Политический контроль советского радиовещания - Татьяна Горяева - Именем Сталина - 2008-10-11
С. БУНТМАН: Добрый вечер. Сергей Бунтман ведёт эту программу, пока нет Нателлы Болтянской. Мы пока используем это время для того, чтобы прочитать новые книжки и рассмотреть новые темы из серии, которую совершенно замечательно затеял Фонд первого президента и РОСПЭН. И подробно, томами, мы рассматриваем историю сталинизма, сталинской эпохи, в разных аспектах. Сегодня наш родной аспект – радио. Сегодня у нас в гостях Татьяна Михайловна Горяева, директор Российского Государственного архива литературы и искусства. Добрый вечер.
Т. ГОРЯЕВА: Добрый вечер.
С. БУНТМАН: Мы поговорим о политическом контроле над советским радио. И вообще, что такое советское радио. Я вам говорил, что когда мы начали придумывать «Эхо Москвы» и начали думать, как это сделать, у нас, в отличие от журналов, газет и даже политических партий, не было никаких дореволюционных образцов, потому, что радио – изобретение в его звуковом, речевом, говорящем варианте – это уже советская власть была. И поэтому мы просто не знали, как это делается. А зарубежные русскоязычные радиостанции не могли быть примером, при всей их роли, которую они сыграли для нас.
Радио. Его сразу поставили под контроль, национализировали, как кино? Или дали пожить? Как оно появилось при советской власти?
Т. ГОРЯЕВА: Это история, конечно, довольно длительная, хотя она, может быть, теперь, на протяжении стольких лет кажется довольно краткой. Тем не менее, Вы, Сергей, обратили внимания на то, что у вас не было предшественников. Корнями советское радио было из Серебряного века.
С. БУНТМАН: Оно сохранялось?
Т. ГОРЯЕВА: Абсолютно.
С. БУНТМАН: Дух ещё сохранялся.
Т. ГОРЯЕВА: Конечно! Вот не надо забывать, что создателями и мечтателями, великими мечтателями, которые создавали радио, с точки зрения великого говорящего, коммуникатора, объединяющего весь мир – это всё слова Велимира Хлебникова, великого будетлянца и футуриста. Маяковский, как известно по источникам, не менее 15 раз выступал по радио и считал просто за честь свои первые опубликования делать именно в радио-эфире. Не говоря о том, что радио в себя, как синтетическое искусство, к этому так и относились поначалу, впитало самые лучшие традиции и театра, в тот период это был Мейерхольдовский театр, и кинематографа с другой стороны – Эйзенштейна. Это было, по сути, совершенно пионерская…
С. БУНТМАН: Радио экспериментировало, как и другие виды искусства.
Т. ГОРЯЕВА: При этом оно впитывало в себя, как губка. Радио было в своё время совершенно прорывом, каким был в свое время Интернет для нас.
С. БУНТМАН: Или потом телевидение.
Т. ГОРЯЕВА: Телевидение – да, но…
С. БУНТМАН: Когда оно осознало себя как искусство, а не как радио с картинкой.
Т. ГОРЯЕВА: Все-таки, на мой взгляд, я могла бы сравнить с точки зрения какого-то информационного потрясения, все-таки, с Интернетом, а не с телевизором. По революционности. Потому, что появление звука непонятно откуда приводило к тому, что в деревнях крестьяне просто падали ниц, начинали молиться, креститься и были повергнуты этим необычайным явлениям.
С. БУНТМАН: Особенно когда стали на столбе вешать.
Т. ГОРЯЕВА: Совершенно верно. Но Вы абсолютно правы, действительно, радио, советское радио. И тут, наверное, правильнее связывать его не с именем, на первом этапе, с именем Сталина, а с именем Ленина. Надо отдать должное ему, что он изначально почувствовал то огромное значение, которое имело радио именно для России, потому, что огромные территории, совершенно безграмотное население. Отсутствие связи, потому, что газеты шли до Дальнего Востока в течение нескольких недель, а то и месяцев. И вот именно ему принадлежат вот эти пророческие слова: «Газеты без бумаги и без расстояний». Именно с помощью Совнаркома были отпущены гигантские средства в 1918-19-20-х годах для создания Нижегородской лаборатории.
И из военного, радио начиналось в России со времён Первой мировой войны, как известное средство для взрывания бомб, радио-бомбы, оно превратилось в средство информации и потом уже, конечно, пропаганды.
