Алексей Венедиктов - Суть событий - 2015-01-05
05.01.2015
О. Журавлева
―
Программа «Суть событий», без Сергея Пархоменко. Но с Алексеем Венедиктовым. Здравствуйте.
А. Венедиктов
―
Без Евгении Альбац. Добрый вечер.
О. Журавлева
―
Сразу вопрос, что называется в глаз. Ирбис спрашивает: «На сайте радиостанции появилась надпись: мнение авторов может не совпадать с позицией редакции. Алексей Алексеевич, что такое позиция редакции?»
А. Венедиктов
―
Сегодня у нас был как всегда по понедельникам директорат, совещание главного редактора с его зам., его помощниками, и несколько заместителей стали говорить о том, что, будучи фейсбучными, видят, что мнение того или иного либо сотрудника «Эха», либо автора сайта принимается за мнение редакции. На что я сказал, ну если оно принимается, значит надо поместить плашку, что никакое мнение у редакции не существует. Во-первых, у редакции нет мнение. Это первое и самое главное. У редакции есть позиция. По некоторым вопросам, касающимся прежде всего профессиональной работы. У редакции не может быть мнения по поводу войны на Украине, полета на Марс, курса доллара.
О. Журавлева
―
Ареста Навального.
А. Венедиктов
―
У редакции нет мнения. У нее есть позиция. Второе, позиция редакции озвучивается только главным редактором или лицом, специально на то уполномоченным, причем заявлено об этом публично мною. Когда мои заместители Сергей Бунтман или Таня Фельгенгауэр идут давать интервью тому или иному телеканалу или медиа, это я их уполномочиваю давать интервью от имени редакции. Они сами никогда просто так не ходят. Каждый раз я решаю, кто из моих заместителей какому медиа дает интервью по поводу позиции редакции. И наконец третье, не каждая позиция главного редактора является позицией редакции. Когда мне надо сказать, что редакция заявляет, тогда я это говорю. Когда я говорю что-то и высказываю свое мнение, это мнение журналиста Алексея Венедиктова. А не мнение редакции. Поэтому все, что публикуется на сайте, это не мнение редакции и даже не позиция редакции. Поэтому успокойтесь, пожалуйста, по этому поводу.
О. Журавлева
―
Тогда еще естественно вопрос: является ли Леся Рябцева официальным рупором Алексея Венедиктова.
А. Венедиктов
―
Официальным рупором Алексея Венедиктова является Алексей Венедиктов. Леся Рябцева так же как Ольга Журавлева, так же Сергей Бунтман, Татьяна Фельгенгауэр, может быть мною уполномочена на заявление от имени редакции о позиции редакции, но только тогда, когда я говорю: в этом вопросе Леся Рябцева, Сергей Бунтман, Татьяна Фельгенгауэр, Ксения Ларина уполномочены говорить от имени редакции. Леся Рябцева так же как любой журналист и ведущий «Эхо Москвы» имеет право на высказывание своей точки зрения и она этим правом пользуется и должна пользоваться так же как другие журналисты. У них разные мнения. И когда много лет мы вам говорим о том, что на «Эхо Москвы» работают журналисты с разными мнениями, говорят: ну да, вы конечно, вы секта, у вас одно мнение и оно Венедиктова. Нет, не так. Мнение персональное, позиция от редакции только моя.
О. Журавлева
―
Давайте с мнением и позицией закончим.
А. Венедиктов
―
Легко.
О. Журавлева
―
Если про политику любую высказывается журналист, это его личная позиция по политическому вопросу. Потому что у редакции не может быть политической позиции.
А. Венедиктов
―
Да, но у нас есть ограничения. Они заключаются в том, что журналист «Эхо Москвы» ограничен мной, если хотите в том, что он высказывается не по носителю тех или иных идей, а по идеям. По позиции. И если он начинает высказываться по личности, я имею в виду рост, вес, искажать фамилии, писать фамилии с маленьких букв, во множественном числе, то, на мой взгляд, этот журналист должен найти себе другую редакцию. Нет таких правил. Несогласие с позицией какого-то политика, ну и высказывайте по позиции. А не по тому, что у них слишком большой рост как у Прохорова или слишком маленький, не будем говорить как у кого.
О. Журавлева
―
Ушел от ответа это называется.
А. Венедиктов
―
Нет, ответил ровно. Точно. То есть журналист имеет право иметь свою точку зрения и делать ее публичной. Кстати раньше это право было ограничено, теперь с принятием новых поправок, которые все критиковали наоборот это расширено.
О. Журавлева
―
Кстати, все желающие ознакомиться с правилами поведения журналиста в соцсетях могли на сайте с ними ознакомиться и при небольшой сноровке обнаружить, что ограничений там собственно нет.
А. Венедиктов
―
Там есть расширения по сравнению с той практикой, которая была раньше.
О. Журавлева
―
Тогда прокомментируйте позицию журналиста. Текст Леси Рябцевой про Симоньян. Вы тоже такого мнения? Почему-то она вызвала дикое количество вопросов…
А. Венедиктов
―
Когда меня Михаил Юрьевич Лесин просил прокомментировать твит Александра Плющева, я сказал: я не комментирую мнение своего журналиста. У меня есть свое мнение. Лично свое. Которое может не совпадать с мнением Плющева, Рябцевой, Варфоломеева, Бунтмана, твоим. Какая разница. Поэтому я не комментирую мнение своих сотрудников и своих подчиненных. Я могу отнестись к той или иной позиции, я отношусь к позиции Леси Рябцевой про Марго Симоньян в том, что это позиция Леси Рябцевой. Она с ней встретилась, получила впечатление. И она об этих впечатлениях написала. Единственное, что я могу сказать, что и Александр Плющев и Алексей Голубев, и Леся Рябцева пишут, на мой взгляд, откровенно то, что они думают. Исходя из того, делайте выводы. Я за откровенность.
О. Журавлева
―
«Какое право она имеет судить от лица всех?» – спрашивает Елена. Это тоже мне непонятно.
