Суть событий - 2012-05-11
С.ПАРХОМЕНКО: 21 час 11 минут в Москве, это программа «Суть событий», сегодня пятница. Как видите, я отсутствовал всего одну неделю. Сколько всяких событий за это время произошло. Ну вот, я вернулся. Все в порядке.
Давайте я сразу повторю то, что нас с вами касается в первую очередь, всякие технические обстоятельства. SMS на номер +7 985 970-45-45. Есть еще сайт echo.msk.ru – заходите, там масса всяких прекрасных предлагается вам аттракционов. Там есть система, которая называется «Кардиограмма прямого эфира», раз в минуту вы можете проголосовать. Что? Что-то мне такое показывает наш звукорежиссер. Что, нету кардиограммы прямого эфира? Нет. А только что сказали, что можно, все-таки, анонсировать. Нет, чего-то у нас не сложилось в этот раз с кардиограммой. Ну, ничего страшного. Вы знаете, что кардиограмма моя всегда одинаковая – это всегда почти прямая палка там, возле верхнего края. Я очень горжусь этими кардиограммами, всегда на них как-то ревниво оглядываюсь во время программы и убеждаюсь, что все в порядке. Ну вот, в этот раз не будет.
Зато там есть Сетевизор – можно смотреть прямую трансляцию отсюда, из студии. Можно там же с помощью специального шлюза писать всякие сообщения сюда ко мне, они немедленно появляются здесь на экране и я их вижу.
Да, и была еще возможность как обычно (я всегда об этом напоминаю), очень полезная и важная для меня – за сутки примерно до начала программы включается система вопросов тоже на нашем сайте echo.msk.ru, и всегда перед программой мне их распечатывают. Вот в этот раз получилась огромная куча этих вопросов, на 12-ти страницах очень мелким шрифтом. И они почти все однотипные. Они, в общем, почти все на одну и ту же тему, куда я делся. Куда я делся и еще несколько достаточно заметных людей.
Да, действительно, не прошло еще недели с того момента, как в Москве случились вполне поразительные события. 6-го мая огромное количество людей вышло на улицы, столько, сколько, конечно, никто не ожидал – я уверен, что не ожидали ни организаторы и формальные инициаторы этого события, ни представители московской мэрии, которые, как мы теперь понимаем, жестко им противостояли, ни правоохранительные так называемые, а, на самом деле, каратели (это довольно тяжелое открытие, которое нам снова пришлось всем сделать, глядя на эту ситуацию со стороны, как правоохранительные органы превращаются в карательные). Это, пожалуй, худшая роль, которую они могут здесь сыграть.
Да я думаю, что и сами участники этого события тоже не предполагали, что их будет так много. И я не предполагал, скажу вам откровенно. И, вот, не прошло, на самом деле, еще недели. Кажется, что столько всего за это время случилось. Нет-нет, это было в прошлое воскресенье. Так что именно сегодня нам предстоит с вами об этом говорить и попытаться подвести некоторые итоги, и разобраться в некоторых подробностях.
Так вот, на вопрос, куда я делся, все очень просто. Меня не было в Москве, неделю не было. Я 4-го мая уехал в давно запланированную поездку. Был я в Грузии, скажу вам. Это вообще отдельный разговор, отдельная большая история и я думаю, что я тут попрошусь у руководства радиостанции, может быть, устроить со мной программу «Своими глазами», потому что мне кажется, что я много чего сумел там разглядеть за эту неделю. Грузия – чрезвычайно интересная и, я бы сказал, поучительная страна, совсем неоднозначная. Совсем никаких там стопроцентных восторгов, которые время от времени мы по ее поводу слышим, не стоит произносить, но и отчаиваться не нужно тоже. Главное мое впечатление: эта страна очень живая, у нее, несомненно, есть будущее, в ней живет много народу в отличие, например, от Армении, которая производит ужасное впечатление, впечатление страны, в основном, покинутой и такой, заброшенной.
Грузия совсем не производит такого впечатления, она битком набита людьми и эти люди в хорошем настроении, эти люди явно как-то живут с удовольствием. Им нелегко приходится, но, тем не менее. В общем, поговорим когда-нибудь про это отдельно.
Я бы, конечно, хотел поговорить о том, что произошло в Москве, о том, за чем я наблюдал как мог внимательно. К счастью, Грузия – очень такая, интернетизированная страна, поэтому можно, даже заезжая в самые глухие какие-то ее углы, кое-как пролезать в интернет, читать всякие социальные сети, читать новости, заходить сюда на сайт «Эха Москвы», смотреть, что происходит. И, вот, собственно, все эти дни я был этим занят. Сегодня утром я прилетел, немедленно бросился на Чистопрудный бульвар, смотреть, что там происходит и как-то, ну, попытаться понять эту атмосферу, и как-то поглядеть своими глазами, послушать своими ушами, понюхать собственным носом, что там происходит.
