Суть событий - 2009-01-30

С.ПАРХОМЕНКО: 21 час и 6 минут в Москве. Это программа «Суть событий» и я, Сергей Пархоменко. Здравствуйте. Как обычно, разговариваем с вами про события недели. Событий на нынешней неделе целая куча. Несмотря на то, что вроде такое какое-то затишье. Ну вот как всегда – сначала праздники, потом все оживляется, потом опять некоторый спад. Нет, не спад. Очень много всякого происходило за эту неделю и в особенности за эти дни. И, конечно, нам есть с вами, что обсудить за этот час. Мы с вами это будем делать при помощи смс - + 985 970 4545. Через некоторое время заработает у нас телефон – 363 36 59. Ну и вот я смотрю на вопросы, которые пришли мне по интернету. Тоже постараюсь на них ориентироваться по ходу этой передачи. Много чего есть вспоминается такого от этих последних дней, что стоило бы нам обсуждать. Это, несомненно, и избрание нового предстоятеля РПЦ, митрополита Кирилла. Теперь у нас с вами есть патриарх Кирилл. Такое высокое, могучее, очень масштабное событие. Есть история, казалось бы, совсем маленькая, человеческая, но отражающая в себе тоже какие-то чрезвычайно важные вещи. Я имею в виду странную, а на самом деле совсем не странную, а очень закономерную историю с сержантом Александром Глуховым, по разным версиям, то ли дезертиром, то ли перебежчиком, то ли похищенным, то ли разведчиком, то ли заброшенным, то ли украденным, то ли непонятно что, ну в общем, солдатом российской армии, оказавшимся по ту сторону линии необъявленного фронта на необъявленной войне между Россией и Грузией. Можем поговорить и об этом.

Есть, кстати, одна тема, которую, может, мы подробно сегодня обсуждать уже не будем. Но мне очень важно об этом сообщить. Потому что довольно большое количество людей отозвалось на мою предыдущую передачу, которая, может, была не совсем похожа на обычные – она была в значительной мере посвящена проблемам медицинским. У нас тут на глазах начала разваливаться система государственных гарантий или, во всяком случае, государственного содействия, так скажем, тяжелым больным, требующим всяких сложных видов лечения, в том числе онкологическим больным, в том числе детям. Я вот узнал о том, что несколько благотворительных фондов, которые занимаются тем, что содействуют людям в получении этой государственной помощи, в частности, среди прочих занятий их, вот эти фонды просто в отчаянии, потому что они не понимают, как дальше им вести тех людей, за которых они в какой-то мере взяли на себя ответственность, в какой-то мере они их тащили сколько-то времени и помогали им. Бросить же невозможно, невозможно сказать – извините, ребята, обстоятельства изменились, и все рассыпалось. Действительно, все более и более подробно мы начинаем понимать, что происходит с этой системой государственных гарантий, с системой т.н. квот на сложное лечение. Ну вот, я вернулся к этой теме для того, чтобы сказать, что двое детей, о которых я упоминал в прошлой программе и потом даже специально вывесил подробную информацию на сайте «Эха Москвы» www.echo.msk.ru, теперь есть такая возможность – теперь можно вдогонку за своей собственной программой и вообще за любой темой, которая тебя интересует, можно вывесить какие-то дополнительные сведения, дополнительную информацию. Вот я, собственно, и вывесил – по поводу мальчика по имени Саша Дудников и девочки по имени Таня Назарова. Это дети из Ростова. Ростовская область в этой ситуации повела себя как-то немножко странно. В свое время она не подала заявки на вот эти вот государственные квоты на сложное лечение или, как теперь выясняется, подала их как-то не совсем правильно. В результате эти дети, у которых очень тяжелые диагнозы, оказались без надежды на помощь государства. Вот в какой-то мере в результате этого нашего разговора и нашей передачи, а на самом деле, конечно, просто стараниями фонда «Доноры детям», который ими занимался, удалось этих детей как-то втащить обратно, удалось на них получить эти государственные ассигнования. И, видимо, им оплатят то сложное лечение, которое им нужно. Но это только доказывает ненормальность сложившейся ситуации. Потому что невозможно же вот так по каждому конкретному поводу каждый раз устраивать какие-то большие разговоры и звонить, просить, настаивать. Должна быть работающая система. Вот. Но эта конкретная история кончилась благополучно постольку, поскольку можно вообще говорить «благополучно» в этом случае – дети очень больны, им предстоит сложное лечение. И давайте им пожелаем от всей души успеха в этом лечении, которое еще впереди и которое явно будет продолжаться достаточно долго. В общем, испытания на их долю выпали весьма значительные, но во всяком случае на этом этапе удалось преодолеть тот барьер, который неожиданно здесь образовался.

