Суть событий - 2014-03-14
С. БУНТМАН: Добрый вечер. 21 час 5 минут. Наталья Селиванова – звукорежиссер. Да, правда, а что? Наташа, ты не знаешь, что ты звукорежиссер, да, это была новость? Сергей Бунтман – ведущий. Сергей Пархоменко вас предупреждал, что в дни своего 50-летнего юбилея его не будет здесь. Я так думаю, что его не будет и в Москве. Имеет полное право свое 50-летие отметить так, как он пожелает. И я поздравляю Сережу Пархоменко с его 50-летием, уже делал это всячески: с помощью смсок, в Фейсбуке и даже на сайте «Эха Москвы». Мне это очень приятно, я считаю, что это один из вообще самых целеустремленных и достойных людей и в нашей профессии, и в профессиях соседних, потому что он занимается многими делами, от издательства всегда до публицистики и общественных организаций. Один проект – «Диссернет», другой проект – «Последний адрес», чего стоят. Так что, Сережа, мои поздравления. Думаю, что многие из вас присоединятся.
Дальше, второе. У нас сегодня хорошая новость: утвержден советом директоров акционерного общества «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов. Как главный редактор «Эха Москвы» он был выбран собранием журналистов, это полагается по нашему уставу, и теперь утвержден. Я бы не хотел заниматься, вот сразу, знаете, на фоне того, что происходило вчера, того, что происходит последние дни, последние месяцы: а что это Венедиктова у вас утвердили? Это как-то вот нехорошо, - наверное, думают и многие демократические и свободолюбиво настроенные товарищи. Не знаю, насколько многие, но есть такие. Вот, - думают, а какие условия были поставлены, какие переговоры велись? Никакие переговоры не велись, и условия не были поставлены. Избрали Венедиктова, отправил Алексей Венедиктов как член совета директоров свой голос, и здесь было понятно, что раз он выдвигался, то он сам себя и поддерживает как член совета директоров, и это нормально. И дождались мы результатов, результаты были, вот есть главный редактор, утвержденный на 5 лет. Это нормально. Также на собрании было объявлено, и перед ним было объявлено неоднократно, что пока я здесь главный редактор, наша политика редакционная не изменится. То есть, мы не делали ни до утверждения, ни после утверждения не будем ничего делать такого, что бы изменило нашему профессиональному долгу. Профессиональный долг – это всю информацию иметь, весь достойный анализ, а также площадка, не буду повторять.
Какой же у вас устав? – говорят, в интернете мне тут писали, и в Фейсбуке тоже писали. – Не хотели бы вы им поделиться с товарищами? Ну, поздновато делиться с товарищами. Этот устав был 20 лет назад составлен и принят, тогда еще против страшного олигарха Гусинского, как бы он нас не задавил. Он нас давить и не собирался и как-то не очень интересовался радио, пока все остальное не развалилось. И это нам пригодилось и в других составах нашего акционерного общества, так как оно не позволяет легальными и обычными способами изменить устав, нет для этого такого большинства ни у кого из акционеров радиостанции «Эхо Москвы». А согласно уставу, опять же, повторим, что сначала избирается журналистами, и только эта кандидатура, только этот избранный главный редактор может быть утвержден. Вот с этим все.
Дальше, что происходит вокруг? Вокруг происходит зачистка информационного поля. Она не кончится ни завтра, ни послезавтра, она будет, судя по всему, продолжаться. Я бы хотел посмотреть на Lenta.ru. Lenta.ru, где руководство было снято и уволен журналист Илья Азар сразу. Дальше. С чем это связано? Вдумайтесь. Вот когда приводят аргументы, что вот у нас происходит такая мощная здесь вот зачистка к, скажем, единомыслию приводящая, то это вот зеркально тому, что на Украине запрещают российские каналы. Речь ведь идет, вдумайтесь, не об украинских каналах в России. Хотя скажу в скобках, что мне бы очень хотелось, чтобы многие люди посмотрели, что показывают украинские каналы. Не только для сравнения, но для того, чтобы, например, увидеть, как говорят на языке, который назван был в детских книжках в «Кондуите и Швамбрании» Джек, спутник моряка, это как всеобщий разговорник, как Громадское телевидение, такое самое динамичное и очень даже нервное, я бы сказал, телевидение, и свидетельство тому – взаимоотношения с тем же Алексеем Венедиктовым и так далее. Как они переходят. Вот, например, сидит там наш корреспондент Сакен Аймурзаев или приходит блогер, который по-украински так не очень говорит, но понимает. И происходит: один говорит на одном украинском языке, причем который я легко достаточно понимаю, другой говорит на украинском языке, где я начинаю путаться, потому что он из другой области, третий говорит по-русски. Все друг друга понимают, все друг