Суть событий - 2015-03-27

С. Пархоменко

Я вот смотрю на смски, которые уже начали приходить. Это означает, что вся система эта работает. Наталья пишет мне: «Вспомните Немцова в передаче, это было ровно месяц назад». Да, сегодня 27 марта, это означает, что ровно месяц тому назад Борис Немцов последний раз сидел за этим столом, в этой студии, перед этим микрофоном, перед соседним микрофоном, в метре от меня. И прямо отсюда отправился на мост, через некоторое время он оказался там, и там его благополучно и убили.

Что мы знаем месяц спустя про это убийство? Мы знаем, что есть странные видеозаписи, до сих пор не объясненные, на которых ездят и останавливаются какие-то машины, ходят какие-то люди вокруг тела еще живого и умирающего Бориса Немцова. Мы знаем, что есть официальная версия, которая не объясняет этой видеозаписи. И на вопросы о противоречиях между этой видеозаписью и официальной версией следователи отвечают: неважно. Ну, там, машина остановилась, это вот уборочная эта машина, ну, остановилась, да. А что она там остановилась? Ну, остановилась. А как она там оказалась? Ну, она как-то оказалась. А вот какие-то люди там ходят. Ну, ходят какие-то люди, да. А что они там?.. Ну, они там что-то ходят.

С. ПАРХОМЕНКО: Постепенно история с Немцовым уходит куда-то на дно

Вот примерно на таком уровне происходит разговор, если вы посмотрите на изложение бесед со следователями. Особенно, например, последнее время «Комсомольская правда» как-то усердствует вот в такого рода всяких феерических интервью со следователями, у которых на самом деле не сходятся никакие концы ни с какими концами.

Официальной версией является версия фанатиков из Чеченской республики. Вот есть несколько человек, которые почему-то оттуда приехали и из таких фанатических соображений убили Немцова. При этом в ходе следствия выясняется, что, в общем, независимость Чеченской республики от Российской Федерации является состоявшимся фактом, потому что там существует какой-то совсем отдельный режим действия законов и совсем отдельные условия для работы российской полиции, следственных органов и так далее. Они там то могут передвигаться, то не могут передвигаться, то не могут проникнуть в какой-то населенный пункт, то не могут поговорить с человеком, который требуется им в качестве свидетеля. В какой-то момент выяснилось, что тех подозреваемых, которые сейчас есть, арестовали только потому, что они как-то неосторожно выехали из Чеченской республики и попались в соседней Ингушетии. Ну, в общем, это какое-то удивительное такое особое место, где все не так, где все гораздо интереснее, чем в других местах, как выяснилось. Вот это тоже то, что мы знаем.

Еще мы знаем, что продолжение этой версии – это прекрасный способ остановить следствие на середине. Вот есть как бы три больших звена у этой цепочки. Есть самое первое – собственно исполнители. Есть второе – это координаторы, организаторы, так сказать, поддерживающая, обеспечивающая часть всего этого процесса убийства. Есть третье – это заказчики и вдохновители.

По поводу первой вот нам как-то твердо указывают на некоторых людей. По поводу второй начинаются всякие феерические фантастические обстоятельства, типа каких-то удивительных людей на Украине, каких-то поразительных организаторов покушения на Путина из Одессы. Ну, в общем, опять какая-то многочисленная фантастика. Ну, а насчет третьего просто ничего. И, собственно, как я понимаю, удобство этой версии заключается в том, что, в общем, как-то даже не предполагается, что можно этому следствию продвинуться куда-то дальше вот этого вот второго уровня, уровня непосредственных организаторов и координаторов.

Мотива ясного по-прежнему нет, мотив, который предлагался, месть за неосторожное высказывание по поводу Charlie Hebdo, развалился этот мотив, потому что выяснилось, что эти люди были в Москве раньше и вертелись вокруг Немцова раньше, и, несомненно, подготовка к этому преступлению началась раньше, чем случилась трагедия с Charlie Hebdo.

Так что, мотива нет, ясного представления о том, признают или не признают вот эти подозреваемые свою вину, тоже нет. Потому что следствие продолжает настаивать на том, что, да, признают, а как только вблизи их появляются какие-то люди не изнутри следствия (например, вот правозащитники из группы наблюдения за местами заключения), выясняется, что они отказываются от своих показаний.

Чрезвычайно странная история с одним из подозреваемых, который был убит на территории Чеченской республики. Неясное представление о том, применялись или не применялись пытки в отношении подозреваемых. Неясная ситуация со свидетелем там на мосту, который то говорит, что человек, которого он видел, похож на официального, так сказать, основного подозреваемого, то говорит, что ничего общего. Ну, в общем, одни сплошные неясные обстоятельства по истечении этого месяца.

