Суть событий - 2020-10-02

С.Пархоменко

Я всегда у себя в Фейсбуке, аккаунте Сергея Пархоменко, а также в Телеграм-канале «Пархомбюро», на который всячески призываю вас подписываться, выкладываю специальные посты для того, чтобы собирать ваши предложения, ваши сюжеты, темы вопросы для предстоящей передачи. И в этот раз я написал, что, в общем, мне структура этой передачи более-менее понятна.

Ясно, что надо говорить о войне в Карабахе, ясно, что надо говорить о Навальном и его интервью «Шпигелю» И реакции на это интервью. Вполне вероятно, что надо говорить об американских событиях, если на это хватит времени. Да, совершенно очевидно, что тема Юрия Дмитриева и абсолютно варварского приговора, который он получил, 13-летнего тоже необходима для этой программы.

Но всё сломалось примерно часа полтора или, может быть, два тому назад, когда мне в комментарии обоих этих постов посыпались буквально десятки реплик, и в каждой было написано: «Расскажите про Ирину Славину».

2 часа тому назад я не знал о том, что случилось с Ириной Славиной. А между тем — мы не были знакомы, мы никогда не виделись, — переписывались время от времени. Ирина присылала в Фейсбуке в личных сообщениях всякие истории из нижегородской жизни, которые, как ей казалось, могли бы быть интересны далеко за пределами Нижнего Новгорода и подлежали бы обсуждению, в частности, здесь, во всероссийском эфире.

Ирина Славина была медиа. Собственно, есть такой сайт, довольно популярный в Нижнем Новгороде. Он называется KozaPress. И Ирина Славина называлась директором этого сайт, но на самом деле она и была этим сайтом. Она был, собственно, единственным журналистом, редактором, продюсером, пиарщиком, директором и менеджером этого сайта. И она в своем единственном числе это делала. И довольно большое количество людей это читали, смотрели.

И вот сейчас мне пишут разные нижегородские знакомые — а так вышло, что у меня есть некоторое количество нижегородских знакомых, — о том, как они переживают это событие.

Она покончила с собой. Она села на лавочку в центре города перед местным УВД, облила себя какой-то горючей жидкостью, видимо.

Что ее заставило это сделать? Столкновение с машиной государственного убийства живых людей. Вчера она написала у себя в Фейсбуке о том, что 12 человек с пилой «болгаркой» и ломом ворвались в ее дом рано утром, как они любят это делать. Далее она вынуждена была одеваться как-то в присутствии человека постороннего, который за ней наблюдал.

И дальше в ее доме произошел обыск, он же погром. Без адвоката. Ей не дали вызвать, дождаться ни какого адвоката. У нее изъяли всё, что могло бы быть ее профессиональным инструментом: телефоны всех членов семьи, ноутбуки ее и ее дочери, компьютер, еще чего-то. И, как она написала, «искали брошюри, листовки, счета «Открытой России», возможно, икону с ликом Михаила Ходорковского. Ничего этого у меня нет». Ничего этого у нее и не нашли.

Дело, по поводу которого ее обыскивали таким способом, а точнее, по поводу которого над ней издевались и ее запугивали таким способом — потому что совершенно очевидно, что смысл этого действия заключается не в том, чтобы что-нибудь найти, тем более, сами ищущие не понимали, что они ищут. Счета «Открытой России», что ли, в самом деле? Нет, задача заключается в том, чтобы напугать человека, раздавить человека, растоптать человека, посеять в нем отчаяние, сделать из этого назидание всем вокруг. В этом смысл.

С.Пархоменко: Я могу сказать совершенно точно, что русская журналистика жива

Сегодня МВД региональное заявило, что оно вообще не понимает, в чем дело, и что, в общем, Ирина Славина не были ни обвиняемым, ни подозреваемым по этому делу, а была только свидетелем. Что ж вы так сдаете-то сами себя? Тем более, еще она и была всего только свидетелем, а зачем вы устроили то, что устроили? Зачем вы устроили эту карательную акцию? Зачем вы пытались растоптать, унизить, оскорбить и погрузить в отчаяние человека, которого вы даже ни в чем не обвиняете, а всего только считаете его свидетелем.

Вообще-то, Ирина Славина была по профессии школьная учительница русского языка и литературы. И эта ее работа журналистом, хотя она сама представлялась журналистом, и вот этот сайт, который она создала KozaPress… кстати, почему «Коза» многие спрашивают? А потому что коза — это такой неофициальный символ Нижнего Новгорода. Когда-то, говорят, на гербе города должен был бы быть олень, но его как-то неудачно нарисовали еще в древние екатерининские времена, что он был большое похож на козу. И на центральной площади Нижнего Новгорода даже есть смешной памятник козе, поэтому вот, собственно, и коза.