другу отвечают, что непонятно – повторяют. То же самое я вижу каждый день, когда я смотрю на Пятом канале, если идет на русском – идут украинские субтитры, когда там идут заявления какие-то. Если идут на украинском – идут русские субтитры. Говорят на том языке, на одном, на другом. Ведущий говорит, гость у него, там, эксперт был одного из движений, ветеранских тоже движений, говорит только по-русски, медленно говорит по-русски. Вопросы получает по-украински. Все, вот этот «Джек, спутник моряка», это отражает ситуацию, например, языковую ситуацию на Украине, отражает даже не столько реальность, сколько чуть идеализированную реальность. И не в смысле пропаганды, а в том, может быть, к чему стремиться надо, чтобы владели и тем, и тем языком. Это вот… у нас же получается, что отстраняются корреспонденты, которые берут интервью. Мне, например, очень интересно, как думают и что говорят реальные руководители и «Правого сектора», как мне интересно, что говорят у нас реальные правые, реальные крайне правые, что они говорят, что они думают по-настоящему. Я очень не люблю карикатур и ку-клукс-клановщины и в ту, и иную сторону, априорно. Если дали ярлык, и задать острые вопросы может только наш корреспондент, те, которые интересуют российских слушателей, российских интересуют потребителей, он может задать всем абсолютно. Как он с ними говорит, а там еще гиперссылка была, - пошел вон.
Далее, на другом ресурсе, «Русская планета», на другом ресурсе журналист разговаривает с командирами украинских частей, стоящих в Крыму: как они здесь ведут, как им удается, там, не стрелять, например, как они выходят маршем с украинским флагом, как это было в Бельбеке, например. То, что видят все в интернете, если хотят. А российский-то журналист, честный журналист, нормальный, он задает вопросы, повторю, те, которые интересуют российских слушателей, российских зрителей, российских читателей. Он задает, те отвечают. Те, может быть, которые украинские журналисты никогда не зададут, вопросы. Раз – обрезается. Раз – обрывается. Раз – цензурируется, идут увольнения. Зачистка будет продолжаться, когда Крым присоединится к России, а судя по всему, он присоединится. При всех исходах. Предположим, мирный исход. Я сейчас завершу свою преамбулу и буду отвечать на ваши конкретные вопросы, которые смсками идут – это главные вопросы, которые здесь.
Так вот, дальше. Предположим, все остается только в Крыму. Крым объявляет о своей независимости, Крым присоединяется к Российской Федерации, идет некий процесс. Обещаний сейчас чрезвычайно много. Что хотите, что пожелаете. Причем всем общинам. И идет борьба, как вы заметили, все последние дни идет борьба за крымско-татарскую общину. Здесь вносится закон о реабилитации. Уже реабилитация крымско-татарского народа, который был депортирован. Кстати, и другие народы были депортированы из Крыма: была депортация и греков, была и греческая волна, было переселение армян, как всегда. Что-то такое творилось не то, типичное не то. Потом крымские татары вернулись. Сейчас поставь условием участие в референдуме и перехода к России крымские татары, то, что мы хотим, чтобы нам не только реабилитировали за то, что было во время Великой Отечественной войны и оккупации в Крыму, а хотим, чтобы нашим старейшинам дали орден Отечественной войны, а то и Героя Советского Союза за то. Кстати говоря, такие были, хотя бы одно имя, замечательный летчик был, который единственный из участников войны не был переселен никуда, крымский татарин, о нем в своих прекрасных воспоминаниях пишет Степан Анастасович Микоян.
Так вот, все, что пожелают сейчас. А как это будет реализовываться? А как будет реализовываться пресловутый курортный сезон? А как будут все обещания, что вплоть до поступления в вузы? Потому что действительно получается, что непонятные экзамены, другая страна, здесь можно понять логику, если бы в таких условиях не проходил референдум, можно понять логику. Как это будет реализовываться – никто не знает. Как будут дороги в Крым? Как будет организована граница? Как можно будет туда проехать? Что там будет с деньгами? Да, вбабахают пенсии, бюджетникам зарплаты на среднероссийском уровне? Прекрасно. А как цены взлетят? Тоже до среднероссийского уровня? Они там меньше сейчас. Что будет, скажем, с украинским меньшинством в Крыму? Там нужны журналисты, чтобы это освещать? Сейчас журналистов пускают с таким скрипом в Крым, что о-го-го. И с таким же скрипом, наверное, и будут пускать журналистов из России. Не тех, которые ходят с камерами и стучат в барабаны по основным каналам, а журналистов, которые честно исполняют свою работу, не пускают ниоткуда. Да, удается проехать, удается как-то там работать, но очень тяжело.
