Суть событий - 2016-04-08

С. Пархоменко

Конечно, я хотел начать с подробного большого разговора про то, что называется «панамскими бумагами», но целый час прекрасных объяснений и рассуждений, который вот только что прошел в эфире с участием Андрея Мовчана – ну, я не стану повторять многого из того, что он сказал. Не во всем я с ним согласен по существу, по, так сказать, экономической части, но есть некоторые другие соображения, на которых я здесь хотел бы остановиться.

С.Пархоменко: У Кремля были все возможности это прокомментировать так, чтобы эти ответы тоже попали в тексты

Во-первых, профессиональная сторона дела, профессиональная с точки зрения журналистики. Вот очень много после того, как были опубликованы эти материалы, очень много я видел разнообразных разговоров про то, что это слив, про то, что это вброс. Употребляют всякие такого рода обидные слова. И вот, дескать, чем это отличается от вбросов, которые бывают, там, я не знаю, на «НТВ» или в газете «Известия»?

Вы знаете, это отличается радикально. Прежде всего потому, что это вообще никакой не вброс и вообще никакой не слив. И разница заключается в том, что недобросовестная журналистика, которая вот как раз с этими обидными жанрами обычно связана – это журналистика, или «так сказать журналистика», при которой человек, который прикидывается журналистом, получает в руки какие-то документы и считает, что на этом работа сделана – не им, а кем-то другим. Вот кто-то что-то для него подобрал, кто-то что-то ему собрал, кто-то что-то ему всучил – и можно нести это, так сказать, как это раньше говорили, в машбюро, где сидят машинистки, которые это все аккуратненько перепечатают. И все – можно это на газетную полосу, а можно это прочесть вслух по радио или еще что-нибудь вроде того.

Это не журналистика вообще, это Хинштейн. Вот нынешний так называемый депутат Хинштейн, когда-то был так называемым журналистом Хинштейном – и он вот как раз отличался такого рода деятельностью. Он публиковал в «Московском комсомольце» тексты, в которых, ну, условно говоря, от его имени была только вступительная фраза: мне тут принесли бумаги – во! И дальше шло двоеточие, и дальше много-много какого-то совершенно чужого материала.

А между тем, то, с чем мы имеем дело в случае, скажем, с этим «панамским» скандалом – это ситуация, в которой получение исходной информации – это не конец работы, а только ее начало. И, начиная с этого момента, происходит, так сказать, отсчет времени и отсчет работы в данном случае нескольких сотен журналистов из разных стран. И вот это вот чрезвычайно, конечно, было серьезно, потому что никто не отнесся к этим документам так, как будто бы это готовая работа, которую можно публиковать.

Это только исходный материал, который подлежит дальнейшей обработке, дальнейшей перепроверке, и нужно здесь быть готовым к тому, что существенная часть этого материала окажется некондиционной, непроверяемой, недостаточно достоверной, недостаточно убедительной, придется от этого отказаться. Может быть, даже все придется выбросить, а что-то останется.

Вообще история появления этих документов, она сама по себе довольно забавна. Я не знаю, видели ли вы, это так как-то промелькнуло в начале этого скандала в разных социальных сетях. Ну, что называется, опять на бабе погорели. Вот сейчас руководство этой компании «Mossack Fonseca», вот этой самой огромной юридической фирмы, которая на протяжении многих лет организовывала создание разного рода офшорных компаний, они теперь говорят о том, что они стали жертвой кибератаки, что вот кто-то взломал их сервер, что кто-то извне осуществил туда проникновение, украл материал и так далее. Это забавно, потому что, ну, это наносит им, конечно, гораздо больший ущерб. Юридическая компания, которая не сумела защитить свои серверы – это вообще какой-то ужас-ужас.

На самом деле все выглядело, с одной стороны, гораздо прозаичнее, а с другой стороны, гораздо романтичнее. Потому что вот это самое название «Mossack Fonseca» – это два живых человека, два партнера, которые организовали эту компанию: одного из них зовут Юрген Моссак, а другого – Рамон Фонсека. Рамон Фонсека этот, между прочим – довольно знаменитый, ну, там, в Латинской Америке, довольно известный писатель, и он получил некоторое количество литературных премий. В общем, лицо такое довольно известное.

А вот этот самый Моссак – юрист с чрезвычайно любопытным прошлым. Он родился в 48-м году, после того, как его отец, эсэсовец немецкий, бежал в Латинскую Америку от преследований, когда выяснилось, что вот он служил в Ваффен-СС, и к нему были какие-то довольно серьезные претензии.

И вот проблема заключается в том, что, по всей видимости, эти бумаги сдала международному консорциуму журналистов некая дама, которая работала в этой компании и которая состояла в близких интимных отношениях вот с этим самым Моссаком и как-то жестким образом с ним рассорилась. И вот появились публикации, главным образом во всякой латиноамериканской прессе, о том, что вот сотрудница этой компании таким образом отомстила за свое увольнение. А уволена она была после того, как кончился ее роман с этим человеком, довольно уже не мальчиком. Если он 48-го года, то ему сколько? 68 лет, да? Ну, вот, что называется, бес в ребро, бывает.