Так вот она сама содержала этот сайт — содержала его на деньги, которые сама кое-как зарабатывала. Зарабатывала она, как теперь говорят ее подруги, которые мне пишут, главным образом тем, что вязала какие-то красивые шарфы. И они, действительно, были необычные, какие-то ужасно симпатичные. И находились люди, которые были готовы покупать эти шарфы.

Вот из этих денег за шарфы, например, она расплачивалась совершенно штрафом ровно год тому назад. Она получила 70 тысяч рублей штрафа. И тогда Павел Чиков, глава «Агоры» написал, что это самый большой штраф, когда либо назначенный по недавно вступившей в силу части 3-й статьи 20.1 Кодекса об административных нарушениях. Это та самая статья «О неуважении к власти».

А штраф этот она получила за пост в Фейсбуке. Он до сих пор висит на своем месте, можно его увидеть в аккаунте Ирины Славиной — пост в Фейсбуке в августе 19-го года, где она, надо сказать, довольно насмешливо и довольно издевательски отозвалась о том, как в городишке маленьком под называнием Шахунья, недалеко от Нижнего установили мемориальную доску в честь Сталина.

Ну, и вот за пост в Фейсбуке она получила эти 70 тысяч, и связала много шарфиков, чтобы как-то заплатить. Как-то миллионов Ходорковского не нашлось в ее кармане, или, не знаю, в тайнике, в вентиляционной трубе ее квартиры. Нет их там и сейчас, и не было их там никогда.

А, собственно, свидетелем в деле, в котором она фигурировала — дело бизнесмена по фамилии, если я правильно помню, Михаила Иоселевича, которого обвиняли в том, что он писал какие-то недостаточно верноподданные тексты на ее сайте. И они там вместе пытались каким-то образом сопротивляться уничтожению одного из городских парков. Стояли там в каких-то оцеплениях. Вот за это всё заплатил, по мнению Нижегородского УВД, Ходорковский.

Вообще, для начала за это кто-то заплатил. Так не бывает, чтобы люди сами имели свое мнение. Так не бывает, чтобы люди сами думали что-то о том, что происходит в городе, котором они живут. Так не бывает, чтобы люди пытались вмешаться в этой что-то и каким-то образом отстоять права людей, которые живут тоже рядом вместе с ними в этом городе. Там само не бывает. Кто-то должен обязательно заплатить. Ну, кто за такое может заплатить? Ну, Ходорковский, разумеется. Чему ему еще в Лондоне заняться? Только вот парком в Нижнем Новгороде. Он и нанял вместе со всей остальной «Открытой Россией».

Вот это и есть то, что создает власть, что создает Путин, что создают люди, верные Путину, что создают люди, благодаря которым существует этот авторитарный, с каждым днем все более тоталитарный режим Путина — бездушную, тупую, преувеличенно, демонстративно жестокую машину уничтожения живых людей.

Есть люди, которые могут как-то сохранять хладнокровие при столкновении с такой машиной, даже, может быть, какое-то чувство юмора. Есть люди, которые собираются, напрягаются, мобилизуются, каким-то образом пытаются сопротивляться. Есть люди, у которых хватает расчетливости и хладнокровья, чтобы вскочить и убежать. Есть люди, которых столкновение с этой машиной только заставляет действовать активнее, энергичнее и злее. Один из таких людей — Навальный. И мы еще будем говорит о нем в этой программе.

С.Пархоменко: Факт доведения до самоубийства ясен, виден, понятен

А бывают люди, которые, увидев эту машину вблизи, и понимают, что им нечего этой машине противопоставить, понимают, что единственное, что они могут сделать — это вот демонстративно распорядиться собственной жизнью. Это ужасное решение. И огромное количество людей сегодня пишут под этим знаменитым постом Ирины Славиной, где она пишет: «В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию». Этот пост тоже висит на своем месте. Фейсбук достаточно мощная система, чтобы не упасть от тех тысяч запросов, которые сейчас пошли на этот, в общем, мало кому известный аккаунт в Фейсбуке.

Вот, например, я посмотрел этот самый пост, за который она получила 70 тысяч. Под ним было 134 лайка даже после того, как этот пост стал известным на всю страну, о нем написал Павел Чиков и целый ряд разных знаменитых людей. все равно 134 лайка, 36 комментариев и 4 репоста — вот это всё, что он собрал, это вся аудитория, которая была у нее в Фейсбуке. Так вот, сейчас, конечно, тысячи и тысячи людей, которые пришли смотреть на этот ее аккаунт, и он не упал в отличие от сайта Koza.Press, который, конечно, рухнул. Это был маленький, маломощный, по существу домашний, сделанный почти на коленке сайтик.