И, в общем, ну, это совершенно очевидно, это обычное свойство человеческой психики и массовой психологии, несомненно: постепенно событие затягивается такой тиной забвения, потому что происходят новые события, некоторые из этих событий очень яркие, некоторые из этих событий невероятно драматичные, такие какие-то экзотические, кинематографические, они отвлекают внимание, они собирают на себе и сочувствие, и ужас, и страх, и жалость, самые сильные чувства, которые владеют нами.

И постепенно, постепенно история с Немцовым уходит куда-то на дно, туда же, где убийство Щекочихина, где убийство Политковской, где убийство Листьева, где убийство Холодова, где убийство Хлебникова и где многие другие убийства по политическим, околополитическим или почти политическим мотивам в последние годы. Ну, убийство Старовойтовой еще, несомненно, нужно вспомнить.

И, да, российская практика такова, что эти убийства остаются иногда раскрытыми в том, что касается непосредственных исполнителей, не всегда, но никогда не понятыми и не объясненными с точки зрения мотивов, с точки зрения исходных обстоятельств, из-за которых прервалась жизнь яркого и важного человека.

И можно вспоминать, вспоминать, перечислять, перечислять, и все равно окажется, что кого-нибудь забыл. Вот Юшенкова забыл, как сейчас понимаю. А ведь еще был вот такой замечательный человек, сыгравший очень большую роль в истории 90-х, в истории с окончанием первой чеченской войны, человек, которому обязано своей жизнью огромное количество людей, которых он вызволил из плена и из концлагерей в Чечне, причем на обеих сторонах.

Эта работа, в которой участвовал Юшенков, отличалась тем, что она велась по обе стороны вот этого, так сказать, несуществующего фронта. И оттуда, и отсюда вызволяли заложников, вызволяли похищенных, вызволяли пленных, вызволяли украденных, мучимых, вынимали их из ям. Ямы были одинаковые и там, и тут, и по одну, и по другую сторону. А в ямах сидели люди, из ям вынимал их Юшенков. И до сих пор, в общем, есть много разных версий, зачем понадобилось его убивать. И говорить о том, что убийство Юшенкова раскрыто, нельзя, оно не раскрыто во всей своей полноте и на всю свою глубину. И вот мне кажется, что сегодня есть все шансы, что так произойдет и с убийством Немцова.

И я читаю в интернете упреки, люди пишут: ну, как же? Почему же вы не говорите об этом все время? Почему же вы отвлекаетесь? Ну, как же можно не отвлекаться? Происходят события, жизнь идет, и нужно эту жизнь описывать и эти события анализировать. Но, конечно, люди, которые это пишут, они в чем-то правы, что мы просто не имеем права оставить этот страшный эпизод, оставить его забытым до следующего такого эпизода. Ведь на самом-то деле совершенно же очевидно, что он не последний, и нам предстоит вспомнить об этом убийстве очень ярко, остро, громко в тот момент, когда произойдет следующее. Вот тогда мы все, несомненно, заговорим об этом с новой силой. Это совершенно очевидно, это неизбежно, это точно будет. Не хотелось бы этого дожидаться.

Между тем, каждый день промедления с этим следствием приближает нас к следующему такому убийству. Вот такой парадокс. Чем дольше расследуется убийство Немцова, тем ближе следующие политические убийства. Так вот, такое искривление политического пространства и времени. И на самом деле это довольно просто объяснить.

Объясняется это тем, что чем дольше длится такое следствие и чем больше шансов у реальных не только исполнителей, но организаторов и, главное, вдохновителей этого убийства остаться неизвестными, остаться ненаказанными, избежать разоблачения, тем проще будет следующей группе убийц, организаторов и вдохновителей организовать следующее убийство, выбрать следующую жертву, тем проще будет на это решиться.

И важно, чтобы это понимали все, важно, чтобы это понимали и те, кто считает себя сегодня очень уязвимым, кто чувствует на себе враждебные взгляды, неприязненное отношение толпы, и те, кто абсолютно убежден в своей неуязвимости, в своей защищенности, кто считает, что он откуда-то высоко сверху наблюдает за всей этой ситуацией и туда не долетают пули убийц. Долетают, везде долетают.

И человек, которого однажды вытащили из канализационной трубы и страшным издевательским способом убили, снимая это на разнообразные смартфоны, а потом тело которого выложили в холодильнике для мяса в одном крупном супермаркете – я говорю о стране под названием Ливия, где все это произошло – этот человек думал, что туда тоже не долетает. И этот человек, организовавший в своей стране террор, был уверен, что террор можно организовать для кого угодно, и он может затронуть кого угодно, но не затронет ни его, ни его детей, его сыновей, ни его ближайших соратников, ни вообще никого из тех, на кого он покажет пальцем: этих не трогать, эти выше. Так не бывает.

