Суть событий - 2006-02-03

3 февраля 2006 года.

21.08 – 22.00.

В эфире радиостанции «Эхо Москвы» Сергей Пархоменко.

С. ПАРХОМЕНКО – Добрый вечер. 21 час и почти 8 минут в Москве. На два часа меньше в Риме, на час меньше в Иерусалиме, на восемь часов – в Нью-Йорке, а в Петропавловске-Камчатском страшно сказать, который час – утро скоро. Это программа «Суть событий», я Сергей Пархоменко. Как обычно по пятницам мы обсуждаем с вами политические и разные прочие события недели. Ну, на этой неделе уж точно политические. Правда, политика очень разнообразная – от юбилея президента Ельцина до карикатур в датской газете – о какой разлет, и все это – политика, и все это – жизнь, общая наша с вами жизнь, если иметь в виду нас, живущих в мире. «В мире» - не в смысле «в мире и согласии», а «в мире» – в смысле «на Земле», конечно. 725-66-33 – это пейджер. И Илья уже тут как тут с вопросом «Военная полиция на кой черт нужна?». Коротко и ясно, и в вопросе, в общем, содержится ответ. Поговорим и про это – военная полиция на кой черт нужна. Да ни на кой черт на самом деле она не нужна. Вот военная прокуратура на кой черт нужна? Спасла она чего-нибудь? Между тем, она есть отдельно от всей остальной прокуратуры. И военные суды в разных формах, всякие трибуналы существуют. Они что, справедливее обыкновенных? Будет военная полиция, а потом потребуется служба внутренней безопасности в военной полиции, для того, чтобы следить за военной полицией. А в военную полицию-то кого назначим? Этих же самых, из военной прокуратуры? Или, может, гэбэшников соберем, еще умножим как-то, еще им бюджет добавим, посадим над армией наблюдать и упрочим ее, углубим, как говорил один политический руководитель нашей эпохи. Углубим конфликт между спецслужбой и армией. Не полиция нужна, а то, что называется гражданский контроль. Слыхали? Простая, очень ясная вещь. Когда люди за этим наблюдают, без погон люди. Да, так 725-66-33 – это пейджер. Он работает, и из его уже чего-то сыпется и сыпется, и сыпется. Ничего себе активность сегодня, просто какая-то поразительная история. Давайте, продолжайте в том же духе. Я с удовольствием. Чего-чего? «Пархоменко! – тут требуют от меня – Прошу зачитать мой мессадж про армию!». А вы подпишитесь сначала, тогда буду записывать и прочитывать ваш мессадж про армию. А вы поскольку подписаться побоялись, я читать и не буду. Хорошо? Не буду читать анонимных, и нечего ко мне так как-то в приказном порядке обращаться. Да, телефон. 783-90-25 – для тех, кто звонит нам из Москвы. Я не говорю «для москвичей», в смысле, не для тех, кто живет в Москве. Не обязательно, может, вы приехали, может, вы тут проездом на два дня. Для тех, кто звонит из Москвы – 783-90-25. Для тех, кто звонит не из Москвы – 783-90-26. Знаете, зачем это сделано? Вовсе не для того, чтобы кого-то дискриминировать. А для того, чтобы компенсировать, если я правильно понимаю замысел руководства радиостанции, некоторую техническую сложность, которая заключается в том, что если из Москвы и по межгороду звонят по одному и тому же номеру, то умножаются разнообразные сбои. Потому что межгород, он как бы срубает внутренний звонок, или они там мешают друг другу. Исключительно поэтому, больше ни зачем. 783-90-25 – звонки из Москвы. 783-90-26 – звонки не из Москвы. Ну что, с чего начнем? С пресс-конференции Путина, наверно, начнем. Хотя ее как-то целую неделю уже как-то, что называется, пережевывают. Зрелище, конечно, вполне поразительное. Знаете, меня один момент на этой пресс-конференции как-то, я бы даже сказал, порадовал. Там встала одна девушка и спросила у Путина, в чем секрет его политического успеха. На этом месте зал заржал. Во всяком случае, так как-то заухмылялся. Вот это хорошо, значит, все-таки живые люди сидят там по большей части. Не понимаете, что Путину нельзя задавать этот вопрос, в чем секрет его политического успеха. Потому что, в общем, нам понятно, в чем секрет его политического успеха. История рубежа 1999-2000-го года все-таки нами не забыта, и история преемничества не забыта, и война как избирательная технология – это тоже как-то останется в учебниках по истории и в учебниках по истории политической мысли на долгие-долгие века. Вот хорошо, значит, у все-таки у людей как-то это засело в голове, даже вот у тех, которые проходят все эти сложные отборные сита и сетки для того, чтобы попасть на эту пресс-конференцию. Собственно, я у вас бы спросил, что вам запомнилось больше всего из этой пресс-конференции, насколько вам показался президент убедительным, насколько вам показалось это серьезным. Давайте вот как-то запомним эту тему и этот вопрос до телефонных звонков, которые, я надеюсь, у нас тут скоро наступят. Так, что-то тут такое… Я все пытаюсь разобраться в огромном количестве сообщений на пейджер, которые мне тут насыпались. «Объясните, пожалуйста, причину безобразий, происходящих в армии». Это Людмила пишет нам. Президент Путин нам с вами объяснил, Людмила, что это мы виноваты - вы и я - в безобразиях, происходящих в армии. На самом деле, я уж много раз про это здесь говорил, да и не я один. Кто только не говорил к этот самый микрофон, сидя на этом самом стуле, что нищая армия очень вредна для страны, очень вредна для нас с вами, но очень полезна для чиновничества. Потому что это неисчерпаемый источник разнообразной коррупции, воровства, дармовой рабочей силы, всяких злоупотреблений. Очень удобно. Дедовщина в такой армии необходима, потому что чем еще занять нищих в перерыве между тем, как они красят траву, приклеивают обратно на березу опавшие листочки, строят дачу своему полковнику, пропалывают картошку на огороде, будучи отданными в рабство соседнему колхозу, такое тоже бывает. Вот, собственно, пока офицеры пьют, как-то воруют и безобразничают, сержанты работают за них как могут. Вот, каким образом могут, бьют, уродуют, издеваются. И, в общем, довольна и та, и другая сторона. Одним проще, другим веселее. Потом подрастает новое поколение из этих самых избитых и изуродованных, начинает бить следующих. Вот, собственно, все причины безобразий, происходящих в армии. Ищите, опять-таки, кому это выгодно. Выгодно это бюрократии, выгодно это