Суть событий - 2014-09-26

С. ПАРХОМЕНКО: 21 час и 10 минут в Москве, это программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко. Как обычно по вечерам пятницы, обсуждаем с вами события минувшей недели, минувших дней. Для этого у нас с вами есть всякие технические приспособления. Например, номер для смс-сообщений +7-985-970-45-45, сайт www.echo.msk.ru – на нем много всяких дополнительных возможностей, можно оттуда отправлять сообщения сюда, такие же точно, как смска. Можно там смотреть кардиограмму прямого эфира и даже участвовать в этой кардиограмме прямого эфира, нажимая на кнопку «нравится» - «не нравится». Можно видеть прямую трансляцию отсюда из студии. В общем, много чего можно.

Ну что же, давайте все-таки начнем с событий недельной давности. Так мне уже вторую или третью передачу подряд везет, что какие-то важные события происходят в воскресенье – следовательно, я неделю спустя вынужден к ним возвращаться, а мне все-таки кажется, что возвращаться нужно. Может быть даже, я в этом смысле в выигрышном положении, потому что есть время как-то все это осмыслить. Я говорю, конечно, о Марше мира, который в воскресенье прошел в Москве. Я сам, к сожалению, не мог в нем участвовать, давно уже было сговорено, что я в этот день окажусь в городе Самаре, буду там выступать перед большой группой местных всяких граждански активных граждан, и местных депутатов, и журналистов, социологов, студентов – кого только там не было. Был очень интересный разговор по поводу всяких гражданских проектов, в которых мне доводилось участвовать – там и «Диссернет», и «Последний адрес».

Так что, я наблюдал за всей этой историей издалека, и наблюдал, надо сказать, с удовольствием, потому что там было много моих знакомых, которые по ходу дела мне писали о том, какая атмосфера, о том, сколько народу, о том, что они видят вокруг, о том, как люди себя чувствуют, о чем люди говорят, что они несут в руках.

Вот что я вам скажу. Давайте на вопрос о том, зачем это все, и что от этого меняется, и ну и что, вот вы пошли по улице… Давайте мы с вами вспомним одну важную вещь. Она заключается в том, что человечество за несколько веков развития человеческой цивилизации, человеческих обществ, и, теперь уже можно сказать, за два века развития демократии определило, что право людей выйти на улицу и продемонстрировать свое отношение к каким-то важнейшим обстоятельствам в их жизни, к важнейшим политическим и общественным проблемам – это очень важное и очень нужное право.

Ну, вот так люди договорились между собой, что у них есть возможность делать такой жест время от времени и показывать друг другу, и показывать своим политическим оппонентам, и показывать равнодушным согражданам, что вот есть группа людей, которая думает то-то и то-то по такому-то и такому-то поводу. И это такое важное право, что оно закреплено даже в большинстве существующих на земле конституций. И в российской Конституции закреплено тоже, причем в важнейшей второй главе, там, где права и свободы человека и гражданина, есть знаменитая 31-я статья, которая закрепляет за нами такое право.

Это неспроста. Это такой язык, на котором члены общества разговаривают между собой и разговаривают с властью, разговаривают с государством. Это язык очень понятный и очень убедительный. И надо сказать, что в этом участвуют все. Те, кто идут на такого рода события, выражают свою позицию тем, что туда идут. Те, кто не идут, выражают свою позицию тем, что не идут. И, собственно, вот те дискуссии, которые мы видим между теми, кто считает, что это важно, и теми, кто говорят, что это все совершенно не имеет никакого значения, это в любом случае, обратите внимание, дискуссии между теми, кто в курсе того, что это было.

Значит, люди, которые не пошли, они не пошли не потому, что они не знали, не потому, что их никто не предупредил, а потому, что они посчитали нужным не пойти. Вот их политическая позиция такая. Она тоже есть, она другая. А те, кто захотели пойти, те пошли. И неслучайно в этот раз… ну, совершенно очевидно, что этот марш, Марш мира, он был совершенно вразрез с той официальной политикой, которой придерживается сегодня российское государство, вообще со всей той линией, на которую оно употребляет всю свою мощь, в том числе всю свою пропагандистскую мощь, причем все растущую, и собирается наращивать дальше.

Вот на этой неделе, кстати, прошло сообщение о том, что в будущем году ожидает нас колоссальный рост, на десятки процентов, более или менее в полтора раза, рост финансирования телекомпании «Russia Today», рост финансирования, огромный, еще больший рост финансирования вот этого самого агентства «Россия сегодня», которое Дмитрий Киселев сооружает на могиле погубленного им «РИА Новости». Ну, вот государство будет вкладывать, вкладывать и вкладывать в это, в пропаганду, в то, что почему-то традиционно называется промыванием мозгов, а на самом деле, конечно, является замусориванием мозгов. Ну, вот бывает, что в языке случается такой сбой, и понятная очень вещь называется прямо противоположными словами, ничего тут не поделаешь.

