Суть событий - 2013-12-27

С. БУНТМАН: Добрый вечер всем, это программа «Суть событий», но без Сергея Пархоменко. Потому что в прошлую пятницу – и я это узнал не из каких-нибудь внутренних официальных документов, а из того, что Сережа Пархоменко, между прочим, сказал в эфире, в самом начале своей передачи, которую можно было бы и послушать, что он уходит в отпуск и душою с нами, телом будет, я не знаю, в Калькутте, или в каком ином городе, или в каких иных местах. Но он к нам вернется после Нового года. Так что, у него отпуск, и больше на этот вопрос я отвечать не буду. Ну, хотя можно было бы вообще это и повторить. Я вам повторю, ничего страшного не будет.

Также прекрасный был разговор только что в студии «Эхо Москвы», где была Ирина Прохорова в программе «2013» у Ксении Лариной и Сергея Шаргунова. Замечательный разговор. Но разговор шел без вашего непосредственного участия, то есть, без ваших голосов. Я намерен сейчас широко пользоваться вашими смсками - +7-985-970-45-45. Твитами на аккаунт @vyzvon. И эфирным телефоном +7, или просто 8-495-363-36-59.

Спасибо, спасибо, и вас тоже поздравляю с наступающим годом. «Сергей, с наступающим! У вас уже новогодний маскарад, решили нарядиться Сергеем Бунтманом». Да, это Пархоменко нарядился Сергеем Бунтманом, вот очень интересно.

Любые вопросы, причем многие говорят: какие важнейшие события прошлого года и какова их суть? Есть очень много событий, которые представлялись нам важными, но которые, на мой взгляд, не имеют никакой сути, во всяком случае, совершенно не ту, которой это было представлено. Я имею в виду, кроме всего прочего, несомненное благо, что теперь многие люди не сидят в тюрьме, а вышли на волю. Это несомненное благо, лучше так. Но здесь есть попытка, проще говоря, и говоря, там, нехорошим языком, это попытка разводки, конечно. И, в частности, удавшаяся попытка в том, что касается, например, освобождения Михаила Ходорковского. Вот вам ваш Ходорковский – называлось это так. Вот теперь он будет в Германии, а здесь посидят у нас заложники, вроде Платона Лебедева. Он пока поговорит, а вы будете теперь драться из-за того. Перестаньте его жалеть, потому что он больше не узник. Будете с ним драться, будете говорить: ах, он молодец; ах, он не молодец. Это попытка разводки, которая, может, удастся, а может, и не удастся. Все зависит от нас, как мы будем себя вести. И каждый должен свою линию, мне кажется, абсолютно очевидно, выбрать. Да, действительно, мы теперь можем и соглашаться, и не соглашаться, главное, с Михаилом Ходорковским, который, слава богу, на свободе. Не вполне свободен, потому что действительно, повторяю, здесь остались люди, которым и его слова, и его деятельность, и его любой шаг может очень сильно повредить. Но мы можем спорить, мы можем нормально общаться, мы можем, не думая о том, что сейчас мы, там, очередной прут вставляем в решетку его тюрьмы или очередной, там, забиваем камень в стены той же самой тюрьмы, мы можем говорить свободно. И мы не обязаны теперь сочувствовать. А мы должны были сочувствовать, потому что мы люди, мы нормальные люди, и мы прекрасно знали, что Ходорковский не виновен в тех преступлениях, за которые его обвиняют. Даже наши друзья, певцы всего государственного, говорили: ну, как же, он собирался финансировать партии; ну, как же, он подвел своих товарищей, он предатель, он кликуша, он доносчик и так далее – были и такие мнения – на друзей-предпринимателей. И вот пускай теперь посидит. Его судили не за это. Так что, знаете, как товарищ Берия, даже при всей нашей любви к нему, был кто угодно, но не английский шпион, точно так же Михаил Ходорковский кто угодно был, но не неплательщик налогов страшный, и не был он убийцею, вот как говорил Сальери, не был он убийцею. Это все шито белыми нитками, и история с Пичугиным шита белыми нитками. Это одни из самых откровенно фальсифицированных процессов, которые происходили и 10 лет назад, и меньше.

Так, теперь дальше. Да, parhom, говорил, не в претензии, 7 футов под килем, да, если он совершает морское путешествие.

