Суть событий - 2020-10-30

С.Пархоменко

Еще есть Фейсбук, где традиционный пост для сборов всяких тем, сюжетов и прочего. И Телеграм-канал «Пархомбюро», которым все больше и больше народу пользуется, в том числе, для обратной связи. Это всё очень удобно.

Я должен сделать одно техническое объявление. Оно заключается в том, что я сегодня, видимо, последний раз веду программу отсюда, из студии. Не пугайтесь, я ненадолго. Я собираюсь завтра сесть в самолет и полететь в Америку и посмотреть вблизи на выборы, которые ждут нас там 3 ноября и на то, что будет после этих выборов. Поговорим чуть подробнее, я надеюсь, сегодня в программе по поводу того, почему это важно, почему это интересно.

Ну, почему важно — потому что американские выборы, да еще и выборы такие, как обычно у них бывают: выбирают президента, выбирают целиком нижнюю палату конгресса и выбирают одну треть верхней палаты — сената. Да еще некоторое количество всяких местных, муниципальных губернаторов и кого там только нет на этих выборах. Иногда выдают американским избирателям почти целую книгу, можно сказать, на каждой странице которой можно за кого-нибудь проголосовать.

Но это выборы особенные, это выборы чрезвычайно интересные, чрезвычайно напряженные, не побоюсь этого слова, судьбоносные, имеющие колоссальное значение для будущего Америки в целом и, по всей видимости, для будущего мира. Поговорим.

Так вот я поеду. Месяц я надеюсь провести в США. Будем надеяться, что мышеловка за мной не захлопнется, и я не окажусь там заблокированным, на той стороне океана и смогу в соответствии с моими планами вернуться обратно. Но все эти недели я буду вести программу удаленно с помощью Скайпа. Интернет там, слава богу, хороший. Коллеги здесь из студии будут мне помогать.

Я очень надеюсь, что там будет и Ольга Бычкова, которая самый лучший, самый надежный и самый проверенный, самый целеустремленный мой партнер, с которым, несомненно, лучше всего чувствую себя в эфире «Эха Москвы», чем с кем бы то ни было другим. Но это зависит от администрации «Эха», кого она мне назначит в такие технические партнеры во время программы.

С чего бы начать эту программу… Давайте я все-таки начну ее с того события, которое не то что происходило недавно, а еще продолжает происходить сейчас. сегодня. Я имею в виду традиционные даты, связанные с Днем памяти жертв политических репрессий в России. Традиционно огромное количество людей в разных городах России — теперь уже это перестало быть московской акцией, а стало, несомненно, акцией общероссийской, и на протяжении многих лет таковой оставалась — вспоминают сегодня людей, которые были невинно погублены тоталитарным режимом в постреволюционной России и потом в Советском Союзе.

Люди были казнены или доведены до смерти в специально для этого созданной системе уничтожения людей, предусматривающей тюрьмы, концлагеря, всякие особо жестокие ссылки.

Я вот недавно был в Томской области. Буквально это целый край, целая гигантская страна, которая по площади больше очень многих европейских стран. Я разговаривал там с молодым епископом, недавно назначенным. В части Томской области создана была новая епархия относительно недавно. И туда был назначен новый епископ. И он описывал ту территорию, которую он окормляет. Епископ православной церкви. И так, среди прочего сказал: «Ну, территория, которая находится под моим попечением, она больше Великобритании».

Это часть Томской области. И вот эта часть Томской области, Нарымский край так называемый был просто весь посвящен уничтожению людей. Это было такое градообразующее предприятие, градообразующая отрасль там.

Чем занимались люди там? Они убивали других людей. Их свозили туда со всей страны, расселяли по совершенно невыносимым по своим условиям, условно говоря, населенным пунктам, на самом деле таким пунктам уничтожения в тайге, где их съедал гнус, где они болели невероятным количеством каких-то ужасных болезней, гнили заживо, где они жили впроголодь, где они страдали зимой от мороза, летом от жары, круглый год — от непосильного труда. Тысячи и тысячи людей прошли через эту мясорубку, специально устроенную советской властью для того, чтобы проредить свое население.

Это можно долго объяснять, зачем это было нужно: зачем это было нужно тогдашнему руководству страны, зачем это было нужно правящей тогда партии, зачем это было нужно лидерам этой партии. Тем не менее, это было так.

И вот сегодня мы этим занимаемся — те, кто думает о будущем страны, те, кто понимает, что не может быть будущего страны без осознания, без освоения, без проживания ее прошлого; те, кто понимает, что забвение и такое отпихивание пяткой под диван — это не способ избавления от своего собственного прошлого.

Ведь чем отличаются люди? Одни говорят: «Давайте от этого прошлого избавимся. Давайте на него просто зажмуримся, давайте сделаем вид, что его не было. Давайте мы его на кого-нибудь свалим. Давайте мы найдем каких-нибудь виноватых и скажем: Вот это всё они. А их больше нет, ну, так и разговора больше нет».

Вот я сегодня получил по одному из каналов обратной связи, который я всегда перед программой организую — в данном случае человек воспользовался Телеграм-каналом «Пархомбюро», — и вот человек пишет: «Сергей Борисович, здравствуйте! Меня зовут Кузичкин Илья Владимирович. Из города Чехова». Дальше он задает вопрос о «Последнем адресе», о гражданском проекте, которым я занимаюсь долгие годы уже и который посвящен памяти жертв политических репрессий в их персональном качестве под лозунгом: «Одна жизнь, одно имя, один знак».