С. БУНТМАН: Вот пропаганда. Мы знаем, причем и международное тоже, почти сразу, как для того, чтобы всему миру вещать нужно было. И вещать внутри. Как подходили к идеологии и контролю на радио? С самого начала или не с самого начала?
Т. ГОРЯЕВА: Если говорить о регулярном радиовещании, оно началось 23 ноября 1924 года, с выпуска первой радио-газеты «Говорит Москва, слушайте все. Всем, всем, всем! Говорит первый номер радио-газеты» И в этих текстах всегда по три восклицательных знака. Но радио-газета по сути, по форме своей была схема радиовещательного дня изначально. Конечно, это было всё достаточно примитивно. Но там было всё, на сегодняшний день нам хорошо известное.
Это были и интервью, была, конечно, информация РОСТа, телеграммы из-за рубежа, обязательно международный очерк о международном положении. И радио-реклама, радио-частушки и т.д. Жанры потом развивались, модифицировались. Это уже мы, наверное, коснемся этой темы позже. Тексты радио-газет не с начала, но с 1925 года начали просматриваться соответствующими органами. Органов было много.
Двадцатые годы – это такой период пиршества образований всё новых и новых учреждений, контролирующих друг друга и параллельно. Я только перечислю несколько. Естественно, 1919 год – создание Госиздата, 1921 год – Главполитпросвет, 1922 год – это Главлит знаменитый, 1923 год – это Главрепертком. Всевозможные радио-кино комиссии, тоже при Главполитпросвете, конечно, при Агитпроме. Все эти многочисленные бюрократические образования, все пытались для того, чтобы доказать государству свою значимость, разделить этот радио-пирог.
Для того, чтобы каким-то образом осуществлять контроль над радио-текстами. Прежде всего, конечно, был контроль над политическими текстами и информационными. А вот художественное радио было очень долгое время, можно сказать, свободным. Например, организатор музыкального и художественного радио-вещания Георгий Полиновский, знаменитые радио Музруки, Куржиямский, Чемоданов – это знаменитая троица, он в своей книге вспоминает, что свои радио-беседы часовые он осуществлял по обычным лекционным карточкам.
То есть, мы, как преподаватели, прекрасно знаем, как это всё происходит: набрасываются только основные темы для беседы, а уже текст был произвольный. Поэтому можно сказать, естественно, трансляция из Большого театра и из других театров, шли без контроля.
С. БУНТМАН: Там были свои контрольные, которые ужесточались. Там уже из Большого театра транслируется то, что шло там и уже прошло все свои рогатки.
Т. ГОРЯЕВА: Конечно. Это уже репертуарный контроль театров, это уже немножко параллельное, но очень связанное с радиовещанием. Другое дело, что в этот период, начальный период, такой, как мы с Вами договорились, пионерский, когда закладывались основы радио-журналистики, структура радио-вещания, она, кстати сказать, была изначально невероятно научной, очень обоснованной, продуманной, можно только позавидовать нашим пионерам радиовещания, насколько они были прозорливы в своих начинаниях.
Вот этот первый период, всё-таки, закрепился в 1927 году приказом по акционерному обществу «Радиопередачи». Был издан приказ в начале 1927 года, который навсегда фиксировал тексты радиопередач, и в том числе, как архивные документы. С этого момента можно сказать, что предварительные тексты радиопередач имели обязательно заранее подготовленный текст, который обязательно утверждался представителем Главлита и эти тексты и являлись основой для архива радио.
Можно сказать, что этим закончился период формирования собственно цензуры радио-текстов. Хотя понятно, что политический контроль – это гораздо более широкое понятие.
С. БУНТМАН: Как набирались люди на радио?
Т. ГОРЯЕВА: Самым разным образом. В основе коллектива были, конечно, газетчики, знаменитый газетчик Данский (Комаровский), Александр Садовский – главный редактор рабочей радио-газеты. Это были газетчики. Но и много актёров приходило на радио. Если Вы помните воспоминания Левитана, который пришёл на радио аж в 1929 году, это довольно известные воспоминания, что он окал.
С. БУНТМАН: Да, это известно.
Т. ГОРЯЕВА: Пришёл к Ольге Сергеевне Высоцкой, с которой я успела познакомиться при её жизни. Они приходили на радио, главным образом, даже из театра. Не попав по распределению или по экзаменам в театральные училища или высшие учебные заведения, они попадали на радио, тем более, что радио уже тогда доходило до людей и работа радио-диктора была уже очень привлекательна.
