Купить мерч «Эха»:

Каков язык, таков и бизнес - Владимир Елистратов - Говорим по-русски. Передача-игра - 2011-04-03

03.04.2011
Каков язык, таков и бизнес - Владимир Елистратов - Говорим по-русски. Передача-игра - 2011-04-03 Скачать

К. ЛАРИНА: Добрый день! В Москве 12 часов 12 минут. Это радиостанция «Эхо Москвы». Здесь в большой сетевизорной студии Ксения Ларина и Ольга Северская. Оля, приветствую тебя.

О. СЕВЕРСКАЯ: Добрый день!

К. ЛАРИНА: Напомню, что программу «Говорим по-русски» мы транслируем на Сетевизоре на нашем сайте. Можете включить и посмотреть. И участвовать в нашей передаче и как радиослушатели, и как сетезрители. Напомню средства связи, которыми мы располагаем: 363-36-59, телефон прямого эфира, эсэмэс +7-985-970-45-45. Ну и конечно, если вы смотрите Сетевизор, можете тут же, из интернета присылать свои вопросы, реплики, которые мы тут же увидим на нашем сайте. Мы сегодня без Марины. Она у нас в отпуск отправилась.

О. СЕВЕРСКАЯ: Нет, в командировку.

К. ЛАРИНА: А потом в отпуск уедет.

О. СЕВЕРСКАЯ: Потом, но не сразу.

К. ЛАРИНА: В следующий раз она у нас будет.

О. СЕВЕРСКАЯ: Должна.

К. ЛАРИНА: Зато мы с мужчиной сегодня.

О. СЕВЕРСКАЯ: О да! И с каким! У нас в гостях доктор культурологии, профессор МГУ им. Ломоносова (теперь так принято уточнять), сказочник и путешественник, составитель словарей Владимир Станиславович Елистратов. Он так многогранен, что я даже не знаю, как его представлять. Он и автор словаря языка старой Москвы, и автор словаря русского сленга, и автор словаря киноцитат. И сейчас центр его интереса – бизнес-словарь. Мы еще не напомнили, что Сетевизор работает во всех переносных устройствах: айподах, айпэдах, айфонах, а также всяких мобильных средствах, которые работают на платформе Google Android. Просьба не путать с андроидом – негибким, прямолинейно действующим человеком, механистически выполняющим заранее данную начальством установку, потому что это уже как раз цитата из бизнес-словаря, из словаря офисного сленга. Из словаря, как говорит Владимир Станиславович, капитализма современно, которым сейчас он занимается вплотную. Вот, кстати, мы будем сегодня еще говорить о том явлении современном, которое называется нейминг. Если по-умному, то это нейминг, а если по-нашему, по-простому – это то, какое имя ты фирме даешь или товару. Вообще, как ты называешь то, с чем имеешь дело. И вот об этом мы тоже будем говорить. Хорошо ли было называть платформу Google Android, если андроид – это то, о чем мы только что сказали.

К. ЛАРИНА: Но это не отменяет наших долгов, обязательств по играм.

О. СЕВЕРСКАЯ: Да. Книжечки мы просто обязательно разыграем. Но, наверное, уже во второй половине часа. Можете заглянуть в интернет. Там вы найдете такие цитаты из жизни офиса, как, например, диалог секретарш:

- Отксерачишь анкеты? – говорит одна другой.

- Приходи чай пить. Шеф твой все равно у гена лизингом занимается.

Это очень хороший разговор, потому что ген – генеральный директор, а лизинг – совсем не то, что вы могли подумать, имея в виду конкретный лизинг. Лизинг – дифирамбы генеральному директору.

К. ЛАРИНА: Вот такой вопрос, кстати. Мы же говорим о жаргоне корпоративном, как я понимаю. Насколько мы должны его понимать? Оно нам надо?

В. ЕЛИСТРАТОВ: Корпоративный – это такая сердцевина, скорее. И потом, их очень много. Если так говорить, то сколько фирм, столько и жаргонов корпоративных. То есть если раньше говорили об интержаргоне, то теперь можно говорить о таком жаргоне, как вы сказали: ген, гендир.

К. ЛАРИНА: Сисадмин еще.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Сисадмин. Он теперь личное название имеет, потому что провоцирует уже начало слова.

