Суть событий - 2007-04-20

С.ПАРХОМЕНКО: Добрый вечер. 21 час и почти 5 минут. Сейчас будет смертельный номер, и этот номер будет продолжаться почти час – с 9 до 10 часов вечера: впервые в истории мирового радиовещания радиоведущий, потерявший голос совсем, с концами. Попробуем побороться с микрофоном таким образом. Меня зовут Сергей Пархоменко, как, может быть, вы уже подумали, но потом решили, что этого не может быть. Да, этот голос по-прежнему принадлежит мне. Неделю тому назад я его потерял, до сих пор не нашел. Что случилось, не понимаю, неделю хожу вот такой вот. Сколько еще это будет продолжаться, бог его знает. Так что вы уж, пожалуйста, как-то ухом придвиньтесь к вашим радиоприемникам, я вам буду шептать целый час. Это программа «Суть событий». Несмотря ни на что, все остальное, кроме моего голоса, на месте. Телефоны на месте – 7839025 и 26 – для тех, кто нам будет звонить во второй половине программы, смс на месте – 9704545, и перед ним код на месте – 7 985. Скажу вам по секрету, даже пейджер на месте, но я вам не скажу его номер – кто знает номер, тот пускай и звонит. А уж Интернет на месте точно, никуда не денется. Вот, с этой технической информации мы, как обычно, начинаем наши еженедельные разговоры. Начнем их и теперь. Обычная вроде бы, программа, да? но я немножко чувствую себя необычно – не только в связи с этими отоларингологическими, но и с тем, что я впервые в жизни оказался не наблюдателем событий, не аналитиком, а частью самого события, вопреки своей воле абсолютно. Действительно, придется и мои свидетельские 5 копеек добавить к истории теперь уже недельной давности, к истории прошлой субботы, когда у нас, в городе Москве случилось черт знает что.

Я около 12 часов дня был просто прохожим, шел себе по Тверской улице, не скрою, шел в сторону Пушкинской площади, а разве нельзя москвичу идти в сторону Пушкинской площади? Шел совершенно один, совершенно молча, сунув руки в карманы, будучи совершенно трезвым, в хорошем расположении духа, имея во внутреннем кармане документы, удостоверяющие мою личность, с московской регистрацией, не имея при себе ни оружия, ни какого-нибудь агитационного лозунга или еще чего-нибудь. Вот, в 12 с копейками я шел такой вот по Тверской улице, а пять с половиной часов спустя, обратите внимание, не три с половиной, и не три часа спустя, как предписано Кодексом РФ об административных правонарушениях – таково максимальное время задержания – я пять часов спустя, я вышел из Пресненского ОВД, имея в кармане очень ценные бумаги, которые я как-то, путем хитрости и коварства, убеждения и давления авторитетом, прямых угроз и запугиваний, выманил, вытянул из сотрудников милиции, которые оформляли со мной документы, и часть из которых они готовы были сразу мне дать, а часть ни за что отдавать не хотели, ноя их получил все – они теперь у меня есть, эти бумаги. Это разного рода документы, сопровождающие мое административное задержание, в них все ложь – от начала до конца. На самом деле, это даже смешно. Начиная с того, что я, оказывается, шел в большой толпе людей, выкрикивая антиправительственные лозунги, это в кавычках такая деталь, и в этом заключалось мое преступление, мое административное правонарушение, за которое я был задержан, и кончая всем остальным – фамилией человека, который, якобы, меня задержал, временем, когда это произошло, мотивами, по которым это было сделано, и т.д. Все ложь, все брехня, все это написано на бумаге, и с этими бумагами я поехал в суд, потому что мне было очень интересно прочесть их вместе с судьей, чтобы он читал, и я читал, и мы бы с ним поговорили бы о том, как это все устроено, как эти сведения попали на бумагу, и почему люди в погонах, взрослые, серьезные, военные люди, отдавшие свою жизнь служению порядку, как кажется, если посмотреть на них в первый момент, почему они позволили себе написать всю эту ложь на бумаге? Но в суд меня не пустили, как некоторые из вас, может быть, знают, комедия продолжалась. Я приехал к зданию суда, мне было сказано, что нет, вам в суд нельзя. Я говорю «Вот, здесь же бумаги, где сказано, что мое дело передано в этот суд», «Вам в суд нельзя!» сказали мне. Ну, я не стал уж в суд силой прорываться, это как-то слишком. Жду вот теперь, придет повестка или нет. Мне так и было сказано: «Вам придет повестка. Может быть. А может быть, не придет. Может быть, скоро, а может быть, никогда» - ответило мне должностное лицо, стоявшее в дверях суда. «Черкизов», говорят мне, «что ж вы жалуетесь?» Я не Черкизов. Николай Ефимович, опомнитесь, где Черкизов, где я? Ну что вы такое несете. Николай Ефимович, я понимаю, что маразм, но надо же как-то к доктору ходить время от времени. Николай Ефимович, стыдно за вас, ей-богу! Пишет мне Николай Ефимович, обращаясь ко мне как к Черкизову. Вот.