Из тем этой недели, которые стоят подробного обсуждения, все-таки я вернулся бы к Давосу, несмотря на то, что очень много на эту тему было сказано. Я эту тему чувствую достаточно близкой себе. Я довольно хорошо себе представляю все, что там происходило. Так сложилась моя журналистская история, я много раз принимал участие в Давосском форуме, причем в разных статусах – и в качестве репортера, который описывает там события, и в какой-то период в качестве участника в то время, когда я был главным редактором журнала «Итоги». Так что я хорошо себе представляю весь этот механизм изнутри. И должен вам сказать, что это совершенно поразительного масштаба событие. Каждый год это удивительная такая машина, которая работает очень четко, очень точно и производит ежегодное событие колоссального масштаба. Есть огромное количество попыток повторить этот успех – успех, между прочим, многолетний, Давосский форум существует уже больше 30 лет и проходит каждый год без единого перерыва. Так вот, очень многие пытались повторить эту схему, казалось бы, несложную – а что, приглашай людей, давай им удобный зал, пусть сидят и разговаривают в каком-нибудь красивом месте, чтобы были гостиницы, чистый воздух и место для прогулок. Нет, не получается. Это, на самом деле, чрезвычайно сложная затея. И это в некотором роде такая конвенция, которую заключает огромное количество людей, которые в этом участвуют, которые соглашаются играть в некую такую игру. Правила этой игры заключаются в том, что да, вот мы собираемся для того, чтобы разговаривать абсолютно откровенно, неформально и создавать по ходу этих разговоров такой состав участников дискуссии, который в другой ситуации вряд ли бы сложился. Собственно, в этом главная изюминка Давоса – в том, что собираются люди, которым трудно в другой ситуации оказаться за одним столом переговоров или в одной комнате. Прежде всего, потому что, может, они из разных противоположных углов Земли – один их Австралии, другой из Северной Америки или из Европы или из Африки или откуда-нибудь еще, они говорят на разных языках. Кроме того, важно, что так они занимаются, казалось бы, несмежными и совершенно далекими друг от друга вещами – они, скажем, руководят предприятиями, которые в совершенно разных отраслях находятся и занимаются разными способами зарабатывания денег. И у них вроде нет между собой никаких контактов. А тут вдруг появляется возможность поговорить и обменяться мнениями между людьми, которые, может, никогда в жизни и не услышали бы своего оппонента и никогда не были бы знакомы с такой парадоксальной точки зрения на проблему, которая, оказывается, близка им обоим. И вот собираются люди, очень много, очень влиятельных. Действительно, это получается такой, я бы сказал, чемпионат мира по разговорам на серьезные темы. И вокруг этого, конечно, существует очень много легенд, очень много заблуждений. Многие из них, кстати, репродуцируются снова и снова в нашей прессе. Ну, например, абсолютно бессмысленно говорить относительно Давоса о каких-либо государственных делегациях. Вот, делегации России, делегации Японии или делегации Италии не бывает. Всякий человек, который приезжает в Давос, приезжает туда в своем абсолютно личном качестве. Ну, максимум можно сказать, что приезжает группа, представляющая одно предприятие, одну компанию, один какой-то концерн. Ну вот тут можно говорить, что какая-то группа. Да и то – каждый из этих людей существует там совершенно отдельно. Кроме того, невозможно и бессмысленно говорить о лидерстве той или иной страны, например, в этом конкретном Давосском форуме. «Вот этот Давосский форум оказался израильским». «А тот оказался американским». «А этот вот нынешний оказался типа российским». Полная ерунда. Абсолютно. В том-то все и дело, что опять-таки, люди, которые участвуют там, они представляют себя, свое предприятие, свою компанию, в какой-то мере свою отрасль, в какой-то мере свою область знаний. Но ни в коем случае не какую-то, скажем, политическую группировку или государственное образование или политический блок или что-нибудь вроде этого. Поэтому – да, можно говорить каждый год о том, что в том или ином году больше или меньше внимания уделяется тем или иным странам или группе стран. Ну, скажем, мне приходилось принимать участие в таких форумах, которые очень внимательны были ко всему, что происходит на Ближнем Востоке, в районе Персидского залива и так далее, это оказывалось какой-то доминирующей темой. Был, естественным образом, какой-то период, когда то, что происходит в Европе и особенно на Балканах, привлекало всеобщее внимание. Были такие формы действительно, когда проблемы Восточной Европы и стран бывшего Советского Союза, стран СНГ, оказывались в центре внимания. Были периоды, когда, наоборот, никакого внимания к ним не было, и люди были там заняты совершенно другими проблемами.