Бывают страны, в которых случаются политические убийства, и страны, в которых не случаются политические убийства, вот и все. А такие страны, в которых случаются политические убийства только с некоторыми, а с некоторыми – нет, таких стран не бывает. И рано или поздно эта волна подхватывает того, кто ее организовал, и этот человек оказывается висящим вниз головой на бензоколонке, как это произошло с Муссолини. Или лежащим в яме, где горит солярка, которую зажгли для того, чтобы сжечь его тело, как это произошло с Гитлером. Ну, и так далее. Так что, террор, если он развивается в стране, он касается абсолютно всех.

«Ради бога, - пишет мне Аня, - и так страшно!». Ну, что же делать, Аня? Вы уж простите, но другой России для вас у меня нет, сегодняшняя Россия вот такая. В ней убивают людей, и потом люди, которые убивают, остаются безнаказанными. Сегодня, Аня, есть все шансы к тому, чтобы люди, которые убили Немцова, в широком смысле слова убили: и тот, кто стрелял, и тот, кто возил, и тот, кто выслеживал, и тот, кто снабжал оружием, и тот, кто создавал фальшивые документы, и тот, кто снимал квартиру, и тот, кто их всех собирал, и тот, кто их всех инструктировал, и тот, кто за это за все заплатил, и, в конечном итоге, тот, кто это все придумал и решил, что вот сейчас пора.

С. ПАРХОМЕНКО: Чем дольше расследуется убийство Немцова, тем ближе следующие политические убийства

Ведь был же какой-то человек, мы же это знаем, был же какой-то человек, который сказал: вот сейчас пора. И было это месяц тому назад, скажем, 26 марта. К этому, правда, было уже все готово, к тому моменту уже много месяцев выслеживали Немцова. Ну, вот.

«Ну, ладно, - пишут мне, - за месяц не могут найти убийц, - пишет мне Владимир. – Но ведь те, по чьей вине допущено убийство под стенами Кремля, тоже не наказаны. Почему?». Хороший вопрос. Эти-то люди на виду, с этими-то людьми абсолютно все понятно, вот они, эти люди. Люди, которые ответственны за соблюдение режима безопасности, люди, которые управляют фактически войсками – это такая отдельная армия – войсками, которые заняты в России поддержанием вот этого самого режима безопасности.

Я хорошо помню, как когда несколько лет тому назад, скажем, заходила речь о том, что вот нужно организовать, скажем, какое-то массовое мероприятие на какой-то площади, которая недалеко от Кремля, ну, скажем, на набережной – а вот можно ли пройти демонстрации по набережной мимо Кремля? Следовал ответ: да вы что, с ума сошли? Это режимная зона, это зона, которой управляет служба безопасности президента, комендатура Кремля. Туда подойти близко нельзя. Вы что? Кто вас туда пустит? Как это вы себе представляете, что там вот это произойдет вот как-то в этих местах? Вы что это, собственно? Вы что, не понимаете что ли, как там все устроено? Да там воробей не пролетит без разрешения. А вы собираетесь там каких-то людей туда-сюда водить. Вы что это?

Ну, вот это-то все на поверхности, правда? Это все хорошо известно, это все абсолютно понятно, это все, вот оно. Нет никаких оснований полагать, что есть какие-то ответственные за это.

Давайте вернемся к актуальным событиям последней недели. Ну, все-таки я бы сказал несколько слов о самом громком, самом ярком и трагическом событии последней недели – о катастрофе самолета над Францией, немецкого самолета, который летел с испанскими, французскими и немецкими, главным образом, пассажирами. Хотя, кого там только не было.

Был, например, там знаменитый оперный певец Олег Брыжак. Французы и немцы его называют Брияк, но на самом деле он Брыжак. Очень известный артист. Он родился в Казахстане, часть своей жизни прожил на Украине, а вот последнее время работал в Германии в Дюссельдорфском оперном театре, женат был на другой певице из того же театра. И вот они вдвоем гастролировали, участвовали на выезде в спектакле в Барселоне. И вот, собственно, с одного, с очередного такого спектакля они возвращались. Так что, я это говорю к тому, что самые разные люди там были, и это не личное дело, не местное, какое-то локальное дело французов, испанцев и немцев.

Ну, вот сегодня известно очень много обстоятельств. Чрезвычайно эффективна оказалась операция по поискам и расшифровке одного из черных ящиков, того, который записывает переговоры экипажа. Очень многое стало ясно, собственно, почти все о непосредственных обстоятельствах крушения.

Я должен сказать, что я следил всю неделю за этими событиями по французскому радио, главным образом радио «Европа 1». Слава богу, есть теперь возможности просто с помощью мобильного телефона через интернет слушать в прямом эфире иностранное радио. И я, признаться, стал последнее время пользоваться все больше и больше этими возможностями, тем более что во Франции радиожурналистика очень сильная традиционно. Там есть несколько радиостанций просто исключительного, выдающегося класса.