Вот. Что на эту тему сказать? Во-первых, среди тех комментариев и тех вопросов, которые я вижу, есть одна очень важная, я бы сказал, ложная посылка. Люди рассуждают о том, что хочет или не хочет, делает или не делает оппозиция. Вот, оппозиция добилась того, оппозиция поступила так, оппозиция решила сяк, оппозиция устроила то и это, и так далее.
Послушайте, нет никакой единой оппозиции. Ровно так же, как нет в России... Что думает в России армия? Что такое армия? Какая армия? Генеральный штаб? Генералитет? Офицеры и сержанты в каких-то отдаленных, всеми забытых и заброшенных военных городках? Призывники? Кто из них армия? И что, собственно, они думают?
Вот, ровно так же происходит с оппозицией. Нет абсолютно никакого единого сегодня субъекта российской политики, да и объекта российской политики тоже нет, который назывался бы оппозиция в целом, которая поступает каким-то таким образом, тем образом или иным образом поступает.
Начиная с декабря прошлого года, наметился, на мой взгляд, очень позитивный и очень плодотворный, и долгожданный процесс постепенного я бы не сказал сплочения, но появления, нащупывания какого-то взаимопонимания между этими людьми. Это все очень трудно, очень, так сказать, наталкивается на огромное количество всяких индивидуальных характеров, особенностей людей, особенностей их взаимоотношений. Очень большая история отношений между разными участниками этих событий, людьми, которые там профессионально занимаются политикой и их можно считать профессиональными оппозиционерами или, там, профессиональными внесистемными, как это стали называть у нас, политиками. Хотя, на самом деле, конечно, все они – системные. Это все – часть одной системы. Просто часть ее стали называть вот таким образом. Это люди, которые отторгнуты официальной государственной машиной, официальной государственной пропагандой, контролируемой государством прессой. Но, конечно же, это тоже часть политической системы в России – я говорю о, там скажем, Стратегии-31, я говорю о Солидарности, я говорю о структурах, которыми руководит Немцов, Рыжков, Касьянов, Каспаров. Вот, собственно, люди, которых мы привыкли считать самыми важными и заметными оппозиционными политиками.
И в последнее время к ним присоединилось значительное количество людей, так сказать, не профессиональных, не просто сочувствующих, а, я бы сказал, ярко, ясно и остро чувствующих, что происходит в политике, что происходит в российском общественном движении. Это такие, достаточно яркие люди, многим знакомые, многими любимые или, наоборот, многих раздражающие. Там есть и журналисты, и писатели, и актеры, и всякие телевизионные ведущие, и кого там только нет.
Вот в этой среде очень постепенно начало налаживаться какое-то минимальное взаимопонимание и взаимодействие, совсем недавно, начиная с декабря. Это продолжается и до сих пор. И в этой среде по-прежнему очень много разногласий. Но мы не можем сегодня говорить о том (слава богу уже не должны говорить о том), что, вот, это люди, которые не способны видеть друг друга, это люди, которые не способны сидеть за одним столом, которые друг друга не слышат, не понимают и так далее. Ничего подобного.
Уже и способны сидеть за одним столом – мы это видели в декабре, в январе, в феврале, когда готовились самые массовые вот эти вот уличные протестные акции, когда существовали всякие оргкомитеты и так далее, когда складывалась Лига избирателей. Уже и способны сидеть за одним столом, и разговаривать, и договариваться, и достаточно деликатные проблемы обсуждать, и достаточно сложные решения принимать, и в кризисной и такой, острой нервной ситуации находить какие-то взаимоприемлемые решения, построенные на взаимопонимании и учете очень разнородных интересов, мировоззрений и позиций.
Тем не менее, много там всяких сложностей. И давайте относиться к этому ко всему с пониманием. В целом, я бы сказал так, что эта оппозиционная среда сегодня делится на 2 большие группы – вот на этих самых профессионалов и людей, пришедших, так сказать, позже, уже на волне вот этого подъема, вот этого роста протестных настроений, которым мы обязаны, конечно, чрезвычайно грубым, я бы сказал, таким, наглым решениям российской политической элиты. Прежде всего тому, что произошло в сентябре, когда совершенно отвратительным образом была устроена эта так называемая рокировка. Крайне, я бы сказал, оскорбительно для всякого человека, который внимательно за этим следит и который вообще пытается разобраться в том, как устроен политический процесс в России. Потом результат этой рокировки, декабрьские парламентские выборы, чрезвычайно грязные. Потом не менее грязная избирательная президентская кампания. Грязь ее заключалась в том, что вся она работала на одного кандидата (вы это хорошо помните). И, вот, постепенно, по мере того, как это все накапливалось, на виду стали появляться люди, которые до сих пор никогда не занимались так серьезно и подробно какими-то такими политическими событиями, протестными акциями и так далее.
