Суть событий - 2020-09-04
С.Пархоменко
―
21 час 6 минут в Москве. Это программа суть. Я Сергей Пархоменко. Добрый вечер! Я нахожусь прямо в студии. И это создает множество всяких прекрасных технических возможностей. Например, СМС на номер: +7 985 970 45 45. Теперь я их еще и вижу, передо мной экран, могу читать. И помимо СМС туда можно отправлять со всяких других мессенджеров или через шлюз прямо на сайте «Эхо Москвы».Кроме того, как обычно, я поставит тут экранчик, где буду подглядывать одним глазом в трансляцию, которая идет в YouTube. Она уже идет, она уже включилась, я тоже это вижу. И тут есть чат. И если в этом чате появятся какие-то достойные ответа, чтобы потерять на них время, вопросы, я с удовольствием на эти вопросы отвечу.
Сразу скажу, что сегодня наш эфир не ограничится этим часом. В полночь я снова выйду в эфир в программе «Оди́н», а, может быть, «О́дин». Это, по-моему, блестящая и совершенно бессмертная шутка Александра Плющева, который так однажды переименовал эту программу. Выйду в этом самом «Одине», два часа буду сидеть в эфире с полуночи до двух. Будут отвечать на ваши вопросы. Эти вопросы насыпались мне уже в изрядном количестве в Фейсбуке. Я там выложил специальный пост для этого. И у вас есть еще время сходить в Фейсбук и там тоже эти вопросы мне оставить.
Можно воспользоваться Телеграм-каналом «Пархомбюро». Есть в Телеграме обратная связь с Пархоменко. Поищите, там тоже можно задать вопросы.
Наконец, можно на сайте задать вопросы и, наконец, можно во время самой программы задать эти вопросы в чате в YouTube или с помощью всяких эсэмэсок, на которые я буду смотреть, так что возможности у нас сегодня будет много время и времени будет много. Надеюсь, что успеем обсудить много тем, гораздо больше, чем обычно.
Меж тем программа «Суть событий» своим чередом начинается прямо сейчас. И я бы ее начал не с той темы, которую, я думаю, вы от меня ждете, не с покушение на убийство Навального. Давайте я сделаю с обсуждением этой темы небольшую паузу. Я обязательно к ней вернусь в этой программе. Но некоторое время вам дам для того, чтобы вы как-то переварили и обдумали те чрезвычайно важные, умные и правильные вещи, которые подряд вам говорили сначала Сергей Гуриев, а потом Константин Сонин. Я слушал оба этих эфира, они, по-моему, были совершенно блестящие, что один, что другой.
А я сначала обращусь к другой сегодняшней новости. Вы ее слышали, собственно, в последнем выпуске новостей. Это история про «Мемориал», чрезвычайно важную в России институцию, давно вышедшую за рамки, за пределы того, для чего она, казалось бы, сначала создавалась. А, впрочем, не факт. Может быть, она сразу создавалась для чего-то чрезвычайно важного, обширного, чего-то фундаментального в жизни российского общества. Просто мы с вами не сразу это поняли.
А люди, которые это создавали, этим руководили, например, Арсений Борисович Рогинский, которого, к сожалению, мы потеряли два года тому назад — замечательный правозащитник, исследователь, историк, мудрец и создатель в значительной мере этой организации: более 30 лет уже работает «Мемориал»… Первоначально все думали, что это организация, которая будет заниматься, грубо говоря, составлением списка жертв сталинских репрессий, будет заниматься исключительно этим периодом, исследованием этого ужасного, черного периода в истории России.
Но сегодня это что-то гораздо более важное. Сегодня «Мемориал» — это центр гражданской жизни России, это дом, в котором происходят чрезвычайно важные вещи, в котором развивается огромное количество чрезвычайно важных гражданских проектов, в котором живет особенная гражданская энергия. И это очень важное место в России, это очень важный феномен российской общественной и политической жизни.
Именно поэтому на «Мемориал» был направлен удар. И этот удар направлен на него до сих пор. «Мемориал» вообще одна из очень немногих организаций, которая получив позорный, как кажется российской власти, ярлык иностранного агента, абсолютно выдуманный, лживый в основе своей, потому что иностранным агентом не может быть организация, гражданское сообщество, которое работает в интересах России, для России, внутри России, силами России и так далее.
С.Пархоменко: Тоталитарная власть просто переложила Башкирскую содовую компанию из чужого кармана в свой карман
И совершенно очевидно, что иностранным агентом в гораздо большей мере являются те силы или те институты, или те люди, которые пытаются разрушить работу этих организаций.
Ну, вот была придумана специально такая машина для оскорблений: вот то, что нам не нравится, мы будем называть иностранными агентами для того, чтобы люди сомневались, в чем-то подозревали, чтобы люди сторонились, шарахались — и люди и организации. А уж государственным организациям чтобы прямо было запрещено контактировать с такими некоммерческими организациями, у которых есть этот ярлык.
