Купить мерч «Эха»:

Екатерина Шульман - Статус - 2020-09-08

08.09.2020
Екатерина Шульман - Статус - 2020-09-08 Скачать

М.Курников

Программа «Статус» в эфире. И у микрофона — Максим Курников и Екатерина Шульман. Мы за этой нашей уже стандартной, привычной нам стеклянной перегородкой.

И начинаем мы с традиционной рубрики. Сегодня все рубрики будут на своем месте.

Е.Шульман

Да. Добрый вечер!

НЕ НОВОСТИ, НО СОБЫТИЯ

Е.Шульман

Начинаем мы нашу программу, действительно, в более традиционном ритме. Уже прошла первая неделя учебы для тех, кто учится или учит, поэтому мы тоже входим в наш обычный формат.

Начнем мы с событий в нашей соседней республике Белоруссия, к которой приковано наше внимание и недаром. Если помните, мы в прошлом выпуске говорили о том, что ближайшей точкой сюжетной бифуркации будет визит президента Белоруссии в Москву. И говорили мы о том, что ему выгодно приехать туда на фоне новостной картинки: протесты утихли и ситуация контролируется. В то время, как протестующим с их стороны выгодней, чтобы он не смог с такой картинкой приехать. Это не столько вопрос реальности, сколько вопрос восприятия. Вообще, в политическом пространстве, как вы понимаете, восприятия, они часто и являются единственно возможной реальностью.

В рамках ровно этого процесса, который интуитивно понимается всеми участниками, хотя не формулируется такими словами, у нас в Белоруссии происходило в это время следующее. Мы следим за динамикой протестов и подавлением протестов, чтобы отменить, что новое в них появилось, а что продолжает происходить так, как и происходило.

Е.Шульман: Эпитет «невероятные» уже приклеился к белорусским протестующим. Действительно, это то, что разрывает шаблон

Мы видим, что, с одной стороны, не происходит снижения числа участников. Этот самый первый фактор протестной активности, фактор номер один: устойчивость, повторяемость и, если не увеличение числа, то хотя бы не снижение — это мы всё видим. Каждое воскресенье традиционно стало уже днем массовых шествий в центре Минска. И тут мы видим — опять же разные есть версии относительно численности, это всегда предмет очень больших дискуссий, сколько на самом деле человек вышло, — по крайней мере, от воскресенья к воскресенью меньше их не становится.

Также мы видим, что те отдельные забастовочные эпизоды и выступления рабочих, которые стали происходит в начале протестов, в общенациональную забастовку не переросли и пока, собственно, не перерастают.

Мы видим Координационный совет, который оформился в некую структуру и заявляет о том, что он хочет зарегистрироваться в виде партии, чтобы участвовать в возможных каких-то переговорах и следующих парламентских и, возможно, президентских выборах. И мы видим борьбу с этим Координационным советом.

М.Курников

Он объявлен вне закона.

Е.Шульман

Он объявлен вне закона, незаконным органом власти. Большинство его членов — по-моему, двое только находятся в Белоруссии и ходят на допросы в местный Следственный комитет, — все остальные либо арестованы, либо из страны высланы. Буквально в последние часы мы наблюдали попытку избавиться еще от троих во главе с Марией Колесниковой, одной из трех женских лиц белорусского протеста. Ее вместе с двумя соратниками вывозили в Украину.

Их вывезли, она порвала паспорт, вышла из машины и, как рассказывает на пресс-конференции в Киеве ее соратник, пошла в сторону белоруской границы. Это, конечно, очень впечатляющий эпизод, даже когда слышишь об этом в пересказе, можешь себе представить, как это выглядело в натуре. Эпитет «невероятные» уже, по-моему, приклеился к белорусским протестующим. И да, действительно, это то, что разрывает шаблон.

М.Курников

Все, кто смотрят нас в эфире, видят картинку по мотивам этих событий.

Е.Шульман

Да, наша высоковыразительная доска посвящена на этот раз именно этому эпизоду.

Но, даже отвлекаясь от всей этой эмоциональной затягивающей выразительности, мы понимаем, что, собственно говоря, происходит. Таких масштабных эпизодов насилия, как в первые дни протеста и подавления протеста больше не происходит. Хотя именно сегодня, судя по всему, задержания были и более массовыми и с применением насилия. Но вот этой оргии, которая сделала имя Окрестина таким нарицательным, больше не повторялось. То ли сами сообразили белорусские власти, что это дает им плохую картинку или плохую репутацию, то ли российские консультанты им подсказали, что этого быть не должно.

М.Курников

Екатерина Михайловна, тогда вопрос. На выходных был эпизод, когда, судя по всему, переодетые сотрудники милиции с дубинками молотили витрину, дверь стеклянную и людей молотили.

Е.Шульман

Там даже один высокопоставленный сотрудник, собственно, милиции взял, да и разбил эту самую витринную. С их стороны это выглядит следующим образом: они задерживали людей, которые нарушали общественный порядок, люди эти забежали в кафе и там спрятались, кафе их не выдавало, поэтому доблестные бойцы туда прорывались.

Но нам тут важно, конечно, такой характерный, знакомый нам по латиноамериканским политическим моделям признак — это появление неофициальных сил, которые применяют насилие, или говоря политологическим языком размывание монополии государства на насилие. На украинском политическом жаргоне эти люди назывались «титушкам», в Белоруссии, по-моему, их называли «тихари». Но это вот те самые люди, которые вроде как нигде не служат и, соответственно, никаким ограничениям не подвержены, но, тем не менее, насилие применяют.

Почему это считается зловещим признаком среди наших братьев-политологов? Не потому, что полицейское насилие менее жестоко. Как мы видели в той же самой Белоруссии, оно выглядит довольно чудовищно. Но это такой призначек как бы с виду незначительный, но на самом деле достаточно зловещий. Если государство от своей монополии на насилие отказывается, то те, кому она часть этой монополии передает, выглядят для нее управляемыми орудиями, кроме того выгодными тем, что от них можно всегда отречься.

Плохая ситуация, некрасивая возникает, когда у вас сотрудники полиции бьют, насилуют и убивают людей. Я обращу ваше внимание на то, что на этой неделе до Верховного комиссариата ООН по правам человека добрались заявления о нарушениях прав человека в Белоруссии. 450 случаев пыток, жестокого обращения задокументированы. Важно в таких ситуациях, действительно, задокументированные эпизоды. Потому что всякие эмоции в соцсетях, они проходят, да даже и видео и фотографии, которые все посмотрели и дальше перелистнули. А вот когда появляются заявления, они добираются до международных организаций для международных судебных органов — и это уже никуда не девается, и это имеет последствия.

