Суть событий - 2015-07-31

С. Пархоменко

Пожалуй, самое яркое событие, я вот получил немало уже вопросов на эту тему – это, конечно, таинственное явление осужденной Васильевой, которую то тут, то там – как бывает «Летучий голландец», а бывает вот такая вот летучая красавица, я бы сказал, которая без руля и без ветрил появляется в разных фешенебельных московских районах, в то время как должна сидеть в тюрьме.

Я, собственно, писал про это тогда, когда был вынесен внезапный приговор Евгении Васильевой, и как-то все удивлялись, как это она получила реальный срок. А очень просто: реальный срок – это просто способ быстрее ее выпустить, как ни странно. Сидеть ей формально примерно месяц, через некоторое время она сможет потребовать условно-досрочного освобождения, на что, собственно, и был весь расчет, поскольку ей зачли сидение во время следствия под домашним арестом. И я тогда уже высказал предположение, что ее вот этот незначительный период пребывания в тюремных учреждениях будет, по всей видимости, не самым изнурительным, и, видимо, будет какая-то возможность ей провести его наиболее комфортным образом.

Ну, вот сейчас просто появилось подозрение, и я думаю, что немало наших коллег сейчас работает над тем, чтобы это подозрение проверить, что вместо Евгении Васильевой в колонии просто сидит другой человек, которого специально для этого наняли. Внешность у Евгении Васильевой не очень экзотическая, она не какая-то, я не знаю, невообразимая абиссинская негритянка, которую трудно себе вообразить в российских исправительных учреждениях. Она, в общем, вполне типичная русская женщина. Если ее повязать платочком, то, в общем, можно найти немало людей, которые, что называется, за нее сойдут.

И это, собственно, одна из версий. Проверить ее могли бы разного рода общественные наблюдатели и правозащитники, ну, во всяком случае, люди, которые не находятся заведомо в сговоре с системой исполнения наказаний и с российскими так сказать правоохранительными органами. Ну, вот здесь тем, кто сейчас взывает к деятельности этих самых правозащитников, я хотел бы напомнить, что они в свое время совершенно равнодушно следили за тем, как происходит разгром Общественной наблюдательной комиссии, как смещают ее прежнего председателя и как назначают на его место человека по имени Антон Цветков, человека, основные достоинства которого связаны прежде всего с удивительной его, так сказать, договороспособностью и с очень эффективной его включенностью в деятельность разного рода властных органов. В чем и не было бы ничего предосудительного, если бы прямые обязанности этого человека не заключались – на этом посту во всяком случае – не заключались в том, чтобы находиться вне и вдалеке от органов власти. Он, собственно, за тем нужен, чтобы наблюдать за органами власти, за органами прокуратуры, исполнения наказаний и так далее.

С. ПАРХОМЕНКО: Появилось подозрение, что вместо Васильевой в колонии сидит другой человек, которого специально наняли

А вместо этого на этот пост назначается человек заведомо очень близкий этим самым органам, очень тесно с ними сотрудничающий, очень хорошо их понимающий, очень трогательно им сочувствующий и вообще со всех точек зрения удобный. Вот тогда, когда это происходило, я не видел большого возмущения и вообще большого резонанса ни среди коллег-журналистов, ни, что называется, среди общественности. Пропустили мимо глаз, ушей и других органов чувств – ну, получайте. Вот теперь вы имеете ситуацию, в которой проверить это безумие, которое, по всей видимости, происходит с Васильевой, просто некому.

Дальше я переместился бы к более существенным и более ярким и значимым, на мой взгляд, событиям минувшей недели и прежде всего хотел бы сказать несколько слов по поводу собственно заканчивающейся, как я понимаю, сегодня, в основном заканчивающейся, эпопеи с участием российской демократической оппозиции и независимых от государства политических образований в региональных выборах.

Вы, может быть, обратили внимание, что я, в общем, почти уклонялся от этой темы, не сказал о ней ни слова в своей прошлой программе. И до сих пор весь мой интерес к этому и все мое внимание сводилось к тому, что в одном из регионов, а именно в Калужской области, в выборах принимал участие человек, которого я очень хорошо знаю и которому я пророчу большое политическое будущее. Это Андрей Заякин, один из основателей сообщества «Диссернет», один из очень активных расследователей в области разного рода антикоррупционных поисков, очень эффективный в этом смысле и в этом направлении аналитик, человек совершенно бескомпромиссный, человек чрезвычайно работоспособный, человек в высшей степени талантливый во многом, хороший ученый, по-настоящему серьезный интеллектуал, который вернулся в Россию после нескольких лет работы в научных учреждениях в Европе, для того чтобы принять участие в российской общественной жизни и, в частности, даже вот отважился отправиться на региональные выборы, попытался получить мандат одного из региональных законодательных собраний, а именно Калужского.