С. БУНТМАН: Как достигалась, с какого времени начали обращать внимание? Ведь эфир прямой, никакая не запись, забудем об этом.
Т. ГОРЯЕВА: Пока да. Пока мы живём в этом периоде.
С. БУНТМАН: Но ведь, наверное, важно, если тексты передач визируются, я текст отложил и говорю, что могу. Какие меры предусматривались для того, чтобы этого не произошло?
Т. ГОРЯЕВА: Первое. Мы понимаем под цензурой – это предварительный контроль и последующий контроль. Это означало, что как раз к 1927 году было абсолютное цензурирование предварительных текстов, а к 1928 году вообще сложилась общая ситуация. В 1925 году началась охрана студий, охрана микрофонов, знаменитая пропускная система.
С. БУНТМАН: Чтобы абы кто в прямой эфир… Зона прямого эфира. Абы кто не войдёт!
Т. ГОРЯЕВА: Конечно. С 1925 аж года! И, как известно, сотрудники Главлита имели радиоприёмники и дома для того, чтобы неустанно слушать радиопередачи. Эфир-контроль. Вы знаете, бывали всякие ситуации, и об этом цензоры не уставали докладывать. Например, самой главной проблемой для цензоров, именно последующего контроля, были трансляции с Красной площади, как это ни странно. Потому, что в прямой эфир попадали не только иногда не очень цензурная брань, но и всевозможные реплики.
В частности, такие курьёзные случаи, которые я помню из документов, конечно, потому, что я как архивист и источниковед, воссоздаю историю исключительно только по документам. По одному из донесений цензоров А.И. Рыков в прямом эфире, естественно, сказал: «Какого чёрта меня не сменяют? Я замёрз, уже стою тут полтора часа!» Речь шла о том, что он стоял на трибуне Мавзолея. И это прошло в эфир. Второй случай, который приводится в качестве аргументации, был случай, когда кто-то тоже, видимо, уже после определённой дозы согревания, поздравил М.И. Калинина с очередным браком.
С. БУНТМАН: Хорошо!
Т. ГОРЯЕВА: Речь шла о том, к чему я это веду, это не просто такой лёгкий анекдот, цензоры требовали, чтобы как раз средства связи были отняты у радиовещательных организаций. И мы тут подходим к той истории акционерного радиовещания, радиопередачи, в руках которых и было всё радиовещание 20-х годов. Это акционерное общество было совершенно уникальное. Акционерами его были, конечно, РОСТА, в аппарате которого и готовились сами радиопрограммы. Трест заводов слабых токов, т.е. сами производители радиоприёмников. И многие другие предприятия.
И вот это акционерное общество было совершенно уникальным даже по тем временам. Помимо творческого процесса они занимались производством, они занимались продажей радиоприёмников, что уже само по себе было коммерчески выгодным не только для государства, но и для самого радиодела. Они занимались рекламой, издательством, объём их деятельности был грандиозен. И они были абсолютно рентабельны для государства. Но конечно, такая свобода, как мы говорим, свобода кнопки, когда средства связи были в руках у журналистов, эта ситуация длилась до 1927 года.
И уже в период после 15-го съезда ВКП(б)…
С. БУНТМАН: Как говорят, в 1928 году ещё был. Здесь был приказ акционерного общества.
Т. ГОРЯЕВА: Да. Совершенно верно. История удушения этого акционерного общества продлилась несколько лет, до 1928 года. И через какое-то время оно было ликвидировано. Надо сказать, что мне пришлось предпринять гигантские усилия по розыску документов, которые касались именно этой истории удушения. К сожалению, вместе с акционерным обществом был уничтожен и его архив. И я смогла обнаружить эти документы, как это ни странно, в Санкт-Петербурге вначале, что означало то, что любые архивные документы могут откладываться в разных местах, пусть в копиях. Потому, что «Радиопередача», акционерное общество, рассылало своим акционерам эти документы.
И таким образом я смогла их найти в Санкт-Петербургском архиве литературы и искусство, и по ним восстановить первую часть истории, как боролось акционерное общество против Наркомсвязи и против Агитпропа. А заключительную историю мне удалось восстановить по тем документам, которые мне были представлены в архиве президента, в фонде Политбюро.
С. БУНТМАН: И как им удалось? Значит, они сопротивлялись?
Т. ГОРЯЕВА: Они сопротивлялись очень долго и грамотно.
