Суть событий - 2020-08-14

С.Пархоменко

Работает также — вот я себе здесь поставил айпэдик сбоку и буду подглядывать иногда трансляцию YouTube, которая тоже уже идет. Я вижу справа тут течет у нас чат, так что я буду стараться на это реагировать.

Для завзятых зрителей YouTube-канала «Эхо Москвы» сразу скажу, что буквально только что состоялась у меня договоренность с администрацией радиостанции «Эхо Москвы» о том, что в среду я повторю свой опыт в «Дай Дудя». Вы знаете, что это такая специальная программа, которой нет в эфире «Эха», но которая есть в YouTube-эфире. И там вы можете задавать вопросы по ходу дела. Ведущий программы вам на это отвечает. Вот я буду в роли этого ведущего. Буду очень рад. Первый раз я пару недель назад это проделал. Мне кажется, получилось неплохо и попробуем этот опыт теперь повторить. Так что в среду днем. Следите за рекламой. Точный час позже вам скажем, когда это произойдет.

К событиям недели. Конечно, Белоруссия — крупнейшее события для России. Собственно, так вышло, что оно в информационном смысле раздавило Хабаровск и его протесты. Но это, к сожалению, бывает и это, может быть свойство любой массовой публики, которая относится к информации, знаете, как к трубочке с кремом: спереди кусаешь — сзади вываливаешься. Примерно так это и происходит. Одно большое событие удерживается в головах. Это, конечно, чрезвычайно несправедливо.

То, что происходило и происходит в Хабаровске, чрезвычайно важно. И люди там продолжают протестовать, продолжают с отвращением и с пренебрежением смотреть на демонстративного оскорбительного человека, который им туда прислан. Все меньше и меньше остается впечатления, что это настоящий губернатор.

Такое впечатление, что это то, что в политике называется «дерьмосборник», то есть такой человек приезжает, садиться — иногда его используют в темную, я думаю, что сейчас как раз такой случай, — и как-то он наполняется дерьмом, наполняется всеми претензиями, наполняется отвращением людей, наполняется всяким раздражением. Потом его так аккуратненько, стараясь не расплескать, выносят из помещения вместе с тем дерьмом, которое в нем накопилось. Это было бы вполне справедливо в отношении этого, так сказать, политика. У нас нет другого слова, чтобы обозначить эту профессию, давайте использовать это, хотя мы прекрасно понимаем с вами, что в данном случае оно выглядит довольно странно и никак неподходяще для этого человека.

С.Пархоменко: То, что происходило и происходит в Хабаровске, чрезвычайно важно

Мы ждем выборов на Дальнем Востоке. Мы понимаем, что выборы будут ключевым моментом, мы понимаем, что выборы выдвинут кандидатуры конкретных людей там, на которых обратится та протестная энергия. Не в том смысле, что она будет на них направлена, как на врагов, а, наоборот, она будет как бы канализирована, использована во время их избирательных кампаний вольно или невольно, часто даже помимо этих кандидатов.

Это происходит тогда, когда накопившийся протестный потенциал обретает конкретных лидеров. Я думаю, что выборы будут там чрезвычайно интересные — и муниципальные очень во многих муниципальных образованиях и выборы в Еврейской автономной области. В общем, там, на Дальнем Востоке будет крайне интересно этой осенью.

Но вернемся к Беларуси. Лично у меня есть в этой истории теперь два моих интереса, потому что там в тяжелейшем положении оказались два человека, которых я очень хорошо знаю. Одного из них вполне могу назвать своим другом — это Виталий Шкляров. Другого могу назвать своим коллегой и человеком, который очень много сделал для вещей, которые меня крайне занимают и кажутся мне чрезвычайно важными. Это Артем Важенков, известный гражданский активист и представитель всяких правозащитных организаций в Твери.

Я Важенкова знаю, в частности, поскольку он принимал активное участие в работе проекта «Последний адрес» там, в Твери. И именно с ним вместе, буквально при его прямом участии и содействии вдвоем мы с ним там устанавливали в Твери на бульваре Радищева ту единственную памятную табличку «Последнего адреса», которую потом распорядилась снять городская администрация.

Это была большая грязная история. И Артем Важенков просто несколько лет сражался с этой администрацией, требуя от них законного решения, чтобы эту табличку вернуть на место и, в конце концов, добился этого решения. И в результате они сугубо бюрократическим способом это решение как-то замотали, затоптали, запрятали, и так оно до сих пор не реализовано.

А потом Важенков принимал большое участие тоже во всей работе, связанной с сопротивлением тем людям, которые… вообще, Тверь — такое, очень специальное место, одно из самых сложных в том, что касается исторической работы, в том, что касается всяких националистических и сталинистских группировок, которые там пытаются как-то проталкивать свои отвратительные человеконенавистнические идеи. И вот именно там, в Твери — может быть, вы помните — некоторое время тому назад были уничтожены мемориальные доски на том доме, в котором НКВД организовывало массовые расстрелы людей, и, в частности, польских офицеров, которые содержались там, неподалеку.