ООН зафиксировало, что с 9 по 13 августа во время этой первоначальной оргии подавления протестов были задержаны около 7 тысяч человек. 4 погибших. Белоруссия признает 3. 6, по-прежнему, пропавших без вести, неизвестно, где они. Вот эти 450 эпизодов жестокого обращения, в том числе, на Окрестина.

Так вот эти самые тихари, они же титушки кажутся выгодными, потому что всегда потом можно сказать, что «это не мы, это ваши протестующие передрались между собой». Но, во-первых, действительно, протестующие могут начат давать сдачи, организовывать свои отряды, потому что это с полицейским или с милиционером драться страшно, а этот-то такой же, как и ты, гражданин, только в маске. Так почему бы не выразить по отношению к нему свои чувства физически?

И кроме того эти самые отряды только выглядят управляемыми поначалу. Довольно скоро у них появляется своя субъектность политическая, свои командиры, которые начинают свою политику проводить и сваливать на заказчика, который, может быть, ничего этого им и не заказывал. Поэтому это признак нехороший. Опять же не потому, что это более жестоко по отношению к гражданам, чем бить их посредством полиции, а потому что это для самой государственной машины опаснее.

Про формирование отрядов в Белоруссии мы уже видим. Телеграм-каналы, которые организуют протестующих, они про это говорят. И, естественно, если у вас такое начинается, наверное, вы будете принимать меры, чтобы не ходить поодиночке по улице для того, чтобы свои колонны протестующих каким-то образом охранять, защищать. Это всё один следующий шаг к гражданской войне. Тут по-другому это, к сожалению, не сформулируешь.

М.Курников

Екатерина Михайловна, очень много говорится, особенно в связи с Китаем говорилось, что эти новые технологии, они на стороне государства играют. Каждого протестующего можно опознать, где он, что делал и так далее. А может ли это работать в обратную сторону? Потому что в Белоруссии очень много заявлений со стороны айтишников протестующих: «Ну, ребята, мы по всем фотографиям найдем вас и о вас информацию опубликуем». Насколько это, действительно, угроза для этих формирований, в том числе, и для этих полицейских?

Е.Шульман

Технология — это инструмент. Они работают на каждого, кто в состоянии взять его в руки. Поэтому да, с одной стороны, авторитарные правительства организуют систему тотальной слежки. У кого-то это лучше получается, как у Китая, потому что он начал очень загодя; у кого-то получается хуже, потому что это клептократия, которая больше настроена разворовать деньги, выделенные на камеры, а сами камеры не купить или купить такие, которые не работают, — тогда это у них получается не так эффективно.

Точно так же и граждане используют этот инструментарий для самоорганизации, для информирования, для формирования этого протестного движения, его мобилизации, для раздачи ему указаний, чего делать и куда идти.

Поэтому инструмент, он, еще раз повторю, как говорил Наполеон, инструмент тому, кто умеет им пользоваться.

М.Курников

Но вот эта деанонимизация, насколько она страшна для как раз тех, кто играет на стороне власти?

Е.Шульман: Белорусским протестам только 5 недель. Среднестатистчески, средний срок успешной протестности — 6–8 недель

Е.Шульман

В небольшой стране как Белоруссия, думаю, что да, где все более-менее друг друга знают. Плохо тут то, что это тоже всё может привести к эскалации насилия.

М.Курников

К расправам.

Е.Шульман

Но пока расправы у нас идут только односторонние. Поэтому об этом говорить рано. Но такого рода гражданское ожесточение вещь плохая.

Но давайте я вам скажу ценное экспертное мнение: лучше быть богатым и здоровым, чем бедным и больным. Лучше иметь гражданский мир, чем гражданскую войну. Поэтому радоваться применению этих инструментов, конечно, можно, когда они направлены против превосходящих сил зла. Но куда дело клонится, тоже более-менее понятно. Еще один статистический факт. Как мы знаем и режимная статистика и статистика, которая касается успешных протестов, страдает тем, что это всегда немножко средняя температура по больнице, но, тем не менее, полезно знать эти цифры.

Может быть, вас удивит, если вы, как и мы все, погружены в информационный поток, что белорусским протестам только 5 недель, начиная с 10 августа. 9-го у них были выборы, 10-го начались протесты. Среднестатистчески, включая те протесты, которые только начались и были подавлены или только начались и сразу привели к успеху — бывает такое: три дня походили — раз! — уже президент бежал из своего дворца на вертолете, — средний срок успешной протестности — это 6–8 недель.

Опять же статистика — не более чем средние цифры, но и не менее того. Мне кажется, полезно просто ориентироваться, потому что мы живем изо дня на день, и нам кажется, что боже, сколько они уже ходят и пока ничего не добились. На самом деле ходят они только 5 недель. Вот сейчас, может быть, если статистика работает, они подходят к некому сроку, который является для них критическим.

Пару слов скажем о том, когда эти сроки пройдены и ничего не происходит. Мы много раз в этом эфире говорили о Венесуэле, том лабораторном случае и неэффективной власти, крайне неэффективного политического режима, экого коллапса, товарного дефицита, бегства любых квалифицированных кадров из страны, но при этом режима, который власть удерживает, несмотря даже на опрокидывающие выборы, которые он пережил, между прочим, еще 5 лет назад, в 15-м году. У них оппозиция выиграла парламент. И снова ничего не происходит.

Что у нас в родной Венесуэле, которая уже стала нам уже почти родной? Там, если помните, есть тоже президент в изгнании Хуан Гуайдо, который считает, что он победил на президентских выборах. Он с начала 19-го года находится за границей, при этом считается…

М.Курников

Его даже признали другие страны.

Е.Шульман

Его признал целый ряд стран. Ближайший сосед, могучий сосед Венесуэлы США тоже признают его президентом, а Мадуро не признает. Но, как вы видите, президентом является Мадуро, а Гуайдо не является.

У них на носу следующие парламентские выборы. Сейчас Национальное собрание принадлежит оппозиции, но поскольку Верховный суд контролируется президентом, то все решения Национального собрания отменяются. Кроме того Мадуро придумал себе, как был заголовок одной статьи «Президент Мадуро и его воображаемый парламент», — он придумал себе другие протопарламентские структуры, нечто вроде комитетов бедноты, которые были в 20-е годы в России. Вот какие-то народные советы, с которыми он, собственно, и советуется, а с парламентом не общается.