Эти 2 группы... Я уже несколько раз говорил об этом, но, пожалуй, повторю. Эти 2 группы, прежде всего, различаются подходами к одной очень важной проблеме. Одни считают, что они чем-то руководят, они считают, что они управляют процессом, что, вот, грубо говоря, как они скажут, так и будет. Захотят – направят туда людей, захотят – сюда, захотят – соберут их здесь, захотят – соберут их там, захотят – увлекут их тем или этим, предъявят им такие лозунги или сякие, как-то заставят или побудят их действовать так или сяк. Вот, собственно, люди, которых мы привыкли называть профессиональными политиками (это и Немцов, это и Яшин, это и Каспаров, это и разные их друзья, помощники, ассистенты разные, их технические сотрудники)... Люди очень обижаются, когда их называют техническими сотрудниками, но, тем не менее, технические сотрудники им нужны и они этими техническими сотрудниками и окружены.
Вот, они считают, что они управляют процессом. Есть другие люди, и я не скрою, что я отношусь к ним. Так уж получилось, что я имел некоторое касательство к группам инициаторов и организаторов тех событий, которые происходили на московских улицах в декабре и этой зимой в начале весны. Вот эта вторая половина людей абсолютно убеждена, что управлять ничем невозможно – можно только пытаться почувствовать настроение людей, настроение большой вот этой протестной массы людей и попытаться эту энергию, которая там рождается, облечь в какие-то формы, предложить людям какие-то возможности, в которых выразится их настроение, их желание, их протест, их отношение к делу.
Вот, здесь, на самом деле, самое большое противоречие. Как видите, оно носит не идейный такой характер, это не 2 разных взгляда, скажем, на будущее России или что-нибудь вроде этого, а это отношение к делу, отношение к этому ремеслу политическому. Достаточно тонкая, заметьте, вещь. Вот, я абсолютно убежден, что управлять ничем в том, что касается вот этого протестного движения, невозможно. И когда готовились, задумывались акции, посвященные инаугурации, было абсолютно очевидно, что нельзя пропустить этот момент, нельзя сделать вид, что после всего того, что произошло, после тех выборов, которые мы наблюдали, и тех выборов, в которых мы участвовали, можно вот так вот совершенно хладнокровно позволить человеку войти в Кремль.
Мы говорили много раз о том, что в результате этих выборов Путин, который, несомненно (это было очевидно с первого дня избирательной кампании) получит этот мандат, получит э тот стул, что Путин войдет в Кремль голым и мокрым. Вот так оно, в сущности, и произошло. И когда задумывались эти акции, то, собственно, и проявилось вот это противоречие. Часть людей стали говорить, что «мы будем этим руководить, мы это устроим, организуем», а другие (и я, собственно, к ним относился) говорили о том, что «ну, здесь нужно попытаться почувствовать настроения людей и довериться им, и здесь невозможно никакое насилие, здесь невозможно никакое давление. Никаким образом нельзя рулить или, там, пытаться рулить – это ни к чему хорошему не приведет».
Тем не менее, акция эта была объявлена, придумана. Лично мне, например, очень не нравилось название «Марш миллионов». Мне казалось, что оно как-то плохо соответствует реальной действительности, что оно такое, выпендрежное, что нельзя бросаться, что называется, такими словами – что если ты говоришь «миллионов», должно быть миллионов. Или уже тогда не говори этого.
В любом случае были люди, которые сказали «Мы это все устроим, мы это все организуем. Мы знаем, как это делать, мы можем этим управлять, и мы будем этим управлять». Ну хорошо, управляйте.
И та часть людей, которые придерживаются вот этого представления о том, что протестное движение во многом стихийно и что инициатива здесь принадлежит, прежде всего, людям, а организаторы, так называемые, я бы сказал, организаторы, инициаторы всех этих акций находятся здесь в положении, так сказать, таких внимательных слушателей и зрителей, и людей, которые пытаются только аранжировать эту музыку, не более того, они в этой ситуации уступили инициативу совершенно сознательно тем, кто говорили «Мы это все организуем». И было понятно, что, ну, вот, взялись организовывать – ну и организовывайте.