И вот Важенков этим занимался и пытался каким-то образом это дело расследовать, разъяснить, как-то понять, что, собственно, произошло. Потому что все местные органы власти отказывались от этой истории.

И там же разворачивается очень серьезный конфликт еще вокруг нескольких таких памятников, достаточно скромных, но достаточно важных, потому что в Твери очень много было этих сталинистских зверств в 30-е, 40-е годы. И там есть мемориал и в Медном, есть еще памятные знаки там, где содержались заключенные.

В общем, я знаю Важенкова вот по этой работе. И, конечно, читать о том, что это человек, который был арестован в Минске, подвергся там каким-то совершенно зверским избиениям. Люди, которые находились возле него, потом вышли на свободу и видели, что с ним происходило, видели, в каком он состоянии. Рассказывают совершенно ужасные вещи. Сейчас ему угрожает длинное заключение. И, по существу, нет до сих пор адвоката, который с ним бы работал. То есть есть адвокат, который пытается к нему пробраться, но, в общем, это нельзя назвать нормальной адвокатской работой.

В Белоруссии все так устроено, как хотели бы устроить в России в последнее время, где постоянно осложняют работу адвокатов, где всё больше и больше пытаются проводить всяких действий в отсутствии адвоката, с недопуском адвоката или, заменяя адвоката на какое-то подставное лицо, такого адвоката, назначенного государством.

Вот то, что нас в России всегда страшно возмущает и то, чему пытаются сопротивляться и часто успешно удается сопротивляться, когда в результате не проводятся никакие следственные действия, никакие обыски без адвоката, и адвокаты прорываются и как-то умеют все-таки настоять на том, что всё, что происходит с их подзащитным, должно происходить под их наблюдением и в их присутствии, — так вот в Белоруссии этого сделать не удается. В Белоруссии это давно стало обычным делом, когда с людьми вытворяют черт знает что, без адвокатов.

С.Пархоменко: В Белоруссии все так устроено, как хотели бы устроить в России в последнее время

Артем Важенков как раз оказался в этой ситуации. Мы не знаем в точности, в каком он сейчас состоянии. Мы не знаем в точности на настоящую минуту, где он находится, каково его будущее. Но знаем, что ему угрожают обвинением по очень тяжелой статье, которая по белорусским законам предусматривает очень тяжелые сроки.

Понятно, что никаким организатором никаких массовых беспорядков он не был. Он приехал наблюдать за выборами и наблюдал за выборами. Он приехал фиксировать нарушения на выборах. И он делает это очень профессионально, потому что он много лет среди прочего занимался наблюдением за выборами. Он знает куда смотреть, как смотреть, с кого спрашивать. Он понимает, как устроена процедура, он легко адаптируется к процедуре в другом государстве, где есть свои особенности. В общем, он профессионал в этом деле. И совершенно очевидно, что он должен этим заниматься, и кому этим заниматься, как ни ему?

Мне говорят знающие люди — я, собственно, недавно разговаривал, — что проблема в том, что у него есть документы, в которых написано, что он координатор «Открытой России». И вот слово «координатор», оно вызвало такое бешенство у полиции белорусской: «Ах, ты координатор?! Значит, ты приехал координировать протесты».

Да нет, координатор так же, как и менеджер, так же, как и администратор, как и управляющий, как и директор — это название должности.

Вот я, например, довольно долго представлялся как координатор проекта «Последний адрес» тогда, когда я непосредственно каждый день проектом занимался в его ежедневной практической части.

В какой-то мере я был координатором «Диссернета» тоже, когда «Диссернет» начинался, и я много времени тратил на организацию этого процесса. Сейчас это уже такое большое движение, в нем участвует столько народу и оно настолько хорошо настроено, налажено внутри себя, что никакой организации моей оно уже не требует. Но тоже я мог бы называться координатором. И что? Значит ли это, что я организовывал беспорядки, значит ли это, что я организовывал насилие, нападение на кого-нибудь, штурм или что-нибудь такое?

Так что история с Важенковым очень тяжелая. И, я думаю, что это, конечно, прямая обязанность Российского посольства сегодня и российского МИДа и вообще всей российской политической части — вызволять оттуда российского гражданина.

Сложнее ситуация с российской точки зрения с Виталием Шкляровым. Он не российский гражданин. Он гражданин Белоруссии. Насколько я знаю, он не гражданин США, хотя он женат на гражданке США и его ребенок — гражданин США. Но в результате он оказался в каком-то подвешенном состоянии.

И тоже рассказывают вполне чудовищные вещи о прямых издевательствах, которые происходят с ним, физических издевательствах. Абсолютно это сталинская практика, когда человек ставят в узкое помещение, в котором он не может даже сидеть, там нет, собственно, никакого сидения, он вынужден стоять много часов. И его лишают сна, еды, воды, ему не дают закрыть глаза, мучают его громкой музыкой или бессмысленными допросами или бессмысленными придирками, чтобы он брился без мыла холодной водой, и лицо его пухнет от этого. И так далее.

