Екатерина Шульман - Статус - 2021-04-27
27.04.2021
М. Курников
―
Добрый вечер. Действительно в эфире программа «Статус». У микрофона Максим Курников. И Екатерина Шульман.
Е. Шульман
―
Добрый вечер.
М. Курников
―
И мы переходим к первой рубрике.НЕ НОВОСТИ, НО СОБЫТИЯ
М. Курников
―
Как будто бы те же, а другие.
Е. Шульман
―
Приступая к освещению очередных этапов тех процессов, за которыми мы наблюдаем, полезно вспомнить, чем мы с вами были озабочены неделю назад. Поскольку новостной поток мчится так быстро и пена играет на его поверхности, уже то, что было еще 7 дней назад, кажется далеко ушедшим в прошлое. Тем не менее, давайте вспомним, что в прошлый вторник мы находились в предчувствии, ожидании следующих событий. Послания президента.
М. Курников
―
Было такое.
Е. Шульман
―
Несогласованная акция в поддержку Алексея Навального.
М. Курников
―
Подтверждаю. Мы накануне выходили.
Е. Шульман
―
Визита в Москву действующего президента Беларуси Александра Лукашенко.
М. Курников
―
И это ждали.
Е. Шульман
―
И, как многие говорили, экстренного внеочередного заседания Совета Федерации. Оглянувшись назад, хочется просто дать обещание как Барт Симпсон в заставке этого великого сериала, написать на доске 40 раз фразу – я не буду вестись на гибридную пропаганду. Через некоторое время после этого упражнения может быть в головах прояснится. Я не имею в виду чьи-то посторонние головы, я имею в виду в том числе и участников нашего просветительского эфира. Действительно, сколько ни рассказывай, как мы рассказывали, объясняя термин «шантаж» в одном из наших прошлых выпусков. Сколько ни говори о… типологии, сколько ни говори о свойствах определенных политических моделей, которые употребляют самый разнообразный инструментарий для того чтобы казаться тем, чем они не являются. Все равно, когда дело касается тебя непосредственно, начинаешь думать: а вдруг в этот раз…
М. Курников
―
Вот все складывается.
Е. Шульман
―
А вдруг на самом деле. А вот смотрите, как близко мы подошли к роковой границе. А вдруг незаметно вне желания участников чего-нибудь куда-нибудь сползет. Когда в очередной раз ничего никуда не сползает, оглядываясь назад, видишь большое количество потерянных ценных человеко-часов, проведенных за обновлением бессмысленно новостной ленты, говоришь себе, обещаешь, в следующий раз смотреть на события. Не на новости. На сущность, а не на поверхность. Что в результате у нас с вами произошло. На самом деле в наших предыдущих выпусках мы говорили довольно много раз, что послание предвыборное, дата сдвигается таким образом, чтобы быть ближе к выборной кампании. Что перед выборами в политических моделях, проводящих электоральные мероприятия плебисцитарного типа, принято раздавать какие-то подарки гражданам. Поэтому подарки гражданам будут розданы. Что ровно и произошло. Но почему-то опять же накануне мы решили ожидать, что нам еще войну объявят или какую-нибудь аннексию и контрибуцию. Но ничего подобного не случилось. И как теперь задним умом все крепки, понятно, что и случиться и не могло. Что мы имеем, что называется, в сухом остатке реальности. Прослушав президентское послание, мы услышали в нем ту социальную повестку, которая очень естественно смотрится после года борьбы с коронавирусом, после многих лет падения доходов граждан. После роста бедности, который был признан в этой речи. И после года чрезвычайно демографически неблагополучного, о чем тоже довольно много слов в послании было сказано. Оно было, как я уже сказала мирным, социальным. Те группы интересов, которые специфическим образом слушают послание президента и вообще любые официальные речи, выискивают там те куски, которые к ним самим относятся. Если вы знаете, а это достаточно широко известно, как создаются такого рода документы. В него каждое ведомство, каждая группа подает свои предложения. Дальше все это вместе сводится в управление референтурой и те, кто предложение подавал, слушают с трепетом душевным…
М. Курников
―
И очень радуются, когда слышат свое.
Е. Шульман
―
Радуются, когда слышат свое. Они знают, какая именно последовательность слов и звуков обозначает что-то, что посторонним людям вообще не кажется осмысленным. А им-то, для них является секретным кодом, активирующим и новые бюджетные расходы и какие-нибудь президентские гранты, и расширение полномочий. И, по крайней мере, сохранение своей ресурсной позиции. Кто чего услышал, мы с вами подробно разбирать не будем. Пока просто зафиксируем, скажем так, деэскалирующую ноту, которая прозвучала в этом послании. Как тем, что там было сказано, так и тем, что там сказано не было. Внешней политике был посвящен небольшой довольно фрагмент. Он носил метафорический характер.
М. Курников
―
Но зато в конце, чтобы запомнилось.