Дальше в Венесуэле происходит очень знакомая вещь. Мадуро начинает такую смутную либерализацию, он отпускает аж 110, помиловавши их, политических заключенных. И говорит о том, что давайте мы допустим оппозицию к парламентским выборам и начнем работу национального примирения. Дальше часть оппозиции, которая поддерживает Гуайдо, начинает высказываться за бойкот. Опять же не тот бойкот, который мы подразумеваем, не в смысле, чтобы избиратели не ходили на выборы, а в смысле 27 оппозиционных партий говорят, то «мы на этих выборах участвовать не будем».

В то время, как другие оппозиционные партии и потенциальные кандидаты говорят: «Нет, не отдадим мы без боя нашу Национальную ассамблею». И вот на эту тему начинается у них некоторая внутренняя борьба. Это пример того, как можно на долгие годы растянуть этот процесс переговоров или отсутствия переговоров, выборов, последствий выборов, отрицания их или их признания. Для страны всё это довольно ужасно. Венесуэла — это вполне failed state в том духе, в котором мы говорили с вами в прошлом нашем выпуске. Так что это совершенно не хороший пример ни для кого, но это показывает, что происходит, если процесс каким-то образом затягивается. А это бывает, особенно если у вас открытая граница и вы всем недовольным явно или неявно демонстрируете, что хорошо бы им, если что-то не нравится — чемодан, вокзал — Колумбия или: чемодан, вокзал — да какая-нибудь еще благоприятная соседняя страна.

Это мы говорим о Белоруссии. Вернемся теперь в нашу родную Российскую Федерацию, которая нас интересует больше, чем все остальные. У нас наступила неделя, которая завершится единым днем голосования. 13 сентября у нас выборы.

Обращу внимание на то, на что обратил внимание так же и известный вам академический политолог Григорий Голосов. Почему-то в этом году во всех обсуждениях того, каким образом надо голосовать, совершенно не слышно никаких голосов по поводу бойкота. Вот насчет того, что голосовать не надо, поскольку эти выборы не настоящие выборы, притом, что эти выборы происходят при измененном в очень плохую сторону избирательном законодательстве, которое ассоциация «Голос», цитировавшаяся уже мной, назвала худшей за 25 лет в очень поломанной, действительно, правовой рамке, с досрочным голосованием, с возможностью надомного голосования и голосования вне помещений, с новыми ограничениями по сбору подписей.

В общем, правила совсем никуда не годящиеся. При этом граждане интересуются выборами, интересуются кандидаты. Очень большое количество людей пытается зарегистрироваться и кто-то регистрируется. И идет обсуждение, собственно, собственно, не того, голосовать или не голосовать, а за кого голосовать.

Пока, не давая оценки этому факту, просто отмечу его как некий знак общественных настроений. Кампания большая. Всего больше 9 тысяч индивидуальных компаний. Разыгрывается 78 тысяч мандатов разного уровня, раной степени ценности. У нас 4 новых депутата Государственной думы появится в 4 округах. 18 губернаторских выборов, 11 законодательных собраний, 22 горсовета в административных центрах.

«Умное голосование» известное, которое предлагает систему, позволяющую инкумбенту или административному кандидату выбраться хотя бы в первом туре, не все покрывает эти выборные кампании, но значительную их часть. Если у вас проходят выборы в законодательное собрание регионов, в горсовет региональных центов, в горсоветы крупных городов с населением больше 200 тысяч и вот эти 4 округа, то вы можете, зарегистрировавшись на сайте «Умного голосования», получить рекомендацию, какой кандидат с наибольше вероятностью нанесет ущерб кандидату административному.

Е.Шульман: Если явка высокая, то любые голоса растворяются в общей массе, и это делает результат трудно предсказуемым

Если не нашли вы никакого «Умного голосования» в своем регионе, то что еще есть? Есть Юлия Галямина и «Живая политика». Тоже у нее есть сайт. Там можно посмотреть, может быть, ваш регион попал туда, и там есть какие-то симпатичные кандидаты. Не то что они симпатичные объективно, а вам — вы посмотрите на них, они вам понравятся, и тогда вы проголосуете.

Есть «Объединенные демократы», которые в 4 региона зарегистрировали довольно большое количество людей — несколько сот человек кандидатами на муниципальных выборах. Вы можете только посмотреть на их сайте. Ссылки потом дам, как мы традиционно делаем после программы, у нас материалы к программе публикуются. И тоже посмотрите, может быть, у вас там тоже что-нибудь приглянется вашему избирательскому взгляду.

Что мы ожидаем от этих выборов? Мы ожидаем тестирования как новых административных технологий, так и новых технологий протестного голосования. Мы не ожидаем, пожалуй, ни на одной из этих кампаний особенно высокой явки, потому что высокая явка у нас бывает на высокопрофильных выборах, которые легче привлекают массовое внимание.

М.Курников

Даже на губернаторских не ожидаем?

Е.Шульман

Опять же, что называть высокой явкой.

М.Курников

Больше 50%

Е.Шульман

Нет, больше 50% мы не ожидаем нигде. Я не знаю, может быть, где-нибудь народ возьмет да и пойдет. Но, тем не менее, к чему я говорю про явку — к тому, что при явке, опять же скажем туманно, невысокой особое значение приобретают организованные группы избирателей. Кто сумел свою колонну привести на избирательные участки, тот и выиграл. Цена голоса повышается. Если у вас явка высокая или сверхвысокая, то любые голоса растворяются в общей массе, и это делает результат трудно предсказуемым. Поэтому на самом деле высокую явку никто особенно сильно не любит. Это только так кажется, что власть накручивает явку. Власть явку сушит, скажем мы, пользуясь известным избирательным жаргоном.

Но если вы, например, оппозиционный кандидат, то вам эта не сильно высокая явка тоже выгодна. Вы собираете своих избирателей, свою группу поддержки, их мотивируете прийти на выборы, и у вас тоже появляется шанс. Как это выглядит, мы увидели в Москве на выборах муниципальных в 17-м году и на выборах в Мосгордуму в 2019 году. То же самое может у нас повториться на некотором количестве выборов региональных.

Сказавши об «Умном голосовании», не можем мы не сказать о его организаторе, вожде и публичном лице, об Алексее Навальном. Тут тоже у нас новости пришли неплохие. Он пришел в сознание, — сообщила нам немецкая клиника. Это нам всем внушает надежду на его выздоровление и возвращение к той активной общественной деятельности, по которой мы все его знаем и любим.