Вот это, на самом деле, объяснение того, что значительное количество людей, которые принимали активное участие в протестных акциях декабря, просто позволили себе отсутствовать в Москве на этой неделе. Есть люди, которые заявляют, что организовывают. Есть люди, которые берут на себя все организационные и технические функции. Ну, пожалуйста, вперед, значит, так сказать, все будет в порядке.
Конечно, все мы были уверены (абсолютно все – и я, вот, отвечаю за эти слова), и те, кто были формальными инициаторами акции 6-го числа, и те, кто ей просто сочувствовали, и те, кто в ней участвовали, все мы были уверены в том, что она будет выглядеть гораздо скромнее по численности людей. Ну, это нормально. Все мы понимаем, что в любом случае протестное движение развивается такими волнами. В какой-то момент волна спадает, в какой-то момент волна поднимается. Казалось всем, абсолютно всем, что момент для этого подъема еще не наступил. Тем не менее, мы увидели вот эту огромную массу людей из многих десятков тысяч. Существует много оценок, там, от 30 до 80 тысяч участников, тех, кто участвовали в марше по Якиманке и в несостоявшемся митинге (потом чуть позже поговорим, почему несостоявшемся) на Болотной площади.
Многие спрашивают «Является ли это расколом?» Нет. Это, несомненно, не является расколом, тут нечего раскалывать. Есть, несомненно, разница в отношении к этим событиям, в позиции. Сегодня мы видим, что по мере того, как события развиваются, эти позиции могут сближаться или, наоборот, эти разногласия могут обостряться. Это живой некоторый процесс, в котором участвует значительное количество людей, каждый из которых имеет здесь свою позицию.
Давайте я остановлюсь на этом месте. После новостей, буквально через 3-4 минуты мы продолжим с вами этот разговор в программе «Суть событий» со мной, с Сергеем Пархоменко.
НОВОСТИ
С.ПАРХОМЕНКО: 21 час и 35 минут в Москве, это вторая половина программы «Суть событий». Я – Сергей Пархоменко. Еще раз напомню номер для SMS +7 985 970-45-45. Сайт echo.msk.ru, на котором масса всяких событий, включая прямую трансляцию из студии. Мы говорили с вами о том, какова была подоплека в стане организаторов большого шествия и митинга 6-го мая. Давайте поговорим немножко про технологию. На самом деле, совершенно ясно теперь по прошествии нескольких уже месяцев вот этого вот активного протестного движения, что организация такого большого события в техническом просто плане – это вещь довольно сложная, довольно многоплановая и довольно тонкая, прежде всего потому, что это еще и постоянное противостояние, постоянный торг с представителями государства, в данном случае представителями мэрии Москвы, если речь идет о Москве, где, конечно, нельзя расслабляться ни на минуту. И сегодня, когда мы задумываемся над тем, почему события 6-го мая приняли вот такой вот оборот, почему в результате все кончилось кровопролитием и все кончилось чрезвычайно жестким, ожесточенным давлением. Нужно отдавать себе отчет в нескольких вещах. Начнем с самой большой и важной. Несомненно изменилась установка. Совершенно ясно, что в тот момент, когда выборы, президентские выборы были еще впереди, была совершенно ясная установка попытаться не допустить большого ожесточения. И ясно, что и полиция, и ОМОН, и чиновники из мэрии были и сами настроены, и, таким образом, настроены были своим непосредственным начальством, были настроены на то, чтобы максимально избежать столкновений и сохранить некоторую тишину. Эта установка сегодня радикально изменилась. Сегодня, несомненно, речь идет об установке на жесткий контакт и на жесткое противостояние всякому протесту.
То, что говорит в этой ситуации пресс-секретарь непонятно кого, в том смысле, что непонятно, в каком теперь он качестве, потому что он, как бы, уже не пресс-секретарь премьера и еще не пресс-секретарь президента господин Песков – это, на самом деле, отсутствие публичной позиции. Они объяснить это не могут. То, что происходит с Песковым, это кривляние. Он кривляется. Он кривляется и паясничает. Делает он это злобно, но это с ним происходит всегда, мы к этому уже привыкли. Он начинает, так сказать, зло кривляться, когда он не понимает, что ему говорить. Ну, самый яркий пример был тогда, когда произошел этот ужасный конфуз с амфорами. Помните, когда Путину подложили 2 амфоры на морское дно и он их триумфально вытащил? И это была абсолютно смехотворная такая подстава. И Песков тогда не придумал ничего лучшего, как начать кривляться на эту тему публично, объясняя, что вот это, на самом деле, так всегда оно бывает, и самый лучший способ пропаганды – это обман. Вот, суть того, что он говорил, несколько другими словами объясняет, что, конечно, это все совершенно нормально, естественно, что вот большой начальник обманывает своих граждан.