Е.Шульман: Это ситуация, которую любят информационные автократии. Навести страха, а потом ничего особенного не сделать
Е. Шульман
―
Если вы вспомните, с чего началось послание – ровно с декларации о том, что будет посвящено внутренним вопросам и несколько слов мы скажем о внешней политике. Это кстати говорит нам о том, до какой степени были завышены ожидания. До какой степени все замерли в ужасе. Это как раз ровно та ситуация, которую так любят информационные автократии. Навести на всех страшного страха, а потом ничего особенного не сделать. То есть сделать то, что им свойственно делать, но не делать ничего такого, что выбивается из их привычного режима функционирования. Что произошло дальше. Визит белорусского лидера в Москву закончился, насколько я понимаю, не особенно чем. По крайней мере, никаких публичных деклараций сделано не было. Более того, мы даже не знаем ответ на роковой вопрос, дали ли денег или не дали. По крайней мере, как приехал, так и уехал. Неприятный, ну что значит неприятный, не наше дело раздавать оценки, но своеобразный скажем так, пассаж, в том числе в послании президента был посвящен предполагаемому покушению на белорусского лидера. Он сам про это тоже говорил чрезвычайно много. Кроме того, в духе своей манеры делать удивительные заявления, он сказал, что в случае его смерти власть перейдет к Совету Безопасности. Тут нужно сказать несколько слов о том, о чем мы говорили в прошлый раз. Удерживающиеся у власти силой стареющие персоналистские автократии впадают в неизбежную зависимость от собственного силового аппарата. По постсоветской традиции это не столько зависимость от армии, сколько от спецслужб. Потому что еще раз повторю, по политической традиции, заложенной после Второй мировой войны, армия не является политическим субъектом. Но политическим субъектом являются спецслужбы. Тем не менее, эта зависимость все равно возникает. Со снижением внутренней легитимности. То есть, проще говоря, потери популярности. Как автократы спасаются от переворотов. Главные их угрозы, потому что редко в наше время кого свергают прям народные массы, вторгающиеся в президентский дворец. Народные массы, толпящиеся вокруг президентского дворца и иными способами выражающие свое недовольство, тем самым сигнализируют элитным группам, что у них будут сторонники, если они захотят этими сторонниками воспользоваться. Поэтому мысль скинуть старого лидера и самим начать царствовать, конечно, приходит в голову тем, кто является и остается единственной опорой этого стареющего лидера. Так вот в прошлый раз мы говорили, что зловеще комическая сторона этого заговора литературоведа и адвоката может прикрывать гораздо более сущностную его компоненту. А именно – необходимость чистки среди силовиков, либо среди генералитета. Для того чтобы продемонстрировать им, что, во-первых, незаменимых там нет и лидер в них не до такой степени нуждается. Или, по крайней мере, может поменять одних на других и опираться уже на этих. Обещание передать власть Совбезу в случае своей безвременной кончины звучит конечно как некое приглашение к этому Совету Безопасности ускорить это событие. Посмотрим, как там будет все это дело развиваться. Военные перевороты еще раз повторю, для постсоветского пространства вещь непривычная, но вообще для режимов этого типа не невероятная. Более того, это довольно такой повторяющийся мотив, сюжет в их режимной эволюции. Что еще произошло у нас на прошедшей неделе. От чего были большие завышенные ожидания. По счастью не оправдавшиеся. Заседание Совета Федерации, которое почему-то было сочтено экстренным и чрезвычайным. На самом деле было запланировано на 21 апреля. А потом выяснилось, что на эту дату будет назначено послание президента. Поэтому его перенесли на два дня. Что, в общем, очень естественно. Когда появилась его повестка, стало понятно, что это совершенно ничего, способного взволновать какого бы то ни было живого человека, в нем не содержится. Из интересного, тем не менее, что было на этом заседании Совета Федерации. А на нем выступал генеральный прокурор. Мы с вами регулярно обращаем внимание на речи официальных лиц. На доклады, на интервью в «Российской газете», все то, что считается таким формальным и скучным материалом, на самом деле является разговором бюрократии как самой с собой, так и с внешним миром. И чем считывать загадочные сигналы с чьего-то выражения лица, гораздо полезнее бывает прочитать, чего люди на самом деле пишут. И послушать, что они на самом деле говорят.
М. Курников
―
И что нам хорошего сказал прокурор?
Е. Шульман
―
Из хорошего. Прокурор сказал, какие они все молодцы и как им удалось сохранить гражданский мир, стабильность и правопорядок…
М. Курников
―
Благодаря кому.
Е. Шульман
―
…в тяжелый 2020 год. Исключительно благодаря прокуратуре это произошло. Тут каждое ведомство себя хвалит. Надо сказать, кстати, в послании президента была эта приятная признательная нота. Все дождались своей «спасибы» и как сказал Александр Первый в схожих обстоятельствах: а крестьяне, мой добрый народ, да получат мзду свою от Бога. Когда он всем говорит «спасибо» за Отечественную войну. Вот дворянство, купечество, а получат мзду свою от Бога. В общем, добрый народ дождался своей «спасибы». И врачи, и правительство, и регионы. Всем сказали доброе слово. Никого не поругали. Так вот, что нам рассказал генеральный прокурор, человек профессионально суровый я бы сказала. Он отчитался перед сенаторами цифрами коррупционных преступлений. Выяснилось, что в прошедшем году 2020 пандемия коррупции не помеха и, видимо, удаленно тоже можно совершать коррупционные преступления. Так вот, самые большие коррупционеры - это сотрудники правоохранительных органов. Из общего объема коррупционных преступлений 17,5% - это правоохранители. А на втором месте – сотрудники министерства обороны - 12,3%. Дальше идет исполнительная власть всех уровней, довольно далеко идет, не доходя до 9%. В законодательной власти жалкие 0,6% коррупционных преступлений. Что в общем, довольно адекватно отражает распределение ресурсности между различными ведомствами. Как вы понимаете, нельзя совершать коррупционные преступления, если у тебя нет полномочий. Нельзя брать взятку, если тебе не за что ее взять. Зачем можно было бы давать взятку депутату или кому-то еще – подвинуть твой законопроект повыше в повестке. Или что-нибудь еще в этом роде. Нет, можно конечно себе представить, что…
М. Курников
―
Просто я думаю, как доклад этот воспринимают члены Совета Федерации. Они слушают и понимают, что они не добирают.
Е. Шульман
―
Они вообще не добирают и никто не уважает, никто им ничего не несет. При этом их регулярно все равно арестовывают. Тут какая-то удивительная возникает несправедливость.
М. Курников
―
Обидно, слушай.
Е. Шульман
―
Обидно должно быть чрезвычайно. Выдающийся прирост коррупции в системе Минобороны на 30,1% за год – это может обозначать как то, что они стали больше брать, так и то, что их стали активнее и энергичнее ловить. Это тоже всегда бывает связано с распределением возможностей между ведомствами, если какое-то ведомство ослабеет, на него начинают набрасываться. В том числе борцы с коррупцией. Когда оно сильно, то к нему никто особенно сунуться не может. Вот такие увлекательные цифры сообщил нам генеральный прокурор.
М. Курников
―
Немножко страшно за генерального прокурора. Если он в принципе произносил фразы: борьба с коррупцией. Кто-нибудь может трактовать немножко…
Е. Шульман
―
Может быть это словосочетание является само по себе уже экстремистским и запрещено к произнесению, в особенности публичному. Что у нас с экстремизмом, который прикрывается борьбой с коррупцией. Для того чтобы свое мрачное экстремистское дело вершить. 21-го апреля состоялись в разных городах России протестные акции в поддержку Алексея Навального. Удивительным образом нигде кроме города на Неве, колыбели трех революций и 33 несчастий, силового разгона не состоялось.
М. Курников
―
Не так. В Уфе еще.
Е. Шульман
―
Второй город был Уфа. Да. Но в Уфа была на втором месте по количеству задержанных. На первом месте с очень большим отрывом был Питер. Я не знаю насчет прикладной свирепости…
М. Курников
―
Бывало.
Е. Шульман
―
Хорошо, два города записываем в клуб 33 несчастий.
М. Курников
―
Но Питер чемпион, тут мы отдаем пальму первенства.