А. Венедиктов
―
Елене нужно принять арбидолу, видимо. Я не могу лечить по радио. Еще раз, мнение всегда принадлежит мнению человека. Какое право вы, Елена, имеете судить от лица всех. Такое же, какое Леся. Или такое же, какое я.
О. Журавлева
―
Кому-то показалось, что текст веселый. Смешной.
А. Венедиктов
―
Ну хорошо. Это тоже на тех, кому показалось. Что я могу делать с людьми, которым кажется. Чего-то говоришь, а люди тебя воспринимают прямо наоборот. Я же неоднократно с этим сталкивался. Не говоря про других сотрудников, про себя. Я чего-то говорю, имея в виду конкретные вещи, и получаю с разных сторон разную интерпретацию. Что я могу сделать. Ну если вы не слышите, если вы не понимаете, чего я говорю, вы имеете право на свое мнение, в том числе ошибочное.
О. Журавлева
―
Уважаемый Алексей Алексеевич, я из Белоруссии, стараюсь по возможности слушать и смотреть «Эхо», о нас и нашем президенте, как правило, говорят очень плохо. Хотя многие, кто это делают, толком о нашей стране ничего не знают или пользуются только негативной информацией. Как вы считаете, почему до сих пор отсутствует хотя бы один белорусский телеканал на российском федеральном поле. Чего боитесь, у нас все основные российские телеканалы в нашей сетке вещания присутствуют, и что вы думаете о ЕАЭС, который заработал с 1 января 2015 года».
А. Венедиктов
―
Много вопросов. Я не знаю, почему белорусские каналы не находятся в сетке тех или иных. У нас очень в основном телевидение коммерческое. Поэтому я думаю, что если бы белорусский канал мог приносить на российском рекламном рынке деньги тех, кто его пустит в сети, он бы всюду шел. Значит надо делать такой продукт, который привлекает инвестора. Это одна история. Вторая история, у нас союзное государство и, на мой взгляд, это вопрос взаимоотношений между двумя правительствами. Я думаю, что ваш председатель правительства и наш председатель правительства об этом должны говорить. Потому что есть такие возможности, пускать государственные каналы без денег что называется, не на коммерческой основе в каналы союзных государств. Просто у вас там никто не шевелится в этом смысле. Насколько я понимаю. Я не знаю случая о том, чтобы руководство белорусского телевидения заходило к президенту или премьеру, может, я чего-то не знаю, с просьбой пустить канал в сети. Или вы это место покупаете или вы идете как союзное государство. Но уж решите там как-нибудь.
О. Журавлева
―
То есть это вопрос к Лукашенко, грубо говоря.
А. Венедиктов
―
Это вопрос к руководству Белоруссии, если мы говорим о том, что белорусские каналы это государственные каналы. Поэтому конечно это вопрос к владельцам, то есть к белорусскому государству. Насколько я знаю. А про ЕАЭС ничего не знаю.
О. Журавлева
―
Но вы согласны с тем, что о белорусском президенте, как правило, говорят плохо.И Плющев, и Голубев, и Рябцева пишут, на мой взгляд, откровенно то, что они думают. Исходя из того, делайте выводы
А. Венедиктов
―
По-разному говорят. Но с моей точки зрения про белорусского президента говорят лучше, чем про российского многие наши гости.
О. Журавлева
―
О, да.
А. Венедиктов
―
Даже когда было тут голосование о том, кого бы вы хотели видеть президентом России, Лукашенко или Путина, Лукашенко выиграл с большим отрывом среди слушателей «Эхо Москвы». Поэтому вы чего-то наверное не то радио слушаете. Слушайте то радио.О. Журавлева
―
Я уж не говорю про те sms, которые мы читаем огромными километрами, Лукашенко за последние пару месяцев очень набрал очки у многих…
А. Венедиктов
―
Я должен сказать, с моей точки зрения СМИ любые должны, прежде всего, относиться критично к власти и не только к своей, но вообще к властям. Однозначно надо относиться критично, нужно представлять интересы своих слушателей, а не власти. Поэтому я думаю у вас искаженное представление о том, как у нас говорят о Лукашенко.
О. Журавлева
―
Кстати…
А. Венедиктов
―
На «Эхе» я имею в виду.
О. Журавлева
―
О критичном отношении к власти. Меня совершенно поразила история американская про полицейских, которые отвернулись от мэра.
А. Венедиктов
―
Да, это правда. Де Блазио вообще мэр Нью-Йорка такой человек, очень презираемый полицейскими, потому что, собственно говоря, это длинная история, может про это надо делать отдельную передачу. Но поскольку мы делали передачу о Де Блазио в свое время, и Блумберг и предыдущий мэр Нью-Йорка, они делали из Нью-Йорка безопасный город. Как его звали итальянца. Рудольф…
О. Журавлева
―
Джулиани.
А. Венедиктов
―
Есть его книга на русском языке. Совершенно фантастическая, он принял город как бандитское гнездо большей частью.
О. Журавлева
―
Плохие кварталы.
А. Венедиктов
―
И реформа полиции, которую он провел, включая, конечно, повышение статуса полицейских, социальных выплат, и ответственности, кстати, превратили Нью-Йорк в общем, если вы посмотрите динамику преступлений, в более-менее безопасный город. И Блазио, который пришел, его выбрало население, он победил республиканца, он в общем, занял позицию другую по отношению к полицейским. Полицейские в Нью-Йорке в основном люди белые. Наследственные полицейские. Я вам кстати рекомендую, внимание, реклама, жалко нет Сэма Клебанова, он бы меня поддержал. Он был в пять. Вам рекомендую посмотреть сериал «Голубая кровь». Он есть на русском языке. Найдите в Интернете. Это про историю династии полицейских, как раз при Джулиани. Дед комиссар полиции бывший Нью-Йорка, отец комиссар полиции нынешний. Дочь – помощник прокурора, один сын детектив, другой сын – полицейский регулировщик и один сын детектив… И вот эта семья традиционно дедушка у них был и прадедушка, это очень интересный сериал. Конечно это художественный сериал. Но вы понимаете, что люди, которые делают для Америки сериалы о полицейских, должны знать, как это функционирует. Поэтому отношение полицейских для меня не было неожиданным. Хотя выходишь, причем на похоронах, они хоронили коллегу, убитого как бы в отместку за убийство чернокожего подростка. И это такая серьезная история. Спиной к мэру.