И вот тут я подступаю к самому главному. Дело в том, что несмотря на абсолютную и немыслимую элитарность этого события – огромное количество охраны, бесконечные игры с пропусками, которые у тебя проверяют на каждом шагу, сюда нельзя, сюда можно, сюда с желтыми пропусками, сюда с белыми, туда с голубыми, а здесь всех, а здесь только некоторых. Есть статус участника. И вот этот статус участника форума, именно не репортера, который освещает события, не какого-нибудь гостя и не какого-нибудь там приглашенного оратора, а просто рядового участника форума, бесконечно демократичен. Как только ты становишься участником, получаешь на шею эту вожделенную белую карточку, запаянную в пластмассу, ты становишься равен в своем статусе любому другому такому же обладателю такой же белой карточки. И абсолютно неважно, что из вас президент страны, кто из вас президент гигантской компании, а кто из вас бухгалтер какой-то небольшой фирмы, которая почему-то тем не менее решила потратить деньги – надо сказать, что довольно большие деньги – на то, чтобы отправить своего представителя на Давосский форум. Это все за деньги, между прочим, делается. Есть просто нормальный тариф. Человек его платит и за это получает пакет услуг – доступ на абсолютно все события, дискуссии, которые там проходят, место в гостинице, пакет документов, помощь персонала и так далее. И это создает очень сложные обстоятельства. Я вот здесь подбираюсь к той позиции, в которой оказался премьер-министр России там. Это создает очень сложные обстоятельства для каждого крупного политика или крупного деятеля, который там оказывается. Часто люди оказываются совершенно не готовы к тому приему, который им там оказывают. А прием заключается не в том, что он какой-то доброжелательный или недоброжелательный. Он, что называется, без чинов. В любую секунду можно получить любой вопрос абсолютно в лоб. Можно нарваться на ответ, на рассуждение по поводу того, что ты только что сказал. Можно оказаться лицом к лицу с человеком, с которым ты никогда в жизни лицом к лицу не оказался бы просто в связи с разницей, опять-таки, статусов или географической удаленности или разницы во взглядах на жизнь или в чем-нибудь таком. Вот Владимир Путин оказался на первом, стартовом заседании Давоса. Это действительно очень почетно. Это во многом такая ритуальная вещь. И люди, которые на самом первом заседании выступают, получают для этого специальные приглашения от организаторов форума. Обычно это предмет целой большой дискуссии. Выбирают всегда какого-нибудь важного, чаще всего, политического деятеля. Несколько раз американские президенты бывали в таком положении. Премьер-министр Великобритании. Или главы очень крупных компаний. Может, крупнейших в мире. Я не знаю, типа Билла Гейтса или что-то вроде этого. Вот в этот раз в таком положении оказался Владимир Путин. С одной стороны, это очень почетно. Это очень престижное такое положение, когда все камеры всех телеканалов на свете на тебя направлены, и все собираются, и все тебя слушают. Но больше это ничего не гарантирует. Это не гарантирует вежливости или обходительности вопросов, которые ты получаешь. Это не гарантирует доброжелательной реакции. Если ты начинаешь гнать какую-то туфту, люди просто встанут и уйдут. И нет ничего более унизительного в Давосе – я несколько раз просто видел это своими глазами, как это происходит, - чем когда докладчик или выступающий вдруг оказывается перед пустым залом. Потому что люди просто повставали и поуходили. Сложили на стол свои наушники, в которых перевод, пожали плечами и вышли за дверь. Никто их здесь не удержит. Потому что неинтересно. Потому что неправда. Потому что лапшу на уши вешают. Потому что мелко. Потому что неквалифицированно. Или еще почему-нибудь. Это очень большое испытание для всякого выступающего. И те, кто следили за речью Путина здесь, в Давосе, могли видеть, что первый же вопрос, который он получил, был достаточно жесткий, достаточно колкий, когда человек сказал – «да, я только что выслушал от вас слова о том, как должна быть выстроена экономика в кризисную пору, и я совершенно не ожидал от вас услышать ничего подобного еще шесть месяцев тому назад. Я представить себе не мог, что я услышу от вас что-нибудь подобное». И дальше пошел вопрос о помощи, на который, надо сказать, Путин ответил тоже довольно язвительно, довольно жестко. И в данном случае эта жесткость была совершенно уместна, потому что так устроены эти самые давосские дискуссии. Конвенция, которую заключают люди, которые принимают во всем этом участие, заключается только в одном пункте – откровенность на откровенность. Люди должны там – ну, в пределах разумного, конечно, в пределах соблюдения коммерческой тайны и так далее, никто этого не отменял, никто не отменял каких-то сложных интриг, никто не отменял приязненных и неприязненных взаимоотношений между разными компаниями, между конкурентами в ряде случаев или между отдельными людьми, но тем не менее, люди говорят там по делу, они говорят там по существу. И они получают прямые вопросы и стараются давать на них прямые ответы. Об этом они договариваются самим фактом приезда в Давос и своим участием там. Надо сказать, что российские лидеры – это касалось и Ельцина, и Путина в пору его президентства, и, собственно, теперь Медведева – не ездили в Давос. Я думаю, в значительной мере потому, что не чувствовали себя достаточно уверенными перед лицом вот этой вот угрозы, вот этого испытания – испытания жесткостью дискуссии, испытания прямым столкновением с возможными оппонентами, с прессой, которая чувствует себя там очень в своей тарелке, очень уместно и действует там очень эффективно и лихо. Наоборот, неслучайно там всегда имели успех люди, которые здесь у нас в России имеют репутацию эффективных ораторов и жестких эффективных участников полемики. Ну, например, Чубайс. Всякий раз, когда он туда приезжал, каждый раз это было событие. И, надо сказать, что его стиль общения и с оппонентами, и с союзниками, и с прессой оказывался как нельзя более уместным в Давосе. У него жесткая, острая реакция. Он быстро соображает, умеет повернуть вопрос или какое-то заявление удобным для себя образом. Он умеет ответить на атаку. Там это все важно. И в то же время он воспитанный, образованный, эрудированный и всякое такое прочее. Наши лидеры не чувствовали себя достаточно уверенными в этих обстоятельствах. Они – было много таких случаев – требовали для себя много разнообразных гарантий, требовали для себя всяких обеспечений. Гарантируйте нам, что мы будем выступать там и тут, что нам не будут задавать таких и сяких вопросов, что рядом с нами не окажется этих и тех. И всегда получали отказ. И всегда речь шла о том, что нет, извините, ребята, мы приглашаем вас, мы вас очень уважаем, мы готовы вам предоставить трибуну, мы готовы оповестить очень широко о вашем приезде – так, что мы не сомневаемся, что соберется огромная и очень заинтересованная аудитория, но дальше выбирайтесь как-нибудь сами. Я думаю, что именно это во многом объясняет тот эффект, который произвел Давос на Владимира Путина. Конечно, не только в тот момент, когда он там оказался, но и заранее. Люди, которые готовили для него это выступление, тоже, что называется, мыла не едят и отлично понимали, что его ждет, куда он отправляется и перед какой-аудиторией он будет произносить свои речи. Поэтому не нужно так уж особенно удивляться такому экспортному характеру выступления там Путина. Это было во многом, я бы сказал, протокольное мероприятие. В том смысле, что для Путина был очень важен сам факт – что да, вот он, премьер-министр России, оказался в самой главной позиции на самом главном мировом экономическом форуме. А Давос, несомненно, ежегодно становится самым главным мировым экономическим событием в том, что касается дискуссий, обсуждений и так далее. Непосредственно там не так много заключается сделок. Хотя и это случалось. И известны случаи в истории Давоса, когда там подписывались всякие колоссальные контракты. Но важно не это. Важно, что действительно мировая экономическая столица перемещается в этот момент в этот небольшой совсем городишко в швейцарских Альпах. Так вот, ему важно было, что он находится в этой самой престижной позиции, что он докладчик номер один, да еще в тот момент, когда Давосский форум в связи с печальными кризисными событиями снова становится чрезвычайно важным и желанным для огромного количества людей, местом встречи и место дискуссии. Неслучайно именно в этом году такое колоссальное количество глав государств и вообще участников туда приехало. Надо сказать, что был период в самом начале 2000-х годов, когда было такое ощущение, что как-то немножечко угасает интерес и что как-то там тише и, вроде, немножко меньше народу, и чуть-чуть снижается статус приезжающих, не так много президентов, не так много председателей советов директоров каких-то гигантских суперкомпаний. Ну, вроде это чуть-чуть становится все поспокойнее, акцент немножко перемещается. В какой-то момент, надо сказать, РФ попыталась обидеться на Давос, и были периоды, когда из Кремля раздавались ясные указания о том, что нежелательно туда ездить ни бизнесменам, ни, тем более, государственным чиновникам. Государственным чиновникам просто прямо запрещали это, отменяли их командировки. Потому что человек же все-таки должен отсутствовать на своем рабочем месте. И даже если он едет туда как будто бы в своем личном качестве, а никак не в виде какой-то официальной делегации, все равно эта его поездка должна быть санкционирована. Его должны просто с работы отпустить для этого. Ну вот. Путину был, конечно, очень важен сам факт этого выступления. И надо сказать, что это чрезвычайно престижно и важно для России. И здесь можно поздравить и Россию, и российское правительство с тем, что они договорились с Давосским форумом о том, что именно Путин займет это место. Но содержание речи в значительной степени, как ни странно, я бы оценил как оборонительное. Мне кажется, что прежде всего Путин думал в этой ситуации о том, чтобы зал принял ее достаточно хорошо. Понятно, что дальше его ожидает целая гроздь всяких двусторонних встреч и встреч в более узком составе, всяких обедов, ужинов деловых. В Давосе эта индустрия работает очень лихо. И можно будет обсудить какие-то более принципиальные, более тонкие, более подробные вещи. Здесь можно выступить с некоторыми декларациями. Вот он выступил с такими. Конечно, это абсолютно экспортный вариант. Конечно, это совершенно не похоже на то, что мы слышим от него здесь внутри страны. Но надо понимать, что это праздник большого протокола, что называется, что это огромное политическое событие, несмотря на экономическую тематику, о которой идет речь. Вот таково было мое замечание к этой теме. Давайте прервемся на этом месте на 3-4 минуты на новости. И вернемся к разговорам на более конкретные темы в программе «Суть событий» со мною, Сергеем Пархоменко.

