Суть событий - 2015-09-18

С.Пархоменко

Всё в остальном на своих местах. Есть сайт echo.msk.ru. На нем, правда, нету никакой трансляции из студии прямого эфира, потому что нету меня в студии прямого эфира, я далеко-далеко на телефоне. Но зато есть кардиограмма прямого эфира, в которую можно по-прежнему играть, есть возможность отправлять сообщения на «Эхо Москвы». Ну и есть номер для SMS-сообщений +7 985 970-45-45 как обычно.

Ну что? Давайте с вами приступим. Конечно, хотя прошла уже целая неделя или почти целая неделя с этого момента, я не обойду тему прошедших в прошлое воскресенье региональных выборов, тем более что мне пришлось принимать в них довольно интенсивное участие не в качестве кандидата, разумеется, и не в качестве избирателя (в Москве в этот раз ничего такого не происходило), а в качестве, скажем так, наблюдателя. Хотя, формально я был не наблюдателем, а членом территориальной избирательной комиссии в одном из районов Костромской области. Вы знаете, что любой кандидат, если он есть в списке, может назначить своего представителя в качестве вот такого вот члена комиссии – можно на участковом уровне, можно на территориальном уровне, то есть это обычно район или, там, район города, или район области.

Вот, я попросил, чтобы меня назначили таким представителем, мне очень интересно было посмотреть на выборы изнутри. И попал я в чрезвычайно интересное место, старинный и очень красивый город Нерехта относительно недалеко, кстати, от Костромы. Очень советую его посетить тем, кто передвигается на машине: это прекрасная точка, например, для какой-нибудь прогулки на субботу-воскресенье, красивый старый город, основанный в XIII веке, со множеством церквей. Ну, не в самом лучшем состоянии, конечно, как и огромное большинство наших вот таких старинных городков, но, тем не менее, очень красивый. Совсем небольшой – 20 тысяч жителей. И он – центр Нерехтского района, большого аграрного района, очень протяженного со множеством маленьких деревень и каких-то совсем уж незначительных хуторков. Люди живут очень раздробленно, в общей сложности там было чуть больше 30 тысяч избирателей и 30 с небольшим избирательных участков.

С.ПАРХОМЕНКО: Я вижу очень сильный, очень ясный, очень яркий критический настрой людей в отношении власти

И вот я, будучи членом Территориальной избирательной комиссии, двое суток бесконечно ездил по этому району и смотрел, как это всё происходит, как сначала готовятся к голосованию, а потом, собственно, голосуют на этих самых сельских участках. И впечатления мои, конечно, от этого чрезвычайно сильные, особенно на фоне той дискуссии, в которой мне приходилось участвовать, и многие из вас, наверное, ее слышали на протяжении последних буквально нескольких месяцев. Разворачивалась дискуссия о том, должны ли оппозиционные силы участвовать вот в такого рода выборах. Было большое количество реплик от людей, вроде бы достаточно хорошо понимающих в российской политике, о том, что, «вот, давайте не будем садиться за стол шулерами. Это всё такое, разрешенное такое действие, вы этим только легитимизируете нелегитимную власть» и так далее. Много было критики в отношении тех, кто, все-таки, решил принимать участие в этих выборах. Демократическая коалиция оппозиционная, как вы знаете, очень интенсивно пыталась развернуть избирательную кампанию, прежде всего, в Новосибирске, в Калуге, в Магадане и, вот, в Костроме, вот в этих регионах. И только в одном месте, только в Костроме после всех бесконечных скандалов и бесконечных запретов со стороны избирательных комиссий, после объявления подписей недействительными, наконец, было принято решение о том, что, все-таки, список ПАРНАСа, который оказался таким носителем списка в этой ситуации, будет включен в избирательный бюллетень. Ну, это всё предыстория.

Вы знаете, впечатления очень сильные. Во-первых, я никогда не наблюдал выборы вот с этой точки. Я был членом Участковой избирательной комиссии несколько раз, я был наблюдателем на разных участках. Но, вот, этот уровень территориальный – я его видел первый раз и непосредственно участвовал во всех процедурах, провел там ночь после выборов, наблюдая непосредственно за тем, как оформляются результаты голосования, как подсчитываются голоса. Но прежде о том, как люди голосуют.