Сегодня становится понятно, что нет, не будет он участвовать в этих выборах, ему не удалось собрать подписи как кандидату в одномандатном округе. Хотя он в свое время очень успешно поучаствовал в праймериз, занял там первое место, опередил людей, которые были, в общем, вполне знакомы и достаточно узнаваемы на месте.

С. ПАРХОМЕНКО: Власть очень старается, власти очень важно, чтобы на этих выборах не было независимых кандидатов

Так вот, ему не удалось собрать подписи как кандидату в одномандатном округе, а список партии «ПАРНАС», в котором он занимал место лидера, сегодня отказался подавать списки подписей избирателей, которые его поддержали на этих выборах.

Параллельно с этим происходит, вы знаете, чрезвычайно грязная история в Костроме, где арестованы руководители избирательного штаба партии «ПАРНАС», и параллельно с этим происходит совершенно выдающаяся из ряда вон по своему комизму и в то же время по своей циничности и, я бы сказал, такому неприкрытому своему беззаконию история с участием списка «ПАРНАСА» в Новосибирской области, в Новосибирске.

Что можно сказать в целом по поводу этих выборов, вот уже глядя на то, как завершается эта кампания? Действительно следует констатировать, что российская власть привлекает колоссальные силы, колоссальные ресурсы, колоссальное количество людей и тратит огромные деньги на то, чтобы предотвратить участие независимых кандидатов в этих выборах.

Вот произнесено много разных слов, они как-то повисают в воздухе и звучат достаточно такими какими-то голословными, что ли, аргументы о том, что вот власть боится эти выборов. Давайте я не буду произносить этих слов, давайте я скажу по-другому: власть очень старается, власти очень важно, чтобы на этих выборах не было независимых кандидатов. Это факт. От страху она это делает, или от трезвого спокойного хладнокровного расчета она это делает, или из каких-то суеверных соображений, или еще от чего-нибудь. В данном случае это мы как-нибудь с вами выясним потом.

Важно другое: людям, которые управляют сегодня Россией, ясно, и они готовы употребить очень большие силы на то, чтобы такого рода конкурентов… какого рода? Тех, которые не контролируются из Кремля. Чтобы их на выборах не было.

Что-то такое важное они знают, что-то такое особенное они думают по этому поводу, что заставляет их не стесняться здесь ни в чем: ни в средствах, ни в усилиях, ни в деньгах, ни в аргументах, ни в пропаганде, ни в чем. И это мы твердо видим своими глазами.

Конечно, очень яркая ситуация в Новосибирске, где удалось усилиями избирательного штаба во главе с Леонидом Волковым – к нему много разных претензий: он человек очень несдержанный, он человек очень резкий, он человек очень острый на язык, он легко ссорится, он легко разрывает отношения, он человек, во многом пренебрежительный к окружающим и надменный – это не лучшие качества для политика. Но в одном ему не откажешь: он хороший организатор, он умеет построить работающую машину.

Он такую машину построил на выборах, когда Навальный участвовал в выборах мэра Москвы в 13-м году, и он такую машину сейчас построил еще раз в Новосибирске, хотя очень мало кто в это верил. И, в общем, считалось, что из всех регионов, в которых решила принять участие вот эта самая Демократическая коалиция, Новосибирск – это заведомо провальное место, потому что там невозможно собрать то огромное количество подписей, заведомо преувеличенное, заведомо не собираемое, в заведомо невыгодных условиях, которое предлагается там собрать.

Он это сделал. И, судя по всему, он сделал это с большим запасом прочности, потому что те обвинения и те аргументы, которые мы слышим сегодня, для того чтобы обвинить его в мошенничестве и для того чтобы опровергнуть работу этого избирательного штаба, эти аргументы заведомо абсурдны. Понятно, что если бы были какие-нибудь аргументы попроще, если бы были какие-нибудь аргументы пореалистичнее, то были бы использованы они. Но ничего не нашлось.

С. ПАРХОМЕНКО: Задача в том, чтобы с помощью этих выборов разрушить инфраструктуру независимой оппозиции

Нашлись заведомо абсурдные вещи, типа – ну, вот все теперь знают, что у нас есть в стране девушка по имени Дарья Тимурович, и кто думает иначе, тот дурак и не на своем месте. Кто думает, что она Тимуровна, и кто думает, что в базе данных Федеральной миграционной службы напротив ее фамилии просто опечатка, что не бывает девушек с отчеством Тимурович. Ну, это просто смешной и яркий пример, таких примеров чрезвычайно много.