Придумано первоначально это было человеком по имени Клишас. Это тот самый человек, который технически занимался вивисекцией над Российской Конституцией, человек, который в свое время в 12-м году предложил президенту Путину целую программу последовательного притеснения институтов российского гражданского общества в самых разных его элементах: в том, что касается некоммерческих организаций, коммуникаций, медиа, интернета и прочего. Вот он предложил тогда программу такой тоталитарной инквизиции, я бы сказал. И постепенно эта программа воплощалась. Принимались всякие вполне звериные законы. Это эпоха того самого взбесившегося принтеры.
Ну, и завершилось это всё 200 поправками к Конституции, которые в значительной мере направлены ровно на то, чтобы демонтировать систему гражданских свобод в России.
Так вот существует этот варварский обычай награждать наиболее важные, наиболее ценные, наиболее эффективные российские гражданские проекты и некоммерческие организации этим оскорбительным наименованием «иностранные агенты», и это становится поводом для дальнейших притеснений и репрессий. И сами эти организации по-разному на это реагируют.
На мой взгляд, самый вопиющий случай — это фонд «Династия» во главе с Дмитрием Борисовичем Зиминым, замечательным российским филантропом, замечательным российским бизнесменом, благотворителем, поставившем себя, свой капитал, вообще всю свою жизнь, благополучие своей семьи на службу российскому обществу и сделавшему колоссальное количество чрезвычайно важных и нужных дел. Последнее из них, как вы знаете, это спасение Алексея Навального. Именно он и его сын Борис взяли на себя расходы, которые потребовались, чтобы вывезти Алексея Навального из России. И это прямо известно, и это никто не скрывает.
Так вот, когда иностранным агентом был объявлен фонд «Династия», то Дмитрий Борисович Зимин закрыл его. Он реально обиделся. Он это воспринял как оскорбление и сказал, что «я не буду под именем иностранного агента работать на своей родине, для которой я много сделал, собираюсь сделать еще, для которой я трачу свои деньги» и так далее.
«Мемориал» выбрал другую линию. Я помню тот момент, когда это наименование иностранного агента было на них впервые навешано, и тогда была большая дискуссия, как себя вести, как на это реагировать, какую выбирать линию поведения. Линия поведения была выбрана такая: Будем носить это с гордостью. Будем считать, что это та награда, которую мы получили от нашей несправедливой родины, которая вот так решила нас отметить и наградить за ту работу, которую мы делаем. Ну что же, хорошо, будем носить такую награду и будем доказывать, что наша реальная работа, наша реальная роль, наши задачи, которые мы себе даем, он настолько высоки и благородны, что эта брать на нашем вороту не виснет. И никто не способен нас этим опорочить, потому что наши дела говорят лучше, чем любые наименования.
И «Мемориал» принял решение подчиниться этому решению, этому, так сказать, несправедливому указанию Министерства юстиции. А оно у нас является исполнителем этой политики. И с тех пор всем материалы «Мемориала», книги, которые он издает, выставки, которые он делает, фильмы, которые он снимает, научные работы, которые он публикует, стали быть помечены этим ярлыком.
Но нашлись люди, которые начали рыться и находить какие-то оплошности, которые связаны с тем, что объем работы «Мемориала» и, я бы сказал, широта его присутствия в нашей жизни настолько велики, «Мемориала» так много, он делает так много, он фигурирует в таком огромном количестве разных инициатив, разных событий, разных начинаний, разных публикаций, деятельности самых разных людей, исследований в самых разных областях; «Мемориал» такой огромной, что в каких-то ситуациях можно за этим не уследить.
И вот, например, были найдены какие-то сообщества ВКонтакте, например, которые, так или иначе, являются вторичными относительно работы «Мемориала». Они как-то занимаются тем, что делает «Мемориал», как-то их работу перерабатывают и так далее.
Давайте я на этом месте сделаю маленькую паузу, потому что там, кажется, минутная реклама есть. А потом продолжим.
РЕКЛАМА
С.Пархоменко
―
21 час и 19 минут в Москве. Это вторая половина программы «Суть событий». Я Сергей Пархоменко. Мы с вами говорим о «Мемориале» и о том, что среди огромного количества разных форм, способов и элементов присутствия «Мемориала» в российской общественной, научной, социальной, политической жизни. Люди подлые, люди бессовестные, люди злонамеренные стали выискивать какие-то точечные детали, к которым можно было бы придраться. Ну, например, сообщества ВКонтакте, где люди обсуждали то, что делает «Мемориал». Или вот, например, есть сайт «Мемориала», на котором выполнены все необходимые требования, там написано, что «Мемориал» является иностранным агентом.Но есть дочерние страницы, например, с базами данных, со списками разного рода. Например, у «Мемориала» есть список людей, которые в разное время работали в карательных органах в России, в Советском Союзе, людей, которые, собственно, осуществляли своими собственными руками эти репрессии. Или есть разные варианты списков жертв — такие, сякие, всякие формы баз данных. На некоторых из этих дочерних страницах, на которые можно попасть, собственно, только со страницы «Мемориала», на них отсутствовал этот ярлык.