НОВОСТИ

С.ПАРХОМЕНКО: 21 час и 35 минут в Москве, это программа «Суть событий», вторая ее половина. Давайте продолжим разговор. У нас работает смс – 7 985 970 4545. 363 36 59 – телефон, который заработает через несколько мгновений. Я вот на протяжении этих нескольких последних минут, пока шли новости, читал то, что наприходило здесь мне по смс. Вот Сергей из Барнаула пишет мне: «Во время Давосского форума смотрел новости на Первом канале. Непредвзятому взгляду показывается, что весь этот форум проводится под руководством Путина, для Путина. И все слушали и прислушивались только к Путину. Очень забавно и грустно от вранья». Да, я тоже обратил на это внимание. Я смотрел, правда, по-моему, не первый, а второй канал. Там тоже говорилось о том, что – что-то такое «под руководством российской делегации» или «под флагом России происходит в этом году Давосский форум». Не под руководством никакой делегации, ни под каким флагом. Под руководством профессора Клауса Шваба, который бессменно руководит этим потрясающим совершенно пароходом на протяжении уже нескольких десятков лет. Вот под его руководством это происходит. А больше ни под чьим. Все остальные там, уверяю вас, совершенно равны. И в этом и риск и главное достоинство всякого, кто там оказывается. Вот, например, у меня спрашивают, что вот евросуд безусловно признает незаконным захват собственности ЮКОСа. Речь идет о том, что не далее как сегодня принято решение Европейским судом о том, что иск некоторых акционеров ЮКОСа о незаконном лишении их собственности о том, что им было отказано в справедливом разумной суде, этот иск принят к рассмотрению по существу, что обнадеживающий знак для тех, кто этот иск подал, потому что довольно часто в таких случаях, если Европейский суд сообщает о том, что он готов рассматривать жалобу по существу, он после этого ее удовлетворяет. Да, так вот, наш слушатель пишет, что Евросуд, безусловно, признает незаконным захват собственности ЮКОСа, и как после этого будет выглядеть господин Путин? Ну, знаете, это спросят у господина Путина, я в этом нисколько не сомневаюсь. Давосский форум – это действительно такое место, где я ни одной секунды не сомневаюсь в том, что он уже получил на эту тему вопрос. Наверняка. Или на каком-нибудь из заседаний, в которых принимал участие, или где-нибудь в более приватной обстановке, в кулуарах или на каком-нибудь деловом ужине и так далее. Вот не постесняются прямо задать ему вопрос. И мы, несомненно, об этом узнаем. Там есть достаточно количество репортеров и наших и западных. Кто-нибудь там рядом окажется. Так же точно, как в своей время Давосский форум ознаменовался легендарным уже теперь вопросом – Who is mister Putin? Я, между прочим, присутствовал просто в эту секунду, когда этот вопрос был впервые задан. Точно так же, я думаю, что и этот вопрос по поводу ЮКОСа Путину будет задан тоже. И ответ будет скрупулезно записан. И это та ситуация, в которой от ответа не уйдешь. Посмотрим, что в этой ситуации он ответит.

Я бы прервался на этом месте и предоставил вам возможность задавать мне вопросы по телефону или, может быть, высказывать свои мнения по телефону 363 36 59. Я напоминаю, что нет никаких предварительных прослушек или каких-то фильтров, которые отсекают вас от нашего эфира. Вы звоните непосредственно и прямо в эфир. Единственная тактика, которой я сам лично придерживаюсь – я стараюсь снимать трубку в том случае, когда я вижу, что звонит какой-то «свежий» слушатель, не тот, который 4711 раз уже набирал номер и множество раз был в эфире, а тот, который здесь и сейчас, поддавшись какому-то рефлекторному желанию поговорить, высказать свое мнение или задать вопрос, звонит нам в эфир. Ну и вот, например, одного такого слушателя, кажется, я вижу. Да, я слушаю вас, алло.

СЛУШАТЕЛЬ: Алло, Сергей Борисович, добрый вечер. Владимир из Санкт-Петербурга. Звоню второй раз года за три.

С.ПАРХОМЕНКО: Ну что ж, все в порядке. Значит, я попал на правильного слушателя.

СЛУШАТЕЛЬ: У меня одна реплика короткая, а потом вопрос. Меня интересует ситуация с аварией вертолета на Алтае. Появилась информация, что Путин семье каждого погибшего охотника распорядился выплатить по 10 миллионов рублей. Кроме того, спасательная операция эта обошлась еще в 25 миллионов. Сегодня смотрел в интернете – вертолет Ми-8 новенький, который у них был, обошелся в 300 миллионов рублей. И вот все 440 миллионов рублей, все это удовольствие за наш счет. И за мои, и за ваши, Сергей Борисович, налоги.

С.ПАРХОМЕНКО: Вы знаете, Владимир, я, с одной стороны, разделяю ваш пафос, а с другой стороны, не могу все-таки отделаться от мысли о том, что речь идет о том, что люди погибли, и, в общем, их не вернешь. И это, в свою очередь, трагическая ситуация, когда гибель людей… вот представьте себе на секунду, что это касается кого-то из ваших близких. Когда гибель людей сопровождается такими вот позорными обстоятельствами. Когда вслед им несутся всякие проклятия и насмешки по поводу этой охоты и по поводу этих архаров, и всякого такого прочего…

СЛУШАТЕЛЬ: Нет-нет, Сергей Борисович, я с точки зрения социальной справедливости. Обратите внимание, что жертвам терактов и погибшим при крушении самолетов правительство заплатило по 150 тысяч рублей. Это максимум. А на своих – по 10 миллионов.

