Суть событий - 2020-10-23

С.Пархоменко

Вы знаете, что я обычно выкладываю специальный пост, на который прошу присылать мне всякие сюжеты по поводу советов для обсуждения и тем для этой программы. По некоторым сугубо техническим причинам я не оказался вовремя у компьютера, я сегодня этого поста не выложил.

Но, тем не менее, те, кто хотели мне прислать темы и вопросы, это сделали разными способами. Спасибо. Кто-то в личных сообщения в Фейсбуке, кто-то просто в виде комментариев под другими постами. Кто-то, воспользовавшись каналом обратной связи, который прицеплен к моему Телеграм-каналу «Пархомбюро». Пожалуйста, не забывайте про него, этот канал работает, в нем всегда много интересного.

В общем, не скажу, что было там много чего неожиданного, что мне предлагали. Но несколько человек обратили мое внимание, и я им за это очень благодарен, на совершенно поразительное локальное событие. Поразительно, я думаю, на любой внешний взгляд — на взгляд человека, который не следит каждый день за тем, как развиваются события в России, за тем, как развиваются постепенно те порядки, в которых граждане России привыкают мало-помалу жить и как развивается российская многоликая жандармерия.

Я все ищу какой-нибудь термин, чем заменить словосочетание «правоохранительные органы». Это словосочетание полностью себя изжило, оно не работает, использовать его нельзя, я его использовать не могу себе позволить. Я вот всё думаю: карательные органы, просто силовые органы. Но вот есть прекрасное слово «жандармерия». Да, в России есть несколько жандармерий, которые соперничают между собой. Так, в общем, испокон веку было, и было несколько разных служб такого, более-менее жандармского содержания, друг с другом конкурирующих.

Так вот случай, на который обратили мое внимание несколько моих читателей в разных соцсетях, — это ситуация в городе Красноярске.

Буквально сегодня-вчера, в минувшие дни. И в центре ее житель города Красноярска, совсем молодой человек. Я видел его на видео. Он буквально имеет вид старшего школьника. Его зовут Артем Загребельный. Этого Артема Загребельного только что приговорили к 5 годам лишения свободы, причем настоящим 5 годам, не к условному сроку, а к реальному сроки по части 2-й статьи 318-й Уголовного кодекса Российской Федерации. Это статья «о применении насилия, опасного для жизни или здоровья в отношении представителя власти в связи с исполнением им своих должностных обязанностей»

Дело было так. Несколько офицеров ФСБ, я подчеркиваю, не прокуратуры, не Следственного комитета, не, скажем полиции или чего-то еще — несколько офицеров ФСБ решили получить очередную галочку в отчетности в надежде как-нибудь улучшить этим свое положение и понравиться начальству.

Для этого они высосали из пальцы абсолютно на голом месте некое обвинение, подозрение против человека, которого подозревали в том… собственно, его преступление заключалось в том, что он в каких-то соцсетях общался с другим человеком, которого считали украинским пранкером, то есть таким интернетовским и телефонным хулиганом, который будто бы с территории Украины участвовал в каких-то неприятных российских ситуациях и устраивал разные провокации.

В частности, самая громкая история — это история с пожаром в кемеровском торговом центре «Зимняя вишня», что вот будто бы это он организовал вброс информации о том, что жертв там гораздо больше, чем было на самом деле. И он пытался каким-то образом спровоцировать беспорядки в Кемерове с участием людей, которые как-то причастны к этой истории: либо их родные пострадали или еще что-то вроде этого.

Так вот Загребельный этого ничего не делал. Он будто бы, по некоторым подозрениям общался с тем человеком. Это не доказано, неизвестно. Но как-то есть некоторые отрывочные сведения, что, кажется, они разговаривали в каких-то соцсетях. После этого этого человека пришли задерживать. Задерживать его пришли втроем. 3 эфэсбэшника в штатском и еще, как впоследствии выяснилось, у подъезда их ждала целая команда вооруженного СОБРа в бронежилетах, масках, касках, с огнестрельным оружием, со всеми делами, как берут опасного преступника, убийцу, террориста.

Эти трое, одетые в штатское, не предъявляя никаких документов, попытались затолкать этого Загребельного, пришедшего домой из магазина… а он просто вышел в магазин и возвращался домой. Есть видео, снятое прямо в этом подъезде, причем очень качественное. Там две камеры. Одна камера висит в подъезде и смотрит на вход в лифт. А дело всё происходит на лифтовой площадке. А другая камера висит в лифте и смотрит изнутри. Видно, что происходит внутри лифта.

С.Пархоменко: Система вот такая: при прочих равных при наличии выбора принимается то решение, на котором можно больше спереть

Вот монтаж этих двух камер дает полное представление, идеальное, то есть нет ни малейших сомнений в том, что в точности там произошло. Молодой человек с рюкзачком худенький, молоденький входит в подъезд, нажимает на кнопку вызова лифта, прохаживается там возле лифта. У него за спиной стоят три здоровенных амбала в штатском, молчат, ничего не говорят. Один другому делает какие-то жесты пальцами, которые, видимо, должны означать: «Давай я» — смысл такой, что «я пойду первый». Камера это видит, а молодой человек, из-за которого вся история, не видит, он к ним стоит спиной.