чиновничеству, потому что обращаться с армией профессиональной, компактной, где каждая копейка посчитана, которая по существу такая большая корпорация в разных смыслах этого слова – и профессиональная корпорация, профессиональная каста – такой становится профессиональная армия довольно быстро – с этим сложнее, там труднее украсть. Даже если вроде и денег больше крутится, а украсть труднее, потому что они считанные, потому что они, что называется, по делу. «Сергей, прокомментируйте, пожалуйста, отмену пенсий в Туркмении - просит меня Алла – Как вы считаете, сколько еще народ Ниязова будет терпеть? Является ли правление туркмен-баши идеалом для наших руководителей?». Ну, как вам сказать, идеалом, конечно, не является. Опять в чем-то похоже, оно удобно, с таким человеком удобно разговаривать. Он изгой, ему руки не дают, его весь мир презирает, поэтому, конечно, он благодарен за то, что есть страна, которая соглашается с ним вести дела. Что она соглашается с ним вести дела, мы с вами видели буквально на днях, когда президент Ниязов был в Москве, обнимался с президентом России, позировал перед телекамерами, они много раз пожали друг другу руки. А вообще, нельзя ведь подавать руку человеку, который в одни день объявляет, что стариков мы будем уничтожать, будем как-то добиваться того, чтобы они вымерли. Вот это абсолютный такой прямой цинизм. Часто говорят о том, что российские либералы - гайдаровское правительство - поступило таким образом, но они боролись с нищетой, которая в то время наблюдалась в российском государстве, с пустой казной. Они пытались каким-то образом выбраться из этой ситуации. И надо сказать, что пенсионное обеспечение в России всегда было приоритетом, даже в самые тяжелые времена, когда сильно задерживали зарплаты, когда действительно страна жила впроголодь почти в прямом смысле этого слова. А здесь, видите, человек решил сэкономить, на чем проще, на тех, кто как-то не ответит. Те люди, которые знают, что происходит там, в среднеазиатских странах, говорят, что вообще эти приблизительно 50 долларов пенсии, которую там платили - это по тем местам очень значительный доход. И редкий квалифицированный или относительно квалифицированный рабочий, или какой-то служащий или крестьянин зарабатывает такие деньги. Поэтому эти пенсии были источником существования огромного количества людей, и часто это был главный доход большой семьи, и наличие престарелого какого-нибудь дедушки или отца, или бабушки, кто получал пенсию все-таки более-менее регулярно, этого хватало на многих членов этой семьи. Поэтому, в общем, эта экономия на пенсиях, это экономия на народе в целом. В таких ситуациях, когда человек совсем как-то слетает с катушек, руководитель, так скажем, государств, когда он совсем оказывается таким вот безумцем зверем, очень важна солидарность. Очень важно, чтобы весь окружающий мир каким-то единым движением, основываясь на каких-то единых принципах, такому лидеру указал бы на то, что и на него есть управа. И то, что он оказался в силу тех или иных обстоятельств во главе этой страны, не означает, что он может уничтожить это население. Вспомните, как это было с Полом Потом, например, который просто уничтожил многие миллионы своих подданных. Как это было с некоторыми ближневосточными режимами, как это было с Муаммаром Кадафи, например, как это было в Албании и т.д. Вот эти вот режимы – режимы-изгои – они чувствуют себя хорошо только тогда, когда есть хоть какая-то у них внешняя опора. Вот как-то, казалось бы, нищая Куба, нищая Северная Корея, а им проще оттого, что они есть и что они как-то общаются между собой, и что они как-то не чувствуют себя одинокими, что они как-то вдвоем. У них хотя и виртуальные отношения, но достаточно тесные, между двумя этими диктаторами, одним - Карибским, другим - азиатским. Так вот очень важно было бы, чтобы в этот момент туркмен-баши понимал бы, что он один и что ему совсем не на кого рассчитывать. А вот в Москве ему подают, в прямом смысле, подают руку, сажают его за стол, ведут с ним разговоры, как с равным, как с честным, как с нормальным. Это значит, что Москва, в политическом смысле Москва – знаете, как говорят, «официальный Рим», не знаю, «официальный Лиссабон» - эта вот «официальная Москва» разделяет в какой-то мере ответственность за то, что происходит, за то, что вытворяет «официальный Ашхабад». Значит, часть вины и на наших политических руководителях, на наших дипломатах, на тех, кто разрабатывает эту самую внешнюю политику. Они принимают на себя часть этой ответственности и должны понимать это, потому что они, что называется, сшибают волну международного осуждения, международного давления – не побоюсь этого слова, которое в данном случае совершенно необходимо, просто для того, чтобы эти люди уцелели под рукой этого странного и, похоже, совершенно как-то озверевшего человека. Про карикатуры, тут как-то очень много про это вопросов. Что вы думаете, почему появились карикатуры в малоизвестной датской газете, чего автор хотел достичь? Вы знаете, карикатуры ведь уже очень многие видели, их в Интернете полно. Карикатуры, в общем, более-менее никакие. Это повод. На самом деле, ничего в них такого, что заслуживало бы подобной реакции, нет. Во всяком случае, по сравнению с тем, что абсолютно спокойно присутствует в средствах массовой информации не только в таких фундаменталистских исламских странах, но и странах относительно цивилизованных, умеренных. Например, в Турции. Кто хоть раз видел турецкие газеты в своей жизни, тот отлично помнит стиль карикатур там. Они, кстати, очень любят карикатуры, они иногда бывают очень смешные там, там есть очень талантливые художники. Вообще, турецкие газеты, они такие очень яркие, они такие восточные, и в них много этого. Так они довольно спокойно себя чувствуют. И карикатур на Папу Римского там сколько угодно, и карикатур на, скажем, если речь идет о Турции, на греческого патриарха. Мы помним, что между турками и греками довольно напряженные отношения. И между турецкими мусульманами и греческими православными тоже отношения не всегда совершенно уважительные. И масса карикатур, где фигурирует образ Христа, и совершенно это никогда никого не смущало, не пугало и т.