Что стоит за освобождением Ходорковского? Освобождение Ходорковского – это, на мой взгляд, освобождение чемодана без ручки, это освобождение и Путина. Оттого что теперь, наверное, не имеет такого значения, чтобы Ходорковский был именно в тюрьме, это стало приносить вред, как мне кажется, и вред и самому Путину стало приносить, причем явственный вред, и больший вред, чем пользу или удовлетворение от того, что Ходорковский сидит. Вот, пожалуйста, кинули нам эту кость. Здесь, единственное, я очень рад тому, что, хоть незадолго до окончания срока, что Ходорковский не сидит, что выпустили по амнистии очень многих, и тех, чьи преступления… я не только говорю о тех, кого судили за Болотную площадь, но и по этим статьям вышли многие люди. И то, что гринписовцы тоже вышли по амнистии. Ну, как сегодня написал мой давний приятель Аллахвердов, чьему освобождению я особенно рад, потому что это давний мой приятель и коллега, как он написал, дело не кончено, конечно. Обвинение осталось, все это висит на них. И если не пиратство, то хулиганство. Так же, как и на Болотной площади, так же, как и висит на Ходорковском. Это веревочка, и надо пересмотреть.

Так. Для меня какое главное событие, которое имеет огромнейший смысл? Можете меня расстрелять, но это избрание Папы Франциска, со всеми вытекающими из этого последствиями. Это очень играет большую роль для мира, и для нас в частности, если мы внимательно будем слушать. Это очень хорошо, когда есть человек с такой мощью именно духовной, который обладает еще и мощью высказывания на весь мир. И очень ясный человек, очень светлый человек. Я так не относился к прошлому Папе, который был для меня слишком ученый человек, достаточно путаный. Папа Франциск – это человек, который может нам очень-очень помочь всем ясностью, непредвзятостью своего взгляда и определенной свободой, которой он обладает.

Никто не льет столько грязи и мерзости на Pussy Riot, сколько… а, адвокат Барщевский. Ну ладно. Даже церковников переплюнул. У него своя позиция. Но Михаил Барщевский всегда говорил, что они не должны быть именно так наказаны, они не должны были сидеть за преступления, которых не совершали, по статьям, которые не имеют никакого отношения к их поступку. Это всегда говорил Михаил Барщевский. А теперь, когда они на свободе, все имеют полное право говорить и о том, что они совершили, и об этом поступке, который был совершен в Храме Христа Спасителя. Все имеют полное право говорить. Мы с вами об этом беседовали очень долго, сразу после того, как их арестовали. И мне кажется, что здесь… и о суде, конечно, и о наказаниях тоже мы будем говорить.

Мне кажется, что здесь еще есть одна важная вещь. Андрей Кураев, которого я очень уважаю и очень часто прислушиваюсь к тому, что он говорит, и вчитываюсь в то, что он пишет, здесь, мне кажется, сказал, что это их не исправило. И это только потому, что они не жалеют о своем поступке. Произошло гораздо более важное, гораздо более важное. Эти девочки – я сильно старше, могу говорить «эти девочки», несмотря на то, что некоторые из них матери – они поняли очень много о жизни. И они хотят действенно этим заниматься, они хотят помогать заключенным, они хотят добиться справедливости. И это не месть за себя, а это то, что они увидели там, что довольно мало изменилось с уже, к сожалению, забытых времен, когда эти все лагеря существовали.

Так, давайте и по телефону, будем сейчас чередовать. 363-36-59, телефон работает. Пожалуйста, задавайте вопросы, а кроме того, делитесь, какое для вас важное событие и какой для вас в нем главный смысл и какова его суть. Алло, добрый вечер, я вас слушаю. Алло.

СЛУШАТЕЛЬ1: Да-да.

С. БУНТМАН: Алло, да, добрый вечер. Я вас слушаю. Как вас зовут и где вы живете, откуда вы звоните?

СЛУШАТЕЛЬ1: Добрый вечер. Вы удивитесь, я живу в городе Ефремов Тульской области.

С. БУНТМАН: Так, замечательно. Почему? Я не удивляюсь. Мне даже дети звонят из очень каких-то таких малознакомых мне мест.

СЛУШАТЕЛЬ1: Но это 300 километров от Москвы, здесь нет передатчика «Эхо Москвы», я умудряюсь (неразб.) очень хорошим качеством, очень громко, просто великолепно. Первый раз вот звоню вам.

С. БУНТМАН: Так. Ну, у вас есть какой-то по сути вопрос или какое-то соображение по тому, что было важным событием?

СЛУШАТЕЛЬ1: А зовут меня Сергей. Да, ну, у меня вопрос по Папе Франциску. Просто, действительно, мне интересно…

С. БУНТМАН: Да.