Е.Шульман: То, что не является беспрецедентным, не является по этой причине простительным, нормальным
Е. Шульман
―
Питер оторвался. Он действительно достаточно далеко. Он не просто первый, он с отрывом первый. По количеству задержанных, по предоставленному фото и видеоматериалу, по всяким жутким кадрам, которые оттуда поступают. В общем, город Петербург отличился. В Москве все было на удивление мирно. Я была на этом мероприятии в качестве наблюдателя от Московской Хельсинкской группы. Это опять же не защищает никого ни от чего, как и выясняется журналистское удостоверение. Тем не менее, этот факт я должна постулировать. Во время самого митинга полиция вела себя так, как будто он был согласован. Более того, несмотря на все произошедшее после, не могу не отметить прекрасную профессиональную работу сотрудников ДПС. Большие колонны людей текли по московским переулкам и бульварам. При этом проезжую часть не перекрывали. Удалось сохранить и движение, и не допустить пробок и дать людям пройти. В общем, что называется, каждый день бы так. Что начало происходить дальше. Во-первых, перед митингом происходят предварительные проактивные задержания тех, кого правоохранительные органы, управление «Э» наше многочисленное считают организаторами, вдохновителями, раздувателями пожаров и вообще потенциальными подрывниками и революционерами. Это уже достаточно устоявшая практика. Задержание до. Либо задержание по дороге. Помните часто встречающиеся новости, вот шел человек на митинг, и в подъезде его задержали. Или при выходе из метро. При входе в метро. Далее начинаются задержания постфактум. В этот раз по контрасту с практически полным отсутствием задержаний на самом мероприятии, задержания постфактум обращают на себя особое внимание. Что еще обращает на себя внимание. Во-первых, ссылки на систему распознавания лиц, которая уже в январе себя показала, когда людей задерживали в метро, говоря, что фейс-контроль они не прошли, как будто метро это ночной клуб. А тут были и приходы домой к людям, и вылавливание их на улицах города. И задержание на рабочих местах. То есть все это происходило. Далее их доставляли в отдел внутренних дел. Дальше было, что называется по-разному. Каким-то людям, которые были сочтены перепощивателями зажигательных прокламаций и призывов, были присуждены сутки. Как это нынче называется – административный арест. Это люди довольно известные, из тех, кто попал в окуляр новостей это Дмитрий Чернышев известный блогер, педагог просветитель, автор книг. Это Сергей Давидис, сотрудник «Мемориала» (организация признана российскими властями иностранным агентом. - ред.
) также человек, давно знакомый тем, кто интересуется российской гражданской активностью. Они получили соответственно 15 и 10, если не ошибаюсь суток. Ко многим бывшим и нынешним главам штабов Навального приходили и до и после мероприятия с теми же приблизительно претензиями. Кто-то получал штрафы, кого-то отпускали без протокола, кого-то с протоколом. В общем, было, что называется, по-разному. Какого-то единого катка, похожего на тот, что мы видели в январе, пока, по крайней мере, не наблюдается. Чем может объясняться… А вот Гозмана еще приглашали в отделение. Дмитрия Быкова. Писателя. Очень трогательно было видеть, Гозман пишет про то, как он описывает свои приключения в отделении полиции, ему там пишут, вот, Леонид, какой позор, дно пробито. Раньше такого не было. И правдивый Гозман пишет: да нет, в 2007 году сломали руку при задержании. Потом, правда, уже было все мирно. Так что как это свидетели пробитого дна обычно обладают короткой памятью.
М. Курников
―
Но они часто действительно очень молоды. Много неофитов, молодежи, которая думает…
Е. Шульман
―
Что такого никогда не было.
М. Курников
―
До 18-го года вообще не было никакой движухи.
Е. Шульман
―
Более того, до 21-го. Что в 19-м была у нас какая-то особенно мирная жизнь и свобода протестов. Понимаете, с одной стороны это хорошо. Каждый раз, видя эти возмущения, немножко раздражаешься и думаешь, ну что же вы опять же вчера родились. С другой стороны способность возмущаться возмутительным - это правильное гражданское чувство. И каждый раз уныло говорить: э, да в 2007 мы еще не то видали. А уж в 2019, а уж в 14-м что творилось. Это тоже, что называется, не способствует осознанию реальности. Поэтому то, что не является беспрецедентным, не является по этой причине простительным, нормальным и вообще безобидным. Ни в коем случае. Чем может объясняться такая смена тактики с января на апрель. Смена тактики очевидным образом присутствует. Уже по итогам январских протестов были видны некоторые новации. Например, такие. Очевидно, был извлечен урок из дел о летающих стаканчиках. Новые дела по 318-й - насилие, применяемое, неопасное для жизни насилие, применяемое к силовикам, выглядело чуть более субстантивными. Ну то есть прыснул баллончиком, толкнул, железную ограду свалил. В общем, что-то такое, что, по крайней мере, более-менее похоже на действительно какое-то враждебное действие. Мы сейчас не говорим, насколько это правда. Мы говорим, что очевидно этот весь общенародный смех по поводу хрупких росгвардейцев, возымел некоторое свое действие и дела именно по этим статьям стараются обосновывать чуть более, скажем так, правдоподобно. Также обращает на себя внимание, конечно, количество людей, которые признают вину. И сотрудничают со следствием. Соглашаются на особый порядок. Что-то им, видимо, за это обещают. Таких больших сроков, как по итогам 19-го года действительно, по крайней мере, пока мы не видим. У нас не вся статистика есть, мы в этом смысле опираемся на ОВД-Инфо наше бесценное, которое предоставляет адвокатов и аналитику. Мы не все знаем еще по итогам 21-го, потому что продолжают приходить, продолжают вызывать. К кому-нибудь из нас придут через пару дней и мы прибавимся в статистику, тоже это учтем. Так вот, это первое отличие. Второе, из природы информационной автократии следует, что больше всего она боится плохой картинки. Если мы этого не будем понимать и будем говорить, что все, у нас тут окончательный фашизм установился, мы не только свои действия будем планировать неправильно, мы и в будущее будем глядеть совершенно не в ту сторону, не туда, откуда оно на самом деле придет. Картинки с массовыми избиениями людей, вообще столкновения между людьми и росгвардейцами выглядят плохо и занимают потом первые полосы газет мировых и российских. На это утомленный наблюдатель скажет, да им все равно, какое им дело до картинки. А вот нет. Не понимая природу режима, никогда нельзя понять ни почему его так корежит в предвыборный период и сразу после, а в промежутках он отдыхает. Ни почему он так чувствителен к своему медийному образу.
М. Курников
―
Но в Петербурге было по-другому. Там, что фашизм победил все-таки?