О. Журавлева
―
Просто здесь власть и власть. Потому что силовики это власть.
А. Венедиктов
―
Власть понимаешь, в некоторых странах существует реальное разделение властей.
О. Журавлева
―
Да что вы говорите.
А. Венедиктов
―
Да правда. И это правда. И это конечно беспрецедентный случай и Блазио придется что-то делать с этим. Он должен либо утвердить себя, но он не может разогнать полицию, это не такая простая история. Но они таким образом пытаются заставить его задуматься. Потому что я должен сказать, что по-моему это первый убитый полицейский Нью-Йорка в 2014 году. По-моему в Нью-Йорке погиб один, может быть два, во всяком случае, эта профессия опасная стала безопасна для жизни. И не защищать полицейских это не защищать политикам тех, которые отвечают за порядок и безопасность. Кстати этим во многом объясняются те социальные истории, которые в РФ за последние 4 года направлены даже 5 лет в сторону полиции. Потому что избивали, убивали. Да мы сейчас видим, сбил полицейского сын какого-то начальника, протащил его, слушайте, это в Америке очень тяжело было бы. А у нас ничего, все на свободе.
О. Журавлева
―
Но с другой стороны у нас есть власть и есть народ.
А. Венедиктов
―
Это всюду есть.
О. Журавлева
―
И полицейские у нас туда все равно относятся. Потому что если бы полицейский сбил кого-нибудь обычного гражданина, никакого не депутата, то к гадалке не ходи, мы все знаем, что полицейский всегда прав.
А. Венедиктов
―
Нет, это не так. Во всяком случае, когда начальником ГУВД был Колокольцев, а я был в общественном совете, я видел статистику, что нарушения полицейским, простые истории. Немедленно срывались погоны. Это была принципиальная позиция. И вы посмотрите за время, я просто сейчас не знаю, может быть сейчас то же самое. Была история, помню при мне буквально сижу у Колокольцева, ему докладывают, что начальник ГАИ какого-то подразделения округа выехал из ворот ГАИ и пересек двойную сплошную, ему нужно было повернуть налево, а не направо. Колокольцев при мне сказал, служебное расследование, его сняли через два дня. Провели сначала служебное расследование, предоставили видео. Действительно начальник ГАИ, пересекающий двойную сплошную просто потому, что он выехал, это факт был. Если вы посмотрите, в этом смысле наказываться стало круче. При этом конечно много проблем, прежде всего, с коррупцией. И с отдельными полицейскими подразделениями. Это правда.
О. Журавлева
―
Особенно когда речь идет об этих нарушениях правопорядка, якобы насилиях над полицейскими…
А. Венедиктов
―
Понятно, что то, что было 30 декабря, во всяком случае, мы же ждали столкновений и от «Эхо» мы направили туда четырех корреспондентов и еще трое пошли самотеком. То есть у меня почти половина корреспондентской службы была на Манежке. Не только потому что они хотели поддержать, хотя, наверное, кто-то хотел поддержать Алексея Навального. Не наверное, а точно я знаю. Сочувствовал ему, его брату Олегу. Но и потому что мы ожидали, что это несанкционированное, то есть после Болотки будет Манежка. Грубо говоря, я не исключал такой вариант. Поэтому у нас тут было усиление, я тут вызвал людей на работу, сам был тоже на работе в центре. И конечно повод был. И такой же повод, как и на Болотной. То есть не было, грубо говоря. И конечно, особенно когда появилась вторая часть, казаки, афганцы…
О. Журавлева
―
Протестующие против протестующих.
А. Венедиктов
―
Массовые беспорядки были ожидаемы, и полиция могла этим воспользоваться и похватать всех, кого не лень. Это правда. И повторить Болотную. Это не случилось. Вы мне скажете, что не было команды. А почему не было команды. Подумаешь, вышло хорошо не 2 тысячи, ну 5 тысяч человек. Неважно. Можно было напугать. Нет, это с чем-то связано. Это можно обсуждать. Политическую часть. Но самое главное, когда ты находишься в толпе и те, кто это знает, знает, что там не контролируется ситуация, если начинают тягать, пихать, толкать. Физически. То есть толпа на толпу. Сзади толкают. Что случилось на Болотке. Сзади толкают, там не видят, давят на оцепление. Ты физически входишь в соприкосновение с полицией. Или со своим противником. Все могло быть. Но бог миловал и мы знаем, что пока двое только людей осуждены на 15 суток. Всего. Всего, потому что могло быть повторение Болотной. То есть выхватить человек 25 и засадить на много месяцев за неподчинение.
О. Журавлева
―
Чье поведение изменилось: протестующих или полицейских.
А. Венедиктов
―
Я думаю всех. У полицейских не было команды. Хотя дать команду «забирай всех» это не вопрос.
О. Журавлева
―
Но забирали довольно прилично.