Это от бессилия, это от отсутствия подготовленной позиции. Так и тут. Непонятно, что ему говорить, потому что вот это вот изменение позиции, изменение линии. Очевидно, линия идет на силовое давление, линия идет на карательные акции. Произносить этого вслух нельзя. А что в этой ситуации произносить, не успели придумать. Поэтому он начинает кривляться, и кривляется он вот в такой форме – «Размазать печень по асфальту». Где он, интересно, это видел? Это какой-то странный вот этот фантазм с размазыванием... Почему именно печени? Почему не мозгов, не селезенки, не других внутренних органов? Не понимаю. Ну, видимо, у него как-то с печенью отношения какие-то особенные. Не знаю, может быть, какие-то бывают сложности с алкоголем. Ну, в общем, люди бывают, такие, задумавшиеся глубоко о печени, и все время взгляд внутренний их обращен туда, они все время помнят о том, что у них есть печень. Случается, ну что ж. Гепатит иногда к этому приводит, передающийся половым путем, как мы знаем.
Ну вот. Так вот, в общем, печень – это все, во что выразилась сегодня некоторая государственная линия на эту тему. Между тем, шутки шутками, но мы видим, что это так. Мы видим, что установка перед этими событиями 6-го числа была на то, чтобы максимально их осложнить. Я разговаривал сегодня с одним из непосредственных... Пусть никто на меня не обижается, но в данном случае, действительно, технических сотрудников, занимавшихся технической организацией этого мероприятия. И мне подробно было рассказано о том, как на каждом этапе, на каждом шагу встречались какие-то сложности. Я в этот раз не имел к этому отношения и сам в этом во всем не участвовал, поэтому, вот, только из вторых рук могу это получить. Но источник очень надежный, я ему очень доверяю. Как это было сложно и на этапе транспорта, и на этапе монтажа, и, главное, на этапе переговоров, которых, собственно, не было.
Там есть один чрезвычайно важный эпизод. Перед каждым таким событием за 2, 3, 4 дня до него собирается большая группа всяких офицеров, полковников и подполковников, в основном. Есть представители, собственно, полиции, есть люди, которые командуют ОМОНом, есть представители госавтоинспекции, есть представители МЧС, других всяких силовых структур. Они собираются вместе с формальными заявителями акции уже после того, как согласование получено, после того, как, ну, грубо, место известно, известно название улицы или площади, где это все произойдет, и дальше шаг за шагом, буквально с точностью до метра, до дома, до двора обходится вся эта территория для того, чтобы понять, где здесь что и как, где какой барьер, где и сколько этих металлоискателей, где будет стоять оцепление и какое, как оно будет двигаться, что будет в случае такого или сякого развития событий, что можно заблокировать, что нельзя, где перекрывается движение, где не перекрывается, с какого часа и так далее. Все это подробнейшим образом изучается, и в этот момент происходит, не побоюсь этого слова, некоторый такой торг, иногда перерастающий в скандал.
Я хорошо помню, что перед первым шествием и митингом на Болотной, и шествием по Якиманке в феврале очень подробно обсуждался, например, вопрос о том, будет ли второй дополнительный такой кордон досмотра с помощью металлоискателей непосредственно перед входом на митинг. И представители полиции тогда настаивали на этом. Они говорили о том, что люди сначала должны досматриваться, когда они приходят для участия в шествии, а потом все это шествие приходит и упирается снова в еще один фронт этих металлоискателей и проходит через них. И тогда удалось убедить полицейских, что не нужно этого делать, что это приведет к давке, что это приведет к столпотворению, что невозможно пропустить через эти рамки, сколько бы их ни было (хоть 100, хоть 200 штук), невозможно пропустить большую массу народа. И удалось это отстоять.
Тогда тоже в тот момент происходил большой торг по поводу того, как относиться к скверу на Болотной. Собственно, что такое Болотная площадь? Это вместе со сквером или без него? Это только узенькая полосочка, где набережная, или это вместе со всеми этими зелеными насаждениями? Где должны стоять барьеры? Удалось тогда это отстоять.