В общем, над человеком издеваются. Вот мы сидим здесь, с вами разговариваем, а сейчас над ними там издеваются. И это сегодня ситуация в Белоруссии. Там сейчас бьют, мучают, причем намеренно, людей, которые невиновные, в которых нет никакой угрозы и которые не представляют из себя никакой реальной опасности для людей, агрессии для тех, кто их окружает. А виноваты они только в том, что им не нравится политическая ситуация в Белоруссии, им не нравится фальсификация выборов, им не нравится та узурпация власти, которая была предпринята Лукашенко.

С.Пархоменко: В Белоруссии давно стало обычным делом, когда с людьми вытворяют черт знает что без адвокатов

Что происходит там с большой политической точки зрения? Мне кажется, что мы наблюдаем сейчас процесс утопления Лукашенко как политика. С каждым часом, с каждой минутой его становится все меньше. Почему? Потому что, как вы видите, от Лукашенко не осталось ничего, кроме силовых операций.

Вот что происходит сегодня в Белоруссии? В Белоруссии сегодня полиция бьет людей и всё, больше ничего не происходит.

Вот Лукашенко попытался провести совещание, имитировать это совещание на какую-то там строительную тему. Ну, вы сами-то как думаете, много ли народу готовы сейчас задумываться над проблемами жилищного строительства в республике Беларусь? Многих ли интересует, что скажет сегодня Лукашенко по поводу политики белорусской партии, белорусского правительства в области сдачи квадратных метров жилья и обеспечения населения жилыми помещениями и всякое такое? Это вообще кого-нибудь интересует, это имеет какое-нибудь значение? И так всё.

На самом деле вопрос сегодня заключается только в одном: силовые органы, те, которые в Белоруссии называют карательными — а надо заметить, что речь идет все-таки не просто о какой-то стране, не просто о какой-то европейской стране, а о стране, в которой эта память о событиях Второй мировой войны, об Отечественной войне, о периоде оккупации немецкой осталось очень живой и острой. Если люди употребляют там слово «каратели», это значит, что они переживают это очень глубоко и очень тяжело.

Беларусь — это такое место, где не бросаются такими словами, где знают цену этим словам, где помнят каждую минуту, что Беларусь оказалась в относительных цифрах, относительно численности населения страной, понесшей самые большие потери на европейском театре военных действий Второй мировой войны. Нигде нет такого процента потерь, как в Белоруссии, нигде нет такого процента населения, которое участвовал в партизанских действиях. Нигде в такой степени территория не была охвачена сопротивлением оккупантам.

И если там сейчас стали в ходу эти ассоциации, эти сравнения, если сегодня в лицо этим людям в черной форме, без опознавательных знаков с дубинами, со светошумовыми гранатами, резиновыми пулями говорят, что они полицаи и каратели, — это значит, что преодолен какой-то очень важный психологический барьер населения, что оно поставило рядом эти сегодняшние события с памятью об этих самых страшных и самых важных, может быть, минутах в истории белорусского государства и белорусского общества и людей, которые живут сегодня на территории Белоруссии.

Так вот весь вопрос, собственно, заключается в этом: это будет продолжаться или нет? Полиция будет продолжать бить? ОМОН будет продолжать бить? КГБ будет продолжать ловить и допрашивать? Министерство обороны и военные части будут продолжать поддерживать и служить подпоркой для этих всех полицейских частей? Весь вопрос только в этом.

Сегодня вся сила, вся власть, все влияние Лукашенко, весь его, прости господи, авторитет или что у него на этом месте у него вместо авторитета, — всё ушло на это. Но это абсолютно стандартная ситуация, стандартный этап, заключительный, собственно, этап в жизни любого диктатора, когда в какой-то момент выясняется, что вся его политика заключается в том, что он должен как-то управлять, задабривать, покупать, содержать свои карательные силовые части в своем государстве.

И это приводит к тому, что эти каратели, эти силовики в какой-то момент начинают задаваться вопросом: «А зачем, собственно, он нам нужен? А почему, если мы управляем страной, если от нас зависит само существование этого режима, если мы держим в руках ключи от этой власти, от устойчивости этой власти, то почему мы должны продолжать его слушать? Почему мы должны продолжать на него работать? Может быть, мы сами можем? Может быть, это мы теперь ему объясним, как следует поступать, а не он нам будет объяснять, как следует поступать?»

Вот это происходит на наших глазах в Белоруссии сегодня. Я нисколько не сомневаюсь, что идут в настоящий момент подробнейшие переговоры об условиях дальнейшего существования Белорусского государства, в этих переговорах активнейшим образом участвует окружение Путина. Путин молчит неспроста. Понятно, что он в этой ситуации работает непосредственно или, управляя какими-то людьми, которые от его имени, вися на его ниточках, как бы эту работу делают, ведут эти переговоры о том, что будет дальше в Белоруссии.

