру нам предстоит снова и снова видеть эти истории, как представители акционеров ЮКОСа на основании, как ни в чем не бывало, незыблемого решения Международного арбитража, требуют ареста российского имущества, а те, кто обороняются, те, кто отстаивают это российское имущество говорят: минуточку-минуточку, подождите, стойте, остановитесь, вот у нас есть бумажка, здесь есть решение городского суда города Гааги, что это все неправда. Будем смотреть.

Таким способом, повторяю, акционеры ЮКОСа – я все затрудняюсь найти аналог и найти достойный синоним для этого глагола, который не могу произнести – любят, вот, таким способом они любят Владимира Путина, его друзей, помощников, соратников, ассистентов и даже, я бы сказал, подручных, которые организовали в свое врем разграбление ЮКОСа, рюмочную «Лондон» и так далее. Это такой вот способ любви.

Любовь происходит по всему миру. Любовь происходит непрерывно, она будет происходить и дальше, она происходит и сейчас. Вот мы здесь с вами сидим, а там где-то готовится очередное судебное разбирательство, во Франции – свое, в Люксембурге свое, в Голландии – свое. Нет, стойте – в Голландии уже не свое. С Голландией уже на этом уровне мы решили, там будет только апелляция. А вот во всех прочих странах, кроме Голландии, дело будет идти своим чередом, правда, вот с этим дополнительным аргументом.

Вот такая история. Вот так объяснили мне те специалисты, с которыми я разговаривал на протяжении последних дней. Скажу вам откровенно, что я собрал много разных мнений. Мнения эти противоречили друг другу. Я постарался их каким-то образом систематизировать и синтезировать из них что-то одно, более или менее среднеарифметическое. Вот что получилось. Ну, вот, так они объяснили мне, а я это объясняю вам. Посмотрим дальше.

А тем временем крупные акционеры ЮКОСа превратились в гордо шествующих по миру ни в чем не виноватых людей, у которых есть в руках решение о том, что их компания была злодейским образом украдена, что они были оклеветаны, что они были несправедливо лишены своего имущества, что они на протяжении многих лет вынуждены были опасаться всяких экстрадиций, а теперь с ними совершенно все в порядке, они как-то ездят по миру, чувствуют себя свободными, уверенными, не бедными, прямо заметим, людьми. Так что, в этом смысле все в порядке.

Есть, так же, как есть несомненно выигравшие, вот эти самые юристы, во всей этой истории, есть человек, с которым дело обстоит худо. Это Пичугин. И совершено не случайно, абсолютно правы, между прочим, те слушатели, которые задают мне прямой вопрос: что же теперь будет с Пичугиным? Ну, как вам сказать? Судьба Пичугина осложнилась в результате этого решения. Ну, не было такой надежды, к сожалению, что можно будет просто обменять какую-то часть этого решения. Я, откровенно говоря, надеялся. Когда это решение было принято, я был почти уверен, что будет предложен такой deal, что какая-то часть из этих пятидесяти миллиардов акционерами ЮКОСа будет как-то прощена российскому государству в обмен на то, что Пичугин, который сидит по обвинению во множестве убийств, обвинение абсолютно пустое, в обвинении этом не содержится, оно совершенно не стоит на ногах, но тем не менее, он был осужден пожизненно. Человек сидит, жизнь его идет, а он продолжает сидеть.

И, конечно, об этом много раз говорил и Ходорковский, который, кстати, надо заметить, не участвует в этой истории. И вот на этот счет у меня есть свидетельства, которым я совершенно доверяю, что Ходорковский действительно никаким образом не ввязан в эту историю с этими 50-ю миллиардами. И сделано это потому, что в ЮКОСе был такой заранее разработанный аварийный механизм, что в случае ареста одного из крупнейших акционеров он автоматически полностью лишается какой бы то ни было собственности в ЮКОСе и лишается какого бы то ни было права принимать какие бы то ни было решения. Это была просто защита от пыток. Чтобы этого арестованного в случае, если его попытаются пытать в тюрьме, чтобы он мог твердо сказать: послушайте, не мучайте меня, я все равно ничего не могу, мне ничего больше в ЮКОСе не принадлежит, я не могу там принимать никаких решений. Этот механизм был приведен в исполнение, Ходорковский лишился всего в ЮКОСе, и поэтому действительно он не имеет никакого отношения больше, никакого касательства вот к этим процессам о 50-ти миллиардах.