Так что я хочу сказать, тут некоторые… как бы назвать этих людей мягче, хорошо, не буду употреблять слов – некоторые граждане, в редкие минуты относительного протрезвления появляющиеся в эфире некоторых радиостанций, что-то такое рассказывают про ОМОН и милицию, которые защищают порядок, восстанавливают спокойствие, борются с нарушителями чего-то там, и т.д. Послушайте, когда люди восстанавливают порядок и борются с нарушителями, они не сидят тоскливо напротив ими задержанного, то есть меня, не смотрят на него и не говорят ему «Сергей Борисович, значит так, вы поймите меня правильно, мы сейчас с вами играем в игру – я на здесь, на этих бумагах пишу то, что мне приказало начальство, а вы на обороте пишете все, что считаете нужным, в том числе, как оно было на самом деле», закрыли кавычки, конец цитаты. И у меня есть эти бумаги у меня в кармане – на одной стороне написано: «Я, лейтенант такой-то, доставил задержанного Пархоменко в Пресненское ОВД», я у него спрашиваю «А зачем вы это пишете? Вы ж меня не доставляли, это были не вы и не в это время и не по этому поводу. Вы зачем это написали? Вы зачем внизу подпись поставили? Это же ложь!» Он смотрит на меня грустными-грустными глазами и говорит «Сергей Борисович, я ж вам сказал – мы в игру с вами играем. Переверните листочек и напишите на обороте, как на самом деле», я переворачиваю и пишу на обороте, как было на самом деле – «Нет, дескать, доставил меня в ОВД не этот человек, который написал на лицевой стороне, что это он, и выглядел он не так, звали его не так, время было не такое, и все было не так. А все, что написано на той стороне, ложь», и т.д. и т.д.

Так вот, я хочу временно протрезвевшим гражданам, выступающим на разных радиостанциях, сказать следующее: люди, которые исполняют эти грязные обязанности под пинками своего начальства, они тоже люди, и они вполне адекватно оценивают свое собственное положение и все то унижение, которое они переживают. Я имею в виду сейчас милицию и ОМОН. Тот самый ОМОН, который вез меня по Москве и заблудился, которому я показывал дорогу, - вполне нормальные ребята, которые говорят «Мы вообще не здесь должны быть, мы должны к Третьей чеченской войне готовиться, она же будет, она же надвигается день за днем. Мы в первых двух уже поучаствовали, нам еще третья предстоит, потому что армия чеченская вооружена снова, снова собрали бандитов, перевооружили, подкормили, поставили в регулярных формированиях, во главе их человек, у которого почему-то есть звание Героя России. Ну что ж делать, раз нам предстоит с ними воевать, будем с ними воевать, а не здесь ходить с вами» - это говорит ОМОН. А милиция говорит, 4 офицера собралось в комнате, пока я заполнял протокол, они пришли со мной поговорить. Один со мной, так сказать, работал, а трое других пришли поговорить, и говорят мне «Знаете что? Не нравится нам эта история, потому что мы не понимаем, чей приказ». Это уже было несколько раз в личной истории их службы. Они имеют в виду не историю России или что-то такое, а историю, пока они служат в этом самом ОВД. Они говорят «Было несколько раз, когда мы переставали понимать, кто отдает приказ. Вот смотрите, то, что произошло – какой-то ОМОН иногородний приехал в Москву, собрал несколько сот человек, привез их к нам, и мы их здесь обрабатываем. Это ведь не мы придумали. Правда. И это не наше начальство придумало здешнее, не начальство нашего ОВД районного. И это не их начальство, вы же видите…» А я, действительно, вижу, потому что в какой-то момент в то самое районное ОВД приехало несколько московских милицейских начальников, и как же они орали на этих районных ментов, как же они их материли и гоняли по лестницам и коридорам этого ОВД, что же они с ними вытворяли. Почему? Потому что ни те, ни другие не понимают, на самом деле, что происходит. московское начальство орет на районное - «Что такое? Почему так долго? Почему люди сидят ждут? Почему не хватает копий бланков протоколов? Почему нет ни одного представителя прокуратуры? Почему пить нечего? Почему сортир заперт? Почему на лестнице наблевано? Почему это все?», большие начальники на меньших, и им с трясущимися руками несут со всех сторон какие-то журналы, справки, бумаги, говорят «Извините, нам принесли, мы не успели…» Значит, не эти придумали. И не начальство. И не следующее начальство. А кто придумал-то? А те, кто на самом деле придумал, кто приказ отдал, тот не покажется никогда, тот носу своего не высунет в этом самом ОВД и ГУВД, потому что побоится высунуться.

И кстати, история с Касьяновым – загадочная история. Как так получилось, что у ОМОНа охрана, даже пять, даже шесть человек или десять, отбила Касьянова? Как это может быть? не может такого быть. наверняка, они его специально отпустили. Так вот я, который там пробыл 5 часов, отвечаю, что я знаю, как это получилось – ОМОН был до такой степени не уверен в том, что он делает, ему до такой степени было странно, неудобно и кисло в этом положении, что что ж, они будут драться изо всех сил, что ли? Как только минимальное сопротивление им было оказано, они тут же отъехали назад, сию же минуту. Не то что они понимают, что их дело неправое, они такими категориями не рассуждают. Они понимают, что их дело странное, какое-то непонятное. Кто приказал, неизвестно. Зачем, неизвестно. С кем они тут махаются, непонятно. Должны они бить этого человека или нет? должны они раскроить ему череп или должны ограничиться только тем, что затащить его в автобус? Как себя вести? Кто за это за все будет отвечать? Тот самый лейтенант, который подписал ложную бумагу, с которой я потом попытался пройти в суд, и меня не пустили, но я дойду, конечно, до суда, я несомненно в этом суде с этой бумагой буду, он же, этот лейтенант сейчас слушает меня и до сих пор не знает, чем это дело для него кончится. Он не понимает. Лейтенант, все в порядке, не волнуйтесь, я постараюсь как-нибудь вас выгородить, как-нибудь постараюсь суду объяснить, что вы не виноваты, поэтому лично вы меня сейчас слышите и понимаете, что я к вам обращаюсь, вы лично не беспокойтесь, все будет хорошо. И трое ваших коллег, которые тогда пришли к нам. Я их не знаю по именам, но в лицо мог бы узнать. Им ничего не грозит тоже, не волнуйтесь, все будет хорошо, потому что я понимаю, что это не вы, что это не к вам вопрос, что вас заставили подписать эту ложную бумагу – по существу, дать ложные показания, подписать их своим именем. Я это знаю, и вы это знаете, и мы с вами к этой ситуации относимся совершенно одинаково.