Вот, это несколько аспектов. И зачистка будет продолжаться.
«Какое у вас отношение к интервью солдата Беркута, которое было показано по Russia Today и опубликовано у вас в блоге?» Очень сложное отношение. Антон из Магнитогорска спрашивает. Я прекрасно понимаю бойца Беркута, который попал из очень тяжелой ситуации, которая сложилась в Киеве, с приказами, которые они получали. Один из первых приказов, который они получили еще в прошлом году – это зачистить площадь и не выпускать и бить. Естественная потом была реакция. Во что любой боец Беркута превращался в глазах Майдана? Конечно, у него тяжелая ситуация. Сейчас он попал в ситуацию, где его действия тогдашние только славятся, то есть, в России. Россия, официальная Россия, только славит Беркут. Эта ситуация безнаказанности сил правопорядка абсолютной, безответственности. Я не говорю, что их надо унижать, ставить на колени и так далее, беркутовцев, но они поставлены в абсолютно другую неестественную ситуацию. Поэтому мне кажется, что в таких условиях, конечно, можно рассказать все. Да, действительно, они боялись попасть в плен. Еще бы не боялись попасть в плен, еще бы. Там шла гражданская война. Там шла война не столько гражданская, а там шла революция. И те, кто выполнял приказ и оставались верны своей присяге – это огромный был и тяжелейший поступок для них, перестать активно разгонять людей, перестать в них стрелять резиновыми и не всегда резиновыми пулями, как это было. Еще когда не было серьезного оружия на стороне сил правопорядка, то есть, верных Януковичу тогда, уже привозили с Майдана, уже, не кто-нибудь, это не Тягнибок нам привозил, а привозили наши корреспонденты то, что они подбирали. О-па – а это не резиновая. А тогда из первого, из майдановцев, которого убили, тогда он убит был пулей, которая по калибру подходила под резиновую, но это была не резиновая пуля, это был очень серьезный охотничий заряд. Вот так.
Дальше, дальше. «Что нам делать с такими деятелями культуры?» Какими «такими» деятелями культуры? Которые подписали, что, 500 с лишним человек, которые подписали письмо министерства одноименного? Ничего не делать. Просто знать, думать и грустить, как я, например, о многих я грущу. Вы вчитайтесь в это заявление, пожалуйста, в нем написано два абзаца о дружбе вековой и единстве наших народов, и третий абзац… Я не имел ничего, когда я говорил «по Раша Тудэй», я, извините меня, говорил «по телеканалу Russia Today», вот. Так что, не надо мне приписывать, приписывать какие-то намерения.
Ну, так вот, я говорил о другом сейчас. И третий абзац – это абсолютно не вытекающий из первых двух. И мы одобряем все действия президента Российской Федерации. Какие действия? О которых говорят, или которые на самом деле происходят? Которые сейчас или которые будут? Это индульгенция президенту России? Деятель культуры, который спешит показать себя в сложнейшей ситуации, показать себя не патриотом (дело здесь не в патриотизме), не поборником великом славянской дружбы между русским и украинским народами, а именно то, что он: я даю вам, дорогой Владимир Владимирович, полное право делать, что вы захотите в этой ситуации. Это очень интересно, заманчиво составленный текст письма, достаточно короткий. Очень интересно! А потом, когда, ну, многие люди, когда начинают думать, думать о том, а, ну, тут же как-то более-менее правильно, мы же не знаем, что происходит в обстановке действительно военного занятия Крыма, свободное волеизъявление крымского народа происходит. Но мы об этом как бы не знаем, мы же подписываемся под первыми двумя абзацами. Я думаю, что это поспешное решение. Ну, насчет жалеть, насчет презирать и так далее – я не знаю. Мне кажется, это поспешное подписание.
Дальше, дальше. Что нам делать?... Это я Алле. «… так как вы будете действовать, ведь вполне вероятно в свете последних событий. Евгения из Ленинградской области». Журналисты. Да, давление на журналистов будет продолжаться, будет продолжаться, и кольцо будет сжиматься. Даже если, даже если не последует никаких серьезных санкций от Европы и Америки, даже если не произведено будет ни с одной стороны ни единого выстрела, даже если никакого не будет, все это напряжение на границе российско-украинской ничем не кончится, мне кажется, что здесь все равно будет продолжаться давление.