Но главное, в чем заключается прием, который был употреблен против новосибирского списка Демократической коалиции? Им предложено сыграть вслепую. То есть, вот сидят двое, и предположим, что они играют, не знаю, там, скажем, в шахматы. Между ними стоит доска, на доске стоят фигуры. Но доска эта расположена таким образом, что один из игроков ее не видит. И другой игрок имеет возможность ему говорить: моя позиция сильнее, я съел твою ладью. Чем съел? Кем съел? Как пошел? Откуда там взялось то, чем ты съел мою ладью? Ну, вот я тебе говорю – ну, ты не видишь, как оно тут расположено на самом деле – ну, вот я буду тебе говорить, что происходит на доске.

Вот примерно так устроена аргументация сегодня и устроены обвинения против избирательного штаба, который возглавлял, по существу возглавлял Леонид Волков. Мы вам сообщаем, что сведения, которые содержатся в ваших подписных листах, не соответствуют базе данных. – А почему они не соответствуют? – Ну, мы знаем, почему они ей не соответствуют. – А может быть, это ваша база данных неправильная? Может быть, вы ошиблись? А может быть, вот смотрите, мы даже знаем, что вот здесь, здесь, здесь и здесь у вас ошибка. Вы не хотите предположить, что есть еще многие десятки, сотни и тысячи таких же ошибок? – Нет, не хотим предположить. Нам лучше знать. – А вы видите, что когда вы сравниваете то, что у нас в подписных листах, вы просто ошибаетесь при вводе этих сведений в компьютер? Вот ошибка, вот, вот, вот, вот и вот. Не хотите ли вы предположить, что все то, что вы нам предъявляете, связано с этими ошибками? – Нет, не хотим. У нас нет оснований полагать, что мы неправы. Мы точно знаем, что наши документы правильные, а ваши – нет. Нам заведомо известно, кто из нас двоих прав.

Ну, вот эта метода, которая поначалу применялась государством в таких, в общем, относительно несущественных обстоятельствах. Например, это была стандартная история при конфликте между автовладельцами и сотрудниками ГАИ, когда вот они вдвоем приходят в суд, и один говорит: было нарушение правил дорожного движения. Другой говорит: нет, правил нарушения дорожного движения не было, я ничего не нарушал, - говорит водитель. Суд говорит: прав милиционер. Почему? А потому что у нас нет основания сомневаться в его справедливости.

С. ПАРХОМЕНКО: Они используют механизм народовластия для предотвращения народовластия. Вот что такое история с подписями

Подождите, ну, может быть, какие-нибудь доказательства? Может быть, какое-нибудь еще свидетельство? Может быть, он что-нибудь сфотографировал? Может быть, он может как-то логически объяснить свою позицию? – Нет, не надо больше никаких ни доказательств, ни свидетельств, ни фотографий, ни объяснений, мы просто уверены, что человек, который находится на службе у государства, заведомо прав.

Спустя какое-то время этот принцип был распространен на более серьезные вещи – например, на разного рода задержания, аресты. Ну, очень много таких случаев было во время судебных процессов по поводу несанкционированных массовых мероприятий, несогласованных, и так далее. Когда людей судили по заведомо абсурдным протоколам, по заведомо лживым показаниям сотрудников полиции, и единственным аргументом в защиту и в поддержку этих лживых показаний была фраза судьи: у меня и вообще у суда нет никаких оснований сомневаться в справедливости слов, которые сказаны сотрудником правоохранительных органов.

Почему? По кочану. На каком основании? На том основании, что я ему больше доверяю, чем вам, и больше ничего.

Вот сегодня мы видим этот же самый прием, который понравился государству, который показался государству эффективным, универсальным, он применяется уж в совсем серьезном деле, в деле, которое называется «уничтожение в России выборов как института, выборов как процесса».

Последовательно, шаг за шагом, мы это видим в разных регионах, мы это видим в разных ситуациях, государственная власть сегодня заявляет о том, что она не допустит выборов с участием не контролируемых ею кандидатов, вопреки тем заявлениям, многократно уже процитированным, которые были сделаны всякими высокопоставленными чиновниками Администрации, в частности, господином Володиным, который вроде бы говорил о противоположном.

Но совершенно очевидно сегодня, что это было лицемерие, и это было сказано просто для того, чтобы быть процитированным в официозной прессе, а никакого отношения к действительности, никакого отношения к тем реальным распоряжениям, которые федеральная власть раздала по регионам, это в действительности не имеет.

Любопытно, что в этих обстоятельствах приходится полностью вывернуть наизнанку тот конституционный механизм, который предложен российским законодательством, в частности, российской Конституцией, и уж тем более конкретными законами, которые регулируют процедуру выборов в России, вывернуть его наизнанку, для того чтобы реализовать вот эту задачу предотвращения участия независимых кандидатов.

