Суть событий - 2013-11-22

С. ПАРХОМЕНКО: 21 час и 11 минут в Москве, это программа «Суть событий», как вы уже поняли по этой прекрасной музыке. Вот тут у меня спрашивает первый же написавший на смс номер +7-985-970-45-45: «А у вас не было мысли сменить музычку на подводке?» - спрашивает он… Татьяна пишет. Нет, Татьяна, не было, мне эта музычка очень нравится, и я считаю, что это очень хорошо, что она столько лет служит мне тут позывным. Да.

+7-985-970-45-45, +7-985-970-45-45 – это номер для смс-сообщений. Сайт www.echo.msk.ru. И, да, на этом сайте тоже можно отправлять сообщения сюда ко мне в эфир, можно смотреть прямую трансляцию из студии прямого эфира, можно играть в кардиограмму прямого эфира, раз в минуту голосуя за или против того, что вы слышите. Ну, в общем, много разных прекрасных возможностей там на сайте есть.

Ну что же, неделя была довольно напряженная и трагическая, конечно, потому что началась она катастрофой в Казани, после которой много было разных слов наговорено, и справедливых, и несправедливых. Надо сказать, что действительно, на меня, как такого, довольно частого, в последнее время авиационного путешественника именно по России, поскольку я стал последние, там, скажем, года два ездить довольно много, выступая на разных семинарах, вот в последнее время, рассказывая разным людям о том, как работает сообщество «Диссернет»… ну, в общем, по разным поводам я передвигаюсь по России. Меня, надо сказать, немножко пугает количество авиакомпаний. Как-то большие страны есть на свете, есть, не знаю, там, Соединенные Штаты – в общем, их обслуживает, насколько я понимаю, четыре больших авиакомпании. Ну, есть, там какие-то, совсем карликовые, но, в общем, по Соединенным Штатам летают вот этими четырьмя видами самолетов. Чем только не летают по России, вот причем совершенно непредсказуемо. Летишь вроде из Москвы на север, а тебе попадаются какие-то «Минеральные воды» в качестве авиакомпании. Или… ну, в общем, самые невообразимые какие-то комбинации, никогда не знаешь заранее. Вот это вот тоже меня как-то очень удивляет, что ты никогда не можешь быть уверен, какой авиакомпанией ты летишь. Вроде написано «Аэрофлот», а вроде, придя в аэропорт, ты обнаруживаешь, что совершенно другой перевозчик и это какой-то посторонний рейс, посторонний самолет, другой экипаж, я не знаю, другая кормежка и всякое прочее. Может, я бы выбрал, вообще-то, у меня уже есть некоторый опыт, я знаю, где лучше, где хуже, с кем приятнее, с кем неприятнее, у меня есть свои предпочтения. Я бы с удовольствием летал бы с той авиакомпанией, которая в прошлый раз хорошо меня перевозила, а с той, которая в прошлый раз плохо перевозила, не летал бы. Глядишь, образовались бы какие-то репутации. А образовались бы репутации – люди стали бы за ними следить, стали бы стараться их улучшить, появилась бы какая-то конкуренция. А тут как-то все в кучу. Как из мешка зачерпываешь, засовываешь руку, вынимаешь себе название авиакомпании.

Вот люди, которые летели этими «Татарскими авиалиниями», знали ли они, что они полетят «Татарскими авиалиниями»? Кто только в эту Казань не летает. Я вот тут был в Новосибирске буквально, собственно, вот накануне этих событий, у меня вроде был аэрофлотовский билет и туда, и обратно. Но только туда я летел «Аэрофлотом», а обратно совершенно другой компанией. Почему? Кто мне это распорядился? Лучше она, хуже? Почему меня никто не спросил об этом? И так далее. В общем, что-то у них там не так устроено. Мне кажется, что вся эта история ждет хозяина. Ну, вот из тех больших российских институций, которые явно как-то погибают без какой-то разумной руки.

Ну, конечно, ничто не сравнится с российской почтой. Каждое посещение почтового отделения – это большое впечатление, надолго, много разговоров потом, обсуждаешь с разными людьми, вспоминаешь, записываешь какие-то удивительные вещи, которые ты там увидел. Историю про то, как ты как-то долго просишь сотрудника этой почты не разговаривать с тобой, сидя к тебе спиной, например. Вот немного осталось в стране учреждений и организаций, где ты приходишь, а человек сидит к тебе спиной и разговаривает, глядя прямо перед собой в стену, не поворачивается. Потому что он этим демонстрирует, что это ты тут у него проситель, а не он у тебя госслужащий. Ну, и так далее.

Пишут, что в Сетевизоре звука нет. Можно что-нибудь сделать? Говорят, в Сетевизоре нет звука. Ну, давайте посмотрим, попробуем. Я, честно говоря, отсюда не могу проверить, есть или нет.