С.ПАРХОМЕНКО: Владимир, ну чему вы удивляетесь? Речь идет о своих. Свои – это вещь, которая, что называется, посильнее любой социальной справедливости. Ну мы с вами задаем друг другу какие-то риторические вопросы. Мы же прекрасно понимаем, как это все устроено. Хотя, конечно, ситуация совершенно чудовищная. И чудовищность ее проявилась именно в результате этой трагедии. И надо сказать, что ведь это же встречается в нашей жизни достаточно часто. И все это бесконечное летное лихачество. Мы с вами помним историю с гибелью генерала Лебедя – тоже как-то много говорили о том, что экипаж не хотел лететь, что экипаж не хотел садиться там, где приказал садиться Лебедь и что, в общем, в значительной мере по вине высокопоставленного пассажира все это произошло. Этому было очень много свидетельств. Была знаменитая история с пропавшим вертолетом на Камчатке, который очень далеко отклонился от того маршрута, о котором экипаж заявлял в момент вылета. Потому что тоже большой начальник сидел на борту и приказывал – лети не сюда, а туда, садись не здесь, а там, а я приказываю, нет, давай, урою, уволю. В ухо кулаком и всякое такое. Люди чувствуют себя достаточно барски. Я не отношусь к тем, кто в этой ситуации говорит – поделом, бог наказал, бог не фраер, летали, вот и получили, так вам и надо. Нет, конечно, никому так не надо. Но я думаю, что это могло бы быть поводом для людей, которые заняты установлением какой-то хотя бы минимальной дисциплины среди федеральных чиновников, поводом для того, чтобы хоть как-то изменить здесь имеющиеся нравы. Потому что люди чувствуют себя как-то чрезвычайно вольготно. И эту вольготность мы видим и на улицах Москвы, где разъезжают бесконечные кавалькады. И уже, по-моему, по своему ряду никто не ездит. Только по встречной. Вот как-то, что называется, западло ехать в одну сторону со всем потоком. Лучше ехать навстречу. У меня тут была совершенно анекдотическая история. Я переходил дорогу, признаюсь, в неположенном месте. Так получилось, что я переходил Новый Арбат недалеко от «Эха» некоторое время тому назад. И, надо же, пока я его переходил, у меня в кармане зазвонил мобильный телефон, и я его вытащил, и мало того, что я стоял посередине на разделительной полосе между двумя потоками, это было довольно поздно вечером, но тем не менее машин было достаточно много, я еще и разговаривал по телефону. Ну и как-то увлекся этим разговором, ничего не слышал. И в какой-то момент я слышу, раздается такое крякание, как когда начальники ездят, этот жуткий ревун у них включается. И вот что-то такое крякает рядом. Я не сообразил, что это имеет отношение ко мне. А потом поднял и увидел, что я стою на разделительной полосе на Новом Арбате, и мне буквально в бок упирается огромный лимузин, который тоже ехал по этой разделительной полосе и который вот приехал, стоит, проехать не может, потому что я ему загораживаю, уперся в меня и стоит орет. Но самое смешное, что и с одной и с другой стороны в этот момент совершенно свободно. Человек мог повернуть руль и объехать меня, если ему надо быстрее. Но нет, ему не по статусу. Ему нужно ехать по средней, специальной, резервной разделительной полосе. Иначе его же уважать не будут, ему руки не подадут. И вот он стоит, уперевшись в меня, и орет, чтобы я уступил ему дорогу. Ну я сделал несколько шагов в сторону, и этот прошелестел, лакированный, мимо меня. Вот по-моему, это такой образ тех нравов, которые царят сегодня среди российского начальства и которые, как мы видим, в некоторых случаях приводят к трагическим совершенно последствиям, трагическим ситуациям. 363 36 59. Ну вот, тот самый случай, когда сплошные рекордсмены мне звонят, бесконечно сидящие в эфире «Эха Москвы». Но нет, мы выберем какого-нибудь не такого. Да, я слушаю вас, алло.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер. Москва, меня зовут Сергей. Вот вчера была передача с депутатом относительно автопрома и пошлин на автомобили. И вы знаете, настолько далеки эти все от народа. Я хотел как раз сказать, что они считают японские автомобили трех-пяти лет гораздо хуже, чем новая машина отечественного производства. Я не знаю, кто им это сказал.

С.ПАРХОМЕНКО: Никто, разумеется, это не считает. Но просто люди умеют… Знаете, у них есть два комплекта мозгов – они умеют разделять свой собственный жизненный опыт и ту демагогическую линию, которую они гнут в своем чиновничьем кресле. Ну совершенно очевидно, что ни один из тех людей, которые говорят, что пятилетняя или трехлетняя японская машина это хлам, когда встанет вопрос о реальном выборе, ну, себе-то они, конечно, не купят трехлетнюю японскую машину, это западло, ну ребенку, предположим – подрос, кончил школу, пора машину первую покупать, и вот перед ними выбор: новые жигули или трехлетняя тойота – как вы думаете, хоть один из них сделает выбор в ту сторону, о которой он говорит в открытую? Нет, просто люди умеют отделять свою собственную жизнь от служебной надобности. Вот и все. Не надо их за идиотов считать.