Так вот бывают люди, которые в этот момент понимают, что единственное, что они могут сделать — это распорядиться вот так демонстративно, так отчаянно, вот так безумно своей жизнью. У нее осталась взрослая дочь, родители. Кстати, сегодня или завтра, опять же как пишут ее друзья — день рождения ее матери. Ну, вот так совпало.

Вот это всё, что они могут поставить на кон, эти люди. Это всё, что у них можно отнять. Поскольку миллионов от Ходорковского нет, можно отнять жизнь. А потом сказать, что мы ни при чем и не заводить дело о доведении до самоубийства, но, несомненно, оно налицо. Факт доведения до самоубийства ясен, виден, понятен и закончился очень отчетливой видеосъемкой с одной из камер наблюдения, которые там непосредственно перед этим Управлением МВД, на которых ясно видно каждое движение и каждую секунду этого страшного сегодняшнего события.

Конечно, я должен сказать еще об одной стороне этого дела — о журналистской стороне этого дела. Ирина Славина была журналистом-любителем. У нее не было журналистского образования. И, вообще, ее основная профессия была другая, и даже ее основные доходы были совершенно из других источников. Но это совершенно ничего не означает. Совершенно не обязательно заканчивать факультет журналистики, чтобы стать журналистом.

Я занимаюсь вместе с целой группой коллег таким проектом, он называется премия «Редколлегия». Он существует с лета 16-го года. Каждый месяц мы вручаем премию людям, которые пишут что-то очень важное для России, что-то интересное, профессиональное, что-то мастеровитое. Вот каждый месяц три журналиста, опубликовавших что-то очень хорошее в предыдущем месяце, получают премию от этой «Редколлегии». Сегодня это, пожалуй, самая известная и самая авторитетная в профессиональных кругах журналистская премия.

И годы работы и годы чтения этих материалов — а для того, чтобы выбрать этих трех лауреатов, нужно сначала составить список для согласования жюри, в него обычно входит 8–9 работ, а для этого нужно посмотреть многие сотни разных работ, и специальная группа экспертов, которая работает в премии «Редколлегия» этим занимается, — наблюдая за этим всем, читая эти тексты и создавать сайт redkollegia.org, на котором все материалы работы этой премии, все претенденты на эту премию, и все лауреаты этой премии, я могу сказать совершенно точно, совершенно отчетливо, совершенно ответственно, будучи уверенным в своих словах, что русская журналистика жива. Хотя принято говорит о том, что ее нет, принято говорить о том, что она раздавлена государством, что индустрия разрушена; что в русскую журналистику не существует никаких инвестиций, что она перестала быть бизнесом, что она перестала быть отраслью экономики. Может быть, но она осталась личным делом, она осталась персональным жизненным подвигом довольно большого количества людей, нескольких тысяч людей в России, последних людей, которые продолжают быть журналистами в России.

И это не те люди, которые служат в пропагандистских СМИ, на официальных телеканалах государственных федеральных. Мы недавно с вами узнали, какие они там получают зарплаты. Мы с вами хорошо знаем, за что они получают эти зарплаты. Они продают свою жизнь, они продают свою душу, они продают свою совесть, они продают свое право спокойно разговаривать со своими детьми. Они продают право рассказывать своим детям и своим родителям, чем на самом деле они заняты 7 дней в неделю. Вот за это им платят эти деньги. Ну, и пусть.

Я говорю не об этих людях, я говорю о тех людях, которые продолжают заниматься журналисткой в разных негосударственных, независимых, свободных, неподконтрольных российских медиа, которых по-прежнему очень много. Некоторые из них очень маленькие, некоторые побольше. Некоторых из них внутри одного городка или города, некоторые из них внутри одного региона. Некоторые на несколько регионов. Некоторые из них — федеральные в большом, настоящем смысле слова. Эти медиа есть, эти люди есть, они продолжают работать, они продолжают рисковать каждый день. Иногда они чувствуют себя очень одиноко, очень изолировано. Вот, по всей видимости, это и был случай Ирины Славиной. Иногда им кажется — и их собственные близкие говорят им об этом — ну, чего ж ты такой вот… все люди, как люди, а у тебя сплошные неприятности; ты со всеми в ссоре, ты на всех наезжаешь, от тебя все отбиваются, тебе больше всех надо.