У меня спрашивали многие мои друзья, пока я там ездил, получал множество всяких смсок и вопросов, и телефонных звонков, о том, как люди относятся к выборам и насколько я вижу в них и вижу ли вообще какое-то реальное, трезвое отношение к окружающей жизни, к власти, какую-то разумную оценку того, что с ними происходит, и существует ли какой-то запрос на критику власти, на смену власти, на появление в ней новых лиц, на наказание тех, кто разворачивает коррупцию в сегодняшних органах власти на региональном, в данном случае костромском областном уровне.

Ответ мой совершенно отчетливый: «Да». Да, я вижу очень сильный, очень ясный, очень яркий критический настрой людей в отношении власти. Люди вообще хорошо видят, что происходит вокруг, и хорошо это понимают. Они живут очень бедно, они живут очень трудно, они живут очень подавленно, потому что они чувствуют себя незащищенными перед разного рода начальством. Они страдают от отсутствия работы, они страдают от крайне неразвитой инфраструктуры, нет дорог, очень много где нет газа, очень много где нет связи. Вообще много чего не работает. Разрушена на вот таком вот, низовом региональном уровне система здравоохранения. Очень мало медицинских пунктов, очень мало даже каких-то фельдшерских пунктов в деревнях. Дети далеко ездят учиться в школы, почти не осталось никаких, скажем, местных домов культуры, кинотеатров, чего-то, где можно было бы провести какое-то свободное время. И результат – люди очень много пьют.

Вообще ничто так не прочищает мозги и ничто не производит такого сильного впечатления как прогулка по обыкновенному деревенскому кладбищу. Вот, очень часто вы приезжаете и вы видите красивую, чаще всего совершенно полуразрушенную или вовсе разрушенную церковь, какие-то остатки от церкви, и вокруг ее кладбище. И на нем вы видите эту картину. Вы видите массовую, очень типичную ситуацию, когда родители переживают своих детей. Вы видите... Вот, типичное семейное захоронение – это родители, умершие в возрасте там 70-75 лет, и тут же рядом их дети, умершие в возрасте 45, 50, 50 с небольшим и умершие чаще всего раньше родителей.

С.ПАРХОМЕНКО: Люди не понимают, что именно от их голосования зависит их жизнь на протяжении ближайших нескольких лет

Это водка. Ну, в сущности, прежде всего это тоска. Прежде всего это отсутствие каких-то событий, какого-то смысла, какого-то содержания в жизни, которое люди глушат водки и убивают себя достаточно рано.

Вот так живет эта не самая глубокая, между прочим, российская глубинка. Костромская область – это не безумно далеко. А вот этот самый Нерехтский район – это совсем не край этой Костромской области. Костромская область огромная, и там есть такие места, куда ехать от Костромы целый день. А здесь, ну, буквально 45-50 километров и ты на месте. Так что, казалось бы, это совсем недалеко, но ощущение вот этой глуши и глухоты – оно возникает очень сильно.

И что? – спрашиваете вы. И, вот, наступают выборы. И? И ничего. И, собственно, вот это чрезвычайно важный эффект и тоже чрезвычайно сильное впечатление, и очень ясное понимание того, что люди в массе своей не только в деревнях, но, скажем, и в городе, вот в таком небольшом городе всего 20 с небольшим тысяч жителей, в таком городе как Нерехта, который тоже, в общем, большая деревня. И они очень любят пошутить на эту тему, любимая там поговорка «Если Нерехта не город, то и Волга не река». Так вот там тоже нет этого понимания, что выборы – это как раз тот самый момент, та самая редкая минута, тот самый случай, который выпадает, ну, в общем, один раз в 5 лет более-менее, когда вы можете выразить свое отношение к власти, к ее эффективности, к ее отношению к вам и к тому, что она делает с вами. Люди не отдают себе отчета в том, что именно от их голосования зависит их жизнь на протяжении ближайших нескольких лет. Они не понимают этой связи. Они не понимают, что в их руках есть инструмент давления на власть, и есть инструмент изменения этой власти. И они должны по меньшей мере попытаться его применить. Дальше уж посмотрим, дальше посмотрим, как это будут считать, дальше посмотрим, как это будут фальсифицировать, дальше посмотрим, как это будут как-то корежить. Про это отдельный разговор и, забегая вперед, я скажу, что, на мой взгляд, ситуация с наблюдением за подсчетом на этих выборах в Костромской области была организована хорошо, на мой взгляд, лучше, скажем, чем во время выборов мэра в 2013 году, когда в выборах участвовал Алексей Навальный и когда была большая проблема с наблюдателями, и когда во многом именно эта проблема предопределила результат. Потому что есть сильное ощущение, что на этих выборах в 2013 году должен был бы быть второй тур, и результаты этого второго тура совсем-совсем не были бы предопределены. Но вот эта ситуация с отсутствием наблюдателей на многих участках в Москве, с появлением такого, как это тогда называли, «публика Собянина», особенно по окраинам Москвы было много участков, которые не были прикрыты наблюдателями. Всё это тогда привело к тому, что, по всей видимости, были произведены довольно серьезные искажения при подсчете голосов.