В этот раз ничего подобного не произошло. В этот раз, как выяснилось, все было согласовано как бы по телефону по принципу «Ну, в общем, как в прошлый раз». А как в прошлый раз не получилось. И когда инициаторы этой акции явились уже, собственно, непосредственно перед ее началом на место событий, они обнаружили, что стоит этот второй фронт металлоискателей, что отгорожен сквер, что стоит огромный кордон из омоновцев, которые превращают вход на Болотную площадь, точнее на вот эту узкую Болотную набережную превращают в узкую воронку. Все готово для давки.
Кого здесь обвинить в этой ситуации? Организаторов, которые недостаточно сильно давили и не были достаточно, я бы сказал, дотошны и скрупулезны в этих переговорах, доверились фразе, телефонной фразе «Все как в прошлый раз»? Или, все-таки, представителей мэрии и карательных структур? Я настаиваю на слове «карательных», которые таким образом поставили всю эту конфигурацию, зная, что они создают все условия для давки. Более того, можно говорить сегодня о том, что никто не был готов (и я убежден в этом) к такому количеству участников. Но для того ровно все эти силы, которые принимают участие в обеспечении порядка на такого рода мероприятиях, для того они и обучаются, для того их и инструктируют, для того ими и руководят очень, я бы сказал, профессиональные и эффективные офицеры, чтобы уметь быстро, оперативно реагировать на изменения обстановки. Ничего не стоило – я это утверждаю теперь, потому что я знаю, как это устроено и как это организовано – изменить конфигурацию всех этих барьеров и всех этих оцеплений по ходу дела, увидев, сколько приходит народу. Ничего не стоило отодвинуть этот кордон ОМОНа. Более того, ничего не стоило быстро убрать эти металлоискатели или, в конце концов, их просто выключить и не досматривать людей второй раз. Между тем, этого не было сделано, и поэтому я утверждаю, что ответственность за давку и ответственность за чрезвычайно опасное обращение вот с этой многодесятитысячной толпой лежит в значительной мере на так называемых правоохранительных органах и на чиновниках из мэрии. Я допускаю, что они сделали это намеренно. Я знаю этих людей, я их видел, я знаю, что с ними нужно держать ухо востро, я знаю, что они подчиняются, прежде всего, своему начальству, а не здравому смыслу. И я отдаю себе отчет в том, что они имели возможность этого избежать и они не захотели этого сделать. Это просто факт, я это вижу, глядя на схему этого мероприятия. Все можно было изменить, сдвинуть, переконфигурировать по ходу дела. Они не захотели этого делать.
Для меня это является ясным указанием на то, что у них была установка устроить там как можно более жесткие события и добиться там конфликта для того, чтобы можно было в дальнейшем обвинить в этом организаторов. Дальнейшие события меня только дополнительно в этом убеждают. Я вижу, что была принята абсолютно идиотская схема поведения, когда начали гоняться по всему городу за людьми, вытаскивать их из кафе. Ну, вы знаете, что, собственно, там происходило.
Знаете почему? Потому что во всем этом (и они это понимают) удивительным образом почти не осталось никакой политики. Поэтому говорить, скажем, о каких-то политических разногласиях между одной частью оппозиции и другой частью оппозиции еще и поэтому более или менее не имеет смысла. Не осталось почти никакой политики – осталась только ненависть и презрение. Презрение конкретно к Путину. Я настаиваю на слове «презрение». Люди, которые сегодня участвуют в этих уличных акциях, они не требуют уже ни честных выборов, ни политических реформ, ни экономического развития, ни другой социальной стратегии государства или еще чего-нибудь такого. Они просто презирают Путина. И вот эта картинка путинского кортежа, который по абсолютно пустому, вычищенному городу движется к Кремлю, эта картинка, на самом деле, очень красноречива и она очень ясно и точно отражает ситуацию. Вот поэтому я говорю, что предсказание сбылось и Путин явился в Кремль голым и мокрым. Его вот эта, я бы сказал, политическая уязвимость, несмотря на всю его мощь, которая кажется нам сегодня, она выражается ровно в этом.
Многие сегодня из тех, кто выступают на стороне Путина, стали извлекать всякие документы, связанные, скажем, с инаугурацией Обамы несколько лет тому назад, говоря, что «вот, для него был приготовлен какой-то грандиозный лимузин, на это были потрачены огромные деньги» и так далее. Найдите в интернете кадры инаугурации Обамы. Он пешком за руку со своей женой сквозь огромную восторженную толпу ликующих людей, миллионы людей собрались тогда в Вашингтоне, он пешком прошел через весь город. Этот самый хваленый лимузин ехал за ним в нескольких метрах сзади, а он шел впереди пешком, смеялся, танцевал, я не знаю, посылал воздушные поцелуи, пожимал руки и так далее. Вот, как ни относись к Обаме как к политической фигуре, к его политике, к его политической линии, разница в этих двух образах совершенно ясна.