Так вот, я должен сказать, что «Европа 1» – я даже написал об этом у себя в Фейсбуке, повторю и здесь – проделала совершенно сногсшибательную работу вот по покрытию, как это на их профессиональном языке называется, этого события. В частности, они, собственно, в день катастрофы, точнее, на следующий день, ночью это произошло, на следующий день они вывели в прямой эфир подряд несколько человек, я бы сказал, больше десятка людей, переживших авиакатастрофы и выживших в авиакатастрофах, и в прямом эфире с ними разговаривали, расспрашивали их о том, что они чувствовали в момент авиакатастрофы, что происходило дальше, как они спаслись. Там были люди, абсолютно каким-то невообразимым чудом выжившие. И, конечно, с журналистской точки зрения это совершенно блестяще, найти этих людей, собрать этих людей, вывести их в прямой эфир, поговорить с ними, и поговорить с ними так, что это не выглядит ни жестоко, ни пошло, ни подло, никак. Это производит сильное впечатление.

Ну, и, конечно, когда дело дошло уже до каких-то фактов, когда стали появляться непосредственные материалы, когда появилось представление о том, что происходило на борту… И очень поздно, надо сказать, очень долго авиакомпания держала в секрете имена пилотов. Собственно, имя вот этого Андреаса Любица, который погубил этот самолет, как теперь становится понятно, оно стало ясно только после того, как было сделано официальное заявление о том, что, собственно, самолет был разбит человеком, который в этот момент сидел за штурвалом и который остался один в кабине, воспользовавшись тем, что командир корабля вышел из пилотской кабины, и он заблокировал изнутри дверь.

Это заявление сделал на пресс-конференции, которая по всему миру транслировалась в прямом эфире, прокурор города Марселя. Очень подробно, очень обстоятельно. Я слышал эту пресс-конференцию в прямом эфире, это тоже производило какое-то очень сильное впечатление, до какой степени ясно, отчетливо, взвешенно, продуманно было там объявлено все, что было объявлено. И вот, собственно, только спустя несколько минут после этой пресс-конференции была предъявлена фамилия этого конкретного человека, когда стало понятно, что, в общем, скрывать уже больше нечего.

Ну, что можно сказать по этому поводу? Конечно, немедленно возникло много разных теорий относительно, там, всякой психологической подготовки и прочего и прочего. Ну, вот из того, что я знаю, из того, что я представляю себе о том, как функционирует сегодня вот это, так сказать, пилотское сообщество гражданской авиации – вообще есть некоторый такой парадокс в общественном мнении. Эти люди, они являются предметом такой всеобщей зависти. Такой пилот из фильма «Мимино», знаете? Из той части «Мимино», где он летает на прекрасной белой птице Ту-144 где-то высоко за облаками в какие-то прекрасные чудесные дали. Вот такой красавец в белом шарфике и так далее. Вот так мы с вами представляем себе пилотов международных авиалиний. Они подтянутые, спортивные, хорошо выбритые, прекрасные такие джентльмены, всегда в хорошем настроении, всегда очень собранные и так далее.

Вообще это чрезвычайно тяжелая работа и очень тяжелая жизнь. И в этой среде, известно, что и семьи рушатся достаточно часто, и жизнь как-то не складывается, потому что это очень странный режим жизни, бесконечные перелеты, бесконечные переутомления, большие проблемы со сном, с нервами, здоровьем и со всем остальным.

Вот давайте я на этом месте прервусь. После новостей поговорим с вами еще про всякую авиацию и все, что с этим связано. НОВОСТИ

С. Пархоменко

Спрашивают у меня, Ада спрашивает. Я говорил, как вы помните, перед перерывом о разных обстоятельствах, связанных с трагической вот этой катастрофой самолета А320 над Францией. «А почему говорили сначала, что самолет рассыпался в воздухе, как конфетти?». Да нет, и сначала, и сейчас говорят, что самолет рассыпался, как конфетти, только не в воздухе, он, так сказать, разбился по скалам, как конфетти, потому что он на скорости больше 700 километров в час упал на сначала пологий склон горы, а потом ударился об очень крутой подъем и разбился на малюсенькие кусочки. Там от всего этого самолета, как передают с места, нет ни одного фрагмента размером, скажем, больше холодильника, да и таких фрагментов буквально несколько. Остальное – это просто маленькие кусочки, маленькие кусочки металла, каких-то вещей, человеческих тел, пластика и так далее и так далее, все это вперемешку. Вот поэтому называют это все трагическим конфетти, вот то, что там в результате получилось.

Так вот, что касается пилотов. Все заговорили сейчас об их психологическом состоянии. Ну, вообще надо сказать, что пилот современных авиалиний, он живет такой довольно напряженной жизнью, он живет, надо сказать, все время на виду. И вот разговоры о том, что никто не видит, никто не знает, никто не смотрит, никто не следит, никто не тестирует и так далее – это, конечно, панические разговоры, вполне несправедливые.