Так вот, конечно, этот марш шел абсолютно вразрез со всей этой линией государственного промывания. И очень любопытно, как государство сопротивлялось этому маршу, информационно сопротивлялось, пропагандистски сопротивлялось. Это очень показательная вещь. Обычно вранье происходит просто на уровне цифр. Ну, вот есть такая знаменитая теперь уже сцена, совершенно вопреки мне она стала знаменитой. Когда-то журналисты, кинодокументалисты хорошие снимали и выкладывали в интернет эпизоды фильма «Срок», такие подготовительные эпизоды. Потом этот фильм «Срок» был смонтирован, вышел, очень многих разочаровал – честно говоря, меня тоже. Не будем возвращаться к тому, почему. Но неважно. В общем, есть такой фильм «Срок». А есть подготовительные эпизоды к нему, их очень легко найти в интернете.

И вот там есть один эпизод, который называется «Никто не пришел». Это все снято в июне 12-го года, больше уже двух лет тому назад, тогда произошел большой такой тоже марш по этим же самым местам, вот по этому же самому бульвару. И там в этом фильме есть я, и я там поднимаюсь вот на пригорочек Рождественского бульвара, с которого хорошо видно Трубную площадь, и с этого места очень было ярко видно, и в этот раз тоже очень много было фотографий выложено в интернет, люди ровно там же на этом же самом месте на Рождественском бульваре стояли и фотографировали огромное море людей внизу на Трубной площади.

Так вот, тогда, в июне 12-го, я тоже поднялся на это же место и тоже оттуда с помощью телефона, по-моему, фотографировал, и ко мне подошел такой полковник Бирюков (он был в то время начальником Управления информации Московского ГУВД). Он был в такой какой-то праздничной белой гимнастерке, он такой улыбающийся подошел, поздоровался. И я ему сказал: ну, вот смотрите, опять никто не пришел. Потому что завтра вы же скажете опять, что 800 человек. А там внизу многие-многие десятки тысяч. Ну, и он тоже так как-то ухмыльнулся и, в общем, подтвердил, что, да, скажем, служба у нас более-менее такая – такое у него было выражение лица, на котором это вот все отразилось.

Так вот, вот эта фраза «Опять никто не пришел», она, собственно, и есть некоторый такой ответ на вот это бесконечное вранье по части цифр, сколько было народу. Ну, в этот раз официальные средства массовой информации врали про пять тысяч. Главное, что совершенно непонятно, на кого это рассчитано, собственно, для кого эта цифра – для Путина что ли? Они кого хотят этим убедить, что все кончилось хорошо, и никто не пришел?

Так вот, в этот раз, помимо цифры, было еще очень важное такое направление всей этой брехни относительно состава участников. Идея заключалась в том, чтобы заставить зрителей, главным образом зрителей телевизионных и всяких читателей официальных средств, официозных средств массовой информации, поверить в то, что, в общем, эти многие десятки тысяч, которые там присутствовали, они, ну, более или менее поровну разделились между теми, кто считает, что Россия правильно ведет войну на Украине, и тех, кто считает, что неправильно. Вот этих тех, которые «Крым наш», и тех, которые говорят о том, что воевать с Украиной нельзя, даже и за Крым, даже и за Донбасс, даже и за Луганск, даже и ни за что нельзя воевать с Украиной.

Так вот, очень много было потрачено слов, чтобы сказать: ну да, были такие, были такие, были эти, были те. Ну, и что? Да, ну, разные вышли, да. На самом деле прекрасно было видно всем, кто в этом во всем участвовал, и все репортажи, которые оттуда были сделаны, и все, так сказать, мемуары, вот эти беглые мемуары всех участников, они заключались в том, что было огромное количество людей, объединенных какой-то одной общей идеей, идеей мира, идеей не войны, идеей невозможности войны, идеей отрицания агрессии.

И было несколько десятков отвратительных балбесов, приведенных частью прямо из каких-то прокремлевских вот этих молодежных контор, частью, в общем, они там поднаняли бывших лимоновцев. Ну, собственно, они и нынешние лимоновцы, просто лимон превратился за это время в помидор. Так что, они теперь помидоровцы. Ну, вот, значит, эти вот помидоровцы, которых теперь, как мы видим, собственно, нанимают в качестве такого мяса для устройства всяких провокаций, они же там распыляли какой-то газ вчера на концерте Макаревича. Ну, в общем, мы видим, что как-то, что называется, такой ужасный конец с ними происходит. Вот та самая группа, которая всегда очень гордилась своей какой-то оппозиционностью, своей неподконтрольностью, своей несгибаемостью, своим таким каким-то отважным задором, вот они превратились в совершенно последнего разбора каких-то шавок, которых вот нанимают на какие-то вот такие грязные истории, типа, там, в кого-нибудь кинуть каким-нибудь помидором или пшикнуть из какого-нибудь баллончика. Ну, вот их, собственно, ихний Лимонов привел вот в эту яму. За что? За то, что ему разрешают напечататься в «Известиях» и, может быть, он как-то все надеется, что, может быть, его, наконец, в телевизор пустят. Я думаю, что пустят, потому что, в общем, они уже созрели друг для друга.