Вот этот «Последний адрес» размещает по всей стране такие небольшие металлические таблички размером с почтовую открытку, на каждой из которой написано имя погибшего человека, потом оправданного, реабилитированного человека, а потом забытого человека. Эти таблички висят на стенках домов. Мы поговорим чуть подробней об этом.

Вообще, я знаю, я слышал, кажется, вчера программу «Без посредников» Алексея Венедиктова, где он упоминал меня, упоминал «Последний адрес» и говорил, что вот Пархоменко занимается «Последним адресом», и он в каждую свою передачу ее вставляет.

Это не так. У нас когда-то был спор об этом с Алексеем Венедиктовым. Я не поленился и посчитал во многих-многих десятках своих программ, где там был «Последний адрес». Его там не так много, я его упоминаю не очень часто, но я его упоминаю время от времени, потому что, мне кажется, что это очень важная история для сегодняшнего дня. Для сегодняшнего дня актуальная проблема, это то, что определяет очень многое в сегодняшней российской политике, в сегодняшней российской жизни сегодняшнего российского общества, в психологии сегодняшних российских граждан, в устройстве сегодняшней власти. Поэтому для меня это вещь одна из основополагающих просто для того, чтобы понимать, что происходит сегодня в России.

С.Пархоменко: Американское государство ждет сложнейшая и рискованнейшая эпопея подсчета голосов

Так вот Кузичкин Илья Владимирович из города Чехова спрашивает у меня: «В моем понимании общество побеждает какое-то страшное зло, какой-то дикий порок, ошибку. А потом ставит памятник пострадавшему со словами: «Мы помним, и поэтому это никогда не повторится». Это как бы визуализация обета. В нашей стране потомки тех, кто расстреливал людей, превращают деятельность «Последнего адреса» в какое-то преодоление, в действие вопреки. И эти таблички значат для меня: «Мы помним, но все равно допускаем». Вот убитые люди. Никто не наказан и продолжает идти тем же путем».

Дальше очень важный финал этого послания: «При переменах в обществе, при открытии и обнародовании архивов, при смене курса и повышении образованности эти таблички вмиг можно было разместить по всей стране. И они исполняли бы функцию, которую в моем понимании и должны — ту же, что и памятники погибшим».

Я очень благодарен Илье Владимировичу Кузичкину за заданный, тщательно сформулированный вопрос, за вполне, я бы сказал, литературный текст, с которым я глубоко-глубоко не согласен. Потому что вот это вот «при переменах в обществе, при открытии и обнародовании архивов, при смене курса и повышении образованности» всё сразу станет хорошо.

А откуда оно возьмется? Кто эти волшебные гномики, которые сбегутся и сделают это за нас, а мы потом воспользуются результатами их труда? Мы дождемся, пока вся работа будет сделана, мы дождемся, пока зло будет побеждено, а добро восторжествует, и после этого мы, счастливые, всё исполним и возрадуемся.

Знаете, это примерно, как говорить молодому человеку: «А зачем вы хотите работать, приобретать какую-то профессию, зарабатывать деньги? Это всё какое-то преодоление. Давайте мы все-таки дождемся, когда вы разбогатеете, станете большим начальником и когда вы будете толстый и счастливый, сытый и с домом на Рублевке, — и вот тогда вы и поработаете вволю, вы реализуете все своим мечты, вы тогда сделаете что-нибудь важное, вы осуществите какой-нибудь важный проект. Но потом, когда вы уже будете богатый и большой начальник».

Одну минуточку! А как он станет большим начальником, когда он ничего не делает? Откуда на него свалится это всё, он по наследству, что ли, получит всё: статус, влияние?

Вот примерно та же история с этим. Дело в том, что эта память, эта победа над злом должна быть осуществлена нами. Это мы должны это сделать, мы должны это пройти, мы должны преодолеть этот путь. Мы должны вместе с нами провести по этому пути огромное количество людей, которые не в курсе, тех, которые в курсе, но им все равно; тех, которые в курсе, им не все равно, но они глубоко переживают свою ненависть к этой теме — такое тоже бывает. Вот все они должны придти к тому самому моменту, о котором говорит Кузичкин Илья Владимирович, когда, наконец, всё будет хорошо.

Этот момент сам не образуется, он не свалится к нам с неба, он не придет к нам из будущего, как-то приползет своим ходом. Это вещь, которую нужно достичь. И значит, этот процесс представляет из себя, собственно, существо этого дела. Это то, чем мы сейчас занимаемся.

Вы, может быть, слышали, что последнее время вокруг этой темы — темы памяти о жертвах политических репрессий и о том, как российский, а потом советский политический режим дошел до того, что эти политические репрессии организовал в своей собственной стране, уничтожая миллионы своих сограждан, создавая для этого сложную, изощренную, хитро устроенную, тщательно управляемую инфраструктуру, занимая в этой индустрии в первую очередь миллионы людей.

Не зря же говорили, что в Советском Союзе люди или сидят или охраняют, или каким-либо образом обслуживают эту зону Можно быть только в одном из трех положений, так или иначе. А всё остальное — производные, всё остальное — это какие-то детали на огромном батальном полотне.