Вот премия «Редколлегия» существует, собственно, для того, чтобы эти людей в какой-то мере виртуально, а иногда даже и физически — потому что премия «Редколлегия» проводит всякие семинары, конференции время от времени — собирать вместе и говорить: «Нет, вы не одни, вас таких есть… ну, не много, но некоторое количество. У вас у всех одинаковые проблемы. И на самом деле вы делаете очень правильное и нужное дело: вы продолжаете рассказывать людям об их жизни правду. Даже тем людям, которые не всегда понимают, зачем им все это нужно. Даже тем людям, которых спроси — они скажут: «Да мне пофиг, есть это, нет этого». Придет день, и они поймут, что им на самом деле никогда не было пофигу. На самом деле им всегда было важно, что рядом кто-то есть и всегда есть кто-то, кто скажет им, кто расскажет, кто объяснит им, кто поставит их в известность о каких-то вещах, которые скрывает от них государство.

С.Пархоменко: В этой истории не только, конечно, Азербайджан и Армения. Там много России и много Турции

Есть такая издевательская фраза в интернете: «А власти скрывают». Принято хихикать по этому поводу. Вообще, есть много поводов сегодня в России, по которым проще хихикать, безопаснее хихикать, как-то надежнее хихикать. И хихикают. Пройдитесь по разным Инстаграмам, Твиттерам, Фейсбукам — найдете там много хихикающих. И найдете там и вот этот опустевший аккаунт Ирины Славиной, который больше никто не будет вести, и последним авторским постом в нем останется вот это: «В моей смерти прошу винить Российскую Федерацию». Потому что к ней пришла Российская Федерация, она пришла к ней в дом, она выпилила ей дверь в дом «болгаркой», она выломала ее ломом, она заставила ее голую одеваться в присутствии полицейских. После этого она перевернула ее дом вверх дном, чтобы произвести на нее правильное, с точки зрения Российской Федерации, впечатление. После чего Российская Федерация ушла из ее дома безнаказанно, зная, что ей, Российской Федерации, ничего за это не будет.

Вот так выглядит это противостояние — противостояние последних русских журналистов, которые есть и которые работают на свой страх и риск, иногда совсем одни, иногда в маленьких изданиях, иногда в издания побольше; расследуют, добывают, выкапывают, вываливают на поверхность, объясняют вам, пытаются до вас докричаться. Так устроена сегодняшняя Российская Федерация. И сегодня мы увидели очень ясно на кадрах, на которые нормальному человеку, в общем, невозможно смотреть — я не смог досмотреть до конца, это примерно полторы минуты этого ролика, я не смог досмотреть до конца — когда там разгорелось уже как следует, я выключил. Хотя там изображены встреча Российской Федерации со своим гражданином. Очень важный момент.

В некоторых странах с таких моментов начинались большие события. В некоторых странах те площади, где это происходило, названы именами эти людей. А в других городах, где не происходило ничего подобного, тоже есть площади с именами этих людей и улицы с именами этих людей. Потому что все знают, что с этого началось что-то важное для страны. Будет ли что-нибудь подобное в сегодняшней России? Нет, не будет. Люди запуганы, люди деморализованы. Люди пришли в отчаяние.

И мы видим это, например, в истории с Юрием Дмитриевым. Много ли народу вышли на улицу для того, чтобы протестовать против варварского, бессовестного, демонстративного приговора Юрию Дмитриеву за преступление, которого он не совершал? Почти никто не вышел. Несколько человек. А потому что кому они будут это демонстрировать? Можно подумать, есть кто-нибудь, кто не в курсе из тех, собственно, кто принимал решение. Ясно, что такие решения не принимаются на районном уровне, областном уровне. Они принимаются государством от имени Российской Федерации. И когда судья зачитывала этот приговор, она начала его именно так: «Именем Российской Федерации». Так начинаются любые приговоры. Этот приговор в особенности.

Я думаю, что этих протестов не происходит, прежде всего, потому, что не у кого и нечего стало требовать. Вот почему не было протеста, когда попытались убить Навального? А что должны были сказать протестующие: «Путин, не убивай больше Навального! Путин, вылечи Навального! Путин, спаси Навального!»? К кому они должны были обратиться, чего они должны были потребовать? А чего они должны были потребовать в случае с Юрием Дмитриевым?

Пауза на этом месте. Новости, через 3–4 минуты продолжим.

НОВОСТИ

С.Пархоменко

Навальный. Теперь я должен говорить о том, что произошло. Да, должен, должен, я уверен, что должен. Это важный очень сюжет. И я по-прежнему настаиваю, что это один из важнейших политических сюжетов, которые происходит сегодня в мире.