Так вот, этот самый марш, он вот состоял все-таки из десятков тысяч людей, которые говорят о том, что воевать с Украиной нельзя, и нескольких человек, которые пришли как-нибудь там нагадить. Вот соотношение-то в реальности было такое. Но интересен сам факт, что очень много сил было потрачено на то, чтобы убедить нас всех в том, что на самом деле это было не так, а это вот как-то было более или менее поровну.

Что это означает? Это означает, что эта энергия жива, энергия вот этих людей, которые готовы выходить на улицу и демонстрировать свое мнение тогда, когда это мнение отчетливо как-то созревает. Вот есть несколько идей, которые, по-моему, объединяют разумных людей: идея мира, идея, например, справедливого суда. Я думаю, что однажды мы с вами увидим большое событие такого рода, посвященное вот этому. Я думаю, что постепенно в людях созреет идея выборов все-таки. Вот то, о чем я говорил в своей прошлой программе, что сегодня российское государство добилось того, что огромное количество граждан не имеют возможности, не имеют права выдвинуть своих кандидатов на выборах. Все, этот механизм отработан, он создан, построен, этот механизм работает. Вот.

Ну, вот это, вот такого рода большие политические сюжеты. Таким же сюжетом на самом деле является, конечно, свобода слова. И в какой-то момент мы с вами увидим людей, которые поняли, что происходит. И сегодня, когда принимался в Государственной Думе вот этот совершенно безумный закон о запрете на профессию для всех, кто каким бы то ни было образом связан с международной журналистской индустрией, сегодня прозвучали эти слова: но надо же уже это все остановить, потому что они же так все остальное разломают. Ну, привет. Да, а как-то вы не убедились еще, что не бывает никаких островков безопасности на этом политическом шоссе? Что начинается все с выборов, потом продолжается сыром и колбасой, я не знаю, мясом, курицей и яблоками. Потом развивается в сторону информации, в сторону развлечений, в сторону свободы передвижения, в сторону вообще всех видов и всех возможностей выбора.

На самом деле вот то, что делает сегодня российское государство и российская законодательная машина, можно было бы описать одной фразой: они лишают нас выбора. Не выборов, а выбора. Вообще человеческая жизнь, она в значительной мере состоит из возможности выбирать разные вещи. Выбирать себе партнера и жениться на нем или выходить за него замуж. Выбирать школу, в которой будут учиться дети. Выбирать цвет одежды, которую мы на себя надеваем. Выбирать вкус еды, которой мы питаемся. Выбирать климат, в котором мы проводим наши каникулы. Выбирать профессию, выбирать образование еще до этого. Человеку очень важно иметь выбор. И человеческое достоинство, человеческая свобода, они в значительной мере и сводятся к этому – к возможности выбирать и к возможности получить доступ к результату этого выбора. Вот из двух вещей состоит счастье: выбор и доступ. Если нет одного или другого, то и счастья нет.

Так вот, постепенно то, что делает сегодня государство в России – это лишение нас выбора. Вот, в частности, важнейшая часть этого лишения – это выбор источника информации. По существу, ведь все вот эти многочисленные ограничения, которые были законодательно приняты в последнее время: история про то, где хранить данные. Ну, понятно, что она направлена прежде всего на то, чтобы привести ситуацию к тому моменту, когда можно будет заблокировать деятельность социальных сетей, потому что, ну, невозможно заставить, там, не знаю, Фейсбук, Твиттер хранить все данные, какие у них есть, на территории Российской Федерации.

Кстати, справедливо Антон Носик написал, я прочел его текст здесь же на сайте «Эхо Москвы» сегодня, о том, что закон этот ведь совершенно не ограничивает именно российскими данными, данными российского происхождения, то, что теперь российский законодатель требует хранить в России. Оказывается, вообще все следует хранить в России: и новозеландское, и филиппинское, и южноафриканское – вот любое, что появляется в социальной сети, вот это вот все извольте хранить на российском сервере, если следовать российскому закону.