С. БУНТМАН: Какими способами они сопротивлялись? Юридическими или какими? Целесообразностью, или чем?
Т. ГОРЯЕВА: Прежде всего, это были опытнейшие люди, которые владели словом, аргументацией. И они шли на упреждение. Они придумали для партии и для Агитпропа, для Политбюро, совершенно новое Радиоагентство, широковещательное Радиоагентство. Можно сказать, что это прообраз западного радиотелевизионной корпорации, которая включала в себя, кроме таких широковещательных обещаний, что это радио-агентство объединит и социальные все слои, и национальные, все республики. И тогда очень мощные профсоюзы были. То есть, естественно, в этот проект входило единство творческого коллектива и техники.
И в качестве предложения звучало – не радио для техники, а техника для радиовещания. Конечно, вот этот главный фактор сохранения свободы радиопередачи и всего творческого коллектива, а значит и радиовещания в целом, оно, конечно, не могло уже устроить руководителей, политических руководителей, которые понимали, что радио, в отличие от печати, которая к тому времени была полностью уже вся под контролем Агитпропа, оно выходило на совершенно новый уровень.
Кстати сказать, в этот момент, я не знаю, насколько наши отечественные специалисты знакомы, но может быть, не так хорошо, такая была форма в конце 20-х, начале 30-х годов была такая форма. Как радио-митинг. Это была совершенно демократическая форма общения с местами. Центра с местами. Где они поднимали актуальные вопросы в прямом эфире.
С. БУНТМАН: То есть прямо там установлены микрофоны, в каком-то городе.
Т. ГОРЯЕВА: Совершенно. По проводам. Если Вы меня спросите, как это сделано, я объяснить не могу.
С. БУНТМАН: Это можно объяснить технически вполне. Последнее время, где это было в советское время – это были радиопереклички спортивных репортажей, они были вполне интерактивны. Мы прервёмся на три минуты и потом продолжим наш разговор об установлении политического контроля над радиовещанием. Свои вопросы можете задавать по смс +7-985-970-45-45.
НОВОСТИ
С. БУНТМАН: Это серия передач, которая посвящена серии книг и изучению эпохи сталинизма. В целом, не то, чтобы давайте начнём ровно с какого-то года, когда мы считаем, что Сталин пришёл к власти и доведём это до 5 марта 1953 года или до 20-го съезда, конечно, это рамки более широкие. И сегодня такое явление, как радио, важнейшее явление той эпохи, 20-х, 30-х и 40-х годов в очень большой степени 50-х, для нашей истории. И о политическом контроле. Сегодня у нас в гостях Татьяна Михайловна Горяева, директор Российского Государственного архива литературы и искусства.
Мы говорили, и нам задают вопросы. Кирилл из Москвы просит напомнить, кто были акционеры. Мы говорили, что акционеры были и те, кто производил аппаратуру, те, кто продавал.
Т. ГОРЯЕВА: РОСТА, конечно. Да, это то, что мы сейчас привыкли называть ИТАР ТАСС.
С. БУНТМАН: РОСТА, потом ТАСС,
Т. ГОРЯЕВА: Так она и называлась – радиогазета РОСТА вначале. Кстати, когда я говорила о научности подхода к радиовещанию изначально, пионеры радиовещания дифференцировали радио-аудиторию с самого начала, потому, что буквально сразу вышла рабочая радио-газета, крестьянская радио-газета, радио-газета для женщин, и знаменитое пионерское, комсомольское. Это означало, что радиовещание изначально было направлено на социальные, возрастные и другие категории.
С. БУНТМАН: Соответственно, пытались распределить и по времени суток, и по дням недели.
Т. ГОРЯЕВА: И тематика крестьянский программ очень тщательно разрабатывалась, для домохозяек. Возвращаясь к той теме, от которой мы сейчас прервались, говоря уже о другой совершенно форме, видимо той форме, которая и привела к окончательному решению отнять технические средства.
С. БУНТМАН: Это мы о радио-митинге говорим. Можно сказать, что радио-митинги в конце 20-х годов приобрели невероятную популярность. Это, действительно, было в тот период единственной возможностью такой совершенно уникальной связи с местами. Причём, эти радио-митинги иногда транслировались по техническим и временным соображениям, имеется в виду временные, часовые пояса, даже в ночное время.
С. БУНТМАН: Ну, конечно.