С.Пархоменко: Страх перед Навальным, ужас перед тем, что Навальный останется жив, вернется и продолжит, сломал здравый смысл в этих людях
Или, например, был такой, в частности, случай. Сайт «Эхо Москвы» по своей инициативе, как говорил главный редактор сайта «Эхо Москвы» Виталий Рувинский, решил опубликовать на странице «Эхо Москвы» одну из публикаций «Мемориала», и взял ее, и опубликовал ее. Так, собственно, делается. Достаточно многие тексты, открою вам секрет, которые вы читаете на сайте «Эхо Москвы», опубликованы не по инициативе автора, а по инициативе самого «Эхо Москвы», которое обращается к авторам и говорит: «Вот есть замечательный текст. Позвольте мы его у себя тоже опубликуем». И это имеет снаружи вид блога.
Например, я не веду блог на «Эхе Москвы», хотя мои публикации появляются там регулярно по несколько штук в неделю обычно, иногда бывает даже, каждый день. Но никакого блога на «Эхе Москвы» у меня нет. Есть просто место, где собираются те тексты, которые по договоренности с «Эхо Москвы» на этом сайте появляются. «Эхо Москвы» мне за них ничего не платит, а я ничего и не прошу, потому что мне гораздо важнее, чтобы замечательная аудитория «Эха Москвы» видела, что я пишу. Мне важен отклик, мне важно мнение людей о том, что я написал. Поэтому иногда я пишу кому-то из сотрудников сайта: «А вот обратите внимание, пожалуйста, на такой текст». Иногда они мне пишут и говорят: «Вот мы видим у вас хороший текст вышел в Фейбсуке. Позвольте мы опубликуем». Собственно, так всегда и происходит. Это продукт такой взаимной договоренности.
Так было с «Мемориалом». Тоже «Эхо Москвы» было инициатором. Они взяли этот текст, опубликовали его, и «Эхо Москвы» не пометило его этим ярлыком иностранного агента. Это было достаточно, чтобы «Мемориал» получил за это протокол о неисполнении закона об иностранных агентах и потом был судебный процесс и потом был штраф. Вот такого рода абсурдных придирок, из которых некоторые, совершенно очевидно, были сделаны намеренно.
Например, ровно 10 протоколов — не 9 и не 11 — а ровно 10, которые были поданы Ингушским управлением ФСБ, после того, как из Ингушетии ушел Юнус-Бек Евкуров, который руководил республикой, который, в общем, понимал, зачем «Мемориал», почему «Мемориал» и что работа «Мемориала» особенна важна для одного из кавказских регионов, где с правами человека дела обстоят достаточно сложно, а история которого поистине трагическая. Так вот, когда на этом стуле начальственном не стала Юнус-Бека Евкурова, он отправился на другую работу, немедленно местное ФСБ решило, что руки его развязаны. 10 жалоб они подали.
Или какой-то, никому не известный человек по имени Андрей Шувалов — мы про него ничего не знаем, кроме его имени — подал 5 таких жалоб. Тоже не 4 не 6. Вот эти круглые цифры, конечно, производят довольно ясное впечатление.
В общей сумме «Мемориал» заплатил таких абсурдных штрафов в течение нынешнего 20-го года 4,7 миллиона рублей. Для организации очень скромной — я очень хорошо себе представляю, что такое образ жизни сотрудников «Мемориала», зарплаты сотрудников «Мемориала», интерьеры офиса «Мемориала», вообще, условия, в которых «Мемориал» живет, — это огромные деньги, огромный ущерб, который им был нанесен. И, несомненно, эти деньги могли бы быть потрачены на исследования, на организацию разного рода конференций, выставок, публикаций, выступлений, дискуссий, дебатов и так далее.
28 протоколов, 4,7 миллиона рублей — это та травля, которую российское государство развернуло в отношении одной из самых известных в мире российских общественных организаций, собравшей колоссальное количество всяких премий, призов, дипломов, поощрений, какого-то мирового признания; имеющего колоссальное количество публикаций, грандиозные архивы, потрясающую экспертизу, великолепных сотрудников, огромный объем научных исследований в разных областях общественной жизни и истории. Вот российское государство травит «Мемориал».
Сегодня эта травля продолжилась. Это выглядело так. На книжной ярмарке кто-то донес в полицию и пришли полицейские на стенд «Мемориала», попытались там осуществить контрольную закупку: купить книжки. Сотрудники мемориала сказали: «Нет, мы не торгуем здесь книжками. Мы можем вам подарить, если вы хотите. А, с другой стороны, если вы ходите как-то поддержать «Мемориал», то у нас есть опечатанная копилка. Вы можете туда опустить какой-то взнос, который вам кажется правильным».
Полиция сказала: «Отлично! Копилка — это и есть преступление. Потому что копилка, действительно, должна быть опломбирована, должен быть протокол о том, кто ее установил, протокол о том, кто ее открывает, кто считает». «У нас есть всё это», — ответили сотрудники «Мемориала» и предъявили об этом документы.