Ну, понятно, что это заведомо невыполнимое требование. Российский законодатель любит ходить этой тропинкой: создать заведомо невыполнимую норму, а потом избирательно, в тех случаях, когда нужно, карать за ее неисполнение. Это бывает на очень примитивном уровне, когда, там, не знаю, возьмут и постановят, что каждая парикмахерская должна иметь 12 огнетушителей. Ну, ни один владелец парикмахерской ни за что 12 огнетушителей не купит, купит 2. Ну, а дальше вот хорошего владельца парикмахерской можно оставить в покое, а плохого, с точки зрения чиновника, то есть, того, который взятку не платит, можно наказать за недостаток огнетушителей. Вот примерно это же самое происходит сейчас в сфере информации: хорошим можно, а плохих мы удавим. Плохих с нашей точки зрения, и хороших тоже с нашей точки зрения, тех, которые полезны, так сказать, для нашей компании, полезны для нашего режима.

Так вот, значит, закон о хранении баз данных, закон о регистрации блогеров, закон о запрете на рекламу и прочие разные другие, их много, разных законов, которые последовательно лишают прессу возможностей существовать, возможностей самостоятельно зарабатывать, возможностей самостоятельно стоять на ногах. Ну, и вот теперь вот эта вот история с международным капиталом во владении средствами массовой информации. Она лживая от начала до конца. Смысл очень простой: либо вы придете за деньгами ко мне, - говорит государство, - либо вы умрете. Потому что ведь совершенно не потому, что это чей-то каприз, появляется в России, как и в любой другой стране, появляется большое количество международных медийных марок.

Вообще медийная индустрия мировая, она связанная, интегрированная, она живет тем, что она развивается широко, она не признает границ. И журналы с одними и теми же названиями появляются в разных странах и обмениваются контентом. И телеканалы начинают вещать широко и просторно. Как только вы начинаете вырезать какой-то кусок, вы разрушаете вот это вот современное развитие современных медиа. И абсолютно не по чьему-то капризу появились здесь все эти глянцевые журналы, все эти компании, типа Conde Nast, типа Hachette, типа вот Sanoma, которая владеет тоже значительным количеством хороших изданий. Вот это все неспроста.

Давайте вернемся к этому разговору после новостей, через 3-4 минуты. Это вообще интересная очень история с прессой, которая произошла сегодня. Это программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко. Не удаляйтесь, пожалуйста, от приемников.

НОВОСТИ

С. ПАРХОМЕНКО: 21 час и 35 минут в Москве, это вторая половина программы «Суть событий», я Сергей Пархоменко. По-прежнему номер для смс-сообщений – +7-985-970-45-45. Очень много поступает ваших записок, я как-то стараюсь на них ориентироваться по мере того, как веду здесь этот разговор – спасибо вам за них. Отдельное спасибо Татьяне из Санкт-Петербурга, которая очень симпатичную написала мне здесь и трогательную записку. Спасибо, ура.

Да, так вот, +7-985-970-45-45 и сайт www.echo.msk.ru. Смотрите, слушайте нас хоть в эфире, хоть на сайте, все равно «Эхо Москвы» и там, и там одинаковое.

Да, а говорили мы с вами о принятом сегодня сразу в двух окончательных чтениях законопроекте об ограничении участия иностранного капитала в российской медиаиндустрии. Закон этот, с точки зрения индустрии, очень вредный, очень бессовестный, он означает, по всей видимости, закрытие довольно значительного количества редакций и безработицу для довольно значительного количества людей. В других случаях это будет просто скупка, и нет никаких сомнений, что это одна из задач этого законопроекта, дать возможность людям, которые там пострадали в результате всех этих санкций, и которые активно поддерживают действующую властную группировку в России, и в последнее время стали испытывать в связи с этим какие-то неудобства и неприятности – ну, им надо какую-то компенсацию, им надо дать возможность как-то немножко пограбить здесь внутри страны. Вот, в частности, будут они грабить медийную индустрию, потому что понятно, что она сейчас очень сильно подешевеет. Нет возможности так быстро перестроиться, не всегда возможно найти других инвесторов. И именно в этот момент будет она скуплена разными лояльными государству, прости господи, медиамагнатами, вновь образовавшимися в последние годы.

Но есть еще и смысл. Помимо вот этих маленьких бизнес-радостей, есть еще и политическое содержание этого события. Вот это еще один шаг в направлении постепенного ограничения возможностей для выбора в области информации. Постепенно срезаются любые альтернативные источники информации в России. Для сегодняшнего путинского государства это очень важно, потому что оно информационной конкуренции не выдерживает. Видите, оно вливает какие-то несметные миллионы и миллиарды в специальные пропагандистские конторы, которые оно создает, типа «Russia Today» и «России сегодня», а все равно не получается, а все равно оказывается, что информационные вот эти войны, которые они сами же и начинают… вот бесконечные эти жалобы: ведется информационная война.