Так вот, вы наверное, слышите, что все время происходят какие-то конфликты, всё время что-то случается. Вот в Екатеринбурге несколько месяцев тому назад какой-то дебил отвинтил от стенки 8 таких табличек и унес. Вот есть кадры на видео. Рядом есть камера. Вот подходит человек, оглядывается воровато, достает отвертку и отвинчивает.

Вчера эти таблички были привинчены на место. Были сделаны дубликаты, они привинчены на место. Всё в порядке. И там прошла в Екатеринбурге церемония на эту тему очень трогательная. Собрались люди и это сделали.

А вот пару недель тому назад раздался голос из Петербурга, что на одном знаменитом петербургском доме, в котором жил замечательный писатель Довлатов, и стоит это дом, очень красивый, надо сказать, огромный, очень красивый дом начала века стоит на одной из важнейших для сегодняшнего Петербурга улиц — на улице Рубинштейна, — там со стенки пропало аж 16 табличек.

Потому что нашлись 3 человека среди жителей этого огромного дома, которые что-то-то такое унюхали, которые что-то такое почуяли, что вот сейчас такое время, когда надо это всё поснимать. Они сами организовать ничего не могут. У них в голове никакой идеи нет, у них никакого предположения о том, как улучшить окружающую действительность нет, но зато они понимают, что прекрасный способ сломать что-нибудь, что делают другие.

С.Пархоменко: Факт остается фактом: 11 штатов, за которыми надо следить

Вот они живут в доме, в котором нет ни одного целого замка. Об этом замечательно написал прекрасный петербуржский историк, общественный деятель, человек очень популярный, известный в Петербурге Лев Лурье. Вы его прекрасно знаете. Он написал замечательный текст, что в этом доме нет ни одного целого замка, в этом доме нет ни одной лестницы, которая не пропахла бы кошачьей мочой, в этом доме нет ни одного чердака, на который не могли бы выползти дети и упасть с крыши. В этом доме нет ни одно качественно покрашенной стенки.

Но зато 3 человека, которые живут в этом доме, как-то оттянулись, они как-то самоутвердились. Они сломали то, что делали другие, потому что считал, что это нужно сделать и то, на что были согласны и то, что одобрили их соседи. Им кажется, этим троим, что они воюют с какими-то таинственными активистами какого-то ужасного «Последнего адреса» из какой-то далекой Москвы, а на самом деле они воюют со своими собственными соседями.

Ну, вот эти таблички оказались в управляющей компании этого дома. И энтузиасты последнего адреса, которые там работают, они их забрали. Они в целости и сохранности. И дальше будет организовано общее собрание жильцов для того, чтобы еще раз заново решить повесить эти таблички на место.

Что такое происходит? Что-то не везет вашим табличкам. Что-то последнее время все к ним имеют какие-то претензии. Это и есть работа, которую нужно делать. Это и есть тот проект, о котором идет речь. Это и есть то движение, которое представляет собой смысл всей этой работы.

Потому что когда «Мемориал» организует «Возвращение имен» то самое, которое происходило вчера и происходит сегодня по всей стране, к сожалению, в онлайновом виде, к сожалению, в интернете, к сожалению, вот так, бесконтактно и бесплотно. Еще в прошлом году и многие годы до этого люди собирались в каких-то памятных местах. В Москве — возле Соловецкого камня на Лубянской площади. Собирались и стояли в огромной очереди для того, чтобы вслух прочесть эти имена и вспомнить их. Теперь это делается всё в интернете.

Так вот и в этот момент задача заключается не в том, чтобы потратить какое-то количество электричества на работу микрофона и колонок, в которые транслируется голос и этого микрофона, не эта задача. А в «Последнем адресе» задача не в том, чтобы просверлить как можно больше дырок в стенках и завинтить туда как можно больше шурупов.

Задача во всех случаях заключается в том, чтобы собрать вокруг этого как можно больше людей, и чтобы эти люди говорили об этом думали об этом, спорили об этом, обсуждали это, искали какую-то истину, пытались найти своей собственное место в этой истории, в этом процессе, в том числе, в истории всей страны в целом.

Вот что важно, и вот зачем это нужно. Затем, чтобы мальчик, который за ручку идет с бабушкой по тротуару мимо, спросил бы: «А что это? А что там написано? А почему это тут висит? А что имеется в виду? А кто это здесь повесил? А что этот кто-то хотел этим сказать? А что это было, расскажи мне». И ему расскажут. Или, может быть, он не удовлетворится этим рассказом, а пойдет еще и прочтет что-нибудь или посмотрит что-нибудь, полезет в какой YouTube, пороется в какой-нибудь Википедии, погуглит что-нибудь в каком-нибудь Яндексе, как-нибудь попробует продлить это. А потом сам кому-нибудь расскажет, а потом еще у кого-нибудь спросит.

И вот так мы и приблизимся к переменам в обществе, о которых пишет Кузичкин Илья Владимирович — открытию, обнародованию архивов, смене курса и повышению образованности. Вот так пролегает путь в эти волшебные сады и никак больше.

Еще один сюжет, о котом я не могу не упомянуть. Может быть, вы читали — этот текст был и на сайте «Эха Москвы», был у меня в моем Фейсбуке — это длинный 2,5-летний скандал, конфликт, который устроила организация под названием «Российский союз промышленников и предпринимателей» во главе с товарищем Шохиным.