С.Пархоменко: В стране обнаружилось, как сообщают нам, использование давно запрещенного боевого отравляющего вещества
Тогда полиция начала методично исследовать те книги, которые стояли на полках и лежали на стенде «Мемориала». И нашла некоторое количество книг, которые были изданы до того. как «Мемориал» получил статус этого иностранного агента. «Ага, — сказали они, — вот на тех, которые изданы после, у вас, конечно, есть эти обозначения, а на тех, которые до, нету. Сейчас мы вас за это оштрафуем». «Отчего же, — сказал «Мемориал», — у нас есть специальный штамп. Вот он. И если кто-то интересуется одной из этих книг и хочет забрать ее у нас, мы ставим этот штамп, на котором написано, что «Мемориал» является иностранным агентом в полном соответствии с законом. А ставим мы его там, где будущий владелец этой книги хочет, чтобы мы его поставили. Некоторые вместе с нами хотят гордо нести это наименование. Мы тогда ставим его прямо посреди обложки. А некоторые говорят: «Мне неприятно видеть эту гадость, поставьте это где-нибудь в конце, на последней странице или в середине, чтобы я на это не натыкался».
Вот на этом месте полиция запретила воспользоваться этим штампом, несмотря на то, что сотрудники «Мемориала» требовали это, и внесли потом это в протокол того, что происходит. И вот теперь «Мемориалу» будет выписан штраф, по всей видимости. Суд, несомненно, так же, как 28 предыдущих раз, и в 29-й раз вынесет бессовестное, бессмысленное и чрезвычайно вредное для России решение.
Зачем я рассказываю о такой незначительной истории в тот момент, когда вокруг происходят такие грандиозные вещи, как покушение на Алексея Навального, революция в Белоруссии и всякое такое прочее?
Я вам скажу, зачем — затем, что иногда бывает, что чтобы понять что-то, какое-то явление или какой-то процесс, надо отодвинуться подальше и посмотреть в общем виде на какое-нибудь большое, глобальное явление, и тогда оно позволяет понять, что происходит в деталях. Иногда, наоборот, надо посмотреть на какую-нибудь маленькую штучку и в миниатюре, в одну 132-ю натуральной величины понять эту проблемы. Вот мы сталкиваемся ровно с этим.
Потому что в истории с «Мемориалом» мы можем уверенно сказать: «Подождите, это же невыгодно президенту Путину. Ведь как же так? Ведь президент Путин совершенно не заинтересован в том, чтобы выглядеть вот так позорно, чтобы выглядеть сталинистом, чтобы выглядеть тоталитарным властителем, который гоняется за общественной организацией, травит ее, издевается над ней и мелочно к ней придирается, и натравливает на нее каких-то подлых щенков. Ведь это не в интересах президента Путина. Зачем? Это президенту Путину совершенно не нужно. Президенту Путину важно выглядеть благородным, достойным человеком, который сражается с тоталитаризмом, которые осуждает насилие, репрессии и всё остальное. Как же так, зачем же президент Путин это делает? Ведь это совершенно не в его интересах, он, наверное, совершенно здесь ни при чем.
Ответ следует такой. Понимаете, каждый из этих 28 и уже теперь 29-го протокола, которые были выписаны против «Мемориала» и в результате которого «Мемориал» подвергся еще одному издевательству со стороны государства — каждый из этих протоколов не в интересах президента Путина, а в целом режим травли в отношении крупнейшей российской общественной организации в интересах президента Путина. Он заинтересован в том, чтобы страна, которой он управляет, жила вот в таком бульоне, чтобы она стояла по пояс вот в этом дерьме. Так ровно это происходит и с Навальным.
Остановимся на этом месте. И я продолжу после новостей.
НОВОСТИ
С.Пархоменко
―
21 час 33 минуты в Москве. Загляделся я в чат. Меня тут спрашивают: «Читаю ли я чат?» Ну, конечно, читаю. Там, правда, разговоры на совершенно посторонние темы. Но один вопрос мне кажется очень правильным. Я сейчас его зачитаю через некоторое время. Он мне будет как раз вовремя.Так вот видите, таким образом, удивительным образом через «Мемориал», через маленькую, казалось бы, частную историю, через сегодняшний довольно грязный инцидент, когда полиция издевалась над «Мемориалом» на стенде книжной ярмарки… Кстати, приходите в Манеж на стенд, по-моему, 19… то ли 16. Ну, ладно, не ошибетесь, они рядом находятся. Приходите, я думаю, это последние два дня, когда «Мемориал» участвует в каких-то книжных ярмарках, потому что очередная эта атака, конечно, направлена не только на «Мемориал», она направлена и против партнеров «Мемориала». И, я думаю, что люди, которые устраивают книжные ярмарки, побоятся в следующий раз пригласить туда «Мемориал» и больше «Мемориал» с его книгами, с его публикациями, с каталогами его выставками, с его исследованиями, с его дискуссиями и дебатами мы больше на таких ярмарках не увидим. Приходите. Осталось два дня. Приходите в Манеж, посетите стенд «Мемориала», посмотрите на книги, которые там… возьмите те книги, которые вам, может быть, понравятся. Оставьте в копилке, совершенно легальной и правильно оформленной, со всех сторон опечатанной и обложенной разными протоколами и справками свою помощь и так далее.