Так что, вот с этого дело началось. Я подчеркиваю: началось. И дальше выяснилось, что это такой объем материалов, что для качественной их проверки… Зачем нужно было создавать, точнее, отдавать этот материал немецкой газете «Süddeutsche Zeitung», которая его счастливо получила? Почему, собственно, они его отдали этой огромной группе, специально сформированной для этого из более или менее четырехсот журналистов, где российских было только трое? Ровно для этого – для того чтобы их проверить. Для того чтобы сличить с реальными обстоятельствами. Для того чтобы свести концы с концами. Для того чтобы задать вопросы фигурантам.

С.Пархоменко: Говорить о том, что это слив, говорить о том, что это вброс – ну, это просто не понимать, что это такое

Вот это важная история. Вы же помните замечательную истерику Пескова, которая произошла за несколько дней до того: что вот готовится слив, взрыв, готовится вброс, - говорил он. Мы получили там какие-то приторно-вежливые вопросы, - вот как-то так он это формулировал. Это что это было? А это было формальное обращение к Администрации президента, точнее к пресс-службе Администрации президента, с просьбой прокомментировать те факты, которые обнаружились в этих документах. Зачем это нужно было сделать? Ну, таковы формальные правила у хорошей журналистики: нужно спросить другую сторону, без этого расследование является неполноценным. Нужно предоставить другой стороне возможность высказаться, иначе публиковать этого нельзя, иначе это не устоит ни перед каким судом. А главное, что это крайне неверно, неточно с точки зрения профессиональной журналистской этики.

И несмотря на то, что понятно, что не было никаких шансов получить эти ответы, но, тем не менее, эти вопросы были заданы, и у Кремля были все возможности это прокомментировать, прокомментировать так, чтобы эти ответы тоже попали в тексты, которые потом будут публиковаться вместе с этими документами. Они предпочли этого не делать, предпочли устроить эту пресс-конференцию Пескова, где он что-то такое там голосил.

Но с журналистской точки зрения это очень сильно. И это еще один пример такой новой сетевой журналистики, которая возникла благодаря развитию современных средств коммуникации, прежде всего.

Знаете, интернет сам по себе ничего не ищет, и компьютер сам по себе ничего не анализирует. Анализируют живые люди, которые связаны между собой с помощью интернета и с помощью компьютера. И в этой ситуации можно организовывать очень большие, научным языком выражаясь, коллаборации, то есть группы людей, работающих совместно, разделяющих общую работу на множество маленьких элементов, так, чтобы каждый занимался своим кусочком, каждый проверял на каком-то своем направлении. Каждый берет несколько, может быть, страничек этого огромного объема и утаскивает их, так сказать, в свою норку и там их исследует.

Ну, вот совсем недавно мы видели такую же историю, совершенно выдающуюся, компании Bellingcat, которая таким образом профильтровала сотни тысяч бессмысленных и идиотских аккаунтов ВКонтакте и в Одноклассниках, для того чтобы найти там членов экипажа того самого Бука, который сбивал малазийский Боинг в Восточной Украине. Тоже это стало возможным потому, что они собрали огромную корпорацию людей, которая работала совместно, в которой каждый участник координировал свои действия с другими, и где можно было вместе изучить огромное количество разрозненных документов, каждый из которых – в данном случае фотографии, которые были в этих социальных сетях – каждый из которых никакой особенной информации не несет, но все они вместе создают картину происходящего. Там анализировали фотографии, которые разные солдатики наснимали, отправляя домой, на фоне всяких пейзажей, не обращая внимания на то, что у них работает геопозиционирование, и что на этих фотографиях стоит метка, где это сфотографировано и когда это сфотографировано. Ну, и так далее. Если захотите, посмотрите.

А вот здесь точно так же была создана огромная коллаборация, международная коллаборация журналистов, которая занималась проверкой этих материалов. И говорить о том, что это слив, говорить о том, что это вброс – ну, это просто не понимать, что это такое, не понимать, как это устроено. И при этом надо понимать, что то, что мы получили сейчас – это очень небольшая часть этих документов, уже проверенных. Понятно, что одиннадцать миллионов страниц и за год невозможно было изучить, все эти бесчисленные гигабайты информации. Кроме того, понятно, что значительное количество документов обнаруживают внутри себя какую-то связь с другими документами, которые теперь можно искать.

То есть, это только начало большого расследования и начало формирования огромной транснациональной группы, даже я бы сказал, не группы, а сообщества журналистов, которые будут совместными усилиями эту информацию проверять, совместными усилиями ее сводить воедино, находить в ней какие-то подходящие друг другу, казалось бы, разрозненные элементы.