Т. ГОРЯЕВА: Слушателей было гигантское множество. По архивным документам, которые весьма отрывочны, может быть, я немножко расскажу о проблеме архивов радио, какая она была сложная для нас, как для исследователей. Выяснилось, что за два года прозвучало в эфире 600 с лишним радио-митингов, что означает, что они шли ежедневно. И тематика их была…
С. БУНТМАН: Может, за исключением выходных день. Как они распределялись, я не мог запомнить никогда, пока неделю нормально не сделаешь.
Т. ГОРЯЕВА: Да. Тематика их была очень актуальна. Она выходила далеко за рамки каких-то обязательных тем. Они были все очень острые. Это пьянство, взяточничество, проституция, борьба с неграмотностью. Вы знаете, мне таких радио-митингов, текстов, практически не сохранилось. Это ясно было.
С. БУНТМАН: Значит их не было.
Т. ГОРЯЕВА: Конечно, их не было. В том-то всё и дело. Это был живой, прямой эфир. Он был спонтанный. Конечно, люди на местах готовились, там вызывались ответственные, приблизительно они знали, какие были вопросы, но экспромтов в эфире было невероятное множество. И в частности, случайно обнаружила в совсем другом архиве, в архиве экономики, бывшем архиве Народного хозяйства, в фонде Наркомпочтиле, который занимался непосредственно связями, текст радио-митинга, это было золотой находкой. Как раз посвященный борьбе с неграмотностью. Он относился к 1933 году.
С. БУНТМАН: Но это уже текст, читали, получается.
Т. ГОРЯЕВА: Расшифровка это. Именно расшифровка, последующая расшифровка. И по содержанию мы видим, если по учебникам того периода, когда я училась в институте и начинала работать над этой темой мы борьбу с неграмотностью закончили где-то к началу 30-х годов, а читаешь этот текст радио-митингов в 1933 году, и видишь, в каком состоянии находилось дело. Что люди на местах не выполняли инструкции Наркомпроса, что никто там с неграмотностью не боролся, очень много было нарушений.
Это означало, что это была непосредственная, живая жизнь, с которой, конечно…
С. БУНТМАН: В какой-то степени. Многие аспекты жизни не могли войти. Это ясно совершенно.
Т. ГОРЯЕВА: Теперь мы можем сравнить с печатной прессой. Речь идёт только о сравнительном анализе, а не об абсолюте. Это понятно. И поэтому, конечно, в 1928 году, когда окончательно «Радиопередача» в результате работы различных комиссий была признана неэффективной, ей были инкриминированы экономические самые разные грехи. И оно было ликвидировано. И при Наркомпочтиле было создано Радиоуправление, это была временная мера. Все это прекрасно понимали, потому, что и радиожурналисты не могли смириться с ведомственным своим местом, находясь, как структурное подразделение в совершенно техническом Наркомате.
И надо сказать, и наши идеологи, и политическое руководство тоже не могло с этим смириться. Но главная цель была достигнута. Раз и навсегда радиотрансляционные и радиопередающие средства с этого момента находились в руках Наркомата связи, полувоенного Наркомата. И в 1933 году, в январе месяце, был создан уже гигантский всероссийский комитет по радиофикации, знаменитый радиокомитет.
С. БУНТМАН: Ещё российский он был, он был в каждой республике или был союзный?
Т. ГОРЯЕВА: Он был союзный. Такие же комитеты создавались во всех республиках, конечно. В этом смысле это было вполне демократично. Но с 1933 года ВРК при СНК, как его называли тогда, почти стихотворно, начал функционировать. И вот эта структура государственного Радиокомитета, она с небольшими изменениями, когда телевидение включилось в эту работу, оно продолжало своё существование, как Гостелерадио в дальнейшем, до начала 90-х годов.
С. БУНТМАН: Что стало с передачами? Насколько сузился или не сузился их круг? Что такое 30-е годы? Жизнь-то до конца никогда не уходила с радио.
Т. ГОРЯЕВА: Ну, что Вы! Я сейчас буду говорить совсем на другую тему, Сергей! Когда я подъезжала к вашей редакции, я включала в машине самые разные кнопки, чтобы погадать. И в этот момент я услышала из радиоприёмника совершенно волшебные слова Н.В. Литвинова. Я просто задрожала. «Крибли, крабле, бумс». Вот это волшебное радио, я ещё раз хочу вернуться к прародителям и прасоздателям, идеологам этого великого чуда 20-го века. 30-е годы – это начало и продолжение заложенных в начале 20-х годов художественного радиовещания.