Товарищ Шохин два дня тому назад, будучи в прямом эфире телеканала «Дождь», пригрозил мне судом за то, что я, как он выразился, обливаю помоями его организацию. Я обливаю его организацию не помоями, а правдой о том, как его организация трусит и врет.

Товарищ Шохин в эфире телеканала «Дождь» надрибиздел — не придумаю другого глагола — огромное количество всякого вранья и лицемерия и продемонстрировал себя исключительным лицемером, человеком, который способен на ходу, не будучи готовым к вопросам, которые ему задают, выдумывать. Вот он выдумал, например, теперь...

Бэкграунд всей этой истории: речь идет о том, что 2,5 года тому назад движение «Последний адрес» обратилось к РСПП с сообщением, что в том доме, который теперь занимает РСПП на знаменитой Котельнической набережной Москвы, недалеко от Кремля, там когда-то был жилой дом, там жили люди, эти люди были несправедливо обвинены по фальсифицированным обвинениям в несуществующих преступлениях и расстреляны. Их вымели из этого дома, и больше их никто не видел живыми.

И вот теперь 4 из этих людей — вообще таких людей там было 10 человек в этом доме — мы бы хотели установить вот эти таблички с их именами, с напоминанием о том, что здесь жил человек, родился в таком году, арестован в таком году, расстрелян в таком году, реабилитирован в таком году.

Почему эти 4? Потому что у нас есть 4 заявки. Так устроен «Последний адрес». Обязательно приходит кто-нибудь и говорит: «Я хочу вот с таким именем по такому-то адресу». Мы сами не составляем этого списка. Поэтому вот эти 4 из 10. В двух случаях это родственники, которые обратились к нам.

В одном случае это чешский Институт исследований тоталитарных режимов, очень известная, уважаемая организация, которая таким образом, захотела вспомнить своего соотечественника. Поскольку этот человек был чех, его фамилия Веселов, но вот он, тем не менее, был чешского происхождения.

И в одном случае это просто жители соседнего дома, которые захотели в этом поучаствовать. Они написали: «У нас нет в семье ни одного репрессированного, но вот мы прочли, что в доме рядом такие были. Мы наугад выбираем этого человека».

И вот господин Шохин вместо того, чтобы сказать… Мы обратились к нему, к его коллегам с вопросом: «Можно мы это сделаем?» Мы всегда это делаем, мы всегда спрашиваем разрешения у того, кто распоряжается данным домом. И мы задаем вопрос и ждем ответа. Иногда нам говорят — нет. Иногда так бывает, не часто, но бывает. И сам факт отказа не представляет из себя ничего экстраординарного. Ну, бывает, что люди любят репрессии, бывает, что людям нравится. Бывает, что люди одобряют убийства. Это бывает. Что ж теперь с ними делать?

Здесь вместо того, чтобы сказать: «Нет, мы не хотим. Мы боимся. Мы почуяли, что ветер дует не туда. Сейчас начальство такого не одобряет…», в общем, сказать какую-нибудь правду. Вместо этого люди четыре раза придумывали четыре разных лжи. Сначала они сказали, что у них ремонт. Потом они сказали: «А мы будем разбираться, а вдруг они правда устраивали антигосударственный заговор? Мы должны всё выяснить сами. Нам не важно, что кто-то кого-то реабилитировал, разбирался Верховный суд Российской Федерации, нам не важно. А вдруг был заговор? А вдруг правда была террористическая организация?»

С.Пархоменко: Невозможно вывинтить сегодня арабскую, исламскую культуру из французской цивилизации

На третий раз они нам сказали: «А мы знаем, что родственники против». Это ложь, родственники не против. Они к ним не обращались. А вот сейчас на четвертый раз они сказали: «Так они сами убийцы». Господин Шохин говорит: «Мы смотрели на эти фамилии. Действительно, в этом здании было общежитие Коминтерна. И там жили видные деятели партии и правительства. И вообще-то говоря, мы немного покопались, и оказалось, что жертвы были одновременно палачами. У меня рука не поднимается вешать таблички этих людей на наше здание».

Это ложь. Они не оказались палачами. У «Последнего адреса» есть достаточно жесткие критерии, по которым он отсекает тех, кто принимал реальное участие в организации политических репрессий. А из этих четверых один студент Московского химико-технологического института, другой преподаватель техникума связи и два мелких чиновника из партийного аппарата. Один — помощник заведующего отделом, а другой — заместитель заведующего сельскохозяйственного одела. Вот такие видные деятели партии и правительства.

И последний вопрос товарищу Шохину: А давно он сам перестал быть видным деятелем партии и правительства? Давно для него видный деятель партии и правительства — это что-то, что дискредитирует человека? Он сам из кого происходит, не из видных ли деятелей партии и правительства? С каких пор он не хочет, у него рука не поднимается, он иметь дела не может с видными деятелями партии и правительства, которых он к тому же сам выдумывает?

Перерыв на этом месте. После новостей я еще продолжу говорить о товарище Шохине. Новости.

НОВОСТИ

С.Пархоменко

Иногда говорят, что причина конфликта — отказ. Вот конфликт между РСПП и лично товарищем Шохиным и его заместителем товарищем Кузьминым и вот этим гражданским движением под названием «Последний адрес» произошел из-за того, что те отказали. Ничего подобного. Отказ не повод ни для какого конфликта. Отказ бывает, редко, но бывает. В нем есть много обидного, огорчительного, но, в конце концов, ничего криминального.