Ну, для начала, современный пилот несколько раз в год проходит тренинг, он все время поддерживает свое профессиональное состояние, его вызывают для тренировок на симуляторах, его заставляют учиться, осваивать какие-то новые системы, новые узлы даже того самолета, который он уже привык водить, а иногда даже его пересаживают на другой самолет – это вообще какое-то большое событие и большая учеба. И всякий раз пилоты общаются между собой, за ними следят, смотрят, изучают, подвергают разным тестам и так далее. И этот пилот тоже проходил психологические тесты и по окончании своей учебы, и регулярно проходил их во время работы. Понятно, что не так часто, как остальные тесты здоровья.

Вообще пилоты очень часто, скажем, сдают анализы крови и мочи, очень часто исследуют состояние их сердца. Насколько я знаю, там рубежом является 40 лет на хороших авиакомпаниях. Если пилоту меньше сорока, то, по-моему, каждые полгода он должен проходить комплексное медицинское обследование. А если ему больше сорока, то каждые три месяца. И там есть, конечно, и психологические тесты тоже. Но в ежедневных тестах, конечно, психиатр на них не смотрит, и это, наверное, и невозможно, как-то людей просто самим фактом этого постоянного психологического надсмотра дополнительно погружать в состояние стресса. Ну, в общем, они живут достаточно тяжело.

При этом нужно сказать, что вот авиакомпания Lufthansa… а вот этот самый Germanwings – это часть авиакомпании Lufthansa. Сейчас многие авиакомпании стали создавать внутри себя или возле себя такие, так сказать, дешевые филиалы, вот эти вот лоукостеры. Вот, собственно, Germanwings – это лоукостер от Lufthansa. Авиакомпания Lufthansa, как ни странно, имеет репутацию авиакомпании довольно жесткой с точки зрения взаимоотношений внутри нее. Я почитал некоторое количество публикаций по этому поводу. Вообще в Германии очень мощная такая, что называется, корпоративная культура, и люди очень следят за отношениями на работе и за взаимоотношениями между нанимателями и работниками, между начальниками и подчиненными, между мужчинами и женщинами, между старшими и младшими и так далее.

Но вот Lufthansa как раз имеет репутацию в этом смысле довольно неприятную. Это авиакомпания, в которой явно есть проблемы с персоналом, там на протяжении последнего года трижды происходили крупные забастовки. Там были увольнения пилотов, там были всякие конфликты, там явно есть проблема с взаимоотношениями между пилотами и руководством, там психологический климат явно не очень хороший в Lufthansa, так вышло. Имело ли это какое-то значение, и был ли этот пилот каким-то образом специально обижен, или находился ли он в состоянии конфликта с кем-нибудь, или что-то вроде этого – неизвестно. Но, тем не менее, факт, что вот Lufthansa не очень благополучна.

Сам этот человек, да, действительно, теперь уже это можно считать доказанным, имел психологические и, по всей видимости, в легкой форме даже и психиатрические проблемы. Он однажды вынужден был прервать свое обучение шесть лет тому назад, причем именно вот по этим мотивам. И применяли термин такой «выгорание». Это, в общем, такое довольно модное понятие для современного менеджмента и управления персоналом, что вот интенсивно работающий квалифицированный персонал имеет тенденцию выгорать. То есть, в какой-то момент человек вдруг ощущает себя опустошенным, потерявшим силы, потерявшим интерес к работе, потерявшим интерес к дальнейшей карьере, потерявшим мотивацию для того, чтобы продолжать быть хорошим работником. И в этой ситуации ему нужно как-то отдохнуть.

Вот это случай, собственно, этого человека, про него это известно, что с ним это происходило. Является ли это достаточным мотивом для того, чтобы сделаться убийцей 150-ти человек – непонятно. Скорее всего, нет, не является. И, видимо, есть какие-то другие причины, о которых мы не знаем, может быть, даже никогда не узнаем.

Когда говорят, вот даже какие-то люди мне пишут сейчас: «Посмотрите на лицо этого человека – совершенно очевидно, что у него проблемы». Нету никаких проблем на лице этого человека. Наоборот, отзываются о нем как о вежливом, благополучном, воспитанном молодом человеке, он еще был достаточно молод. Кстати, то, что говорят о том, что у него там какой-то недостаточный налет часов, у него было около 650, что ли, или 680 часов в момент, собственно, этой катастрофы, его общее время налета. А нанят он был тогда, когда у него было 300 с небольшим часов. Это нормальные цифры, ничего такого особенно заниженного нет для второго пилота. Понятно, что командир, который с ним летал, был гораздо-гораздо опытнее, там было несколько тысяч часов, это несравнимые совершенно вещи. Именно поэтому один – командир, а другой – второй пилот. И, в общем, что называется, ничто не предвещало, все там было в порядке.