Ну, так не хотите – не ведите информационную войну, и не будет информационной войны. Это же вы ее устраиваете, это же вы затеваете все это информационное противостояние. И работать в этой ситуации вы можете только в условиях монополии, каковая монополия сама не образуется, потому что индустрия, она склонна к развитию, она склонна к интернационализации, она склонна к тому, чтобы удачный опыт и успешные примеры, успешные технологии информационные и успешные творческие методы развивались, и распространялись, и расширялись по всему миру.

В этой ситуации вы, российские пропагандисты кремлевские и прокремлевские, существовать не можете, вам надо закрывать конкурентов, закрывать их силой. Вот этим, собственно, они и заняты сегодня. И важное, конечно, событие на этом фронте произошло сегодня. При этом любопытно, что аргументы, которые для этого используются, они просто выдуманные, это просто вранье, и все. Собственно, основной аргумент, мы довольно часто его в последнее время слышим, когда принимается очередной вот такой ограничительный закон – это аргумент типа «а у них там за границей тоже так».

Помните, это было, например, когда принимались ограничения по части митингов и демонстраций и принимались всякие драконовские законы об уголовной ответственности за нарушение вот этих законодательных актов и всяких правил, связанных с митингами и демонстрациями. Хотя надо сказать, что международные суды, например, они прямо говорят о том, что, предположим, участие человека в несанкционированном митинге само по себе не может вообще считаться никаким преступлением или нарушением. Человек не обязан знать, разрешенный это митинг или не разрешенный. Вот если там начинается какой-то ущерб, какие-то разрушения, какое-то хулиганство, какое-то безобразие, какое-то стеснение каких-то чужих прав, тогда да, тогда можно говорить об ответственности человека, который это допустил. А если человек просто мирно участвует в этой демонстрации, разрешенной, не разрешенной – какая разница?

Вообще само понятие разрешенной демонстрации полностью противоречит, как известно, российской Конституции. Но когда принимался закон об этом, о том, что вот люди должны страдать за то, что они считают нужным и возможным выходить на улицу и выражать свои политические мнения, вот тогда было очень много ссылок на то, что, ну, вот в законодательстве такой страны, такой страны – особенно на Францию много ссылались – есть аналогичные правила.

То же самое происходило тогда, когда российские законодатели постепенно делали невыносимым существование некоммерческих организаций в России, всяких неправительственных фондов, всяких благотворительных организаций и так далее. Тоже: а вот у них тоже это есть. Вот у них тоже есть такие слова, «иностранный агент». Неважно, что эти слова употребляются совершенно в другом смысле, по другому поводу, а чаще всего употребляются только по решению суда, в редчайших особенных случаях и так далее. Неважно. Ну, вот у них есть – значит, у нас тоже будет.

А вот теперь, очень много было разговоров о том, что вот во всем мире имеются ограничения, вот такие же примерно ограничения. Я напомню, что в России до 20% была опущена вот эта вот возможная допустимая планка участия иностранного капитала, вообще участия иностранных компаний. Вот это во всем мире так. Это просто вранье, просто вранье, и все. Это просто выдумано, ничего этого на самом деле не существует. Вообще в большинстве стран ограничения существуют относительно эфирных телеканалов, то есть, тех каналов, которые вещают как бы на антенну. А телеканалов, которые там по спутнику, или телеканалов, которые по кабелю, это не касается. И тем более это не касается печатных средств массовой информации, тем более это не касается радиостанций, которые тоже идут там через интернет, или по кабелю, или как-то еще. Вот эфирные средства еще более или менее, и то таких ограничений почти нигде нет.

Вот во Франции есть. Ну, Франция – вообще очень специфическая страна по части государственного регулирования прессы. Я в свое время специально этим занимался. Там есть, например специальный такой орган, такой совет по аудиовизуальным делам, который подробнейшим образом занимается, например, измерением того, сколько времени в эфире присутствуют те или иные политические силы, и последовательно, прямо с секундомером в руках они добиваются того, чтобы устанавливалось полное равенство по этой части. Вот если, там, не знаю, лидер какой-то партии пошел на футбольный матч и его показывают, как он сидит на трибуне стадиона, ему зачтут эти секунды, в течение которых его показывают сидящим и радующимся победе любимой команды. И потом соответствующие вот эти же секунды отдадут его политическому противнику. Ну, там, конечно, не между отдельными партиями они соблюдают этот баланс, но соблюдают баланс между большинством, меньшинством, между разными участниками выборов и так далее. Очень специфический к этому, очень жесткий подход. И там, собственно, весь этот государственный контроль, он в значительной мере необходим для того, чтобы обеспечивать вот это вот равенство, равенство доступа разных политических сил и разных игроков политического рынка к зрителю, читателю и так далее.