СЛУШАТЕЛЬ1: … вот если вы можете ответить. Вот по логике вещей, да, если есть Папа, то кто же тогда Мама?

С. БУНТМАН: Ой, молодец-то какой, молодец какой, да. Кто же тогда Мама? Папа не имеет никакого отношения к этому. Да, у нас был, в прошлый понтификат у нас был Римский дядя, как прекрасно сказал один мой коллега, потому что у Папы Бенедикта есть старший брат, вот. И как его назвать? Может быть, Римский дядя, - мы говорили. Спасибо. Не нужно было звонить из Ефремова, чтобы сказать такую замечательную штуку.

«И как это может повлиять на Россию? Ватикан ведь нам не указ, духовные скрепы у нас свои. Илья». Нам никто не указ. Вы понимаете, в чем дело? Меня поражает больше всего вот в том, когда многие христиане разных конфессий… ну, я это слышал иногда и от православных, понимаете, и я по разговору начинаю понимать, что христианство – это что-то внешнее, вроде партийных документов, вроде идеологии для них. И для того, чтобы совершить какой-то поступок, что он идет не от внутреннего какого-то позыва, хороший христианский поступок: помочь кому-то, объяснить, рассказать, в чем-то отказаться от собственных интересов. Что это надо обязательно сделать после очень серьезных консультаций и проверить, правильно ли это будет с точки зрения, я не знаю чего… уложений, догматов – чего угодно. Этого не надо, просто это есть или нет. Это помогает, если ты христианин, помогает тебе, когда ты чувствуешь себя среди людей, которые разделяют именно твои убеждения. Не просто ходят в один храм, не просто делают одни и те же жесты, соблюдают одни и те же обряды и вот на этом успокаиваются, нет, это изнутри идет. У нас свои, конечно, духовные скрепы. Я не знаю, правда, чем они принципиально должны отличаться от того, что говорит Папа Франциск. Папа Франциск не намерен бороться с еретиками, он наоборот говорит, что надо ждать и прислушиваться от каждого человека. Вот это другое.

Так. «С Новым годом «Эхо»! Я очень рад слышать в эфире…» Так. «МБХ никогда не появится в России, мы через год даже не вспомним о нем. Таковы условия его освобождении. На чем сейчас будет пиариться оппозиция и иже с ними, по вашему мнению?» Я об этом ничего не знаю, какие существуют договоренности полные, какие существуют договоренности неполные, объясненные, написанные, произнесенные. Не знаю, я не знаю этого. И мне кажется, что сейчас очень интересно наблюдать, думать, а не делать сразу поспешные выводы, в особенности если у тебя нет достоверной информации. Я этим не люблю заниматься.

Алло, добрый вечер. Как вас зовут? Алло.

СЛУШАТЕЛЬ2: Алло, здравствуйте. Сергей, Москва.

С. БУНТМАН: Да.

СЛУШАТЕЛЬ2: Вы знаете, вот по поводу Франциска. Вы совершенно правы, вот я просто смотрю на примере даже своих знакомых. Мне уже 40 с небольшим…

С. БУНТМАН: Да.

СЛУШАТЕЛЬ2: … и даже те небольшие сюжетики, которые по центральным каналам проскакивают про него, на фоне того, что, мы видим, в нашей православной церкви сейчас, к сожалению, происходит, даже вот эти микроскопические доли информации, они, я вижу по моим друзьям, так резко и в таком совершенно для меня фантастическом процентном соотношении повернули их даже не в вере, нет, а вот именно в каком-то уважении, в какой-то попытке понять что ли, да? Вот которой раньше не было.

С. БУНТМАН: Попытке понять кого, Сергей?

СЛУШАТЕЛЬ2: Не знаю, вплоть до самого католицизма, там, понять Папу, понять его действия. Раньше это не было им интересно. А сейчас они посмотрели, действительно, так сказать, его стремление к этой простоте на фоне вот тех событий, которые, в общем-то, происходят у нас, с нашей любимой, так сказать, православной церковью, я без иронии. Ну, вот как-то так. Мне удивителен факт, что люди, уже достаточно состоявшиеся, да, и которые никогда раньше, ну, может быть, не обращали как-то внимания, считали себя православными, не обращали внимания на католическую церковь, да, они как-то очень резко стали этим интересоваться, да? Вот даже на фоне микроскопических сообщений вот даже…