Вокруг этого отравления, вокруг этого события продолжает происходить всякая теперь уже международная публичная и непубличная, не хочется говорить, возня, но, в общем, взаимодействие. На эту тему в этом эфире высказываются всякие правильные эксперты по международным отношениям. Мы не будем сейчас говорить ни про «Северный поток-2», ни про какие-то другие возможные санкционные последствия или их отсутствие, потому что не наша это, по крайней мере, печаль.

Еще раз скажем, что уже говорили: очень жаль мне, как гражданину Российской Федерации и как гражданину, который на госслужбе провел некоторое количество счастливых лет, что все официальные представители нашей страны заявляют всё что угодно — «нам это не выгодно», «у вас нет доказательств»; «наш «Новичок» травит гораздо сильнее», — но никто не вышел и не сказал, что мы не убиваем, Российская Федерация не занимается отравлением граждан Российской Федерации. Простые, казалось бы, слова, но никто их до сих пор не произнес. Если вы опасаетесь, что этому не поверят, то всему остальному тоже не верят. Но это, по крайней мере, произвело бы впечатление какой-то человеческой речи, а не того безнравственного бормотания, которое приходится слышать.

М.Курников

Екатерина Михайловна, вы сказали про международную политику. А насколько это сегодня фактор внутренней политики, в том числе, в единый день голосования, насколько это влияет или не влияет на результат?

Е.Шульман

Тут я вам скажу как настоящий эксперт: может повлиять или точнее, непременно повлияет как в одном направлении, так и прямо в противоположном. Часть людей будут демотивированы, то есть они испытают тоскливый ужас, ощущение безнадежности и никуда не пойдут. Вот до чего дело дошло. Тьма сгустилась…

М.Курников

Всё бесполезно.

Е.Шульман

Да. Оппозиционера последнего отравили. Неизвестно, когда он вернется, может быть, не вернется никогда. Всё бесполезно. Это называется выученная беспомощность. Она так называется, потому что это, действительно, очень могучий психологический механизм, преодолеть его трудно. Особенно трудно его преодолеть, потому что он маскируется под рациональное рассуждение. Кажется, что это чрезвычайно разумно и последовательно. На самом деле это голос безумия. Никакой последовательности и логичности в этих рассуждениях нет. Это просто один из тех психологических затыков, проявлений психологического нездоровья, которое с нами может приключиться и которое, в общем, лечится.

Но другая часть аудитории, возмущенная тем, что произошло и не имеющая инструментов, опять же не хочется говорить, смелости… хорошо, не видящая способа выразить свое возмущение, воспользуется голосованием как таким инструментом. Поскольку голосование — это один из немногих оставшихся проявлений политического действия, которое еще ненаказуемо. Так вот за голосование пока не бьют и административных дел не заводят. Хотя тоже не всегда. Тем людям, которые пытались несколько раз голосовать, чтобы доказать недостатки нового избирательного закона на конституционном голосовании, на них как раз административные дела завели.

М.Курников

И даже уголовные.

Е.Шульман

Есть и уголовные. Если вы голосуете однократно, то вам пока, кажется, за это ничего не будет.

Поэтому часть людей заплачет и останется дома. Часть людей, наоборот, разозлившись, придет и проголосует протестным образом, мотивируясь соображением: «Раз уж я ничего вам не могу сделать, то я вам, паразитам хотя бы в бюллетене чего-нибудь нарисую».

М.Курников

Я спрошу: то, что нет никаких акций протеста по этому поводу, о чем это говорит?

Е.Шульман

Вы знаете, хорошо объяснять факт. Отсутствие факта объяснять затруднительно. У меня есть некоторое количество версий на этот счет. Действительно, карантинная ситуация пришибла довольно сильно всю публичную сферу. Все видели, что происходило в Москве даже с одиночными пикетами: они, по-прежнему, де-факто запрещены, собственно, де-юре тоже. Вы скажете на это, что в Хабаровске это людей не останавливает, но, тем не менее, по крайней мере, в Москве это людей время от времени останавливает. Я думаю, что основная причина даже не в этом. Основная причина вот в чем: люди выходят, когда есть какое-то понятное требование и его адресат: «Отпускай!», «Уходи!», «Позор!» Ну, с «Позором» можно и сейчас выйти. Вроде как можно трбовать — чего? — объективного расследования? Это немножко смешное требования в глазах самих требующих, потому что не очень понятно, к кому это обращено.

М.Курников

То есть это растерянность?

Е.Шульман

Отсутствие сюжета — это с одной стороны, — который позволяет тебе в нем поучаствовать. А, с другой стороны, людей обездвиживает ожидание следующих новостей. Понимаете, ну, к кому обращаться — к господу богу: пусть он выздоровеет? К врачам немецким? Они тоже делают всё возможное и невозможное. Люди ждут, что дальше.

М.Курников

Мы дождались новостей. Послушаем новости и поймем, что дальше.

НОВОСТИ

М.Курников

И мы немножко еще, парочку не новостей, но событий.

Е.Шульман: Это только так кажется, что власть накручивает явку. Власть явку сушит

Е.Шульман

Да. Один момент надо нам рассказать. В прошлом выпуске мы говорили о красноярских госпитализациях в психиатрические лечебницы школьников, которые на неправильные группы ВКонтакте были подписаны.

М.Курников

Кажется, отбили девочку.

Е.Шульман

Да. Собственно, то единственное, что хочется сказать, горячая линии от международной «Агоры», адвокатского сообщества заработало. Адвокат от «Агоры» сумел добиться, что эту девочку 14-летнюю выписали их психдиспансера. Будет апелляция на решение суда о принудительной госпитализации и, в общем, будет еще впереди много правовой работы. Но пока вернули ее домой, так что это уже хорошо.

Еще раз напомню, что мы говорили в прошлый раз. Задача здесь и адвокатского сообщества и общественности состоит в том, чтобы не дать таким делам проходить автоматически, иначе они будут поставлены на поток. Потому что, действительно, как отмечают адвокаты, чрезвычайно легко и весело и для соответствующих подразделений местного ФСБ и для Управления «Э» по борьбе с экстремизмом местного УВД смотреть ВКонтакте разные группы, делать скриншоты каких-то неправильных постов. Легко ВКонтакте получать данные о пользователях тоже легко и принято, потому что это сеть сотрудничает, я бы сказала в проактивной форме, с правоохранительными органами. Лингвисты и эксперты УФСБ сидят там рядышком. Тоже никуда ходить не надо. Они друг другу пишут заключения. И еще в следующем кабинете сидит следователь, который по заявлению об обнаружении признаков преступления заводит дело. Вот так, не сходя со стула, можно проводить оперативную работу.