Ну, грубо говоря, две стороны одной сделки: вот документ о том, кто продавал, а вот документ о том, кто покупал, и нужно эти два документа сложить вместе, и тогда появляется некоторая общая картина. Чего, кстати, во многих случаях сейчас не хватает.

Об этом, например, очень хорошо писал такой замечательный экономический журналист Дмитрий Бутрин, вы его хорошо знаете. Вот он написал очень разумные вещи о том, что та информация, которая обнаружилась сейчас, она очень фрагментарна. Мы видим какие-то кусочки, какие-то хвостики. И нужно теперь приложить это одно к другому, для того чтобы получить общую картину.

Ведь понятно, совершенно очевидно, что вовсе не этот, «Mossack Fonseca» - это не единственная и, наверное, не самая большая компания, которая занимается вот этим. Не открытием офшорных фирм, а в целом осуществляет вот эту огромную услугу на международном финансовом рынке – услугу по сокрытию владельцев компаний, транзакций, которые между ними происходят, происхождения денег и так далее и так далее.

Ведь сама по себе офшорная деятельность законом не запрещена, это тоже верно. И те, кто говорят об этом, в частности, вот Андрей Мовчан здесь об этом говорил, нет ничего криминального в том, что у вас есть офшор – это не нарушение никакого законодательства. Это, так сказать, преступление против нравственности, прежде всего политической нравственности, против политической морали. Поэтому от этого страдают прежде всего политики. Им нельзя. Всем можно, а им нельзя. Или те политики, как в нашем случае, которых можно подозревать в связи с такого рода операциями.

Вот президент России Путин раза четыре сказал в той пятиминутной речи, которую он произнес на этом самом Медиафоруме два дня тому назад, раза четыре произнес фразу «ваш покорный слуга». В общем, этот вот покорный слуга там не замечен в том и в этом… о вашем покорном слуге речи не идет… и так далее.

Ну, знаете, когда вы видите на улице человека с красной мордой, с текущими слюнями, с мокрыми штанами, шатающегося из стороны в сторону, и с бутылкой, которая торчит из оттопыренного кармана, орущего какие-то песни и пахнущего перегаром, то вы, конечно, можете сказать, что это результат каких-то травм, полученных в детстве, что вот, наверное, он болен какой-то редкой заразной болезнью, или вот он только что случайно подвергся нападению уличных хулиганов, или еще что-нибудь можете про него придумать.

Но вообще, скорее всего, вы скажете: он нажрался, как свинья. И будете правы. Хотя это вроде как пока вы не заставили его подуть в трубочку и не знаете содержание алкоголя в его крови, вы не можете этого утверждать. Но есть все признаки для этого.

Так вот, налицо все признаки, много-много признаков, складывающихся в очевидную картину, что имелся человек, намеренно найденный, так сказать, на стороне, намеренно выбранный из тех, на кого, что называется, не подумаешь, на котором было завязано большое количество разного рода коррупционных схем, так или иначе связанных с фигурой президента России.

Это видно. Это не доказано, но это видно. Потому что никакого другого разумного объяснения вот этой активности виолончелиста Ролдугина, кроме того, что это человек, который от всех остальных виолончелистов на свете отличается только одним – тем, что он тесно связан с президентом Путиным. В остальном он такой же виолончелист, как все.

Но вот есть вот такое совпадение, именно он связан с президентом Путиным и именно он владелец компании, через которую в последнее время прошло два миллиарда долларов. Вот как это сошлось на одном человеке, не очень понятно. Во всех случаях, кроме одного: если окажется, что это, условно говоря, такой кустик, это вот та система, которая очень ярко в свое время расцвела, например, при Лужкове в Москве. Лужков, как известно, не брал взяток, и никаких конвертов никто не носил. Но было известно, что если вы хотите что-то делать в Москве, вы должны положить вон под тот кустик.

Ну, главным образом этими кустиками, как я понимаю, или как много раз было написано в разных местах, управляла его жена Елена Батурина, она выращивала эти кустики. Ну, вот как-то положите под кустик, и все будет хорошо. А дальше все как-то само начинало получаться: документы начинали оформляться, разрешения начинали получаться, все становилось в порядке.

С.Пархоменко: Нет ничего криминального в том, что у вас есть офшор – это не нарушение никакого законодательства

Вот это обычная система наверху, на высоком уровне, когда люди перестают брать конверты. Вот то, что мы видим в кино, вот с этой переноской больших металлических чемоданов, полных перевязанными резиночками пачками денег – этого всего уже много десятилетий как не существует. На самом деле вот, ну, известно, куда нужно сделать перевод через офшорную фирму. И правильный пацан от неправильного пацана отличается тем, что он знает, куда. И вот выбирается человек – должен же кто-то это держать – выбирается человек, на которого не подумаешь, человек со стороны.