Надо сказать, что самое поразительное, что даже в начале 30-х годов, когда такой развитой структуры художественного вещания еще не было, были ночные концерты джаза. Конечно, организаторы ставили эту музыку именно на ночное время, с учётом аудитории. А середина 30-х годов просто прославлена такими именами, как именем Мейерхольда, который уже гонимый из своего ГОСТИМа, пришёл на радио со своим пушкинским циклом. Сначала, правда, со своей «Дамой с камелиями» Дюма, потом с «Русалкой» и с «Каменным гостем», которые стали основой для радиорежиссуры. Гений всегда гений, на любом месте.
С. БУНТМАН: То есть, радио – как место внутренней художественной эмиграции. Хочется как-то это понять точно, что собой представлял именно контроль, где он был мелочный, где не мелочный, где отбиралось, а где можно было сделать, пролезть, сотворить. Насколько это было возможно сделать. Детское вещание. Мы прекрасно знаем, какое оно было. 30-е, 40-е, 50-е, годы. Насколько оно было… Понятно, что оно было несвободным в чём-то. Это какие-то резиновые достаточно рамки? Здесь что-то можно было. И этим пользовались.
Т. ГОРЯЕВА: Можно. Вот эта бюрократия имеет ещё и оборотную сторону, положительную. Правда, многих потом ловили, кто пытался лавировать между этими бесконечными контролирующими организациями. Если где-то там не пройдёт, то можно попытаться в другом месте. При этом в 20-е, 30-е годы такой стиль патронирования, когда многим помогал лично А.В. Луначарский, как Вы знаете, наш великий драматург, который тоже страдал от того, что его пьесы не принимались. И он, понимая художественные личности, он помогал очень многим.
С. БУНТМАН: Прошу обратить внимание всех, что патронирование – это очень была распространённая вещь. И она сейчас считается одним из признаком советской цивилизации и тогдашней, более поздней. И в той же серии книг вы можете почитать замечательные… о городе сталинской эпохи, и кстати, система патронирования, которая кому-то помогала, а потом, когда патронов арестовывали и расстреливали, многих губила. Почитайте об этом внимательно. И патронирование тоже.
Т. ГОРЯЕВА: И этим, конечно, пользовались многие и авторы, и режиссёры. И вообще, если взять историю любого дела, допустим, постановки радио-спектакля, организация какой-то радиопередачи, какого-то нового проекта, как теперь это говорят, оно было связано с целой предысторией продвижения. Разрешительские этапы, наоборот, запретительские. В общем, люди дерзали. И как это ни странно, они достигали своего. Потому, что, если обращаться к документах фонда Р.М. Иоффе, детского радио-режиссёра.
С. БУНТМАН: Великий – это не просто так сказано. Это правда так.
Т. ГОРЯЕВА: Это действительно так. Её фонд, как раз, хранится у нас в архиве. По этим документам можно проследить, насколько тяжело ей давалась постановка каждого радио-спектакля. Я, которая выросла на классике её радио-драматургии, трудно было себе представить, что можно было каким-то образом что-то не разрешать или…
С. БУНТМАН: Все мы слышали эти знаменитые спектакли. Что такого в детском вещании? Понятно, что детям надо давать идеологически выдержанные.
Т. ГОРЯЕВА: Мы-то прекрасно знаем, какими нас воспитывала Роза Марковна! Это весь Андерсен!
С. БУНТМАН: Да!
Т. ГОРЯЕВА: Мы выросли такими – травками-пупавками. По нас пройти можно, но мы встанем. Это была гораздо более тонкая игра, медиация некая, медиация с властью. Художник всегда умел приспособиться, всегда умел доказать, если он действительно, по сути, гениальный художник, такой, каким был Мейерхольд.
С. БУНТМАН: Он, в конце-концов, не сумел доказать.
Т. ГОРЯЕВА: Это не та система аргументации. Это не та борьба. Речь идёт о художественной своей позиции. И здесь удавалось очень многое, на самом деле, как это ни странно. Именно в художественном и музыкальном вещании. Кстати сказать, «Леди Макбет Мценского уезда», знаменитая опера Шостаковича, шла именно по радио. И очень многие мастера, например, я могу только назвать такие имена, как Б.Л. Пастернак писал радио-композиции, А.А. Тарковский. Это всё первые годы 30-х годов. Это 1931, 1932, 1933, Мейерхольд – 1934 год. А театр у микрофона! Когда вся страна… Когда «Анна Каренина» транслировалась из МХАТа с А.К. Тарасовой, у радиоприёмников собиралась вся страна.