Дальше лифт приезжает. Двери открываются. Молодой человек заходит в этот лифт. За ним заходит один из этих эфэсбэшников. И по губам читается, ты видишь это… сам Загребельный, собственно, про это потом сказал, что у них происходило, какой разговор. Движение губ точно это подтверждают. Разговор был такой. «На какой этаж?» — спрашивает фээсбэшник. Впрочем мы еще не знаем в этот момент, что это фээсбэшник. Человек в штатском. Мальчик молоденький говорит: «На 23-й». «А фамилия Загребельный?» — спрашивает у него. Он говорит: «Ну да». В этот момент его хватает за локоть. Дальше этот человек, который схватил его за локоть, упирается ногой в дверь лифта, чтобы она не закрылась и начинает его выволакивать из этого лифта.

Там к нему присоединяются двое других, которые тоже в штатском, этих самых фээсбэшников.

И в какой-то момент этот парень молодой Артем Загребельный умудряется засунуть руку в карман, вытащить оттуда перцовый баллончик и брызнуть двоим из них в лицо. После этого двое убегают, а третий хватает, придавливает его к полу. И еще через несколько минут вместо двух убежавших и держащихся за глаза этих эфэсбэшников вбегает целый отряд вооруженного СОБРа в касках, масках, бронежилетах и буквально с пулеметами в руках. И они хватают этого парня.

Значит, что произошло. Без объявления чего бы то ни было, без предъявления документов, без формы, без каких бы то ни было ордеров за что-нибудь три здоровенных амбала хватают в подъезде молодого человека и начинают его тащить. Молодой человек начинает сопротивляться. Он сопротивляется тем, чем он может сопротивляться. У него в кармане есть перцовый баллончик. Эти перцовые баллончики продаются в магазине. Любой желающий может купить. Они продаются с этой целью: для самообороны в случае уличного нападения. Больше ни зачем они не нужны. Они помогают от людей, нападающих, говорят, еще они помогают от собак, некоторые виды этих баллончиков. Он применил этот баллончик совершенно правомерно, потому что на него напали.

Для того, чтобы на представителей правоохранительных органов (в тех странах, где есть правоохранительных органы) не нападали, таким образом, не оборонялись от них с использованием таких средств защиты типа баллончиков, существует несколько проверенных цивилизацией способов, например носить форму. Она для этого предназначена. Показывать удостоверение, они для этого предназначены.

В-третьих, показывать разного рода документы о проводящихся процессуальных действиях: «Вот наш ордер на обыск. Вот наш ордер на арест. Мы уполномочены задержать вас — вот постановление». Зачем всё это? Затем, чтобы люди реагировали на это адекватно, чтобы они понимали, что они имеют дело с представителями закона в настоящий момент и с ними проводятся некие законные оперативные действия.

Ничего этого сделано не было. Человек правомерно сопротивлялся. Его схватили, сковали, положили на пол в автобусе и избили там же в микроавтобусе. И дальше с ним происходили вполне ужасные вещи. Его бесконечно пугали, что по той статье, которая ему будет ему вменена, ему полагается 12 лет, хотя, в действительности по этой статье 10 лет. Но тоже хватит. И что он должен признаться в этом, в этом, в том и еще много в чем, если он хочет избежать… а всего-навсего быть обвиненным в том, что общался с каким-то террористом телефонным или интернетовским проходимцем и всякое прочее.

То же самое происходило в отношении его девушки, которая через несколько недель после этих событий сделалась его женой, которую обещали изнасиловать, которую обещали избить, от которой требовали, чтобы она самооговорилась, призналась в участии в каких-то экстремистских организациях и так далее.

Что это, помимо того, что это просто большая несправедливость? Это способ жизни. Это способ действий. Это вот так себе представляют представители жандармских служб свои права и свой правильный метод взаимоотношения с окружающей действительностью, и взаимоотношения с окружающими их гражданами. Они имеют право абсолютно на всё. А любая попытка законного сопротивления им является преступлением и должны быть наказана по закону, и они могут организовать это наказание по закону, точнее, с использованием закона — наказание с использованием закона.

Они использовали наличие статьи 318-й части 2-й в Уголовном кодексе Российской Федерации в своих личных целях для того, чтобы прикрыть свое собственное служебное преступление — то, что они напали на человека, к которому их претензии была абсолютно абсурдные в этот момент и совершенно несостоятельны, с нарушением всего, чего угодно, не демонстрируя документов, не представляясь, не имея формы, не имея никаких легальных разрешений на насилие в отношении этого человека. И он имел неосторожность применить против ни законные, естественные, совершенно легко объяснимые меры защиты.

Это свидетельствует не просто о том, что эти люди очень обнаглели и совершенно непонятно, почему считают, что им вот так можно, — это свидетельствует о том, что они очень плохие работники. Это очень малоквалифицированная работа. Это сделано очень некачественно. А что если бы, например, этот человек оказался реальным преступником?