«Вы не находите, - спрашивает у меня Юрий, - что Путин – такой же президент, как Дмитрий Достоевский – писатель, что это встреча фантомов?» - пишет мне Юрий. Да нет, Юрий, не нахожу. Потому что Достоевский – самозванец, собственно, в нем нет ничего, кроме фамилии, а Путина выбрали, правда, не заметив этого, не обратив на это внимания, не запомнив, не придав этому значения, а в некотором случае просто не пойдя на избирательный участок, выбрали люди. Ну, вот они иногда… это сделали бессознательно. Но, тем не менее, выбрали. Некоторые из них для этого на участок пришли, некоторые из них для этого на участок не пошли, некоторые вообще не поняли, что с ними произошло. Тем не менее. И вот появление на свете Путина в качестве президента, оно зависело от людей, есть виноватые в том, что в России президентом Путин. И, при желании, их можно всех по именам перечислить. Во всяком случае, они сами про себя должны это знать, эти люди, вот все, кто голосовал, или все, кто не пошел, например. А в появлении на свете Дмитрия Достоевского люди не виноваты, виновата природа. У него просто нет мозгов, он просто крайне-крайне-крайне глупый безграмотный человек. Ну, это случается. Ну, вот таким родился и таким провел свою жизнь до старости. Ну, что ж теперь делать? Можем пожалеть его.

А вот людей, которые вытащили его на сцену, людей, которые показали его на всю страну, людей, которые с важным видом выслушивали его бредни, людей, которые эти бредни воспроизводили при помощи колоссального количества разнообразной техники, в том числе современной телевизионной техники, вот этих людей я бы реально обвинил в, я бы сказал, таком грубом попрании здравого смысла и в грубой идеологической диверсии общегосударственного масштаба. Вот именно их, а не несчастного глупого Достоевского. Они его вытащили. Ну, это все равно как с ребенком или как вот с каким-нибудь зверенком как-то. Можно было еще вот маленького медведика из зоопарка привести и на сцене его мучить и на всю страну показывать. Это примерно то же самое бы было.

Да, давайте все-таки обсуждать с вами события, а не просто так людей. Про Украину. Очень много, я смотрю, про Украину пишут мне здесь и смсок, и вопросы, которые приходили на сайт, были тоже. Вчера произошло поразительное событие: вдруг, откуда ни возьмись, украинское правительство заявило о том, что оно больше не хочет интегрироваться с Европой. Ну, смысл этого заявления такой. Форма, конечно, была другая, форма достаточно дипломатическая: что вот, это временно приостановлено для изучения вопросов национальной безопасности Украины и всякое такое. Конечно, им вывернули руки, это совершенно очевидно. Янукович ездил в Москву, старался этот визит сильно не афишировать. Все равно о нем стало известно, был такой маленький скандальчик информационный, когда вдруг это выяснилось. И понятно, что это, вот этот не поход Украины в Европу – это, как многие тут теперь торжественно комментируют, большая дипломатическая победа Российской Федерации. Вот России удалось выкрутить Украине руки и туда ее не впустить.

Это поразительная на самом деле по своей глупости история. Потому что мне-то, например, казалось, – и не только мне, я вот разговаривал с разными понимающими людьми на эту тему, – что Россия должна была бы, что называется, запустить Украину в Европу в качестве такого паровоза, в качестве, ну, некоторого такого исследовательского зонда. И правильная комбинация заключалась в том, чтобы, наоборот, воспользоваться вот этой тягой Украины к европейской интеграции, воспользоваться готовностью европейского сообщества, Европейского союза на достаточно сложных условиях, с большими оговорками, но все-таки принять в свой состав Украину, в отличие на самом деле от России, об интеграции которой в европейское сообщество речи совершенно никто сейчас не ведет, что, по-моему, очень обидно.

Так вот, идея правильная, как говорят мне, дипломатическая должна была бы заключаться в том, чтобы Украина оказалась там, не разрывая своих специфических, очень тесных, отношений с Россией, в частности экономических, в частности таможенных и так далее. И торговля должна была бы идти за то, чтобы Украина оказалась внутри Европейского союза, не закрывая границу с Россией, и, таким образом, Россия получила бы очень интересный такой мост к Европе, и это была бы такая сложная конструкция, сложная для реализации, сложная для контроля, но, тем не менее, чрезвычайно перспективная, которая приблизила бы Россию к интеграции в Европу.