Я думаю, что они переговоры ведут уже, собственно, не вполне с Лукашенко. А, может быть, даже совсем не с Лукашенко. А зачем разговаривать с Лукашенко? Может быть, об этом надо поговорить вот с этим Юрием Караевым, министром внутренних дел? Или с человеком по имени Валерий Вакульчик, который управляет Белорусским КГБ сегодня, или с человеком по имени Виктор Хренин, министром обороны? Может быть, вот с ними уже надо разговаривать о том, будет Лукашенко, не будет Лукашенко, сколько будет Лукашенко, какие будут полномочия у Лукашенко, что Лукашенко будет разрешено или нет, где Лукашенко будет жить, сколько раз Лукашенко будет разрешено появляться на публике? И так далее. На самом деле это зависит всё от них. Это они сегодня управляют реально тем, что сегодня происходит в Белоруссии. Какие инструменты у него еще остались?

Есть такая версия — мне пришлось разговаривать об этом тоже с одним, очень хорошо думающим и очень хорошо понимающим, что происходит в тех краях человеком, — что фактор китайский может оказаться достаточно серьезным в этой ситуации. Китайцы, действительно, первыми выбежали — и говорят, что это очень большая редкость, и, может быть, уникальный случай — выбежали со своими поздравлениями. Китайцы в сове время кое-что инвестировали в белорусское производство.

И вообще, для китайцев эта проблема, например, в финансовом смысле яйца выеденного не стоит. Это копейки, по масштабам по китайским масштабам очень небольшие денежки. При желании китайское руководство могло распорядиться как-то поддержать этот режим, перехватывая влияние у Москвы. Но не очень понятно теперь, решается ли это деньгами — вот в чем дело.

С.Пархоменко: Мы наблюдаем сейчас процесс утопления Лукашенко как политика

Действительно, постепенно началась и поднимается — и мы посмотрим, что это будет дальше, впереди выходные: суббота и воскресенье… Надо, между прочим, еще обратить внимание, что в Беларуси нет никакого карантина. Там люди работают, должны ходить на работу. И то, что они принимают участие в этих протестах в будние дни, тогда, когда они, в принципе, должны находиться на своих рабочих местах и тогда, когда им угрожают какие-то неприятность за отсутствие на этих рабочих местах, — это отдельное некоторое обстоятельство, которое нужно иметь в виду.

Поэтому там выходные отличаются от всех остальных дней. Это мы здесь, когда уже очень многое закрыто, очень многое не работает даже сейчас, когда уже карантин позади в значительной мере или наступила какая-то пауза в нем (может быть, это будет еще это продолжаться, возобновиться снова здесь, в России), но для нас это стало немножко проще: вышел на улицу — не вышел на улицу, появился на работе — не появился на работе. XX год какой-то особенный, связанный со всякими карантинными делами.

В Белоруссии это совершенно не так, там никакого карантина нет. Так вот впереди выходные и впереди, по всей видимости, очень большие протестные события, а за ними, по всей видимости, подъем волны забастовок. Ведь во время этих забастовок не выдвигаются экономические требования. Эти люди не говорят: «Дайте нам большую зарплату и перестаньте нас эксплуатировать». Они требуют сугубой политики.

Давайте на этом месте остановимся, 3-4 минуты новостей и после этого вернемся к этой теме во второй половине программы «Суть событий».

НОВОСТИ

С.Пархоменко

Мы говорили с вами про Белоруссию. Тут один из слушателей пишет мне: «Как надоела эта ваша Белоруссия. У себя, в России не можем, а им советуем. А мне батька нравится: такой простой и смешной».

Да вы знаете, она не наша, она ваша — Белоруссия. Она в некотором роде наша всехняя.

Потому что совершенно очевидно, во-первых, что это некоторая модельная ситуация, которая потом воспроизводится с очень небольшими отклонениями в России в самых разных сферах общественной и политической жизни.

Во-вторых, Белоруссия, шутки шутками, играет довольно серьезную роль в российской экономической жизни и просто в жизни российских граждан хотя бы потому, что она в условиях, когда Россия изолирована, когда Россия оказалась изгоем и когда построен забор между Россией и окружающим миром, Белоруссия достаточно часто играет роль дырки в этом заборе. И давайте вспомним, что с тех пор, как существуют эти самосанкции, эмбарго, которое Путин наложил на свою собственную стран, лишив своих собственных граждан большого количества качественных продуктов, товаров, лекарств и так далее — всё это идет через Белоруссию.

Все как-то хихикают по поводу белорусских креветок, белорусского лосося, белорусской ветчины, белорусских яблок и всякого другого прекрасного белорусского, включая манго и авокадо, которые оттуда поступают. Но мы же с вами много с вами говорили, что это не вопрос о предметах роскоши. И вот любой говорит про хамон и пармезан — это такая жеманная попытка уклониться от понимания того, что на самом деле речь идет о самых простых, самых обычных вещах, которые нужны каждому нормальному, здоровому человеку в России по возможности приличного качества и по возможности по доступной цене.