К. ЛАРИНА: А вот, кстати, первый вопрос, он же и главный, почему это может быть интересно. В принципе, как я понимаю, интересно становится тогда, когда изнутри корпоративного жаргона слова идут в народ, что называется. И становится уже употребительным лексиконом, что называется, когда люди им пользуются.

В. ЕЛИСТРАТОВ: И наоборот.

К. ЛАРИНА: Как интернет-сленг, внутрикорпоративный или внутриофисный. Часто это улетает?

В. ЕЛИСТРАТОВ: Понимаете, мы все в офисе. Я в университете, на кафедре – это тоже офис. В принципе, это настолько размытое понятие. Есть еще и всякие разные сферы. Я у студентов брал материалы. Кто-то занимается полиграфией – масса слов особых. Кто-то в торговле. У таксистов очень много. И т.д., и т.д. И все это такая каша некая. Я для себя это называю сетевым анархизмом. Или анархией. Сейчас бог анархии. Тьма квантов, каждый живет в себе, как-то они там соотносятся. Если что-то появляется в интернете, тут же начинается. Посмотрите, один мужчина предложил погуглить. Вот вам слово «гугл», играйте с ним. И там тотчас сотни тысяч пришли вариантов: и загулить, и перегуглить.

К. ЛАРИНА: Глагол «погуглить» уже давно общеупотребительный.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Десятки тысяч слов и выражений. Как приличных, так и неприличных. То есть это сетевое пространство дает вещи, которые пока еще нельзя спроецировать. Нельзя понять, что происходит. Неслучайно образование в политике монархической партии. Это модно сейчас в узких кругах, а у детей – сетевой монархизм. То есть с помощью сети можно победить чиновников. Примерно вот так это все выглядит. И тут монархия, управление. Но какие там технологии, мы не знаем.

К. ЛАРИНА: С вашей точки зрения, это все-таки свидетельствует о развитии языковом или наоборот, о его деградации?

В. ЕЛИСТРАТОВ: Опять же, как Отче наш. Язык ничего ему не будет. А вот языковая личность деградирует. Вот, царствие небесное, очередной человек ушел, Людмила Гурченко. А кто остается? Остаются серые мышки. Эту цитату Миттерана я все время повторяю: я последний президент, а дальше будут бухгалтеры. Языковая личность мельчает, народ мельчает.

К. ЛАРИНА: Это такая общемировая тенденция?

В. ЕЛИСТРАТОВ: Абсолютно!

К. ЛАРИНА: С чем вы это связываете?

В. ЕЛИСТРАТОВ: С глобализмом. Но это ни плюс, ни минус. Это нечто. Помните, как классика: мильон меняем по рублю. Примерно то же самое и здесь. Личность никому не нужна. Ведь чем офис так страшен? Я столько раз сталкивался с нашими студентами, которые пять языков учат. Но попал в офис – и все, глаза пустые. Он не нужен там никому со своим креативом. Вы посмотрите словарь, там издевки сплошные: креатун, сам накреативил – сам убирай. Он не нужен там как яркая личность. Он должен выполнять свою маленькую тупую функцию. И все. А дальше начинается опять «здравствуй, лишние люди». И все.

К. ЛАРИНА: Это как у Чехова. В «Трех сестрах» у него эта тема присутствует. Что это как шестой палец: знание иностранных языков, культурный кругозор. Определение личность с большой буквы Л не нужно и не востребовано. Там речь, правда, шла о провинциальном городке в «Трех сестрах».

В. ЕЛИСТРАТОВ: Провинциализация мира сейчас идет. США – прекрасная страна. Но если разобраться, что такое Голливуд – это же Жмеринка, которая вдруг стала Голливудом.

К. ЛАРИНА: Местечко.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Местечко. Это совершенно местечковое. У нас все местечковое. Москва – большая деревня. Европа – абсолютное местечко.

К. ЛАРИНА: Подождите, но так же всегда было.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну как сказать. Пожалуй, это была вершина. 19 век дал нам возможность: поэт в России был больше чем поэт, правда это цитата из 20 века.

К. ЛАРИНА: Но чиновников мы тоже знаем. Чиновники во все времена были одинаковые. Тот же самый офисный планктон?

В. ЕЛИСТРАТОВ: Все-таки Чичиков – это личность. И Мавроди – это личность. А нынешние серые мышки – это колесики и винтики. Винтик – это действительно человек, который много может, но не может реализоваться в офисе. Это, конечно, не Сталин все-таки. И слово, конечно, десакрализируется. Вот этот процесс очень мощный. Кого сейчас интересует, что там сказал Пелевин? Как волновался дядя Сталин, когда что-то писал Пастернак.