С.Пархоменко: Сегодняшнюю Россию нельзя себе представить без армян и азербайджанцев

В чате нашего YouTube наш зритель и слушатель, который подписался Василием Ивановым, спрашивает: «Доказательства того, что Навальный из ЦРУ, когда будут предъявлены общественности?» Василий, они будут предъявлены общественности, когда вы их потребуете. Ведь общественность — это вы. потребуйте. О чем говорит Василий? Василий говорит об истерической, совершенно панической реакции, которую продемонстрировало руководство Российской Федерации и транслировало это через своих спикеров. Одного из них фамилия Песков, другому из них фамилия Володин. Ни тот ни другой на свой страх и риск по своему усмотрению, по своему разумению ничего никогда не говорят. А транслируют наружу позицию Российской Федерации. У них такая служба. По-другому им нельзя, и они исправно это выполняют.

Так вот, что они транслировали? Они транслировали истерический вопль по поводу того, что Навальный посмел обвинить президента Российской Федерации Владимира Путина в том, что, собственно, он ответственен за попытку его убить. В ответ всё, что они придумали — это обвинили его в сотрудничестве с иностранной разведкой. Им, несомненно просто хотелось выдохнуть какое-нибудь проклятие вроде этого «А он шпион!». Они, конечно, складывают на всякий случай разные кирпичики и горсточки всяких субстанций, которые им при случае пригодятся тогда, когда начнется реальная борьба за то, чтобы не пустить Навального в Россию.

Навальный пока еще не едет в Россию, он лечится. Здоровье его идет к лучшему каждый день. И известия об этом очень хорошие, надо сказать. Но поражение был чрезвычайно серьезное. И, наверное, ему предстоит довольно много усилий для того, чтобы окончательно прийти в себя. О части этих проблем он говорил в интервью «Шпигелю». Он говорил, что у него большие проблемы со сном, с координацией движений и так далее. Но, как мы видим из этого же интервью и из разных других его выступлений и постов, мыслит он прекрасно, выражает он эти мысли совершенно замечательно, ровно так же, как и прежде. Тем не менее, ему предстоит еще какое-то время провести в Германии, а дальше этот процесс его проникновения обратно в Россию вступил в горячую фазу.

И, я думаю, что обвинение в государственной измене или обвинение в шпионаже, или обвинение еще в чем-нибудь таком, связанном с государственными преступлениями вполне может быть задействовано этими людьми в Кремле, в прокуратуре, ФСБ, в разного рода других российских карательных органах, которые я отказываюсь называть правоохранительными. И это делается не зря сегодня.

Но есть в этом, конечно, и истерика, в этом, конечно, и испуг, потому что есть в этом понимание неуязвимости и логичности этих обвинений в адрес Путина. На чем они построены? В отличие от обвинений в сотрудничестве с иностранной разведкой, которую надо доказать и которое, я думаю, Навальный будет требовать доказывать, хотя совершенно очевидно, что никакого дела против Пескова или, скажем, против Володина ему в России завести не дадут. И никакого суда по этому поводу в России не будет. Но бывают еще другие суды, как мы убедились на протяжении XX и начала XXI века. Суды бывают разные, и бывают такие, которые силами президента одной страны или главы государственной думы не остановить.

Так вот Навальный будет требовать доказательств того, что он сотрудничает с западными разведками. С американским ЦРУ, которое прямо было названо вслух и так далее. А вот доказательство того, что Путин несет ответственность за покушение на убийство Навального, у нас просто есть. Эти доказательства заключаются в том, что президент Российской Федерации является также Главнокомандующим в Российской Федерации и, таким образом, несет ответственность за использование Российской армией и находящимися в ее распоряжении средств и особенно оружия массового поражения.

Дело в том, что то, чем пытались убить Навального — это продемонстрировано сегодня тремя независимыми лабораториями в Европе (одной немецкой, одной французской и одной шведской), и материалы об этом находятся в Организации по запрещению химического оружия, и, в том числе, эти материалы, несомненно, известны России, поскольку она сама является членом этой организации… И, кстати, опять-таки истерическая организация на один, еще не изданный документ — организации по запрещению химического оружия, который еще не вышел, но реакция на него уже есть.

С.Пархоменко: Навальный будет требовать доказательств того, что он сотрудничает с западными разведками

Эта реакция объясняется просто тем, что Россия как член этой организации видела драфт, черновик этого доклада. Ну, не Россия — представитель России, который, несомненно, передал его в Москву. У меня нет никаких сомнений, что они точно знают, по поводу чего они истерят. И когда они говорят: «Мы не сомневаемся, что там будет сказано, что Навальный был отравлен боевым химическим веществом», так они не сомневаются — они это читали. Просто они еще не имеют право нам этого сказать, потому что доклад еще не вышел. Они читали это в его черновике.