А. Венедиктов
―
Оля, я тебя умоляю. Ты просто забыла, как бывало. Вывихнутые руки, выбитые зубы. Да, конечно, это тоже безобразие, забирали на мой взгляд и именно потому что всех выпустили, с превышением на мой взгляд, повторяю, не наблюдал как член общественного совета, не могу сказать, не находился в гуще. Что я там наблюдал по телевизору. По видео. Сказать не могу. Но мне кажется, что достойно вели себя те, кто вышел на площадь, так мне кажется и на улицы. И в этом смысле полиция, не чувствуя агрессии, потому что очень много случайных вещей. Можно дать команду и часть будут забирать. Я просто знаю по роду своей деятельности в общественном совете. Но с другой стороны если команды нет, то все равно можно забирать, если озверевшая толпа и озверевшие полицейские. Они начинают друг друга лапать что называется. И те начинают хватать без всякой на то команды. Поверьте мне. Просто по факту нарушения. Здесь этого не было. И команды не было, но не было озверения. Не было провоцирования митингующих. Если можно назвать это митингом, не было группы провокаторов. То есть группы провокаторов были, но им не удалось спровоцировать полицию на первые действия. Поэтому это важная история. Хотя конечно там еще копать и копать. И полицию, омоновцев, я знаю, что их обучают, читают инструкции, но все равно в одном из отделений полиции без воды держали ночь, без воды, без еды в КПЗ, где дырка в стене и дул ветер. И этим мы будем заниматься. И я проинформировал приемную министра, безусловно, после этого нечто изменилось. Но, тем не менее.
О. Журавлева
―
Есть еще вопрос в продолжение темы. Форвард пишет: «Навальный призвал выйти на улицу. Как вы считаете, чисто законные способы борьбы за власть - выборы уже неприменимы? Только улица осталась».
А. Венедиктов
―
В любом случае все будет комбинировано. То есть я не думаю, что… Вот давайте посмотрим на майдан. В чем была победа майдана. Итоговая. Победа - я имею в виду захват власти. Если речь идет о власти. Треть Рады, треть парламента была на майдане. Треть депутатов легитимные депутаты, избранные народом, легитимные партии были на майдане. Поэтому на майдане была власть в том числе. И я же там был тоже, и с той стороны и с этой. И ездил и ноябрь, и декабрь, январь и февраль. И встречался там и там и ходил и там и там и находился в рядах там и там. И когда стреляли, я был там. Хотя я не был на улице, но я сидел в гостинице «Украина» и вот подо мной стреляли. А Алексей Голубев чуть не попал под пулю.
О. Журавлева
―
О, да, я помню эту историю.
А. Венедиктов
―
Я велел ему убираться с улицы. Но сейчас не об этом речь. И когда между полицией, для которых депутаты, власть стоит ряд депутатов со значками, да, я знаю, что ты хочешь спросить. 1991 год Вильнюс. Когда по Красной площади шли депутаты, взявшись за руки, и отгораживали милицию от митингующих в поддержку Вильнюса. Я помню Г. В. Старовойтову, я вижу это на больших манифестациях во Франции и в США, депутаты во Франции носят такие трехцветные шарфы, и вот это люди, победившие на выборах. Это люди легитимные.
О. Журавлева
―
Они ответственны за эту…Одна из самых страшных вещей в этом году - банализация слова «фашисты»
А. Венедиктов
―
Но они представляют часть власти. И полиция понимает, что это люди, избранные народом, ими избранные. И конечно, бывают всякие столкновения и по мордам давали, но это редкость была большая. Поэтому участие в выборах и мне кажется очень важно, это очень позитивная история. Конечно, избрание Ройзмана мэром Екатеринбурга или опять забыл девушку в Петрозаводске. Или Локоть в Новосибирске, избрание оппозиции, оно же не меняет политической системы. Но это люди, которым доверило большинство голосовавших. И это надо понимать. Поэтому мне кажется, безусловно, у нас в Конституции извините, записаны выборы, у нас в Конституции извините, записана возможность массовых мероприятий. Ненасильственных. Вот и вперед. И то и другое. Тем, кто это считает правильным, тем, кому это нравится. И в этом смысле ненасильственные уличные действия конституционны. Навальный прав.
О. Журавлева
―
Вопрос по редакционной политике.
А. Венедиктов
―
Господи боже мой.
О. Журавлева
―
Если по Конституции мероприятие абсолютно законно, потому что оно ненасильственное, мирное, нам соответствующие структуры говорят, что неразрешенное.
А. Венедиктов
―
Да, поэтому мы объявляли об этом мероприятии, добавляя, что оно неразрешенное. И почему? Потому что это риск тех, кто выходит. То есть там возможны противодействия, и мы должны говорить, да, вот сторонники этой партии, «Единая Россия» условная объявили о митинге. Но оно не согласованное или неразрешенное. Просто имейте это в виду. Дальше ваш выбор, мы снабжаем людей информацией. И мнениями сторонников этого мероприятия, противников, представителей полиции. Ребята, дальше ваши риски. Мы вас предупреждаем о том, что такое мероприятие будет, мы вас предупреждаем, что оно неразрешенное или несогласованное. И что температура будет минус пять.
О. Журавлева
―
Где продаются стельки с подогревом.
А. Венедиктов
―
Да. То есть на самом деле в этом и есть задача медиа. Разложить пасьянс с тем, чтобы каждый человек, я пойду, это гораздо важнее для меня, чем мероприятие неразрешенное или несогласованное. А нет, я пожалуй не пойду, потому что у меня маленький ребенок, риски того, что я не готов. Вот какая история. И не надо скрывать, что это мероприятие будет и не надо скрывать то, что оно условно несогласованное. И то, что оно будет в этом месте. Вообще не надо скрывать ничего. Пусть люди сами делают выводы.
О. Журавлева
―
А Роскомнадзор потом пришлет телегу.
А. Венедиктов
―
А это наши риски. Мы в суде…
О. Журавлева
―
Кстати скажите, какие у нас сейчас суды.
А. Венедиктов
―
Суд только был отложен, потому что суд по поводу прямого эфира «Своими глазами» о донецком аэропорту, который вел Александр Плющев и который был поставлен ему в вину и послужил формальным поводом для увольнения незаконного. Это ровно про это. Он перенесен на 13 января. Потому что предыдущий генеральный директор отказался войти в процесс, а новый согласился. И его будут представлять юристы. Это предложил Роскомнадзор и здесь мы с ним согласились. Поэтому 13 января в день российской печати у нас очередной суд. Суд это цивилизованная вещь, она публичная. Это не просто отключить, я считаю, что это правильно. Я пытаюсь договориться с Роскомнадзором о досудебном решении той проблемы, потому что я не могу пропустить прямой эфир, за который вынесено предупреждение. Нельзя за прямой эфир выносить предупреждение. Ну нельзя.