Причиной конфликта является ложь и лицемерие. Причиной конфликта является желание руководителя РСПП унюхать, что теперь носят и что теперь носит ветром и поступить в соответствии с этим. И поэтому они сделали четыре разных попытки наврать что-нибудь относительно того, почему они не хотят, чтобы имена этих людей были видны другим людям, проходящим мимо дома, который они контролируют, которым они распоряжаются.

Они придумали четыре разные версии. Последнюю версию — чудовищную. Они обвинили этих людей убийцами и палачами, людей, которые сами были репрессированы, которые сами были невинно расстреляны, которые были оправданы — они их объявили убийцами и палачами.

А за то, что я возмутился этим, они решили подать на меня в суд. Я очень хочу этого суда. Я это сказал, комментируя эту историю для телеканала «Дождь», я повторяю это здесь, в эфире. И я это сказал, не буду этого скрывать, в личном разговоре с редактором радиостанции Алексеем Венедиктовым. Я очень хочу этого суда. Я надеюсь, что этот суд будет. Правда, я оцениваю шансы на этот суд как призрачные. К сожалению, господин Шохин и господин Кузьмин, его заместитель, посоветовавшись со своими юристами, я думаю, получат сообщение о том, что врать в эфире телеканала можно, а в суде — нет. В суде придется доказывать то, что они сказали, поэтому лучше не соваться.

Я очень хотел бы этого процесса, я очень хотел бы привести в зал суда родственников этих людей. Кстати, уже после этого конфликта, вчера я обнаружил в личных сообщениях своего Фейсбука родственников одного из этих четырех людей, вот этого самого Веселого, этого чеха. Мы-то думали, что никого нет, и заявку на памятный знак с его именем прислали наши чешские коллеги из Праги. А, оказывается, у него есть живой сын, которому 91 года, оказывается, есть его падчерица живая и здоровая.

И эта падчерица написала нам. «Я давно жду, — сказала она, — когда же дойдет очередь до того дома и до моего отчима». А я ей на это ответил: «Так очередь давно дошла. Но товарищ Шохин объявил вашего отчима убийцей и палачом, потому что ему хочется хорошо выглядеть в глазах своего начальства или, точнее, в глазах того, кого он считает своим начальством. И теперь он в суд меня зовет за то, что я не даю ему этого сделать».

Я думаю, что эта история будет продолжаться. Даже если вам будет казаться, что я погружаюсь в какие-то лишние подробности по этому поводу, я буду продолжать эту тему. Потому что, на мой взгляд, это одна из важнейших тем современной России. Это тема ответственности, это тема памяти, это тема милосердия. И, в конечном итоге, это тема человеческой жизни. Жизнь этих четырех людей ничего не стоит в глазах господина Шохина и его заместителя товарища Кузьмина. Оба они, впрочем, товарищи. Оба они видные деятели партии и правительства, те самые, именем которых они пытаются обидеть сегодня давно погибших людей. Они считают, что они этим наносят им оскорбление, объявляя их видными деятелями партии и правительства. А сами откуда вылезли оба?

О’кей. Есть еще темы, которые хотелось обсудить в этой программе. Американские выборы — то, ради чего я купил билет дорогущий в Америку и полечу сложным окружным путем, имея в руках справку о тесте на коронавирус и, надев на лицо маску, на руки перчатки.

С.Пархоменко: Нарымский край Томской области был весь посвящен уничтожению людей

Сложнейшая история перед этими выборами, потому что из-за коронавируса их процедура, сама технология голосования претерпела серьезнейшие изменения. На сегодня, вот на 10 утра по вашингтонскому времени 84 миллиона избирателей уже проголосовали. Формально выборы произойдут в первый вторник после первого понедельника ноября високосного года, как написано в Американской Конституции, то есть 3 ноября. 84 миллиона уже проголосовали. Из них почти 30 миллионов проголосовали на избирательных участках, придя досрочно в тех штатах, территориях, где это возможно. Заметим, что эта процедура очень разная в разных штатах. Она и технически разная. Где-то это бюллетени, где-то это электронное голосование на экране, который перед вами стоит. Где-то это хитроумные машины, где надо нажимать на какую-то кнопку, которая протыкает каким-то железным штырем какую-то картонку в нужном месте. По-разному это бывает. Но и сама процедура подсчета разная. Об этом тоже чуть позже поговорим. 30 миллиона пришло на участки.

54 с лишним миллиона отправили уже свои бюллетени по почте, эти бюллетени получены. И еще ожидается 38 с лишним миллионов почтовых бюллетеней. Это люди, которые заранее заявили, что они хотели бы проголосовать по почте, им эти бюллетени были отправлены на дом, но они еще не пришли.

Это огромная цифра по сравнению, например, с выборами 2016 года, 4 года назад. Тогда вообще голосовавших было 138,8 миллиона. А сейчас уже проголосовало, как мы видим, 84. Это колоссальный процент.

Дальше нас ждет очень сложная… не нас ждет — собственно, их, американцев, нам-то что, казалось бы, мы в этом не участвуем, мы там не голосуем. Но американское общество, американское государство ждет сложнейшая и, надо сказать, рискованнейшая, я даже не скажу, операция, а эпопея подсчета голосов. Дело в том, что американцы привыкли, что результаты выборов определяются очень быстро, собственно, в вечер выборов и уж точно, в ночь выборов.