Ведь цель-то на самом деле в этом. Цель на самом деле не в том, как думают сегодня многие сидящие во главе России, цель не в том, чтобы изолировать Россию от окружающего мира, а в том, чтобы интегрировать ее в окружающий мир, чтобы на самом деле они ни говорили. Ведь на самом деле они последовательно ведут именно к этому, они последовательно на протяжении уже многих лет, на протяжении, собственно, всех двухтысячных годов последовательно закрывают, затыкают и замуровывают эти возможности, последовательно отказываясь от интеграции России в европейское сообщество. И на сегодня нужно констатировать, что Россия, гораздо более богатая, гораздо более самостоятельная, гораздо более, казалось бы, развитая, чем Украина, во многих случаях… ну, правда, не в политическом, в политическом смысле Украина, конечно, прошла далеко вперед, там существует действующая демократия, там президенты определяются при помощи выборов, а не при помощи престолонаследия. И там речь не идет о восстановлении монархии, в отличие от России, где речь идет все чаще о восстановлении монархии. И там речь не идет о насаждении конституционным образом главенствующей религии, в отличие от России, где речь идет о насаждении главенствующей религии. Мы с вами видим, что есть уже абсолютно бредовое предложение ввести эту историю, прямо вот битым словом написанную, в Конституцию.

Так вот, штука заключается в том, что Россия, конечно, сильно от Украины на этом пути в Европу отстает. Она, в общем, в некотором роде пятится назад на этом пути, постепенно отдаляясь от этого. И можно было бы попытаться это поражение, эту свою проблему каким-то образом компенсировать, используя стремление Украины и как-то пытаясь взобраться, что ли, на Украину как на движущую в данном случае силу. Нет, не получилось.

Идея на самом деле оказалась другая, идея заключается в том, что… идея заключается в том, что на самом деле Россия хотела бы быть погонщиком и таким надсмотрщиком над странами, которые, собственно, приобрели независимость в результате распада Советского Союза, и именно это должно было оказаться основным сюжетом для путинского теперь уже третьего, а там, глядишь, может быть, и четвертого срока. Вот Путин как собиратель советских земель. И идея заключалась в том, чтобы начать с Украины, Белоруссии и Казахстана, вот восстановить такой более или менее мини Советский Союз, а там посмотрим, что получится.

Не получилось ничего, как мы с вами понимаем. С Белоруссией отношения носят такой чрезвычайно, в результате, неприязненный, не скажу напряженный, а именно неприязненный характер. О том, чтобы Казахстан сделался действительно страной, которая ориентируется на Россию, речь совсем больше не идет. Совершенно очевидно, что Казахстан развернулся в другую сторону, и взаимоотношения его с Китаем и в значительной мере, например, с Южной Кореей, сегодня означают для Казахстана нечто гораздо большее, чем отношения с Россией. Несмотря на вот эту вот гигантскую открытую границу, несмотря на, там, все общности, рынки и прочее-прочее, совершенно последовательно Казахстан движется в том направлении, отходя от России и приближаясь к такой вот прокитайской ориентации.

Ну, это всякие геополитические сюжеты, которые я на самом деле очень не люблю и всегда с большим недоверием слушаю тех, кто посвящает свои досуги этим размышлениям, но, тем не менее, ну, вот если посмотреть на это так с птичьего полета, то примерно так оно и получается. Мне жаль, вот все, что я могу сказать, мне жаль, что в России огромное количество политиков и огромное количество близких к власти наблюдателей расценивают то, что произошло в последние дни на Украине, как успех, как повод для гордости. Вот нам удалось их не пустить, нам удалось их удержать, нам удалось сделать им предложение, от которого они не смогли отказаться, нам удалось их напугать, нам удалось дернуть, так сказать, за поводок, чтобы они не пытались куда-нибудь отодвинуться. Это позиция жалкая и, я бы сказал, недальновидная. Потому что совершенно очевидно, что вектор развития, он все-таки движется в этом направлении. Совершенно очевидно, что мир движется к объединению, а не к разъединению. Совершенно очевидно, что постольку, поскольку между Россией и Европой нет больших водных пространств, а между Украиной и Европой уж тем более, совершенно очевидно, что мы один континент, не только в геологическом каком-то или, там, я не знаю, в смысле движения тектонических плит смысле, но и в историческом смысле тоже. И есть какие-то вещи, которые совершенно не подчиняются воле политиков, которые совершенно не управляются вручную, которые совершенно не подлежат каким-то волевым решениям.

В истории есть несколько таких узлов, несколько таких вопросов что ли, в истории мировой политики, которые вот существуют, и вокруг них концентрируются какие-то силы и какие-то обстоятельства, которые разрулить произвольным образом вручную не получается. Ну, там, я не знаю, на протяжении целых веков какой-нибудь, ну, то, что в России называлось «восточный вопрос»: это история со всякими проливами, с Константинополем, Дарданеллами, Босфором, выходом из Черного моря и так далее. Вот что бы ни происходило в России, в Австро-Венгрии, которая сначала собиралась, потом разваливалась, в Германии, в Турции, которая принимала форму разных империй, все равно совершенно очевидно, что вот там, в этом месте, концентрируются разные интересы, концентрируются столкновения, там происходят конфликты. Это такое очень важно место, где происходят важные события. Хочешь, не хочешь, стараешься, не стараешься, смотришь, не смотришь, так себе это представляешь, сяк себе это представляешь, все равно очевидно, что это вот такое место напряжения.