д. Это повод. Это абсолютно намеренная такая политическая… Даже я бы не назвал это комбинацией, потому что никто особенно не сговаривался. Это скорее такая политическая волна. Вот кто-то один первый придумал, кто-то один из этих исламских лидеров или из лидеров исламских экстремистских организаций первый пронзительно закричал. И как-то другие услышали и сказали «о, а что, отличный ход, сейчас мы их них выдоим тут, ну-ка мы им тут сейчас устроим». И давай устраивать. Сейчас очень много всяких разговоров о том, что специальная была пропагандистская кампания устроена в нескольких исламских странах, что в мечетях и на всяких народных сборищах пересказывали эти карикатуры, сильно их приукрашивая, объясняя, что там какие-то совсем неприличные, отвратительные, унизительные сцены изображены. А, дескать, показать мы вам не можем, потому что мы правоверные мусульмане и мы не можем взять в руки такую гадость, тем более, вам показывать, поэтому вы уж поверьте, дескать, нам на слово. И понятно, что в некотором роде попытка с такими негодными средствами реабилитироваться, уж больно много претензий было к исламскому миру и к исламскому экстремизму в последнее время, начиная с 11 сентября в Нью-Йорке и кончая огромным количеством всяких терактов, которые под зеленым исламским знаменем были устроены. А вот теперь отличный повод сказать «да, вы сами, вы виноваты, это все из-за вас, это вы нас провоцируете, это вы нас дразните, это вы нас мучаете». На самом деле, эта история для меня есть показатель того, что никакой серьезной, разумной политической воли, воли к взаимопониманию, миру, спокойствию, в исламском мире нет. И то, что они готовы раздуть вот такой скандал, в общем, из совершенно пустого случая, абсолютно не заслуживающего никакого ни упоминания, ни даже порицания, на фоне, еще раз повторю, всего того, что совершенно спокойно и хладнокровно проделывает мусульманская пресса во всем мире – это для меня доказательство того, что мудрости в этом мире, исламском мире, где, казалось бы, основным почитаемым божеством является пророк, мудрец, собственно, мудрости-то там и нет пока, на сегодня. И когда сегодня призывают к тому, чтобы ограничить свободу европейской прессы, к тому, чтобы запретить, закрыть, уничтожить и так далее, эти люди не заглядывают просто не то, что завтрашний день, в вечер сегодняшнего дня не заглядывают. Они должны помнить, что эта самая пресса, в том числе и датская, и французская, которая, скажем, очень бурно восприняла этот конфликт, и британская – это та самая пресса, которая считала возможным, вопреки официальному мнению своих собственных правительств и правительств своих союзников, отстаивать права исламского мира на милосердие, на справедливый подход. Это та самая пресса, которая, скажем, протестовала против американского вторжения в Ирак. Это та самая пресса, которая пыталась глубоко и подробно разобраться в тех конфликтах, которые происходили в Европе, в Германии, например, между приезжими из исламских стран и местным экстремистским всяким сбродом, которого в Германии тоже достаточно. Те, кто пытались разобраться во французских недавних конфликтах и разобрались. Кто, например, во Франции, что было чрезвычайно важно, занимали позицию очень ясную и очень четкую, которой, между прочим, не хватало здесь, в российской прессе. Позицию, которая заключалась, во-первых, в том, что люди, которые устраивали недавние беспорядки во Франции – это, во-первых, французы, безотносительно к тому, какого они цвета, безотносительно к тому даже, где они родились, откуда они приехали. Это граждане Франции, особенно эти дети, поскольку чаще всего и родились-то на территории Франции, и их родители тоже. Это французы и они пользуются теми же самыми правами, что и французы, и к ним должно быть проявлено такое же точно внимание, как к французам. Кроме того, французская пресса, например, очень бурно протестовала против расхожего мнения о том, что это вот мусульмане, это все имеет какую-то исламскую подкладку. Это не имело исламской подкладки, все вот эти недавние беспорядки и вокруг Парижа, и вокруг других крупных французских городов. Там совершенно не было этого подтекста, и пресса настаивала на этом, и пресса много об этом писала, и пресса во многом отстояла репутацию европейского ислама этим. Сегодня эта же самая пресса европейская оказывается под давлением вот этих самых исламских экстремистов. Это глупость. Это глупость, и в некотором роде это подлость. И завтра они несомненно свое мнение изменят, когда им опять станет туго, когда опять окажется, что никто кроме европейских журналистов не способен писать об этом, не способен говорить об этом вслух, не способен вести себя по отношению к ним честно и милосердно. Ну, это выяснится уже несколько позже. Что касается пресс-конференции, я вернусь к ней, у меня здесь все-таки довольно много вопросов. «Отчего это Путин так кокетничал на пресс-конференции? - спрашивает у меня какой-то загадочный Митек – Глазки строил, рисовался. Красна девица что ли?». Да нет, не красна девица. Он как-то чувствовал, что ему в этой ситуации можно. Он чувствовал себя хозяином в этом зале. Вот здесь, между прочим, я связал бы историю с пресс-конференцией и другую историю, сегодняшнюю. Вот, сегодня прозвучали в очень странной форме заявления одного из членов Общественной палаты, какого-то человека по фамилии Третьяков. Это не тот Третьяков, не Виталий Товиевич Третьяков, это другой Третьяков. Так вот этот самый Третьяков заявил о том, что нужно срочно, скорей-скорей принимать моральный кодекс, этический кодекс российских журналистов, а дальше отличная аргументация «а то запретят». А то как-то произойдет какой-нибудь большой скандал, в результате чего придется закрыть окончательно свободу слова. И вот здесь я повесил бы небольшую запятую. Задумайтесь над самой вот этой аргументацией, над самим этим сопоставлением двух обстоятельств - необходимости этого этического кодекса и отношения к этому как к единственной возможности предотвратить этот дурацкий запрет и злобный запрет. Вот на этом месте давайте сделаем паузу на новости, а потом вернемся ровно к этой теме.