Понятно, что это будет иметь какие-то последствия, понятно, что, видимо, сейчас в принудительном порядке, сейчас это делается… сейчас есть рекомендации на некоторых авиалиниях, у некоторых авиакомпаний, а теперь это будет принудительно – присутствие какого-то еще члена экипажа в тот момент, когда один из пилотов покидает кабину, особенно в тех случаях, когда экипаж состоит всего из двух человек. Все больше таких самолетов. Надо сказать, не все, иногда экипаж состоит из трех человек, иногда даже из четырех человек. Но вот все больше таких самолетов, где в кабине ровно двое. И, кстати, это тоже некоторая психологическая проблема, потому что эта пара, она летает иногда по многу месяцев в одном и том же составе, иногда летает очень длинными рейсами, и между людьми начинаются какие-то трения, конфликты, какие-то сложности, они, грубо говоря, как-то просто надоедают друг другу. Перемешивать их слишком часто тоже невозможно, потому что такой мотив слаженности и сработанности, он тоже имеет значение.

Ну, вот известно, например, по записям на этом самом регистраторе, вот на этом черном ящике, который был расшифрован, об этом специально говорил во время пресс-конференции этот французский прокурор, что разговор, который происходил между пилотами, носил очень дружеский, очень доброжелательный характер, они что-то шутили, хохмили. И он несколько употребил синонимов, чтобы показать, что, в общем, разговор был очень любезный и симпатичный.

С. ПАРХОМЕНКО: Террор, если он развивается в стране, он касается абсолютно всех

И только под самый финал, непосредственно перед тем, как командир корабля вышел из кабины, разговор перешел на профессиональные темы, они начали там готовить брифинг так называемый, ну, то есть, план посадки. Они должны, так сказать, выработать окончательную схему выхода на финальный аэропорт. И они начали обсуждать эти темы, и в этот момент разговор принял такой более сухой лаконичный характер. Что, в общем, абсолютно нормально, потому что они уже разговаривают как бы не о бантиках, и не о рыбалке, и не о жизни вообще, а они разговаривают на какие-то сугубо профессиональные темы. Ну, в общем, похоже, что никакого конфликта в данном случае не было. Но, в целом, в этом есть некоторая проблема.

Так вот, будет, по всей видимости, теперь принудительная норма, что в тот момент, когда один член экипажа выходит из пилотской кабины, кто-то должен вместо него войти (какая-нибудь стюардесса или кто-то вот из той части экипажа, которая работает в пассажирском салоне). Гарантия это от таких вещей? Да не гарантия, конечно.

Вообще гарантий стопроцентных никогда не бывает, и никакого стопроцентно надежного решения нет. Вот нужно создавать ситуацию, в которой дверь можно было бы, в случае чего, вскрыть. Ну так, тогда ее террорист вскроет. Нет, нельзя оставлять никогда пилота одного. Ну да. Но если человек очень захочет, то и зарежет, и застрелит, и задавит, и изолирует, и вытолкает – ну, в общем, что-нибудь придумает. Поэтому, конечно, речь идет о том, чтобы просто изучать это явление и понимать, что, да, человеческий риск существует тоже, и в этом тоже.

И, вместе с этим со всем, авиатранспорт остается одним из самых безопасных видов транспорта, доступных человеку. Езда на автомобиле гораздо опаснее, передвижение в поезде гораздо опаснее. А уж хождение пешком – так это просто и сказать невозможно. Или езда на велосипеде. Так что, ну, да, это вот та плата, которую человечество платит за свое желание быстро передвигаться из точки А в точку Б.

Возникает, кстати, конечно, немедленно параллель между тем, как расследуется катастрофа вот этого самолета А320, и тем, как расследуется катастрофа другого самолета, которая нас с вами очень волнует – я имею в виду Боинг MH17, малазийский Боинг, который был сбит над территорией Восточной Украины в июле прошлого года. И, ну, вот уже пришлось читать, я даже сегодня в Фейсбуке спорил с одним из моих коллег, с Алексеем Осиным, журналистом «Эха Москвы», спорил о том, что вот, написал Алексей Осин, что, дескать, делайте выводы. Тут вот нашли и немедленно расшифровали этот черный ящик. А вот в случае с Боингом прошло столько времени, а так ничего и неизвестно. Ну, и вообще, это обычное такое мнение по этому поводу.

Так вот, хочется напомнить всем, что на самом деле это, конечно, не так, и черные ящики от Боинга были найдены очень быстро, и расшифрованы очень быстро, и опубликованы очень быстро. Просто это отчасти забылось, а отчасти намеренно вытеснилось, и это тоже часть той пропаганды, на фоне которой Россия наблюдает, если она это наблюдает через федеральные телеканалы и через контролируемые государством, скажем, газеты и радиостанции, наблюдает за этой катастрофой.