С.Пархоменко: В Москве всё, что было сделано качественного, сделано абсолютно варварски непрофессионально в политическом смысле

Ведь штука заключается в том, что когда вот так ведут себя представители силовых ведомств, они в нормальных, цивилизованных, адекватных, законных обстоятельствах отрезают себе всякую возможность законного преследования того, кого они считают преступником. Они это могут делать только в тех случаях, когда они суд держат в кармане, когда они знают, что суд все равно сделает, как мы скажем. Суд не придерется, суд не заметит, суд не обратит внимания. Все равно будет по-нашему.

Сейчас наступило какое-то странное время. Просто как из ведра посыпались сообщения о решения ЕСПЧ, которые одно за другим выносят в отношении дел по поводу незаконных задержаний, незаконных штрафов, незаконных административных арестов, которые происходили в 12-м, 13-м, 14-м году.

Вот в тот момент, вскоре после того, как произошел этот перелом в российском государственном строительстве. Многие говорят, что началась такая Россия №3. Вот Россия №1 — это Ельцинская, №2 — это та, которая началась в 2000-м году, когда к власти пришел Путин. №3 — это после событий 11-го, 12-го года, когда началось систематическое уродование российского законодательства, постепенный демонтаж Конституционного строя и так далее.

Вот в 12-м, 13-м, 14-м году было особенно много всяких уличных задержаний и особенно много всяких мелких, абсурдных, анекдотичных решений судов, произошло большое количество подач в ЕСПЧ. И вот сейчас, наконец, все эти дела созрели. Прошло от 6 до 8 лет. И ЕСПЧ просто как из пулемета принимает эти решения.

О чем эти решения? О том, что российская так называемая правоохранительная система совершенно выродилась, что она абсолютно неспособна работать в рамках ею же самой прописанного закона. Она бесконечно совершает глупые, нелепые решения, которые разваливаются при первом же взгляде, при первом же прикосновении какого-то нормального, состязательного суда. И вы, что думаете, Россия пытается отстоять, представители России, я имею в виду, эти решения в ЕСПЧ? Да, конечно же, пытается. Ничего из этого не выходит. Они проигрывают всё подряд.

Вот одно из этих дел просто мое. Я сам один из 20 заявителей по одному из этих дел. Буквально две недели тому назад нам сообщили о том, что «дорогие друзья, вы выиграли». Прошло 6 лет… В моем случае дело было в феврале 14-года, когда меня задержали, нелепо очень судили и присудили мне два нелепых штрафа. Вот ЕСПЧ сегодня сказал: «Это всё была собачья чушь. Вас не имели права задерживать, так судить, так штрафовать». И таких случаев чрезвычайно много.

И выясняется, что всё, что может сделать Российское государство в этой ситуации для спасения своей собственной силовой системы — это отменить суд. Потому что суд не может на это смотреть. Суд, что называется, офигевает при виде этого всего. При виде этих эфэсбэшников, которые задерживают без всякого закона, а потом судят человека за то, что они в них брызнул баллончиком. И вот так снизу доверху.

Вот внизу это Красноярское ФСБ, которое пыталось себе сделать лишнюю звездочку или лишнюю премию к Новому году или что еще они хотели получить при помощи этого абсурдного дела, а на верхнем конце — Конституционный суд, по поводу которого, как вы знаете, на этой неделе появился законопроект, и в этом законопроекте… Ну, что можно сделать с Конституционным судом и судьями Конституционного суда? Заткнуть, запретить им разговаривать. Велеть им по закону сидеть тихо.

Вот такой законопроект, который запрещает особое мнение судьям Конституционного суда, и в этом его основной смысл. Если раньше судья Конституционного суда — а все-таки среди судей Конституционного суда есть некоторое количество людей очень профессиональных, очень опытных, очень глубоко образованных и, надо сказать, очень серьезно и ответственно относящихся к закону и к своей миссии, такие люди в Конституционном суде всегда были; когда-то это была Морщакова, потом она ушла на пенсию, когда-то это был Кононов, потом он подал в отставку, кто-то умер из таких судей. Судья Аметистов в свое время был известен этим. Разные были времена в Конституционном суде.

Но вот сейчас тоже есть пара судей, которые время от времени говорят: «Не-не-не, так нельзя. Это черт знает что, это невозможно». И по важным событиям, по важным темам, по темам, связанным с правами человека… Вообще, Конституционный суд неважных вещей не рассматривает.

Так вот принимается закон о том, что эти люди должны молчать, причем они должны молчать глобально, они не только в Конституционном суде должны молчать, не только им запрещается формально публиковать по этому законопроекту, который точно будет принят, нет абсолютно никаких сомнений… И эта норма лично вставлена туда сенатором Клишасом, который является автором всего этого антиконституционного безумия, которое было проведено нынешней весной и летом и там его напарник по фамилии Крашенинников, который глава комитета из Государственной думы…

Клишас, кстати, почти и не скрывает, что он мечтал бы оказаться в кресле председателя Конституционного суда. И люди, которые внимательно ко всей этой системе присматриваются, говорят о том, что ну да, события могут так повернуться вполне. По нынешним временам можно и фельдфебеля в Вольтеры, можно и коня в сенат, а можно Клишаса в председатели Конституционного суда. Можно, так бывает.