Для того, чтобы это не было так легко, быстро и приятно…

М.Курников

Удалите страницы ВКонтакте для начала. Простите, не удержался.

Е.Шульман

Ну, вы знаете, не очень понятно, зачем до сих пор, имея весь этот опыт, который мы имеем за последние, я бы сказала, десятилетия, продолжать там находиться, если вы занимаетесь обсуждением каких-то общественно-политических и вообще социально значимых вопросов, то лучше вам там не быть. Это первое. И второе: если такие дела возникают, о них надо говорить, что мы и пытаемся с делать.

М.Курников

А теперь «Азбука демократии».

АЗБУКА ДЕМОКРАТИИ

Е.Шульман

В рамках возвращения к нашему обычному учебному процессу мы рады приветствовать все наши рубрики сегодня не месте. Мы продолжаем изучать букву «Ф», довольно бескрайнюю с точки зрения нашей научной терминологии.

Сегодня мы поговорим с вами о том, что такое форма. Нас будет интересовать, разумеется, государства и все элементы этой формы, которые существуют. Это может показаться несколько скучной и формальной тематикой, но понимать такие вещи важно, потому что они нам помогут классифицировать то, что, с одной стороны, убегает всякой классификации, будучи слишком сложным и непрерывно меняющимся общественным организмом, а, с другой стороны, без классификации нет научного изучения.

Что такое форма? Начинаем, как всегда с этимологии. Это латинское слово. В русский оно пришло из польского, как многие такого рода термины. Ну, и в английский, соответственно, через французский тоже из латыни. Оно родственно древнегреческому НРЗБ, известному нам по «Метаморфозам», а также «дисморфофобии» или известному глаголу морфировать. Вот эта «форма» НРЗБ — это, видимо, два каких-то общих слова, которые греки, римляне заимствовали друг у друга, теперь уже трудно понять, у кого именно.

Это обозначает совокупность внешних черт. Форма — это внешнее проявление. Форма обычно противопоставляется содержанию. Многие советские и постсоветские люди помнят эти все ленинские формулировку опять же что «по форме правильно, а по существу издевательство». Но прежде, чем мы эти хлесткие афоризмы как-то запоминаем и укладываем в своей голове, давайте помнить, что форма и содержание, как философские категории связаны неразрывно. Нет ни одной материальной системы и, соответственно, ни одного социального организма, у которого не было бы содержания и формы. Форма содержательна, содержание оформлено. Одно без другого не существует. Противопоставлять их нелепо.

Почему я обращаю внимание на этот бы, казалось, абстрактный философский момент? Потому что эта природная подозрительность, которая свойственна русскому человеку, особенно в его опять же постсоветской формации, она очень любит эти два понятия противопоставлять, что если у вас снаружи написано что-то одно на вывеске, но внутри непременно должно быть что-нибудь другое.

М.Курников

На заборе написано, а на самом-то деле нет.

Е.Шульман

А на самом деле там чего-то не то. Если на клетке с буйволом видишь надпись «заяц», не верь глазам своим. Это всё очень мило. Действительно, бывает, в клетке с буйволом находится заяц. Но чаще бывает, что все-таки в клетке буйвола все-таки сидит буйвол.

Когда мы переходим в социальную сферу, то там всё еще страшнее. Там заяц, посаженный в клетку с надписью «буйвол», начинает морфировать в буйвола. Это кажется невероятным событием, если бы мы не наблюдали такое буквально ежедневно своими собственными глаз0ами.

М.Курников

То есть если в Конституции написано, что мы демократическое, светское, социальное и так далее, то…

Е.Шульман

То эти слова влияют на окружающую реальность. Если бы они полностью ее формировали, то было бы очень хорошо. Написал в Конституцию что-нибудь хорошее или, наоборот, что-то плохое в зависимости от точки зрения — тут-то оно и воплотилось в реальность. Это не совсем так выглядит.

Но если мы переходим к нашему непосредственному предмету — форме государства, то есть к структуре, которая определяет модель государственного устройства, то мы видим, что форма, с одной стороны, определяется содержанием — ну, трудно себя назвать монархией, если у вас монарха никакого нету, или называть себя федерацией, если вы город-государство; с другой стороны, как вы себя назовете — это будет просачиваться внутрь вашего содержания и на него тоже влиять.

Итак, мы сказали, что форма государства — это его структура, определяющая модель властвования, которое в нем происходит. Какие бывают элементы форм государства? Есть форма правления — система организации органов государственной власти. Форма государственного устройства — это территориальная организация. И один из элементов формы — это политический режим. Это методы, которыми у вас власть осуществляется.

Е.Шульман: Никто не вышел и не сказал, что мы не убиваем своих граждан. Простые, казалось бы, слова

Все эти чрезвычайно многообразные терминологические определения можно упростить у себя в голове, если мы поймем одну вещь: всё формы государственного устройства, формы правления расположены между двумя полюсами — полюсом концентрации власти и полюсом ее распределения. Ни один из них в абсолютном виде не существует. Нет государств, в которых, действительно, вся власть полностью сосредоточена в руках одного человека, потому что невозможно одному человеку осуществлять всю эту работу властвования. Он должен делегировать. Поэтому даже самые монократические государственные формы все равно предполагают некоторое распределение. Точно так же не бывает таких государственный форм — хотя анархисты (мы перебрасываем мостик к нашей следующей рубрике) пытаются представить себе такие формы государственного устройства, но пока мы не видели их в практическом воплощении — те формы, в которых власть полностью распределена и ни в каком месте ее не больше, чем в другом.

Власть имеет свойство скатываться в одну кучку. Это называется «железный закон олигархии», известный политологический и социологический принцип, сформулированный социологом немецким Михельсом. Точно так же в противоположность вечному авторитарному принципу существует вечный принцип демократический. Это склонность граждан принимать участие в делах управления — это демократический инстинкт.

Вот эти два полюса — поликратия и монократия, — они существуют. Они являются идеальными точками, никто никогда их полностью не достигнет. Между ними расположены все возможные формы правления.

А дальше уже наступает наше с вами любимое терминологическое разнообразие. Монократические формы могут быть монархиями, могут быть тираниями, диктатурами, то есть любыми вариантами форм, в которых эта власть максимально сконцентрирована, насколько это возможно. Притом, что полностью сконцентрировать, к одной точке привести ее тоже нельзя.

Поликратические формы еще разнообразнее. Поликратия может быть республикой. Поликратия может быть монархией. Между монархиями и республиками тоже много промежуточных форм самых экзотических. Все они, между прочим, существуют. Есть монархии более абсолютные, менее абсолютные — конституционные. Есть дуалистические, в которых монарх является тем, что мы привыкли видеть в лице, например, президента, а одновременно существует избранный парламент.