Е. Шульман
―
До Петербурга, видимо, указания не дошли. Петербург – регион административной аномалии. Я понимаю, что это не объяснение или, по крайней мере, это не сильно научное объяснение. Мне не нравится персонализация моих выводов. Мне не хочется говорить, что это все оттого, что там такое странное региональное руководство. Но в Санкт-Петербурге действительно периодически происходит какая-то неведомая хтонь. Одновременно Петербург это тот город, где невозможно дозвониться до полиции, если происходит драка в баре. Там она не приедет. В городе Москве установлен такой универсальный ковидный госпиталь, где чисто, пусто и порядок. И за всеми камеры следят. Зато в Петербурге по итогам не приходили потом по домам. То есть всех побили непосредственно на самом мероприятии. Смена этой тактики дает, конечно, распыленный информационный фон. Вместо этого стенка на стенку или каких-то очередных лежащих на полу студентов, по которым топчутся страшные «космонавты», мы видим новости типа: ну вот а еще пришли к кому-то домой, отвели в УВД на беседу. Ну не расстреляли же его там, вернулся потом человек после этого домой. А мы… с вами заниматься детским анализом, что лучше, что хуже. Оба хуже. Криминализация мирного протеста это нарушение 31-й статьи Конституции. Действующей по-прежнему. Тем не менее, как человек, присутствовавший на многих-многих митингах и согласованных, и несогласованных должна сказать, что эти задержания на улицах, вообще силовой разгон это очень опасная вещь чисто физически. Я помню несколько моментов, когда у меня было ощущение, что сейчас цепь пойдет на толпу, люди побегут в панике, попадают с каменных ступенек, поколотятся о какие-нибудь памятники истории культуры. В этот раз это был момент, когда напротив Метрополя стояли люди возле думы и Националя, и с той стороны с Манежной площади пошла цепочка этих самых «космонавтов». И я подумала, что сейчас те люди, которые стоят на бордюрах метро Охотный ряд, упадут вниз туда. То есть понимаете, быть побитым и приложиться головой обо что-нибудь твердое гораздо больше шансов при силовом разгоне. Приход домой терроризирует людей, пугает. Никому не дает спокойно жить. И что видимо, и есть замысел, направлено на вымораживание протеста. Это вообще довольно старая тактика. Ей служит, например, политика штрафов. Первый штраф небольшой, второй уже будет больше, третий и четвертый приводят к уголовному делу. Поэтому люди, которые один раз сходили и попались, с большой вероятностью второй раз не пойдут. Можно ли таким образом вычерпать ложкой море. Можно таким образом эту протестную энергию полностью исчерпать. Что называется это вопрос. Но политика такая видна. Своя эффективность в ней есть. Я подозреваю, что с точки зрения организаторов они выглядят в своих собственных глазах большими вегетарианцами. Людьми, которые предотвращают 1917 год в России точечными отеческими нежными мерами, скорее внушая людям, что так себя вести нельзя. Чем как-то их прям уничтожая и физически репрессируя.
Е.Шульман: Эти задержания на улицах, вообще силовой разгон - это очень опасная вещь чисто физически
М. Курников
―
Выдавливание за рамки закона ФБК (Минюстом признан иностранным агентом) и штабов Навального – это продолжение той же политики?
Е. Шульман
―
Это тоже специфический легизм. Я понимаю, как это звучит. Вместо того чтобы сказать, что это парад беззакония, тем не менее, это продолжение тех же тактик, применение того же инструментария, который нам очень хорошо по последним годам знаком. Действительно не признавали политические организации экстремистскими. Этого не было. Но скажем так, политических активистов экстремистами вполне признавали. Опыт уничтожения организаций существует, про «Свидетелей Иеговы» (деятельность организации запрещена на территории РФ. - ред.
) мы говорили…
М. Курников
―
Посмотрите на национальные республики, там, к сожалению, это было многократно.
Е. Шульман
―
Понимаете, к сожалению, не бывает какого-то локального безобразия, которое не расползлось бы потом на всю остальную территорию. Обкатываются действительно какие-то технологии. Какие-то решения. Если они, что называется, проходят, если получается хорошо с точки зрения тех, кто этот инструментарий применяет, то дальше происходит масштабирование. Что у нас на суде над ФБК. Там происходит следующее. Сам суд, судя по всему, будет продолжаться довольно долго, как предполагают адвокаты – несколько недель все это может продлиться. Там много разного материала подготовлено, как секретного, так и не секретного. Секретный естественно мы не видим, несекретный тоже достаточно объемен. Пока прокуратура выступила с иском в суд о скажем так, запрете определенных действий досудебного решения для организации. Прокуратура может подавать такого рода запросы, и Мосгорсуд его удовлетворил. Что это такое. Это запрет штабам Навального совершать некоторые действия, а именно: публиковать информацию на определенных страницах, организовывать митинги и массовые мероприятия и что-то еще такое было. Собственно говоря, соратники Алексея Навального говорят, что нет никакой общественной организации штабы Навального, что каждый штаб это индивидуальное юридическое лицо, что митингов они никогда не организовывали и что это пока, с одной стороны говорят, что не является немедленным препятствием к их деятельности. С другой стороны штабы объявляют о своем закрытии. Обозначает ли это переход на подпольный режим и начало раскручивания той спирали радикализации, о которой мы говорили в прошлом выпуске, нам с вами всем предстоит увидеть. Пока в папку наших действий по деэскалации, которые видны были с одной стороны, это и мирное послание, и отсутствие каких-то удивительных территориальных приобретений. И отвод войск, окончание учений, о котором объявил министр обороны. И такое относительно вегетарианское поведение на митинге. Мы можем к этому же причислить и некоторую деэскалацию с другой стороны. Гражданские врачи были допущены к Алексею Навальному. Он прекратил голодовку. Его сторонники не делают воинственных, скажем так, заявлений. Он сам пишет посты в Инстаграме, наполненные я бы сказала, истинно христианским духом. Что называется, пока так. Я понимаю, что со стороны это выглядит иначе, как такой неостановимый каток насилия.
М. Курников
―
На фоне когда еще «Медузу» признают иностранным агентом.
Е. Шульман
―
И поскольку журналисты всегда горазды поговорить про журналистов, то для них это тоже выдающееся событие. Тем не менее, давайте жить не только сегодняшним днем, а выстраивать некоторые более последовательные цепочки. А главное давайте помнить о том, что наш с вами информационный пузырь не универсален. В других местах сидят другие люди, для которых картина мира выглядит иначе. Из этого не следует, что она у них правильная, а у нас неправильная. Что они близки к реальности, а мы от нее далеки. Тем не менее, поставить себя на место этих вот обитателей иных информационных пузырей бывает полезно.
М. Курников
―
Зато каждый из них услышал что-то о себе в послании. Хоть пару строк, но…
Е. Шульман
―
Зато что-нибудь хорошее.