Хочу вам напомнить, что вот уже – я специально нашел прямо ТАСС, вот прямо самый кондовый на свете, чтобы как-то было совсем очевидно. Вот уже 3 августа 14-го года было опубликовано сообщение о том – я читаю заголовок – «Данные черных ящиков в Боинге 777 указывают на отсутствие внештатной ситуации. Что это означает? Это означает, что расшифровка вот этого голосового записывающего аппарата не дала ничего интересного.

Пилоты сидели, разговаривали, а потом в какой-то момент это внезапно оборвалось. Они даже не успели и крикнуть. Просто вот оно есть, и вот его нет. Бац – и все. Ничего. Они ничего не заметили, они ничего не видели, они ничего не обсуждали, они ни по поводу чего не волновались. Просто в какой-то момент они исчезли.

И это же самое пишут и западные разного рода средства массовой информации. Вот я держу в руках несколько более раннюю, 26 июля сообщение американской телекомпании CBS, которая пишет, что речь идет о взрывной декомпрессии, как они пишут, массированной взрывной декомпрессии, то есть фактически мгновенной гибели экипажа и мгновенной гибели всех, кто был в самолете.

Кстати, это заблуждение, что в современных самолетах пилотская кабина каким-то особенным образом изолирована от салона в том, что касается, скажем, давления воздуха, состава воздуха и так далее. Нет. Она, в общем, часть салона. И это очень важно, потому что пилоты должны знать и чувствовать, что происходит в салоне. Единственная разница заключается в том, что маски, которые выпадают пассажирам, они такие очень примитивные, это просто такой пластмассовый как бы стаканчик, в который по трубочке подается воздух. А маски, которые предназначаются для пилотов, это фактически часть скафандра. Это серьезная очень вещь, которая как бы хорошо устроена, надежно налажена, и в случае разгерметизации даже при наличии масок у пассажиров могут возникнуть какие-то серьезные проблемы, а у пилотов не возникнут, потому что у них есть маски совсем другого класса. И только в этом разница. Это вот по части всякой разгерметизации.

Так вот, я хочу вернуться к истории с этими самописцами, ну, в смысле, вот с этими регистрирующими устройствами – все было опубликовано. Штука только заключается в том, что все это было абсолютно не информативно. Вот на записи вот этого самого Airbus A-320 очень много всякого важного слышно: слышны разговоры до, слышны последние разговоры между пилотами, слышен звук отодвигаемого кресла, слышен звук шагов пилота, который выходит, слышен звук закрываемой двери, слышен звук блокировки этой двери, слышно, как командир ломился в эту дверь и просил его впустить и кричал, угрожал. Слышно, что он включает интерфон, это означает, что второй пилот видел его и понимал, кто это пытается туда пройти. Слышно даже дыхание этого самого второго пилота до самого момента удара, что означает, что он жив. Ну, неизвестно, был ли он в сознании, но что он жив, это точно. Там много чего слышно.

А вот на черном ящике Боинга не слышно ничего. Просто сначала все в порядке, а потом совсем ничего нет. Что это означает? Это означает мгновенный взрыв, это означает большую ракету, это означает попадание, которое сразу разрушило весь самолет. Вот что это такое.

И, кстати, еще очень много говорят о том, что не были опубликованы переговоры наземных служб по поводу этого самолета, не были опубликованы разговоры диспетчеров. Были тогда же опубликованы. Вот я держу в руках публикацию, тоже специально самую кондовую выбрал, телекомпании НТВ. Все было опубликовано, и тоже видно, что диспетчеры абсолютно спокойно разговаривают с пилотами, которые пребывают в полном благодушии, ни о чем не сообщают, ничего подозрительного не видят. Вот они просто обсуждают, там, разные детали маршрута и перехода от одной радиометки к другой. А потом – бац, и все исчезает. И следующая реплика диспетчера, что, кажется, цель разваливается. Вот, собственно, и все, что мы слышим. Так что, никакой здесь тайны нет, никто ничего от вас не скрыл, никто ничего от вас не спрятал, никто ничего не переврал. Вот, пожалуйста, эти записи, они есть, и одна и другая. Так же точно, как и в случае с этим самолетом. Вот что хотел бы я сказать на эту тему.

Еще одна тема, к которой я хотел бы вернуться, это тема, теперь уже довольно давняя, тема прошлого воскресенья, я эти минувшие выходные провел, по-моему, замечательным образом, я был в Петербурге, где появились первые мемориальные знаки проекта «Последний адрес». Вы знаете, я много раз рассказывал об этом. Почитать об этом проекте можно на сайте poslednyadres.ru. Это история о таком сетевом мемориале, таком всероссийском памятнике, состоящем из маленьких, размером с почтовую открытку металлических знаков, на каждом из которых написано одно имя, человека, который жил в этом доме и погиб в результате политических репрессий в разные времена существования России и Советского Союза.