НОВОСТИ.

С. ПАРХОМЕНКО – 21 час 35 минут. Это продолжение программы «Суть событий». Мы остановились с вами на неожиданном заявлении одного из членов Общественной палаты сегодня о том, что срочно - срочно, скорее-скорее нужен этический кодекс для журналистов. А я вот, прочтя эту новость, вспомнил, что завтра исполняется 12 лет одному замечательному тексту под названием Московская хартия журналистов. В 1994 году он был написан, 4 февраля 1994 года. Это и есть этический кодекс, очень короткий, очень ясный, очень по-моему прозрачный, очень стройно написанный. Я, например, очень горжусь, что я был один из тех 27, кажется, или 29, уже не помню точно, человек, которые подписали его первоначально. Потом было довольно много предложений и довольно много желающих подписать его, присоединиться к этой группе. А речь ведь не о том, что нужно создать большой список подписавших, большой список согласившихся. Вот это некий текст, который всякий человек, который занимается журналистикой, мог прочесть и самому себе сказать - да, пожалуй, вот это кажется мне правильным, а, пожалуй, то, что здесь названо невозможным, то, что здесь названо стыдным, то, что здесь названо недопустимым – так вот я тоже это считаю невозможным, стыдным и недопустимым. Мне пришлось участвовать сегодня по этому поводу в одной такой небольшой дискуссии в Интернете. Я просто напомнил коллегам об этой некруглой дате, об этом самом 12-летнем юбилее, который совпал вот с этим вот странным заявлением. Мне кто-то написал, что, собственно, а зачем, какая разница, есть или нет, все равно как-то никакой пользы. А мне все-таки кажется, что польза есть. Что одна из крупнейших проблем российской сегодняшней журналистики и российской печати заключается не в том, что в ней есть подлые люди среди людей, которые занимаются журналистикой в России. Есть люди подлые, есть люди нечестные, есть люди избыточно жадные. Всякие есть люди, разумеется. А есть герои, между прочим. Так вот – а то, что нет сообщества, нет цеха. И соответственно, нет и изгоев, потому что изгой должен быть из чего-то изгнан, правда? Должно быть что-то, что его отторгло. И речь совершенно не о репрессиях, речь не о том, что кому-то нужно что-то такое запретить, у кого-то что-то отнять, кому-то что-то перекрыть и т.д. Просто есть сообщество, а есть люди, которые оказались, благодаря своим поступкам, вне этого сообщества. Соответственно, те, кто общаются с этой профессиональной средой, они должны понимать, что им противостоит или с ними сотрудничает, наоборот. В общем, они видят перед собой не группу каких-то разрозненных людей, где каждый за себя, а сообщество людей объединенных, именно не разъединенных, а объединенных, сплоченных каким-то общим пониманием правильного и неправильного. И вот здесь я вспоминаю мою коллегу Машу Липман, которая очень любит приводить замечательный пример конфликта между властью и прессой, который произошел в Соединенных Штатах совсем недавно, когда у власти был Билл Клинтон, и вот, разворачивался скандал по поводу Моники Левински. Была знаменитая история, когда на пресс-конференции президента в самом начале ее, буквально первым же вопросом Клинтону был задан вопрос в связи с этим делом. По-моему, уже в тот момент было ясно, что он дал показания под присягой, и эти показания были лживыми. По всей видимости, они совершил чрезвычайно важное, с точки зрения американского законодательства, преступление. Я не помню совсем уж точно, в деталях, обстоятельства этого конфликта, но вот что-то такое происходило. Ему задали вопрос достаточно резкий, достаточно жесткий, но корректный, вопрос по поводу этого конфликта. И Клинтон в резкой, надо сказать, развязной форме отказался на этот вопрос отвечать. Так за последующие 40 минут ему этот же самый вопрос был задан больше ста раз разными журналистами. Вот он показывал в зале на очередную поднятую руку, вставал человек и снова задавал этот вопрос. И еще, и еще, и еще, и еще, и еще. И в какой-то момент стало ясно, что этот вопрос ему будут задавать до тех пор, пока он на него не ответит. Что интересно, там не было никакого сговора. Журналисты не успели сговориться, у них не было такой возможности. Это было некое естественное движение профессионального цеха. Вот это чрезвычайно важно. А теперь сравните это с тем, что мы видели на пресс-конференции президента Путина несколько дней тому назад. Вы видели профессиональное сообщество, вы видели цех? Нет, вы видели девочек, которые