Во всяких прочих странах ничего подобного не наблюдается. Ну, вот в Испании, например, для эфирных каналов есть ограничение 49%, то есть, меньше половины. В Канаде – около 47. В Соединенных Штатах фактически отменен этот контроль. Там есть специальная комиссия, которая рассматривает предложения об участии иностранного капитала, о разных инвестициях из зарубежных источников в сферу медиа, и в каждом отдельном случае принимается отдельное решение. Например, в Великобритании или в Германии вообще нет этих ограничений, никаких. Пожалуйста, все, что называется, открыто. Да, есть государственные, например, в Великобритании есть государственный телеканал BBC, даже теперь их несколько, этих телеканалов. И на радио тоже BBC работает. Но вот такого вот ограничения на иностранные инвестиции нет, и наоборот, везде считается, что иностранные инвестиции – это благо, в медийную индустрию страны. Это то, что позволяет ей развиваться.

Всем трудно сейчас. Интернет наступает, наступает и на журналы, наступает и на телевидение, постепенно сокращает тиражи газет. И понятно, что нормальные страны заинтересованы в том, чтобы эта индустрия развивалась, и заинтересованы в том, чтобы разные были источники инвестиций в эту сферу, в том числе и зарубежные.

И вот постепенно вот эта мировая медийная индустрия, она, слава богу, распространилась и в Россию. Я, так получилось, был в какой-то мере у истоков этого, я участвовал в создании одного из самых первых договоров об издании здесь в России журнала, который делался бы в сотрудничестве с иностранной компанией. Это был журнал «Итоги», который делался первые годы своего существования, пока я был его главным редактором, делался в сотрудничестве с американским журналом «Newsweek». Потом, как вы помните, случился политический кризис вокруг компании «Медиа-Мост» и вокруг журнала «Итоги» тоже. Там был осуществлен локаут, вся редакция была уволена, и «Newsweek» прекратил свои взаимоотношения с этим журналом, заявив о том, что не хочет работать с проектом, который подвергается такому политическому давлению.

Но, тем не менее, это был чрезвычайно интересный опыт совместной работы. Там, кстати, не было никакой инвестиции. Там были лицензионные платежи, грубо говоря, журнал «Итоги» платил «Newsweek» за использование логотипа, за использование торговой марки, за использование некоторого количества материалов, которые переводились из «Newsweek» - там так это все было устроено.

И, по всей видимости, сейчас в значительной мере ответом на вот этот законопроект, принятый сегодня, будет что-то подобное. Во многих случаях сотрудничество продолжится вот так, через лицензию. То есть, сугубо российская компания будет владеть этим, предположим, журналом, а платить будет вот так, на лицензионной основе, не на основе совладения, не на основе распределения прибыли, а на основе вот такого вот вывода части прибыли через лицензионные платежи. Это слабая возможность. Это, несомненно, путь к тому, что влияние хороших международных (хороших в профессиональном смысле) серьезных устойчивых высокопрофессиональных компаний мировых постепенно будет здесь сокращаться. На сегодня именно они являются в значительном количестве случаев, вопреки тому, что врут наши депутаты, являются гарантами соблюдения каких-то, во всяком случае, мировых традиций и приличий в области профессии. И вы видите и работу здесь хороших журнальных марок. Предположим, здесь есть и «Forbes», здесь есть и «Esquire». В значительной мере именно эти журналы держали такой хороший европейский, американский уровень журналистики уже тогда, когда журналистика здесь была в значительной мере раздавлена и политическим нажимом, и, что чрезвычайно важно для российской журналистики, это совершенно искаженные взаимоотношения с системой рекламы.

Чрезвычайно важно для международной журналистской школы создание вот этого вот барьера между редакционным процессом, редакционным персоналом и рекламными материалами. Этого совершенно нет сегодня в России, эти взаимоотношения нарушены, эти взаимоотношения абсолютно искажены коррупцией. И, к сожалению, здесь против журналиста часто сражается его собственный директор, его собственный главный редактор, его собственный рекламный директор, которые постепенно заставляют его уступать и отступать от своих журналистских принципов, для того чтобы вот добывать какую-то сиюминутную такую грошовую прибыль от рекламных, полурекламных или скрыторекламных публикаций в своем издании.

Именно этому в значительной мере противостояли те издания, и противостоят до сих пор, которые работают в России на международных торговых марках. Ну, конечно, всяко бывает, и в том числе и такое некоторое разложение при пересечении границы возникает тоже. Но есть и хорошие примеры. Есть, несомненно, и примеры, когда эти стандарты здесь сохраняются, когда правила этой школы продолжают жить и здесь. И сегодня все это под угрозой. Сегодня, потому что государству нужно усиливать свою пропагандистскую линию, оттого что государству нужно сокращать возможности для проникновения неконтролируемой информации, для того чтобы лишить нас всех выбора, вот в угоду этому постепенно разрушаются вот эти связи с международной журналистской индустрией, с международной журналистской школой. Мы как читатели от этого, несомненно, сильно пострадаем. Но законодателя нашего это не волнует.