Всё это связанный рынок. Всё это влияет на конкуренцию в России, и на отсутствие конкуренции в России, несмотря говоря уже о каких-то вещах, типа медикаментов, без которых просто Россия существовать не может.

И в эту эпидемическую пору тоже Белоруссия сыграла роль моста, с помощью которого можно было выбраться из России или добраться до России, кому это чрезвычайно важно и нужно.

В общем, шутки шутками, но опять Россия, особенно в отсутствии Украины и возможности пользоваться Украиной как нормальным мостом в Европу, как воротами Европы — я здесь вспоминаю название замечательной книжки Сергея Плохия, замечательного украинского историка, которая некоторое время назад была издана, она так и называлась «Врата Европы», где речь шла об Украине.

Эти врата закрыты. Открыты только врата под названием Беларусь. Попробуйте на машине, на каком-нибудь грузовике с товарами добраться до какой-нибудь Европы. Как вы поедете? Через Беларусь и поедете.

Так что это очень важная вещь. Кроме того это важно потому, что там, по существу, отрабатываются те политические механизмы, те политические взаимодействия, и, в конце концов, те политические репрессии, которые потом приходят в Россию в отточенном, оттренированном, устоявшемся виде с уже понятными последствиями со всякими сложностями и так далее. Поэтому про Беларусь говорить надо. И то, что происходит в Беларуси, нам чрезвычайно важно.

И мы видим сегодня, что мир в широком смысле слова, а в узком смысле слова Европа, очень озабочен тем, чтобы не создать в этой ситуации лишний шанс для того, чтобы Белоруссия была бы просто проглочена политической группировкой во главе с Путиным. А очень похоже на то, потому что Лукашенко, удерживаемый ими у власти или там формально, номинально, в качестве марионетки, в качестве политической куклы, в качестве политического трупа, лежащего на троне — это хороший шанс для того, чтобы забрать Белоруссию себе и чтобы, по существу установить над ней контроль. Посадить какую-то антилукашенковскую марионетку, какого-нибудь силовика.

Вот легко можно себе представить эту зверюгу под названием Юрий Караев, который сообщил о том, что он принимает на себя ответственность за избиение невинных людей. Вот этот министр внутренних дел. Все поражались цинизму и какой-то отвратительной грубости его интервью при внешних каких-то попытках немножечко поерзать на сидении и как-то сделать вид, что он как-то огорчен некоторыми излишествами.

С.Пархоменко: Если люди употребляют слово «каратели», значит, они переживают это очень глубоко и тяжело

Что значит, он принимает ответственность? А раньше она на ком была, эта ответственность, не на нем, что ли? Он несет эту ответственность, он вымазан этой ответственностью с головы до ног. Он не отмоется от этой ответственности до конца своих дней. Он, видите ли, милостиво ее принимает. Да у тебя не спросили, принимаешь ты ее или нет.

Ну, вот Россия смотрит на него сегодня в лице каких-то чиновников из администрации президента и думает: «Может, вот этот? Надо попробовать». Я совершенно не удивлюсь, если будет вот этот.

Сейчас, конечно, появилось — и мне пишут, я вижу, некоторые слушатели наши — «обратите внимание на то, что было сказано только что этим незарегистрированным кандидатом в белорусские президенты по поводу этой возможности установить переходный период — 6-месячный срок уходящего президента с тем, чтобы назначить потом другие выборы». Ну, возможен вариант теоретически, наверное, и такой. Но только я совершенно не понимаю, почему кто-то из тех, кто приходит сейчас там — что касается влияния на белорусскую политику. — к власти, как бы наступая на этот дряблый живот лежащего Лукашенко, от которого более-менее ничего уже не осталось, почему они должны на это согласиться, на существование этого трупа у власти еще 6 месяцев?

Скорее тогда появляется другая ситуация — появляется какой-то временный Комитет национального спасения, какой-то временный диктатор или какое-то временное коллективное руководство подготовить новые выборы. В сущности, ведь это то же самое, о чем вела речь эта троица женщин, жен этих не допущенных кандидатов во главе с Тихановской, которые выдвинулись на эти выборы ровно под этим лозунгом: «Мы не собираемся быть президентами Белоруссии. Мы собираемся быть людьми, которые подготовят следующие свободные выборы».

Похоже там борьба уже начинается за это — кто будет готовить эти следующие выборы: Тихановская или, может быть, этот зверюга Караев, или, может быть, этот Вакульчик, председатель КГБ? Или еще найдут какого-нибудь. Там у них много всяких серых кардиналов, бежевых и всяких серобуромалиновых в крапинку, которые вокруг Лукашенко. Он много кого развел.

Только лично мне кажется, что очень мало шансов, что управляющим на хозяйстве на протяжении скольких-то месяцев до новых выборов останется Лукашенко. И дальше начнется тяжба: кто, собственно, будет руководить этой похоронной комиссией. Знаете, в традиции ЦК КПСС и в традиции советской власти, кто похоронами управляет, тот потом и становится генеральным секретарем. Вот за это, собственно, и будет дальнейшая битва.