С. БУНТМАН: Я понял вас, я понял идею, понял. Спасибо, я понял. Но мне бы еще больше хотелось, чтобы люди стали интересоваться друг другом. Не просто: о, как интересно, что он говорит. Потому что… вот, например, здесь мне пишут: «Спасибо Папе, он служит мессы с православными раскольниками, интересно». Владимир, это для вас самое главное? Он с удовольствием послужит вместе, причем это не возбраняется, он совершенно послужит вместе замечательно и с православными московского патриархата, если к этому будет… Это не возбраняется. Но мне очень интересно другое. Потому что первое желание из того, что говорит тот же самый Папа – это желание обернуться на себя и вот, мне кажется, что это не возбраняется не только католикам, а нормальным людям. А может, я что-то недопонял? Может, я что-то недоделал? Может, я как-то невнимательно относился? Для меня это очень большой пример, для меня это очень большой пример. И вот я читал недавно огромное интервью, которое вышло отдельной книгой, Папы Франциска. Он все время задает вопросы сам себе, задает вопросы. Он не только отвечает. Он не вещает, что самое главное. Он говорит «кажется», он говорит «я думаю». Вот Папа считает, что если… в косвенной речи передает. Это очень интересно, постоянная работа идет, постоянная работа. И не только такие яркие моменты, как, знаете, «Папа и мальчик», «Папа в самолете, ответ про геев», а идет постоянная работа. Что страшнее, например, опасность для себя – в Бразилии когда он был – или опасность не получить контакта с людьми. Он говорил: не получить контакта с людьми для меня опаснее. Ну, понятно. Вот.

Так. «Вдруг самое главное событие впереди, 31 декабря? - «Я устал». Ну, понятно. Мы уже научены всяким опытом, мало ли что бывает. Но я не очень в это верю.

«Будет ли встреча Патриарха с Папой Римским?» Я думаю, что она стала возможна как никогда. Причем здесь Папы и предыдущие, во всяком случае, двое предыдущих, были готовы пойти на очень большие компромиссы и забыть разнообразную веселую терминологию, которой друг друга поливают, разные слова забыть. Но мне кажется, что Папа способен, тем более недавно была встреча одного из посланцев Папы кардинала Коха с Патриархом Кириллом. Патриарх Кирилл сказал, что ему очень нравится нынешний понтификат и вот эта обращенность к людям, интерес к бедным, что ему это нравится, это очень интересно. Ну, ладно.

Так, дальше. «Если бы Михаил признал вину, то пришлось бы отдавать деньги». Кому и какие деньги? Вот это, понимаете? Это пример чуши собачьей, которую сейчас очень любят писать. Вот людям очень нравится писать про то, что они не знают, выдавать какие-то штампы, выдавать какую-то ерунду. Причем людям не таким, как мы с вами, в общем-то, людям относительно незаметным, не претендующим, а люди, чье слово слушается с громадным интересом и которое может служить указом для многих. Что я имею в виду – это я скажу более подробно через 5 минут.

НОВОСТИ

С. БУНТМАН: Ну что же, мы продолжаем. Я обещал сказать, что я имел в виду. Я имел в виду высказывание Патриарха Кирилла о креативном классе. Мне кажется, что это очень неуклюжее высказывание было, совершенно неуместное для нашего общества, которое, я абсолютно согласен с предыдущими ораторами в нашем эфире, нуждается в объединении на очень серьезных основах, не на каких-то мифических духовных скрепах, не на едином учебнике истории и не на этическом кодексе кинематографистов, а на нормальных человеческих делах и отношении друг к другу. Я должен написать донос, наверное, от латинского еретика в консисторию, должен написать донос. Вот я как латинский еретик. Кто-то спрашивал, кто я. Я латинский еретик. Я напишу в консисторию или в тот орган, который его заменяет, что мною замечено вот среди православного сообщества, не только в храмах, но и в повседневной христианской настоящей деятельности, много представителей креативного класса, очень много. Мне кажется, что это очень серьезный прокол. Вот Патриарх Кирилл их выставляет за двери как-то так, и даже не упоминая выражение народа, которое… так товарищ Сталин ссылался: наш народ дает… Вообще здесь даже не Сталин, а берем помельче, это какой-то у нас коллективный Жданов получается, со всеми министрами культуры, высказываниями Патриарха, этическим кодексом кинематографистов, законом Милонова и прочими интересными вещами. Ну так вот, креативный класс… более того, креативный класс был абсолютно, несмотря на тех, кто рядом, зачем рядом, кто страдает, подавал руку, не спрашивая о том: ты какой конфессии? стоит ли мне это делать? И креативный тот самый класс не только бежал протестовать, а протестовал, между прочим, потому что он креативный класс, в который я не вкладываю никакого… это творческий класс. Если говорить уж об иностранных терминах, то иностранных терминов и в церкви очень много, невероятно много. А что не термины, то кальки с греческого. Простите, меня этому учили в институте. Так вот, тот самый креативный класс помогал людям во время наводнений, во время бедствий, вызволял людей, которых держали в рабстве. Это только то, что навскидку, только то, что на поверхности. Креативный класс, эти молодые люди, себе на уме, оказываются гораздо более распахнуты к людям, чем многие другие, люди, постарше, посолиднее, которые ведут, как, наверное, вы считаете, простую жизнь. Они тоже, они умеют зарабатывать деньги, они умеют быть независимыми от своих родителей, если это молодые люди, они умеют не чваниться. Они совершенно разные, разных убеждений, те же самые. И мне кажется, что это очень неуклюжая вещь, суть которой сводится к тому: опять ищем врагов. И опять мы все разделяем.