Та же совершенно история с Украиной. Украина – часть Европы, и мы ничего не можем с этим сделать. И вопрос заключается в том, что Европа может отгородиться от России при помощи Украины – так, наверное, возможно. Или Европа может прицепиться к России при помощи Украины, а Россия может прицепиться к Европе при помощи этой же самой Украины. Может быть, и так. А выбор, вот, собственно, этот выбор существует. Пока выбор российским руководством, несомненно, сделан, это выбор изоляционистский, и мне жаль, мы просто теряем время. Жизнь человеческая коротка. Я как-то еще надеялся, что, может быть, на моем веку что-нибудь такое получится, теперь сомневаюсь.

Вот, это один сюжет, про который я хотел здесь немножко поговорить в этой программе. А другой – это важная очень вещь, я думаю, гораздо более важная, чем история с писательским съездом. Я думаю, что вы ждете от меня всех этих разговоров. Ну, останется время, может быть, я поговорю в конце программы.

Я бы, конечно, хотел поговорить о другом. Я хотел бы поговорить о предстоящей нам чрезвычайно серьезной поправке к российской Конституции. Вы знаете, что, собственно, все готово теперь к тому, чтобы в российскую Конституцию было внесено большое важное изменение. Упраздняется один из высших судов в России, а именно Высший арбитражный суд, он фактически вливается в качестве части, в качестве палаты в суд Верховный, остается два отдельных высших суда в России, Верховный и Конституционный. Запускается весь этот процесс принятия конституционной поправки. Вы знаете, что он достаточно сложный, он предполагает сначала голосование в Думе, потом в Совете Федерации, потом голосование в не менее чем, если я правильно понимаю, двух третях законодательных собраний российских субъектов федерации. На сегодня их у нас 83, так что, вот считайте, сколько их должно получиться. Потом опять Совет Федерации. В общем, длинная-длинная история, она запущена. К чему это и зачем это – давайте с вами поговорим после новостей, буквально через 3-4 минуты, во второй половине программы «Суть событий».

НОВОСТИ

С. ПАРХОМЕНКО: 21 час и 35 минут в Москве, это вторая половина программы «Суть событий», я Сергей Пархоменко. Номер для смс-сообщений - +7-985-970-45-45 , +7-985-970-45-45, сайт www.echo.msk.ru – заходите, там множество всяких прекрасных возможностей. Можно отправлять сообщения сюда ко мне на экран, можно смотреть трансляцию из прямого эфира, можно играть в кардиограмму прямого эфира. В общем, как хотите: хотите – с помощь радио, хотите – с помощью компьютера. Главное, слушать и смотреть «Эхо Москвы».

И тут за время новостей я почитал ваши смски. Конечно, эфир прямо взорвался от сказанной мною несправедливости, от того, что я, перечисляя виноватых в том, что Россией управляет президент Путин, не упомянул самого главного виноватого, как все пишут, не упомянул виноватого номер один, того, кто на самом деле все это устроил – а именно предыдущего президента Бориса Николаевича Ельцина. Ну, да, действительно, выбор этого вот преемника был грубой, неприятной, стратегической, исторической, сказал бы я, ошибкой Бориса Николаевича Ельцина. И, к сожалению, его правление, в значительной мере принесшее России огромные успехи и огромный шаг вперед и выдернувшее Россию из пучины тоталитаризма, его правление во многом было, я бы сказал, смазано, испорчено этим последним шагом и тем, что на последнем этапе основным мотивом его деятельности был мотив личной безопасности, безопасности своей семьи и идеи передачи власти какому-нибудь надежному своему человеку, который, что называется, не выдаст. Вот в результате этого, собственно, и образовался вот такой вот преемник под названием Владимир Путин.

Да, действительно. Но только с тех пор прошло, с того момента, как решение о Путине было фактически принято, прошло почти 15 лет. Вы что же думаете, дорогие друзья, что это навсегда освободило вас от ответственности? Вы думаете, что вы теперь всегда сможете занимать вот эту трусливую, вот эту безразличную, вот эту безответственную и вот эту бессовестную позицию, голосуя бог знает за кого, оттого что Ельцин вам когда-то чего-то не то решил? Он что, навсегда что ли принял на себя ваши грехи? Вы ошибаетесь. Он свой грех совершил и он за него, что называется, и ответил. Я думаю, что между этим моментом и часом его смерти он много раз раскаялся в том, что он сделал, и много успел, так сказать, погоревать на эту тему, и сильно как-то проникся той ошибкой и тем ужасом, который он совершил. А вы-то что? Вы так по-прежнему на него это все и свалили? Это он вам виноват? Вы как-то только по принципиальным вопросам, да? Насчет войны в Индокитае. А вот эти вот вопросы, частные, не важные, вы их оставляете Ельцину. Как-то это вот он за вас решил, а вы тут ни при чем. Не, ребята, так не получится. Прошло много лет, и теперь за всю эту историю, уже давно, отвечаете вы. Точнее, не хотите отвечать, но будете отвечать все равно.