Вот это, на самом деле, и бесит сегодняшнюю власть. И вот это самое бессилие, я бы сказал, вот эта красноречивая истерика Пескова, например, или там какой-нибудь Маргариты Симоньян, которая кривляется как на сочинских танцах, вот, оно объясняется этим, потому что они понимают, что уже даже не осталось политических требований, которые можно было бы выполнить. Есть просто презрение, просто отвращение к фигуре.
И разумеется, реакция на это, реакция вот на такой, я бы сказал, силовой порядок событий – она будет тоже достаточно яркой. Вы знаете, что уже в ближайшее воскресенье, послезавтра в 12 часов дня стартует одна очень интересная акция, которая, на мой взгляд, будет началом большой серии новых и чрезвычайно интересных событий. Я говорю вот об этой самой писательской прогулке, так называемой контрольной прогулке, которую группа писателей, литераторов, журналистов организует по пути от одного Александра Сергеевича до другого Александра Сергеевича (вы знаете, что в полдень это будет), от Пушкина к Грибоедову пойдут они. Вот, собственно, такая вот контрольная прогулка, эксперимент – а можно ли вообще сегодня свободным людям двигаться по городу?
Поразительным образом реагирует на это власть. Понятно, что это вызывает у власти колоссальное беспокойство, потому что если такая прогулка состоится и если она будет достаточно многолюдной (а складывается такое впечатление, что немало людей может захотеть принять в этом участие), это, конечно, будет ужасным прецедентом. Потому что начинается все с прогулки писателей, а завтра будет прогулка врачей или школьных учителей, или, не дай бог, офицеров, или, например, женщин. Я хорошо себе представляю такую, женскую манифестацию, состоящую из домохозяек. Это все будет чрезвычайно любопытно выглядеть.
Первую реакцию мы видим сегодня – она выглядит совершенно анекдотичной, а, на самом деле, она чрезвычайно тревожная. Это реакция председателя Мосгордумы Владимира Платонова. Ну, мы помним с вами, что Московская Городская Дума абсолютно отсутствовала во всех этих событиях на протяжении нескольких месяцев, то есть просто под кроватью сидели все эти депутаты во главе со своим председателем Мосгордумы господином Платоновым. Никак они не продемонстрировали своего отношения ни к чему. Они никак не высказались тогда, когда на съезде «Единой России» произошла вот эта самая отвратительная рокировка. А между тем большинство этих людей, сидящих в Московской Городской Думе, это, собственно, единороссовские партийцы. Ну и что? И где была их политическая позиция? Понятно, что невозможно было рассчитывать на то, что она появится. Они никак не отреагировали на грязные выборы в декабре. Более того, они сделали все, от них зависящее, для того, чтобы их обеспечить, для того, чтобы они прошли по тому сценарию, который был навязан из Кремля. Они никак не отреагировали на подъем протестного движения в Москве, они вообще отсутствовали в этой ситуации, ни в декабре, ни в январе, ни в феврале, ни в марте. Они никаким образом не отреагировали на грязные президентские выборы мартовские. Но зато сейчас они отреагировали на эту саму предстоящую писательскую прогулку.
Я думаю, что там существует 3 возможных сценария. И самый вероятный из них... Ну, 3 (перечислим их). Один заключается в том, что будет сделана просто силовая попытка перегородить весь город и не допустить никакого передвижения ни по каким бульварам ни от каких памятников, ни до каких других памятников. Ну, несомненно, мы с этим справимся и уж там по ходу дела придумаем, как изменить маршрут для того, чтобы, все-таки, эта прогулка состоялась.
Второй оптимистический сценарий. Как ни в чем ни бывало, люди собираются и проходят с места на место. Я в это не верю ни секунды. А третий – это, вот, тот самый, о котором предупреждает господин Платонов, с провокациями. Я хорошо себе представляю людей, я теперь с ними знаком, я их видел, я с ними разговаривал, которые в этой ситуации, сидя в кабинетах мэрии, например, могут позвать своих подчиненных и сказать «Значит так, ребята. Давайте-ка мы устроим, чтобы по ходу этой писательской прогулки ни одной целой витрины не осталось и ни одной не перевернутой машины. И ни одного не подожженного куста. Давайте превратим это в погром». Они легко могут это сделать.