Так, дальше. Больше про Папу ни слова. Теперь телефон. Так, телефон 363-36-59. Есть еще одно важнейшее событие, о котором я скажу чуть позже. И очень тревожное событие, о котором, может быть, и подзабыли. Алло, добрый вечер. Алло.

СЛУШАТЕЛЬ3: Алло.

С. БУНТМАН: Да, добрый вечер.

СЛУШАТЕЛЬ3: Здравствуйте, это Дмитрий из Москвы беспокоит.

С. БУНТМАН: Да.

СЛУШАТЕЛЬ3: Я считаю, что важные события, ну, вот для меня, знаете, два. Это то, что появилась супер-пупер точная крылатая ракета стратегическая, и то, что Брежневу поставили мемориальную доску, восстановили.

С. БУНТМАН: Так.

СЛУШАТЕЛЬ3: Я считаю, что следующий шаг – надо бы еще взять Гавриила Харитоновича Попова, нашего первейшего мэра и супер-пупер-экстра демократа, который брежневские дачные комплексы себе захапал, тоже вытащить его на солнышко посмотреть. Вот. Ну, и, кстати, вы хорошо, что товарища Жданова вспомнили. Метро-то надо переименовать, станцию «Выхино».

С. БУНТМАН: Назад, в «Ждановскую»?

СЛУШАТЕЛЬ3: Конечно. И вернуть первоначальное название: метрополитен имени Кагановича.

С. БУНТМАН: Имени Кагановича?

СЛУШАТЕЛЬ3: Конечно.

С. БУНТМАН: Это вы так считаете, да?

СЛУШАТЕЛЬ3: Конечно, надо же своих героев помнить.

С. БУНТМАН: Правильно, да, товарища Когановича, да, стадион Динамо имени Берии.

СЛУШАТЕЛЬ3: … метро.

С. БУНТМАН: Что? СЛУШАТЕЛЬ3: Он же к метро никакого отношения не имел. Кстати, не имел отношения ни к каким ни русским, ни советским высоким технологиям, ни к космосу, ни к радиоэлектронике, ни к чему.

С. БУНТМАН: Кто-кто?

СЛУШАТЕЛЬ3: Он просто нефтянку качал. Которую Брежнев-то разработал, и которую при Сталине его ученые там открыли.

С. БУНТМАН: Сколько вам лет?

СЛУШАТЕЛЬ3: Мне? 39.

С. БУНТМАН: Понятно. До свидания. Ну, я просто подумал, может быть, человеку 18. Вот в 18 лет так можно рассуждать очень хорошо.

Так, дальше. «Сможет ли Кремль реализовать свой имперский проект без Украины?» А что за имперский проект? А я не знаю про имперский проект. Да, влияние, да, предержание. Между прочим, та операция, которая была совершена с Украиной, блестящая и циничная. Абсолютно циничная операция. Украину привязали на веревочку, благо можно. Хорошо прошантажировали, купили, взяли. То, что, ну, скажем так, если бы то, что приписывают Юлии Тимошенко, что она не доделала, то доделали сейчас вот на фоне протестов. Это явная совершенно, явная такая вот жесткая имперская политика. Имперский проект если в этом состоит, то да, наверное. Если восстановление Советского Союза, то это иллюзия. Мне кажется, это самая опасная иллюзия будет. Если тем более чего-нибудь на фоне… действительно, хорошая штука – развитие военно-промышленного комплекса, хорошая вещь – развитие предприятия, оживление, когда дать людям работу, когда действительно армия должна быть современной и вооружена современно. Только дальше, если есть мышление государственное, связанное с этим, адекватное, только тогда это может работать. Когда это ограничено очень многими действиями и контролем общества, тогда может существовать и это может спасти от желания где-нибудь применить. Вот так вот.