обмирают от восторга, когда у них есть возможность задать вопрос, чем он пользуется для сохранения своей вечной молодости и несравненной красоты. Вы видели людей, задающих угодливые и угодные вопросы достаточно часто. Вы видели людей, спокойно реагирующих на ложь и на передергивание. Вот что вы видели перед собой. Я совершенно не хочу сказать, что вся российская журналистика сегодня из людей, которые предают свои профессиональные заповеди, но я должен сказать, что общее настроение профессионального цеха сегодня довольно тяжелое и я бы сказал пораженческое. Люди сдались перед властью, люди позволяют манипулировать собой легко и, в общем, с удовольствием. Конечно, сравнение с эпохой Ельцина здесь достаточно яркое и не случайно, если вы видели фильм – не самое сильное на свете произведение телевизионного искусства – фильм Сванидзе, сделанный к юбилею Ельцина. Там был, в общем, вполне поразительный момент, когда Ельцин говорит о свободе слова как о, может быть, самом большом своем достижении и самом большом своем достоянии, говорит почти со слезами на глазах, почти со слезами восторга на глазах. Это очень впечатляюще, это очень сильно, это очень здорово на самом деле. Собственно, вот. Давайте на этом месте прервемся. Я достаточно уже как-то накидал и перечислил разных тем. Одна из них еще вот только что Мариной Королевой была нам принесена – тема этого совершенно позорного суда, который произошел над человеком на Алтае, который оказался в несчастную минуту в той точке, где пролетала машина с губернатором Евдокимовым. Он получил абсолютно несправедливый, безобразный приговор. В какой-то мере, вот вам еще один ответ на вопрос о том, зачем в стране справедливый суд. Действительно, зачем суд человеку, который не собирается воровать, не собирается убивать и насиловать. Я честный человек, со мной все в порядке, я уважаю закон, не собираюсь вступать в конфликт с этим законом. Меня, в общем, не волнует. Это пусть воры и уголовники разнообразные боятся, пусть они требуют какого-то там справедливого суда, человечных условий содержания в местах лишения свободы и т.д. А нас, честных, добропорядочных, это не касается. Ну так вот, я думаю, что этот человек, которому я очень сочувствую и вместе с которым я готов возмущаться в этой ситуации – может быть, он был одним из тех, кто относился хладнокровно и индифферентно к тому, что происходит сегодня в России с правосудием, относился к последовательному разрушению российской судебной системы, это разрушение происходит на наших глазах. Происходило в частности в ярких судебных делах последнего времени, в том числе, дело ЮКОСа. Я снова и снова буду это повторять, что именно в этом, может быть, основной, самый тяжелый урок дела ЮКОСа – что власть способна разрушить систему правосудия и сделать ее смехотворной. Так вот, может быть, этот человек относился к этому спокойно. Сегодня этот крокодил хвостом его достал. Сегодня оказалось что, вот уж действительно, не зарекайся. И можно оказаться вот такой совершенно трагической ситуации, когда жизнь человека сломана оттого, что кто-то дал указание, оттого, что суд подчинился, суд, так сказать, держал нос по ветру и унюхал, в какую сторону здесь нужно принимать решение. Потому что очевидно же, абсолютно очевидно всякому, кто когда-либо сидел за рулем, что в этой ситуации водитель ничего не мог сделать, когда на него налетала со скоростью 200 км/ч по встречной полосе машина, и это абсолютно не спасаемая ситуация. Любой, самый лучший шофер скажет вам, что это так. Мне остается только сожалеть, что не нашлось людей, которые сегодня выразили бы согласованный, солидарный протест по этому поводу. Я думаю, что действительно эта история посильнее оранжевых подфарников, которыми теперь нужно заменить все красные, посильнее истории с правыми рулями, посильнее истории с внезапным изменением правил дорожного движения. Вот уж действительно это история, когда люди, просто обыкновенные люди, должны выразить свой протест. Будем надеяться, что постепенно это созреет и в какой-то момент еще произойдет. Телефон, обратимся с вами к телефону. 783-90-25 – для тех, кто звонит из Москвы. 783-90-26 для тех, кто звонит не из Москвы. Давайте вот сейчас посбрасываем тех, кто там висит часами, потому что правильнее начинать звонить сейчас. Давайте начнем с не москвичей, 783-90-26. Вот вы в прямом эфире, и у вас есть возможность высказаться на одну из тем, которую я затронул сегодня. Алле!