Вот. А они должны молчать — судьи. Причем они должны молчать в целом, они не имеют права публиковать свое мнение особое. Они не имеют права давать интервью об этом. Они не имеют права высказывать его публично. Они просто должны заткнуться. И это единственный способ это всё прикрыть.

Вот эта ситуация, когда система работает не просто противозаконно, система не просто попирает права, а когда система работает, прежде всего, плохо, некачественно, — это то, что мы видим снизу доверху, с одного конца до другого.

С.Пархоменко: Почему вы считаете, что все эти люди, которые до такой степени неэффективны и непрофессиональны, что они вдруг вас спасут от эпидемии?

Лично для меня самый яркий пример этого, это так перепахавшее всех выступление Путина, вот это заочное выступление на Валдайском клубе, где он высказался по поводу дела Навального, не называя его Навальным, а продолжая…. Кто-то когда-то для него придумал, или он сам придумал, я не знаю, что в тех случаях, когда надо будет сказать «Навальный», он будет говорить «Саакашвили», потому что ему кажется, что это самое унизительное, что можно сказать. Такое обзывательство.

И здесь он тоже сказал: «У нас таких людей, как Саакашвили, много», — сказал он, говоря о Навальном. Хотя понятно, по самой грамматике фразы, что на этом месте он должен был сказать: «У нас таких людей, как Навальный, много». Не важно, что он имел в виду, но там точно должно быть слово «Навальный».

Нет, ему страшно. Он боится произнести это вслух. Видимо, кто-то из старцев на Валааме или где-то сказал, что «не произноси вслух, не зови его — он придет и укусит тебя за бочок». Вот он, значит, прилежно молчит по этому поводу. О’кей, это вопрос такой, для психиатра, я думаю или я не знаю, для кого, для человека, который снимет с него это заклятье рано или поздно. Но я сейчас не про это. Я про то, что на то, что он говорил по поводу отравления Навального и по поводу других, сопутствующих или не сопутствующих обстоятельств. Вообще, можно взглянуть и по существу. Можно попытаться посмотреть и содержательно, а чего он, собственно, сказал?

Знаете, что я вам скажу? Это выступления очень низкого качества. Это выступление человека, который не готов. Это выступление человека, который плохо ориентируется в проблеме. Вот этого, в общем, раньше не было. Я не знаю, как Путин ориентируется в разных экономических обстоятельствах, политических и прочих, но, по меньшей мере он умел зазубривать. Мы помним все эти его многочисленные пресс-конференции и прямые линии и так далее, где он жонглировал разными цифрами, фамилиями и обстоятельствами, которые он выучивал наизусть. Неизвестно, он понимал по существу, о чем он говорит или он просто выучил. Бывает, что люди… однажды, я помню, на французском языке выступал, который он не знает ни единого слова. По поводу Олимпиады. Помните, была такая история, когда он говорил по-французски и всех страшно поразил. Ну, у человека, видимо, неплохой слух и хорошая вокальная память, что называется, память на слух, умеет заучивать. Наверное, цифры тоже умеет заучивать.

Но тут он не заучил. Он не готовился. Он плохо сделал уроки. Всё, что он говорил по поводу расследования событий вокруг Навального, было сказано человеком, который плохо ориентируется. Например, он, видимо, не знает, что ОЗХО передала всю информацию России так же, как и всем остальным членам. Он не в курсе, что ли? Или он рассчитывает на то, что люди, с которыми он разговаривает, не в курсе? Такое тоже может быть. Обычная психология двоечника: Я на знаю и никто не знает. Это вообще никто не знает, поэтому можно. Не стыдно.

Или есть третий вариант: он знает, что все знают, но никто не посмеет ему перечить. Но это очень примитивное решение. Он уже нарвался один раз с Макроном и нарвется еще много-много раз.

На этом месте я прервусь на несколько минут и через 3–4 минуты продолжим с вами программу «Суть событий» со мной, Сергеем Пархоменко.

НОВОСТИ

С.Пархоменко

Обсуждаем с вами печальные вещи. Обсуждаем с вами, что российская властная система и в том, что касается ее жандармской части и в том, что касается ее суда, в том числе, его высшего суда — Конституционного суда, и в том, что касается вообще высшего руководства — президента Страны, стала действовать что-то очень плохо. Они плохо работают.