Но Лукашенко на сегодня день за днем, час за часом, минута за минутой теряет эту свою власть — вот это важнейшая вещь и важнейший урок, который из этого всего нужно извлечь. Невозможно диктатора усидеть на карательных органах, потому что они же его и съедают. Они же и являются важнейшим фактором, может быть, даже более сильным, чем те самые протестующие, на подавление и усмирение которых они брошено, — они же оказываются тем фактором, которому диктатор сопротивляться не может. Нам предстоит в этом убедиться еще раз.

Процесс может растянуться на какое-то время — сколько-то дней, сколько-то недель, глядишь, даже некоторое количество месяцев. Но суть, тем не менее, именно такова: отсос власти, отсос этой крови из диктатора, который постепенно обескровленный пустой шкуркой там, собственно, остается где-то в районе своего стула. Достаточно часто он это не переживает. Что-то с ними случается. Или он заболевает, или он пропадает, или он куда-то убегает, или он сходит с ума, или он оказывается в изоляции. Там возможно всякие варианты, но это уже варианты технические, они не меняют сути.

Но вот что интересно — я сейчас перехожу таким способом к следующей теме — это то, что важнейшим фактором для всего мира в решении этого белорусского кризиса является важность не допустить того, чтобы эта груша свалилась как бы в руки российского руководства, прежде всего, Путина.

Это интересный ответ на вопрос, который довольно часто задают в таких ситуациях: А зачем, вообще, стране нужна репутация?

Я много раз говорил, сидя здесь, на этом стуле, на этом виртуальном стуле, когда я вел программу как-то удаленно с помощью интернета, что вот Россия постепенно превращается в страну, с которой нельзя иметь дело, в страну, которая последовательно нарушает все законы и обязательства, в страну, которая, по существу, использует тактику гопника, то есть такого, грубого запугивания как бы своих партнеров и политического блефа, и это последовательно разрушает остатки репутации России как международного партнера.

С.Пархоменко: Путин молчит неспроста

Вот смотрите, в такой ситуации, как та, что случилась в Белоруссии, вообще-то, конечно, если бы у России была какая-то репутация, если бы она была договороспособным государством, все были бы только счастливы, что рядом есть такой большой партнер, с которым можно договариваться, которому можно поручить, на которого можно опереться.

И вот в таких ситуациях составляются какие-то многосторонние группы. И я легко могу себе представить: Германия, Польша, с одной стороны и Россия с другой стороны создают какую-то группу, которая занимается урегулированием ситуации и гарантирует соблюдение закона и безопасность людей в стране, которая переживает такой жесточайший политический кризис, волну забастовок, волну протестов, жестокое подавление этих протестов, обезумевший диктатор и так далее. Так обычно это в мире делается. Из соседей надежных, разумных, предсказуемых собирается какой-то комитет, и этот комитет принимает на себя обязанность на какой-то период, скажем, до урегулирования этого кризиса, следить за ситуацией.

С такой репутацией, как у России этого не будет и этого невозможно сделать. Нельзя в эту группу по урегулированию брать главного бандита на этом квартале.

И то же самое происходит, смотрите, в совершенно другой истории — в истории с вакциной антикоронавирусной. Весь мир сегодня отреагировал на сообщение о создании этой вакцины абсолютно однотипно со словами: «Это блеф, это провокация и это «новая холодная война». Теперь Россия ведет «холодную войну» при помощи медицинских инструментов, при помощи этой вакцины».

Почитайте американскую прессу, французскую прессу, немецкую, британскую, какую угодно, и вы увидите абсолютное единодушие и голос огромного количество и политиков и специалистов на эту тему, которые говорят: «Нельзя иметь дело с этой вакциной, потому что это политический инструмент, потому что это вещь вненаучная, внемедицинская, а сугубо политическая».

Это вопрос о репутации России именно потому, что если бы вдруг случилось какое-то чудо и вдруг откуда ни возьмись с этой вакциной вылезла Румыния или какая-нибудь никому не важная и не интересная — пусть на меня румыны не обижаются… ну, хорошо — какая-то относительно небольшая, никакая страна, — реакции такой бы не было.

Было бы, конечно, много сомнений: а что это? А что так быстро? А все ли проверили, а все ли там хорошо, а надежно ли это? А смогут ли организовать производство? А смогут ли разместить производство? Но это были бы практические, это были бы деловые заинтересованные вопросы. Ответы на них могли бы быть такие или сякие, положительные или отрицательные, это могло получиться или не получиться, но не было бы такого единодушного отторжения и единодушного подозрения: Это страна-гопник, она теперь с помощью этой вакцины пытается решать какие-то свои гопнические проблемы. Это и есть репутация. Вот за этим нужна репутация.

Если кто-то думал, что при помощи этой вакцины Россия вернет себе авторитет в мире, заработает себе страшное количество денег — ну да, нужно обеспечить теперь сотни миллионов, а, может быть, миллиарды людей этой вакциной; это же золотое дно, это ведь еще одна нефть — если кто-то думал, что из этого что-нибудь получится — ничего из этого не выйдет, потому что репутация сегодня работает против России.