«Ваше отношение к появлению графы «национальность» в различных госбланках и бытового административного плана документах, бланка регистрации ДТП? Сегодня были неприятно удивлены, обнаружив такое новшество». Не хотите – не заполняйте эту графу. Хотите – заполняйте. Хотите, хоть поперек всего напишите: я русский, татарин, еврей, казах, там, что угодно напишите. Я считаю, что это какие-то игрушки тоже, игрушки в Советский Союз, где в определенные периоды очень серьезно нужно было. Особенно кадровики, всевозможные Мефодии Ферапонтовичи с удивительными фамилиями, отставники разных органов, которые смотрели: о, тут у вас на то фамилия, тут у вас на это, и национальность какая. Ах, национальность русский? Значит, вы скрываете эту национальность. Вот где было на самом деле настоящее такое фашизоидное отношение. Знаете, поразительное было, когда однажды я поступал на работу в какой-то совершенно мыльно-пильный институт переводчиком неизвестно чего, был тяжелый период, когда мне надо было. И вдруг у меня начинают спрашивать, увидев мою фамилию, кадровик начинает спрашивать, а где у меня похоронена бабушка, а где у меня похоронен дедушка. Ну, простите меня, я тогда сильно разорался. Я был моложе и еще злее был, чем сейчас. Я сильно разорался и сказал, что мою фамилию вот не стыдно было писать на памятнике в Сталинграде, где брат моего деда погиб в танке, вот, а у вас возникают какие-то здесь сомнения по поводу того, стоит ли меня в ваш поганенький институт брать каким-то младшим переводчиком. Вот хлопнул дверью и вышел, хотя мне нужна была работа тогда позарез для кормления маленьких детей.
Так. «Сколько поколений будут расхлебывать этот спор славян меж собою?» Это не спор славян меж собою. Дело в том, что славяне тут не спорят. И мне кажется, что одна из фикций представления украинской революции сейчас в российских СМИ и в российской пропаганде, это то, что она носила антироссийский характер. Выдернуто из контекста. О, да, там в начале, конечно, пришли. А что у нас орут и на протестных, и, наоборот, на патриотических митингах, и на Русских маршах и так далее? Пришли отмороженные, под этой маркой появились такие лозунги, такие лозунги, такие. Быстро все это сошло на нет, потому что это была украинская революция, где полно всякого народу. Это была революция против украинского режима, против украинского правления. И как, ну, скажем так, в достаточно таких мирных, абсолютно интеллигентных протестах в Москве, которые потом превратило, то же самое больное сознание превратило в массовые беспорядки и стало за них судить, выбивая наиболее спокойную часть протестующих, точно так же там был повод. И вот этот не европейский выбор Януковича – это был повод. И вот настолько эта история показалась циничной, я бы даже сказал, оскорбительной, когда это выглядело так. Может быть, здесь было не так, а гораздо сложнее, и можно в политических терминах описать это более красиво. А выглядело так: сунули в лапу Януковичу, чтобы он никуда на Запад не шел, близко даже. Сунули в лапу. Помните, Янукович раз приехал – Таможенный союз чего-то он не стал подписывать. Еще раз приехал – не стал подписывать. И наоборот, что-то стал уходить к соглашению с Евросоюзом поближе. Это называется сунуть в лапу. Сунули в лапу ему кредит, и он сказал: а вот теперь, вы знаете, давайте мы отложим. Тут первый раз терпение лопнуло. Но когда Янукович стал, как любит мой папа говорить, политику «стой там – иди сюда» проводить, когда он, прикрываясь своими подручными, прикрываясь, отдал приказ площадь давить, а не выгонять… это выяснено, что путей отхода не было, они были закрыты. Не освободить площадь, как бывает, кстати говоря, и на митингах в Москве бывает, оттеснить к выходам и так далее. А здесь был приказ бить. Что вы хотите потом? Чтобы не было революции? Все стерпят? Это была революция.
Так, дальше. «Так вроде они коктейли Молотова не бросали. И, как сомневаются европарламентарии, стреляли-то снайперы со стороны майдановцев. Антон из Магнитогорска». Это имеется в виду Беркут. Беркут не бросал коктейли Молотова, они бросали разного вида гранаты, от шумовых до других, что очень неприятно, не советую выдерживать. Те люди, которые были там, они знают, что это очень малоприятно.
Значит, сомневаются европарламентарии – это уже выросло, вот эта прослушка Урмаса Паэта, вышла прослушка, что кто-то там что-то сказал. Я считаю, что должно вестись следствие, и оно должно вестись международно, не только Украиной. Это необходимо выяснить, как это было. Стреляли по тем и по другим одни и те же снайперы? Кто были эти снайперы? Зачем они были? Вы сейчас ухватились за одну ниточку, как мог бы другой человек ухватиться за другую и сказать: это точно, это Янукович. А еще версия: а это были российские снайперы. Нет, снайперы – это самое тяжелое во всех историях, будь то Москва 93-го года или Киев 2014-го. Коктейли Молотова появились, это был резчайший, самый резкий переход, это с ужасом увидели, когда люди стали брать коктейли Молотова и когда люди стали коктейлями Молотова отбиваться, а потом и нападать, потом и наступать. И это была действительно жесткая серьезная революция, именно революция. Доводить не надо до этого нормальному государству.