С.ПАРХОМЕНКО: Телевизор остается единственной связью людей с окружающим миром, очень искаженной, очень уродливой связью

Здесь наблюдателей было много даже и в деревнях, и это было организовано хорошо. Довольно большая группа наблюдателей приехала из соседней Ярославской области. Но этим наблюдателям не за чем было наблюдать, а оппозиционным представителям в избирательных комиссиях нечего было оберегать от искажений при подсчете, потому что люди не воспользовались этой своей возможностью. И это, конечно, очень ясно видно, когда ты разговариваешь с ними, что разница в отношении к тому, что происходит вокруг них в жизни, и понимание того, что они делают сейчас, вот, во время этих выборов, эта разница совершенно разительна.

Люди относятся к этому как к какому-то странному танцу. Вот, раз в 5 лет начальство хочет, чтобы мы тут чего-то такое странное станцевали. Надо прийти куда-то с паспортом, взять какую-то бумажку, поставить на ней какой-то крестик и опустить его в какой-то ящик. Ну, хорошо, пожалуйста. В конце концов, это не трудно, это не страшно. Ну, давайте мы сделаем, будем жить дальше и дальше будем знать про эту власть всё, что мы хотим о ней знать, понимать всё, что мы про нее понимаем, и относиться к ней так, как мы к ней относились. Этот момент прошел мимолетно и безрезультатно.

И, собственно, из этого вывода и следует, на мой взгляд, очень ясно резюме относительно вот той дискуссии, о которой я говорил, нужно или не нужно участвовать. В сущности именно избирательная кампания, то, что происходит выбор, то непосредственное голосование, то, что является важнейшей частью избирательной процедуры, это, может быть, единственная возможность, которая сегодня есть у демократических сил для того, чтобы объяснить избирателю, что ему предстоит и что такое выборы, и каким образом эти выборы могут повлиять на повседневную жизнь людей и на те перспективы, которые есть у них в течение ближайших нескольких лет.

Телевизор, конечно, обладает колоссальной силой. И возвращаясь вот к тому, что такое инфраструктура в российской глубинке, ты понимаешь, что много чего не работает. Газ не работает, электричество не работает, транспорт не работает, здравоохранения не работает, образование не работает, почта не работает, а, вот, телевизор работает. И с ретрансляцией сигнала федеральных каналов больших проблем не наблюдается. Телевизор видно везде, и люди смотрят этот телевизор, и он остается единственной их связью с окружающим миром, очень искаженной, очень уродливой связью. И оттуда они не получат представления о том, что такое выборы и зачем им нужно их избирательное право.

Что же делать в этих обстоятельствах? Разговаривать. Разговаривать и, я думаю, что российская власть сегодня понимает, что основная опасность для нее возникает именно в момент вот этого контакта оппозиционных политиков и вообще каких-то гражданских активистов с людьми. И задача сегодня, задача, надо сказать, довольно эффективно исполняемая российской властью на местах, сократить этот контакт до минимума, по возможности вообще предотвратить его. Именно поэтому мы видим вот эту гигантскую и абсолютно безумную, беззаконную и бесправную процедуру сбора подписей, которая растягивается чрезвычайно надолго и которая отсекает большинство кандидатов от возможности дальше вести избирательную кампанию.

С.ПАРХОМЕНКО: Оппозиция должна браться за объяснение людям того, зачем нужны выборы, зачем нужен выбор

Потом вы получаете решение избирательной комиссии, потом суд по поводу этого решения, потом новое решение избирательной комиссии в том случае, если суд высказался каким-то чудом, как это было в Костроме, в вашу пользу. Понятно, на самом деле, откуда взялось это чудо. Совершенно понятно, что из таких, пропагандистских соображений власти нужно было сохранить один случай, которым можно было бы потом прикрывать весь тот позор, который произошел с отсевом кандидатов на выборах в огромном большинстве российских регионов.