Я прочла все радиопрограммы за всю историю нашей страны, с 1924 года. Я просидела два года в Ленинской библиотеке. Я читала все отзывы, которые со всех концов нашей страны слетались и публиковались там. Они публиковались на такие огромные художественные события, это были такие мировые премьеры.
С. БУНТМАН: Это художественные события, да. Но несущая конструкция всякого радио – это информация.
Т. ГОРЯЕВА: Конечно.
С. БУНТМАН: Когда появилась система строгого отбора информации, строгого отбора возможности пользоваться только установленными официальными источниками информации?
Т. ГОРЯЕВА: Установленные источники – это с самого начала. Но в 1932 году радиогазета, как форма, была ликвидирована. И на её место пришли «Последние известия». Вот те «Последние известия», которые выходили энное количество раз в сутки, в определенное время обозначенное. Это была жёсткая сетка информационная. И можно сказать, что она тогда была очень прогрессивной.
С. БУНТМАН: Когда стали чётко, ни шагу вперёд, когда радио, по своей подаче новостей, стало державным таким? Что у нас ассоциируется с голосом Левитана.
Т. ГОРЯЕВА: Можно сказать, что произошли следующие, очень важные, события, помимо организации «Последних известий». В 1936 году была создана т.н. редакция микрофонных материалов. Что это такое? В структуре радиокомитета писались тексты передач, единые, которые рассылались на места. Я познакомилась с этими текстами. Они, как раз, сохранились, как это ни странно, в бывшей Ленинке, РГБ, именно на том основании, что они издавались тиражом более ста экземпляров, таким образом они попали. Сохранились библиотеки. Это ратированные тексты, сейчас бы мы назвали это ксерокопированные. На ротаторе размноженные, централизованно они рассылались на места.
Тексты примитивные, очень, с точки зрения стиля подачи тем, это чистой воды пропаганда. Вот отсюда началась эта бубнящая чёрная тарелка. Не говоря о том, что, начиная с 1934-1935 года шли бесконечные трансляции с процессов политический. Они же шли часами.
С. БУНТМАН: Съезды и процессы.
Т. ГОРЯЕВА: Это постоянный акустический фон, в котором жила страна. Надо сказать, потрясающий образ в повести Михаила Ямпольского «Московская улица», герой уходит на войну в 1941 году, и у него звучит тарелка, радио-тарелка. И он возвращается, и радио продолжает говорить, в 1945 году. Вот это образ, по-моему, самый точный. Не говоря о том, что были запрещены радио-митинги в 1933 году окончательно. И с этого периода, конечно, радио стало тем, как мы его подразумеваем. Хотя нет здесь единой характеристики. И вот за этот час, который мы с Вами поговорили и вернулись в прошлое, мы понимаем, что нет однозначной оценки, потому, что впереди была ещё война.
И радио тогда играло гигантскую роль. Оно было, несмотря на то, что оно передавало лживые сводки Совинформбюро, но были «Письма с фронта и на фронт», была Ольга Берггольц из блокадного Ленинграда, когда люди говорили, что пусть ничего не будет, только бы радио не молчало. Радио было единственным источником правды тогда, в тот период, во время войны, это было единственное связующее всего народа.
С. БУНТМАН: Если учитывать, что перед войной можно было слушать кое-какое радио, приёмники отобрали во время войны. Кстати, их вернули аккуратнейшим образом.
Т. ГОРЯЕВА: По всем статистическим документам это точно так.
С. БУНТМАН: Просто мой папа пошёл с бумажкой и получил обратно приёмник. Удивительная история о радио, конечно. И когда Вы сказали, что это акустический фон… Радио всегда было акустическим фоном в советской жизни. Никогда не выключавшееся радио. Там было всё. И то, ставшая деревянной структура новостей, эти прямые трансляции, и прямые, и кривые трансляции съездов и процессов, гениальные спектакли, дурацкая совершенно, одуряющая музыка, какая-то частушечная. И при этом концерты вечером и прямые трансляции из Большого театра. Это всё было.
Спасибо большое.
Т. ГОРЯЕВА: Спасибо вам.
С. БУНТМАН: Мы передачу провели вместе с Татьяной Горяевой. Она входит в цикл «История сталинизма».