Это опять какая-то такая общая очень геополитика, давайте обратимся к конкретным обстоятельствам. Я стал говорить о предстоящей нам конституционной судебной реформе. Действительно, происходит одно чрезвычайно важное, яркое и такое очень характерное для сегодняшнего устройства российской власти событие – упраздняется система арбитражного суда. Я не оговорился. Дело в том, что очень многие говорят сегодня: ну, что вы, собственно, паникуете? Упраздняется только Высший арбитражный суд, только как бы верховный орган, а вся пирамида, сверху до низу, она остается, арбитражные суды никуда не деваются, все в полном порядке, они по-прежнему работают. Что вы, собственно, тут устроили? Ничего такого не происходит. Это лицемерие, конечно. Совершенно очевидно, что суд в России устроен пирамидальным образом. Вся система российского суда, даже если отвлечься и временно, так сказать, убрать из нее то самое ужасное, что в ней есть, а именно телефонное право, то есть готовность судей принимать решения, опираясь не на закон, а на распоряжения начальства или на распоряжения разного рода влиятельных лиц, не имеющих отношения к судебной системе, которые позволяют себе прямо указывать судьям о том, какие приговоры им выносить и какие решения принимать.

Так вот, даже если это отодвинуть в сторону, то окажется, что вся система суда пирамидальна. Для любого судьи на любом уровне есть ключевой показатель его профессионального успеха или неуспеха, есть главный критерий качества его работы и вообще главный критерий смысла его работы – это количество так называемых засиленных приговоров. Это очень смешно звучащий термин, а на самом-то деле чрезвычайно важный и грозный. Каждый судья думает о том, что вот я сейчас приму решение, я сейчас вынесу приговор, а потом это решение попадет в суд более высокой инстанции. Ну, если я работаю, скажем, в районном суде, то попадет в городской суд или, скажем, в областной, региональный суд, а потом в Верховный суд, а потом в президиум Верховного суда, - думает каждый судья. Ну, в арбитражной структуре это тоже так, там тоже есть вся эта иерархия. И вот судья думает: я, значит, вынесу решение, а потом оно будет оспорено в суде более высокой инстанции. И что там с ним будет? Вот тут-то самое интересное. Если мое решение будет подтверждено и вступит в законную силу – вот это, собственно, и называется, оно будет засилено – ну, значит, я прав, значит, все хорошо, значит, я все правильно решил, значит, я не ошибся, значит, тут все отлично, значит, я могу поставить себе, так сказать, здесь галочку. А если вдруг мое решение будет оспорено, опровергнуто, отменено, возвращено мне обратно, то это, значит, поражение.

Знаете, как вот с любым боксером, когда он выходит на ринг, то диктор объявляет: вот в синем углу такой-то и такой-то, он выступает в весовой категории такой-то, он чемпион таких-то и таких-то соревнований. В его боксерской карьере он провел на, там, профессиональном ринге 168 боев, из них в 164-х выиграл, а в 4-х, соответственно, проиграл. Вот так ровно и с судьей. У каждого судьи есть такой счет, сколько у него приговоров засилено, а сколько у него приговоров оспорено. И, естественным образом, любой судья ориентируется на вышестоящие судебные инстанции. И любой судья думает о том, как будет выглядеть он сам и принимаемые им решения в той системе суда, которая спускается сверху донизу. Время от времени собирается верховный судебный орган в этой системе судов, в судах общей юрисдикции - один, в арбитражных судах – другой, до сих пор так это было. Принимает некие решения, принимает некие концепции, дает рекомендации, разбирает какие-то типовые ситуации, типовые ошибки. И вот в этой вот струе должен находиться судья.

Теперь судьи арбитражного суда окажутся внутри чужой иерархии. Если они попытаются вести себя так, как они вели себя прежде, опираясь на те ценности, и те принципы, и те традиции, и те, так сказать, те доблести, что ли, скажем так, которые были у них в их профессиональной жизни, на некоторую вот эту вот ту судейскую специфику, в рамках которой они действовали до сих пор, они начнут систематически проигрывать, они начнут систематически получать вот эти вот окрики, вот эти щелчки сверху, и история с засиливанием их приговоров довольно быстро приведет каждого из них к профессиональному краху. Понятно, что арбитражные суды сейчас начнут ориентироваться на вот эту вот новую верхушку, которая появляется, на объединенный Верховный суд, и, по существу, вся система арбитражного суда постепенно начнет вливаться в систему судов общей юрисдикции, в ту, которая была под Верховным судом сегодня. И это чрезвычайно обидно.