Существуют конституционные монархии, в которых монарх более формален, на самом деле это парламентские демократии, в которых правительство ответственно перед избранным парламентом.

Существуют теократические республики, как ни странно, с выборными органами, но при этом с классом жрецов, как в Иране, которые осуществляют разные виды власти.

Среди республик бывают президентские, парламентские, смешанные, полупрезидентские, суперпрезидентские, самые разнообразные.

Что еще важно понимать. Ни у одной формы государственного правления нет монополии на счастливую жизнь, свободу и соблюдение прав человека. Очень хочется вот эту линеечку от монократии к поликратии представить как линейку от большей репрессивности к меньшей репрессивности или наоборот. Это на самом деле не так. Действительно, монократические формы обычно бывают более жестоки по отношению к своим гражданам, поскольку сконцентрированная власть не знает противовеса. Если она захочет кого-то побить и убить, то ей мало кто в состоянии возразить. Чем больше распределение власти, тем больше гарантий, сдержек и противовесов. Соответственно, гражданину легче защитить свои права или группе граждан, что еще легче.

Но уровень насилия в обществе, вообще, материя очень таинственная. Она зависит во многом и от социального состава, и от экономической ситуации, и — хотя я не люблю этот фактор — от исторических традиций.

М.Курников

Менталитет. Некоторые используют такое слово.

Е.Шульман

Это ненаучный термин. Тем не менее, существуют общества, в которых граждане привыкли владеть оружием и больше решают конфликты путем насилия. Они такие мирные, например ли, общества, они бывают совершенно нелиберальны на наши глаза, они очень традиционны, они живут по этой традиции. Те редкие люди, которые бунтуют, их как-то душат там в углу силами своей же семьи, но такого, ярко выраженного, распространенного насилия нет.

Вообще, всплески насилия обычно бывают на переходах, там, где одна форма сменяет другую. Но сказавши это, надо сказать, что, действительно, чем больше у вас распределение власти, тем больше взаимозависимости властных органов и их уравновешивания друг другом, тем больше у вас гарантий. Гарантий от чего? От того, что если государство захочет применить против вас насилие, то ему это будет сделать не так легко, как может показаться.

М.Курников

Екатерина Михайловна, к нам впервые за долгое время вернулся «отец», поэтому переходим к следующей рубрике.

ОТЦЫ. ВЕЛИКИЕ ТЕОРЕТИКИ И ПРАКТИКИ

Е.Шульман

Наш сегодняшний «отец» интересный человек, сочетавший практику и теорию, к сожалению, недавно умерший. Надо сказать, что, действительно, выбор его в некоторой степени определяется этой печальной новостью. Ему было всего 59 лет, когда он внезапно скончался в Венеции. Это Дэвид Гребер, он антрополог, анархист и при этом гражданский активист, автор книг, многие из которых переводились на русский язык. Я назову, может быть, кто-то из слушателей узнает и вспомнит, что это всё читал.

Кроме того он был активный участник, вообще один из вождей и идеологов движения Occupy, которое, если кто-то помнит, несколько лет тому назад началось под лозунгом Occupy Wall Street. Это были протестующие, которые рассаживались на Уолл-стрит, этом символе американского финансового могущества и могущества американской финансовой аристократии, под лозунгом «Мы — 99%» Так вот Дэвид Гребер этот лозунг сформулировал.

Кто он был такой? Он был антрополог, ученый, человек, который завоевал еще студентом чрезвычайно престижную фулбрайтовскую стипендию, на два года уехал в Мадагаскар для своих антропологических исследований. Основной темой его научного поиска были проблема ценности. Не ценностей, как и Инглхарта, не тех правил, которыми люди руководствуются в своем поведением, а ценности, то есть того, как общество оценивает, насколько оно ценит те или иные действия, те или иные блага и, соответственно, те или иные социальные группы, и, соответственно, отчего это зависит.

Он был профессором антропологии в Йеле в течении 9 лет. Потом Йель с ним не продлил контракт, что вызвало довольно-таки большой скандал, потому что ему год не хватало до tenure, то есть до блаженного положения постоянного профессора, которого нельзя уволить уже никогда, к чему стремятся все люди в американской системе, работающие в вузах.

Предполагалось, что его уволили из-за политической позиции. Тогда он уже был активистом Occupy. Большое было возмущение. Много тысяч человек подписало — антропологов и студентов, других ученых социальных наук — письмо в его поддержку. Йель ему в качестве компенсации предложил годовой оплачиваемый отпуск. Он уехал в Лондон, там тоже стал работать.

Е.Шульман: Людей обездвиживает ожидание следующих новостей. К кому обращаться — к господу богу: пусть он выздоровеет?

Он писал книги, которые становились чрезвычайно продаваемыми бестселлерами. Первая его наиболее известная книга — это «Долг. Первые 5 тысяч лет». Там он исследует зарождение капитализма со своей точки зрения, выводя его из концепции долженствования. То есть он описывает, как люди друг другу навешивают всякие долги, загоняют трудящихся в кредиты, и потом на этом основании, собственно, строится вся система социального угнетения и неравенства.

Гребер был левый-левый. Он, действительно, был анархист. Довольно значительное количество западной профессуры являются левыми. Постсоветских людей это иногда несколько смущает. Надо сказать, меня тоже смущает, когда каждому его интервью читаешь, что «я происхожу из рабоче-крестьянской семьи, мои родители были рабочими», то как-то на пятый раз это начинаем немножко угнетать.

М.Курников

А кто вы были до 17-го года?

Е.Шульман

Это свойство того класса, к которому он принадлежал. Следующая его книга, которая вышла совсем недавно, в 18-м году и тоже переведена на русский язык совсем на днях. Это знаменитая книга под названием Bullshit Jobs , которуюя, кажется, перевели вежливо на русский как «Бредовая работа», хотя можно выразиться и резче. Он исследует тот специфический феномен, который заключается в том, что большое количество рабочих мест и, соответственно, рабочих часов в особенности в беловоротничковой сфере занятости, принадлежит тем занятиям, которые не приносят никому никакой пользы. И сами люди, которые эту работу выполняют, считают ее бессмысленно.