Потому что если это военный, если это фээсбэшник, если это служащий каких-нибудь госструктур, если это какой-нибудь крупный бизнесмен, или если это кто-нибудь – на него можно подумать. А это вот человек сбоку, его и не найдут. И то, что происходило с президентом Путиным – вот это последнее, что я хочу сказать на эту тему в первой половине моей программы – то, что происходило с президентом Путиным два дня тому назад – это довольно редкая вещь. Мы видели президента Путина, который что-то скрывал, который что-то недоговаривал, который что-то мутил, который что-то там чуть-чуть привирал, который чуть-чуть что-то такое там подкладывал одно к другому, или ошибался, вполне отчетливо было видно, что он не очень представляет себе, о чем он говорит, и что он не знает в действительности этих фактов, или этих цифр, или этих обстоятельств. Но говорит, и вот как-то получается у него какая-то фигня.

Мы много раз видели президента Путина, который говорил какие-то вещи, не соответствующие так или иначе действительности. Но я думаю, что мы первый раз видели президента Путина, который нес отчаянную ахинею, который просто, что называется, забросил чепчик за мельницу, который врал, совершенно не задумываясь о том, чтобы кто-нибудь в это поверил. Потому что история про то, что он покупает виолончели и скрипки на все деньги и сдает их государству – это такое отчаянное размашистое вранье, причем придуманное две минуты тому назад.

У меня такое впечатление, что вот, скажем, финал от этой фразы, когда он стал говорить о том, что, а вот он сейчас в течение последнего месяца оформляет – это произошло оттого, что он, уже когда говорил это, он в этот момент подумал: господи, боже мой, что же я несу-то такое?! Они же это все проверят и не найдут ведь никаких скрипок. Что же делать-то? Что же делать? А, ну вот – он оформляет это, он сейчас как раз это все оформляет.

Что это означает? Это означает, что рассчитывали, что не найдут. Это означает, что казалось им, что спрятали очень хорошо, что Ролдугин – это очень хорошая идея. Действительно, какой-то виолончелист, концертмейстер группы виолончелей в оркестре Мариинского театра, начальник не самой большой и не самой знаменитой в стране Санкт-Петербургской консерватории. В общем, человек очень сильно сбоку. Думали, что спрятали очень хорошо. А нашли все равно. И вот некоторая оторопь по этому поводу, она как раз отразилась в этой самой истории с отчаянным президентским враньем, которое, несомненно, останется в анналах российской политической истории.

Это первая половина программы «Суть событий», через три-четыре минуты продолжим. Я Сергей Пархоменко, не удаляйтесь от ваших приемников.

НОВОСТИ

С. Пархоменко

Читал, как обычно, ваши сообщения, которые приходили вот на протяжении первой половины программы, читал их, пока шли новости. Ну, и должен совершенно согласиться с Александром из Смоленской области, который радостно присылает нам свою догадку: «Плейшнер, - пишет он, - Ролдугин – это Плейшнер!» Да, Александр, совершенно точно, вот это именно этот принцип, и именно это я имел в виду.

Кто помнит фильм «17 мгновений весны», тот помнит, как Штирлиц выбирал кандидата на роль, так сказать, важного гонца, посредника, связника и так далее. Он выбирал странного постороннего человека, на которого не подумаешь – какого-то профессора из какого-то зоологического музея или чего-то вроде этого. Ну, где музей, а где, собственно, политика, где разведка, где война и где все остальное? Вот ровно так оно и устроено. И действительно именно так, я уверен, именно так выбирался и Ролдугин.

Еще один вопрос, на который действительно надо ответить, попробую коротко. Тоже Александр, но, судя по номеру телефона, другой Александр, спрашивает: «А вот Викиликс считает это атакой США. Почему?» Ну, Александр, а потому, что Джулиану Ассанжу надоело сидеть в Лондоне в посольстве Республики Эквадор, где он сидит уже черт знает сколько времени, у него нет никаких шансов оттуда вылезти. И, по-моему, он пытается уже придумать последнее – он пытается как-нибудь подружиться с Путиным и с Россией и заработать каким-нибудь образом то, что издалека ему кажется очень успешным решением, которое придумал его коллега по такого же рода неприятностям господин Сноуден.

Надеется – вот поэтому. Потому что Ассанж надеется. Вообще то, что он написал, это довольно слабо и на него вообще не похоже, он обычно оперирует какими-то более серьезными аргументами, информацией. А здесь что он написал? Он открыл поразительную сногсшибательную информацию о том, что Международный консорциум журналистов получал среди прочего гранты от Джорджа Сороса.

Да кто только не получал гранты от Джорджа Сороса! Все российские университеты крупнейшие, все, 80 российских университетов получали от Джорджа Сороса гранты на устройство кабельной сети, на которой до сих пор существует российский интернет. Это сделано на деньги Сороса. Международный научный фонд, который работал здесь в 90-х годах, содержал всю российскую науку, целиком. Это что, она вся работает не Соединенные Штаты что ли? Ну и так далее.