И чрезвычайно характерно, что уничтожают то лучшее, если можно это говорить – ну, знаете, все в мире относительно, как сказал Эйнштейн – то лучшее, что существует сегодня в российской судебной системе. Да, к арбитражным судам есть очень много претензий. Арбитражные суды, в конце концов, тоже часть системы тоталитарной власти сегодня в России. Арбитражные суды – тоже, по существу, не независимые арбитражные суды, тоже подчиняются исполнительной власти, Администрации президента, указаниям сверху и так далее и так далее. Но всегда, на протяжении многих лет уже было очевидно, что именно система арбитражных судов – наиболее, я бы сказал, такой нервный и беспокойный конь в этой упряжке. И, действительно, именно система арбитражных судов – это та система, которая все время пыталась оборвать эти постромки, которая все время пыталась каким-то образом действовать, исходя из своего профессионального достоинства и исходя из каких-то важных законных соображений. Это выражалось в самых разных случаях, ситуациях. Например, именно система арбитражного суда является наиболее прозрачной, открытой и гласной системой суда в России. Вы можете сегодня по арбитражному судопроизводству найти в прямом открытом доступе огромное количество информации о прошедших делах, о судьях, о вынесенных решениях, о приобщенных к делу документах, о прозвучавших свидетельских показаниях – чего только нет. Огромное количество видеозаписей судебных заседаний существуют и могут быть вам доступны. Это чрезвычайно важная вещь. Гласность судебного производства – это один из краеугольных, что называется, камней правосудия. И без этого современное правосудие совершенно невозможно.

Кроме того, известно, что система арбитражных судов занимала, по некоторым очень важным таким конфликтным или потенциально конфликтным направлениям, занимала чрезвычайно – ну, в сравнении, опять-таки, с судами общей юрисдикции – чрезвычайно смелую и независимую позицию. Например, в том, что касается выявления реальных бенефициаров, реальных собственников разного рода юридических лиц, коммерческих компаний, предприятий, фирм и так далее и так далее. Очень часто слушания в арбитражном суде, рассмотрение какого-то арбитражного спора начиналось с того, что суд последовательно, упорно, решительно и безжалостно устанавливал: а, собственно, кто с кем здесь судится на самом деле. Кому в действительности принадлежат эти компании. В каких в действительности отношениях они находятся между собой и их владельцы находятся между собой. Это было чрезвычайно важно. Это тоже чрезвычайно важный эффект прозрачности, в которой очень нуждается российская экономика. И который был бы чрезвычайно важен, собственно, для самой большой проблемы российской экономики – для ее сращивания с властью, для вот этого взаимопроникновения людей, которые обладают политической властью и экономической властью, для борьбы с коррупцией, которая из этого происходит. Чрезвычайно важно знать, что кому в действительности принадлежит. И система арбитражных судов последовательно этим занималась.

Еще одна история, например, чрезвычайно для нас важная – это то, что арбитражный суд в последнее время в некоторых случаях даже стали называть таким коллективным Навальным. Почему? Потому что арбитражный суд был очень заинтересован и много раз принимал чрезвычайно важные ответственные и справедливые решения относительно злоупотреблений в области государственных закупок. Если какой орган и пытался хоть в какой-то мере стоять на страже законности в области госзакупок, то это была система арбитражного суда. И именно это сегодня разрушается.

Я сказал бы, что вот эти поправки, которые сейчас вынесены на обсуждение и которые, несомненно, будут приняты, потому что принтер есть принтер: Дума абсолютно покорная, Дума совершенно марионеточная сегодня. То же самое, несомненно, можно сказать и о Совете Федерации. То же самое, я думаю, можно сказать и о законодательных собраниях наших субъектов федерации. Так что, никуда мы не денемся, и поправки эти будут приняты и вступят в силу. Так вот, удивительным образом разрушается именно эта часть суда, именно та часть российской судебной системы, в которой есть хоть какие-то зачатки борьбы за справедливость, хоть какие-то зачатки ценности правосудия. Вот это было в арбитражных судах и именно это признано вредным, ненужным, посторонним для российской судебной системы, и сегодня начинается процесс последовательного уничтожения, вытаптывания этих слабых, так сказать, ростков правосудия, которые в России только и смогли за это время появиться. Делайте выводы сами. На мой взгляд, совершенно очевидно, что это вещь совершенно не случайная.

Ну, и последнее, в последние 10 минут я все-таки не могу обойти те темы, которые, честно говоря, собирался обойти, потому что очень много уже об этом было сказано в последние, скажем, двое суток. Но, тем не менее, столько смсок на эту тему, что придется про это говорить. Придется говорить про встречу так называемой оппозиции с так называемым президентом, придется говорить о вот этом самом литературном собрании. Почему придется говорить о них вместе? Потому что, ну, в какой-то мере это часть одной общей проблемы, точнее, одной общей тенденции. Власть пытается найти какие-то новые, может быть, более широкие, более такие растопыренные, устойчиво стоящие идеологические основы своего существования. Ну, требуются какие-то новые аргументы, для того чтобы объяснить, почему именно эта группировка и почему именно этот человек по-прежнему остаются у власти.