К. ЛАРИНА: Может быть, хорошо, что они не интересуются?

В. ЕЛИСТРАТОВ: Вот это, кстати, модная мысль, что, с одной стороны, хорошо.

К. ЛАРИНА: Оставили литературу в покое.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Но она уже не играет той роли, которую, вроде как, должна играть. К чему мы привыкли. И этот протест может назреть. Либо мы действительно будем как все, десакрализируемся, будем радостно жить в этом милом пространстве карнавальном. И у нас будет такая же бюрократия, как в Европе. У нас пока детский лепет бюрократии, по сравнению во всем миром. Что такое ООН? Это же монстр. А ЕС? Это нечто. А у нас какие-то думцы бегают. Мышиная возня под одеялом.

К. ЛАРИНА: То есть глобализм, о котором мы говорим, это тенденция к усредненности?

В. ЕЛИСТРАТОВ: Человек востребован в определенном формате. Вот это жанровое мышление средневековое.

К. ЛАРИНА: Вспомните, когда было стирание границ, образование Евросоюза, как каждая страна, как Сталинград, защищала право на свою валюту. Сколько это продавливали! До сих пор, по-моему, Англия у нас не отказалась. Это же речь не только о деньгах идет. это же самоидентификация.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Семиотики говорят, что война идет за знаки. Не по существу хрестоматийно Петр Первый: что ему борода далась, что ему баня далась? Нет, он борется со знаками. И тут тоже, национальная валюта - это знак. Национальную валюту они не отстояли, а в сфере образования отстояли. Мы согласились во всем. Мы согласились с Болонским процессом. Мы отдались целиком. Как любящая женщина. Все практически страны отстояли свое. Те же французы.

О. СЕВЕРСКАЯ: Ну как-то да. Но они даже сантимы себе оставили. Потому что то, что называется евроцентром в Германии, во Франции по-прежнему называется сантимом. Попробуй возразить. Это действительно одна сотая получается.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Многие люди, старое поколение, до сих пор еще считает по старым деньгам, по старым франкам.

К. ЛАРИНА: Слушайте, с другой стороны, есть в этом некая позитивная, как мне кажется движение. Мы начали с языка вот этого универсального. Это замена эсперанто, по сути. Все перемешано. Много интернет- и офисных терминов.

О. СЕВЕРСКАЯ: Что ты!

К. ЛАРИНА: Они же все основаны на разных языках.

В. ЕЛИСТРАТОВ: В основном английский.

К. ЛАРИНА: Вот, пожалуйста, у нас будет свой универсальный язык, который будет понятен во всех странах мира.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Вот, кстати, они не понимают. Они не понимают, что такое хеджирование. А мы же еще вкладываем всякие негативные оценки.

О. СЕВЕРСКАЯ: А отхеппибездить они понимают? Поздравить сотрудника с днем рождения.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Для них это такой санскрит. У них же аналитическое мышление, слова короткие.

К. ЛАРИНА: И мысли короткие.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Мысли нормальные. Мы когда в кулуарах перед этим разговаривали, это же англосаксы, это германцы. А германцы, если брать глубинные основания, дохристианские, у германских племен было очень слабое жречество. По сравнению с кельтами, славянами. Волхвы не боятся могучих владык, и княжеский дар им не нужен. Попробовали бы германцам сказать жрецы. Были там жрецы, но они были слабоватыми. У кельтов сильные, у индусов сильные. И, соответственно, отношение к слову сакральное, потому что жрец – это нечто сакральное. И наименование, которое сейчас назвали неймингом, а потом лингвисты назвали номинацией, теорией наименования, вызывало старинные споры. Имя – душа вещи. Греки задавались таким вопросом. Вот я Вова – это моя душа.

О. СЕВЕРСКАЯ: Да, у них говорящие имена.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Или просто мы договорились: давайте это называть микрофон. Все-таки этот спор был решен в основном цивилизованными древними народами в сторону имени. Что имя – душа вещи. У англосаксов этого практически нет. Не случайно потом у германцев был протестантизм. А протестантизм – десакрализация текста. Как хочу, так и читаю. И посредник мне не нужен. Поэтому мы вступили в поле такого англосаксонского (я не хочу ругать их, они такие) слово чисто функционально. Оно прагматично функционально.