СЛУШАТЕЛЬ: И еще один момент. Вчера ни слова не сказали в передаче по поводу Владивостока. А я читаю в интернете мнения людей оттуда – из Сибири, с Дальнего Востока. И там достаточно бедственное положение.

С.ПАРХОМЕНКО: Ну, да. Такое впечатление, что именно Дальний Восток, Восточная Сибирь и особенно Урал попадают сейчас в самую тяжелую зону, потому что там очень высока концентрация производства. То есть там огромное количество населенных пунктов, в том числе больших городов – тех, которые относятся, скажем, к категории средних городов. Так вот, эти самые средние города тяжелее всего, по всей видимости, будут страдать от промышленного спада. Вот от того, что называется волной кризиса, затрагивающей реальный сектор. И конечно, это будет касаться Дальнего Востока в значительной мере, потому что там была достаточно специфическая, достаточно концентрированная экономика. Действительно, очень многое зависело от этого самого импорта автомобилей, очень многое завязано на – если говорить о Приморье, о Владивостоке и его ближайших окрестностях – на разного рода морской промысел, на рыбную ловлю, на эксплуатацию шельфа, на всякие транспортные услуги, которые они оказывают. И сейчас, когда все это начало сыпаться, выясняется, конечно, что альтернативы нет, и уехать оттуда все-таки чрезвычайно сложно. Давайте мы себе представим, что людям выбраться оттуда, даже если у них в руках есть какое-то ремесло, которое могло бы их прокормить, даже если у них есть родственники, скажем, в центральной России, просто сам факт переезда, особенно не одному человеку, а семье, представляет из себя колоссальную проблему. И я думаю, что именно там ситуация будет особенно тяжелая. И именно там следует ждать каких-то волнений. Тем более, что много раз было говорено, что и характер, некоторая массовая психология людей, которые там оказываются, достаточно специфическая. Там люди достаточно многие авантюрного склада, в хорошем смысле слова. Люди, которые в свое время поехали за заработком, люди, которые чувствуют себя независимыми. Люди, которые чувствуют себя сами себе хозяевами. Они могут реагировать гораздо более остро, чем флегматичные и вялые жители каких-то центральных районов, которые чрезвычайно тяжелы на подъем. Да, очень много, я смотрю, вопросов, связанных со вчерашним поразительным событием. Я просто читаю то, что мне пришло здесь в качестве смс. С поразительным событием, а именно – с визитом в Кремль главного редактора «Новой газеты» Дмитрия Муратова и акционера «Новой газеты» Михаила Сергеевича Горбачева и с поразительным разговором, который произошел у них с президентом. Я-то считаю, что это какое-то уже полное о окончательное безумие и раздвоение личности – когда президент что-то такое шепотом, на ушко людям говорит о том, кому он сочувствует, а кому не сочувствует. Мне лично очень слабыми представляются аргументы… Меня вот специально спрашивают об этом и просят, чтобы я прокомментировал аргументы относительно того, почему президент не отреагировал публично на убийство двух человек на московском тротуаре в центре города. Разговоры про то, что у него вот такие юридические рефлексы мне кажутся абсолютно несостоятельными. Потому что прежде всего он сейчас никакой не юрист – он не юрист, не плотник, не инженер и не писатель. Он сейчас президент страны. У него сейчас такая профессия. И вот он себе выбрал такое ремесло. И он должен выполнять свои президентские, а не какие не юридические, обязанности. На мой взгляд, это слабая, беспомощная ссылка. И мне особенно как-то, отдельно жаль, что президент хотя бы не сообразил, не сумел выдумать чего-либо более основательного. Вот это вот все, что он смог сочинить по этой части. Это все, на что его хватило. Что касается того, что на эту тему невозможно говорить, потому что это можно направить куда-то там в следствие… ну, вы знаете, это чистая задача для спичрайтера президента, который должен уметь помогать своему клиенту, в данном случае президенту, высказываться не только на приятные, но в том числе и на сложные темы. Я понимаю, что человек, который сочинял речь для Рауля Кастро про «сало на костре», ему как-то одно удовольствие было это писать. Это как-то очень миленько – сел и накрапал на бумажке. Да, а бывают вот такие сложные задачи. А бывает, что нужно сесть и найти слова для какой-то сложной, тяжелой, щекотливой, неприятной темы. Найти слова единственно правильные, единственно точные. Так, чтобы, с одной стороны, и сказать все, что нужно, и выразить все те чувства, хотя бы формальные, которые обязан в этой ситуации выражать глава государства, и в то же время не оказать давления на того, на кого не нужно оказывать давление, не направить следствие туда, куда его не нужно направлять. И так далее. Нормальная профессиональная задача для автора текста. И если этот чиновник, который обязан снабдить президента этими правильными словами, поднимает руки и говорит – я не могу, я не знаю, как это сделать, а президент потом беспомощно говорит, что а вот, мы не нашли правильных слов, поэтому решили на всякий случай ничего не говорить. Вот ведь, на самом деле, в точности то, что он сказал. Переводя это на человеческий язык. Все это свидетельствует не то что о том, что государственная машина неэффективна, решения вырабатываются каким-то там не таким образом. Да просто сидят люди, которые недостаточно умны для своего поста, вот и все. Они просто не сообразили, что делать в этой ситуации. И надо сказать, что вылезают они из этого всего крайне неуклюже. Мне лично представляется – я здесь очень доверяю Дмитрию Муратову, он человек очень ответственный и в этой ситуации явно действует очень взвешенно и продуманно, и я как-то верю тем словам, которые он произносит, и точности этих слов, у меня нет никаких оснований здесь сомневаться в его профессионализме, но я должен сказать, что мне эта позиция представляется постыдно слабой. Вот и все. И никаким дополнительным эффектом от того, что вот он похвалил «Новую газету» и сказал – давайте, давайте, критикуйте нас – и выразил какое-то свое огорчение или возмущение какими-то экстремистскими организациями. Я хочу просто напомнить всем тем, кто этому умиляется, всем тем, кто говорит – ну, знаете, лучше все-таки так, чем никак, ну, знаете, лучше поздно, чем никогда. Я хотел обратить ваше внимание, дорогие друзья, что это делается вместо того, что он обязан был сделать. Понимаете, это не подарок нам, это не некий приз, который мы от президента получаем. Это подмена. Это вместо того, что мы были вправе от него ждать. И в тот момент, когда вы радуетесь тому, что произошло, огорчитесь, пожалуйста, параллельно тому, чего не произошло. А не произошло нормального, ясного сигнала следствию о том, что этим делом нужно заниматься и это убийство должно быть раскрыто. Не произошла мобилизация правоохранительных органов на борьбу с разного рода экстремистскими организациями, которых расплодилось предостаточно в стране. Много чего не случилось. Не произошло гарантий свободы печати. Вместо того, чтобы здесь сюсюкать по поводу того, как хорошо но относится к «Новой газете». Много чего не случилось. А времени, между прочим, с момента избрания президента Медведева прошло достаточно. И я бы сказал, что это явления совершенно одного порядка. Вот тот стыд, который мы испытываем за реакцию нашего президента на ситуацию типа войны на Кавказе, когда выясняется, что это происходит абсолютно без него, помимо него и как-то без всякой оглядки на президента страны, который в хвосте плетется за событиями и кое-как, кажется, успевает на них отреагировать путем выпучивания глаз. И ровно из этой же истории и из этой же компании ситуация вот с этими приватными встречами с редактором «Новой газеты». По-моему, это совершенно стыдный эпизод, свидетельствующий о глубоком непрофессионализме всех, кто имеет в Кремле к этому отношение – и самого президента, и людей, которые готовили его реакцию на это событие, ставшее поводом к этой встрече, и людей, которые, собственно, придумали эту встречу. 363 36 59. Я думаю, что у нас еще есть время на один звонок. Слушаю вас, алло.