Я был в 2016 году в Вашингтоне. Я прекрасно это помню. Это всё уместилось в один ужин. Я пришел вдвоем с одним своим приятелем. Мы сели за столик в кафе, заказали что-то выпить и съесть. И вот мы сидели, ели, пили, и концу нашего ужина мы знали, кто новый президент Америки. Ну, ужин чуть-чуть затянулся, но не безумно на самом деле. Всё было совершенно понятно. Вся эта трагедия прошла перед нашими глазами на телевизионных экранах, которые висели под потолком в этом кафе со всех сторон от нас. Вот так это обычно бывает.

Здесь, по всей видимости, результаты будут определяться в разных штатах по-разному не просто много дней, а в некоторых случаях много недель. Есть штаты, которые уже сегодня объявили, что они будут определять официальный результат до 28 ноября, например.

Ну, большинство не так, но в точности никто не знает, как. Потому что, во-первых, это почтовое голосование, оно еще не закончилось, и непонятно, когда оно закончится.

Во многих штатах разрешено получение и вскрытие конвертов с голосами после даты голосования. По штемпелю определяется, когда человек голосовал. Он должен проголосовать до даты голосования, но письмо может тащиться достаточно долго.

Дальше существует три, даже четыре вида голосов в результате этих выборов на сегодня. Голоса, которые пришли по почте. Досрочные голоса, поданные на избирательных участках. Голоса, поданные на избирательный участках непосредственно в день выборов. И так называемые предварительно учтенные голоса. Это во многих штатах существует такая процедура, когда человек может прийти, проголосовать, но его бюллетень откладывают в сторонку, вплоть до выяснения, имел ли право этот человек голосовать здесь. Например, это происходит тогда, когда выясняется, что этот человек раньше подавал заявку на голосование по почте и ему отправили этот бюллетень. Для того, чтобы исключить возможность голосования два раза — что он вот и почтовый отправил и сейчас еще пришел, — его бюллетень поданный на участке, откладывают в запечатанном конверте в сторонку и хранят до тех пор, пока не прекратится учет почтовых голосований. И тогда возьмут этот бюллетень, либо выбросят его. Там специальным образом составят акт о том, что он не учитывается в голосовании.

Такие случаи были и на прошлых выборах, но их было незначительное количество. А сейчас, вполне возможно в связи с огромным процентом голосования по почте, такой процент может оказаться вполне значимым.

В разных штатах в разном порядке будут считать эти бюллетени. В некоторых штатах известно, и у них есть на этот счет соответствующее законодательство, что они будут считать сначала почтовые. Другие говорят: «Нет, мы сначала будем считать поданные досрочно, потом поданные в день голосования физически на участки, а потом — почтовые.

При этом известно, что предпочтение избирателей — во всяком случае, социологи клянутся в этом — предпочтения избирателей распределяются неравномерно между теми, кто собирается голосовать по почте и теми, кто считается, что будет голосовать очно. Считается, что среди тех, кто голосует по почте, несколько больше сторонников Байдена, демократов. А среди тех, кто собирается очно, насколько больше сторонников Трампа, то есть республиканцев.

Что это означает? Это означает, что в зависимости от того, в каком порядке считаются голоса, будет происходить перекос или в ту или в другую сторону.

Например, во Флориде сначала будут считать почтовые, то есть результат, по всей видимости, будет выглядеть более предпочтительным для Байдена, так как там будет больше его сторонников. А потом подтянутся голоса, поданные непосредственно на участках. Там будет больше трамповских. И наоборот. Иногда разрыв между этим началом голосования и концом голосования, перекосом в одну сторону и возвращением к перекосу в другую сторону будет довольно значительным.

Что это означает? Каждый такой случай порождает подозрение. «Как это так? Ведь мы же выигрывали. Куда всё делось? Считали, считали, всё было хорошо, у нас был большой отрыв, — скажут, например, во Флориде сторонники Байдена, — а потом вдруг — бабах! — и как-то полез Трамп со страшной силой. Что случилось? Наверное, подтасовка какая-нибудь? Наверное, кто-нибудь чем-нибудь манипулирует».

Надо сказать, что больше случаев противоположных. И эта процедура может затянуться на несколько дней. Есть целая таблица того, когда кто будет сообщать о голосовании. Ну, например, известные штаты — вот я нашел среди них штат Нью-Йорк, огромный по количеству голосующих и штат Аляска, очень большой по территорию, но по количеству голосующих, конечно, существенно меньше, — они объявили, что они вообще в ночь после выборов никаких результатов не дадут. Они сначала всё посчитают, а потом расскажут.

И вот, скажем, голосование по почту будет перекашиваться в сторону Байдена: в Аризоне, во Флориде, в Северной Каролине, еще в целом ряде штатов. Есть много штатов, где оно будет перекашиваться в сторону Трампа сначала, а потом пойдут байденовские, по всей видимости. И каждый раз это будет возбуждать какие-то серьезные подозрения.