К. ЛАРИНА: Оно обозначает то, что оно обозначает.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Совершенно точно. Оно четко играет свою роль. Это то, что мы привыкли говорить о теории коммуникации. Средство коммуникации. И все, до свидания. А какие там сакральные глубины? То же самое, что вы говорите про личность. Личность – модель слова. Есть сакральность в слове? Есть сакральность в личности или нет? Я не говорю сейчас о православии. Я говорю об этой сфере. Мы сейчас говорим: вкладываем что-то или не вкладываем. Вот тут есть некоторое дерганье. Понимаете, офисный планктон же дергается. Вот я прямо чувствую, как сопротивляются, продолжает этот офис сопротивляться: я все-таки человек, я человек. По-моему, в американском офисе это уже не катит. То, что я читал в интернете: у них ушел этот бизнес. Он не так актуален, не так интересен. У нас в 90-е – это криминалекты. Представляете, какой это гибрид бешеный? С одной стороны, это глобалект, т.е. все эти английские слова: хеджировать и т.д. С другой стороны, это чистый криминал: вот на галерах, 10 лет отышачил. Представляете, что бы было, если б подслушать, что они говорят? Я все пытаюсь найти такие в «Единой России» заседаловки неофициальные. Вот как они говорят? Это нанотехнологии и тут же, извините, какой-нибудь постфикс «нах», который очень любят в офисе. Мы поскольку в этой среде находимся, мы это видим.

К. ЛАРИНА: Вот обратите внимание, что потихонечку к этому сегменту притягивается и литература своя. Тот же Пелевин активно использует эту лексику в своих книгах.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Очень тонко просто чувствует это человек. Как Эренбург. Было событие – сразу реагировал.

К. ЛАРИНА: Значит, литература своя подтягивается. Журналистика абсолютно точно, которая пользуется этим сленгом и которую мы сегодня цитируем. Кино появилось свое. Такое же, как они разговаривают. Абсолютно такое же. Такое же кино целлулоидное, как будто бы лишенное всяческих эмоций. Но при этом они такое кино очень любят: идеальное, безупречное, красивое. Стильное, как это называется.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Гламурное.

К. ЛАРИНА: Это даже не гламур. Вот эти фильмы, которые проскакивают, они однодневки. К чему я это говорю: своя субкультура создается.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Это естественно, конечно. Есть среда, люди общаются. Они предметы какие-то покупают. И называют эти предметы. Вполне естественный процесс. И чем дальше, тем больше будет все это.

К. ЛАРИНА: И он может поглотить все, что другое, чужое?

В. ЕЛИСТРАТОВ: Как саламандры. У меня большая вера все-таки в наш народ, что не так легко это все вытравить прямо вот совсем. Взять человека и сделать полностью полиэтиленовым. Все-таки слишком большой поддон. Слишком долго у нас духовность пузырилась

О. СЕВЕРСКАЯ: А вот их, интересно, кто-то (НРЗБ) или они сами себя так ведут? Почему такой вопрос возник, потому что сейчас очень много англизированных словечек. Вернее, чуть-чуть русифицированных при помощи суффиксов, приставочек. У нас же раньше, когда заимствовали компьютерный словарь, тоже заимствовали сначала английский слова, а потом, допусти, колер стал карлсоном с пропеллером. Все было под себя переделано, и очень креативно. У нас минута остается до новостей. И вот вопрос, чтобы подумать в перерыве. Может быть, это все произошло потому, что мы от творчества перешли к креативу? Назвали все это таким словом, и поэтому сейчас очень сложно что-либо придумать.

К. ЛАРИНА: Кризис идей.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Почему у нас так много вот этих англицизмов, которые связываются один с другим во фразе и понимают друг друга на этом птичьем языке. И совершенно не понимают, как это сказать по-русски. И, кстати, я еще сталкивалась с тем, что в бизнес-кругах, с одной стороны, интерес к языку, то есть они очень хотят быть грамотными. И грамотными именно в прямом смысле слова. И абсолютно не понимают, что под словом грамотность скрывается в том числе и грамотная речь. Когда доходит до этого, они говорят: а, это в другом месте все лежит. Мы хотим красиво говорить, но при этом мы хотим оставаться на этом самом уровне русского с английским, нижегородским. Вот мой пламенный спич.

К. ЛАРИНА: Мы поняли, Оля, твой спич. Сейчас мы его обдумаем, а потом будем комментировать после выпуска новостей.