Ну, самый яркий здесь пример – это, собственно, история с этими вот сборами подписей, с подписными листами, сборщиками и так далее и так далее. Давно известно, что на протяжении многих лет в России индустрия сбора подписей была таким немудрящим ремеслом, которое позволяло зарабатывать некоторому количеству не очень честных, не очень совестливых и не очень разборчивых в средствах людей. Было известно, что, да, вот бродит по стране команда людей, которые берутся такие подписи собрать, а на самом деле нарисовать, на самом деле их имитировать.

И технологии здесь были самые простые: садились люди в кружок вокруг стола, и либо каждый заполнял – это уж совсем дешевая, совсем примитивная работа – каждый заполнял эти подписные листы один за другим просто подряд; либо – это чуть-чуть подороже, это чуть-чуть поизощреннее – несколько человек постоянно обменивались этими листами, чтобы один и тот же почерк и, скажем, одна и та же авторучка не встречалась много раз на одном листе. И они вот в случайном порядке, кому как в голову придет, заполняли эти строчки, добывая данные из базы паспортов и прописок, которые очень легко можно купить более или менее на любом таком электрическом рынке в России, вроде московской Горбушки. Но свои маленькие Горбушки, они есть более или менее в любом городе, в любой области.

И вот люди садились, один заполняет первую строчку, другой заполняет шестую строчку, передает лист дальше, третий заполняет пятую строчку, четвертый заполняет вторую строчку. И вот так по очереди они, передавая друг другу эти листы из рук в руки, как бы в разнобой, разными ручками, разными почерками, один с наклоном влево, другой с наклоном вправо, рисуют эти подписи.

Зачем это делалось? Да для заработка. Известно было, что каждая такая подпись стоит – ну, тут цены варьировались, в зависимости от масштаба выборов, в зависимости от срочности, в зависимости от размера округа, от масштаба кампании, в зависимости от толщины кошелька заказчика – они могли стоить несколько десятков рублей за подпись, они могли стоить 150-200 рублей за подпись, они могли стоить и 500 рублей за подпись и в некоторых случаях дороже – по-всякому бывало.

Но вот сидели люди, которые таким образом зарабатывали: рисовали, а потом продавали эти подписи. Сегодня мы можем констатировать, что люди, которые приходили в избирательные кампании вот этой независимой оппозиции, приходили туда не за заработком. Вообще есть простой способ, казалось бы, обезопасить себя от таких проблем – создавать сборщиков самим.

Знаете, как было написано на дверях первых кооперативных ресторанов еще в 80-е годы, первых частных ресторанов в Москве? Там писали, не знаю: требуются официанты. Внизу более мелким почерком было написано: без опыта в советском общепите. Считалось, что вот советский общепит – вещь отравленная. Кто поработал когда-нибудь в какой-нибудь столовой или в каком-нибудь советском ресторане, тот в нормальном ресторане никогда работать не сможет, потому что у него навсегда выработались отвратительные манеры в общении с клиентом. Мы этого не хотим, поэтому мы людей с таким опытом не берем.

Вот тот же принцип, по идее, можно применять и в деле создания избирательного штаба: мы не берем людей с опытом собирания подписей, потому что мы знаем, чего они стоят, мы знаем, в чем заключается их ремесло, чем они зарабатывают, и мы знаем, что они умеют – они не умеют собирать подписи, они умеют рисовать подписи.

С. ПАРХОМЕНКО: Люди у власти работают только на одно: построить как можно более замкнутую систему властного произвола

Однако сегодня это стало выглядеть совершенно по-другому. Вот наиболее ярко это проявилось в избирательной кампании в Калужской области. Оказалось, что люди, которые там рисовали подписи, делали это не самым простым способом, чтобы больше заработать. Они, в общем, проделывали довольно сложную, довольно хитрую работу. Потому что они создавали не выдуманные рисованные подписи, они создавали отравленные подписи, они закладывали мину, которая могла быть взорвана, а могла бы нет, в зависимости от желания начальства.

В сущности, то, что они делают – это и есть провокаторство. Они, собственно, выступили в роли провокаторов. Они имитировали честную работу, задача которой заключалась в том, чтобы за этой имитацией создался инструмент, который можно было бы использовать в тот момент, когда задача заключалась бы в том, чтобы дискредитировать или подвергнуть уголовному наказанию людей, которые руководят этим избирательным штабом.