С.Пархоменко: Правильный пацан от неправильного пацана отличается тем, что он знает, куда

Чего только Сорос не спонсировал. Сорос – известный филантроп, тратящий много денег на разные благие дела, и он большой молодец, что, в частности, он финансирует работу этого огромного Международного консорциума журналистов, который берется за множество разных полезных дел. Это не первое его расследование и, я надеюсь, не последнее. Вот взялось и это.

Кстати, есть отдельная такая легенда о том, что в тех материалах, которые уже опубликованы из панамского расследования, нет никаких американцев. Вранье. Суньтесь в интернет, опять же, наберите просто в поиске, там, я не знаю, на любом доступном вам языке: американские корпорации, панамский скандал. И увидите: около тысячи фигурантов сегодня есть американских в уже опубликованных материалах. А я подчеркиваю, что нас ждет еще очень много других, еще пока не опубликованных.

Но с другой стороны, можно себе представить, что эта конкретная компания, строившая разные офшоры, может быть, была не так уж и популярна среди американских разного рода компаний, потому что у них есть другие возможности. Например, у них есть штат Делавэр, который тоже офшорная зона, и традиционно, если кто хочет уходить от налогов тем или иным способом, то пользуется этим. Или пользуется тем, что есть несколько еще компаний на Британских Виргинских островах, и там есть офшорные компании, которые как-то там традиционно работают для американцев.

И все равно – тысяча клиентов – тысяча уже нашлась! А сколько найдется еще, и сколько там будет среди них связей с американскими политиками, это мы с вами еще посмотрим.

Я хотел уйти от этой темы и перейти к той, по поводу которой у меня есть очень много вопросов, и в том числе вопросов вот здесь, пришедших во время уже программы по смс и через интернет, и в тех вопросах, которые были на сайте, это вопросы, связанные с законом о Национальной гвардии, который был внесен президентом очень спешно, и который, по всей видимости, на всех парах, все сметая на своем пути, пройдет сейчас через Госдуму, поскольку президент уже сказал, что решение принято, и уже объявил – еще никакого закона нет, а он уже объявил о кадровых перестановках и организационных изменениях.

Вот он уже на наших глазах сказал министру Внутренних дел о том, что у него убывает. И уже представил Виктора Золотова в новом качестве. А вот интересно, что будет, если закон теперь не примут? Вот как это все будет выглядеть? Правда, такая получилось смешная демонстрация абсолютного пренебрежения, я бы сказал, глубокого наплевательства на то, что делает вид в России, что является законодательной системой.

Ну, мы много раз с вами про это говорили, что на самом деле никакого парламента в России нет, никакой Государственной Думы нет, а есть отдел Администрации президента, который исполняет эти сугубо декоративные функции. Вот нам еще раз это продемонстрировали, показали, прямо вот на наших глазах это произошло: сначала сообщили о принятом решении, а потом отправили в Думу законопроект. Не об этом.

И вот это, кстати, первая важная вещь, о которой я хочу сказать. Обратите внимание: это не закон о Национальной гвардии, который сейчас все обсуждают. Это закон о войсках Национальной гвардии. Это серьезная вещь, это абсолютная телега, переставленная впереди лошади, потому что уже в этом законе о Национальной гвардии есть много ссылок на то, что там называется: правовые акты федерального органа исполнительной власти, уполномоченного в сфере деятельности войск Национальной гвардии. Это значит, что предстоит еще создать нечто, грубо говоря, Министерство Национальной гвардии, или можно убрать слово «министерство», а просто сказать: это Национальная гвардия.

Вот у нас есть федеральный орган исполнительной власти, уполномоченный в сфере обороны. Это что? Министерство обороны. Федеральный орган исполнительной власти, уполномоченный в сфере внутренних дел. Это что? Министерство внутренних дел.

А вот будет еще такой же орган, уполномоченный в сфере Национальной гвардии, потом, когда-нибудь. Про него даже еще законопроекта нет. Но есть законопроект о том, чем этот орган, еще не существующий, будет управлять – армией. Это означает, что армия в данном случае гораздо важнее самого института.

Что можно сказать, глядя на этот законопроект о том, что задумано? Тут я призываю всех найти в интернете и прочесть короткий, но очень ясный текст Эллы Панеях, она много раз была у нас в эфире. Вы знаете, это очень хороший специалист по практике правоприменения в Российской Федерации. Она написала и вывесила в Фейсбуке – честно говоря, я не уследил, есть ли он на сайте «Эхо Москвы», если до сих пор нет – отсюда прямо обращаюсь к редакторам сайта «Эхо Москвы»: пожалуйста, возьмите его и повесьте. А если он уже там висит, то примите мои извинения, что я его там не заметил.

В любом случае очень легко его найти, набираете в поиске: Элла Панеях, Национальная гвардия – и находите этот текст, где очень аккуратно, понятно и ясно разобран законопроект и основные какие-то его элементы, политический смысл этого.