Так вот то, чем был отравлен Навальный, является оружием массового поражения. Таковым оружием не является ни ружье, ни автомат Калашникова, ни танк, ни пулемет, ни подводная лодка, не бомбардировщик — это всё не оружие массового поражения. Оружием массового поражения это: ядерное оружие, химическое оружие и бактериологическое оружие.

Может быть, теперь есть какие-то еще, но я просто не в курсе. Я не знаю, есть ли сейсмическое, есть климатическое, есть ли генетическое. Думаю, что нет насчет генетического. А вот насчет всех остальных не уверен.

Так вот про эти три знаю точно. Ответственность за контроль над ними несет Главнокомандующий Российской Федерации, каковым является президент Российской Федерации. И расследование должно происходить на эту тему. Мне, вообще, кажется такой поворот событий, при котором никакого следствия по поводу судьбы гражданина Навального может быть даже и не быть, потому что есть вещи поважнее, пусть Алексей на меня не обижается. Я имею в виду, что есть вещи поважнее, а именно свободное обращение на территории России — а у нас есть еще дополнительные основания полагать, что и за территорией России, имея в виду то, что произошло с отцом и дочерью Скрипалями в Великобритании, например — это требует расследования. Понятно, то должны быть фигурантами этого расследования — люди, которые несут ответственность за его хранение, его сохранность, его уничтожение; за те гарантии, которые были даны после того, как это оружие массового поражения якобы, как мы теперь понимаем — якобы — было уничтожено, — вот они и являются фигурантами, целью, объектом этого расследования. Не субъектом. Это не они расследуют. А объектом — это их расследуют.

Вот этого чрезвычайно боится сегодня Российская Федерация. И вот вчерашняя, по-моему, новость: «Татьяна Москалькова, уполномоченная по правам человека в России высказалась в поддержку уголовного дела для расследования случившегося с оппозиционером Алексеем Навальным». Госпожа Москалькова, случилось не с оппозиционером, случилось с Российской Федерацией. И, в частности, с вами случилось. А то, что случилось с оппозиционером — это следствие.

Между тем Татьяна Москалькова говорит: «Я сторонник того, чтобы было возбуждено уголовное дело, потому что мы все заинтересованы в том, чтобы установить истину по этой ситуации. Она получила большой общественный резонанс». Она ожидает, что Германия предоставит нам заключение экспертов, а, может быть, сам Навальный даст пояснения по этому вопросу. А Навальный-то здесь при чем? Он что, хранил оружие массового поражения? Он отвечал за его сохранность? Почему он должен давать вам пояснения по этому вопросу? Почему Германия должна предоставить вам заключение экспертов о том, откуда в России взялось оружие массового поражения? Вы в Германии собираетесь это выяснять? А они-то откуда знают? Их это как раз интересует еще больше, чем вас.

И главное, что обсуждают сегодня в мире и, в частности, в этом самом интервью Алексея Навального — это не то, что обсуждаете вы, что он обвинил Путина, а совсем другое: «Давайте серьезно, — говорит Навальный, и это главная фраза этого интервью — российское руководство проявляет такую склонность к отравлениям, что они вряд ли скоро прекратятся. Так что моя история болезни еще очень пригодится». Вот главная фраза их этого интервью.

И вот то, что повергает их всех в панику, потому что они понимают, что это и есть главное обвинение. То, про что мы говорили: мы не знаем, где баночка, на какой полке она стоит. И кто был тот человек, который получил ее в свое распоряжение? От кого получил? От Верховного главнокомандующего, который несет ответственность за сохранность — прямо, косвенно, в результате, что он сказал это, непосредственно велел, или он брезгливо сощурился, или, когда об этом зашла речь, он встал, заплакал и вышел: «Оставьте меня! Я не хочу ничего об этом слышать». Может быть, он в такой форме передал это оружие массового поражения тому, кто потом ходил с баночкой. Вряд ли Путин летал в Томск для того, чтобы намазать кисточкой какую-нибудь вещь, до которой потом дотронулся Алексей Навальный. Не знаю, его носки, или его брючный ремень, его зубную щетку или ручку двери в ванную комнату.

Ну да, я плохо себе представляю в этом номере Путин с кисточкой в противогазе. Но я хорошо себе представляю примерно два десятка других лиц, которых я знаю, у которых есть подчиненные, и которые являются на протяжение долгих лет исполнителями разного рода грязной работы в Российской Федерации. Я этих людей знаю в лицо. Но я не хочу сейчас разговаривать о них. Они мелочь, они никто, потому что у них есть начальник, глава. Этот глава потому и глава, что он несет ответственность. И они это понимают и поэтому истерят и поэтому паникуют.