«Надо же, молодец парень, да, что герой Жданов во время блокады Ленинграда отожрался так, что на портреты еле влезал, Рупрехт». Да, вы правы. Вы знаете, мне просто жалко и этого самого человека 39-ти лет отроду. Вот как он ближайшие 39 лет, которые, в среднем, остается жить, как он будет жить? Он будет жить вот этой бредятиной, относящейся к прошлому? Он будет жить вот этим, действительно, коллективным Ждановым, который сейчас появляется, когда на полном серьезе начинают, уже на полном серьезе, говорить про безродных космополитов, когда начинают говорить, цитировать того же самого Жданова на полном серьезе в том, что касается Анны Ахматовой, когда может вернуться не просто цензура советская, а когда начинают ей подчиняться. И вот я понимаю удивление, что Александр Миндадзе, пойдя на изменения во времени действия своего фильма и переведя любовь между немецким инженером и советской девушкой с 40-го года на начало 30-х, он убил свой фильм. Потому что, я бы сказал, малообразованный или слишком хитрый знает, но не скажет, так, как, я уж не говорю об этих экспертах, которые советуют, военных историков, но господин Мединский, министр культуры. Человек может быть с пятьюдесятью степенями. Ну, знаете, и Рыбаков был академик, историк, вот это давайте вспомним, вот который писал такую ересь, что просто без смеха читать нельзя. Господин Мединский, который называет геббельсовской пропагандой… что-то доктор Геббельс у него очень застрял, так очень серьезно психоаналитически застрял в голове. Потому что он как-то очень сильно идет впереди доктора Геббельса. Который предложил солгать Александру Миндадзе. Что не было никакого сотрудничества в 39-м – 41-м годах, и поэтому не может быть такая коллизия. Во как интересно!

Нет, на мой взгляд, парень не иронизировал, это очень замечательно. Вы знаете, я очень хочу сказать, если он иронизировал, то у него получилось, если он сыграл в это, у него получилось очень толково. Но он говорил вполне правильно. Метрополитен – на самом деле Каганович руководил строительством метрополитена. Если мы говорим о такой справедливости исторической, то, наверное, да. А почему метрополитен должен быть имени кого-то обязательно? Почему он должен быть? Вот это замечательная советская привычка: он должен быть обязательно имени кого-то. Вот Ленинградский ордена Ленина метрополитен имени Ленина, там три раза присутствует Ленин, даже если не четыре.

Так, дальше. Что теперь я хочу успеть сказать о самом главном, на мой взгляд, нехорошем событии? Это разгром РИА Новости. Это не просто наша, извините меня, корпоративная грустная вечеринка, то, что сделали гадость нашему цеху, разобрали, до винтиков разобрали замечательно действующее мощное агентство. Это удар по всему. Это удар по всему российскому обществу, потому что, естественно, и вы прекрасно это понимаете, даже не стоит повторять, что заменено таким щелчком пальцев, заменено средство массовой информации, даже такое протосредство массовой информации, потому что агентство иногда даже важнее, это тот диспетчерский пункт, который собирает аккуратно для нас информацию, тот пункт, который у нас обрабатывает эту информацию, который делит ее по разным рубрикам, и делал это честно. Который, будучи такой мощный, включенный в государственную систему, тем не менее, считал своей обязанностью информировать нас и о протестах в Москве, и о катастрофах, и об очень неприятных вещах для государства, но при этом выдавал всю информацию. Сейчас же это намеренно, да еще и с подтверждением Путина во время пресс-конференции, это должен быть патриот, а это значит, что Миронюк – не патриотка. А патриот – это тот, который кричит, тот, который заходится с пеной у рта, и тот, который может врать во имя представлений о своей стране, как бы ее лучше представить. Причем, это понятно, что человек врет. При этом поливать нечистотами другие страны, других людей, говорить какую-то чушь про шведскую военщину. Человек, который превратился в зомби просто. Я очень хорошо знал 30 лет назад, и 25 лет назад, и 20 лет назад, знал Дмитрия Киселева и поэтому я с глубоким прискорбием вам сообщаю, что это абсолютно не тот человек. Абсолютно. И это очень прискорбно. Во-первых, это, вот этот щелчок, по которому уничтожается укорененное обстоятельное средство массовой информации, то есть, даже общественный институт уничтожается. Как могут себя чувствовать в какой-то безопасности и в рациональном, скажем, мире, чувствовать себя другие? Никак. И никакие помилования и амнистии вот этого изменения общего климата, вот этого жеста, насколько он порывистый, я не знаю, мне кажется, что это давно задумано, просто оказии не было, удобных обстоятельств не было, чтобы этот жест совершить, что он нам какие-то перспективы рисует, очень неприятные.