СЛУШАТЕЛЬ ВАЛЕРИЙ– Алле, добрый вечер!

С. ПАРХОМЕНКО – Да, добрый вечер. Как вас зовут?

СЛУШАТЕЛЬ ВАЛЕРИЙ– Меня зовут Валерий.

С. ПАРХОМЕНКО – А вы откуда, Валерий?

СЛУШАТЕЛЬ ВАЛЕРИЙ – Из Петербурга.

С. ПАРХОМЕНКО – Что скажете?

СЛУШАТЕЛЬ ВАЛЕРИЙ – Алле?

С. ПАРХОМЕНКО – Алле! Да, я слушаю вас, Валерий. Вы такой задумчивый.

СЛУШАТЕЛЬ ВАЛЕРИЙ – Здравствуйте, добрый вечер!

С. ПАРХОМЕНКО – Добрый вечер.

СЛУШАТЕЛЬ ВАЛЕРИЙ – Это Валерий из Петербурга.

С. ПАРХОМЕНКО – Да, я понял. Так в чем ваш вопрос? Или в чем ваше осуждение?

СЛУШАТЕЛЬ ВАЛЕРИЙ – Я так растерялся, потому что дозвонился. Со мной никогда это не происходило. Постараюсь быть конструктивнее.

С. ПАРХОМЕНКО – Видите, когда-то должно было произойти. Да.

СЛУШАТЕЛЬ ВАЛЕРИЙ – А вопрос мой заключается вот в чем. Мне кажется, что нагнетание злобы, даже если оно в гуманных целях происходит, оно само по себе никакой пользы принести не может. В этой связи я хотел задать вопрос вам, Сергей. Не кажется ли вам, что в этом смысле радиостанция, которую вы представляете, а я соответственно слушаю, она тоже участвует в этом процессе?

С. ПАРХОМЕНКО – Понятно, Валерий. Знаете, я с большой любовью в кавычках отношусь к вопросам, сформулированным в стиле «не кажется ли вам». Понятно, что если вы спрашиваете «не кажется ли вам», вы хотите этим мне сообщить, что вам кажется. Вы знаете, нет, я здесь с вами не соглашусь. Радиостанция «Эхо Москвы» действительно заострена на серьезных, глубоких проблемах российского общества, которых достаточно, как и у любого другого общества. Она как-то не прыгает по верхам, она не живет в танце, это правда. Злобы особенной я не вижу, вижу часто острую, резкую постановку вопроса. Мне представляется это правильным, мне представляется это профессиональным. Сладкий стиль журнализма вы могли наблюдать, например, на пресс-конференции президента Путина несколько дней тому назад. Вот такая журналистика вам больше нравится? Когда сидит, развалясь, вальяжный, довольный собой чиновник, страна лежит у его ног, и он абсолютно спокойно, ничего, так сказать, не опасаясь, изливает свое видение окружающей действительности, в которой у него совершенно все в порядке, не отдавая себе отчета в том, насколько серьезны проблемы, которые стоят перед страной, точнее, вполне отдавая себе отчет, но последовательно стремясь обходить эти проблемы стороной. Например, то, о чем мы много раз с вами говорили здесь – то, что в России постепенно и последовательно сворачиваются институты, позволяющие обществу контролировать власть, позволяющие обществу управлять властью. Именно поэтому мы сегодня так внимательно прислушиваемся ко всему тому, что связано с проблемой преемника, что связано с проблемой наследника. А кому Путин передаст власть, а кого он назначит. Да никому он не должен передавать власть и никого он не должен назначать. И все как-то внимательнейшим образом прислушиваются – а вот, Путин, кажется, сказал, что он не будет бизнесменом, что он не хочет руководить «Газпромом». Что же на самом деле это означает? Да ничего на самом деле это не означает, потому что ни одной секунды глава государства, как и любой другой чиновник, не задумывается над тем, что за произнесенные им слова нужно будет нести ответственность. Что кто-то потом сравнит то, что он сказал, и то, что он сделал. Если он сегодня говорит «я не буду сидеть во главе «Газпрома», это означает для него, что он теперь не должен во главе его сидеть. А на самом деле, это слова, и больше ничего. На самом деле, это ничего не опровергает, ничего не добавляет к нашему представлению о том, как властная верхушка в России сегодня последовательно собирает под свой контроль крупнейший российский бизнес, последовательно собирает все, что называется, денежные потоки вот, так сказать, своим контролем. Вот вам больше нравится такой стиль разговора? Да, он как-то помогает расслабиться, помогает перевариванию пищи. За ужином, наверно, лучше смотреть вот что-нибудь такое, а не слушать что-то такое, что достаточно часто раздается вам из приемника, настроенного на частоту «Эха Москвы». 783-90-25, теперь московский телефон. Давайте отсюда. Алле!