Я убежден, что задачей этих людей и задачей вот этих провокаций с подписями в этот раз было не простое мошенничество, не простое желание заработка, не простое такое примитивное жульническое желание заработать на выборах. Задача заключалась в том, чтобы с помощью этих выборов, а, в частности, с помощью этих подписей разрушить инфраструктуру независимой оппозиции, которая по-прежнему, вопреки всему, вопреки всем давлениям, вопреки всем преследованиям продолжает существовать в России и продолжает претендовать на участие в легальной законной политической жизни.

Эти подписи, изначально изобретенные для того, чтобы оградить выборы от беззакония и от людей, которые хотели бы закон нарушить, эти подписи были использованы сегодня с прямо противоположной целью – для создания беззаконных ситуаций, для создания провокаций, направленных против тех, кто как раз хотел бы участвовать в законной легальной политической жизни в стране. Вот на этой констатации я остановлюсь. Вернемся к этой теме после новостей. Есть еще несколько интересных элементов во всей этой теме. Не удаляйтесь, пожалуйста, далеко. Это программа «Суть событий» со мною, с Сергеем Пархоменко в прямом эфире «Эха Москвы». Новости.

НОВОСТИ

С. Пархоменко

Отличная вещь этот номер для смс-сообщений. Вот сижу, каждый раз с удовольствием читаю во время новостей мысли радиослушателей. Один наш слушатель из Петербурга пишет: «Если с Васильевой все так, как вы сказали, то это очень смахивает» - пишет он. Ну, я тоже считаю, что это смахивает. Более того, я считаю, что это, в общем, уже смахнуло так по большому счету, и, чего уж – мы можем теперь это констатировать.

А другой наш радиослушатель, он подписывается. Р.О., спрашивает: «Почему в сетевизоре видно только ухо ведущего?» Ну, потому что это радиостанция «Ухо Москвы», это вот собственно его и видно в сетевизоре, и ничего больше вам в нем видеть, собственно, как-то и не нужно. Вы видите самое главное, что есть на этой радиостанции.

Но бывает, что людей интересуют более легкомысленные проблемы, и они задают более глупые вопросы, чем этот. Например, наш слушатель Саша спрашивает: «А почему нельзя подать в суд на Федеральную миграционную службу? Саша, потому что суд, в сущности, является частью этого механизма. Вы не убедились еще в этом? Потому что суд является одной из важнейших составных частей этой машины, которая сегодня совместными усилиями предотвращает участие независимой оппозиции в процедуре выборов.

Но, с другой стороны, Саша, я, конечно, должен констатировать, что вы затронули самую важную часть этой истории, и вы попали прямо в точку, потому что, конечно, о чем вся эта эпопея? О чем это батальное полотно? Оно о том, что в России нет суда, и о том, что любое беззаконие, а такое наглое беззаконие, как беззаконие с «Дарьей Тимуровичем» базируется, конечно, прежде всего на том, что не существует никакого арбитра.

Конечно, основной инструмент этого беззакония заключается в том, что людям, которые оказываются жертвами такого рода клеветы – а речь, конечно, идет о клевете – когда людей обвиняют на основании того, что им были заранее подложены вот эти отравленные подписи, что была намеренно создана вот эта игра, которая более или менее описана обычно во всяких шпионских сериалах, когда одна воюющая сторона направляет в штаб другой воющей стороны своего разведчика, а та этого разведчика обнаруживает, но не арестовывает, а предлагает ему, как бы допускает его дальнейшую работу под контролем, следит за тем, что он делает, в нужный момент его выдает. Тем не менее, оказывается, что есть рядом с ним другой шпион, засланный сюда же, который под прикрытием первого делает свою работу.

С. ПАРХОМЕНКО: Он говорим им: я не обязан отчитываться в своих поступках. Это говорит губернатор

Послушайте, а зачем вся эта история с выборами и вся эта история с подписями была устроена? Для выявления воли избирателей, нам казалось. А история с подписями зачем? Для того, чтобы не допустить случайного человека, амбиции которого на этих выборах ничем не поддержаны, для того чтобы сделать процедуру выборов более обоснованной, более логичной, более, как это называется, фундированной.

Вместо этого процедура сбора подписей превратилась в способ дискредитации и способ подрыва самого права граждан на участие в выборах. То есть, процедура была абсолютно вывернута наизнанку. Кем? Государством. Тем, кто, казалось бы, больше, чем кто бы то ни было другой, чем что бы то ни было другое заинтересован в том, чтобы выборы происходили, чтобы они происходили на основании закона, и чтобы люди получали доступ к этим важнейшим конституционным гарантиям.

Это не просто злоупотребление, а это, собственно, такое, я бы сказал, преступное предательство государственными чиновниками того исходного долга, который накладывает на них сама государственная служба. Они используют законный механизм народовластия для предотвращения этого народовластия. Вот что такое эта история с подписями.