СЛУШАТЕЛЬ: Добрый вечер, Сергей Борисович. Александр из Москвы. Если можно, хотелось бы итоги этой газовой войны с Украиной обсудить.

С.ПАРХОМЕНКО: Ну, вы же видите эти итоги. Итоги заключаются, во-первых, в том, что резко интенсифицированы усилия всех заинтересованных сторон в поисках альтернативы русскому газу. Мы это видим. Проснулся проект «Набукко». И ему придано такое ускорение, о котором создатели этого проекта могли только мечтать. Строятся или проектируются или задумываются терминалы для приема судов со сжиженным газом в нескольких странах, в том числе и на Балканах. Как-то много предпринимается сейчас усилий для того, чтобы Россию как поставщика газа или, во всяком случае, как какого-то партнера, от которого кто-то, не дай бог, может попасть в зависимость, просто обойти. Этого хотели люди, которые затевали весь этот газовый бойкот? Не думаю. Я думаю, что они этого не просчитали. И я думаю, что они в этой ситуации просчитались. Кроме того, просто произошли прямые убытки от того, что на протяжении довольно значительного времени поставок не было. Этих денег никто не вернет. Это время просто уже прошло, этот газ уже не поставлен. Вот, собственно, и все. Эти деньги пропали. И особенно на фоне того, что мы тут с вами друг другу рассказывали про лечение всяких тяжелых больных высокотехнологичными методами, хочу напомнить, что цена одного такого больного, одной такой квоты – 300-400 тысяч, иногда до 800 тысяч рублей. Что такое по нынешним временам, скажем, 400 тысяч рублей? Это 10 тысяч долларов? Немножко меньше. Вот, собственно, и все. Все, что требуется. А речь в газовой истории идет, счет идет на миллиарды. Вот вам результат всей газовой войны. Давайте на этом месте остановимся. На неделю. Ровно в будущую пятницу в 9 часов, я надеюсь, мы с вами встретимся, как ни в чем не бывало, и продолжим наши разговоры по привычной уже схеме. Будьте здоровы и счастливых вам выходных. Не замерзнете, пожалуйста. Но все-таки лучше такая зима, чем под дождем. Правда же? Это был Сергей Пархоменко и программа «Суть событий». Счастливо. Всего хорошего. До будущей пятницы.