То есть Гребер подходил к той проблеме со своей публицистической яркостью, которая часто вызывает, наоборот, реакцию отторжения, над которой, действительно, социальные науки сейчас работают. Вот эта экономика постпроизводства, она же экономика посттруда, постиндустриальная экономика, которую мы все пытаемся изучить, и она у нас ускользает из рук, потому что это формирующаяся на наших глазах, еще не цельное явление. Она, действительно, предполагает новые формы занятости, которые вызывают подозрение с той точки зрения, что это не совсем занятость. То есть люди ничего вроде как не производят и даже не очень понятно, чем они управляют. И не очень понятно, зачем они нужны и чем они заняты, но они заняты, им платят деньги. Значит, — говорит человек, воспитанный в марксисткой парадигме, — кому-то же это нужно. Просто так же платить не будут.

Гребер был сторонником базового дохода. Сегодня, по-моему, Дмитрий Анатольевич Медведев, выступая на партийной конференции, тоже поддержал покойного Гребера и высказал себя сторонником базового дохода. Опять же не знаю, что там думает Дмитрий Анатольевич, а по мнению Гребера как раз именно бюрократия должна пострадать от появления базового дохода. Потому что универсальных базовый доход заменяет социальные выплаты, распределением и контролем которыми занимается, собственно, армия чиновников.

А Гребер в своем качестве анархиста ненавидел бюрократию, считал ее паразитическим классом. Так вот книжки его на русский переведены. Всё это можно читать. Это, действительно, увлекательное чтение, потому что человек он был увлеченный, много выступал. Можете посмотреть его публичные выступления, интервью. Я обнаружила с удивлением, что его женой была Ника Дубровская, русская писательница, знакомая мне еще по Живому Журналу, автор книг для детей. Ей выражаем свои соболезнования.

М.Курников

Тесен мир.

Е.Шульман

Мир тесен чрезвычайно. В общем, мир людей интеллектуального труда еще более тесен. Прямо-таки рядом с нами живут люди, которые становятся при жизни не только заметными фигурами в своей научной сфере.

М.Курников

НРЗБ теоретиками.

Е.Шульман

НРЗБ теоретиками, но и практиками.

М.Курников

Пока мы далеко не ушли от бесполезной работы. А этот самый Гребер, он не видел бесполезной работы в левых экономиках, простите?

Е.Шульман

Он говорил, зная, что этот вопрос ему будет адресован, что «и мою работу можно считать бесполезной, потому что нет никакого объективного критерия, по которому общество назначает что-то ценным или не ценным». Помните его основное научное направление? Понятие ценности, вот что мы ценим? Что является важным и престижным? Про что мы говорим: ой, этот человек молодец? Казалось бы это понятные вещи. Врач молодец, он лечит больных, спасет жизни. А чиновник, наверное, не такой молодец, потому что он только бумажки перекладывает. С другой стороны, у чиновника есть своя социальная престижность: его уважают, потому что он власть. Аллокация назначения чего-либо ценным или не ценным и было предметом его исследовательской работы.

М.Курников

Теперь работы от слушателей.

ВОПРОСЫ ОТ СЛУШАТЕЛЕЙ

М.Курников

Первый вопрос от Ксении Кузнецовой: «Екатерина Михайловна, вы всегда поддерживаете «Умное голосование», также всегда призываете нормальных людей участвовать в выборах, выдвигаться, идти в политику. Но вот возникает конфликт: нормальный кандидат идет на выборы, проводит кампанию — а «Умное голосование» его не поддерживает, потому что у него меньше шансов, потому что у него меньше шансов, чем у старого коммуниста или элдэпээровца. Это очень деморализует новых людей, которые видят, что никого они тут особо не нужны. Вопрос: как с этим быть? Что должно быть приоритетнее для по-настоящему «Умного голосования»: поддерживать нормальных новых людей, принимая риски или поддерживая более проходных, но упырей, или, может быть, еще какие-то варианты?»

Е.Шульман

Смотрите, я поддерживаю не «Умное голосование» как таковое. Я поддерживаю политическое участие в его легальных формах. Поэтому, когда в этом выпуске мы говорили об «Умном голосовании», я знавала вам целый ряд инструментов, которыми вы можете воспользоваться, как то: не только «Умное голосование», но и «Живую политику» Юлии Галяминой, и Андрей Пивоварова (которого как раз, по-моему, на несколько суток посадили за это дело) «Объединенных демократов». Поэтому вы можете посмотреть различные списки, которые релевантны в вашем регионе и сделать свой выбор.

Что касается того, каким именно образом умное голосование выбирает своих кандидатов, то это вопрос к Леониду Волкову. Давайте вы его позовете в эфир, и он вам расскажет, кого он и почему выбирает. Я, к сожалению, по своему месту регистрации совершенно не могу принять участия ни в каких выборах, поэтому я не могу судить… Вот, например, был у меня округ как у избирателя, кого бы там нужно было поддержать или не нужно.

Но, действительно, целеполагание «Умного голосования состоит в том, чтобы не дать административному кандидату избраться. Это их основная цель. Всё остальное по отношению к этому вторично.

М.Курников

Еще один вопрос от Маши Соколовой: «Екатерина Михайловна, как быть, если в школе на уроке «Основы духовно-нравственного воспитания» детям, пятиклассникам говорят, что в Белоруссии всем рулят злые американцы, в Германии нищета (почему в Германии) и меньше верьте своим интернетам, — идти на разговор с учителем? Объяснять ребенку свое мнение по этому поводу, а в школе пусть помалкивает? И сталкивались ли вы с подобным в своей семье? Как бы вы поступили?»

Е.Шульман

Нет, в своей семье я ничем пока с таким не сталкивалась. У меня обществознание только начинается у старшей дочери. Посмотрим, что ей там расскажут.

М.Курников

Но это вообще 5-й класс, духовно-нравственное воспитание.

Е.Шульман

Я не то чтобы очень тут правомочна давать советы родителям, но я бы тут не столько обратила внимание на политическую ересь, которую рассказывают вашим детям, сколько на то, что это не входит в программу. Поэтому если у вас есть некоторая группа родителей, которым это все вместе не нравится, то я бы обратились к заместителю директора по учебной работе не с вопросом, почему Германию ругают на уроках, а с вопросом, что это за программа такая? В программе у вас одно — в основах нравственного воспитания, а учитель несет какую-то собственную отсебятину, видимо, потому, что он не подготовился к уроку и ему гораздо интересней высказывать то, что он, может быть, написал бы в Фейсбуке, но там его никто не читает. А тут у него подневольных читателей целый класс. Вот он на них и оттягивается. Вот с этой точки зрения. Не с точки зрения политической позиции, а с точки зрения соответствия ФГОСу, я бы сформировала свою жалобу.