Путин плохо выступил на этом Валдайском клубе. Не в смысле, что он был недостаточно красноречив, хотя там, в общем с языком… ну, фраза «Мы боимся, что мы простудимся на ваших похоронах», она, конечно… это плохая шутка, обращенная к большому количеству людей, для которых русский язык не родной. Потому что они это трактуют, как я убедился, разговаривая со всякими западными журналистами, которые стали звонить и спрашивать комментарии: «Он всем пожелал смерти, что ли?» Нет-нет — я стал объяснять, что это не про это, что «мы простудимся на ваших похоронах» или, наоборот, «вы простудитесь на наших похоронах» — это эквивалент «не надейтесь, не дождетесь» и прочее. Нет, он не пожелал никому смерти, он не хочет никого убивать. Не волнуйтесь, он не это имел в виду.

У них вообще чего-то, кстати, с языком последнее время. Чемпион, конечно, Никита Михалков, который разговаривает с Путиным и говорит, что он ему без лести предан, не отдавая себе отчет или делая вид, что не отдает себе отчет, или забыв уже по старости и по дурости, что «без лести преданный холоп» — это стандартная сложившаяся формула из Пушкина, что к словам «без лести предан» полагается еще третье слово «холоп». Он это имел в виду? Он про себя это сказал? Ну, сказал. Не сообразил, не получилось.

Это к вопросу о том, у нас тут лингвистический клуб или нет. Нет, у нас тут не лингвистический клуб, и мы язык любим, и знаем, что язык не прощает, и знаем, что язык очень издевается над людьми, которые обращаются с ним неаккуратно.

С.Пархоменко: России обвиняют не в покушении на Навального, а в открытом неконтролируемом обороте химоружия

И, возвращаясь к Путину. Он не знает, что ОЗХО передала документы. Если он делает вид, то почему он делает это так нелепо? Почему он не придумает какого-нибудь аргумента, чтобы объяснить, чем ему нехорош этот материал из ОЗХО? По всей видимости, он не знает, когда говорит «мы бы завели расследование, дайте расследовать», он не знает, требуя, чтобы ему передали, российским специалистам передали образцы биологических материалов Навального, он не знает, что все эта анализы были сделаны и содержаться сейчас в России. Они же здесь есть. Они брали эти анализы десятки раз. Где они, открытые результаты анализов? Или где сообщения о том, что эти анализы переданы для следствия?

Он не знает о том, что в руках тех, кто отказывается формально начинать следствия — он не говорит об этом, по всей видимости, ему не сообщили об этом — есть запись с видеокамер, которые исчезли. Есть вещи из номера Навального… Ну, хорошо, Албуров унес 2 бутылки с водой или 3. А где остальное? Где полотенца, вешалки, халаты, подушки, зубная щетка, шампунь? Где это всё, что выгребли из номера Навального. Он же за что-то подержался, прежде чем подержался за эту бутылку. Где эта одежда, которая была на Навальном? Где все эти материалы, с которых могло и должно было начаться следствие? Путин не знает об этом.

Так же точно он не знает о том, что нес его пресс-секретарь. О’кей, ему все равно, что нес его пресс-секретарь, он не уважает своего пресс-секретаря, он ни в грош не ставит своего пресс-секретаря, он издевается над своим пресс-секретарем, он любит рассказать, что пресс-секретарь «несет пургу». Но надо же врать аккуратно, надо же как-то соотноситься с тем, что врали в прошлый раз. Не надо мне говорить, что он выше этого. Он не выше этого, он хуже этого. Он просто не сумел… Он плохо это отыграл, он плохо это отработал на глазах у всех, на глазах у всего мира.

А дальше люди, эксперты присматриваются к другим частям его речи, и они видят, что ему задают вопрос про его выступление в Бонне, а он начинает отвечать про свое выступление в Мюнхене. Он не помнит, что он выступал в Германском бундестаге, не знает этого, по всей видимости, теперь уже.

Дальше он начинает нести какую-то адскую пургу по поводу договора о ракетах средней и меньшей дальности, абсолютно неквалифицированную, глубоко антиэкспертную. Начинает объяснять, что американцы тоже могли бы нас обманывать… Вот мы обманывали американцев, а американцы тоже могли бы нас обманывать, но почему-то не стали нас обманывать, и в этом, видимо, есть какой-то политический замысел. Вот смысл того, что он сказал, что они бы тоже могли бы втихую нас обманывать, но почему-то не стали этого делать — возмутительно.

Это не просто издевательство над аудиторией, это речь глубоко неквалифицированного человека, плохо разбирающегося в материях, по которым он пытается здесь что-то говорить. Этого раньше не было. Это деградация реальная. Это прямое падение квалификации.

Мы с вами часто говорим, что это происходит с Лавровым, например, который как-то перестает волочь и который начинает просто, когда нечего ответить, грубить. Он начинает грубо шутить, еще что-то. Или он начинает ссылаться на свою собственную Захарову, которая, в общем, умеет только ругаться в ответ, больше ничего.

Ну это плохой очень уровень управления. Это очень слабо.

Дальше вот сегодняшняя история с публикацией такой четверной: там «Радио Свобода», Bellingcat, немецкий журнал Spiegel и The Insider, российское интернет-издание. Вчетвером опубликовали материал по поводу того, что в России продолжаются испытания и, по всей видимости, производство химического оружия.