М. Курников
―
Мы сейчас послушаем новости, сразу после новостей вернемся в студию.НОВОСТИ
М. Курников
―
И позор мне, позор. Не уследил я немножко за временем. И одно из важных событий у нас продолжается. Мы должны о нем сказать.
Е. Шульман
―
Мы постараемся сказать о нем кратко. Соведущий крайне не любит выхода из регламента. Но мы с вами отслеживаем судьбу закона о регулировании просветительской деятельности и многократно говорили в этой студии, что закон сам по себе действовать не может, ничего в нем не написано. Единственное, что можно было утверждать определенно, прочитав текст закона – то, что не будет лицензирования. Поскольку лицензирование вводится федеральным законом. Раз этого слова там нет, то подзаконным актом его не введешь. Но все остальное оставлено на произвол ведомственного нормотворчества.
М. Курников
―
И вот мы увидели документ.
Е. Шульман
―
И вот оно началось. На сайте regulation.gov.ru, который должен стать вашим любимым сайтом, дорогие слушатели. Вы свое утро должны начинать каждый день с него. Министерство просвещения вывесило проект положения о порядке регулирования просветительской деятельности. Зачем вывешивают проекты на regulation.gov.ru – там на две недели происходит публичное общественное обсуждение. Если вы зарегистрируетесь на этом сайте это можно сделать через Госуслуги, то вы сможете оставлять там, во-первых, лайки, дизлайки, во-вторых, свои отзывы, предложения туда направлять. Сейчас там такая красивая картина…, последний раз, когда я проверяла, там было 8,5 тысяч дизлайков на 29 лайков. Не знаю, где вообще полчища обскурантов, где враги просвещения, где апостолы контрпросвещения, в конце концов,
М. Курников
―
Святая инквизиция, в конце концов.
Е. Шульман
―
Молчит. То есть не молчит, а бездействует. Спит. В то время как просветители опасные буйствуют. Что мы увидели в тексте положения. Надо сказать не сильно в лучшую сторону отличается оно от закона. Оно краткое, невнятное и написано без души. На, как бы сказать еще культурнее – не отвали.
М. Курников
―
На отстаньте.
Е.Шульман: Единственное, что можно было утверждать, прочитав текст закона – то, что не будет лицензирования
Е. Шульман
―
Так называется этот вид ведомственного нормотворчества. Как и можно было предположить, исходя из содержания поправок к закону, которые были внесены во втором чтении, положение ограничивает свое действие той просветительской активностью, которая происходит внутри учреждения, образования, науки и культуры. То есть если вуз, школа, библиотека, музей, НИИ – то для того чтобы организовать у себя просветительское мероприятие, а просветительское мероприятие понимается крайне широко, вы должны выполнить требования положения. В частности заключить договор с каждым вашим спикером, на этих просветителей распространяется почему-то положение, ограничивающее жизнь работников педагогического фронта. Они должны не иметь опасных болезней, должны справку о несудимости предоставить. Все то, что мы собираем для того чтобы нас взяли на работу, связанную с преподаванием, либо учебой. Ни слова не сказано в положении об отношениях с иностранцами. Притом, что в законе это было.
М. Курников
―
Запрещено иностранным агентам проводить мероприятия.
Е. Шульман
―
Организациям, признанным иностранными агентами, запрещено участвовать в этих просветительских мероприятиях. Это значит, что если школа или вуз, или музей захотят с «Мемориалом» совместное мероприятие провести – этого сделать будет нельзя.
М. Курников
―
А я напомню, например, конкурс сочинений «Мемориал» проводил со школами.
Е. Шульман
―
Много чего кто с кем проводит. У нас есть например, музей истории ГУЛАГа, государственный музей. Который проводит соответственно мероприятия, что называется, много с кем. Это проект, опять же мы тут оценок не раздаем и прогнозов не делаем. Но более-менее понятно, что хотели сказать авторы. Но также понятно, что они настолько не хотели работать, что скопировали из закона об образовательной деятельности некоторые положения, совершенно не относящиеся к деятельности просветительской.
М. Курников
―
А может тут Владимир Путин прав и пророк его Дмитрий Песков, которые говорят, что давайте не будем пока переживать. Посмотрим, как сложится правоприменительная практика.
Е. Шульман
―
Ах, вот оно что. Ну замечательно. Хорошо. Не хочу я прыгать из окна, мне говорят, ну вы прыгните, если вас не понравится, в следующий раз не будете прыгать. Понятно, правоприменительная практика. Может не доводить дело до греха. Что дальше у нас будет происходить. Во-первых, две недели этого обсуждения. Заходите и ставьте свои лайки и дизлайки. Это полезная деятельность. Во-вторых, Общественная палата проводит обсуждение этого положения и сбор предложений. В четверг это случится в 9 утра эти волшебные люди назначили мероприятие. Но ладно, любезно предоставили нам возможность, по крайней мере, на нем присутствовать. Поэтому будем ходить, подавать предложения. Вылечить этот уродливый текст затруднительно, лучше конечно его вообще бы не было. Ни его, ни закона, от которого он произошел. Это избыточно, не нужно, затрудняет деятельность тех организаций, на которые и так возложено много бумажной бюрократии. Бессмысленно заставляет их заключать договоры. Организаторы, кстати говоря, и авторы этого проекта, видимо, не знают, что довольно большой объем просветительской деятельности производится бесплатно. О чем тогда заключать договор - вообще неясно.
М. Курников
―
Безвозмездное оказание услуг.
Е. Шульман
―
Безвозмездно – то есть даром. Будем информировать вас о дальнейших приключениях этого удивительного нормативного акта.АЗБУКА ДЕМОКРАТИИ
М. Курников
―
Продолжается буква «э».
Е. Шульман
―
Буква «э» будет продолжаться долго. Если вообще бог даст нам продолжение эфиров, предупреждаю, что буква «э» чрезвычайно обширна. Сегодняшний наш термин – эскалация. Мы поговорим об эскалации и деэскалации.
М. Курников
―
Как будто бы про шантаж говорили, и что-то там такое уже, нотки звучали.