Это на микроуровне, на уровне смешно задержанного. При этом, конечно, много во всем в этом проскакивает каких-то ситуаций, о которых думаешь «А вот как бы было, если б меня задержали не по этому поводу и не эти люди и не в этот момент?» Вот я не дошел, например, до этой самой Пушкинской площади. Я обещал в прошлую пятницу, сидя на этом месте, что буду в 12 часов дня на Пушкинской площади. Не было меня в 12 часов дня на Пушкинской площади, я до нее не дошел, меня, как говорится, свинтили на подходах, так что я даже не знаю, что там происходило, я не участвовал в самих событиях, все кончилось этим арестом, а дальше сидением у кутузки и разговорами с милицейскими, с омоновскими и со всякими прочими. Так вот, везут меня в автобусе, долго везут, заблудились на полдороге, я там им дорогу показываю – здесь налево, под светофором направо и т.д. Потом выясняется, на какой все-таки улице находится это ОВД. Смешная, на самом деле, история, но в какой-то момент я этим омоновцам говорю, вполне добродушным, здоровенные такие мужики, красивые, бритые: «Мужики, вы вообще поторопились бы, потому что у вас есть три часа, начались ваши три часа уже больше часа тому назад – в 12.25, через три часа я буду совершенно свободен, в соответствии с Кодексом об административных правонарушениях, вы обязаны меня выпустить». И знаете, что они мне отвечают? Старший из них отвечает: «Да ладно, не ссы», они со всеми так более или менее обращаются, «видишь, у меня тут свидетелей 8 человек» и обводит руками своих подчиненных. «Если надо, они покажут, что мы тебя в полночь задержали. Если надо, мы это время начнем отсчитывать от какого хочешь времени. От какого захотим или от какого ты скажешь, от того и будем отсчитывать. Нам же не сложно – у нас вон сколько свидетелей, и наши свидетели круче твоих», говорит он мне и смотрит мне прямо в переносицу. Вот представьте себе, в какой ситуации оказывается человек, у которого за спиной ничего. Ладно, я чего-то соображаю – я вынимаю мобильный телефон, который у меня к тому моменту не отняли, звоню сюда, на «Эхо Москвы», и говорю референту Маше: «Маша, помните, я в 12.26 вам позвонил и тут под запись сообщил, что меня задержали?» Это было первое сообщение, после которого сведения о моем задержании пошли непосредственно в эфир, в новости. «Так вот, вы, пожалуйста, эту запись не выкидывайте, ладно? Пожалуйста, ее сохраните и атрибутируйте ее по времени, чтобы было ясно, в какую минуту и в какой час она сделана, потому что от этой записи будет отсчитываться время моего административного задержания, и это будет, в случае чего, доказательством в суде. Хорошо, Маша?» «Хорошо, Сергей Борисович», отвечает мне референт Маша. Большое ей спасибо. Я вешаю трубку. Омоновский офицер смотрит на меня с уважением, кивает и говорит «Ну что, грамотно, понимает». Ну хорошо, а не было бы у меня этого телефона? А не было бы этого «Эха Москвы», и не мог бы я сюда позвонить? Вот вам и вся история.

Теперь про политику размером побольше. Я вот что хочу сказать про всю эту историю прошлой субботы. Я не знаю, кто это устроил, я сегодня не понимаю. У меня есть некие подозрения, но твердого понимания у меня нет, кто организовал этот мордобой в центре города и зачем, потому что я абсолютно убежден, что ни Каспаров, ни Касьянов, ни Лимонов, при всем уважении к некоторым из них, неуважении к другим и т.д., в общем, при всей трезвой оценке того, что они делают, того, какие инструменты и возможности есть у них в руках, так вот, никто из них ни за что не смог бы организовать в городе ничего подобного и добиться такого резонанса, какой в результате получился. Приведи они 2 тысячи человек на Пушкинскую площадь, 5, 7 тысяч, ходи с ними хоть по всему городу туда, обратно, поперек и по кругу, ни за что они не добились бы большего, чем маленькое двухминутное сообщеньице где-нибудь в заштатных новостях, наших или зарубежных. Потому что немного народу, к сожалению, к ним приходит. Почему «к сожалению», не будем сейчас повторять, мы много раз с вами про все про это говорили, а теперь, смотрите, кто-то захотел, чтобы это превратилось в главную мировую новость. Не Каспаров, не Касьянов и не Лимонов. И этот кто-то использовал все свои административные возможности, всю свою власть, в том числе над вооруженными людьми, над офицерами, над военными, над ОМОНом, над внутренними войсками, над милицией. Сделал так, как хотел. Он сделал, что это стало главной мировой новостью, и оставалось таковой два дня. Два дня с утра до ночи только об этом и говорила вся мировая пресса, создавался этот имидж России как страны, в которой посередине, на главной площади столицы 10 тысяч людей в касках, со щитами, с дубинками, в наколенниках, налокотниках и прочем довольно странном оборудовании, которое они явно купили в дешевом магазине для скейтбордистов, так вот, все эти люди лупят случайных прохожих, журналистов, телеоператоров, фотографов, бабушек, заодно каких-то бывших премьер-министров и заодно каких-то бывших шахматистов. И лупят, и бьют, и кровянка течет, и в автобус засовывают, и орут, и визжат, и матерятся в радио и т.д.