Продолжим через, сколько там, пять? Пять минут.
НОВОСТИ
С. БУНТМАН: Ну вот, мы продолжаем с вами. +7-985-970-45-45. С смсками быстрее и интереснее всего существовать, их тут очень много и разных.
«Сергей, почему вы бандитов называете революционерами?» Потому что они революционеры.
«Почему вы помалкиваете о западных дирижерах этих самых бандитов? Алексеич». Потому что западные дирижеры далеко стоят. Ни один дирижер не может помочь сыграть ту музыку, которую не разучили музыканты. Никто не может заставить косолапого мишку, мартышку, осла и козла, заставить сыграть квартет. Никто не сможет, ни один. И настоящий Бжезинский, еще раз повторю, а не тот, которого нам напевал когда-то по телевизору Миша Леонтьев, настоящий Бжезинский говорит: не бывает никакой революции, которая изнутри не определена. В том же и русская революция, которая действительно большая русская революция, у которой было несколько этапов. Кстати, единственное, в чем я могу согласиться – что революция была едина. В России весь 17-й год – это переходные стадии очень большой революции, которая привела и к Октябрьскому перевороту. У нее есть отречение февраля, у нее есть периоды июльского кризиса, у нее есть корниловский мятеж, у нее есть Октябрьский переворот, у большой революции. И это была революция. И если бы она не была определена изнутри всем, и политикой императорской, и деятельностью большевиков, и деятельностью охранки не была бы определена, которая годами ковала экстремистские группы, чтобы их потом разоблачать, что так удачно потом приняла и советская разведка, контрразведка, которая клепала группы, подсовывала туда людей, провокаторов, и потом их же и уничтожала заодно, но которые занимались, например, в царское время абсолютно реальными терактами, которые делали провокаторы для убедительности. И вот вся эта совокупность привела к огромной страшной революции. И осуждаем мы ее сейчас, не осуждаем – уроки из нее надо извлекать, из этой революции. Вот мне очень понравилось, когда мы говорили с Николем Злобиным, говорили о революциях, о печеньках и о прочем в программе «Дилетанты», мне очень понравился тот вывод, на который мы с ним вышли тогда, он вышел, во всяком случае. Что залог против революции и против несчастья страны – это система «одни грабли – один наступ». То есть, на одни грабли наступать надо только один раз. Обилие революций во Франции – они каждые были разные, на те же самые грабли не наступали. Мы наступаем на те же грабли извечно, извечно. И, например, теми же аргументами пользуемся, что и 150 лет назад, что и все самые одиозные режимы пользовались этими же аргументами.
Интересная вещь, заметьте, заметьте, я вот слушаю сейчас аргументы такие, я бы сказал, антиукраинские. Вы знаете, это очень разнообразная страна. Там такое разное население! Даже среди самих украинцев такие разные люди! Вот западные украинцы – это не то, что центральные и восточные, даже язык не очень похож бывает. Им тяжело очень жить вместе, как же им жить вместе? Я подумал, в какой бы ужас пришли те же самые товарищи, и какое благородное возмущение в них бы закипело, если бы то же сказали о России. А Россия насколько более многообразная страна! Народы, которые не имеют ничего общего в истории, кроме, с какого-то момента, проживания под одним царем или одним правительством, в составе одной федерации, одной империи, одного союза. И как вот по этой же логике, что западный украинец, такой, с тенденцией к Польше, у кого – к Венгрии, годами живший в той империи, или в этой империи, или в Речи Посполитой, или где-нибудь еще, может с жителем Харькова, например, Донецка или даже киевлянином, который всегда особая статья была. Я уж не говорю об Одессе, которую румыны, например, считали и сделали такую, замечательную совершенно, марионеточную республику, почитайте, об этом недавно книга вышла во время оккупации. Так вот, о России бы кто-нибудь сказал. У нас бы все попадали бы. Как могут жить в одной стране бурят и карел? Да? А живут. И правильно, что живут. И нормально, что живут. Или ростовчанин, которому тяжело общаться с рядом живущими северокавказцами, и житель Ставрополя. Да, конечно, советская власть все перебуронила. Сначала силами северокавказских народов уничтожала казачество, и терское, и кубанское, выселяла, поселяла, населяла, делала национальные республики, а между национальными республиками какие границы проводили? Вот у нас с вами, дорогие друзья, в Башкирии мало у нас пролетариата. Это я просто практически цитирую. Мало пролетариата, давай-ка мы присоединим большой город какой-нибудь, а там преимущественно татарское население. Неважно. У нас дружба народов. Но национальные республики есть. И вот, понимаете, вот возникновение трения такого. Я уж не говорю о Кавказе, о кавказской политике большевиков, о Закавказье. Там перекидывание одного в другое. Да, в перекидывании Крыма туда-сюда – тоже своя несправедливость. Но мы слишком дорого и заплатили, и можем заплатить за то, что мы начнем заниматься исторической справедливостью.