Е. Шульман
―
Да, довольно многие наши термины сводятся все к одному. А именно – к произведению впечатления на оппонента, к раздуванию своей значимости больше, чем она есть на самом деле. К управляемой как кажется участникам эскалации, то есть бишь нагнетанию напряженности. Что такое эскалация? В этом политическом контексте. Это наращивание обострения конфликта. Соответственно деэскалация - это снижение уровня напряженности и конфликтности. Как мы видим, уже в самом определении содержится довольно значительная психологическая составляющая. Необязательно речь идет о том, что вчера вы убили сто человек, а завтра 50 – это деэскалация. Что такое эта напряженность, в чем она измеряется. Как ее пощупать. Это некое внутреннее ощущение того, что ой, у нас тут конфликт. У нас тут холодная война. У нас тут…
М. Курников
―
Ах ты так. тогда я…
Е. Шульман
―
А я тогда эдак. Это все, что называется, как красота в глазу смотрящего, так и вся эскалация и ее антоним происходят где-то в умах вовлеченных сторон. В особенности, если у нас информационная составляющая начинает превалировать. А помните, когда мы говорили про шантаж, мы говорили про ястребов и голубей. Ястребы бьются до увечий и смерти, голуби тоже бьются, но не любят пострадать. 80% пропаганды, 20% насилия. Великий принцип совершенно. Не забудем про этимологию этого слова. Этимология, кстати довольно смешная.
М. Курников
―
Великий - это не значит, что вы его поддерживаете.
Е. Шульман
―
Я его не поддерживаю, я не устаю его повторять, потому что он очень вправляет мозги в нужную сторону.
М. Курников
―
Помогает понять. Поэтому он великий.
Е. Шульман
―
Знаете, что еще в нем интересно. Сумма должна быть равна 100. Поэтому если у вас одного элемента становится больше, то другого становится меньше. По этой причине эти все разжигатели войны, не прекурсоры насилия, а его суррогаты. Мы по опыту 20-го века привыкли, что всякие медиавопли это подготовка к реальному мордобою. А в гибридной реальности это и есть, собственно говоря, мордобой. Это не оправдывает тех людей, которые засоряют мозги своим согражданам, проповедуют ненависть, употребляют всякую пренебрежительную лексику по отношению к другим народам и политическим группам. Но, что называется, полезно помнить их место на этом фронте. Так вот, все-таки не могу не сказать про этимологию. Корень здесь «скала» - латинский корень, обозначающий лестницу. Но что несколько смешно. Эскалация происходит от «эскалатора». А эскалатор - это искусственно созданный термин. В 1900 году изобретатель эскалатора, движущейся лесенки Сибергер придумал это слово от латинского корня. То есть этого слова не существовало. Дальше эскалаторы поползли сначала по роскошным магазинам, для них они были придуманы. Потом по станциям метро городов мира и образовали уже от себя и глагол. Эскалировать и деэскалировать. То есть такая тут немножко обратная этимология. Кстати, «скала» латинское слово, обозначающее лестницу, происходит от глагола «скандере», который обозначает как восходить, так и размеренно декламировать. Скандировать. В самом термине существует понятие ступеней. Поэтому эскалация предполагается постепенной.
Е.Шульман: Все разжигатели войны не прекурсоры насилия, а его суррогаты
М. Курников
―
А кто-то считал эти ступени?
Е. Шульман
―
Вот. Существует такой довольно популярный набор тезисов, который известен в публичном пространстве как лестница Кана. Был такой американский, в общем, первоначально экономист, но потом много и плодотворно сотрудничал с Пентагоном и своими родными спецслужбами, и писал всякие труды по холодной войне. Звали его Герман Кан. Он написал книгу об эскалации. Это книга 1965 года, вполне классическая. Она повествует о том, каким образом две противостоящие друг другу стороны могут наращивать ступени конфликта, подниматься по этим ступеням на вершине которой, собственно говоря, акме – высшая точка всех размышлений периода противостояния двух систем, гарантированное взаимное уничтожение. Все эти теоретизирования, а также все политические практики, brinksmanship, балансирование на краю, тактика безумца – все они исходят из того, что обе стороны не хотят взаимного уничтожения. Или, по крайней мере, не то что не хотят, но держат в голове его возможность. Лестница Кана состоит из 44 ступеней. Перечислять мы их ни в коем случае не будем. Но на этой основе выстроены многие тактики менеджмента конфликтов. Довольно популярная технология, методология. Вы могли об этом слышать. Была у меня мысль взять Кана в «Отцы», но когда я почитала, что он писал, у меня было ощущение, что некоторый элемент шарлатанства в этом есть. Не такая это наука, которая заслуживает нашего эфирного времени. Тем не менее, можно услышать о лестнице конфликтов, можно услышать о кривой конфликта. В которой есть три стадии. Первая – это, скажем так, еще относительно мирная стадия конфликта, в которой присутствует, кстати, мы тут концентрируемся на военном конфликте или, по крайней мере, на политическом противостоянии. Конфликт может быть и внутриполитический. У нас есть конфликт между условной оппозицией и условной властью. Так вот первая стадия кривой – это та стадия, на которой применяются петиции, протесты, медиация, переговоры, жалобы, всякого такого рода инструментарий. Вторая стадия известна нам по описанию Махатмы Ганди, который был у нас в «Отцах» - это сатьяграха. Это вроде как добровольное принятие страдания, но в принципе эта кампания мирного гражданского неповиновения. Когда начинаются забастовки, отказ платить налоги, отказ повиноваться властям и согласие претерпеть то насилие, которое будет на тебя направлено – это эта самая вторая стадия. Третья стадия – это, вы будете думать, что насилие. Нет, в этом контексте третья стадия – это самопожертвование. Вот когда сатьяграха наша не принесла желаемых результатов, то появляются такие самоповреждающие тактики. Ну вот Махатма Ганди, были знамениты его сторонники своими смертельными голодовками. Голодовками до смерти. Всякого рода подставления себя под опасность для жизни, нанесение себе опасного ущерба - это третья стадия этого внутриполитического конфликта. Все три стадии на самом деле мирные. Но они как бы показывают противоположной стороне, как далеко вы готовы зайти. В политической реальности обычно применяется все вместе. Одни люди голодают, другие голосуют. Третьи жалобы пишут, четвертые на митинги выходят. Тем не менее, полезно знать, что есть такая, скажем так, научно выведенная последовательность.
М. Курников
―
А мы переходим к следующей рубрике. Тем более что там у нас групповая история.ОТЦЫ ВЕЛИКИЕ ТЕОРЕТИКИ И ПРАКТИКИ
М. Курников
―
И сегодня занесло нас на самый запад Европы.