НОВОСТИ

В. ЕЛИСТРАТОВ: Как-то получилось, что мы сегодня не совсем по-русски говорим. Благодаря нашему гостю. Напомню, что у нас сегодня в гостях Владимир Елистратов, культуролог, профессор МГУ. Говорим мы о бизнес-языке. Я только сейчас увидела тему: «Каков язык, таков и бизнес». Это действительно так, да?

О. СЕВЕРСКАЯ: Так каков у нас бизнес, судя по языку?

К. ЛАРИНА: Мне честно говоря, обидно. Даже бизнес у нас сублимация. Деловой человек. А я человек не деловой.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Помните, как в «Маленьком принце»: я человек серьезный. Я не деловой.

К. ЛАРИНА: Но я опять-таки в культурологическом аспекте. Бизнес – это низшая каста, почти неприкасаемые. Где это видано, чтобы миром управляла низшая каста? У нас главный человек – банкир. У нас даже премьер-министр говорит, что это кровеносная система. Я, например, хочу услышать в речи наших руководителей слово «духовность».

В. ЕЛИСТРАТОВ: Ой, не надо! Это они уж вас столько раз сказали.

К. ЛАРИНА: Ну хорошо, литература.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Только закажите – они вам про духовность расскажут все.

К. ЛАРИНА: Поэзия. Ну хоть бы что-нибудь сказали, успокоили бы интернет-сообщество.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Володя, все-таки мы опять возвращаемся к личности. Банкир банкиру рознь. У нас Центробанком заведовал Виктор Геращенко личность какая! Что скажете? Не личность?

К. ЛАРИНА: Геракл!

В. ЕЛИСТРАТОВ: Геракл! Я уж уверена, что у него все в порядке с кругозором, с духовностью. Опять же с харизмой!

К. ЛАРИНА: Но эти личности уже уходят. А Черномырдин тоже интересный был человек.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Черномырдин, да. Но мы имеем сегодня, если говорить о верхушке, об элите, бог знает, что это такое. Тот же Борис Вячеславович Грызлов, когда читаешь его Живой Журнал, который по идее должен быть дневником, становится страшно. Как будто какой-нибудь андроид. Гугл андроид. Никакой речевой характеристики вообще нет. Казенщина абсолютная.

К. ЛАРИНА: Я не знаю, правда это или нет, но слышал, что он в кулуарах говорил, что зачем нам гуманитарное образование. Зачем нам гуманитарии? Только врагов плодить?

В. ЕЛИСТРАТОВ: Это тоже известное место.

О. СЕВЕРСКАЯ: Если все-таки поближе к словечкам нашим, которые в ходу в бизнесе, в офисе, какой образ складывается? Например, все считают, что мы какие-то нетолерантные, агрессивные.

К. ЛАРИНА: Масса агрессивных глаголов. Идея победы, анахронизм. То есть я вверху, а дальше идет пафос некий. Я внизу – страшно. Это такое двоемирие красно-зеленой зоны.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Как в армии.

К. ЛАРИНА: Да.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Жертвы такие потенциальные.

К. ЛАРИНА: Они такие катализаторы. Пожалуй, две есть области. Офис и брокеры, трейдеры, то есть те, которые играют, игроки. А это Чичиковы. Надо Гоголя перечитать.

В. ЕЛИСТРАТОВ: После этой программы будем говорить про «Мертвые души». Как раз вспомним.

К. ЛАРИНА: Как раз надо перечитать «Ревизора», потому что игра идет как на бирже. То они его боятся, то нет. Точно так же пошло в зеленую зону. И вся лексика идет в зеленую зону. Ура-Ура-Ура!

В. ЕЛИСТРАТОВ: Подождите, там же есть свои карьерные устремления, есть своя иерархия. Там есть некие мечты профессиональные. Будем это так называть. Мы творческие люди, говорим о мечтах. А у них есть свои цели и задачи. То есть как перейти на следующую ступеньку. Или как перейти через две ступеньки. Все-таки как-то это определяет стремления человека

К. ЛАРИНА: Вот все эти слова «опустить, нагнуть».

В. ЕЛИСТРАТОВ: Это уже из бандитского лексикона.