И Кострома была выбрана не случайно. Из всех тех регионов, о которых шла речь, в которых Демократическая коалиция пыталась принять участие в выборах, это регион самый сложный, самый аграрный, самый протяженный, самый такой, рассеянный и в нем имеется существенное количество местных оппозиционных активистов, которые, тем не менее, не представляют из себя никакой опасности для власти, но способны отнять, распылить голоса тех, кто, все-таки, оппозиционно настроен. Поэтому почему была выбрана Кострома, это как раз совершенно понятно.

Но мы видим, что все усилия направлены на то, чтобы этот контакт сократить, чтобы эти ситуации, в которых люди получают от оппозиционных кандидатов, от поддерживающих их активистов информацию о том, что, собственно, им предстоит и зачем это делается, информацию о том, как работает власть сегодня в регионе, и что можно, и что нужно сделать для того, чтобы эту власть сменить, вот это представляет из себя для сегодняшней провластной группировки максимальную угрозу. И это то, против чего они работают изо всех сил, и это то, чего они больше всего боятся.

Это означает, что именно здесь и должны быть сосредоточены дальнейшие усилия. Я совершенно убежден, что в создавшейся ситуации оппозиционные силы обязаны использовать эту возможность, обязаны говорить на этом языке со своими избирателями и пытаться добраться до людей для того, чтобы принести им чрезвычайно важную информацию, чрезвычайно важное представление о том, как устроены выборы, и зачем, в сущности, они нужны.

Да, оказывается, что российская оппозиция должна начинать совсем сначала. Она должна браться за совсем базовую задачу, за объяснение людям того, зачем нужны выборы, зачем нужен выбор (если хотите в таком, философском смысле слова).

Надо сказать, что такая задача не стоит перед огромным большинством оппозиционных политиков в разных странах мира. Ну, я не знаю, где еще приходится вот так? Ну, в Африке, может быть. Но, во всяком случае, уже не в Латинской Америке и уж точно ни в одной европейской стране, уж точно ни в одной развитой азиатской стране не приходится начинать с этого (объяснять людям, что такое выборы, зачем они нужны и почему в выборах нужно участвовать, и почему выборы – это реальная возможность оказать, во всяком случае, влияние на власть). Перед российской оппозицией стоит именно такая задача, и мне представляется, что, все-таки, с ней нужно пытаться справляться. А это означает, что опыт этот должен накапливаться, опыт этот должен развиваться.

Один из важнейших выводов в этой избирательной кампании заключается в том, что нужно создавать постоянно действующую инфраструктуру. Очень видно, как мешает во время этих выборов то, что приходится собирать команду в последнюю секунду к этому конкретному поводу, когда начинают в последнюю минуту собирать, вербовать, призывать к участию людей, которые принимают участие в сборе подписей, людей, которые потом работают наблюдателями. Вот это всё делается в последний момент, и, конечно, чрезвычайно сложно таким образом работать: нужна постоянная инфраструктура.

Давайте на этом месте я сделаю перерыв 2-3 минуты, и мы вернемся ко второй половине программы «Суть событий» со мною, с Сергеем Пархоменко. Новости.

НОВОСТИ

С.Пархоменко

С.ПАРХОМЕНКО: Очень важно для военного – осознание того, что страна за ним. А Россия бросает своих систематически

Мы говорили с вами в первой половине об итогах выборов в Костромской области, которые мне пришлось наблюдать вблизи. Впечатление мое очень сильное, впечатление ясное о том, что люди не пытаются, так сказать, превратить свое реальное отношение к власти, свою критику в адрес тех, кто ими управляет, свое представление о том, как тяжело устроена их жизнь и как плохо чиновники сегодняшние работают для того, чтобы эта жизнь стала легче, не пытаются выразить это в своем голосовании. И, конечно, задача людей, которые придерживаются демократических, либеральных убеждений, вести работу среди избирателей, пытаться помочь им понять, что выборы – это и есть та единственная возможность, которой они располагают, для того чтобы оказать влияние по меньшей мере на региональную власть и на тех, кто, собственно, управляет ими, находясь совсем рядом с ними, и попытаться изменить каким-то образом эту ситуацию.

Ну, давайте попробуем обратиться к другим событиям недели. На мой взгляд, наиболее яркое из них, особенно если смотреть извне на то, что происходит в России и вокруг нее, если смотреть, как отзывается об этом международная крупная пресса, то, конечно, важнейшее событие – это появление российских военных в Сирии.