Вот я сказал в начале программы, что это объясняется тем, что за них проголосовали. Ну, вы же понимаете, что это не конец разговора, а только его начало. Дальше мы начинаем выяснять: а почему за них проголосовали? А как так было устроено, что вот голоса были посчитаны таким способом? А как так получилось, что выборы были организованы вот таким способом? Как вышло, что на самом деле никакой деятельности оппозиции во время выборов не было допущено, потому что смешно даже вести разговор о равенстве доступа к разным возможностям во время выборов? Как это все получилось? Как удалось организовать вот это количество голосов? Конечно, в конечном итоге, виноваты те самые люди, которые эти голоса отдали. Они согласились, они дали себя обмануть, они дали себя подкупить, они дали себя задурить. Они дали возможность провести выборы таким образом, чтобы они не обращали внимания и не ставили под сомнение справедливость этих выборов, несмотря на бесконечные злоупотребления и нарушения на них, на неравенство возможностей, на неравенство доступа к прессе, на неравенство в использовании разного рода государственных ресурсов. Мы знаем, что правящая партия и кандидаты от правящей партии абсолютно хладнокровно запускают руку как угодно глубоко в государственную казну во время этих избирательных кампаний и используют всю мощь государственной машины, и государственных органов, и чиновничьего аппарата, и бюджета, для того чтобы устраивать себе рекламные и избирательные кампании.

Так вот, что-то нужно, нужно как-то объяснять это, нужно какие-то слова для этого придумывать. Ну, и вот начинают придумывать эти слова в общении с этой самой ручной, по большей части, оппозицией, собирая вокруг себя испуганных и алчных, в значительной мере, литераторов, которые раздумывают над тем, нельзя ли получить какой-нибудь госзаказик, нельзя ли как-то протыриться в какой-нибудь дачный кооперативчик и вообще вернуться к прекрасным временам Литфонда.

Ведь, знаете, очень многие писатели, они очень любят поговорить о прекрасных советских временах и о тех временах, когда был Союз писателей. И вот Союз писателей был так прекрасен, и он был так важен, и он был так нужен, и он был так плодотворен и так далее. На самом-то деле они неправильно это называют. Их беспокоит не Союз писателей, а Литфонд. То есть, та часть Союза писателей, которая владела разного рода материальными прекрасными активами: всякими домами отдыха, всякими поликлиниками, всякими дачными поселками, городскими квартирными кооперативами и всем прочим. Вот это было то самое важное, о чем страдают вот эти самые несостоявшиеся советские писатели. И сегодня ровно под этим на самом деле лозунгом их собирают в одном помещении, используя всякие смешные приманки, типа вот этих вот фальшивых детей классиков, ну, или некоторых реально существующих деятелей. Ну, господин Толстой, например, который, несомненно, рано или поздно сделается министром культуры, потому что он уж так, так сказать, глубоко просунулся в разные выводящие протоки российской власти, что, несомненно, за это рано или поздно будет ему заплачено. Или вдова Солженицына Наталья Дмитриевна Солженицына, которая, на мой взгляд, совершенно как-то уже слилась в экстазе, что называется, с российской властной элитой и чувствует себя там прекрасно.

Так вот, по поводу этих встреч с президентом. На самом деле ведь весь смысл в этом. И меня тоже бесконечно так спрашивают, здесь спрашивают на разные лады одно и то же: «Вот Акунин не пошел, а Рыжков пошел к Путину! Зачем?» - спрашивает Дмитрий. Знаете, вот эта история с общением с Путиным, она все чаще воспринимается со стороны как какое-то физкультурное упражнение, как такой подход к снаряду. Вот есть Путин, такая вот большая тяжелая штанга. И вот к ней подходят разные оппозиционеры или разные представители творческой интеллигенции. И мы все смотрим и думаем про каждого из них: ну, что, сдюжит или не сдюжит? Поднимет или не поднимет? Кишка у него тонка или не тонка? Вот у Сергея Шаргунова, теперь ведущего радиостанции «Эхо Москвы», кишка оказалась не тонка. Он встал на этом самом писательском собрании и произнес важные слова, задал важный вопрос и обратил внимание на важные события, а именно на совершенно чудовищный ужас, который происходит на суде по делу 6 мая, вот эту вот абсолютно криминальную историю с голодающим Сергеем Кривовым. Он вот, значит, задал Путину эти вопросы. Путин на них совершенно, надо сказать, нелепо отвечал, было абсолютно очевидно, что ему ответить на это нечего. Он стал говорить про то, что разница между Сергеем Кривовым будто бы и вот этой самой… нет, он говорил это, наоборот, Рыжкову, который заговорил про это же самое.