Заметим, что вчера, когда президент Путин разговаривал перед этим Валдайским клубом и много-много говорил там про Навального, не называя Навального, он ни сказал ни одного слова…

Я прямо прогнал поиском насколько ключевых слов. Вдруг я пропустил. Убедился, что этих ключевых слов в тексте нет. Он не сказал ни одного слова о ситуации с химическим оружием в России, а это, вообще-то, самое главное. Это основная сегодня проблема, основное обвинение, которое направлено против России. Иногда даже обидно думать о том, что России обвиняют главным образом не в том, что она покусилась на живого человека Навального, а в чем-то другом. Но это другое реально очень важная вещь — это открытый неконтролируемый оборот химического оружия, которое Россия должна была уничтожить.

Вот я держу в руках документ: «Правительство Российской Федерации. Постановление от 21 марта 1996 года. Об утверждении федеральной целевой программы уничтожения запасов химического оружия в Российской Федерации». Эта программа действует до сих пор. И эта программа выполнена, как утверждало правительство Российской Федерации, и вообще, Кремль, президент, Российской Федерации, разные другие официальные лица.

Теперь выясняется, что нет, теперь выясняется, что оборот продолжается, что запас есть. Мы не знаем, какой. Может быть 100 грамм, а, может быть, 100 тонн. Запас есть и им управляет неизвестно, кто. Что именно это волнует наших западных партнеров. Есть прямое доказательство. Это список тех, кто включен в эти самые санкции по поводу отравления Навального. Там есть два человека, присутствие которых в этом списке может объясняться только одним — тем, что речь идет об очень большой проблеме под названием: использование Российской Федерацией запрещенных видов химического оружия.

Эти два человека это: Алексей Криворучко, заместитель главы Министерства обороны и Павел Попов, другой заместитель главы Министерства обороны. Это люди, которые, в сущности, ответственны за всё, что происходит с химическим оружием в России с разных сторон, с разных концов. Но тем не менее, это так. И мне очень жалко этих людей, их семьи и всякое прочее, которым, наверное, будет неприятно, что папа оказался под санкциями, но, в общем, это справедливо, потому что если у тебя есть полномочия, если у тебя есть власть в этой области, то неси ответственность за то, что твои полномочия, твоя власть оказались неэффективными. Плохо отработали эту роль. Может быть, господин Попов и господин Криворучко и не собирались травить Навального, но только они не уследили за этим. Они прощелкали клювом, один и другой, клювами двумя. И за это оказались в этих санкциях.

С.Пархоменко: Выступление Путина — не просто издевательство над аудиторией, это речь глубоко неквалифицированного человека

Так что Путин не говорит про это ни одного слова, вообще этой проблемы нет, ее не существует. Он что имеет в виду? Ему не сказали про то, что проблема в этом? Ему не напомнили о том, что он сам присутствовал несколько лет тому назад — демонстративно было устроено такое шоу, — где он в прямом эфире наблюдает за уничтожением последних химических боеприпасов? Он забыл об этом, у него вылетело это из головы? Или ему не сказали, что это сегодня является главным предметом для обсуждения и именно поэтому историю с Навальным исследует ОЗХО, которой Россия член и которая передает России свой доклад. И ОЗХО считает сферой своей компетентности, а вовсе не какие-то другие криминальные службы, которые обычно гоняются за наемными убийцами. Мало ли наемных убийц бывает, и вот полицейские разного цвета, формы и фасона их преследует. Почему-то ни в одном случае ОЗХО в этом не участвует. А в этом — участвует. Вот поэтому — потому что это проблема.

И санкционный список они делают таким образом, таким способом и этот самый Научно-исследовательских институт органической химии и технологий они включают по этому же. Не потому, что они переживают за Навального, к сожалению, а потому что они видят в этом прямую угрозу своим гражданам. Кто они? ОЗХО, в частности, а также лидеры данном случае европейских стран, которые принимают этот список: Германия, Франция, к ним присоединились Голландия, Великобритания, еще кто-то. Вот они угрозу себе в этом видят, а не Навального жалеют, как это ни огорчительно.

И дальше мы возвращаемся к сегодняшней публикации, о которой я уже упомянул. К сожалению, она в журналистском смысле сделана не очень удачно. Ее очень тяжело читать. Она просто не очень хорошо написана. Причем везде. Это относится к обоим русским вариантам. Вы можете видеть ее на «Инсайдере», вы можете видеть на «Радио Свобода». Они разные, там по-разному расставлены акценты, там разные части этого повествования вытащены наверх. «Инсайдер» сконцентрировался на истории с телефонными звонками, а «Свобода», на мой взгляд, более логично сконцентрировалась на существе дела, на этих институциях научных, которые занимаются этими исследованиями. Это очень тяжело читать, там всё скомкано, сумбурно, но можно.