Это несомненно одно из главных мировых событий недели, и очень внимательно аналитики и политологи, и репортеры, и журналисты по всему миру следят за этой ситуацией и думают о том, присутствуем ли мы сейчас при повторении истории с зелеными человечками. Об этом очень много разговоров. В частности, в газете «The Financial Times» появился текст, прямо посвященный этому, о том, что технология зеленых человечков, то есть войск без опознавательных знаков абсолютно противоестественная для XXI века, когда крупные государства направляют своих военных, свою регулярную армию для участия в региональном конфликте и скрывают это, делают это тайно, делают это таким, подпольным образом. Вот это ноу-хау, которое было предложено Россией в Крыму, а потом продолжено в значительной мере в Восточной Украине. Вопрос о том, будет ли это ноу-хау воспроизведено снова в Сирии.

В Газете.Ру (очень советую обратить внимание на это издание) появился только что большой репортаж о контрактниках, которых вооружают, снаряжают, обучают, везут на юг России и, по всей видимости, намереваются отправить для участия в действиях российского контингента в Сирии. Люди не хотят туда ехать, люди прекрасно отдают себе отчет в том, что...

Знаете, это очень важно, на самом деле, для военного – осознание того, что страна за ним. Что если он отправляется делать свою трудную военную работу, то всё государство стоит у него за спиной и, в случае чего, поможет ему, защитит его, прикроет его, выручит его и так далее.

С.ПАРХОМЕНКО: Рано или поздно российские и натовские солдаты увидят друг друга в прорези прицела

Опыт действий российских войск в Восточной Украине прямо противоположный. Россия бросает своих. Бросает их систематически. Ну да, вот сейчас идут там кое-какие разговоры о том, что, может быть, кого-нибудь поменяют на людей, которых специально взяли в заложники и при помощи российских судов осуждают на какие-то совершенно чудовищные, звериные срока ровно для того, чтобы получить такой обменный материал. Вот это, собственно, всё, что может предложить своему офицеру, своему солдату сегодняшняя путинская Россия, вот та самая Россия, которая радостно одевает в майки «Своих не бросаем», она раз за разом демонстрирует, что «Да, бросаем».

И понятно, что люди, которые служат в армии сегодня, они не слепые, не глухие, не дураки. Они отлично это видят, они отлично это понимают, они отлично это чувствуют. И можно себе представить, с каким энтузиазмом (назовем это так) люди будут отправляться в Сирию, где опасность реальная, где идет настоящая война, где действуют армии террористов и действуют чрезвычайно жестоко, и никакого расчета на то, никакой надежды на то, что Россия этих людей будет поддерживать, на самом деле у них нет, опыт их говорит о прямо противоположном.

Но вопрос, все-таки, в том, что в политическом смысле стоит за этими попытками России не только помогать режиму Асада так, как она помогала ему много лет (помогала ему оружием, помогала ему специалистами, помогала ему разного рода военными материалами и так далее), но и непосредственно армией.

Что касается поддержки вот такой, ну, обычной поддержки, что называется, военно-технической, мне пришлось еще в начале 90-х годов своими глазами это наблюдать. Я однажды, будучи тогда политическим репортером газеты «Сегодня», сопровождал туда тогдашнего министра внешних экономических связей (тогда им был Петр Авен), ровно в Сирию ровно за этим, когда, собственно, вопрос стоял о том, чтобы каким-то образом разобраться с наследием контрактов на продажу оружия Советского Союза туда, в Сирию. Ну, собственно, как я понимаю, долги сирийские по большей части были списаны или конвертированы каким-то очень выгодным для Сирии образом для того, чтобы можно было открыть ворота для новых контрактов, для новых поставок. И еще тогда с начала 90-х годов это активнейшим образом проделывалось, и понятно, что с тех пор Сирия потребляла всё больше и больше российского оружия.

Но вопрос о том, кто сидит за рычагами этого оружия. Сегодня вооружения чрезвычайно сложны, они требуют профессиональных специалистов и очень велика вероятность, что чем более сложные комплексы, в том числе комплексы ПВО или разведывательные комплексы, информационные поставляются на этот фронт, тем больше вероятность, что за пультами управления будут сидеть вовсе не сирийские офицеры, а российские. И, вот, тогда речь пойдет, во-первых, о прямом боевом контакте российской армии с самыми звериными частями исламских террористов, вот с тем, что теперь называется ИГИЛ, и абсолютно не исключено, речь пойдет о боевом контакте российских военнослужащих с военнослужащими НАТО.