Вот это был образ России на протяжении двух дней. И есть человек, я теперь твердо знаю, что он есть, и этот человек занимает чрезвычайно важный государственный пост, и скорее всего, это не один человек, а несколько, которым это зачем-то было нужно, они это организовали на голом месте. Я спрашиваю себя и вас – а зачем им это было нужно? Может, им было нужно для того, предположим, что эти люди работают «на лапу» со всякими политтехнологами, которые остались без заработка, и им нужно единственному последнему оставшемуся заказчику, а именно государству, доказать, что опасность существует, поэтому надо дать много денег тому, кто возьмется эту опасность предотвращать. Может, в этом все дело? Может быть, но скорее всего это только часть этой самой подоплеки. А может, дело в том, что, на самом деле, этим людям было очень полезно организовать в центре города маленький Тянь Ань Мынь. Так задавить танком пару человек, затоптать ОМОНом или еще что-нибудь – очень было бы мило, потому что в этой ситуации, что называется «Ша», уже никто никуда не идет: президент сидит на своем месте, избирается на третий срок, если понадобится, на четвертый срок, на пятый, и на столько сроков, сколько будет нужно, чтобы сидеть до тех пор, пока в мире не забудут о том, что это при его правлении задавили танком на центральной площади. Я понимаю, что президенту это нужно меньше всего, а вот людям, которые хотят, чтобы он продолжал сидеть, это нужно больше всего. И вот эта версия представляется мне наиболее плодотворной и наиболее близкой к истине, наиболее правдоподобной. Мне кажется, что есть люди, прямо заинтересованные в том, чтобы бардак был как можно больше, чтобы температура поднималась как можно выше, чтобы было как можно больше воплей, крови и как можно хуже репутация. Вот это люди, которым чем хуже, тем лучше. Чем страшнее, тем краше. Вот это люди, которые употребляют сегодня все свое административное влияние на то, чтобы организовать в Москве беспорядки. Они, а не те, кто собирается привести 2 или 5 или 7 тысяч человек в выходной день на бульвар. Вот что я хочу вам сказать и вот что мне казалось бы очень важным, чтобы все понимали.

Так, тут кто-то рассказывает мне, что я… «за Касьянова. Лимонова – вы за них деньги получили» и т.д. Олег Георгиевич мне пишет. Олег Георгиевич, я примерно через полчаса буду выходить из здания «Эха Москвы». Вы подходите, Олег Георгиевич, мы с вами поговорим здесь внизу. Поговорим и про деньги, которые я получил, и про вас, и про то, почему вы мне здесь это пишете. Спокойно поговорим – руки я обещаю держать в карманах, не волнуйтесь. Вы тут пишете про меня разные мерзости. Но ничего страшного, приходите, поговорим здесь с вами.

«Я не ходила на Марши несогласных», пишет Наталья Алексеевна, «но теперь меня дожали – на следующий пойду обязательно». Ну, многие, Наталья Алексеевна, думают примерно как вы. «Вот видите, Сергей, вовсю идет процесс лукашезации России. Когда-то некоторые ваши коллеги, российские либеральные журналисты, иронизировали над нами, а теперь у вас происходит то же самое. Василий, Минск». Да не знаю я, кто особенно иронизировал. Иронизировали над теми, кто голосует раз за разом за человека, который дал свое имя этой самой «лукашезации» Белоруссии, а теперь дает свое имя «лукашезации» России. вы же ведь, Василий, и люди ,которые рядом с вами живут, выбираете его раз за разом с огромным преимуществом – вот над этим я иронизирую, над вашей готовностью за него голосовать, и не над чем больше. «Собственно, в чем вопрос – почему именно сейчас? Снова Женя». Почему «снова», я не пойму? Ну, в общем, Женя какая-то. Да потому, Женя, именно сейчас, что время подходит решительное. Я же не раз уже применял здесь эту метафору, которая по-прежнему кажется мне очень верной, - когда шулера бильярдные приезжают в маленький городишко и обчищают всех, кого обнаруживают в бильярдной в центральном местном парке, знаете, какая у них главная проблема? Уйти с деньгами. Примерно этот же момент подходит к довольно серьезной группе людей во главе России.

Ну вот, давайте на этом месте остановимся. Собственно, осталось не так много времени до новостей. После новостей будем говорить с вами на другие темы. Что у меня тут еще пришло по Интернету – тоже ведь надо посмотреть. Константин тоже пишет, что «В следующий раз обязательно пойду, по-другому никак». Ну видите, Константин, это вы написали, это не я, я вас ни за что не агитировал. Про Меньшова тут жуткое количество вопросов, который вышел сегодня, если знаете… это к вопросу о достоинстве, знаете. Вот я наблюдал все, что я рассказывал до сих пор, это момент колоссального унижения достоинства людей в форме и в погонах, который я наблюдал своими глазами, вблизи, а вот тут про достоинство государства в целом, которое пытался защитить человек по фамилии Меньшов, который отказался премировать фильм, которому сделал колоссальную рекламу этим самым образом, а именно фильм про детей-уголовников во время ВОВ. Я вот что хочу сказать – я не верю Меньшову. Я актерам вообще не верю, а Меньшову в особенности. Значит, снимать «Ширли-Мырли» не оскорбляет мою страну, фильм такой помните? Ничего гаже невозможно вспомнить, много лет, между прочим, прошло. По-моему, в 92-м году он это проделал. Что касается демонстративного кидания бумажек на пол, я Меньшову могу сказать следующее: «А вы что, не знали, что этот фильм в конкурсе? Вы не знали, что он среди номинантов? Вы не поинтересовались заранее? Вы зачем пришли туда, зачем вышли на сцену? Покрасоваться, попиариться? Вы таким способом хотите освежить воспоминания о само себе? У вас получилось, поздравляю. Отличный способ придумали. Раньше надо было думать – когда вы договаривались с этими людьми, с Памелой Андерсон оказаться на одной сцене, а потом уже проявить физиономию, что называется, говорить, что вам стыдно, неудобно, что это чего-то там оскорбляет. Раньше, до пиара, а не после, понятно? Вот как я отношусь к истории с Меньшовым, о которой многие меня спрашивают. Остановлюсь на этом месте. Новости. Через 4 минуты мы продолжим разговор на другие темы.