Но главное, что в какой-то момент появится нечто похожее на окончательный общий результат. А до момента, когда результат станет официальным, до момента, когда будет посчитано уже достаточно количество голосов всех видов — и поданных заранее, поданных вовремя, поданных по почте, и пришедших с опозданием, и отложенных — до этого момента пройдет достаточно много времени. Что будет происходить в этот период? Этого никто не знает. Такой ситуации никогда не было.

И никогда не было ситуации, когда действующий президент, а в данном случае это Трамп, много раз говорил о том, что он не уверен, что он согласится с результатами голосования, много раз обращался к своим сторонникам со словами, что «вы будьте на чеку, будьте готовы, условно говоря, начистите ваши ружья и будьте готовы выступать».

Некоторое время тому назад — это очень символический момент — Джек Дорси, генеральный директор Twitter давал интервью The New York Times, точнее даже подкасту The New York Times. У The New York Times есть очень популярный подкаст The Daily, очень хороший, очень рекомендую тем, кто вообще слушает подкасты. Каждый день они объясняют какие-то интересные вещи, связанные с сегодняшним днем, не всегда политические, но чаще политические, конечно. Они у него спросили: «Скажите, а что вы будете делать, господин Дорси, если после объявления первых результатов выборов Трамп заявит, что он победитель выборов, что он не принимает никакого другого результата, и что он вызывает на улицу своих сторонников, чтобы отстоять этот результат, вне зависимости от того, что будет объявлено — что вы будете делать в этот момент будете делать?» — спросили у него.

С.Пархоменко: Память, победа над злом должна быть осуществлена нами. Мы должны преодолеть этот путь

И ужас заключается в том, что у него не было ответа. Он сказал, что он не знает. В общем, он как-то расплылся, стал говорить, что «ну вот мы должны сделать выводы…вот в 2000-м году был такой момент, когда во Флориде очень долго пересчитывали голоса, тогда были выборы между Гором и младшим Бушем, долго-долго считали, и американская нация очень волновалась; мы должны сделать выводы из этого». В общем, куда-то уехал от этого разговора. И продемонстрировал, что он не понимает, что нет никакой стратегии, нет никакой тактики, нет никакого заготовленного сценария на этот случай ни у него, ни у других социальных сетей, которые обладают колоссальным влиянием на людей.

И мы помним, что они очень долго въезжали в эту ситуацию. Известна знаменитая фраза Цукерберга, главы Фейсбука, который сразу после выборов 16-го года сказал, что они считает смехотворной идею, что Фейсбук каким-то образом повлияет на результаты выборов, это вообще какая-то чушь собачья.

Ну, как говорится, прошло несколько месяцев, и он перестал считать это чушью собачьей. И это он явно не считаешь чушью собачьей сегодня. Совершенно очевидно, мы видим это по действиям администрации Фейсбука, например, который в США колоссальная влиятельная структура, гораздо более влиятельная, чем в России. Российский Фейсбук — это тьфу! Это просто ничтожная вещица по сравнению с ВКонтакте и разными другими социальными сетями, там Инстаграм, например. А в Штатах не так Фейсбук и Твиттер реально владеют умами.

Так вот нет этой стратегии. Никто не знает, что они будут делать, если в какой-то момент вот эта гладкая, обычная, привычная, никогда не нарушавшаяся система передачи власти, когда люди голосуют, быстро подводят результат, подводят итог, вычисляют результат, быстро его объявляют, в эту же ночь участники выборов обмениваются речами: один признает победу другого, тот принимает победу. И всё. И начинает процедура, которая длится до конца января следующего года — процедура передачи власти. Обе администрации — уходящая и приходящая — создают свои переходные команды. Если речь идет о том, что действующий президент сдает свои полномочия.

Если действующий президент остается на своем месте по результатам этих быстро подведенных итогов выборов, то просто жизнь продолжается, власть протекает своим чередом.

Ничего подобного, по всей видимости, не произойдет в тот раз. Нас всех, весь мир в данном случае ждут какие-то странные несколько дней, когда США будут висеть между небом и землей и когда будет определяться, как обе стороны отнеслись к постепенно меняющимся и, возможно, очень противоречивым, и, возможно, переворачивающимся на противоположные результатам голосования. Это будет очень интересно.

Почему такие высокие ставки? По Трампу, надо сказать. Потому что Трамп успел наговорить последнее время, стремясь нагнать отставание, которое по социологическим опросам у него определилось — ну, это отдельная история про это отставание, чрезвычайно подробного это изучено, отдельно в тех штатах, которые считают решающими, их, вообще, насчитывают 11 штук, которые шатаются туда-сюда… Я не стану вам еще раз повторять эту историю, что в США всё определяется не общим голосованием по стране, а определяется голосованием по отдельности в каждом штате и есть какое-то количество штатов стабильных, которые голосуют всегда так или всегда голосуют сяк…

Вот, скажем, город Вашингтон или окружающий его штат Мэриленд — там вообще хоть голосуй, хоть не голосуй. Там все за сто лет вперед известно. Там будет демократ.

Есть штаты, в которых за сто лет вперед известно, что там будет республиканец. И это всегда так происходит.

Но есть некоторое количество штатов — сейчас их насчитывается 11, — где голосование возможно таким или сяким образом, где разница относительно небольшая. Во всех этих штатах за исключением, по-моему, двух, предпочтительней выглядит Байден где-то с большим отрывом, где-то с меньшим, во многих штатах с большим отрывом, чем был отрыв у Хиллари в 16-м году. В общем, его позиция выглядит гораздо более убедительной, более стабильной, чем у Хиллари. И шансы, что это всё повернется таким образом, что выиграет Трамп, оцениваются сейчас в 10%. В случае с Хиллари было больше 30%, что Хиллари проиграет.