Вообще это первый случай за много-много лет, когда этим запахло. И похоже, что тот процесс, который начался войной, начатой Россией в Украине, он естественным образом должен развиваться таким образом. Рано или поздно российские и натовские солдаты (не знаю, будет ли это американский солдат или, я не знаю, немецкий, бельгийский, голландский, норвежский или какой еще солдат) увидят друг друга в прорези прицела.

Вообще в последний раз доказанный случай прямого столкновения советской тогда армии и американской, по всей видимости, это, все-таки, было очень давно, это была корейская война 1950-53 года, когда... Ну, в общем, теперь это считается общепризнанным фактом, вопрос только в том, в каком масштабе это происходило. Когда советские летчики принимали участие в действиях авиации, которая противостояла американским войскам.

Есть много всяких легенд и удивительных историй про то, как это происходило во Вьетнаме, но там нет доказанных случаев присутствия советских летчиков. Есть более или менее почти доказанные случаи присутствия советских военных специалистов по противовоздушной обороне – туда в больших количествах поставлялись всякие зенитные комплексы и они, надо сказать, насбивали довольно много американских самолетов. И велика вероятность, что в этом принимали непосредственное участие советские военнослужащие. Но, вот, ни там, ни даже потом в Афганистане нет доказанных случаев прямого столкновения представителей двух вооруженных сил. В Сирии это может случиться.

С.ПАРХОМЕНКО: В обмен на стандарты потребления люди должны поступиться своей свободой, гражданскими правами

Ну что же? Это будет вполне логичной вещью. Это будет подъемом градуса, то, о чем мы много раз говорили о том, что та пропагандистская доктрина такой агрессии и непрерывной опасности, которая угрожает России со всех сторон, эта доктрина требует постоянного поднятия градуса.

Это, знаете, как с экономикой. Вот, хорошо известно, что сырьевая экономика, такая, как в России, она требует не просто высоких цен на нефть и газ, она требует постоянно повышающихся цен на нефть и газ, чтобы денег было всё больше и больше, чтобы этот поток денег был всё более и более интенсивным, и захлестывал всё больше и больше национальную экономику. Вот, в последнее время мы видим, что этого не происходит, и немедленно наблюдаем от этого результат.

То же самое происходит с пропагандой. То же самое происходит в ситуациях, когда государство и власть выбирает вот такой образ, такой способ взаимоотношений со своими гражданами. Граждане должны понимать, что им угрожает опасность, они должны каждую минуту эту опасность видеть и каждую минуту осознавать, что только государство защищает их от этой опасности в обмен на много разных ценных вещей. В обмен не только на стандарты потребления, не только на то, что «Ну, ребята, вы потерпите, не будет вам тех товаров, услуг, тех возможностей, того разнообразия, к которому вы привыкли вчера. Ну, что ж поделать? Нам со всех сторон угрожают», но речь идет о том, что в обмен люди должны поступиться своей свободой, своими гражданскими правами, гарантиями своих свобод.

Это тоже требует постоянного подогрева. Одной вот такой молчаливой, тайной, непризнанной войны на Восточной Украине становится недостаточно, нужно что-нибудь погорячее, нужно что-нибудь поярче. Я думаю, что логика развивается в ту сторону, что однажды российской пропаганде нужно будет предъявить российскому обывателю тело российского солдата, пострадавшего, а может быть даже погибшего, непосредственно от руки натовца. Это будет важная часть пропагандистской войны, это будет важное новое предложение, которое потребителю этой информации, а точнее этой пропаганды, будет сделано.

В этом смысле то, что происходит в Сирии, и упорные попытки российского руководства загнать в Сирию какое-то количество российских военнослужащих... Мне очень понятно, на самом деле, что в точности они должны там делать. Вот, говорят о том, что Россия пытается построить там военную базу. Но военные базы строятся обычно для того, чтобы использовать их в качестве транзитного пункта, когда нужно вот там куда-то что-то перебрасывать. Ну, скажем, США создавали военно-воздушную базу в Киргизии для того, чтобы перебрасывать разные грузы в Афганистан тогда, когда существовал большой контингент в Афганистане, нужно было его снабжать, нужно было поддерживать с ним постоянный воздушный мост, и вот тогда была создана эта американская военная база в Бишкеке.