Кстати говоря, еще один вопрос важный, прочитал я здесь странные замечания. Я прочитал в интернете о том, что, ну, и будет Крымская война, как в 53-м году, когда мы – внимание, дорогие друзья! – Россия присоединила Крым. Это что за образование такое? Это что за, школьные даже, знания такие? Что раз Крымская война, значит, Россия воюет за Крым. А так как Россия не может проиграть ни одной войны на свете, то это тогда присоединили Крым. Боже мой, какой кошмар! Это та самая Крымская война, которая произошла из-за двух главных недорасчетов, провалов в российской внешней политике. Заявление, что Турция скоро помрет, им нужно ее только немножко подтолкнуть. А второе, что Англия и Франция никогда не будут союзниками, потому что, видите ли, до этого там за 35 лет они воевали как бешеные друг с другом. Да и весь 18-й век воевали. И никогда они не помирятся. Взяли да помирились. И взяли – пошли в Крым. Бездарноватая английская армия, например. Французская, которая только называлась, что снова империя была, армия. Русская армия, героичная, как я не знаю кто. Но говорили, кричали, с 18-го века, это знаток тогдашней истории, мой папа, очень любит повторять: сколько говорили от адмирала Грейга до, я не знаю кого: укрепляйте вы Севастополь с суши. Ну, укрепляйте вы Севастополь – нет, никто на это не пошел. Укреплять…а чего его с суши укреплять? Здесь глубь российской территории. Так с чего штурмовали Севастополь? С суши, а не оттуда, где потопили корабли русского флота. Кстати говоря, завтра будет программа об истории Крыма, три пункта. Это Крым и Крымское ханство – три исторических пункта у нас будут. Дальше, завоевание Крыма, 18-й век, русско-турецкие войны. И 54-й год, передача Крыма Украинской советской социалистической республике. И вот посмотрим. Очень опасная штука, особенно такими хитрыми силовыми действиями, знаете, а вот преследуют ли русских в Крыму? Русские были страшно обижены в Крыму, вот эти 20 лет. И эти обиды длились из-за бездарной политики и украинских властей, из-за надменности, из-за того, что все время московские власти, кстати говоря, и лично Юрий Михайлович Лужков, и всевозможные депутаты, которые туда катались, они занимались обольщением русскоязычного населения Крыма, занимались безответственным обольщением. И из-за этого еще больше создавалось напряжение. Дальше. Еще была интересная ситуация в 90-е годы, когда люди, например, жители Севастополя и рядом с Севастополем, те, которые не имеют отношения – русские вполне – к Черноморскому флоту, когда были тяжелые экономические времена, и там ходили даже не гривны, а купоны ходили, как говорили: вот, там, еще нам не хватало этих моряков, (неразб.) они и так далее. Вот все у нас, вот, они лучше живут, а моряки, которые, там, я не знаю, которые договаривались и покупали горючее, потому что им Россия его не присылала никогда, за свои деньги командир корабля, крейсера «Москва», продал машину, покрасил корабль к визиту президентов Кучмы и Путина тогда. Покрасил корабль, потому что нечем было красить. И это все, вот эти вещи, в которых надо разбираться. А сейчас ввели туда таинственных людей, выбрали со дна: а, там у нас фашисты в Киеве, да? это мы их назвали, но мы уже забыли, что мы их назвали фашистами. Это уже мы сами в это поверили, что фашисты в Киеве. А давайте мы возьмем со дна, с 4-мя максимум процентами в Верховном Совете Крыма, возьмем там дяденек всевозможных и поставим их. Владимир Владимирович Путин нам очень интересно говорил о «ночи длинных ножей» и об Эрнсте Реме, которого обнулили. Кстати, хорошее такое, вполне определенного свойства петербургское выражение 90-х годов. Помножить на ноль, там объяснили, да, или обнулить, Рем, которого обнулили. Это украинские власти, имел в виду Владимир Владимирович Путин, что будут делать со своим «Правым сектором», со своими экстремистами. А что Россия будет делать с очень сомнительными деятелями? Поставит их как Рамзана Кадырова, и делайте, что хотите? А все эти вливания как будут делать? А самоуправление будут делать? Нет? А что потом крымчане скажут? Будут чесать затылок: ну, в какую-то нас не в ту Россию приглашали, кажется. Что-то тут не то. Предположим, сделают все то, сделают рай на земле там. А тут россияне скажут: а… собственно говоря, что тут будет?