Я думаю, что так этот разговор и будет продолжаться дальше.

С.Пархоменко: Это и есть то, что создает власть, Путин — бездушную, демонстративно жестокую машину уничтожения живых людей

И последняя тема, без которой мы, конечно, не обойдемся в нашей программе — это война. Война, в которой участвуют и на той и на другой стороне люди, которые нам совсем небезразличны, хотя бы потому, что они живут рядом с нами. Огромное количество армян здесь, в России. Огромное количество азербайджанцев здесь, в России. Сегодняшнюю Россию нельзя себе представить без армян и без азербайджанцев. Они среди нас, они — мы. И многие из нас сами армяне, в конце концов, и этнические. Я, например. Фамилия моей мамы Айрумян. Моего дедушку звали Левон Карапетович. Хотя, к сожалению, моей родни в Армении почти не осталось. Почти все или умерли или уехали давно, еще в конце 80-х, начале 90-х годов.

Происходит война в стране, которая мне совсем небезразлична, в Армении и в Нагорном Карабахе, который Армения тоже считает частью себя. Я бывал в тех местах. И даже если меня теперь не пустят в Баку после этого признания, тем не менее, я это скажу: да, я бывал в тех местах. Я бывал в Степанакерте. Правда, не он был целью моей поездки, а монастырь знаменитый, изумительный монастырь XIII века, который там, на территории Нагорного Карабаха, армянский монастырь, одна из колыбелей армянской культуры, армянской письменности, армянской веры. И это место стоит видеть и ради которого стоит ехать очень далеко.

Сегодня, когда происходит эта война, чаще всего задают вопрос про Крым. В первый момент, особенно люди посторонние, далекие, вздрагивают по этому поводу и говорят: «Минуточку, где Крым — где Карабах». Действительно, в политическом смысле в, так, сказать, полемическом смысле это вещи смежные. В создавшихся условиях после 2014 года трудно разговаривать про Карабах и не разговаривать про Крым. Потому что ситуации кажутся идентичными.

Вот есть страна, которая говорит: «По закону эта земля принадлежит мне». Есть другая страна, которая говорит: «А по правде эта земля принадлежит мне». и в том случае, когда речь идет о Крыме, мы говорим: «Украина права. По законы это принадлежит ей». Россия, если смотреть международные законы, не имела права забрать себе эту землю да еще таким способом.

А вот есть, казалось бы, такая же ситуация. Есть страна Азербайджан, которая говорит: «По закону Карабах принадлежит нам». Есть Армения, которая говорит: «Карабах принадлежит нам». Ну, формально не принадлежит, он формально представляет собой отдельное государство, почти никем не признанное. И находятся люди, которые говорят: «Ну, так это же то же самое. Вы же обязаны ровно так же это трактовать».

Есть разница. Разница заключается в том, что за аннексией Крыма, за тем, как Крым бы в нарушении международных законов отобран у Украины — за этим не стоит войны, не стоит человеческой крови, не стоит притеснений, дискриминации, этнических чисток, этнической ненависти. Ничего этого там никогда не было.

В Крыму, в сущности, единственным пострадавшим на этнической почве на протяжении многих десятилетий был крымско-татарский народ, но он страдал не от Украины и не от украинцев, он страдал как раз в советское время, до независимой Украины. И снова страдает сегодня, когда Крым оказался в руках России. Снова сегодня мы видим репрессии против активистов крымско-татарского народного движения.

В украинский период никакого давления, никакой дискриминации, тем более, никакого уничтожения крымских татар не существовало. И ничего такого не существовало. Никто не воевал ни с кем, никто не притеснял никого, никто не дискриминировал никого. Были люди, их было немало, которые смотрели с завистью в сторону России, особенно потому что из России приезжало огромное количество туристов. Знаете, всякий житель приморского города мечтает об одной профессии — он мечтает о профессии отдыхающего. Ему кажется, что вот жизнь! Приезжают люди с полными карманами денег — и отдыхают. Я тоже хочу.

Спросите любого мальчишку в любом приморском городе, в любом курортном месте, он вам это расскажет.

Достаточно было людей в Крыму, которые говорили: «Эх, а в России-то вот пенсии больше. А в России-то офицерам живется лучше». Как им казалось. Правда это, неправда, факт, не факт — потом выясним. Им точно касалось так. Ну, и что? Вовсе не всегда, когда кому-то нравится что-то, что происходит в другом государстве, нужно взять с собой кусок своей земли и переселиться в это государство или потребовать от этого государства, чтобы оно тебя завоевало, захватило, оторвало, присвоило или еще что-нибудь такое.