С.Пархоменко: Ходорковский действительно никаким образом не ввязан в эту историю с этими 50-ю миллиардами

Но, например, он говорил, опираясь на свои взаимоотношения с другими своими коллегами и с другими акционерами ЮКОСа, что, конечно, он хотел бы и он, что называется, за ценой не постоял бы для того, чтобы освободить Пичугина. Ну, вот, будем смотреть, как они будут справляться теперь, и как будут происходить эти переговоры. Теперь, я не сомневаюсь, что эти переговоры идут, идут они трудно, но задача эта перед акционерами, бывшими владельцами ЮКОСа, несомненно, стоит.

Целый ряд людей спрашивает меня, почему я молчу про малазийский Боинг. Друзья мои, потому что времени у меня не хватает на него. Видите, вот все съел ЮКОС. Давайте я в следующей программе поговорю про малазийский Боинг, тем более, что там есть кое-какие новости. С некоторыми новостями познакомила нас вот эта странная – как бы ее назвать-то, боже мой – представительница, так скажем, российского МИДа Мария Захарова, которая там в очередной раз что-то такое заголосила по поводу каких-то вновь открывшихся обстоятельств. В следующий раз поговорим про это. Не торопитесь.

Что я хотел еще, о чем я обязан поговорить на этой неделе? Ну, о Бастрыкине, конечно, и об этом поразительном тексте. Вообще, есть вещи, которые меня удивляют. Меня удивляет, например, отношение к этому персонала организации под названием Следственный комитет. Я понимаю, что они – люди служивые, в погонах, у них там субординация, военная дисциплина и всякое такое. Но, знаете, во всех армиях мира всегда существовала процедура смещения опозорившего себя командира, вот, струсившего офицера. Когда человек убегает, когда человек начинает метаться, паниковать, рыдать, когда с ним случается истерика в окопе, когда он начинает бегать, разрывать на себе одежду, кричать: мы погибли, мы пропали, спасите нас! Пожалуйста, не убивайте! – и так далее, вот в этой ситуации обычно его подчиненные этого человека как-то связывают, затыкают ему каким-то носком рот или, я не знаю, чем еще, какой-нибудь портянкой, и укладывают его куда-нибудь поглубже в землянке, чтобы он не мешал и чтобы не орал.

Вот почему ничего подобного не произошло сейчас с Бастрыкиным, я не понимаю. Потому что все-таки под его началом служит большое количество офицеров, и я не могу допустить, чтобы среди этих офицеров не было бы людей, сохранивших какое-то представление о том, как военный человек, как человек в погонах должен вести себя в отношении труса и истерика. Потому что то, что произошло с Бастрыкиным публично, это публичная истерика смертельно перепуганного человека. Человека очень слабого, очень подавленного, очень отчаявшегося, человека очень опасающегося за себя. Вот если прочесть то, что он написал – во всяком случае то, что он опубликовал под своим именем.

Я уверен, кстати, что он этого не писал. Уверенность моя основана на том, что я глядел довольно подробно в исследования «Диссернета» относительно книг Бастрыкина – книги его в значительной мере состоят из позаимствованного чужого материала, и у меня есть такое впечатление, довольно уже такое надежное впечатление, что Бастрыкин двух слов связать не может сам, что никакого текста написать Бастрыкин неспособен.

Поэтому, ну, я уж не знаю, кто это писал – ну, неважно, кто-то писал, Бастрыкин подписывал и публиковал от своего имени. И это текст человека очень испуганного, человека очень беспомощного, очень слабого, который кричит и умоляет его прежде всего не трогать. Который обращается к начальнику со словами: пожалуйста, спасите меня, прикройте меня, помогите мне, отпустите меня и сделайте как-нибудь так, чтобы я остался цел. Вот смысл его текста.

Конечно, он это наряжает в какие-то очень агрессивные формы и формулы. Конечно, он наряжает это в формулировки крайне оскорбительные для тех, о ком он пишет. Ну, прежде всего это человек, который умудряется о населении Российской Федерации, не побоюсь этого слова, о российском народе, говорить в выражениях, которые заставляют нас думать, что он считает, что это люди – вот мы с вами, люди, которые живут в России – это люди, которые готовы мгновенно продать все святое за копейку, вот просто отдаться первому, кто предложит сухую горбушечку.