И Платонов в своем обращении сегодняшнем после нескольких там реверансов в адрес этих самых писателей пишет: «Тем не менее, считаю, что организаторы данного мероприятия не просчитали до конца его возможные последствия и создают возможность для сторонних провокаторов различных мастей превратить внешне мирную и красивую акцию в массовые беспорядки с неопределенными последствиями для всех, в том числе случайных участников». Вот здесь, знаете, такой, детский вопрос: «Сам-то понял, чего сказал?» Речь идет о том, что люди собираются гулять по Москве, Это что у нас, председатель Московской Городской Думы подтверждает своим официальным письмом, что прогулка по Москве является смертельно опасным мероприятием? А он сам ничего не попытался сделать для того, чтобы это было не так? Для того, чтобы, например, можно было, не опасаясь чего бы то ни было, гулять по Москве? Он хочет в этом расписаться, что ли?
Я думаю, что мы с вами можем сами обеспечить безопасность и этой прогулки, и тех, что последуют за ней. Опять же, опыт событий этой зимы показал, что лучшее средство против каких бы то ни было провокаций – это численность, массовость участников. Любые провокаторы просто растворяются среди добросовестных, что называется, и позитивно настроенных участников события. Если их набирается достаточно много, бессмысленно пытаться устроить какие бы то ни было провокации.
Вот, очень много было разговоров о том, что будет значительное количество провокаторов на первом шествии по Якиманке, что будут куда-то там прорываться к Кремлю или что-то вроде этого. То ли они были, то ли не были. Никто даже особенно этого не заметил. Даже на Пушкинской площади, помните, в марте, где было не так уж и много народу, как нам всем тогда показалось (ну, все познается в сравнении), но и там некоторое количество провокаторов, которые присутствовали, все-таки, ничего не смогли, а, может быть, не захотели делать, потому что они поняли, что они растворяются в этой толпе без следа. То ли они там были, то ли не были – никого это, в общем, не интересует.
Когда говорят о провокаторах сегодня на вот этом самом новом, последнем шествии по Якиманке, это может означать одно – это может означать, что их нагнали чрезвычайно много. Кто мог их нагнать? Откуда они могли взяться, если не от формальных так называемых правоохранительных органов, если они не были организованы государством? Откуда можно было набрать этих людей? Мы видели, каков потенциал вот этого набора, каков потенциал подвоза тогда, когда устраивались проправительственные манифестации на Поклонной горе, в Лужниках и так далее. Вот там есть возможность собрать огромную массу. В противном случае, конечно, они растворились бы в этой толпе.
Так вот. Я думаю, что только участники, скажем, вот этой нынешней воскресной прогулки сами могут гарантировать и обеспечить эту безопасность. Если вы видите человека, который начинает в этой толпе как-то вести себя агрессивно, что называется, неадекватно, грубо, который нарывается на скандал, который нарывается на погром, который нарывается на битье витрин, на перевернутые машины и так далее, выдайте его, выдавите его из толпы. Не дайте ему остаться среди вас. Вот, собственно, та простая рекомендация, которую здесь можно дать. Я думаю, что нам с вами предстоит в это воскресенье довольно сложное испытание, потому что это начало большого сюжета, это начало очень важного интересного поворота событий, когда в Москве начинаются не просто протестные акции, а после Москвы они начнутся и по всей России несомненно. А начинаются протестные акции с некоторым специфическим характером. Сегодня журналисты, писатели, литераторы и те, кто им сочувствует, те, кто ими интересуется. Завтра – школьные учителя. Те самые школьные учителя, о которых мы так много говорили в связи с выборами, которые стали и инструментом фальсификаций, и главными жертвами этих фальсификаций несомненно, потому что на них это действовало разлагающим образом. Мы увидим и их однажды. Мы увидим еще много вот таких окрашенных специальным образом акций в Москве. Это некоторый новый этап, это некоторый новый поворот. Так это происходит в мире, так поворачиваются протестные движения всегда и так они, несомненно, повернутся и в Москве.
Вот, собственно, то, что я хотел сказать в этой своей первой программе после небольшого перерыва. Я надеюсь, что через неделю мы сможем с вами проанализировать и то, что произойдет в это воскресенье, и то, что будет происходить в Москве каждый день. Напомним, что в Москве на Чистых Прудах сегодня обосновался целый такой протестный лагерь. Я намеренно не говорил пока об этом – я сегодня только первый раз с ним познакомился, провел там свои первые час или полтора. Очень интересно, как будут развиваться события там, во что этот лагерь превратится. Надеюсь, что мы сможем поговорить с вами об этом на следующей неделе, в пятницу, в программе «Суть событий» со мною, с Сергеем Пархоменко. Всего хорошего, счастливых выходных и хорошей вам прогулки в воскресенье от одного Александра Сергеевича до другого.