Так, дальше. Так, ну, да, здесь мне говорят, я очень рад буду, если у товарища был сарказм. Я очень рад, что если был сарказм, я сам такую вещь люблю. Значит, я купился. Значит, я балда, я купился. Тогда талантливо. Значит, так, если это правда, то все, что я сказал… а если талантливо, то тогда, значит, я могу сказать, что я купился. Тогда браво могу я сказать. Но это для меня не ясно.

Слушаем дальше вас. Алло, добрый вечер. Алло.

СЛУШАТЕЛЬ4: Але.

С. БУНТМАН: Да.

СЛУШАТЕЛЬ4: Здравствуйте.

С. БУНТМАН: Здрасьте, как вас зовут, откуда вы нам звоните?

СЛУШАТЕЛЬ4: Андрей из Москвы.

С. БУНТМАН: Да, Андрей.

СЛУШАТЕЛЬ4: Во-первых, хочу вам посочувствовать, действительно, такие у вас сегодня звонки тяжелые.

С. БУНТМАН: Да, нет, нормальные. Нормальные абсолютно.

СЛУШАТЕЛЬ4: Но у последнего, я надеюсь, все-таки был сарказм.

С. БУНТМАН: Ну, я тоже. Давайте мы…

СЛУШАТЕЛЬ4: Да, хотел бы узнать, как, по вашему мнению, в этом году самым серьезным событием было открытие для нас Путина с новой стороны, то есть, видите, сколько он сильных шагов сделал? Например, там, выпустил Ходорковского, да Сирия, да опять же РИА Новости под себя, ну, переквалифицировал. Не будет ли это серьезным в отношении оппозиции ударом, сможем ли мы видеть такую же сильную оппозицию в следующем году?

С. БУНТМАН: Спасибо. Дело в том, что вот эти… да, ходы сильные. Ходы сильные, во многом Путин переиграл. Мне кажется, очень глупо говорить, будь ты 500 раз в оппозиции или в неприятии Путина, говорить, что он слабый политик, что он не знает свое политическое дело, слабый руководитель, только какой руководитель? Что было бы, конечно, жизнь была бы прекрасна, если бы твой оппонент был дурак просто-напросто и каждый раз совершал дурацкие поступки. Не знаю, это было бы очень легко, была бы какая-то такая подстава, игра в поддавки, там, я не знаю, как хотите. Мне кажется, что здесь надо… в реальности, во-первых, человек может быть способен на неожиданные ходы. Человек способен на решительные ходы, и гораздо более продуманные, чем это было 10 лет назад. Человек собирается править долго. Человек многое для этого сделает. Он может для этого сделать и укрепляя по сути страну, то есть, прекратить по мелочам цепляться… ну, не похоже. Вот с этой борьбой за мораль, борьбой за историю, борьбой за скрепы, борьбой за империю, за близлежащие страны, мне кажется, повода для того чтобы мы рационально строили свою страну, нет поводов думать. Пока нет. Для оппозиции, для тех партий, которые сейчас всеми способами пытаются, проходя через чуть-чуть, там, истончающиеся законы, было несколько шагов, которые, ну, в какой-то степени облегчают политическую жизнь. Ими надо пользоваться, если ты хочешь создать партию, если ты хочешь бороться за власть, а это политическая деятельность, это именно борьба за власть. Партия борется за власть, она предлагает свой вариант управления страной, свой вариант развития страны. Это необязательно, что он должен радикально отличаться от того, что есть: изменение строя, Конституции, всего прочего. Это надо учитывать, что это очень сильный противник, что это противник, который принимает авторитарные единоличные решения, которые, может быть, легче принимать, чем решения коллективные. Вот.

Дальше, что-то там, та-та-та-та, какое… ну, вот я сказал, про события года.

Дальше: «Если Матвиенко станет президентом, то вы еще узнаете, что такое Сталин». А зачем?

«Это не сарказм, он троллил вас, но троллил искренне. Я эту публику наизусть знаю. Рупрехт». Знаете, я уже забыл про это. Я уже подвел черту, а вы еще переживаете. Я не переживаю больше.