С.Пархоменко: Мы первый раз видели президента Путина, который нес отчаянную ахинею

Есть еще один текст, на который я обращаю ваше внимание, это появившийся в «Ведомостях» сегодня текст Кирилла Рогова, который называется, по-моему, «Эскалация безопасности» или что-то вроде этого. Ну, тоже наберите: Кирилл Рогов, Национальная гвардия – и сразу найдете. Замечательный текст о том, как слабые режимы, режимы, которые начинают осознавать себя слабыми, режимы, которые начинают понимать, что у них проблемы, и что дальше проблем будет еще больше, и что нужно каким-то образом защищаться, они начинают создавать вот такие структуры.

И этот случай, случай вот этих войск, не Национальной гвардии, а войск Национальной гвардии, он блистательным образом вписывается вот в эту тенденцию. Почитайте, очень ясно и здорово это там изложено.

Что можно сказать, глядя на текст? Ну, во-первых, масштаб события. Это не правоохранительная структура, это армия. Это еще одна армия, она, по-всей видимости, всего вдвое – даже меньше, чем вдвое – будет меньше того, что называется Вооруженными силами Российской Федерации. Вот по состоянию на 2016 год – я нашел официальные цифры – численность армии России составляет около 770 тысяч человек, и это одна из самых больших армий в мире, между прочим. А если посчитать то, что, уже сейчас понятно, должно войти в эти войска Национальной гвардии – а ничто не запрещает еще увеличить эту численность, ну, просто если взять все как есть, то, что собираются свалить в одну кучу, и свалить в одну кучу то это получится: Внутренние войска – 170 тысяч человек, ОМОН и СОБР – это примерно 30 тысяч человек, итого – 200 тысяч. И еще примерно 200 тысяч – это всякие вневедомственные охраны, ФГУП «Охрана» и всякие инстанции, которые занимаются, скажем, лицензированием оборота огнестрельного оружия и так далее.

Это 400 тысяч. А армия, напомню – 770 тысяч. Это важнейшая вещь.

Вторая важнейшая вещь – это то, что среди методов формирования этой колоссальной силы значится, ни больше ни меньше, как

призыв. Это совершенно поразительная вещь, что этой армии придается такое значение, что по призыву в нее будут набирать людей. С одной стороны, это показывает важность этого, а с другой стороны, это показывает некоторую дополнительную безответственность, сказал бы я.

Потому что, вот смотрите, есть сегодняшний, скажем, ОМОН, который попадает туда, в эту новую армию. Ну, людей туда набирают не случайных. Туда набирают людей взрослых, а не детей; туда набирают людей с подготовкой, так сказать, с прошлым, с послужным списком. А в эти войска Национальной гвардии – сейчас мы с вами посмотрим, какие полномочия они получают – выходит, что туда можно попасть просто по призыву.

Таким образом – ну, мы знаем, кого у нас вообще в принципе набирают по призыву. Туда может попасть, грубо говоря, любой дебил. Завтра окажется, что это человек сумасшедший. Завтра окажется, что это человек с нарушенной психикой. Завтра окажется, что этот человек с уголовным прошлым, с наркотическими всякими привычками и так далее. И он может попасть в эту самую Национальную гвардию.

Вообще, интересный как бы подход к слову «гвардия», правда? Мы привыкли к тому, там, с пушкинских времен, со времен Отечественной войны 1812 года, мы привыкли к тому, что гвардия – это гвардия. Гвардия – это нечто абсолютно элитное, отборное, особое, выдающееся. Что попасть в гвардию – это колоссальная заслуга. Выясняется, что в эту гвардию можно попасть по призыву.

А чем эта гвардия характеризуется? Во-первых, руководством. Вот в этом законопроекте о войсках написано: руководство и управление войсками Национальной гвардии осуществляет президент Российской Федерации. Точка.

Вот, например, если вы посмотрите в аналогичный закон, в закон о внутренних войсках, вы обнаружите, что там есть раздел о том, какую роль в руководстве играет Федеральное собрание Российской Федерации, то есть, Государственная Дума и Совет Федерации, Правительство Российской Федерации. Там прямо есть большие статьи про это. Там есть подробное объяснение, как это все происходит.

Здесь этим управляет президент. Все. Вообще, я просто «поиском» поискал: в этом законопроекте нет слова «Дума». В этом законопроекте нет ни слова о том, каким образом управляется эта новая армия кем бы то ни было, кроме президента.

Дальше про полномочия. Ну, все как-то вцепились в историю со стрельбой без предупреждения. Да, действительно, эта возможность там есть, чуть попозже об этом поговорим. Но, на мой взгляд, важнейшая вещь, которая есть в этом законе, это то, что появляется такая штука, такая вот законодательная вещь, которая называется «охраняемый войсками Национальной гвардии объект». Вот она встречается, вот эта формулировка много-много раз в этом законопроекте: «охраняемый войсками Национальной гвардии объект».