Так, «Эхо Москвы», а вы собственно за присоединение Крыма или против?» У меня спрашивайте, «Эхо Москвы» тут ни при чем. Тут столько же мнений, сколько людей. У меня спрашивайте. За такое присоединение – нет, я против такого присоединения. Это чревато громадными последствиями. Я не о санкциях сейчас. И это чревато огромными последствиями для России именно. Потому что это потребует абсолютно некритичного отношения ко всей политике, потому что очень больно будет. Это означает, что президент России перешел от цинизма к идеализму. А идеализм очень опасен. От реформы вооруженных сил. И я еще раз повторю, что армия у России должна быть компактная, сильная, хорошо вооруженная, профессиональная. От реформы раньше времени руки чешутся попробовать. Надеюсь, найдется разум и серьезно ее не попробовать, как это получается. Как получается реформировать армию. Этого не надо пробовать, армия для защиты своего государства, а не для авантюр, даже самых благородных, как бы они… если даже считать эту авантюру благороднейшей, и честнейшей, и справедливейшей, исторически. Не для этого армия. Давайте забудем, что не для этого армия. Если вы так не любите американцев, товарищи, не завидуйте им, не завидуйте этой картинке: стоят красиво одетые американские солдаты перед красивыми мощными машинами среди каких-нибудь экзотических стран. Если вы их осуждаете, если вам не нравится, как американцы вошли в Ирак, если вам не нравится, как американцы поспешно вошли в Афганистан после событий 11 сентября, тогда не завидуйте. Не завидуйте этой картинке. И не показывайте: а у нас еще лучше. У нас и форма теперь красивая, и вооружены не хуже, и машины у нас замечательные. Да, может быть, правда. Но это опасная штука, опасная зависть. У нас должна быть такая армия, которая способна нас защитить от кого угодно, от этого самого, наверное, уже в аду пекущегося Доку Умарова и всех, кто… и террористов, до безумцев, которые войдут к нам под каким-нибудь предлогом. Давайте воссоединим великое карельское меньшинство и финский народ великий, давайте воссоединим. И пойдет страшная финская армия, это мы только считаем так, страшная, что они все вокруг идиоты. Давайте присоединим еще чего-нибудь. Немцы не собираются возвращать Силезию? Нет, не собираются, по-моему. Санкции будут? Будут, думаю. Какие – посмотрим. «А вы не захотели объяснить до конца, когда принимали вас на работу, не сказали слово «еврей» о вашей фамилии?» Не сказали. Это все происходило вот так вот гнусненько, понимаете? Это все происходило вот так вот скрытенько, через шушуканье. Так же, когда придумали, когда в конце 40-х годов придумали «космополиты» слово, или «ну, эти, как вы знаете». Когда отцу моему сказали в свое время: ну, вот, эти. Когда говорила небезызвестная мадам Фурцева, была она, присутствовала на собрании тогда, там где папа работал, присутствовала. «Ну, эти всегда так», там папа протестовал против глупостей каких-то. Ее поддержал тамошний зам начальника, тоже по кадрам. Отец мой тоже сказал, эти… А если война? - спросили его – Вы что, не пойдете? Если война, – сказал мой отец, за что его бесконечно уважаю, – я-то буду там, где мой отец был, в ополчении, где он погиб под Москвой. А вы, неверное, будете там же, где – он знал биографию этого зам начальника – будете в Казани, где вы и были во время войны. И я абсолютно уверен, что он так бы сделал.