Но, оказывается, что отношение к «Мемориалу» в точности воспроизводит ситуации гораздо более громкую, гораздо более известную сегодня, гораздо более яркую и невероятно трагическую, невероятно горькую ситуацию с попыткой убить Алексея Навального. Путину же невыгодно убивать Алексея Навального. Да, но Путину выгодно устраивать режим, в котором убивают Алексея Навального или, во всяком случае, пытаются убить Алексея Навального так же, как пытались — успешно — убить Немцова, как пытались успешно убить Политковскую, как пытались успешно убить Щекочихина, как пытались успешно убить Собчака, как пытались еще много разного народа успешно убить — Наталью Эстемирову в Чечне.
В каждом из этих убийств Путин не заинтересован, а в совокупности этих убийств, несомненно, заинтересован. Потому что только его заинтересованностью — его и его ближайшего окружения, его удаленного окружения, вообще всей той структурой, которую он построил — только этим можно объяснить ту поразительную терпимость, ту снисходительность, то покровительство, которое он оказывает людям, которые придумывают эти убийства, разрабатывают эти убийства, планируют эти убийства, осуществляют и скрывают. А наверху над этим всем сидит президент Путин и управляет средой, в которой это происходит вместе со всеми ее пригожиными.
С.Пархоменко: В каждом из этих убийств Путин не заинтересован, а в совокупности, несомненно, заинтересован
Я не знаю, кто в этой ситуации выглядит гаже: Пригожин или Песков, или Лавров, или теперь уже Мишустин, который сидит и, молча, выслушивает чудовищную совершенно, позорную, бесстыдную ахинею, которую несет ему Лукашенко и не смеет сказать ему: «Вы чего, вообще, вы что здесь несете? Что это за чушь?» Он может это сказать, он вправе, он в позиции, чтобы ему это сказать, но он не смеет ему это сказать, потому что он понимает, что он является премьер-министром в стране, которая покровительствует тем, кто убивает людей.
Вот я предлагаю совершить небольшой мысленный эксперимент. Иногда это бывает полезно. А давайте мы с вами отвлечемся от персоны, с которой произошли эти события. Некий мужчина по дороге из одного сибирского города в другой сибирский город почувствовал себя плохо, испытал какой-нибудь приступ адской боли, страшно кричал, на глазах у всех начал умирать. Это произвело должное впечатление на экипаж самолет. Самолет был посажен. Появилась скорая помощь, которая, как в последствие выяснилось, оказала этому умирающему мужчине помощь, ключевую, радикальную помощь, надо сказать, не очень очевидную, вначале, не очень тривиальную, например, ему дали атропин, который не дают просто так людям, у которых что-то с животом или которые скушали что-то не то, или которые плохо спали, или которые выпили что-то лишнее или что-нибудь еще, что нам рассказывали про этого молодого мужчину, с которым это произошло.
Про мужчину мы знаем, что он совершенно, что называется, во цвете лет, в прекрасной форме, спортивный, энергичный, полный сил. Мы видели семью этого мужчину и знаем про этого мужчину многое, и нашли в интернете много кадров с этим мужчиной. Мы не знаем, правда, чем он занят, как его зовут. Но мы знаем про этого мужчину много.
Дальше так вышло, что нашлись люди, которые этого человека решили отвезти за границу в хорошую клинику и отвезли. И из этой клиники пришло известие: «Вы знаете, а вашего-то этого человека, имя которого не имеет значения, его отравили боевым отравляющим веществом. Мы нашли следы. Вот на коже нашли, в волосах, ногтях, на бутылке, которая была при нем. В крови нашли, в моче. Мы совершенно в этом уверены. У вас там что-то такое случилось, отчего этот человек получил дозу боевого отравляющего вещества».
Как в этой ситуации должна была бы отреагировать и, несомненно, отреагировала бы любая страна, включая Россию, включая Путинскую Россию. Она бы очень переполошилась. Она бы немедленно начала бы следствие. Она бы немедленно всеми силами стала бы пытаться получить доступ к этим исследованиям, которые произошли за границей. Не так, как это происходит сейчас, когда прокурор или министр иностранных дел говорит: «Пришлите. Несите сюда. Несите, мы посмотрим. Что-то вы не несете. Несите». Нет, не так. Это обычно делается не так. Формируется комиссия, эту комиссию сажают в самолет. Если есть какие-то проблемы с передвижением гражданских самолетов — в военный самолет, в самолет президента, я не знаю, или в самолет премьер-министра. Не шутки: в стране обнаружилось, как сообщают нам, использование давно запрещенного и, кажется, давно уничтоженного, давно изъятого из производства боевого отравляющего вещества. Это ужасно опасно, это ужасно сложно, это ужасно трагично. С этим нужно что-то срочно делать.