На этом охраняемом объекте можно все. Можно впускать, не выпускать, можно обыскивать кого угодно, задерживать кого угодно, стрелять в кого угодно, устанавливать там комендантский час, как угодно это контролировать, огораживать – вытворять там что хочешь на этом объекте. Все это описано довольно подробно, что можно на этом объекте – охраняемом войсками Национальной гвардии объекте – что можно там делать.

Нет только одного небольшого обстоятельства: а что такое этот объект, и как какая-то территория, какое-то здание, или, я не знаю, что еще, какой-то кусок земли или какое-то сооружение, как оно оказывается этим охраняемым объектом, кто его назначает этим охраняемым объектом? Кто дает этим самым войскам Национальной гвардии право говорить: вот это – охраняемый Национальной гвардией объект.

Этого нет в законе сегодня. Может быть, оно появится в каком-нибудь другом. Может быть, когда наконец будет закон о Национальной гвардии, а не закон о войсках Национальной гвардии, может быть, мы это увидим. Но пока этого нет. И никто нам не обещает, что вот этот другой волшебный закон, который будет это описывать, что он появится завтра. Может быть, нам его 10 лет ждать.

Так вот, этим самым охраняемым Национальной гвардией объектом может быть, конечно, атомная электростанция, это правда. Или, может быть, аэропорт. Или еще что-нибудь. Но еще это может быть ваша квартира. Вот ваша квартира – это охраняемый объект. К вам приходят и говорят: знаете что, дорогой друг, значит, ваша квартира отныне – это охраняемый Национальной гвардией объект. Почему? По кочану. Потому что мы считаем, что у вас там совершается преступление.

Или ваш дом – охраняемый Национальной гвардией объект, или ваш город – охраняемый Национальной гвардией объект.

Вот есть отдельно понятия «чрезвычайное положение», которое довольно подробно прописано в этом законе, а есть отдельно понятие «охраняемый войсками Национальной гвардии объект», которое не прописано совсем. И им можно объявить совершенно все что угодно: кусок дороги вот от этого перекрестка, от этого вестового столба вот до того. Это объект, мы его охраняем. Мы стреляем здесь в кого угодно, мы задерживаем здесь кого угодно, мы впускаем и выпускаем кого угодно, мы проверяем здесь что угодно – мы здесь вообще что угодно делаем. Это наш объект. Идите и докажите, что это не так. Это важнейшая история, которая появляется в этом законе и которая появилась там совершенно не случайно. Я уверен, что это как бы важный прием, который здесь был применен.

Важнейшая история – это проникновение, как здесь написано, в жилые и иные помещения, на земельные участки и территории. Значит, что здесь сказано. Что эти самый войска Национальной гвардии могут по своему собственному усмотрению, не получая ничьего разрешения – вообще, это очень важная вещь в этом законе, что в нем не предусмотрено ничьих санкций для деятельности этих войск. Предусмотрено только уведомление.

Вот если войска Национальной гвардии застрелили кого-нибудь, они в течение суток должны об этом сообщить. Точка. Этот боец Национальной гвардии должен сообщить об этом своему непосредственному начальнику и написать рапорт, об этом должно быть сообщено прокурору, и об этом должно быть сообщено родственникам этого несчастного. И все – сообщено. Уведомлен.

Причем отдельная есть оговорка о том, что, как именно уведомлен, определяют местные органы исполнительной власти. То есть, при желании можно, например, уведомлять по почте. В течение суток боец Национальной гвардии должен отправить маме убитого письмо, и оно будет месяц идти. И прокурору тоже письмо, оно будет ему месяц идти.

Речь не идет о получении каких-либо санкций, речь не идет о получении какого-либо ордера – речь идет об уведомлении потом, после того, как это произошло.

Так вот, что касается проникновения. Зачем они могут проникнуть, например, в вашу квартиру или в ваш офис, на ваш участок – куда угодно в вашу жизнь они могут проникнуть?

Например, «для спасения жизни граждан и их имущества, обеспечения безопасности граждан, для общественной безопасности при массовых беспорядках и чрезвычайных ситуациях». Что они объявят массовыми беспорядками в следующий раз? Вот в прошлый раз объявили события на Болотной площади 6 мая 2012 года, объявили массовыми беспорядками. Завтра еще что-нибудь объявят.

«Для задержания лиц, подозреваемых в совершении преступления». То есть, они вламываются в вашу квартиру – а есть, кстати, отдельная статья, которая позволяет им осуществлять взлом, прямо написано, что можно, как там написано: запирающие устройства уничтожать и всякое такое прочее.

«Для задержания лиц, подозреваемых в совершении преступления». То есть, они вламываются к вам и говорят: знаете, а мы подозревали, что у вас тут совершается преступление. Ну, нам так показалось. Рожа у вас какая-то кривоватая.

«Для пресечения преступления». Так преступления еще нет, но они собираются его пресечь. Вламываются к вам в квартиру и говорят: а звук какой-то был странный, нам показалось, что вы здесь пистолет заряжаете. Или: а вот у вас тут компьютер включен, а вы случайно не пытаетесь в этом компьютере увидеть, как делается самодельная бомба? Может быть, вы собираетесь совершить преступление? Мы пресекаем здесь. Да, дверь вам сломали, вас скрутили, положили на пол, наступили вам на затылок сапогом – мы сейчас пресекаем здесь преступление.