Куда и что собираются перебрасывать российские войска, российская армия, российское государство в целом? Что и куда оно собирается перебрасывать через военную базу в Сирии? Это зачем? Это чтобы что?

Ведь, нет, говорят нам, никакого контингента, который нужно было бы поддерживать, который нужно было бы снабжать, который нужно было бы менять и так далее. Ну и причем здесь тогда эта военно-воздушная база, о которой говорят? Или зона базирования морского флота. Зачем в точности российскому морскому флоту иметь возможность стоять в порту, дозаправляться, пополнять запасы, про что нам обычно рассказывают на какой-нибудь военно-морской базе на побережье Сирии в Средиземном море? Это чтобы что? Куда должен отправляться этот флот? В какой такой район он идет, чтобы вести там боевые действия? И для чего он должен каким-то образом снабжаться в этой российской базе?

В общем, чего-то тут такое не сходится. Возникает вопрос, а что, собственно, Путин, вот этот самый условный Путин, вот этот человек, на которого сходятся все взгляды, когда речь идет о России, чего, собственно, он пытается добиться, если не просто вот этого вот очень важного для пропаганды прямого столкновения российских военнослужащих с натовскими?

С.ПАРХОМЕНКО: Путин настойчиво предлагает свои услуги разгребателя помоек

Ну, наиболее распространенная версия (и я тоже говорил об этом), что Путин настойчиво предлагает свои услуги разгребателя помоек. Да, вот, мы будем такие специалисты, которые умеют обращаться с такими режимами, к которым никто не смеет больше приблизиться и никто не может поддерживать с ними контакт. В этом смысле очень логично выглядят просочившиеся буквально тоже на этой неделе сведения о том, что будто бы Россия уже пыталась вести переговоры с тем, что теперь называется «наши так называемые партнеры» (вот это так теперь формулирует президент Путин), с нашими так называемыми партнерами пытались уже вести переговоры о тех условиях, на которых от власти будет отстранен сирийский президент Асад.

Выглядит это, надо сказать, довольно фантастическим образом. Люди, которые хорошо понимают в этой ситуации, знают, что просто так продать Асада, просто так слить его одним каким-то движением России не удастся, и речь идет о том, что отстранение от власти – это процесс абсолютно неизбежный и необходимый, но постепенный и он не произойдет в результате какой-то сделки, в результате того, что Россия продаст Асада в обмен на что-нибудь полезное, ну, прежде всего в обмен на более снисходительный взгляд на то, что она вытворяет в Восточной Украине.

Но тем не менее, понятно, что Россия претендует вот на такую вот специфическую роль. Россия претендует на то, чтобы предъявить себя миру в качестве вот такого вот специалиста по разгребанию помоек. И понятно, что накануне поездки Путина в Нью-Йорк и его предстоящего выступления на Генеральной ассамблее ООН, известно, что Путин очень интенсивно (и всё его окружение, и вся, так сказать, дипломатическая верхушка России), очень интенсивно домогается возможности войти в прямые контакты и с американским президентом Обамой, и с другими руководителями стран «большой семерки» (теперь уже не «восьмерки» - России нет в этом клубе и Россия уже, так сказать, похахатывала по поводу того, как она из этого клуба была выброшена в результате украинской всей этой эпопеи). Так вот нужны темы для разговора. Нужно что-то, что можно было бы обсуждать. Обсуждать привычное, обсуждать то, что Путин очень любит обсуждать под лозунгом «Вы чего, дровами, что ли, будете топить?», то есть российскую газовую монополию и российское давление на мировой энергетический рынок, и российскую гегемонию на рынке газа в Европе, больше невозможно: нет больше этой монополии, нет больше этой гегемонии, ее становится с каждым днем всё меньше и меньше. И Россия это признает, и Газпром это признает: на прошлой неделе мы говорили с вами о том, что дело дошло даже до организации аукциона с прямым доступом желающих покупать российский газ, что свидетельствует о том, что есть большие излишки российского газа, и о том главным образом, что российская традиционная система торговли газом на наших глазах перестает существовать.