Если очень хочется разобраться, то можно понять, что есть 2 организации, которые, по всей видимости, продолжают эти разработки. И есть ГРУ, военная разведка, сотрудники которой уже ловленные, уже попавшиеся на всех этих делах, уже отмеченные как бы как участники, скажем, истории с отравлением Скрипалей, непрерывно общаются с сотрудниками этих двух институтов.

Вот, собственно, что удалось установить. Два отдельных факта: есть места, где разрабатывается химическое оружие; и есть люди, про которых в мире говорят, что они пытались убивать людей с помощью химических веществ, которые общаются с этими институтами. Доказано это с помощью телефонных биллингов и того, что доказано, что они бесконечно разговаривали друг с другом по телефону, а также встречались друг с другом в разных местах.

Как определяется, что они встречались в разных местах? Телефоны их встречались в этих местах. Если отмечаются на одном и том же пятачке телефон гражданина А и телефон гражданина В, значит, мы можем считать, что граждае А и В сидели вместе за одним столом, находились в одной комнате, очень чем-то, наверное, разговаривали. Мы не слышали их разговоров. Там нет перехватов, там нет никаких текстов, которые они говорили друг другу. Есть только факт встреч и есть разговоры с этими людьми, которые систематически это отрицают.

Они говорят: «Нет, я этим не занимался». Хотя известно, что они занимались. Есть, скажем, публикации этих ученых в этой самой области. Или они говорят: «Нет, я с этим человеком незнаком». Но есть физические доказательства того, что они с ним систематически находятся в одном помещении.

Что про это всё можно сказать? Что это всё очень плохо сделано, опять. Ну, опять всё вылезло наружу. Мы помним всех этих Петровых и Васечкиных, которые рассказывали, что они ездили посмотреть на шпиль, жили в одном гостиничном номере, надевали на себя куртку, которую можно опознать за сто километров, потому что это редкая куртка, купленная на распродаже на каком-то горнолыжном курорте. Но разведчик не может носить такую куртку, даже если она очень дешевая и ему пришлось ее купить.

Разведчик не может иметь в кармане квитанцию за такси, которое его везло в аэропорт с его рабочего места в штаб-квартире разведывательной организации. Ну, так нельзя. Это очень плохо сделано.

И здесь тоже всё полезло наружу, все разработки. Выяснилось, что документы висят в открытом доступе, что публикации все видны, что встречаются они бесконечно на глазах у всех. Это плохая очень работа.

И когда речь идет про то, что если хотели отравить — отравили бы, я перестаю в это верить, когда я вижу это. Когда я вижу, что президент не умеет объяснить, что он имеет в виду, секретарь президента не умеет врать правдоподобно, а врет неправдоподобно. Министр иностранных дел ругается и хамит вместо того, чтобы демонстрировать какие-то аргументы. Про какого-нибудь Небензю я вообще молчу. Просто не произношу вслух этого имени, хотя, кажется, произнес. Извините.

И то же самое с этими химиками, и то же самое с этими разведчиками. И то же самое с этими эфэсбешниками и то же самое с судьями Конституционного суда. Эта система очень плохо работает.

А чего вы хотите, в сущности, например, от истории с коронавирусом? Почему вы считаете, что все эти люди, которые до такой степени неэффективны, до такой степени непрофессиональны, настолько, наплевательски относятся к своим обязанностям, что они вдруг вас спасут от эпидемии, что они не дадут вам заразиться опасным вирусом — почему? Что они придумают вдруг какие-то меры, которые окажутся эффективными — с чего у вас такая уверенность? Почему вы этого от них ждете.

Вот есть еще один сюжет, последний, наверное, для этой программы, мимо которого пройти нельзя. Бесконечно на этой неделе говорили про Собянина. Хороший Собянин — плохой Собянин, улучшил Москву Собянин или не улучил Москву Собянин.

С.Пархоменко: Что можно сделать с судьями Конституционного суда? Заткнуть, запретить им разговаривать

Нет никаких сомнений, что среди того, что технически сделано за эти 10 лет, есть довольно успешные решения. Вот вся электронная сфера, значительная часть транспортных разного рода решений. Я лично, будучи автомобилистом с 30-летним стажем, поддерживаю жесткие ограничения на движение автомобильного транспорта по Москве. Именно такими ограничениями является жестокая система парковок страшно дорогих, ужасно немногочисленных. Это зачем сделано? Чтобы люди не ездили на своих машинах.

Я в прошлом году после 28 лет непрерывно езды за рулем продал свою машину. У меня машины больше нет. У нас в семье есть машина, у моей жены есть машина, но у меня нет. Первый раз за 28 лет. Потому что я убедился, что я живу в центре города, у меня нет дачи, и мне лучше передвигаться разными другими способами: передвигаться общественным транспортом или, если надо куда-то поехать самому, мне надо взять каршеринг и поехать, а еще в каких-то ситуациях мне надо позвать такси, благо оно дешевое.

Но всё, что было сделано качественного, было сделано абсолютно варварски непрофессионально в политическом смысле. Это можно делать только в тех случаях, когда у тебя нет выборов. Не выбора у тебя нет, а выборов у тебя нет. Когда ты отдаешь себе отчет, что тебе в политическом смысл ничего не угрожает.