/новости/

С.ПАРХОМЕНКО: 21 час 35 минут, вот это вот остатки от голоса Пархоменко это и есть голов Пархоменко, вы не ошиблись. Постарайтесь по интонации хоть узнать, что это я. 9704545 – это смс, он работает, как ни в чем не бывало. Телефоны – 7839025 и 7839026 – для тех, кто звонит из Москвы и не из Москвы, соответственно. Есть еще одна тема, без которой я эту передачу не смогу закончить. Это «Inter News». На самом деле, на минувшей неделе это главная тема, а вовсе не то, о чем я говорил до сих пор. Потому что это вещи, на самом деле, связанные, и «Inter News», мне кажется, поважнее будет. Для тех, кто не знает, «Inter News» - это организация, которая на протяжении многих лет учила провинциальных журналистов, прежде всего, делать хорошее, провинциальное, с большой буквы «П», с достоинством, региональное телевидение. Делали они это замечательно. Видите, я все это говорю уже в прошедшем времени, потому что я думаю, что эту организацию уже угробили. За то, что чуют в них врага. В организации, руководители которой вели себя чрезвычайно, подчеркиваю, корректно и деликатно во всех политических отношениях и по отношению ко всяким политическим начальникам. Та самая Манана Асламазян, которую всячески полощут последние два дня, она на протяжение многих лет была членом лицензионной комиссии, это высший административный орган в печати, можно сказать, в электронной прессе, я имею в виду, потому что раздает самое главное достояние, что только есть в электронной прессе, - это лицензии на вещание, и вот она там заседала, была членом этой комиссии. Эта организация получила «Тэффи» в свое время от всего телевизионного сообщества, за организацию лучшего телевизионного конкурса. Десятки тысяч людей прошли через них, сотни телекомпаний были ими окучены, в прямом смысле этого слова, как куст какой-нибудь или дерево окучивают, чтобы рос лучше, чтобы ветвился гуще, чтобы зеленел веселее, чтобы плодоносил обильнее. Вот они ровно этим и занимались, они конвертировали деньги, которые собирали из самых разных источников, в профессионализм российской журналистики. Это дело очень вредное. Это дело, которое представляет собой прямую угрозу тем, кто организует сегодня в частности то, что организовали в Москве в центре города неделю тому назад, и что еще будут организовывать снова и снова в разных других российских городах, потому что, прежде всего, выученики, выкормыши «Inter News» - это люди, которые считают своей профессией наблюдение за тем, что происходит вокруг, и сообщение об этом адекватных сведений обществу. Это очень опасно, вредно, это совершенно невыносимо для тех, кто сгоняет ОМОН в большие, малые и средние города. Ровно поэтому, по абсолютно абсурдному обвинению, которое, между прочим, хочу заметить, огромному количеству людей, тем, кто меня сейчас слушает, предъявлялось, вы просто этого не помните, не заметили. Люди, которые ездят в отпуск за границу или кто ездил в командировки, к родственникам или куда-то еще, вспомните, была ли с вами такая ситуация – когда вы выходили из зоны Шереметьевской таможни, вы прилетели, забрали свой чемодан с ленты и пошли, и вас встречает таможенник и говорит «Вы что-нибудь везете такое?» вы говорите «Нет, ничего» «А валюта есть?» «Есть» «Сколько?» «Ну вот столько» «Надо задекларировать» «Ну пожалуйста» Вы возвращаетесь назад и пишете декларацию, даже не интересуясь, надо декларировать или не надо. На самом деле, на протяжение многих лет было не надо. На самом деле, правильный ответ в такой ситуации таможеннику на вопрос «А сколько у вас валюты?» был «Не ваше дело», потому что на ввозе хочу декларирую, хочу не декларирую, это мое личное дело, на вывозе действительно были ограничения, а на ввозе никаких. Так вот, и с вами, и со мной, и с огромным количеством наших с вами знакомых бывает ситуация, когда таможенник встречает и говорит «А вы это везете?» «Везу» «Задекларируйте, пожалуйста» «Пожалуйста, какие проблемы?» С Мананой Асламазян получилось не так. Для нее этот вопрос и абсолютно откровенный ответ «Да, везу вот столько», вся эта ситуация обернулась уголовным делом, совершенно очевидно, заказным уголовным делом, а несколько месяцев спустя тем, что произошло вчера, - обыском, изъятием компьютеров, огромного количества документации, закрытием сайта. Если вы сейчас в Интернете поищете www.internews.ru, ничего вы не найдете – этого сайта нет, он закрыт, и вы не сможете на нем прочесть, сколько десятков тысяч людей они обучили, сколько чьих денег и на что они потратили, какие они собрали благодарности, с какими людьми они работали. Я знаю, что все, что осталось хоть сколько-нибудь уважаемого в российской прессе сегодня, любое имя назовите человека, которого вы уважаете, любой из этих людей считал за честь и считает до сих пор подвергнуться нападению «Inter News», в том смысле, что «Inter News» хватает и тащит куда-нибудь в тьмутаракань лекцию читать, это было и с Познером, и с Сорокиной, и с Парфеновым, и с Петром Вайлем, кто только с ними ни работал, вот меня не звали ни разу, потому что я не телевизионный человек, но мне ужасно было обидно, я куда угодно бы поехал, честное слово, потому что очень большая честь, потому что очень важная, достойная и, со всех точек зрения, классная организация. Закрыли – потому что боятся, потому что враги, потому что есть естественное, ясное, острое ощущение, что эти люди делают вредное для нас дело. Для кого для нас? Кому надо под одеялом, для тех, кому хорошо при выключенном свете, для тех, кто делает не дело свое, а делишки. Для людей, которые постепенно прекратили общественную жизнь в России. вот, на самом деле, в чем дело-то. И мы за общественную жизнь принимаем эксцессы вроде меньшовского сегодняшнего, когда пиарящийся актер что-то кидает на пол и что-то такое провозглашает про свою любовь к стране. Да плевать ему на эту страну, ему важно, что его снимают, и ничего больше он в этот момент не добивается. Вот это я обязан был сказать, и я считаю, что это было главное событие этой недели, и я бы хотел, чтобы вы отдавали себе отчет, что кажется, мы с вами на этой неделе лишились чего-то очень важного – организации, которая не была правозащитной (для тех, кто не любит правозащитников), не была политической или партийной, ни такой, ни сякой, а было высококлассное профессиональное агентство, которое обучало профессионалов, тех, кто нуждался в этом обучении, кто шел с огромной готовностью и радостью на это. Закрыли. Под идиотским совершенно предлогом. А нам с вами нечем защитить, потому что пресса в таком состоянии, в каком пресса, партийная жизнь в том состоянии, в котором партийная жизнь. в парламенте никто не высунется, а кто высунется, того просто не услышат. Какой-нибудь Рыжков выйдет, задаст вопрос – и что дальше? Что будет с его запросом? Какое-нибудь пройдет голосование? Какое-то принято будет постановление? Да побойтесь бога.