Но давайте все-таки попробуем разобраться с тем, что, собственно, произошло с этой вакциной на самом деле. Удивительная история. Вообще, если почитать внимательно всякие хорошие источники, в том числе всякие научно-популярные издания в России, можно разобраться с тем, что с этой вакциной происходит.

Штука заключается в том, что, в действительности, ничего криминального не произошло. Действительно, в научном учреждении под названием Институт имени Гамалеи хорошие, сильные, серьезные ученые проделали хорошую, сильную, серьезную работу, остроумную, правильно спланированную, правильно придуманную. Они взяли вакцину, разработанную для других вирусов — для атипичной пневмонии и для SARS и заменили в ней один белок, заменили один маленький элемент.

И в этих рассуждениях о том, что она сделана методом копипаста — ну, это нелепая с точки зрения пиара фраза. Она звучит оскорбительно. Слово «копипаст» имеет отрицательную коннотацию. Но, с научной точки зрения это вполне остроумная вещь: взять готовую вакцину как носитель и заменить на ней, так сказать, боеголовку. Это очень сильно экономит время. И это позволяет использовать уже однажды пройденный большой этап для того, чтобы создать некоторый новый продукт. И ученые, которые это сделали, сделали хорошую работу.

Там есть довольно странный тип среди них, который, в общем… портит. Это человек по имени Александр Гинсбург, который имеет репутацию человека, я бы сказал, скандального, чтобы не сказать склочного, который наговорил много глупостей в последнее время. Он, например, сказал эту свою знаменитую фразу: «Я бы хотел на тех врачей посмотреть, которые отказались, — в смысле тех врачей, которые отказались на себе испытать эту вакцину. — Две возможности есть избежать этого заболевания: или переболеть в тяжелой форме, потому что легкая форма не дает, как мы знаем, продолжительной защиты или провакцинироваться».

С.Пархоменко: Это некоторая модельная ситуация, которая потом воспроизводится с очень небольшими отклонениями в России

Если он хотел бы посмотреть на этих врачей, пусть где-нибудь раздобудет мой телефон, я ему покажу этих врачей. Я знаю этих врачей по именам. Я его познакомлю. Такие врачи есть, которые знают, что в этой его фразе содержится три вранья сразу. Во-первых, вакцина предназначена сейчас… вот, собственно, что такое это заболевание, от которого эта вакцина? Это заболевание, которое у большинства людей проходит в легкой, а не в тяжелой форме, как мы знаем, на протяжении этих месяцев. Это первое вранье.

Мы не знаем, какую защиту предоставляет эта вакцина: надолго ли или не надолго, может быть, она на пять минут создает эти антитела. Это предстоит выяснить. Это второе вранье.

И третье вранье: это вообще неизвестно — эта вакцина, она защищает человека, который попадает в рискованную ситуацию, в среду, в которой много этого вируса нет.

Короче, соврал в одной фразе три раза. Но это проблема этого Гинзбурга, но не проблема этих людей, которые реально сделали эту вакцину.

А что же произошло на самом деле? Произошел акт дикого, бешеного пиара со стороны президента Российской Федерации Владимира Владимировича Путина, который, вот если разобраться в том, что случилось, 11 августа на совещании с членами правительства Российской Федерации, которое было посвящено совершенно другим проблемам, оно называлось: «О ходе подготовки образовательных организаций к началу учебного года», вдруг откуда ни возьмись, сказал, а потом это подробно еще повторил министр здравоохранения России, — так вот Путин сказал: «Мы обсудим некоторые текущие проблема. Отдельные из них текущими, наверное, назвать нельзя. Они очень важны для нашей страны, да и для всего мира, — это я цитирую по сайту kremlin.ru, — Несколько мне известно, сегодня утром впервые в мире зарегистрирована вакцина против новой коронавирусной инфекции. Я в этой связи хочу попросить министра здравоохранения Мурашко Михаила Альбертовича проинформировать нас подробней. Хотя знаю, что она работает достаточно эффективно, формирует устойчивый иммунитет и прошла все необходимые проверки».

Это ложь. Ну да, возникает опять ровно тот же вопрос: он осознанно врет или ему наврали, а он повторяет? Что произошло на самом деле? На самом деле разработана вакцина, которая подлежит дальнейшей проверки, проведению клинических исследований для того, чтобы понять важнейшую вещь: каково соотношение между вредом, который она наносит человеку и пользой, которую она способна принести?

Для того, чтобы провести такие исследования по законам Российской Федерации, этот препарат нужно подвергнуть некоторой внутренней специфической ограниченной регистрации. И эта регистрация и была сделана. Вот эти все разговоры о том, что вакцина зарегистрирована как готовая, распущены людьми, которые поверили Путину вольно или невольно.