Е. Шульман
―
В далекую и прекрасную Португалию. Занесло нас туда, потому что у них национальный праздник был 25 апреля. Очередная годовщина революции гвоздик. Революции, уничтожившей режим Салазара. Что это было за событие, почему мы решили о нем поговорить. Наши с вами сегодня коллективные «отцы» - это стороны этого конфликта. Стороны этой революции. Она была, что называется, в моменте бескровной и всенародно поддержанной. Но открыла собой не то чтобы долгий, но довольно бурный период политической нестабильности. Что в этом интересного и почему именно стороны заслуживают нашего рассмотрения. Режим Салазара был диктаторским, правоконсервативным режимом в Португалии. Который продолжался много десятилетий, назвать его фашистским, наверное, было бы неправильно. Идеология его носила размазанный туманный характер. Это был режим строго католический. Такой прокрестьянский, в общем, консервирующий отсталость. Как выяснилось через несколько десятилетий. К концу правления Салазара Португалия пришла одной из беднейших, скажем так, стран Европы. Экономически и демографически неблагополучной. Режим при этом сумел пережить своего основателя, отца нового государства. …Обещал Салазар своим подданным. Он получил удар, упав со стула, стул под ним подломился, у него случилось кровоизлияние в мозг. После этого он от власти был фактически отстранен. Для него специальную газету печатали, чтобы он думал, что он еще чем-то управляет. Но его многолетний соратник Каэтану стал премьер-министром. И некоторое время благополучно правил. То есть режим сразу после болезни и отхода от дел и смерти диктатора, не развалился. Но развалился он через некоторое время. Благодаря военному перевороту, который оказался поддержан широкими народными массами. Эта революция гвоздик. Почему гвоздики - если вы загуглите, вы увидите фотографии ружей с гвоздикам, засунутыми в дуло или танков тоже с цветочками, торчащими из них. Это обозначает единство армии и народа. Армия вышла против диктатора и его наследников. Народ это дело поддержал. Салазар считается довольно вегетарианским диктатором. Даже по сравнению с соседней франкистской Испанией. Там было все более-менее мирно. Но что значит мирно – там была знаменитая тайная служба, тайная политическая полиция под названием ПИДЕ. Которая занималась разными штуками, как запугиванием…, так и политическими убийствами. А Салазар один раз чуть ни проиграл президентские выборы. Он пришел первым, но при этом его соперник Дельгадо тоже, кстати, военный, армия там основной политический субъект. Пришел вторым на опасно близком расстоянии. После этого, как я прочитала в одном из трудов по этой португальской истории трогательную фразу, что Салазар, что было для него нехарактерно, отдал приказ об убийстве своего политического конкурента. Вот вообще он не такой…
М. Курников
―
Вся душа его протестовала.
Е. Шульман
―
Да, он как бы никогда раньше таким не занимался. Но тут пришлось. Что было делать. То есть все было, в общем, как в 20-м веке. Чуть менее масштабно чем в странах побогаче и помногочисленнее. Тем не менее, все это было. Итак, армия свергает этого отсталого правителя, наследника правителя еще более отсталого. Кстати, в последний период они даже какую-то смутную либерализацию хотели провести. Но было поздно. Одна из роковых ошибок состояла в том, что в отличие от франкистской Испании, Португалия, бывшая великая колониальная империя первая, заведшая себе колонии, из этих колоний не хотела уходить. И в результате завязла в большом количестве войн с разными национально-освободительными движениями, партизанами и прочими, которые армию раздражали. Поэтому военные обернулись против режима. Когда переворот произошел, выяснилось, что наиболее активная политическая сила, которая претендует на командные посты - коммунистическая партия. К власти пришли левые. Левые начали широкую кампанию люстрации. Прям как все любят. Преступления предыдущего режима должны быть наказаны. Одновременно повыгоняли, например, чудовищное количество вузовских преподавателей, ректоров, деканов, которые действительно там все в «Единой России» состояли.
М. Курников
―
Ибо нечего. Не в «Единой России»…
Е. Шульман
―
В главной этой самой португальской партии. Там что интересно, в партийном бюллетене была только одна партия, многопартийности не было. Но при этом альтернативные президентские выборы все-таки сохранялись, удивительная такая конструкция. Так вот, эти самые левые начали большую широкую чистку. Национализацию земли, банков, Советский Союз как вы понимаете, это все происходит в 74-75 году, Советский Союз очень обрадовался и подумал, не записать ли уже в Варшавский договор эту замечательную страну. Как это бы весело. Подбрюшье Европы, рядом с Испанией. Тут у нас будет замечательный союзник. Те самые военные, которые сделали всю работу по сваливанию предыдущего ослабевшего режима, обнаружили себя во власти, этих вот леваков. Дальше стали образовываться разные подпольные организации, которые должны были защитить, как они сами говорили – португальскую идентичность. И религиозную, и национальную, и так сказать капиталистическую. Наиболее известная из организаций – так называемая ELP. Армия освобождения Португалии. Армия освобождения Португалии своими оппонентами была названа фашистской. Один из ее лидеров действительно это бывший высокопоставленный сотрудник этой самой португальской спецслужбы главной. Все это действительно было. И, объявив о своем создании, они объявили и программе точечных террористических актов. Каковые они и совершали. Бомбы взрывали…
М. Курников
―
Все, как и обещали.
Е. Шульман
―
В офисы коммунистической партии кидали бутылки с коктейлем Молотова. Напали на посольство Кубы, убили двух дипломатов. Напали на тюрьму, освободили одного из своих сторонников, вытащили его оттуда…
М. Курников
―
Экстремизм.
Е. Шульман
―
Все было. Все всерьез. Тем не менее, что интересно. Много было и в Европе в особенности в 70-е экстремистских террористических организаций. Чем ELP нам интересна. Вот ее в высшей степени красивый герб у нас изображен на нашей доске. Они были такие действительно несколько реконструкторы. За мать католическую церковь, за наши традиционные португальские ценности. Уникальны они не этим, таких много. Уникальны они тем, что в это жаркое лето, известный исторический термин в португальской истории, жаркое лето – 1975 год, когда происходили все насильственные действия и многочисленные правительства сменяли друг друга. Они, дождавшись очередных парламентских выборов, и, увидев, что на них победила правоцентристская коалиция, а не коммунисты, объявили о самороспуске и исчезли. То есть вооруженная организация, руки по локоть в крови, начинает показывать, кто в стране хозяин с тем, чтобы простыми словами говоря, запугать коммунистов и не допустить их закрепление у власти. Видя, что народ более-менее, избиратель как бы тоже с ними, и не хочет за крайне левых голосовать, а голосует за социалистов и за центристов. И говорят: миссия наша выполнена, они чего-то там обратились к народу, сказав спасибо всем тем, кто поддерживал нашу справедливую борьбу, кто помогал очищать нашу страну от коммунистических предателей, от негодяев, которые пытались заставить нас перестать быть самими собой. Также мы благодарны всем, кто нас хорошо понимал.
М. Курников
―
И так бывает.