И возможно это тогда, когда заведомо уничтожен механизм поиска справедливости, поиска защиты, когда заведомо предотвращен и сделан невозможным всякий независимый арбитраж. Вот это, собственно, мой ответ на вопрос, заданный Сашей. Если бы рядом был суд, в который можно было бы обратиться, если бы существовала судебная процедура, в объективности и независимости которой можно было бы быть уверенным – разумеется, ничто из этого не было бы возможно. Разумеется, ни один чиновник никогда не отважился бы на это, понимая, что он лицом к лицу столкнется со своей жертвой в суде, и их положение в этом суде будет заведомо равноправным. В первый момент. Дальше будут аргументы, дальше будут доказательства той или другой стороны – никогда ни один чиновник не пошел бы на это.

Ну, вот, это важная на самом деле, мне кажется, ситуация, которая снова возвращает нас к тому, что суд и правосудие нужны не преступнику, и огромное большинство наших граждан несут с собой вот это, может быть, важнейшее заблуждение их жизни, что о хорошем суде пускай думает тот, кто собирается что-нибудь украсть. Вот ему нужен суд. А я честный человек, меня это не интересует, и меня это не касается, я судиться ни с кем не собираюсь, потому что я не собираюсь совершать никаких преступлений.

В самых неожиданных ситуациях и, в частности, вот в таких ситуациях с выборами, например, выясняется, что отсутствие суда – это важнейший дефицит прав, который существует в России. И вот все те люди, которые реально оставили свои подписи, тысячи этих людей, которые дали эти подписи – в Новосибирске, в Калуге, в Костроме, сотни людей, которые дали свои подписи в Магадане за независимую оппозицию, они сегодня обнаруживают, что их не существует, они обнаруживают, что их подписи были намеренным образом искажены, в них намеренным образом были внесены изменения, которые позволят потом обвинить в жульничестве и в мошенничестве людей, которые эти подписи понесут в избирательные комиссии.

Ведь механизм очень простой: принес эти подписи – несешь ответственность ты. Не тот, кто их нарисовал, не тот, кто зарядил туда эти ошибки, не тот, кто намеренно внес эти искажения, кто был нанят в эти провокаторы, а тот, кто оказался жертвой этой провокации, тот, кто принес эти подписи в избирком.

Именно поэтому сегодня, точнее, вот, вчера, позавчера, насколько я понимаю, руководство избирательной кампании в Калужской области, в частности, Андрея Заякина, о котором я говорил уже сегодня, приняло решение эти подписи просто не подавать, потому что, подав их, они создали бы ситуацию, в которой могла бы быть намеренно, осознанно разгромлена та структура, разгромлена та группа людей, которая пыталась организовать эти выборы, и которая пыталась организовать их честно, и которая в этой ситуации стала жертвой намеренной провокации.

С. ПАРХОМЕНКО: Россия покидает дорогу, по которой движется к цивилизации окружающий ее мир. Россия остается одна

Вот что по поводу этих выборов. Мне кажется, что важно это понимать. И мне кажется, что ответ на вопрос, который многие задают друг другу публично или в каких-то частных разговорах в последние дни, нужно ли в этом участвовать, ответ содержится ровно в этом анализе. До тех пор, пока мы видим, до какой степени для власти опасно, недопустимо участие граждан в выборах, до тех пор мы обязаны испытывать этот механизм.

Мы обязаны снова и снова исчерпывать эту возможность, потому что, что называется, это должно быть запротоколировано. Эта тропинка должна быть нами пройдена каждый раз, когда существует законная возможность ее пройти, потому что как только мы отчаемся в этом, как только мы объявим друг другу, что выборов для нас, как механизма, больше не существует, мы создадим для власти льготную легкую курортную ситуацию – больше она сможет этого не опасаться. Мы оставим власть один на один с ее собственным произволом, и с ее желанием, и с ее готовностью править страной не на основании закона, а на основании вот этих принципов бесконечной выживаемости, которые оказываются основными для российской власти на самых разных уровнях в самых разных масштабах.

Это касается и уровня федерального, и регионального, и муниципального, и местного. Люди, которые находятся сегодня в России у власти, работают только на одно: на свое пребывание в ней, на продление своих властных полномочий по возможности до бесконечности, на то, чтобы построить как можно более замкнутую и как можно более надежно защищенную от внешних вторжений систему властного произвола.

Первая угроза, которую они в этой ситуации видят, это угроза участия независимых кандидатов. Они не жалеют никаких сил, для того чтобы с нею бороться.

Вот собственно ключевая фраза по этой части была произнесена – тут я перехожу к другому, очень яркому, хотя, казалось бы, такому локальному событию этой недели – была произнесена губернатором города Севастополя господином Меняйло в тот момент, когда он совершал поразительное совершенно действие.