Ладно, поговорим по телефону все-таки. 7839025 – для тех, кто звонит из Москвы. 7839026 – для тех, кто звонит не из Москвы. Я, наконец, уже отдохну, свое горло поберегу последние 15 минут. Есть у нас московский звонок? Есть. Вперед, поехали. Алло. Я слушаю вас. Вы звоните из Москвы, я надеюсь, к нам в прямой эфир?

Слушатель: Это Сереженька?

С.ПАРХОМЕНКО: Да, здравствуйте, как вас зовут?

Слушатель: Москва…

С.ПАРХОМЕНКО: Скорее, пожалуйста, у нас очень мало времени.

Слушатель: …

С.ПАРХОМЕНКО: Нет, извините, я так не могу, все-таки вы звоните на радио, надо как-то понимать, что довольно много желающих. Ну, не везет так не везет. Теперь давайте с немосковской линией пообщаемся – 7839026. Алло, слушаю вас.

(гудки)

С.ПАРХОМЕНКО: Да что ж такое невезение опять? Еще раз – 7839026.

Слушатель: Алло. Сергей Борисович, добрый вечер.

С.ПАРХОМЕНКО: Здравствуйте, как вас зовут?

Слушатель: Меня зовут Михаил, я из Санкт-Петербурга. Сергей Борисович, знаете, чем отличается Санкт-Петербург от Москвы? Вы у нас редко бываете…

С.ПАРХОМЕНКО: Да, нечасто, к сожалению.

Слушатель: В отличие от Москвы, в Санкт-Петербурге есть одно интересное кладбище, оно называется Кладбище жертв 9 января. 102 года назад, 9 января 1905 года Георгий Анатольевич Гапон тоже так повел людей на запрещенный митинг на Дворцовую площадь, и их там расстреляли. Вот Карпов, Каспаров…

С.ПАРХОМЕНКО: Так Карпов или Каспаров?

Слушатель: Каспаров, Касьянов и Лимонов – очень достойные наследники Георгия Анатольевича Гапона, и вы вместе с ними тоже.

С.ПАРХОМЕНКО: Михаил, это ошибка. Конечно, это очень милая аналогия, которая, будучи поверхностной и примитивной, очень просится – вот, повели, и их там… и т.д. На самом деле, разница совершенно радикальная, она заключается в том, что люди, которые организовывали этот самый Марш несогласных в прошлую субботу, сделали все, что от них зависело, чтобы он прошел в рамах закона и спокойствия. Они своевременно и в соответствии с законом заявили об этом, они корректно и точно сослались на те документы, которые у них в руках, чтобы этот марш был проведен, а именно, Конституцию РФ, они придумали такое время и такое место, где помехи и ущерб для городского движения были бы минимальны, - это бульвар, выходной день. Они сделали все от них зависящее, они много раз предупредили, сообщили и т.д., они много раз говорили о том, и я, между прочим, в свою очередь, в минувшую пятницу говорил о том, что в результате это мероприятие не было разрешено, что оно вопреки закону было запрещено, и поэтому там существует опасность, и всякий должен понимать, что он делает, когда идет туда, тем не менее. Хотя он в своем праве, хотя он действует по закону, но он должен понимать, что вопреки закону это мероприятие было запрещено – где ж тут провокация? Где же тут гапоновщина? Это ложь, уважаемый Михаил. Вы брешете просто, и все. Поехали дальше – 7839025 – для тех, кто звонит из Москвы. Алло.

Слушатель: Сергей Борисович, добрый вечер, это звонит Валя.

С.ПАРХОМЕНКО: Здравствуйте, Валя.