Вот второй человек, который подошел к снаряду и тоже заговорил об этом, был Владимир Рыжков, который встречался с Путиным. И вот некоторое время тому назад на сайте «Эха» был опубликован фрагмент стенограммы, где он обсуждает с Путиным как раз эти вещи. Ну, что? Молодцы, да, вот они, так сказать, подняли эту штангу, они как-то сдюжили, справились, задали этот вопрос, вынудили Путина сказать глупость. Глупость Путин сказал следующую: что, дескать, вот Васильева, которая обвиняется в коррупции, она вот не находится под стражей, потому что суд ее еще не осудил. Я не понимаю, а Кривова, что, суд осудил что ли? А всех остальных подследственных по 6 мая, что, осудил суд? У нас вообще люди находятся под стражей только после того, как их суд что ли осуждает? Ну, что это все-таки за ерунда? Надо же все-таки хоть немножечко задумываться над тем, что ты лепишь, даже если ты при этом оказываешься президентом.

Ну вот, казалось бы, да, вот, есть люди, которые смогли сказать. А есть другие люди, которые, нет, сдрейфили, не могли сказать. Давайте мы все-таки с вами задумаемся над тем, а каков общий результат этих походов и каков общий результат этих разговоров. Что, собственно, остается после этого разговора? Ну, мы не можем считать, что произведена какая-то полезная работа, которая заключается в том, что президент Путин узнал о чем-то таком, чего он раньше не знал. Вот люди, которые задавали ему эти вопросы или сообщали ему эту информацию, они что, всерьез предполагают?.. Вот, например, Владимир Рыжков, мой как-то давний, даже позволю себе сказать, друг, ну, во всяком случае, человек, с которым мы много-много лет знакомы. Он же ведь, будучи разумным человеком, прекрасно понимает, что ничего из того, что он говорит Путину, не является для него новым. Никакая информация, содержащаяся в его словах, не является для Путина содержательной, не является для него каким-то таким событием, что вот раньше не знал, а теперь знает.

Значит, в чем смысл этих слов? В том, чтобы Путин видел, что есть такие люди, которые этим недовольны. Вот он видит перед собой Рыжкова. Видит: Рыжков недоволен. И может в связи с этим сделать вывод: ага, наверное, еще есть какие-то люди, которые тоже недовольны. Вот Рыжков вручает доклад от людей, которые недовольны. Вот Рыжков рассказывает о том, что есть большое количество людей, которые считают так-то и так-то и считают это несправедливым. А вот Шаргунов говорит то же самое на писательском собрании. И вроде как они молодцы, кишка у них не тонка, они люди мужественные, даже, можно сказать, храбрые. Потому что, в общем, это, несомненно, непросто, вот в такой вот враждебной психологической атмосфере, в условиях, когда ты окружен явно людьми, которые тебя сильно не одобряют за то, что ты говоришь, это в общем, говорить совсем не просто, это очевидно.

Но какой вывод из этого делает сам Путин-то? Он делает вывод следующий: ага, отлично, значит, есть недовольные, и мы их удачно, успешно держим за глотку. Они у нас под контролем. С ними все в порядке. Они вот здесь, они вот тут с нами разговаривают, они, в общем, как-то ждут, что мы над ними смилостивимся. Вот, собственно, и все. Ну, что ж, отлично, прекрасная ситуация, будем жить в этой ситуации дальше. Будем эту ситуацию развивать и надстраивать все больше и больше, потому что эта ситуация для нас благоприятная. Ситуация, в которой люди к нам приходят и здесь к нашим стопам повергают свое недовольство. Отлично. Замечательно. Значит, все по-прежнему зависит от нас, значит, по-прежнему мы контролируем ситуацию, значит, по-прежнему мы владеем инициативой. Очень хорошо. Вот то, что происходит из этих встреч, на мой взгляд.

В этих обстоятельствах, конечно, мне гораздо ближе позиция тех, кто от этих встреч последовательно, аргументированно, осознанно уклоняется. И кто не просто говорит «извините, я плохо себя чувствовал» или «извините, у меня есть другие дела в другом городе», а люди, которые твердо говорят: нет, мы не будем разговаривать с этим человеком о том, что он сам и так отлично знает. О том, по поводу чего он имеет наглость врать нам систематически раз за разом, день за днем. И люди, которые находятся у него на зарплате, тоже продолжают это делать. Вот пресс-секретарь Песков, когда он врал о том, что в России нет политических заключенных и в качестве аргумента говорил о том, что люди, которые обвиняются по политическим мотивам по делу 6 мая, на самом деле им предъявлены обвинения, там, за хулиганство и так далее, он что, не знал, что он врет? Да отлично он знал это. Он не знал, что это лицемерие? Отлично знал. Он не знал, что это подлость? Отлично знал. Так что с ним это обсуждать-то? Он это понимает, мы это понимаем. Давайте как-то больше искренности в наших отношениях.

Это была программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко. До будущей пятницы, всего хорошего, до свидания.