Формируется комиссия, эта комиссия отправляется туда, где находятся эти люди, которые это обнаружили. Они приезжают туда и говорят: «Пожалуйста, покажите нам, пустите нас, позвольте нам вместе с вами. Ах, у вас это секретная лаборатория, нам туда нельзя. Хорошо, вынесете нам сюда, дайте мы посмотрим». Ну, в клинику «Шарите» точно можно, если это государственная делегация. Представьте себе, что из России приезжают люди, показывают свои полномочия, говорят: «Нас направила администрация президента, Министерство здравоохранения Российской Федерации, МЧС. У нас произошло ЧП в стране. Пожалуйста, допустите нас, пожалуйста, покажите. Нам очень важно это видеть. Мы сейчас вместе с вами будем искать. Скажите, какие еще вам нужны сведения. Может быть, вам мы должны предоставить сведения, которые мы знаем об этом человеке? Может быть, с камер слежения что-нибудь вам привезти? Вы же знаете теперь, как, собственно, он был отравлен, как было внесено, по всей видимости, это вещество. Хотите мы вам поможем с этим. Давайте мы вам покажем. Давайте вместе. Это очень страшно, это очень важно. Мы все в этом заинтересованы».
Вот так это было бы, если бы это был не Навальный. Выясняется, что Навальный совершенно сносит всю систему внутренней безопасности, ответственности, правоохранения. Потому что, разумеется, всё то, что я описал, должно было произойти на фоне чрезвычайной интенсивной работы следственных органов, которые очень заинтересованы, чтобы выяснить, что произошло.
Опять-таки представьте себе, что какой-то случайный человек, сняли с самолета — а оно вон чего, оказывается! Давайте же выясним, что случилось. Давайте не будем сидеть и говорить: «Нет, мы не видим ничего в этом криминального. Это нас совершенно не интересует. Ничего искать не будем». Это очень странная позиция. А почему не поискать? А вдруг найдется. А если не найдется, отляжет от души.
С.Пархоменко: 28 протоколов, 4,7 миллиона — это та травля, которую государство развернуло в отношении одной из самых известных в мире российских общественных организаций
Выясняется, что Навальный совершенно разламывает всю эту систему. Она падает, она рассыпается в пыль. Страна превращается в какую-то грязную конюшню, в которой не происходит ничего из того, что должно было бы произойти, в которой странные, извращенные, уродливые реакции, вызывающие в первую секунду смех, а во вторую секунду отвращение всего мира. Потому что Навальный. Потому что это человек не молодой мужчина, с которым случилось что-то невероятное по пути из одного сибирского города в столицу, и самолет которого вынужден был сесть в другом сибирском городе, а это политик верхнего эшелона российской политической жизни; человек, о существовании важности роли и перспективах которого знают все, кто сегодня пытаются всеми силами предотвратить — не остановить, не развивать, не стимулировать, — а предотвратить, остановить, заблокировать любое расследование, связанное с попыткой убить его, — это и есть оценка того, что происходит. И это и есть признание этого режима в своем бессилии перед этим человеком.
Притом, что, конечно, этот человек оказался в трагическом одиночестве. Вот, собственно, то, что я хотел прочитать из чата. Из огромного количества всякой болтовни, которую я здесь вижу, я вижу один очень важный, очень точный, очень существенный вопрос. Алла Троицкая задает его: «Сергей, как вы думаете, почему люди не вышли на улицу с протестом после отравления Навального, беспредела в Белоруссии и из солидарности к Хабаровску? Неужели народ настолько в спячке?»
Алла, спасибо вам, что вы задаете этот самый главный вопрос. Но только нет, не в спячке. Это не спячка, это шок. Это в какой-то мере отчаяние. Это то самое, что происходит, как говорят нам психиатры, как говорят нам криминалисты, что достаточно часто происходит с жертвой в момент насилия, что происходит с молодой девушкой, которую хватают, тащат, разрывают на ней юбку, зажимают ей рот, придавливают ее к земле. Довольно часто реакция — оцепенение. То же самое происходит с людьми, которых грабят. То же самое происходит с людьми, которые видят приставленный ко лбу револьвер.
То же самое происходит с людьми, которые подвергаются — иногда это не физическое насилие, иногда это моральное насилие — каким-то страшным, наглым оскорблениям, на которых как-то ужасно кричат, чудовищно их оскорбляют, бросают им в лицо, какие-то страшные, несправедливые, отвратительные ругательства. Люди цепенеют в ответ. Это вполне человеческая реакция — реакция ужаса. Может быть, она имеет — не знаю, биологи скажут, — какой-то эволюционный характер. Может быть, это то наследство, которое мы получили с тех времен, когда мы были приматами в африканской саванне, когда наиболее эффективная реакция, когда на тебя прыгает лев или носорог — это прижаться к земле и оцепенеть, прикинуться сухим кустиком. Может быть, это осталось от этого, я не знаю.