Слушатель: Мы были с дочкой в субботу на Марше несогласных. К сожалению, мы поздно увидели, как вас впихивали в автобус. Если вам нужны будут свидетели, мы с удовольствием…

С.ПАРХОМЕНКО: Спасибо, Валя. Кто знает, может и появятся свидетели, но там еще некоторое количество моих знакомых было, которое широко выпученными глазами смотрели…

Слушатель: Перед остановкой, а мы стояли за остановкой…

С.ПАРХОМЕНКО: Да, Спасибо, Валя. Вообще, на самом деле, это тоже забавное обстоятельство, которое свидетельствует о том, что… я вообще никогда не верб ни в какие списки, ни в какие листы, объективки и всякое такое прочее, но в данном случае я мгу абсолютно точно сказать, что люди, которые меня запихивали в автобус, не знали, кто я такой, они меня никогда не видели и не слышали, и им было совершенно пофигу, кого они запихивают в автобус, но они пришли за мной. Я шел по улице в потоке людей, совершенно один, ко мне подошло пять человек, молча оторвали меня от земли и отнесли в автобус, ровно меня, не соседнего человека слева или справа, не спереди, не сзади, и это означает, что где-то за автобусом стоял человек, скорее всего, в штатском, который им пальцем показал – «Вон того, с бородой», и они пошли за «вон тем с бородой», и, что называется, не лень же им, и ведь стоял же этот… я не знаю, фотография у него, что ли, была в кармане, или он так, наизусть заучивает, у него память профессиональная. Забавнейшая, на самом деле, история. Да, я тут незадолго до эфира послушал, мне дали замечательную звукозапись всяких омоновских переговоров – отличное, чуть не сказал зрелище, слушалище, того, как у них, собственно, это происходило – хватай этого, хватай того. Я могу себе представить, какие переговоры происходили, когда эти пятеро шли за мной. Вообще, ребята здоровенные конечно, но я вел себя очень хорошо, не сопротивлялся им нисколько. 7839026, алло.

Слушатель: Алло.

С.ПАРХОМЕНКО: Радио выключите, пожалуйста.

Слушатель: Лицемер!

С.ПАРХОМЕНКО: Понял, спасибо, всего хорошего, ваше мнение учтено, ставим галочку. Только вы все-таки прокомментировали бы, может быть, в чем, собственно, мое лицемерие заключается. Сначала аргументы, а потом вывод, как я, например, поступаю. 7839026, снова немосковская линия. Это, будем считать, не считается. Алло.

Слушатель: Здравствуйте. Александр из Санкт-Петербурга.

С.ПАРХОМЕНКО: Везет же Питеру в этот раз. Здравствуйте, Александр.

Слушатель: Мы тут самые активные получаемся. Ну, я выражу, наверное, мнение очень многих.

С.ПАРХОМЕНКО: Вы свое выразите, главное.

Слушатель: И свое, в частности. Туда, где участвуют нацболы, никогда в жизни никто не пойдет. Почему такое объединение идет между более или менее нормальными людьми и нацболами? Если бы этого не было…

С.ПАРХОМЕНКО: Понятно. Это вопрос, Александр? Хотите ответа или вы считаете, что вопросом все сказано?

Слушатель: Нет, пожалуйста.

С.ПАРХОМЕНКО: Отвечу, если можно. Тем более, я в прошлый раз уже отвечал. Нацболы там занимают наше с вами место – ваше и мое. Вот если бы с вами там торчали бы, то для нацболов бы места не осталось, вот и все, и еще много таких. Знаете, нацболов невозможно туда не пустить, их невозможно оттуда прогнать, их можно оттуда только вытеснить собой и другими приличными людьми. Вот чтобы места им там не осталось, чтобы все место было занято приличными людьми. Вот что можно сделать с нацболами. Но, к сожалению, места для них остается сколько угодно, там вообще довольно пустовато пока. Впрочем, должен вам сказать, Александр, что таких разговоров много, чтобы как-то губу оттопыривали и брюзжали. Сейчас появилась интонация трагическая в разговоре о нацболах – это хорошо. Это свидетельствует о том, что какие-то мысли начинаются в головах – в вашей и в моей – что само по себе неплохо, и за что Гарри Кимовичу Каспарову большое спасибо. Поехали дальше, московский номер. 7839025 – для тех, кто звонит из Москвы. Алло.

Слушатель: Сергей Борисович, здравствуйте.

С.ПАРХОМЕНКО: Здравствуйте, как вас зовут?

Слушатель: Марина из Раменского. Мы были тоже с некоторыми знакомыми на Марше несогласных. Я лично выражаю вам свою признательность и солидарность с вами.

С.ПАРХОМЕНКО: Спасибо.

Слушатель: Нас тоже тут принимают за идиотов, тоже вопросы разные.

С.ПАРХОМЕНКО: Почему тоже? А кого еще принимают за идиота? Вы на меня намекаете?

Слушатель: Ну, вот вам говорят «Лицемер», смешно, правда?

С.ПАРХОМЕНКО: Да, ну-ну?

Слушатель: Смешно, глупо и обидно. Нас чудом не тронули, мы там садами и огородами пробирались. Все это было видно, как лупили, кидали, швыряли, мы тоже слышали такие реплики омоновцев – «Работаем, работаем, грузим машины». Ну, что я хочу сказать – действительно, кому-то это было очень нужно. Возникает масса вопросов, но, к сожалению, думаю, что пока они без ответа.

С.ПАРХОМЕНКО: Они без ответа, но некоторые подозрения появляются, опять же, у вас и у меня, дорогая Марина.

Слушатель: Появляются.

С.ПАРХОМЕНКО: Ладно, спасибо вам за хорошие слова, но я думаю, еще много раз будет нам с вами случай обменяться печальными мнениями на эту тему. 7839026, я уже сбился, честно говоря, но пусть будет немосковский звонок. У нас еще 5 минут осталось. Алло.

Слушатель: Здравствуйте. Сергей Борисович, это из Саратова вас беспокоят, Лилия меня зовут. Вы не знаете, что происходит с журналом «Новое время» Лисневской?

С.ПАРХОМЕНКО: А ничего не происходит, он отличнейшим образом выходит.

Слушатель: Мы его ни разу не получили в Саратове, поговаривают, что будут возвращать деньги нам.

С.ПАРХОМЕНКО: Вы знаете, я подробности вам сказать не могу, я его в Москве вижу регулярно, каждую неделю, он как-то все улучшается и хорошеет, мне начинает нравиться, первые номера немножко странноватые были…

Слушатель: Что же делать саратовским подписчикам?