Украина… «Сирия, Иран, Украина, амнистия, освобождение Ходорковского, насколько это улучшает имидж Кремля?» Ну, насколько? Здесь есть факты. Вот Сирия – кто, что, Обама, Папа, Путин, Лавров здесь добились того, что там нет войны, в Сирии, и что уничтожается химическое оружие, наличие которого признали.

Иран. По Ирану намечается диалог. Я предпочитаю это, а не, извините меня, бомбежки или какую-нибудь войну.

Украина – здесь внаглую переиграл. Вот внаглую переиграли просто. Называется: «А можно решить по-другому?», как иногда обращаются с гаишниками. «Можно, - отвечает гаишник Янукович, - можно решить по-другому». Вот. Смотрит, нет ли видеорегистратора поблизости и говорит: «Можно». Открывает папочку. Или газовая компания говорит: «Можно, чтобы у вас был правильный проект. Можно». И тоже открывает папочку с проектом. Бум – и все, и пошли дальше. Это абсолютная совершенно взятка сейчас.

Так. «У РИА Новости есть владелец, хочет – открывает, хочет – закрывает, это его дело. Откройте свое агентство, кто вам мешает добиться признания? Это же капитализм». Это капитализм, который вы видели на последней странице журнала «Огонек» старый… «Крокодил», вернее, извините за оговорку. Журнала «Крокодил», это тот капитализм. Это не капитализм. Государство заинтересовано в объективном изложении. Это наше глубочайшее заблуждение, что государство заинтересовано в пропаганде себя. Это глупое государство так делает. Я помню замечательно, я об этом даже в передаче говорил: после 68-го года, когда телевидение было полно идиотизма в описании событий во Франции тогда, то следующий президент после отставки де Голля, Помпиду, он сказал: на кой черт нам нужно такое телевидение, которое говорит только то, что правительству вроде бы не нравится, об этом вообще говорить нельзя. И когда услышали, что делают периферийные радиостанции, как они освещали события 68-го года, и пошли потихонечку, и первое, что сделали через несколько президентств, что сделал Миттеран, освободил телевидение, вообще освободил. Есть проправительственные, есть скандалы, есть такие, тра-та-та-та… Есть всякие вещи, которые связаны с любыми масс-медиа в любой стране, но вектор был выбран правильно после таких событий. У нас вектор выбран после меньших выступлений, неизмеримо меньших, меньшего кризиса в стране и общественного кризиса, был выбран вектор: вот давайте восстановим пропаганду. А то, что вы говорите – это стопроцентная демагогия. Понимаете? Мне кажется.

Так. «Время меняет людей. Я тоже, например, голосовал когда-то за Говорухина, а теперь это другой человек». Сергей, время меняет людей. Но так резко и так противоположно – это большая, я вам скажу, беда.

Так. «Зря иронизируете, какой был народ и время на дворе, такие были и политики, и нечего с нашей колокольни их судить». Какие политики? Когда? Вот сейчас мы судим о том, что вот здесь Россия выбирает себе, бесконечно и бессмысленно выбирает себе золотое время. Дайте нам время, которым можно восхищаться, которое не надо понимать, а можно восхищаться. Для кого-то это Сталин, для кого-то – Брежнев, для кого-то – Александр Второй, для кого-то – 90-е годы, для кого-то – Никита Сергеевич Хрущев, для кого-то это, я не знаю, там, Ярослав Мудрый или наоборот Святослав, не очень мудрый, который только и делал, что воевал с кем попало. Каждый выбирает себе это время. Может быть, пора это прекратить? Я не завидую украинцам, я думаю, что украинцы молодцы, у них совершенно другое образовалось сознание. Ну, я, например, не могу завидовать украинским журналистам, они вот то, что я слышал, украинские журналисты, например, они очень сильно потеряли в профессии сейчас. И именно из-за общественного разделения. Они разбежались, кто по жовтым, кто по блакитным, кто по червоным, кто… вот разбежались по политическим семьям. И начинают уже предпочитать пропаганду смыслу, начинают предпочитать комментарии факту, и от этого у них застилаются глаза, и история, в какой последовательности, что и как происходило с Майданом, который мы подробно разбирали, это вот большая беда. Я сочувствую, я солидарен с теми людьми, которые хотят свободы для своего общества, которые хотят нормального общества, которые хотят жить не величием неизвестно каким, а хотят жить нормальной современной жизнью.

Всего вам доброго, с наступающим Новым годом!