Но мы видим сейчас это социальное оцепенение, ужас и отвращение, которое люди испытывают перед лицом своего собственного государства. Как вы думаете, это всегда будет? Как вы думаете, это надежная позиция, когда государство, его карательные органы, его убийцы, его палачи стоят лицом к лицу с оцепеневшим от ужаса населением, когда все эти «новичковые» истории происходят где-то в какой-то Англии, каком-то Солсбери, где какой-то собор? Или даже когда такого рода вещи происходят на краю страны, где-то на Кавказе, у них там какие-то свои проблемы, они там стреляют, убивают, они увозят людей, похищают, отрезают головы, как мы это видели в свое время. И, между прочим, совсем недавно. Опять давайте вспомним Эстемирову, которую вывезли и убили. Где над людьми издевается полиция, как они издевалась на Оюбом Титиевым совершенно недавно. Где человека, которые приезжает для того, чтобы наблюдать и фиксировать нарушение прав человека обливают водой, обсыпают мукой, какой-то краской, маслом, и он идет изуродованный по улице, но не сломленный. Но все равно мы видим этого человека, это где-то далеко…
Это вспоминаю, например, историю с главной «Комитета против пыток», который оказался в Грозном в этом положении в свое время — Игорь Каляпин. Таких случаев огромное количество, но они все где-то далеко, где-то там. А это прямо вот здесь. Навальный, которого мы все видели, которого мы все знаем, к которому мы все привыкли, голос которого мы узнаем из тысячи других голосов. Кто-то из нас идет по улице с включенным Айфоном и смотрит очередной навальновский стрим или навальновский ролик — мы же с двух слов узнаем, что он слушает Навального. Мы же видим его каждый день, это где-то тут, это рядом. Это член нашей семьи. Когда-то это говорили про дикторов Центрального телевидения, что они входят в наш дом, они становятся членами нашей семьи. Вот этот человек — человек из нашей семьи только что был отравлен цинично, бессовестно чудовищно опасным способом. Мы не знаем еще последствия этого.
А что, кто-нибудь занялся? Ведь нет никакого следствия. Кто-нибудь собрал вместе людей, которые летели в этом самолете и исследовал, сделал им всем анализы,? Вы слышали что-нибудь об этом? Кто-нибудь изолировал персонал больницы, в которой он лежал? Кто-нибудь нашел людей из той скорой помощи, которая его везла? Эти люди сейчас в безопасности? Мы знаем, что у них есть, их организм исследован?
Мы помним, что после «Новичка» в Англии дома сжигали, собак уничтожали, пробегавших мимо. Это в свою очередь становилось трагедиями для людей. Полгорода перекрыли.
Кто-нибудь попытался что-нибудь подобное сделать после того, как из Германии нам сообщили о том, что это нервнопаралитическое вещество, чрезвычайно опасное относительно современное — ну, оно не вчера изобретено, но потенциал его нам известен, а доза неизвестна и способ распространение неизвестен. Кто-нибудь занялся этим? Кто-нибудь пытался обезопасить эти сотни людей, которые могут и не знать о том, что они в аэропорту прошли мимо человека, в руках которого… Не Навального. Навального они узнали, и они фотографировались с ним — вот эти люди, которые фотографировались с Навальным в автобусе, где они? В каком они состоянии? У них взяли анализы? Нет, потому что Навальный сломал это всё.
Страх перед Навальным, ужас перед тем, что Навальный останется жив, вернется и продолжит, сломал здравый смысл в этих людях. Вот что важно знать про историю с Навальным.
С.Пархоменко: Придумана машина для оскорблений: То, что нам не нравится, мы будем называть иностранными агентами, чтобы люди сомневались
Я хотел бы в оставшееся время поговорить на тему, на которую у меня не хватило времени в прошлый раз. А, мне кажется, что это важная тема. Это тема Башкирии, это тема этой самой соды. Вы знаете уже всю канву. Я посмотрел просто по датам, как развивался этот сюжет.
15 августа. Силовики разгромили лагерь защитников горы и задержали по оценке ОВД-Инфо около 80 человек.
19 августа. Радий Хабиров, глава региона говорит: «Мы просто готовим предложение. Нам нужно забирать это предприятие. То есть нам надо брать контрольный пакет, выкупить у них определенную долю. До контрольного пакета там совсем немножко нужно, поэтому договориться совершенно несложно», — говорит он главному редактору «Эхо Москвы» Алексею Венедиктову.
26 августа Путин спрашивает: «Где деньги?» Известно, где — в оффшоре.
28 августа Генпрокуратура нашла нарушение в приватизации «Башкирской содовой компании» и обратилась в суд.
1 сентября суд арестовал акции «Башкирской содовой компании».
16 дней, который потребовались, чтобы сообразить, что это прекрасный повод, чтобы отобрать эту собственность.