Вообще, надо отметить, что на протяжении последних дней произошел взрывообразный рост законодательной активности. Я традиционно, когда готовлюсь к программе, этим интересуюсь, что там происходит за кулисами Государственной Думы. Мне все-таки кажется, что это очень важно, это очень важный, во всяком случае, такой косвенный показатель того, как развивается российская политическая система.

Кстати, любопытный текст на эту тему, очень советую, в сегодняшней газете «Ведомости». Есть такой хороший журналист Екатерина Шульман, она несколько лет работала внутри парламентского аппарата, даже, насколько я знаю, написала в свое время диссертацию по поводу того, как работают российские законодатели – она, в общем, хорошо разбирается в этих материях. Она написала очень любопытный текст о том, как постепенно вот этот самый бешеный принтер, постепенно превращается в нечто другое. Потому что по мере того, как происходит вот это, так сказать, внутреннее разложение системы, по мере того, как она съеживается под внешним давлением, все уже не описывается одним простым обстоятельством, что вот сверху сваливаются какие-то законопроекты, а резиновый этот штемпель Государственной Думы все их штампует.

Довольно много теперь всяких вот этих инициатив снизу. Депутаты торопятся продемонстрировать свою лояльность, свою полезность, свою преданность, свою слепую верность и предлагают свои услуги. Теперь как-то этот рынок не только принимает заказы сверху, но и все время предлагает себя. Все это все больше и больше напоминает такой какой-то большой квартал красных фонарей, где в витринах сидят эти тетеньки и свои прелести выставляют на всеобщее обозрение. Вот депутаты тоже выставляют на всеобщее обозрение свои законодательные прелести. И прелести эти бывают самые разные. И сверху начальство смотрит на них и иногда говорит: о, смотри, неплохая идея! Вот, например, собственно, этот самый законопроект об ограничении участия иностранного капитала в медиакомпаниях, он тоже был изначально предложен несколькими вот такими депутатами-инициативниками.

И я сегодня наблюдал довольно большое количество разных законопроектов, там, полез порылся среди того, что накопилось буквально за последнюю неделю. Теперь, ну, вот сезон начался, и буквально десятки законопроектов каждый день. И обратил внимание на несколько интересных тенденций.

Ну, во-первых, происходит такое залатывание дыр, потому что на протяжении последних месяцев, с того момента, собственно, как начался этот большой политический кризис, связанный с Украиной, было принято некоторое количество вполне безумных таких скоростных законодательных актов, которые полны дыр. Эти дыры сейчас начали залатывать.

Ну, например, бесконечно латают закон о принятии Крыма в состав Российской Федерации: выяснилось, что там забыли какие-то важные вещи. Ну, например, вот сейчас появился законопроект о том, что какие-то разного рода официальные документы, составленные на украинском языке, тоже должны приниматься к рассмотрению и приниматься в производство различными российскими государственными органами. Оказывается, забыли про это подумать. Вот такая простейшая вещь, да, что в Крыму есть много всяких украинских бумаг действующих, и с ними надо что-то делать. Ну, вот пришлось теперь задним числом про это вспоминать.

Или, например, бесконечно латают закон, относительно недавно принятый, о регистрации людей с двойным гражданством и с разного рода видами на жительство. Вот там была такая дырища, что совершенно непонятно, что происходит с людьми, которые постоянно живут за пределами Российской Федерации. Они когда, кому, зачем и как должны чего регистрировать. Вот, значит, сейчас залатывается эта дырка. Ну, и так далее и так далее.

Кстати, постепенно вот эта вот изоляционистская линия, она развивается и здесь тоже. Например, я обнаружил законопроект о том, что люди, имеющие вид на жительство, именно не двойное гражданство, а какие бы то ни было документы, позволяющие им долгое время находиться на территории другого государства, разного рода визы, виды на жительство и так далее, не имеют права работать в системе Министерства внутренних дел.

Ну, представьте себе, что такое органы внутренних дел. Это, ну, если не миллионы, то многие-многие сотни тысяч людей, несомненно. Это же ведь не только полицейские в погонах, не только офицеры. Это огромное количество всякого обслуживающего персонала. Это, там, не знаю, бухгалтеры, архивариусы, повара в столовых, какие-то водители, разнорабочие – кого там только нет – уборщицы, бог знает кто, делопроизводители, секретари, и прочие, и прочие.