Мы, конечно, неспособны понять что бы то ни было, оценить что бы то ни было, разобраться в чем бы то ни было. Нас обмануть – одну секунду и купить за копейку. Вот то, что думает о нас Бастрыкин, во всяком случае то, что он считает нужным сообщить о нас своему начальнику. Он врет о нас своему начальнику. Он клевещет на нас своему начальнику, пытаясь выставить нас перед своим начальником в виде вот этих вот жалких продажных тварей. А боится-то на самом деле он.

Очень хорошо сказал один мой коллега, с которым я тут обсуждал на неделе этот текст. Он сказал: у человека, который излагает такие замыслы в письмах – я прямо запомнил эту формулировку – у человека, который излагает такие замыслы в письмах, большие проблемы с исполнением этих замыслов. Ну, в общем, правда.

Если бы у Бастрыкина был хоть микроскопический шанс исполнить что-нибудь из того, что он опубликовал под своим именем в этом тексте, который навалял для него кто-то другой, то, конечно, он бы не публиковал этого в «Коммерсанте». Просто совершенно очевидно он бы пошел это исполнять, он бы пошел это пробивать, он бы пошел это как-то протаскивать. Вместо этого он устроил истерику в окопе. Он метался в траншеях с криками: пожалуйста, пожалуйста, спасите, не убивайте нас, как-нибудь дайте нам что-нибудь, чем мы можем прикрыться!

И я не понимаю, почему другие люди, которые вместе с ним находятся в этом окопе, грубо говоря, которые служат в этом самом Следственном комитете, почему они как-то не надавали ему по щекам, не вылили ему на голову ведро воды и не спросили у него: что, собственно, происходит. А должны были. На самом деле вот так поступают обычно с человеком, впавшем в публичную истерику.

На этом фоне немножко смешно выглядят сегодняшние какие-то стенания и страдания по поводу назначения вот этой самой омбудсвумен в погонах, обладательницы двух очень смешных диссертаций – это такая самодельная доморощенная теология, чрезвычайно беспомощная и такая примитивная. Она там пытается растащить на кусочки всякую такую околоправославную мораль, довольно примитивно и плоско понятую, и защитить это в виде один раз - докторской диссертации по праву, а другой раз - докторской диссертации по философии. Смешная она на самом деле.

Я посмотрел, чем она занималась, эта самая генеральша Москалькова, чем она занималась в Думе. Занималась она в основном Жилищным кодексом, казалось бы, неплохо. Попутно наговорила чудовищных каких-то глупостей, каждый раз, когда она вылезала куда-то за пределы этого известного ей и, в общем, сюжетов, в которых она более-менее научилась за эти годы разбираться, сюжеты по поводу совершенствования Жилищного кодекса. По интернету сейчас ходят целые коллекции ее всяких поразительных глупостей, которые она успела наговорить, все по этому поводу очень огорчились.

У меня есть вопрос к тем, кто сейчас огорчился. Скажите, друзья, а почему вы вообще считаете, что в сегодняшней России, вот в той России, в которой, там, не обливают холодной водой Бастрыкина, например, и не загоняют его в землянку, чтобы он не метался по траншее и истошно не орал, в России, где председателем общественной наблюдательной комиссии, той самой, которая должна заниматься, например, наблюдением за условием содержания заключенных в разных местах лишения свободы, этим человеком является Антон Цветков. Забыли? А я помню. А помните, кто такой Антон Цветков? Погуглите. А помните, с каких позиций этот Антон Цветков занимается защитой прав заключенных разного рода? Ну, посмотрите.

А вот еще у нас есть такая Ольга Костина, известный правозащитник, которая до 13-го года занималась тем, что руководила организацией, распределявшей государственную помощь разного рода благотворительным некоммерческим и всяким прочим организациям. Помните, кто такая Ольга Костина? Ну, выясните. Сходите в интернет и поглядите, откуда она взялась, чем она занималась и что она успела наговорить.