Многие видели этот ролик в интернете, многие слышали его в пересказе, многие знают, о чем идет речь. Во главе одного из важнейших на территории бывшего Светского Союза историко-культурных объектов заповедника «Херсонес», это огромная зона археологических раскопок, это ценнейший исторический объект всемирного значения.

И вообще надо сказать, что Крым на протяжении последних десятилетий был одним из важнейших археологических центров мира, здесь совершались самые высококлассные и самые сенсационные исторические археологические открытия. Вот он попал теперь в руки российских чиновников вроде господина Меняйло, и они им распоряжаются более или менее, как хотят.

И вот, собственно, вчера широкое распространение получил этот замечательный ролик, когда господин Меняйло приводит священника в это научное учреждение и говорит: ну, вот теперь этот человек будет вами руководить, он здесь будет генеральным директором.

И, в сущности, из того, что он говорит, следует, что это место перестает быть научным учреждением, а становится учреждением культа. Это теперь, как он выразился, будет поклонное место – не знаю уж, почему он таким образом обращается с родным языком – это будет поклонное место, место паломничества, и поэтому как-то ничего удивительного, что, собственно, церковь будет здесь этим делом управлять.

И он произносит в ответ на совершенно естественные, совершенно неизбежные, совершенно законные протесты людей, которым он сообщает эту ужасную новость, о том, то им, отдавшим годы, десятилетия своей жизни науке, предстоит теперь быть по существу служащими Православной Церкви во главе вот с этим начальником, он говорим им: я не обязан отчитываться в своих поступках, - говорит он. Он говорит: у меня есть соответствующее начальство, перед которым я отчитаюсь.

Это говорит губернатор. Это говорит избранный руководитель субъекта Российской Федерации.

Ну, в Севастополе довольно специфическая, так сказать, Конституция. Там этот самый губернатор избирается не прямым голосованием, а голосованием внутри Законодательного собрания по рекомендации президента, но, тем не менее, формально мы по-прежнему можем говорить, что он избирается, потому что он избирается этими самыми депутатами Законодательного собрания, которые в свою очередь избираются населением.

С. ПАРХОМЕНКО: Весь мир воспринял это голосование, это вето как признание, по существу, Россией своей вины

Мы с вами прекрасно понимаем, что все они, вся эта система, вся эта двухэтажная структура, она живет под этим лозунгом: я не обязан перед вами отчитываться, у меня есть соответствующее начальство. Но формально это, конечно, прямое нарушение Конституции.

И вот этот манифест, эта прямая солдафонская фраза, которая была сказана господином Меняйло – он в недавнее время один из руководителей Черноморского флота, он морской офицер – ну, вот, по-прежнему как-то он не может отдать себе отчета в том, что его вроде как выпустили из казармы, и как-то он больше не в солдатском борделе, и ему бы вообще следовало говорить с избирателями по-другому. Больше это не те люди, с которыми он имел, я бы сказал, привычку разговаривать, по всей видимости, судя по тому, что он говорит сейчас, с которыми он имел привычку разговаривать на предыдущих этапах своей удивительной карьеры.

Вот эта история – мы тут как-то плавно перетекаем из одной темы в другую – на мой взгляд, очень символична и совершенно как-то почти литературно произошла фактически в тот самый момент, когда на другом конце земли происходило другое событие, а именно представитель России господин Чуркин объявлял вето России на решение Совета безопасности ООН, на резолюцию Совета безопасности ООН об организации международного трибунала для расследования обстоятельств крушения малазийского Боинга над Восточной Украиной.

Мы с вами этого решения ждали, мы с вами его обсуждали заранее. И, на мой взгляд, эти два события, произошедшие в двух далеко отстоящих друг от друга местах, они, в сущности, являются частью одного процесса. Россия покидает ту дорогу, по которой движется вперед к развитию цивилизации окружающий ее мир. Россия остается одна.

Вот во время голосования в Совете безопасности ООН видно было, что Россия действительно осталась совсем одна. Я как-то под большим впечатлением от этого события, хотя я и ждал его, но все равно как-то мне показалось, что это какой-то ужасно грустный, ужасно трагический эпизод в российской истории, я даже написал об этом в Фейсбуке, что, вот, люди, которые это сделали, оставили Россию совсем одну. Оставили, выключили ее из остального мира.