И вообще, надо сказать, что после того, как Хиллари проиграла в 16-м году, огромное количество людей страшно удивлялись: «Как? Ведь там же было 70 на 30». 70 на 30 — шансов. Вообще, в нашей жизни очень много разных событий, которые имеют всего 30-процентую вероятность, что они произойдут, и они происходят, и это нас совершенно не удивляет.

Люди, которые играют в азартные игры… Вот я недавно разговаривал с одним страстным игроком в покер (это не Максим Кац, другой человек), и он мне сказал: «Вообще-то, мне часто во время игры приходит сталкиваться с ситуацией, что я выиграю 30% — и я выигрываю. Я оцениваю эту возможность хладнокровно. Иногда да, иногда нет. Иногда я повышаю ставку, иногда нет. Но вероятность 30% — это довольно много».

С.Пархоменко: Я обливаю РСПП не помоями, а правдой о том, как организация трусит и врет

Сейчас 10%. И, тем не менее, все-таки травма от 16-го года так велика, что люди, всякие аналитики, комментаторы и так далее боятся сильно на это закладываться, потому что 30% уже однажды сыграло, может и 10% сыграть. Хотя говорят, что социологи выучили урок и сумели придумать некоторые дополнительные технологические возможности для того, чтобы каким-то образом более надежный выдавать результат своих опросов.

Но факт остается фактом: 11 штатов, за которыми надо следить. В каждом из этих штатов известно конкретное место, известно графство, район крошечный, за которым надо следить специально, потому что по статистике этот район всегда голосует так, как голосует штат в целом. И вот, дескать, вы уследите за этим, вы уследите за всем остальным.

Прогнозов очень много. Трамп понимает, что ему надо нагонять, и Трамп, конечно, выстрелил из всех пушек, из которых он мог выстрелить. И самая главная, из которой он выстрелил — это НАТО. Трамп объявляет о том, что в случае своей дальнейшей победы он выведет США из НАТО.

Люди, которые хорошо знают и понимают, как устроена стратегическая стабильность сегодня в мире, люди, которые понимают, на чем основана устойчивость современной цивилизации, что является гарантом этой устойчивости, понимают, что выход США из НАТО — не потому, что НАТО играет какую-то очень важную миротворческую роль или что-нибудь вроде этого — есть достаточно количество критиков НАТО, людей, которые считают, что НАТО является возмутителем спокойствия и так далее, но понятно, что это некоторый сдвиг, некоторый кирпич, который вынимается из стенки, это не самый главный кирпич в этой стенке, но это кирпич, после которого начинается цепная реакция.

Политологи оценивают очень тяжело это трамповское намерение, говоря о том, что это выходка, на которую здравый, здравомыслящий, здоровый политик пойти не может. Но уверенности в том, что Трамп здравый, здравомыслящий и здоровый более-менее ни у кого нет.

И последняя тема — это Франция. Я вот что хочу сказать на эту тему в целом. Вот мы слышали час назад, например, здесь, в эфире разговоры о том, что мультикультурализм провалился, не удался, и вот поэтому мы видим, что во Франции. Это разговоры безграмотные, разговоры, я бы сказал, брезгливого, плохо видящего и глухого человека. К сожалению, таких очень много среди тех, кто комментирует сегодня французскую ситуацию и эту страшную волну исламского экстремизма, которая выражается в последних нескольких событиях.

Штука заключается в том, что Франция не находится в ситуации, когда какие-то белые французы, какие-то люди, играющие на гармошке «Парижский вальс», пьющие божоле-нуво и рассуждающие о французской культуре, о Мопассане, — что вот эти отдельные белые французы должны как-то защититься от каких-то ужасных, не белых, цветных, арабских, исламских и каких-то еще.

Всякий человек, который видел, как сегодня выглядит французский полицейский, французский школьный учитель, французский эстрадный судья, французский офицер, французский депутат, мэр французского города, понимает, что не существует никакого водораздела между какой-то белой, коренной Францией и какой-то пришлой исламской, арабской или какой-то еще Францией. Невозможно вывинтить сегодня арабскую культуру, исламскую культуру из французской цивилизации. Это одна из основ ее, это плоть ее, это ткань ее. И вопрос о том, что нужно закрыть границы, кого-то выгнать или что-то вроде того, не стоит. Это и есть французы, это и есть Франция — ее исламская часть.

А люди, которые пытаются паразитировать на этом, вне Франции — турецкий лидер, сирийский лидер, чеченский лидер, саудовский лидер, множество разных других политиков, которые хотели бы заработать на трагедии одной части Франции в конфликте с другой частью Франции, — это их политика, это их работа. И это их работа на внутреннюю публику. Они говорят то, что они говорят о Франции сегодня, не потому, что их волнует Франция, а потому что их волнуют их собственные подданные. И так к этому следует относиться.

Это была программа «Суть событий». Я Сергей Пархоменко. Мы встретимся с вами, я надеюсь, в будущую пятницу, правда, уже удаленно, но ничуть не хуже, чем сегодня. Спасибо, всего хорошего!