С.ПАРХОМЕНКО: Ну, что называется, требовать. Во-первых, связываться с редакцией. Я думаю, что если вы внимательно этот журнал пролистаете, вы обнаружите достаточно ясные координаты редакции, а если не обнаружите, что Женя Альбац, которая работает в этом журнале, а также ведет программу на «Эхо Москвы», меня сейчас слышит, а не слышит, так я ей позвоню и скажу, что надо бы им как-то более ясно обозначить координаты редакции в журнале.

Слушатель: Спасибо

С.ПАРХОМЕНКО: И надо связываться и выяснять, что случилось. 7839025. алло.

Слушатель: Добрый вечер.

С.ПАРХОМЕНКО: Слушаю вас. Вы представьтесь, пожалуйста.

Слушатель: Здравствуйте. Александр из Москвы. Я сегодня слушал «Разворот» дневной, там говорили про средний класс, но вот нет среднего класса, а Рублево-Успенский треугольник не пойдет на эти митинги, им это не надо, они хорошо живут.

С.ПАРХОМЕНКО: Ну а почему вы говорите о них? Давайте мы о вас поговорим, Александр. Вот вы, например, средний класс.

Слушатель: Нет, я простой рабочий.

С.ПАРХОМЕНКО: Так, а чем вы в данном случае отличаетесь от среднего класса? Чего в вас такого не хватает, чем вы не дотягиваетесь до среднего класса?

Слушатель: Зарплаты.

С.ПАРХОМЕНКО: А почему вы считаете, что все зависит от зарплаты? Может, все зависит от мозгов? Вы понимаете, что происходит в России сегодня?

Слушатель: Ну да.

С.ПАРХОМЕНКО: Вы способны эту ситуацию как-то адекватно оценить?

Слушатель: Да, я слушаю вас часто очень.

С.ПАРХОМЕНКО: Вы примерно представляете себе… у вас дети есть?

Слушатель: Да.

С.ПАРХОМЕНКО: Сколько лет вашим детям?

Слушатель: Много – 20, 18.

С.ПАРХОМЕНКО: Как вам кажется, ваших детей ждет счастливое будущее в России или им что-то угрожает?

Слушатель: Не знаю, нашим детям никогда особо ничего не светило и не светит.

С.ПАРХОМЕНКО: Как это не светило и не светит? Это вы о чем?

Слушатель: Потому что рабочий класс у нас, понимаете?

С.ПАРХОМЕНКО: Понятно. Вы знаете, средний класс от несреднего класса отличается, прежде всего, тем, на мой взгляд, по моему искреннему убеждению, не зарплатой ни в коем случае, не доходом, а некоторой системой ценностей. Вот в тот момент, когда вы начнете работать на своих детей, когда вы начнете думать, что будет с ними завтра, в этот момент вы тоже будете средним классом.

Слушатель: Я об этом думал в начале 90-х годов, но шанс-то упустили, не использовали его.

С.ПАРХОМЕНКО: Не знаю, что значит упустили? Ну, отдал многое, что досталось даром, это правда.

Слушатель: Надежды-то были какие хорошие.

С.ПАРХОМЕНКО: Ну так и что вас заставляет расставаться с этими надеждами окончательно? Вы считаете, что их не вернуть?

Слушатель: Потому что бизнес кинул народ круто.

С.ПАРХОМЕНКО: Почему бизнес?

Слушатель: Бизнес-класс так называемый.

С.ПАРХОМЕНКО: ну а чем он вас кинул? Лично.

Слушатель: А тем, что он для себя построил хорошую жизнь, а зарплату рабочим так, лишь бы с голоду не умерли, хватит, и все. И не Путин в этом виноват.

С.ПАРХОМЕНКО: Да я тоже считаю, что не Путин. Я тут должен сказать, что вы как-то слабовато боролись, видать, за свою зарплату. Вы профсоюза порядочного не создали, вы голоса своего не подняли…

Слушатель: Поднимешь – до свидания, уходи с работы, разговор короткий.

С.ПАРХОМЕНКО: Знаете, я об этом с милицией разговаривал, заполнял протокол и разговаривал…

Слушатель: У вас там дружный коллектив, вы там живете более или менее хорошо, мне так думается. Да?

С.ПАРХОМЕНКО: Смотря что в понятие «хорошо живете» включать. Понимаем друг друга хорошо, это правда.

Слушатель: Нет, я имею в виду дружный коллектив, работаете, зарплата у вас приличная, ездите по заграницам.

С.ПАРХОМЕНКО: У кого-то приличная, у кого-то менее приличная.

Слушатель: Все у вас в порядке, а народ-то работает за кусок хлеба, понимаете?

С.ПАРХОМЕНКО: Понятно. Знаете, все мы работаем за кусок хлеба, только одни работают интенсивнее, а другие менее интенсивно. Я думаю, что из тех, кто сегодня жалуется, что ему куска хлеба не хватает, многие работают, например, в определенные часы, а я вот, например, забыл, когда у меня было начало рабочего дня, а когда конец. Я работаю, пока работа не сделается, и большая часть людей, которых я знаю, и которые меня окружают, работают именно так – пока работа не будет сделана. Это, по-моему, очень важный принцип. Но что-то я заговорился про большую философию. Наверное, уже так далеко не надо. Ладно, всего вам хорошего, встретимся с вами… ой, нет, не встретимся через неделю, я уеду на Болонскую книжную ярмарку, о как! я все-таки книжный издатель, а Болонская ярмарка одна из важнейших в году во всем мире. Так что следующую неделю кто-нибудь будет меня заменять, а вот через неделю мы встретимся, а я зато помолчу лучше эту неделю и голос свой вылечу. Счастливо, всего хорошего!