Е.Шульман: Женщина во многом выгодный участник, она маркирует протест как мирный, причем целенаправленно мирный

Поверьте, что это найдет отклик живой в душе завуча, который тоже не заинтересован ни в чьей политической позиции, а заинтересован в том, чтобы у него эти ФГОСы выполнялись, поэтому я бы в эту сторону подумала, как принято говорить.

М.Курников

Мария Зетгинизова спрашивает вас: «Добрый день! В связи с последними событиями в ВШЭ интересно узнать, как будет меняться университетское образование в России в ближайшие годы».

Е.Шульман

Очень интересный вопрос. Даже не столько в связи с последними событиями в ВШЭ, но вообще с последними событиями во всем мире и в связи с наступлением онлайна, подстегнутом пандемией, и в связи, с одной стороны, увеличением цены высшего образования в развитых странах, с другой стороны, снижением, может быть, его рыночной ценности, точнее не самого образования, а диплома, который он дает. Очень интересно.

Я обратила внимание на инициативу создания «Свободного университета», который людьми ушедшими или уволенными из ВШЭ, был создан. Елена Лукьянова мне знакомая хорошо в этом тоже активно участвует, поэтому я в основном из ее Фейсбука узнаю, как у них идут дела. У них дела идут интересно. Это не просто клуб каких-то онлайн-курсов, которые вы можете послушать и порадоваться, потому что этого добра, как вы знаете, в интернете достаточно много, и это хорошо, поскольку дает инструменты для просвещения. Но у них немножечко другое: они будут давать выпускникам рекомендательные письма за своей подписью, что для рекламодателя, может быть, гораздо более релевантно, чем диплом государственного образца. И они договариваются с европейскими и прибалтийскими университетами, которые будут их свидетельства об окончании этого «Свободного университета» принимать в качестве документа об образовании.

Если таких учебных заведений наберется достаточно, то это будет вполне конкурентоспособная форма, не говоря уже о том, что просто частный вуз можно зарегистрировать, хотя это с нынешним Рособрнадзором нелегко.

Чем-то это похоже на ситуацию, когда после очередного погрома в каком-нибудь СМИ люди уходят из редакции и создают свою новую редакцию, и благодаря этому мы имеем постоянное масштабирование лучших журналистских практик, которые нам дают всё больше замечательных первоисточников. Так нехорошо конечно, говорить, но кажется, что каждый следующий погром, он для общества только выгоден. Вот с «Ведомостями» случилось то, что случилось — теперь у нас есть издание VTimes, созданное этми ведомостевскими кадрами, и прямо вот читаешь его у себя в ленте и чрезвычайно радуешься.

М.Курников

Как в свое время «Медуза» после разгрома «Ленты».

Е.Шульман

«Медуза» после разгрома «Ленты», совершенно верно. Мигрируют коллективы, то создают новое, то обогащают собой какие-то еще недоубитые медиа, в которые они приходят укрываться и работать.

Надо вам сказать что со всякими погромами в вузах тоже немножко такое же происходит, потому что конкуренты-то не дремлют, поэтому когда у соседа в доме пожар, да еще такой, который он сам себе устроил, то все остальные начинают кружить на этот запах горелого и думать: «Вот сейчас-то ценные кадры будут выпрыгивать из окон — а мы-то их — хвать! — и приютим у себя». Такое тоже происходит. Но, собственно, вопрос ваш был не в этом, поэтому зря я тут придаюсь злорадству.

М.Курников

То есть какая-нибудь трагедия высшее образование в России не ожидает в связи с тем, что происходит в Вышке?

Е.Шульман

Вы знаете, в России много чего всякого разного происходит. Действительно происходит бюрократизация, как она происходит и в средней школе. Происходит некоторая идеологическая индоктринация или, проще говоря, запугивание сначала администрации вузов, а потом от них уже диффузия этого запугивания преподавательскому составу под лозунгом «Как бы чего не вышло». Поэтому здесь ничего особенно хорошего нет. Но одновременно, поскольку интернету-батюшке формируется свободная и насыщенная при этом информационная среда, и студенты хотят учиться, а не только получать диплом, поскольку они уже более-менее прочуханы, что диплом не гарантирует непременного трудоустройства, тот этот спрос рождает все более предложение.

Много чего можно тут опасаться. Можно опасаться, что онлайн, например, сожрет региональные вузы, которые является там светочем цивилизации и приютом интеллигенции местной уездной, без которой совершенно нельзя жить в провинции. Я знаю, я сама оттуда.

Но при этом онлайн распространяет лучшие практики и позволяет преподавателям, настоящим ученым, большим академическим звездам стать доступными не только тем, кто физически сидит в аудитории, но и тем, кто никогда бы до них не добрел, как Ломоносов из Архангельска пешком.

Поэтому происходит много чего. Много в этом рисков, но сказать, что это прямо путь деградации и всеобщего одичания тоже нельзя.

М.Курников

Традиционный четвертый бонусный вопрос.

Е.Шульман

Что ж такое? Как вы всегда успеваете?

М.Курников

Не знаю, обратили ли вы внимание, но первые три вопроса были от женщин, и поэтому сейчас вопрос от Владимира: «В связи с протестами в Белоруссии вопрос: является ли женский протест новым явлением в протестном движении? С чем связано его появление? В чем разница между мужским и женским видом протеста?»

Е.Шульман

Хороший вопрос на полтора часа, на большую лекцию. Если совсем кратко. Во-первых, женщины все более и более видимы в социальном пространстве в целом, естественно, это экстраполируется и на их присутствие в целом на протестах и в политической активности. Во-вторых, если речь идет об уличном протесте — сузим вопрос до этого, — то, действительно, женщина там во многом выгодный участник, она маркирует протест как мирный, причем целенаправленно мирный. Их бить неловко. Если их бьют, то это выглядит совсем плохо и некрасиво. Их трудней обвинить в том, что они были с заточкой, с коктейлем Молотова и сами набросились на омновца и затоптали его.

Поэтому тут, если у вас есть женское участие, то, действительно, выставляйте его вперед, и давайте его всем фотографировать. Это дает хорошую картинку. Картинка — это важная штука.

Кроме того, поднимаясь на следующий уровень обобщения, поскольку тот политический запрос, который, собственно, гонит людей на протесты — это запрос на новый тип политической коммуникации, менее вертикальный, менее авторитарный, более диалогичный, то он как-то органичней из женщин исходит, чем от мужчины. Хотя женщины бывают разные, мужчины бывают разные, но этот запрос на справедливость, он от женщины выглядит как-то убедительней и лучше.

М.Курников

Подробнее о гендерном неравенстве в 23 часа в программе «Неудобные».