Так, «Откуда столько пессимизма? Не все же так плохо с Крымом. Игнат из Оренбурга». Не все так плохо с Крымом, и не все было так плохо с Крымом, вот в чем дело. Столкновения, похищения произошли ровно после того, как появились «вежливые зеленые люди». Когда одних задвинули, других… когда помните, первая была: стоят друг против друга, стоит милиция аккуратная между ними, стоят татары и стоят, ну, скажем так, русскоязычное население, ну, русские, условно говоря, стоят. Милиция их разнимает… один… там, давка была, там, вот из чего кто-то напел, я не знаю, по телефону, как говорят про Карузо, когда шли, он по телефону напел, точно так же вот Валентине Ивановне Матвиенко напели про страшные жертвы там уже. Да, там была давка. Но потом-то началось интересное. Началось противостояние. И сейчас искусственно нагнетается до каких-то невероятных пределов единодушие в Крыму. При договоренностях, при международных наблюдателях. Где они, кстати говоря? Стоят там заслоны и… вы эти кадры не видели? А я видел эти кадры, и думаю, что многие могли их видеть. Стоят международные наблюдатели, их никто никуда не пускает, их разворачивают. Где еще били, у журналистов отбивали, на Майдане, скажите, как часто были эти случаи? Хотя там к тому, что передавали наши каналы, можно было иметь очень серьезные претензии, и при нервозности той обстановки, можно было, абсолютно. Можно было. Так вот, при международных наблюдателях, при переговорах с Украиной, вот так все обострилось, когда 20 лет, вы говорите, там притесняли русское население в Крыму? Но почему-то ни с президентом Кучмой, ни даже с негодяйским президентом Ющенко, с которым все, в основном там за памятники, за праздники, за героев Украины и за Западную Украину в основном тягался российский МИД и российское начальство вообще. Почему вопрос о Крыме так не ставился? Почему тогда было важное объяснение: да, мы имеем определенные ограничения по Черноморскому флоту, по базе Черноморского флота, но это, и абсолютно справедливо объясняли, это да, не пересмотр границ, это та цена, которую заплатила Россия тогда при гарантиях международных, заплатила Россия за то, чтобы не иметь рядом с собой неопределенную страну с ядерным потенциалом. Безъядерная Украина – это была цена ее территориальной целостности. С этим все согласились. Что, сейчас на все это наплевать, да? А там произошел переворот, а там вот эти самые фашисты пришли, бандиты. Фашисты, во-первых, не пришли никуда. Вот назовите мне в руководстве Украины фашиста. Вы скажете, что они там сзади стоят, на Майдане стоят, что они всем руководят. Нет, не пришли. Нет, не пришли. Закон о русском языке отменили, заветировали тут же. Поздновато, да, но это все забыли, что его заветировали. А то эта вот реакция: ай, вся Рада пошла на поводу, и взяли да отменили закон о русском языке тогдашний. Упс – потом. Мне тем, кстати говоря, располагает к себе и Рада, и руководство во многом украинское нынешнее, что оно, ну, смешное действие, да? запретили, а потом заветировали. Они не боятся быть смешными, они не боятся вернуться и отменить дурацкие решения, которые делали. Хотя можно было объяснять годами, что по Конституции и так все нормально, и так все в порядке, что этот закон был кривой, косой и мало исполняемый за все это время. Но его не отменили, так что не надо.
Так, дальше: «Шойгу казался приличным человеком, я ошибалась. Аня». Шойгу приличный человек. Шойгу… сейчас вот у нас так сложилось за некоторыми исключениями, что у нас министр обороны – это военный. И Шойгу связан службой и связан очень многим. Да, конечно, ну, там, с политикой всегда было сложновато у Сергея Кужугетовича, мы помним и его заявления о выборах, многие там были какие-то, но то, что армия такая, какой ее делает Шойгу, что это правильно – это правильно. Вот. А здесь не в Шойгу дело. Не в Шойгу.
«Что будет дальше с нами, с обществом? Дмитрий». С обществом ничего не будет, потому что его нет, потому что его практически нет.
И в интернете спросили: приводит это к духоподъемности? Да, к какой-то духоподъемности это приводит. Вот сегодня Николай Сванидзе кстати вспомнил патриотические демонстрации 1914 года, которые вылились даже в разгром всего немецкого, это мы прекрасно знаем, и в переименования, и отказы, и там все, все понесли. И это очень плохо кончается. Очарование, оно приводит к разочарованиям. Духовного подъема, я бы сказал, нет никакого. Сначала убедили в том, что там очень страшно, породили под словами о братстве русского и украинского народа, породили, еще раздули ненависть и презрение к Украине, и разбирательство в том, кто какие украинцы, а тем времени происходит действительно очень тяжелое и завершится достаточно скоро, формирование украинской политической нации, то есть народа Украины. Не украинцев, а народа Украины, которых очень много разных, и там не вводится, у фашистов тамошних не вводится графа «национальность». Не вводится. Потому что нас с вами пытаются очень серьезно обмануть. Не идеальна революция украинская, в ней очень много и тревожных, и разных других черт, в этой революции. Но ее нельзя презирать и не уважать. Так что, друзья мои, давайте проявлять выдержку и, главное, трезвый собственный ум культивировать. Всего вам доброго! А Сергея Пархоменко еще раз с днем рождения, с 50-летием!