Значит, вот теперь все эти люди либо окажутся обязаны потерять работу, обязаны будут отправиться на улицу… а надо понимать, что, скажем, в каком-то небольшом городе, или в каком-нибудь поселке городского типа, или где-то просто в сельской местности возможность работать в отделении милиции или, там, в местном городском управлении ГУВД – это одна из очень редких возможностей. Ну, это серьезный работодатель может быть на местном уровне. Значит, все эти люди либо окажутся на улице, либо они вынуждены будут каким-то образом изменить свой образ жизни. Мало ли почему у них есть этот вид на жительство. Это же не обязательно вид на жительство в Италии и не обязательно вид на жительство в Канаде. Это может быть вид на жительство в Белоруссии, на Украине, между прочим, теперь тоже. Мало ли, есть огромное количество людей, которые сохранили гражданство, сохранили паспорт, или регулярно там бывают, или у них там семьи, или у них есть еще какие-то документы. Мало ли какие жизненные обстоятельства. Ну, тем не менее, на них на всех теперь распространяется эта история.

Большое количество людей, между прочим, за последние годы успели уехать и вернуться. Ну, например, есть довольно значительная обратная эмиграция из Израиля, люди, которые в 70-е, в 80-е, в начале 90-х годов уезжали или были увозимы просто детьми, возвращаются обратно. Таких людей немало, между прочим. Я думаю, что если вы оглянетесь вокруг себя, вы каких-нибудь таких знакомых обнаружите.

Ну вот. Так что, немало такой вот суматошной деятельности. Но есть вещи достаточно серьезные. Например, я обнаружил абсолютное повторение закона, которым я в свое время очень много занимался, и довольно подробно о нем писал, и даже, может быть, два или три раза рассказывал здесь в этой программе. Может быть, вы помните, полтора года тому назад два депутата Государственной Думы и один сенатор подали совершенно умопомрачительный законопроект о компенсации из государственного бюджета российского гражданам, которые тем или иным образом понесли ущерб от иностранных судов. То есть, если у какого-нибудь российского гражданина за границей что-нибудь конфисковали, или что-нибудь арестовали, или на что-нибудь наложили какие-нибудь ограничения, или что-нибудь заблокировали, или что-нибудь такое, он может пойти в российский суд и быстренько из государственного бюджета получить компенсацию.

Это, собственно, такая гигантская всемирная прачечная. Это прекрасный способ отмыть денег. Если вы колумбийский наркобарон, предположим, вы можете прийти в российское гражданство, и как-то там у вас что-нибудь арестуют, а здесь из государственного бюджета вам вернут, и это будут совершенно чистые и отмытые деньги. Вот даже и так. Не говоря уже о том, конечно, что это должно было сыграть огромную роль в ситуации с постепенно приближающимися разного рода судебными санкциями к разным компаниям. И, между прочим, уже тогда мы говорили с вами о деле ЮКОСа. Ну, тогда не было известно, каким фантасмагорическим образом оно закончится, что там аж 50 миллиардов будет присуждено Гаагским судом. Ну, вот, теперь это произошло. Вот, собственно, эти 50 миллиардов теперь должна российская компания Роснефть, и теперь, если такой закон будет принят, то эта компания сможет пойти в российский суд и благополучно из государственного бюджета получить эти деньги.

Кстати, у меня вот спрашивали на сайте, не пора ли уже начать платить эти деньги, потому что будто бы я говорил о том, что крайний срок 15 сентября. Нет, вы ослышались: крайний срок 15 января. Вот до января решением Гаагского суда дан льготный срок на выплату этих денег. Начиная с 15 января начинаются штрафы и пени за невыплату вот этих 50 миллиардов, которые были присуждены по иску большой группы бывших акционеров разрушенной, разграбленной компании ЮКОС.

Так вот, полтора года тому назад был вот этот поразительный законопроект. Он был отклонен в результате того, что правительство его отвергло. Два дня тому назад, 23 сентября, он был внесен снова другим депутатом, абсолютно один в один, слово в слово такой же. Это интересная очень история. Я никогда не видел ничего подобного, чтобы отклоненный законопроект слово в слово, без малейших изменений вносился еще раз. Это может означать какое-то серьезное изменение, о котором, может быть, мы поговорим еще в следующей программе, может означать какой-то существенный раскол между правительством, которое по-прежнему против такого законопроекта, потому что понимает, что это грозит колоссальными расходами из государственного бюджета, и Государственной Думой, ведомой Администрацией президента, которая, тем не менее, рассчитывает на такого рода компенсации. Интересная очень история, закинем эту удочку для будущих программ.

Это была программа «Суть событий». Я Сергей Пархоменко. Всего хорошего, до свидания, до будущей пятницы.