О. Журавлева
―
Есть закон о печати.
А. Венедиктов
―
Есть пленум Верховного суда, со мной Роскомнадзор не соглашается. Но мы будем в суде. Но я еще раз повторяю, что каждый выбирает свои риски. Это нормально. Главное действительно с точки зрения экстремизма не по нашим законам, а с точки зрения экстремизма в твоей голове не переходить грани собственного достоинства. Собственного. Вот и все.
О. Журавлева
―
То есть если блог или объявление, новость на сайте вы точно знаете, что Роскомнадзор к ней может прицепиться…
А. Венедиктов
―
Я никогда точно не знаю про Роскомнадзор, потому что это вопрос юридический. А я не юрист. Но я точно знаю, что «Эхо Москвы» если дает новость, то эта новость имеет общественно-важное значение и она полная. Она не кусок новости.
О. Журавлева
―
То есть вы бы не стали новость урезать, опасаясь очередного суда.
А. Венедиктов
―
А как урезать. Наоборот. Я бы стал ее расширять, тем самым снижать возможность нового суда. Именно не сообщать о несанкционированном митинге, когда он пройдет, а говорить о том, что митинг объявлен, и он несанкционированный. Я расширяю новость, а не сужаю ее наоборот. Я даю больше информации, даю полную информацию, а не часть. В этом задача «Эхо Москвы».
О. Журавлева
―
Расширитель новостей и сознания Алексей Венедиктов в «Сути событий». Мы встретимся после новостей.НОВОСТИ
О. Журавлева
―
Продолжается программа «Суть событий». Я задаю вопросы, Алексей Алексеевич отвечает. «Поздравьте с новым годом и рождеством Плющева, пожалуйста». Неужели вы думаете, мы не поздравили Плющева с новым годом. Ходит несчастный не поздравленный. Не волнуйтесь, поздравили его неоднократно, так что все в порядке.
А. Венедиктов
―
Он сейчас сидит на смене. Он сегодня целый день с 9 утра, является выпускающим редактором. И он сидит и работает. И сейчас работает.
О. Журавлева
―
Его даже обнять можно, если очень хочется.
А. Венедиктов
―
Поди потом обними. У меня другая ориентация. И у тебя другая.
О. Журавлева
―
Пишет вам Ларин: «Известен лозунг оппозиции, я с ним согласен: дайте нам доступ в СМИ и мнение людей, в том числе рейтинги кардинально изменятся. Почему атмосфера и передачи на объективном «Эхе» никак не влияют на Осина, Голубева, Шаргунова. Или на них влияет что-то сильнее вас. Лариных и Бунтманов, Бычковых и Болтянских хороших и правильных».
А. Венедиктов
―
Вообще должны быть разные. Медиа не должно быть собранием идеологических единомышленников. Это должно быть собранием профессиональных единомышленников. У людей разные представления о прекрасном. Так и должно быть. Скучно жить в мире, где у всех одинаковое представление о прекрасном. Я не думаю, что этот лозунг оппозиции «дайте нам медиа, мы перевернем мир» правильный и эффективный. Дать доступ к медиа надо, к федеральным медиа необходимо. Но мир это не перевернет. Я когда готовился к передаче, с этим 85% поддержки Путина, все говорят, нет, я посмотрел опрос фонда борьбы с коррупцией, опрос, который делала служба Навального в марте. За то, чтобы Крым стал российским – 85,7. Я ему доверяю. Считаю, что они вообще профессионально делают опросы. Я должен похвалить их. Я смотрю их опросы всегда, когда у меня есть возможность. Когда они открыты. Поэтому это факт. И можно рассказывать сто пудов про то, что в Крыме нет воды, света, все равно это так. Ну не 85 будет, 66. Поэтому медиа это не волшебная палочка. Владимир Владимирович думает, что медиа волшебная палочка. Потому что по мановению этой волшебной палочки тогда никому или почти неизвестный Путин из секретаря Совета Безопасности, за полгода став сначала премьером, потом был избран президентом 52, по-моему, процентами населения. Это сделали медиа. И первое, что сделал Владимир Владимирович, когда пришел к власти, поняв это, он национализировал ОРТ и НТВ. То есть поставил под контроль, назовем так. И это правда. В этом ваша правда. Но медиа никто не даст, ну создавайте свои. Почему не действует Интернет. Почему люди даже образованные, имея доступ к Интернету, где разные точки зрения, или доступ к «Эху», тем не менее, в своем большинстве даже в Москве, мы помним выборы мэра, 50 на 27, грубо говоря. Они, тем не менее, выбрали вот это. По разным причинам. Не только потому что они смотрят Первый канал или слушают «Эхо Москвы». А потому что их жизнь подсказывает, например, что та стабильность, которая была, гораздо лучше, чем потрясение. И лучше медленное ухудшение, чем резкий обрыв. И они помнят 1987-93 год. Когда все ёкнулось и жизнь резко изменилась. Не хотят изменений большинство. Не хочет. Можно заставить, решает меньшинство, это правда, но вы же спросили меня про большинство.
О. Журавлева
―
Алексей Алексеевич, а все-таки роль в «оболванивании» федеральных каналов она действительно высока.