При этом при всех этих технических обстоятельствах были варварски, демонстративно, в чудовищных количествах расхищаемы деньги, и было видно, что достаточно часто принимаются организационные и технологические решения, смысл которых и механизм выбора которых заключается в том, что задача совсем другая — задача распилить, закопать как можно больше денег, потому что на этом можно больше украсть.

Кто в точности это делает? Лично Собянин. Какое-то время говорили про жену Собянина. Потом как не обнаружилось жены Собянина. Появились какие-то другие женщины возле Собянина. Потом куда-то пропали. Есть разные соратники Собянина, помощники Собянина, советники Собянина, какие-то дочери депутата Герасимова, управляющие похоронными компаниями… кто только этим всем не занимался. Не важно… Точнее, важно, и раз за разом это выворачивается наизнанку, раз за разом мы читаем самые поразительные и разоблачительные расследования на этот счет, когда вдруг выясняется, на какие деньги сделаны эти пластмассовые пупсы трехметровые, которые стоят на бульварах.

А на какие деньги организована система эвакуации автомобилей и куда идет доход от всей этой эвакуации, и почему он идет в оффшор? А как устроена история с «Аэроэкспрессами»? И при чем здесь бывшая жена Ликсутова? Ну вот поищите по ключевым словам и все найдете.

Вопрос в системе. А система вот такая: при прочих равных при наличии выбора принимается то решение, на котором можно больше спереть. Выбирается то решение, которое будет дороже, потому что процент от большей исходной суммы сам по себе является большей суммой. А это хорошо.

В каких обстоятельствах это возможно? В тех обстоятельствах, когда не существует никакого политического противодействия, когда при помощи контроля над судом и контроля над жандармерией удается заведомо избежать кого-либо присмотра за тем, что вы делаете.

Когда сначала отсекается любой способ общественного контроля, гражданского контроля. Сначала объявляется, что закон, не закон, Конституция, не Конституция, а выйди на улиц мы вам не дадим, протестовать не дадим, судиться с нами мы вам не дадим, и «нечего прикрываться бумажками о собственности» — помните эту бессмертную фразу? На чем это было построено? Да на уверенности в том, что мы контролируем суды, поэтому не прикрывайтесь бумажками о собственности.

Вообще, бумажка о собственности. она зачем нужна? Чтобы с ней в суд пойти в случае чего. А вы не прикрывайтесь, потому что суд у нас в руках.

И вот отсюда, кстати, это ощущение насилия и какого-то надругательства, которое довольно большое количество людей, живущих в Москве, не отпускает на протяжении всех этих 20 лет. Это какая-то ужасная трагедия. Да, я тоже езжу на этих «Аэроэкспрессах», когда мне надо в аэропорт. И мне очень нравится, они хорошо работают. Но мне несколько, я бы сказал, портит удовольствие, знание о том, кому они принадлежат и как они там, в этой собственности оказались.

Да, я поддерживаю всё, что связано с таким устройством, с таким типом устройства парковочного хозяйства в Москве. Но эту мою поддержку несколько сбивает то, что я знаю, что это тоже является одной большой коррупционной операцией. Конечно, деньги можно было, наверное, просто унести и не строить этого ничего. Просто сложить их в чемодан и унести. Но их в этой ситуации было бы меньше. Потому что это способ привлечения денег из бюджета, из разных инвестиций и так далее.

Любой проект сегодня в Москве, который связан с вложением денег, связан также с тем, что нужно взять долю в людей из группировки, управляющей Москвой. Не просто дать им однократную взятку, а просто взять их на содержание. И они находятся одновременно на содержании огромного количества компаний.

В каких условиях это можно сделать? В условиях, когда нет контроля. Как добиваются отсутствия контроля? Силой, жандармами. Некоторые видят в этом некую удаль и такое особенное мастерство: Смотрите, как мы отлично всё устроили, смотрите, как мы заткнули все дырки, законопатили, как мы никого никуда не пустили, всех держим на расстоянии, кого надо запугали, кому надо, руки-ноги оторвали. А вы говорите, что мы плохо, непрофессионально работаем.

Плохо и непрофессионально, потому что итоговый успех определяется просто на другой шкале времени. Он определяется в другом масштабе. Такие структуры, которые вы строите, которые вам кажутся надежными, которые вам кажутся правильно работающими, они рушатся в один день. И вот в чем дело: это кончается проклятиями, посадками, беспорядками и избиениями — в историческом смысле избиениями, не кулаком бьют, а в библейском смысле избиениями — избиениями младенцев тогда, когда падают эти системы.

Весь смысл нормальной структуры заключается в том, чтобы они переживали свой конец, чтобы смена одной власти на другую власть не означала бы физической катастрофы и гибели для всех, кто этим управлял раньше. А в таких ситуациях означает.

Ну вот. Это была программа «Суть событий». Я Сергей Пархоменко. Мы встретимся с вами, я надеюсь, в будущую пятницу. Всего хорошего, до свидания!