Или еще: «для установления обстоятельств несчастного случая». То есть, они вламываются в ваш дом и говорят: вы знаете, в Мытищах в прошлую пятницу человек попал под машину. Мы устанавливаем теперь обстоятельства этого несчастного случая. Вот для этого влезли к вам в дом. Да, сообщим об этом прокурору по почте в течение суток. Не волнуйтесь, мы сообщим. И маме вашей сообщим потом. Мы их уведомим.

Вооружение. «Федеральный орган исполнительной власти, уполномоченный в области обороны, – это мы с вами учили уже этот урок, это кто? Это Министерство обороны, – предоставляет войскам национальной гвардии воздушные суда», например, когда нужно. Он же (Министерство обороны) «передает войскам Национальной гвардии через соответствующие

службы обеспечения на бесплатной основе вооружение и технику» - не сказано, какую. Любую – гранатометы, минометы, «грады», я не знаю, что еще. Это же армия. Армия должна быть хорошо вооруженной.

С.Пархоменко: Гвардия – это нечто абсолютно элитное. Выясняется, что в гвардию можно попасть по призыву

Дальше, про возможности. Мы с вами уже вкратце это упомянули, я к этому вернусь. Для чего возможно применение специальных средств? «Для пресечения массовых беспорядков, - ну, понятно, что они могут назвать массовыми беспорядками что угодно, - и иных противоправных действий, нарушающих движение транспорта, работу средств связи и организаций». То есть, любой пикет, любая демонстрация, любой митинг, поскольку он нарушает движение транспорта – можно применять водометы, бронемашины, как здесь написано. Вообще, можно более или менее все.

В связи в этим у меня есть один интересный вопрос. Вот создается эта армия. Для этого отнимается довольно много всякого, например, у МВД. Вот МВД в этой ситуации становится – Министерство внутренних дел – превращается в такое министерство участковых милиционеров и гаишников. Вот это, собственно, все, что у них остается. У них нет следствия своего, потому что есть отдельный Следственный комитет, как мы помним. Теперь у них нет никаких силовых ведомств, например, в том случае, если им реально, полиции, нужно задержать опасного преступника или банду опасных преступников, с помощью чего они будут это делать – непонятно. Будут просить Национальную гвардию как-нибудь вмешаться.

По всей видимости, они ровно так же отрывают кусок от ФСБ. Ну, вообще известно, что в правоохранительной сфере важнейшая вещь – это вот эта система сдержек и противовесов. ФСБ стучит на МВД, МВД стучит на ФСБ, все они вместе ненавидят Прокуратуру, Прокуратура ненавидит их. Вот они вот так в этом треугольнике друг за другом присматривают. Да еще отдельно есть служба по контролю за оборотом наркотиков и так далее. И это осуществляет некоторый взаимный контроль над ними. Они, в общем, сами друг друга контролируют. Так это устроено в мире, так это устроено повсюду.

И в некотором роде со всеми уродствами, и со всеми искажениями, и со всеми передержками и проблемами, это примерно так до сих пор было и в России. Эта ситуация разрушается, разрушается намеренно.

У меня есть вопрос к Путину: а на основании чего он считает, что он удержит это в руках? Вот почему он думает, что, создавая эту армию, которая подчиняется только ему, у него есть гарантии того, что эта армия будет продолжать всегда ему подчиняться? Что является здесь его инструментом? Ну, ответ только сейчас один: личная преданность Виктора Золотова. Это единственное, за что он держится.

Он выводит на улицу гигантскую собачищу, которую он держит на тоненькой ниточке, которая будет оборвана в любую секунду. Мало ли кто кому был лично преданным? Вот Путин, например, был много лет лично предан Березовскому, как все мы знаем. И Тане с Валей, семье Ельцина, он был лично предан. И Собчаку он был лично предан. Мы знаем, чем это дело кончилось для Собчака.

А вот, например, Золотов был много лет – как тоже теперь хорошо известно – лично предан петербургскому авторитету Роману Цепову. Есть много фотографий на эту тему и много разных текстов, которые про это написаны.

Много бывает разных личных преданностей. Они кончаются. Наберите, пожалуйста, в интернете два слова: «государственный переворот, национальная гвардия», и посмотрите, сколько в истории есть примеров этого.

Мне кажется, что сегодня, когда создана Национальная гвардия, во главе которой появился Виктор Золотов, мы получили с вами важное указание на то, чем кончится Путинский режим, и как зовут завтрашнего диктатора России.

Вот вопрос, который у меня есть к Путину, и я бы хотел, чтобы он однажды как-нибудь мне на него ответил.

Это программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко. Всего хорошего, встретимся в будущую пятницу.