А. Венедиктов
―
Она высока. Потому что когда люди получают очень талантливую во многом сделанную одну точку зрения, мы ленивы и нелюбопытны, все же нам рассказали и про Боинг, и про распятого мальчика. Люди в это верят. Потому что ну чего, куда-то лезть, какие-то кнопки нажимать. Где-то набирать чего-то. Сравнивать. Кто-то старается, какие-то документы публикует, фотографии, кнопочка идет фоном и все. Это огромная роль. Медиа в оболванивании в том смысле, что дается только одна точка зрения. Почему я все время борюсь с теми, кто пытается сделать из «Эха» радио с одной точкой зрения. Не желаю участвовать в оболванивании. Мне это неинтересно и не кажется честным. Поэтому одна точка зрения, ну вот, она есть, уже есть такие медиа с одной точкой зрения, есть с другой. Это не менее оболванивание, только с меньшим размахом. Но принцип тот же. Я против этого на «Эхе».
О. Журавлева
―
Получается, что чтобы оппозиция условная перевернула мир, она должна получить равноценный пропагандистский аппарат для оболванивания со своей стороны.
А. Венедиктов
―
Нет, это конечно упрощение. Она должна участвовать в дискуссии. В нормальной дискуссии, профессиональной. Не в том, что называется шоу-дискуссия. Я просто внимательно всегда слежу за предвыборными кампаниями во Франции и США. Мне просто интересно технологически, как это делается. Сущностной дискуссии. Не надо считать людей быдлом. Но можно попытаться их сделать быдлом. Вот оболванивание, это попытаться сделать быдлом. Одна из самых страшных вещей в этом году это банализация слова «фашисты». Это самое долгоиграющее и радиоактивное, то, что останется отравленное в крови, что фашистами теперь можно называть кого угодно. Фашистами можно называть украинцев, которые стояли на майдане, фашистами можно называть каких-нибудь придурков «нашистов». Какие они фашисты, они «нашисты».Массовые беспорядки были ожидаемы, и полиция могла этим воспользоваться. И повторить Болотную. Это не случилось
О. Журавлева
―
Да можно просто бросить это слово в дискуссии в Одноклассниках.
А. Венедиктов
―
Это слово бросается на федеральных каналах, а не в Одноклассниках. Поэтому эта банализация термина страшная история. Просто страшная. Это значит, что фашисты не страшны. Это следствие. Пена схлынет и выяснится, что фашист это кто, вот этот сосед, которого обозвали фашистом по радио. Или вот этот украинский хлопец, который стоял на майдане студент. Чего в нем фашистского. Что за ерунда. Но эта ерунда она радиоактивная. Она еще нам вспомнится.
О. Журавлева
―
А как вам кажется, прошедший год действительно разбил общество на очень яркие группы. Раньше вроде было более-менее перемешано, можно было не знать о человеке каких-то подробностей, прекрасно с ним общаться. Сейчас есть совершенно четко партии. «Крымнаш» «Намкрыш» условно говоря.
А. Венедиктов
―
Я думаю, что речь идет о радикализации значительной части населения, речь идет, прежде всего, об интеллектуальной части населения. Произошла радикализация людей, которые обычно не были радикальными. То есть люди более взвешенные. Эти люди формируют повестку дня в оппозиции, прежде всего во власти, конечно, но и в оппозиции. Они радикализируют свое окружение. То, что я сказал про фашиста, смотри чуть выше. Засунуть голову в холодильник, как говорит Бунтман, не удается. Поэтому, конечно, все становятся не партийными, а сектантами, это гораздо хуже, чем партия. При наличии желтой звезды и отсутствии, партия желтой звезды и партия нежелтой звезды. Партия тупоконечников и партия остроконечников. Не в ироническом смысле. Я уже говорил несколько раз о том, что некоторые мои друзья просто, и я тоже перестали разговаривать с другими нашими знакомыми и друзьями про Крым наш, Крым не наш, бессмысленно.
О. Журавлева
―
Очень многие люди перестали говорить с родственниками.
А. Венедиктов
―
Мы перестали с ними разговаривать на эту тему. Иначе мы перестанем с ними разговаривать вообще. Эта история очень печальная, повторяю, история радиоактивная. Она будет многие десятки лет, наверное, так же как история между Россией и Украиной. Послушайте, действительно две трети жителей Украины сейчас относятся к России негативно. Представить себе в страшном сне, у каждого из нас есть родственники, знакомые, друзья, предки. У каждого из нас, это единая территория была. И при этом они там Бандера фашист, а это русские фашисты. Это катастрофа. Вот настоящая геополитическая катастрофа. Которая чем дальше будет продлеваться, на мой взгляд, тем становится более гниющей ситуацией. Заразной. Заражение крови происходит.
О. Журавлева
―
Я не хочу сказать, кто первый начал.
А. Венедиктов
―
Не имеет значения.
О. Журавлева
―
Откуда она пошла. Сверху, снизу.
А. Венедиктов
―
Политики всегда используют ситуацию. Русские фашисты воюют против нас – я это слышал на Украине, а про фашистов украинских мы слышим каждый день здесь. Уже и неважно, кто первый сказал «мяу». Важно это останавливать. Важно снижать риторику. Риторика, на самом деле слово в 21 веке становится материальной силой. Надо снижать эту риторику и конечно, удивительно, Коля Сванидзе говорил, скажем, Путин эту риторику снизил на последней своей пресс-конференции, а каналы продолжают. И в этом есть их ответственность. Именно в риторике.
О. Журавлева
―
Их выбор вы считаете.
А. Венедиктов
―
Возможно, это их выбор, возможно часть администрации президента на этом продолжает играть. Не секрет, что там есть разные точки зрения по поводу ситуации, ее развития и ее нагнетания. А есть незнание, как затормозить и стараться не тормозить. Во всяком случае, если затормозишь, можешь получить по лбу, если не затормозишь, тебе еще медаль может быть повесят. Всяко бывает.
О. Журавлева
―
Кстати, вы говорили про власть, Павел Кузнецов пишет: «Сейчас вполне очевидно, что в истеблишменте есть партия мира и партия войны».
А. Венедиктов
―
Она всегда была, даже в чеченскую войну. Мы это знаем. Да, есть такая партия.
О. Журавлева
―
Вы знаете эти партии мира.
А. Венедиктов
―
Как партии я не знаю…
О. Журавлева
―
Идеолог какой-то.