Е. Шульман
―
Бывает и такое. Политическая история крайне разнообразна, крайне увлекательна. Я сразу прошу прощения за очень схематичный обзор того, что было крайне сложным и бурным политическим процессом. Разумеется, нельзя за несколько минут изложить такой этап в истории большой европейской страны. Но мы с вами вытягиваем из ковра реальности ту нить, которая нас в тот момент интересует.
М. Курников
―
Давайте же посмотрим, что нам нити от слушателей принесли.
Е. Шульман
―
А что интересует слушателей.ВОПРОСЫ ОТ СЛУШАТЕЛЕЙ
М. Курников
―
С сайта «Эхо Москвы» такой вопрос Ау86 спрашивает: «Я заметил, что многие авторитарные режимы обычно стремятся к внешней прибранности, чистоте на улицах. А вот качество воздуха, например, их меньше заботит. Тогда как у демократических как правило все наоборот. По вашему мнению есть ли связь. Если да, то в чем причина?»
Е. Шульман
―
Какое интересное наблюдение. Какая прелесть, какие у нас замечательные слушатели. А ведь и правда. Ну что же, возможно причина в том, что современные автократии все сидят на картинке. Красивые улицы без неопрятных проводов, без разнообразной рекламы и вообще вся эстетика военного госпиталя, как мы уже сказали, она дает хорошую открыточную картинку. Воздух не сфотографируешь, а беспокойство граждан по этому поводу тоже легко заглушить. Кроме того, загрязнение воздуха, точнее говоря, борьба с ним требует борьбы с крупными корпорациями. Которые владеют, например, нефтеперерабатывающими заводами. Которые владеют разными опасными промышленными производствами. Они являются как раз теми группами интересов, которые поддерживают тот или иной авторитарный режим. На это можно сказать, что они являются могучей группой интересов при любом политическом режиме. Но при демократии на них легче найти управу, потому что есть политическая часть машины, зависящая от выборов. Если вы от выборов не так сильно зависите, то вы будете продавать эти открытки с видами и своим избирателям, и внешним аудиториям. А вот чем они там дышат, уже не будет вас волновать до такой степени. Вообще действительно закономерность крайне интересная.
М. Курников
―
Следующий вопрос из Вконтакте. Светлана Феденева спрашивает: «Недавно стало известно, что бывший мэр Якутска госпожа Авксентьева собирается баллотироваться в ГД от партии «Новые люди». За свое небольшое существование как успела себя зарекомендовать эта партия. С чем может быть связан выбор этой партии»
Е. Шульман
―
Вы знаете, мало знаю о партии кроме того, что она участвовала в последних выборах региональных осенью 19-20 года. Что она обладает благодаря этому парламентской льготой. И ей удалось провести своих представителей в региональные парламенты. Следовательно она может выставлять списки кандидатов без сбора подписей. Это большое дело. Если Сардана Авксентьева пройдет в думу, это будет прекрасно. Вообще якутские парламентарии мне нравятся. Нынешний депутат от Якутии Тумусов тоже хороший депутат. Я с ними со всеми общалась…
М. Курников
―
А в Совет Федерации.
Е. Шульман
―
Вот, и в Совете Федерации какие у них были представители. Общалась я с ними по поводу закона о просвещении. Сделать нам ничего особо не удалось, но по крайней мере приятно было ощущать поддержку. Поэтому нам таких депутатов чрезвычайно надо, от какой бы то ни было партии. Многие партии для тех, кто хочет от них баллотироваться, являются не роскошью, а средством передвижения. Средством доехать до нужной остановки. В этом смысле любая партия, которая однозначно тебя не компрометирует, в общем, является вполне достойным модулем доставки на политическую орбиту, продолжая эту метафору, нужного нам спутника, звезды, что там еще на орбите у нас летает.
Е.Шульман: Чем ниже уровень выборов, тем выше цена вашего голоса. Поэтому на них точно надо приходить
М. Курников
―
Хагай Румянцев спрашивает: «Выборы с миллионом избирателей такие же эффективные, как с сотней? Отличает ли наука некую грань численности избирателей, после которой они совсем перестают чувствовать свою значимость и ответственность».
Е. Шульман
―
Нет, избиратель не должен перестать чувствовать свою ответственность оттого, что явка высокая. Если мы об этом говорим. Или оттого, что выборы происходят во всей стране, а не только в его родном городе. К сожалению, обычно избиратель размышляет обратным образом. То есть он на свои местные выборы не пойдет, потому что это кажется ему чем-то незначительным, а вот на какие-нибудь президентские пойдет, потому что он хочет быть причастным к большому делу, всенародной елке. Это абсолютно иррациональное представление. Чем ниже уровень выборов, тем выше цена вашего голоса. Поэтому на них точно надо приходить. Еще одна печальная закономерность: чем ниже уровень выборов, тем выше средний возраст голосующего. Молодые пойдут на федеральную движуху, а на выборы старшего по подъезду не пойдут. Не будьте такими. Делайте наоборот.
М. Курников
―
Егор Упоров на сайте «Эхо Москвы» спрашивает: «Россия в 90е годы это демократия? А если да, в какой момент она перестала ей быть?»
Е. Шульман
―
Россия в 90-е годы - типичная анократия, страна со слабым государственным аппаратом. Неустойчивая демократия она же. Потом государственный аппарат усилился, заполнил собой все политическое пространство. И мы перешли к этим гибридным формам информационных электоральных автократий. В которых мы продолжаем пребывать, дорогие слушатели, несмотря на упорные вопросы, когда же, когда же произойдет фазовый режимный переход. Когда произойдет – мы вам сообщим. Пока он не происходит. В какой форме жили – в такой и живем.
М. Курников
―
Еще один вопрос.
Е. Шульман
―
Что ж такое.
М. Курников
―
«Какие есть плюсы и минусы разрешения на ношение оружия. Например, в некоторых штатах США разрешение есть почти у всех. Есть ли шанс, что всеобщее разрешение на ношение оружия остановит преступника?
Е. Шульман
―
У нас на руках у людей больше оружия, чем мы полагаем. Довольно много народу обладает легальным правом на ношение оружия. В Америке это национальная традиция, защищаемая Второй поправкой, и это их скрепа. Они страна, основанная вооруженными людьми. Поэтому сколько бы ни было у них школьных шутингов, избавляться от этого они не будут. Нет, само по себе ношение оружия не коррелирует ни прямым, ни обратным образом с уровнем преступности. Нет, не помогает от него избавиться. В смысле снизить этот уровень. И также не повышает его как таковое. Поэтому это вещи, напрямую не связанные. Там много сложных факторов. Не так все просто.
М. Курников
―
Спасибо. Наше время истекло. После нас «Кейс», а после – программа «Неудобные». Там сегодня про налог на розовый.