С.Пархоменко: Ходорковский лишился всего в ЮКОСе, и поэтому действительно он не имеет никакого отношения больше

Вы знаете, я не очень понимаю, почему как-то по всей стране суббота, а вот в этом месте, где сидит уполномоченный по правам человека, должен быть почему-то четверг. Сегодняшней России не полагается уполномоченного по правам человека. Сегодняшняя Россия отменила проблему прав человека. В сегодняшней России глава Следственного комитета выступает с систематическим, правда, очень коряво изложенным, но тем не менее, последовательным предложением нарушить, разрушить всю систему прав человека, попрать конституционные гарантии прав человека, и после этого остается на свободе. Боле того, он остается на своем месте! Более того, он остается со своими погонами! Более того, к нему в кабинет не заходит ни один его подчиненный и не дает ему пощечину.

Это происходит в сегодняшней России. А вы хотите, чтобы после этого назначали какого-то уполномоченного по правам человека, что ли? Не положено. В России система государственного надзора, государственных гарантий прав человека разрушена осознанно, она разрушена президентом Российской Федерации, который является гарантом этих прав, и который от этих гарантий давно отказался. И непонятно, почему должен быть какой-то уполномоченный по тому, что президент отменил – с чего это? Это какой-то рудимент и атавизм. Это вот примерно, знаете, бывают люди с хвостиками по-прежнему. Бывают люди с волосатыми ушами. Это вот то, что осталось им от предков. Вот это такие позиции, и вообще вся контора уполномоченного по правам человека – это волосатые уши российского государства, ни что иное.

Да, какое-то время на этом месте сидел человек по имени Владимир Петрович Лукин, который умел, прикидываясь, как-то тонко маневрируя, позволять некоторым своим подчиненным делать некоторые дела, шедшие совершенно вразрез с этой государственной политикой попрания прав человека. Ну, прошло это время. И, в сущности, это будет и дальше так выглядеть. Будет эта контора, она сохранится формально. Будет дом в Москве, на котором будет вывеска. Я даже примерно знаю, где этот дом, он недалеко от проспекта Сахарова находится. И на этом доме написано: уполномоченный по правам человека Российской Федерации. И там будет сидеть начальник в кабинете, а еще в других кабинетах поменьше будет какое-то количество людей, я надеюсь, которые тихо беззвучно вопреки желанию этого начальника будут стараться сколько-то времени делать какие-то дела, которые соответствуют их представлениям о добре и зле.

Вот ровно так же, как при этом Антоне Цветкове, который глава Общественной наблюдательной комиссии, там же есть, я не знаю, Зоя Светова, которая продолжает делать свое дело. Там есть Борщев, там есть Наталья Каретникова, там есть Елена Масюк, которые делают свое дело вопреки тому, что над ними посажен человек, задача которого заключается в том, чтобы разрушить и не допустить то, что они делают.

Так же ровно это будет и в системе уполномоченного по правам человека. Сейчас она будет бороться с вмешательством в эту правозащитную тематику со стороны ужасных западных спецслужб, сейчас она будет последовательно закрывать правозащитные организации. Она будет рекомендовать применять все больше и больше, все шире и шире применять закон об иностранных агентах и закон о нежелательных организациях на территории Российской Федерации.

Она будет вести постепенно дело к тому – и она будет одним из главных моторов этого движения, вы это увидите – вести дело к тому, чтобы понятие «иностранный агент» распространилось бы на физическое лицо в Российской Федерации. Вот сегодня нельзя, например, меня объявить иностранным агентом, потому что я не являюсь организацией. Я человек. И вас нельзя. Вот каждого из слушающих меня в отдельности невозможно объявить иностранным агентом. Это упущение, это непорядок – следует это исправить.

Вот этим и займется вот эта вот омбудсвумен в погонах, в частности. Ну, может быть, она постесняется говорить об этом прямо, но что она будет этим заниматься там под кроватью, это совершенно очевидно. А вы как хотели? А вы думали, что на этом месте почему-то будет существовать уполномоченный по правам человека что ли? Это было бы очень странно. Это было бы очень нелогично. И в некотором роде то, что произошло сегодня, это приведение в систему того, что случилось на самом деле.

С.Пархоменко: То, что произошло с Бастрыкиным - это публичная истерика смертельно перепуганного человека

Вот так к этому и относитесь – может быть, вам проще будет? И продолжайте делать свое дело, как делают Зоя Светова, Валерий Борщев и Наталья Каретникова свое дело там, где вот их участок фронта.

Это была программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко. Всего хорошего, до свидания, встретимся с вами в будущую пятницу.