А. Венедиктов
―
Да нет, послушайте. Это же все гораздо более тонкая история. Все начиналось совсем не так и ожидалось совсем не так. Крупными и главными советниками Путина по украинскому досье прошлым годом ноябрь-декабрь-январь-февраль-март был отнюдь не экономический блок, о чем совершенно неправильно написал Андрей Илларионов. Видимо, представляя, но не зная. Там Сергей Борисович Иванов, который сейчас находится на связи с администрацией президента Порошенко с Борисом Ложкиным. Там секретарь Совета Безопасности Николай Платонович Патрушев. Там помощник президента по международным делам Юрий Викторович Ушаков. Вот три человека, которые может быть, в этом смысле я сейчас имею в виду, которые на самом деле, но может быть сыграли определяющую роль в украинском досье за последний год. Там, конечно, мы не можем снять со счетов ни начальника ФСБ, ни начальника СВР, ни министра иностранных дел, ни председателя правительства. Но люди, которые непосредственно как я понимаю, занимались этим досье, на самом высоком уровне рядом с Владимиром Путиным это Патрушев, Иванов и Ушаков.
О. Журавлева
―
Это то, что мы сейчас наблюдаем, это их просчеты.
А. Венедиктов
―
Там много людей было, но на самом деле это просчет президента. Когда Путин говорит, что я отвечаю за все, он точно говорит правду, как он понимает. Решение принимал он. Конечно, он говорил с экономическим блоком, конечно, там были совещания и в этом Илларионов опять же прав, но это была вторичная история, а не первичная. Первичная история все-таки была не экономическая. И внеэкономическая.
О. Журавлева
―
Пишет вам наш слушатель Каканок: «Прозвучало несколько важных новостей о ДНР и ЛНР, информация о пытках у Бэтмена, призыв Стрелкова уйти, заявление Бородая и фальстарте. Кроме того, Киев перестал выплачивать зарплаты и пенсии. Поражение очевидно, люди сидят по подвалам. Ожидаете ли вы изменение политики Путина в этом регионе».
А. Венедиктов
―
Политика Путина в этом регионе уже изменилась. По сравнению с тем планом, который был на Новороссию в апреле, я по-моему об этом уже говорил в прошлую пятницу, сейчас план другой. То, что было вброшено, не работает. Об этом говорят те самые люди, о которых сказал Стрелков. Но я хочу сказать, что проект «Новороссия» не закрыт. Он закрыт в том виде, в каком он был предложен в марте-апреле-мае. В нынешнем виде он предложен в другом виде, то есть иными словами если раньше речь шла о повторении крымской истории, то сейчас речь идет о Приднестровье-2. Насколько я понимаю ситуацию. То есть проект изменился. Он не исчез, не закрылся. Он изменился. Я думаю те люди, которые теперь чувствовали себя, что ими манипулировали, что они были куклой из театра Карабаса-Барабаса, такие как Стрелков, они сейчас испытывают чувство очень горькое, горькое разочарование. Они считают, что их кинули, но, собственно говоря, это были их риски. Вы входите в чужие проекты, вы что правда считаете, что те проекты, которые вами предложены, а совершенно очевидно, что российское государство снабжало этих людей информацией, деньгами, оружием, советниками. Вот эти люди должны теперь понимать, что они были пешками, а не королями в этой истории. А игра еще далеко не закончена.
О. Журавлева
―
Там появятся новые герои.
А. Венедиктов
―
Там появились новые люди, новые герои. И они убивают друг друга, как мы знаем. Идет расчистка, в том числе насколько я могу догадываться с помощью российских советников, чтобы не сказать российского спецназа. Естественно такие вещи без решения Москвы, как уход либо в Россию, либо в небытие крупных фигур ЛНР и ДНР, конечно без Москвы я думаю, не принимаются. Без каких-то людей в Москве, во всяком случае.
О. Журавлева
―
Еще один вопрос, позиция России по этим регионам это связь прямая с санкциями.
А. Венедиктов
―
Да нет, конечно. Санкции – часть.
О. Журавлева
―
Сегодняшнее заявление Олланда…
А. Венедиктов
―
Я Олланда слушал в прямом эфире. То, что дают наши агентства…
О. Журавлева
―
Кому хотел намекнуть?
А. Венедиктов
―
Ничего не хотел намекнуть. Он повторил ровно то, что он говорил все это время. Если будет прогресс, санкции будут отменены. Ну правильно. Так а что Обама говорил другое или Меркель. То же самое. Ничего нового в этом нет. Просто наши агентства выхватили кусок фразы, а на самом деле я слушал в прямом, а потом читал весь скрипт его выступления. Два часа в эфире он сидел радиостанции утром.
О. Журавлева
―
Кстати, что он там действительно интересного сказал.
А. Венедиктов
―
По внутренней политике. Внешняя политика не сильно интересует французов. Он там по безработице, там действительно проблемы во Франции большие. Два часа он сидел с журналистами. И он сказал, да, если будет прогресс. Поэтому сегодня встреча политдиректоров, в первую половину января, скорее всего, Лавров полетит на встречу куда-нибудь и 15-го января Олланд, Меркель, Порошенко и Путин встречаются в Астане. Но опять-таки вне зависимости ни от чего, проект «Новороссия» в том виде, в каком он сейчас существует, закрыт не будет. Что Путин может проторговать, кроме обмена пленными и разведения войск я не знаю.
О. Журавлева
―
Кстати, про пленных. Уже не первый случай, когда спрашивают, обмен пленными происходит, а где же эти российские, про которых мы так много слышали.
А. Венедиктов
―
Где.
О. Журавлева
―
Не упомянуты нигде.
А. Венедиктов
―
Нигде их и нет.