Вот первые такие знаки, первые 12 таких знаков появились в Петербурге в эти выходные на 5-ти разных домах, в том числе на знаменитом Фонтанном доме, это музей Анны Андреевны Ахматовой. И это очень важный момент, потому что «Последний адрес» перестал быть, так сказать, московской затеей, а стал теперь, так сказать, такой, вот он шагнул, наконец, за пределы Москвы. Я думаю, что следующим городом будет далекий южный очень симпатичный город под названием Таганрог, у нас там есть один такой знак, который мы должны поставить. Дальше, видимо, будет Пермь. Ну, и дальше посмотрим, есть больше десятка городов, которые, так сказать, стоят в очереди, и все это развивается довольно быстро.

Но вот какой парадокс и какое удивительное событие: одновременно с этим ровно в это же самое воскресенье там же в Петербурге, как вы знаете, происходил съезд правоэкстремистских партий из нескольких стран Европы. Ну, не со всей Европы, из нескольких стран Европы. Собралась разнообразная… так сказать, разнообразные негодяи из разных стран. Собрались в страну, которая их поддерживает, которая их холит, лелеет, кормит и на них надеется. И это, конечно, был поразительный контраст, что вот как-то в нашей части города мы занимаемся вот этими самыми мемориальными знаками, посвященными жертвам политических репрессий, а в другой части города в гостинице Холидей Инн сидят люди, идеология которых и мечта которых заключается в строительстве вот таких тоталитарных режимов, в насилии над людьми, в том, чтобы подвергать их этим самым репрессиям. Это, конечно, было очень символично.

И, кстати, одновременно происходило еще одно событие, тоже очень поучительное: во Франции в эти выходные прошли местные выборы департаментские, они прошли по новой формуле. Кстати, очень интересные. Они там для того, чтобы гарантировать равное количество мужчин и женщин в избираемых вот этих законодательных собраниях департаментских, они устроили голосование парами. То есть, каждый кандидат – это в реальности не один кандидат, а два кандидата. Они называются бином. Вот этот бином состоит из одного мужчины и одной женщины. И если вы голосуете вот за этого кандидата, это значит, на самом деле вы голосуете за двух кандидатов, которые идут в паре, обязательно мужчина и женщина. И таким образом количество их будет одинаково в итоговом парламенте.

Так вот, очень большой успех имела праворадикальная партия Национальный фронт во главе с Марин Ле Пен, это дочь довольно известного европейского такого крайне правого, тяготеющего к неонацизму, политика Жан-Мари Ле Пена. Эта Марин Ле Пен дорогой гость у нас тут в России на протяжении уже нескольких последних лет. Более того, ее партия финансируется из России, делается это совершенно открыто.

С. ПАРХОМЕНКО: Факт, что вот Lufthansa не очень благополучна

Вот сообщение, которое проходило в ноябре 14-го года о том, что партия Марин Ле Пен, вот у нее случился большой праздник, большое счастье, она получила крупный займ в Первом Чешско-Российском банке. Ну, Первый Чешско-Российский банк – это довольно известное финансовое учреждение, это на самом деле банк, принадлежащий России, контролируемый из России. И совершенно очевидно, что займ этот был, так сказать, направлен и обустроен российским государством. Нигде Ле Пен не могла найти денег для своего Национального фронта, потому что приличные финансовые организации просто отказываются иметь с ней дело, они считают, что это ущерб для их репутации.

А вот Россия решила их покормить. Ну, и покормила, надо сказать, довольно успешно. Вот почти 25% они набрали. Точнее, даже чуть больше 25% они набрали на этих выборах. Так что, вот мы участвуем, мы как-то продолжаем помогать разного рода швали и дряни по всей Европе, считая этих людей своими союзниками, считая, что вот именно они нам помогут как-то справиться с нашими здесь внутренними проблемами, поскольку они разрушают европейское единство.

Ну, вот, собственно, это все на этой программе. Последняя фраза, которую я скажу, заключается в том – у меня тут спрашивают про «Диссернет» несколько человек – да, мы с вами ждали новостей про рассмотрение диссертации Платонова, бывшего председателя Московской Городской Думы. Заседание это отложено, но мы очень внимательно за этим следим и очень рассчитываем на то, что там будет принято справедливое решение, о котором я буду иметь счастье вам рассказать, потому что диссертация эта полна кусков чужого текста, и в этой ситуации автор должен быть наказан.

На этом я прекращу разговоры свои. Это была программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко, всего хорошего. Надеюсь увидеться с вами и услышаться с вами в будущую пятницу в 9 часов вечера. Всего хорошего!