СЛУШАТЕЛЬ КОНСТАНТИН – Алле!

С. ПАРХОМЕНКО – Да-да!

СЛУШАТЕЛЬ КОНСТАНТИН – Константин.

С. ПАРХОМЕНКО – Здравствуйте. Только вы, Константин, пожалуйста, выключите радио, потому что оно фонит, мы его слышим сюда обратно в эфир.

СЛУШАТЕЛЬ КОНСТАНТИН – Здравствуйте!

С. ПАРХОМЕНКО – Да, здравствуйте, Константин.

СЛУШАТЕЛЬ КОНСТАНТИН – У меня такой вопрос. Есть партия, СПР называется.

С. ПАРХОМЕНКО – Есть такая партия.

СЛУШАТЕЛЬ КОНСТАНТИН – Мне кажется, там стыдливо пропущено слово. Союз еврейских правых сил. Я сочувствующий.

С. ПАРХОМЕНКО – Понятно, я понял, Константин, спасибо. Вы антисемит, вы человек глупый, вы не хотите видеть реальных обстоятельств, окружающих вас, вы ищете легких и ложных путей для того, чтобы объяснить те несчастья, которые сопровождают вас в жизни. А они сопровождают вас, по всей видимости, именно потому, что вы человек недалекий и, не побоюсь этого слова, ленивый. Вы ведь поленились разобраться в том, что вокруг вас происходит, так что вот вините себя. Никто вам больше не виноват, что вы плохо учились и плохо поняли, что вокруг вас происходит, оттого и заняты бесконечной еврейской угрозой и никак не можете от нее отвлечься. 783-90-26. К сожалению, видите, московский звонок нам пришлось потратить на этого вот странного и бессмысленного типа. Но ничего не поделаешь, очередь не москвичей. 783-90-26. Да, алле!

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – Алло!

С. ПАРХОМЕНКО – Да.

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ– Добрый вечер!

С. ПАРХОМЕНКО – Здравствуйте.

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – Это Дмитрий из Саратова.

С. ПАРХОМЕНКО – Здравствуйте, Дмитрий из Саратова.

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – Мне хотелось бы обсудить проблемы армии.

С. ПАРХОМЕНКО – Давайте.

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – И хотел бы заявить по этому поводу, что всю неделю прошлую, момент, когда произошло ЧП в Челябинске, все, кто угодно обсуждал эту проблему, кроме самих участников как бы этого. Я имею в виду, солдат.

С. ПАРХОМЕНКО – Один участник, к сожалению, самый главный участник, находится в таком состоянии, что, кажется, он два раза смог на бумажке нацарапать какое-то имя. И так он как-то между жизнью и смертью пребывает все время.

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – Нет, я это понимаю. Я просто демобилизовался как бы шесть лет назад и некоторое представление имею о том, что там творится, в армии. И мне хотелось бы свои соображения высказать.

С. ПАРХОМЕНКО – Выскажите, я с удовольствием выслушаю ваши соображения. Думаю, что наши слушатели тоже.

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – По моему, все началось как бы в хрущевское время, когда стали призыв осуществлять среди осужденных, то есть к 18 годам уже получившим срок людям, и в то же время появились отсрочки от призыва для людей, которые хотят поступить в институты. То есть произошло, грубо говоря, скажем так, оглупение армии в тот момент. И чем дальше это продолжалось в последующие эпохи, тем все больше и больше как бы людей старалось от армии избавиться. И например, сейчас стоит такой вопрос, что от призыва имеют отсрочку где-то 70 или 80% призывников. То есть на лицо совершенно полная дегенерация тех людей, которые идут в армию.

С. ПАРХОМЕНКО – Да, пожалуй.

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – И в связи с этим хотелось бы также – благодаря кому это осуществляется. Это осуществляется, на мой взгляд, благодаря решениям родителей, в первую очередь, потому что 18-летний человек он как бы еще не может в полной мере самостоятельно принимать решения. То есть вот сейчас, в связи с событиями в Челябинске, тут же все начали поднимать вопрос о том, чтобы совсем не идти, не отдавать своих детей в армию. То есть люди хотят, вместо того, чтобы решать проблемы армии, просто избавиться от этой проблемы - от армии. И на мой взгляд…

С. ПАРХОМЕНКО – Вы знаете, Дмитрий, мне кажется все-таки, что они хотят избавиться не от армии, а от такой армии. Это важно. Ведь у этих самых людей, если у них спросить, а нужна ли вообще армия стране, я убежден, что каждый из них скажет «да, несомненно, страна существовать без армии не может, мы существовать без армии не можем, нас кто-то должен защитить».

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – Так нет же. В тот момент, когда люди, например, говорят о том, чтобы - давайте призывать умных людей в армию, отменить отсрочки – все тут же– ну как же, нельзя такого делать, мой же сынок, как же мой сынок пойдет в армию. Я вполне уверен, что он нормальный.

С. ПАРХОМЕНКО – Понятно. Знаете, Дмитрий, с одной стороны, вы ставите вопрос совершенно правильно, а с другой стороны, как-то обрываете его в каком-то странном месте, не в конце вы его обрываете, а где-то на середине. Давайте призывать умных людей в армию, согласен. Запятая.