О. Журавлева
―
То есть, их нет.Такие, как Стрелков, испытывают сейчас горькое разочарование. Они считают, что их кинули
А. Венедиктов
―
Их нет. В смысле в плену, наверное, нет. Или их не отдают. Или они пропали без вести. Но там же нет массовых российских, там же военные советники и спецотряды. О чем вы вообще говорите. Относительно там десятков тысяч других бойцов. Это замечу я, все пленные периода Иловайска. Несколько месяцев тому назад.
О. Журавлева
―
Еще один вопрос был, просили вас обосновать, на чем основана ваша уверенность причастности к Боингу ополченцев…
А. Венедиктов
―
Я уже отвечал на это в пятницу.
О. Журавлева
―
Анатолий из Омска…
А. Венедиктов
―
Почитайте на сайте пожалуйста.
О. Журавлева
―
Хорошо. Еще наш любимец Илья из Ярославля: «Вы лично в непринужденной обстановке общаетесь с близким кругом президента Путина, - да вы с самим Путиным недавно виделись, правда же…
А. Венедиктов
―
В непринужденной.
О. Журавлева
―
Скажите честно, они понимают, куда идет страна.
А. Венедиктов
―
Это их понимание. Да, они понимают все по-разному. Причем в окружении Путина тоже по-разному. С разными фиоритурами и разными выпадами. К сожалению, я с президентом на эту тему не успел поговорить, да он бы мне не ответил, наверное, но я думаю, что то, что касается президента, есть ли у него план, мистер Фикс, есть у него план. Я думаю, что он считает, ошибается, видит, где ошибка. Иногда ошибается дальше из-за своего упорства. Или упрямства как хотите. Но то, что есть осознание кризиса, безусловно, есть. И у экономистов экономического, у людей, занимающихся политическим, политического в будущем, если экономический продлится. Да, осознают и чего. Только рецепт какой. Илья.
О. Журавлева
―
Нам просто страшно, поэтому Илья и спрашивает…
А. Венедиктов
―
Не надо бояться.
О. Журавлева
―
Они вообще в курсе, что у нас тут происходит.
А. Венедиктов
―
Ну конечно они в курсе. Ну прекратите.
О. Журавлева
―
Кстати, меня этот вопрос тоже очень занимал. Сегодня ехала на работу, так хорошо, пустой город, едешь на машине, вообще никаких проблем. Я думаю, а они-то там сейчас работают, наверное.
А. Венедиктов
―
Некоторые работают.
О. Журавлева
―
Эти все призывы, что, дескать, товарищи, не расходитесь, сейчас праздники отметим, то есть сейчас проходят какие-то мозговые штурмы по вашим ощущениям.
А. Венедиктов
―
Я встречаюсь, почему. Я встречаюсь в рабочих кабинетах, в их рабочих кабинетах. Не все, но работают. Не волнуйтесь, вас не оставили.
О. Журавлева
―
Куда идет наша страна. Тоже хороший вопрос.
А. Венедиктов
―
Прямо.
О. Журавлева
―
Скажите, пожалуйста, а вы представляете себе, какой должен маневр сейчас совершить Путин, чтобы Запад пересмотрел свое отношение.
А. Венедиктов
―
Мои рецепты не принимаются, Оля.
О. Журавлева
―
А давайте вы еще раз скажете, может, кто услышит.
А. Венедиктов
―
Да нет, конечно. У меня другое видение проблемы. Я считаю, что ошибки надо признавать. Например, история с Украиной, очевидно, что на сегодняшний день Крым может быть выделен в отдельное досье, и зависнуть, как зависли Курилы, как в свое время в советское время зависла Прибалтика. Вот не признают, но он как-то существует, чего там. И без разрешения ситуации на юго-востоке Украины совершенно невозможно двигаться дальше. У нас есть очень много угроз совместных с Западной Европой и с Кореей Южной, с Китаем. С Японией и США. Общих угроз. И это самое главное, и эти общие угрозы сейчас, они конечно, без нас как-то решаются, но без нас это сложнее и дороже. Поэтому мне представляется, что с нашей стороны нужно предложить повестку дня по общим угрозам и предложить, как было сделано в апреле, выделить Крым в отдельный кейс. Надо каким-то образом признать, что тот проект Новороссии, который затевался в апреле-мае, это грандиозная ошибка. И грандиозное поражение. И каким-то образом выходить, обеспечив людям безопасность. Потому что на самом деле все равно элемент гражданской войны там был, и кусок гражданской войны там был, и желание отомстить людям за испуг, за то, за другое оно есть. Это показывает история всех гражданских войн в мире. Вот этот кусок гарантий, под международным наблюдением, под голубыми касками. Под межнациональными силами. Такая Босния, надо признать, что это Босния, Хорватия, сейчас это так. И надо, чтобы и Украина, и Западная Европа, и США, и Россия с этим согласились. Я не про миротворческие силы, я про контроль за безопасностью тех людей, которые там воевали со всех сторон. И тех семей, которые там воевали со всех сторон. Вот выдернув эту чеку, и взорвав эту ситуацию, то есть, разметав нынешнее противостояние, именно разметав, можно двигаться дальше. Но кто же меня, я же не профессионал, кто же меня будет слушать. Правда, то, что мне это рассказали, мне это рассказали офицеры Генштаба, которые всегда этим занимаются.
О. Журавлева
―
То есть, есть такие идеи.
А. Венедиктов
―
Есть такие. Они на столе у руководства. Но пока руководство я не знаю, какого уровня руководство, во-вторых, там много разных вариантов, но пока руководство как я понимаю, решение не приняло. Но в принципе, очевидно, что это рана, на которую надо накладывать лечебную мазь, которую надо зашивать суровой ниткой. На которую нужно ставить я не знаю что. Без этого ничего не будет. А мы этого не делаем. Собственно говоря, и Украина к этому не готова. Потому что уже Порошенко просто объявляют предателем. Что он разговаривает с Путиным хотя бы. Ну так тоже бывает.
О. Журавлева
―
Алексей Венедиктов, главный редактор радиостанции «Эхо Москвы» был сегодня героем «Сути событий». Всем спасибо. Всего доброго.