Россия действительно играет здесь роль такую пассивную, вот она, не сопротивляясь воле этих людей, позволяет им выгнать себя, столкнуть себя вот с этой дороги развития цивилизации. Действительно, даже страны, которые, как нам казалось, совершенно зависимые от России, которые являются сателлитами России, которые Россией прикормлены, которые Россией приручены, такие, как Венесуэла, например, или, скажем, Ангола, которая тоже, несомненно, очень зависима от России на протяжении многих последних десятилетий. Там и российские военные советники работали. В частности, между прочим, судьба господина Сечина начиналась именно там – не Сечина, а Иванова, прошу прощения (или, все-таки, Сечина?). Нет, Сечина, послушайте, именно Сечин работал в Анголе переводчиком и военным советником.

Так вот, там работали советские военные советники, туда поставлялось огромное количество вооружений и так далее. Так вот, даже Ангола, даже Венесуэла воздержались на этом голосовании. Не посмели встать рядом с Россией в этом совершенно безумном ее положении.

Многие обсуждают такой очень яркий и, в сущности, анекдотический эпизод, вот этот чудовищный ляпсус, который при этом допустил представитель России Чуркин, который, как ни в чем не бывало, сказал совершенно поразительную фразу, что: мы будем надеяться, - сказал он, - что безнаказанность наступит для тех, кто сбивал самолет.

Видимо, он имел в виду, ответственность, но сказал «безнаказанность». Знаете, все-таки доктор Фрейд велик и не случайно он столько внимания уделял этим оговоркам. Оговорки возникают как-то не на голом месте. Я, кстати спросил у замечательного нашего переводчика, одного из корифеев политического перевода Павла Палажченко, который был еще переводчиком Горбачева: что в этой ситуации должен делать переводчик? Как ему переводить этот ляпсус, обязан ли он исправлять эту ошибку?

И Палажченко ответил мне, что, ну, в такой ситуации, видимо, переводчик должен переводить как есть. Он имеет право исправить ошибку очевидную, ну, условно говоря, там, когда вместо слова «Афганистан» кто-то нечаянно сказал «Азербайджан», а понятно, что об этом речь здесь идти не может. А вот такую конструкцию, где не очень ясно, что имел в виду автор, можно только догадываться, что он имел в виду «ответственность», а сказал «безнаказанность» вместо этого, в этой ситуации переводчик должен переводить так, как он услышал. То есть, весь мир услышал это признание. Но если серьезно, действительно, весь мир воспринял это голосование, это вето как признание, по существу, Россией своей вины.

Надо сказать, что Россия не смогла предложить, и российская делегация не смогла предложить сколько-нибудь убедительных аргументов для объяснения своей позиции. Основной аргумент заключается в том, напомню, что в случае, как говорил господин Чуркин, катастроф на транспорте... ну, мы прекрасно понимаем, что катастрофа самолета МН-17 над Восточной Украиной – это не катастрофа на транспорте, это гражданский самолет, сбитый участниками военного конфликта из современного очень сложного средства ПВО.

Это, знаете, не болтик отвинтился, и не тросик оборвался как-то нечаянно. Вот тогда бывает катастрофа на транспорте. А когда прицелились, выстрелили и попали – это не катастрофа на транспорте, а это преступление. Так вот, господин Чуркин сказал, что вот нет других прецедентов, когда во время катастроф на транспорте по итогам их учреждаются международные трибуналы. И в качестве примера было приведено, что, ну, вот по ошибке украинской ракетой был сбит российский самолет, а американской ракетой был сбит самолет над Персидским заливом. Еще часто к этому добавляют – ну, в данном случае не было это упомянуто, но часто упоминание это существует, что еще было Боденское озеро, и вот, дескать, никому тогда не приходило в голову учреждать никаких трибуналов.

Хочется на это сказать: а кто же вам мешал? А не учреждал никто никаких трибуналов, потому что никто не требовал никаких трибуналов. А не требовал никто никаких трибуналов, потому что человеческая жизнь не стоит ни гроша в вашей системе ценностей. И никто вам не виноват, что вы тогда признавались в этом. Никто вам не виноват, что вы не хотели защитить жизнь и подтвердить цену жизни своих граждан. Теперь вы требуете от других этого.

Ну, мы поговорим с вами еще много раз о юридической стороне этого дела. А пока я просто хотел бы отослать вас к замечательной, хотя и довольно сложной для чтения, статье в РБК, где перечислялись разные возможности юридического решения этой проблемы.

Но я сказал бы только одно: возможно, что сейчас наступил момент, когда мировому сообществу предстоит выработать впервые этот механизм. Механизм защиты от юридического произвола людей, которые пытаются, пользуясь теми правами, которые есть у них в международной процедуре, предотвратить честное объективное полное и глубокое расследование. Такова сегодня позиция российской стороны, российской власти, она пользуется этой своей возможностью, и Генеральной Ассамблее ООН предстоит найти возможность это злоупотребление преодолеть.

Это была программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко, всего хорошего, до будущей пятницы.