Я думаю, что среди жителей Приморского края немало людей, которые смотрят в сторону Японии или в сторону Южной Кореи с большой надеждой и, я бы даже сказал, с завистью. В Псковской области люди смотрят в Эстонию. В Калининграде людям смотрят в Польшу. В Карелии люди смотрят в Финляндию. Мало ли, кто куда смотрит? Мало ли кому куда хочется вместе с куском земли? В конце концов, а чего бы не переехать, если уж так нужно? Или не попытаться построить правильную жизнь здесь, у себя, чтобы бы было гораздо правильней.

С Карабахом другая история. История с Карабахом построено на много десятилетней ненависти, крови, репрессиях и погромах. Люди, которые сегодня говорят о том, что следует прислушаться к международному законодательству, которая определяет принадлежность Карабаха, должны погуглить на слово «Сумгаит», должны погуглить что-нибудь про «бакинские погромы», должны вспомнить, как это начиналось. Должны погуглить что-нибудь на фамилию Рамиль Сахиб оглы Сафаров — азребайджанский офицер, который зарубил топором во сне армянского офицера, с которым вместе проходил программу подготовки, кажется, ооновских миротворческих сил в Венгрии. Был там арестован в Венгрии, приговорен к пожизненному заключению, а потом Азербайджан уговорил выдать его для дальнейшего отбытия наказания и освободил как героя в день прибытия прямо в аэропорту; повысил в звании, кажется, до полковника, не помню точно.

Погуглите это всё и найдите что-нибудь похожее в Крыму. Найдите что-нибудь такое в истории отношении украиноязычного, русскоязычного, татароязычного населения Крыма. Попробуйте вспомнить что-нибудь про погромы в тех краях или погромы в Херсонской области, в Одессе, Днепропетровске. Были там погромы, которые объясняли бы аннексию Крыма и войну на Юго-востоке Украины. Что-нибудь такое происходило там до того, как российскому руководству захотелось куска этой земли, захотелось еще каких-то кусков. Ну, вот не получилось. А так было бы неплохо.

Не так это всё выглядит на Кавказе, не так это всё выглядит в отношения Азербайджана и Армении. Не так это выглядит в истории погромов, геноцидов и резни в этом регионе.

Конечно, вторая сторона тоже знает, что предъявить. В ответ на слово «Сумгаит» вам обязательно скажут Ходжалы и напомнят историю о том, как, по-моему, через 2 года… Сумгаит — это 27–29 февраля 1988 года, а Ходжалы — это февраль 92-го года, — то есть 4 года прошло, когда на территорию города Ходжалы, недалеко от Степанакерта, и, собственно, это место, где помещался степанокертский аэродром, там, внутри Нагорного Карабаха вторглись части армянской армии и обошлись довольно жестоко с местным населением и остатками азербайджанской армией, которая пряталась среди этого местного населения.

Там была длинная история, когда армянская армия за много дней и вплоть до нескольких часов до этого наступления предупреждала о готовящемся наступлении и предлагала мирному населению покинуть эти места, предлагало этому населению коридор.

Но азербайджанские части, расположенные там, распорядились иначе. В результате погибли и военные и мирные жители, что невероятно трагично. Но ответственность за это должна бы быть распределена между всеми, кто распорядился их жизнями.

Надо сказать, что в этой истории не только, конечно, Азербайджан и Армения. Там много России и много Турции последнее время. Турецкий лидер Эрдоган очень рассчитывает, что этот конфликт повысит его статус, прежде всего, внутри в страны. Никогда нельзя думать, что такого рода лидеры озабочены чем-нибудь международным, что они хотят кому-то там снаружи помочь, кого-то наказать. Они работают только на внутреннюю публику. Их интересует только развитие отношении к ним внутри страны. И в случае Эрдогана это, несомненно, так. И то, что он вытворяет последние дни — это, несомненно, так.

Вот, например, пару дней тому назад, выступая на открытии сессии турецкого парламента, он заговорил об Иерусалиме, сказав, что «Иерусалим — это наш город, который принадлежит нам. В этом городе, который нам пришлось оставить в слезах во время Первой мировой войны, всё еще можно встретить следы османского сопротивления». Это он так надувается, это он так разъезжается для внешней публики? Нет, для внутренней. Ему важно, чтобы Турция и турки знали о том и турки знали о том, какой у них воинственный, разноперый и разноцветный лидер, какой у него шикарный хвост, какая у него переливчатая шея — как у павлина. Это была программа «Суть событий». Я Сергей Пархоменко. До будущей пятницы, всего хорошего, до свидания!