На самом деле та регистрация этой вакцины, которая была сделана — это ее регистрация для дальнейших испытаний, которые необходимы по российскому законодательству. Вот формулировка — надо сказать, что она звучит довольно дико, — но формулировка этой регистрации такова: «Эта вакцина зарегистрирована для проведения пострегистрационных клинических исследований, — то есть таких клинических исследований, которые как раз начнутся после этой регистрации. — результаты которых являются основанием для оценки отношения ожидаемой пользы к возможному риску применения лекарственного препарата при подтверждении его государственной регистрации». То есть мы ее регистрируем для начала испытаний. Никто не говорит о том, что она уже испытана.

С.Пархоменко: Мир очень озабочен тем, чтобы Белоруссия не была проглочена политической группировкой во главе с Путиным

Вот то, что сказал Путин — «она работает достаточно эффективно, формирует устойчивый иммунитет и прошла все необходимые проверки», — нет, она только начинает все необходимо проверки. Но ложь Путина привела к тому, что весь мир заговорил о том, что Россия предлагает производить вакцину без проверки. Да нет, не предлагает. Люди, которые в действительности это сделали, не собираются ее производить без проверки, они собираются производить ее сегодня в тех количествах, достаточно больших самих по себе, которые необходимы для проверки, необходимы для дальнейших клинических испытаний. Это та форма клинических испытаний, которая уже требует большого количества экземпляров этого препарата. Поэтому речь идет о производстве.

И именно эта регистрация позволит, например, привлечь к этому испытанию людей, которые находятся в группе риска. Без регистрации можно только на молодых, сильных и здоровых регистрировать по закону Российской Федерации, а после регистрации, когда она уже допущена к этим испытаниям, можно испытывать на людях, более рискующих, например, на людях пожилых, после 60 лет.

Так что с этой точки зрения всё в порядке. Как бы ученые ведут себя правильно. Разработчики выстроили эту стратегию в соответствии с законом и в соответствии с научной логикой, в соответствии с медицинской этикой. Всё в порядке. Но политики в лице в данном случае президента Путина и министра здравоохранения решили из этого извлечь свою политическую пользу. Это и есть то, в чем их справедливо обвиняют: они с помощью этого начали свою «холодную войну».

Это ровно то же самое, как запуск в производство или использование в каком-нибудь людном месте какой-нибудь недостаточно испытанной новой ракеты, которая то ли взлетит, то ли не взлетит, то ли взорвется, то ли не взорвется. Нам надо продемонстрировать, мы должны показать кузькину мать. Пусть все посмотрят, как оно летает. А для того, чтобы оно нормально, надежно летало, нужно еще год испытывать — не-не, у нас сейчас «холодная война». Так была устроена «холодная война» — не бесконечном риске, на бесконечных передержках, на бесконечном забвении безопасности своих собственных людей, потому что «бабы еще нарожают».

В точности в соответствии с этой логикой происходит история с этой вакциной, которая сейчас будет испытываться, но Путин уже объявляет, что она испытана и с ней всё в порядке. И весь мир вслед за Путиным говорит: «Да что же они вытворяют такое? Так нельзя. Они собираются нас колоть этой не испытанной вакциной, что ли?» Путин собирается. А врачи нет, и разработчики — нет, не собираются. И говорят об этом. И за регистрировали ее для этого вот с той формулировкой, которую вам только что прочел.

Вот это удивительная история, внутри России происходящая, когда одни люди продолжают делать свое дело… Что надо было сейчас сделать, прежде всего? Нужно было бы эту вакцину, произведя ее в достаточно больших количествах, раздать как можно большему количеству конкурирующих лабораторий и институтов. Пусть все тестируют на разных популяциях, на людях разного возраста, живущих в разных экологических условиях, которые пьют разную воду, едят разную пищу, контактируют с разными другими вирусами и заразой.

С.Пархоменко: Путин собирается нас колоть не испытанной вакциной. А врачи нет, и разработчики — нет

Сейчас нужно сломать монополию на это. И я уверен, что люди, которые реально этим занимаются, реально в этом понимают, не стали бы этому сопротивляться, а понимали бы, что их научный долг, медицинский, врачебный долг заставляет их вести себя в этой ситуации открыто, если они хотят, прежде всего, принести какую-то пользу человечества и спасти человечество от этой, надо сказать, до вольно неприятной эпидемии.

Но у Путина планы совершенно другие, судя по всему. Судя по тому, что он говорит на этом самом совещании, когда он говорит, что всё готово, всё сделано, сейчас запускаем и будем использовать. Где будете использовать? Где будете производить? Сами будете, здесь, никому больше не дадите? «Холодная война»?

Вот вам разница между профессионалом и политиком, между человеком ответственным и безответственным, между диктатором и человеком, который полон какого-то сознания своей профессиональной миссии.

Это важная вещь для всего мира, для репутации России, в конечном итоге, для всех нас.

Ну вот, это была программа «Суть событий». Я Сергей Пархоменко. Мы с вами продолжим в будущую пятницу. А в программе «Дай Дудя» встретимся, по всей видимости, еще в эту среду. Всего хорошего, счастливых вам выходных! И следим за Белоруссией. Пока!