Речь идет, на самом деле, о лобовом, демонстративном акте отмены приватизации, вот что это такое. Что такое «в ходе проведения проверки выявлены нарушения законодательства о приватизации: переход прав на названные имущественные комплексы произведен помимо воли Российской Федерации». Там что, не был подписаны бумаги об этом? Там что, не произошло этого слияния двух компаний? Там не были оформлены все эти протоколы? Там не были все эти печати? Там сначала произошла приватизация, а потом произошло слияние этих двух компаний. Эта компания, как я говорил в своей предыдущей передаче, подвергла варварской эксплуатации кусок российской природы, я бы сказал, кусок российских натуральных ресурсов ровно так, как это происходит в Африке, как это происходит в Амазонии, как это происходит в самых кошмарных кусках земли, куда наезжают эти срыватели гор, спиливатели лесов, высасыватели озер и всё остальное. Это нормальная такая эксплуатация природных ресурсов с глубоким презрением к местному населению.
Хохма же заключается в том, что эта штука существовала с 49-го года, и с 49-го года она занималась только одним: она выкапывала полезный грунт из земли и превращала его в деньги, абсолютно не обращая внимания ни на что, что происходит вокруг. И если сегодня прекратить выкапывать этот полезный грунт из земли, то эти люди просто умрут с голоду, потому что никто с 49-го года не подумал о том, чем бы этим людям еще можно было бы заняться. Вообще, там, в этих местах за это время с 49-го года можно было построить сборочные производства, можно было развести какое-нибудь сельское хозяйство, можно было наполнить пруды рыбой. За это время уже осетры выросли, и крабы у них появились. С 49-го года много времени вообще-то прошло — 70 лет, считай. 71 год. Никто этим не занялся.
Что будет дальше? Вот сейчас они отнимут эту компанию. Они ограбят владельцев. Если владельцы будут сопротивляться, они засудят владельцев. Если владельцы позволят себе отверзнуть пасть в суде, они посадят владельцев.
Дальше что? Что будет делать новый владелец этой компании? Она же не останется государственной, правильно? Мы обнаружим эту компанию в кармане у Ротенберга, у какого-нибудь из Ковальчуков, или у какого-нибудь Тимченко, или, скорей всего у Сечина. Хорошая вещь. Вон Путин сказал, что сколько-то то там миллиардов вывезли, а обратно инвестировали только 2. Прекрасная штука. А деньги в оффшоре. А что, у них оффшора, что ли, нету? У Сечина нет оффшора, у него какие-нибудь проблемы с оффшором есть в жизни?
И что? И чем эта компаний займется? Давайте с вами поспорим, что она спилит эту гору, потому что она больше ничего не умеет, и потому что люди, которые живут вокруг, не приспособлены ни для чего больше. Им за 70 лет не предложили ничем больше заняться, кроме спиливания этой горы.
И когда тот же Хабиров говорил о том, что «мы добьемся компромисса, нет компромисса — не будем копать». Знаете, какой может быть компромисс? Немножко денег дать этим людям, и они возьмут. Люди, которые живут вокруг, вот эти 30 тысяч человек, которые напрямую зависят от этого производства. Они возьмут эти деньги, и они отдадут эту гору. И они снесут эту гору. Только деньги пойдут не в этот оффшор, а в соседний. И вся история. Не рассказывайте мне больше про то, что там произошла победа народной воли над тоталитарной властью. Нет. Тоталитарная власть просто переложила это из чужого кармана в свой карман — вот вам суть события под названием «Покража «Башкирской содовой компании» и более ничего.
Интересно, заинтересован ли в этом Путин. Путину-то что с этого? Он что, возьмет с этих денег, что ли? Он как-то отщипнет от этого свою часть? Да нет, Путин совершенно не заинтересован, чтобы «Башкирская содовая компания была отобрана у одних бесчестных владельцев и передана другим бесчестным владельцам. Но он заинтересован в том, чтобы в стране, которой он управляет, это было возможно, чтобы существовал такой рычаг, чтобы существовал такой инструмент передачи одного из одних рук в другие руки. И под видом уступки, под видом урегулирования конфликта, чтобы происходил такого рода грабеж — вот в этом он заинтересован. А в соде — нет. Я думаю, он соды не употребляет. Она вредная, невкусная. Зачем ему сода? Сода — нет. А так — да.
Ну вот. Давайте мы с вами продолжим после полуночи в программе «Один», где я буду сидеть и обсуждать с вами, я надеюсь, разные другие проблемы. Есть много разного, о чем стоит поговорить, хотя мы все время будем с вами упираться в одно и то же: почему то, что происходит вокруг нас до такой степени невыгодно людям, от которых это зависит, но так бережно ими оберегается, защищается, покрывается, так тщательно ими охраняется, хотя это всё в отдельности совершенно не в их интересах.
Это была программа «Суть событий». Я Сергей Пархоменко. Всего хорошего, до свидания, до полуночи!