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – И в то же время не призывать. Просто…

С. ПАРХОМЕНКО – Нет, не так. Простите, Дмитрий, я не об этом. Вот смотрите, давайте призывать умных людей в армию, запятая, чтобы они там в армии что? Давайте мы себе представим?

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – Просто на своем опыте могу поделиться, что получается. Я служил, может быть, не в самой плохой части, но получалось как – даже несколько, скажем так, утрированно, нормальных людей, они вот этих вот дегенератов, которые совершили в том числе и в Челябинске вот эти действия, они просто останавливают. Они могут постоять и за себя, и защитить других – тех, кто по своим моральным или каким-то качествам не может это делать.

С. ПАРХОМЕНКО – Вот давайте себе представим, что завтра отменены отсрочки. Давайте представим себе, что люди…

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – Да, в то же время, причем…

С. ПАРХОМЕНКО – Дмитрий, секунду. Давайте теперь я предложу вам некую ситуацию. Значит, люди, которые учились в университетах, получали образование – в прямом смысле учились в университетах, вот не фигурально выражаясь, «мы в университетах не учились», нет, а вот действительно, учились в университетах. Их достаточно много в стране, не только московский университет или не только санкт-петербургский, в Саратове, между прочим, тоже достаточно высококлассных учебных заведений, насколько я знаю.

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – Да, да.

С. ПАРХОМЕНКО – Так вот все эти люди оказались в армии. И на протяжении двух лет эти люди драят очко, красят траву.

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – Ну, траву там не красят, могу сказать.

С. ПАРХОМЕНКО – Мешают сапогами цемент на стройке дачи у своего полковника и т.д. Что делает эта армия? Что эта армия в свою очередь может предложить людям, образованным и имеющим какую-то профессию? И другой вопрос – на что в реальности эта армия, сегодняшняя армия, может их употребить. На прополку картошки?

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – Но в 30-е годы, например, и в 40-е – годы, которые дали нам массу отличных специалистов – они же все прослужили в армии, им это не помешало стать отличными профессорами, докторами и т.п. Почему они…

С. ПАРХОМЕНКО – Не сравнивайте. Потому что это послевоенное время, во-первых. Во-вторых, процент тех людей, которые тогда действительно имели образование и которые, между прочим, не попали в армию, вот это вот слово «бронь» или как его еще называли «броня» – оно существовало всегда. И между прочим, во время ВОВ в армию не призывались достаточно значительные категории образованных людей, скажем, докторов и кандидатов наук. Другое дело, что многие из них отказались воспользоваться этой положенной им…

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – И это им ничем не помешало.

С. ПАРХОМЕНКО – И это им не помешало. Но тем не менее, государство знало, что даже в военное время неправильно использовать этих людей на, так сказать, грубых работах, даже вот на такой строевой, армейской, боевой работе.

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – Но предположить, что…

С. ПАРХОМЕНКО – Подождите, Дмитрий, мы увлеклись с вами этим разговором. Это действительно тема чрезвычайно интересная.

СЛУШАТЕЛЬ ДМИТРИЙ – Есть другое предложение.

С. ПАРХОМЕНКО – Я рад, что дозвонился человек, которому как-то есть что на эту тему сказать, у которого есть какой-то свой жизненный опыт. К сожалению, мы должны с вами на этом месте прерваться. Извините, просто наше время вышло. Мы еще много-много раз с вами будем к этому возвращаться, потому что это действительно огромная проблема, которая заключается в том, что – да, армия должна призывать современных образованных людей, но она должна соответствовать этим современным образованным людям, она должна ставить перед ними адекватные задачи и предлагать им адекватную работу. Иначе это просто, извините, то, что в советское время называлось «безхозяйственность», когда людей с образованием, людей со знаниями, не знаю, да не только со знаниями, с руками – а если это столяр-краснодеревщик? Знаете у него пальцы какие? А его заставят этими пальцами ту же самую картошку… Ладно, остановимся на этом. Спасибо вам большое. Как-как, что-что? Ну конечно, пришла Королева. СтолЯр. Ну конечно.

М. КОРОЛЕВА – Да, столяр.

С. ПАРХОМЕНКО – Все равно, что плотник супротив столяра. А я сказал стОляр, да?

М. КОРОЛЕВА – Ага.

С. ПАРХОМЕНКО – Ну извини, пожалуйста. Хорошо, бывает и на старуху проруха. Зато я знаю, как произносится слово «кулинАрия».

М. КОРОЛЕВА – А она уже «кулинарИя». Но это в воскресенье, в программе «Говорим по-русски». Прощайтесь, пожалуйста, да.

С. ПАРХОМЕНКО – Да, а также я умею говорить слово феномен, я умею говорить слово афера. Вот это все я тоже умею говорить, да. Я тоже, между прочим, учился на факультете журналистики у Дитмара, Эльяшевича, Розенталя.

М. КОРОЛЕВА – Да.

С. ПАРХОМЕНКО – Спасибо вам большое, это была программа «Суть событий». Мы с вами встретимся через неделю и будем на хорошем русском языке разговаривать о наших с вами обстоятельствах окружающей нас жизни. Спасибо вам за внимание, всего доброго. А теперь новости с Мариной Королевой.