Так вот, нет, это уже не тема. Уже навязать себя для разговора на эти газовые темы никому не удастся. Значит, надо предлагать какие-то другие сюжеты. Вот сирийский сюжет, например. И в этом смысле совершенно понятно, почему именно сейчас эта информация обсуждается так интенсивно и почему, в общем, Россия даже перестала особенно скрывать эти свои намерения. Вот, некоторое время тому назад пресс-секретарь президента Песков говорил о том, что «Да, Россия рассмотрит, если к ней поступят такие предложения, рассмотрит этот вопрос». Так что поиск темы для разговора.

Ну что же? Еще один вариант – это просто попытка отвлечь внимание от того, что происходит на Украине. Особенно это важно, имея в виду, что буквально день за днем приближается тот момент, когда будут обнародованы результаты расследования, официального расследования о катастрофе самолета MH17. В общем, мы все себе представляем, как там было дело, и известны уже довольно большие подробности того, как этот самолет был сбит, чем он был сбит. Это, в общем, признано уже и официальной Россией, что не было там никаких штурмовиков или истребителей, а было попадание ракеты класса «Земля-Воздух», и мы твердо понимаем, какой ракеты, и мы, в общем, понимаем, откуда она была запущена, и есть прямые свидетельства о том, как выглядел след от ее запуска. В общем, вся вот эта вот картина запуска достаточно понятна, и, по всей видимости, следственная группа располагает сегодня достаточно ясным представлением о том, откуда этот конкретный ракетный комплекс пришел на свою стартовую позицию и куда он ушел обратно. А это значит, что есть представление о его происхождении. Это не просто какая-то ракета, не просто какая-то ракетная установка, а это ракетная установка, имеющая номер, имеющая точку приписки, имеющая конкретную военную часть, откуда она была взята. Всё это миру предстоит узнать теперь в официальном порядке в течение ближайших недель и дней, и в этих обстоятельствах очень важно, чтобы происходили какие-нибудь другие события, на которые отвлечена и мировая пресса, и мировое общественное мнение, и мировые политики, и аналитики, и так далее.

С.ПАРХОМЕНКО: Сейчас власти хотелось бы, чтоб в мире происходили события, более важные, чем история с самолетом MH17

В этих обстоятельствах, конечно, весь этот кризис беженцев пришелся крайне-крайне вовремя. И если кто-то удивляется, почему именно сейчас и что вдруг такое необычное случилось, что колоссальное количество людей вдруг рванулись с места и бросились ломиться через европейские границы, и почему это происходит именно в настоящую минуту, ну, на мой взгляд, ответ вот такой прежде всего: потому что это именно сейчас очень вовремя. И именно сейчас очень хотелось бы российскому руководству, в частности, чтобы в мире происходили какие-нибудь важные события, более важные, чем предстоящая история с самолетом MH17 и вообще в целом вся история с российским участием в войне в Восточной Украине. Все-таки, сегодня это остается абсолютно вопиющим и абсолютно невыносимым обстоятельством, что в Европе и не очень далеко от центра Европы происходят военные действия, где происходит агрессия одного государства против другого, попытка отторгнуть кусок территории. Один кусок территории уже благополучно отторгнут, и там уже установлена другая администрация, не признаваемая более или менее никем, но, тем не менее, это произошло.

Вот, подоплека второго очень важного сюжета, который существует сегодня на, так сказать, мировой информационной бирже и котируется там чрезвычайно высоко. Очень много и очень интенсивно обсуждается он сегодня повсюду.

Ну и напоследок я сказал бы одну очень важную вещь, возвращаясь к началу этой программы и к той первой теме, о которой я говорил (я говорил о выборах). Я говорил о той дискуссии, которая вокруг них возникала, участвовать или не участвовать, должны ли оппозиционные силы идти на то, чтобы садиться за стол с властью. И огромное количество людей говорили, что «Нет, не нужно этого делать, а нужно делать что-то совсем другое. Нужно, например, организовывать уличные большие акции, нужно напрямую разговаривать со своими сторонниками, нужно выступать со сцены». Вот это произойдет. И на последних минутах этой программы я скажу, что вот те самые люди, которые выступали за это, могут теперь поддержать ту идею, которую выдвинул Алексей Навальный. Мы с вами помним, что 20 сентября в 5 часов вечера начнется большая акция возле метро Марьино или Братиславская в московском районе Марьино, и мы с вами, конечно, поговорим еще о том, почему участие в ней для всех нас так важно.

Спасибо. Это была программа «Суть событий», я – Сергей Пархоменко. Всего хорошего, до свидания, до будущей пятницы.