К. ЛАРИНА: Ну и что? Они входят в этот язык. «Что-то у меня хекнулось», то есть не получилось Масса этих интенсивных глаголов. Мне не хочется прост пускать их в эфир и засорять. Хотите – посмотрите в интернет. Висят такие словарики. Это естественное воспроизведение средневекового звериного эпоса. Есть сильные звери и слабые звери. Сильные что-то делают со слабыми. Если я наверху – сразу масса обзывательств. Если клиент плохой, то целый шлейф: и хомяк, и еще что-то. Хороший – кабан. Хорошая фирма – крепкие помидоры. Плохая – и дальше идет…

В. ЕЛИСТРАТОВ: Какой ужас!

К. ЛАРИНА: Какие-то мартышки, ежики.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Хорошо, что я этого не знаю.

К. ЛАРИНА: Это очень забавно. Капитализм дает возможность всей человеческой природе выплеснуться наружу. Все остальные устройства, вплоть до советского, не работают. Они делают вид, что все-таки…

В. ЕЛИСТРАТОВ: Такое ханжество некое.

К. ЛАРИНА: Иногда это всерьез.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Давайте все-таки попробуем понять причину. Отношение внутрикорпоративные порождают стиль взаимоотношений, а это порождает лексику. Но корпоративные отношения все-таки во многом между капитализмом и феодализмом. У нас все-таки корпоративные отношения выстраиваются так же, как они выстраивались в обкоме и горкоме. Все эти большие фирмы, все эти Гуглы – что это такое? Это большие монстры, это КПСС-ы. Там такие топы, они же топтыгины. Они же ничего не делают по сути, они придумывают, что они работают. Масса лексики есть, как обмануть, как сделать вид, что ты работаешь, а на самом деле ничего не сделать.

К. ЛАРИНА: Это тоже такой советский вариант. Такие же учреждения.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Как и во всем мире. У китайцев, я уверен, то же самое. Но, может быть, так как у них конфуцианство, они уважают нижестоящих.

К. ЛАРИНА: Вы по этому поводу переживаете. Я так понимаю, что вам бы хотелось, чтобы не то что упразднить, запретить (это невозможно), а направить это в позитивное русло. Чтобы это послужило развитию человечества и языка, а не деградации.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Понимаете, я все жду момента, когда капитализм не может развиваться без духовной составляющей.

К. ЛАРИНА: А церковь?

В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну церковь тоже разная бывает.

К. ЛАРИНА: Они же декларируют эти цели и задачи. Надо каким-то образом заниматься моральными проблемами.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Знаете, эта мысль тоже хорошо известна. Последние 30 лет ничего нового не происходит. Это все технологии. То есть глобальные идеи нет. Вот тот же компьютер, который вы сейчас смотрите, 70 лет ему. Дальше этот компьютер можно сделать маленьким, вживлять чипы. Идеи самой нет. Или, скажем, идея преподавания иностранных языков. Интенсивный метод. 60 лет этой идее. Дальше это все просто дробится на технологии. Сейчас мир стоит на грани Фукусимы. Через какое-то время потребуются колоссальные, глобальные идеи, чтобы все перестроить. А глобальные идеи, Эйнштейн говорил, кто ему дал? Достоевский! Тут на одной чистой математике в юриспруденцию не уедешь.

К. ЛАРИНА: Философия, на ваш взгляд, как категория существует?

В. ЕЛИСТРАТОВ: Она, безусловно, существует, но идей нет. Есть развитие старых глобальных идей. Почему в космос вышли? Потому что космизм. Николай Федорович Федоров сказал: воскресить всех мертвых. Хихикайте сколько хотите. Тем не менее Циолковский пришел и полетели все в космос. А это духовная составляющая. Великие идеи не могут создаваться в чисто логической сфере. Все равно это нечто гуманитарное.

К. ЛАРИНА: А как же выход за флажки?

В. ЕЛИСТРАТОВ: Гуманитарный, шире – духовный. Все мы стоим на пороге, когда 10 лет, 20-30, но это потребуется, и тогда все эти ребята не смогут развивать свой гугл просто так. Пока мы эксплуатируем прошлое. Трупоедство получается. Некрофилия. Некрофаги.

К. ЛАРИНА: Постмодернизм?

В. ЕЛИСТРАТОВ: Постмодернизм – это некрофаги. Все уже наработано. Дальше – комбинаторика идет того, что наработано. Можно хорошо сделать, можно похуже. Но в принципе ничего нового. Барокко такое же. Барокко – постмодернизм, ничего там нового нет. Все уже было. А мы очень похожи на конец 15 – начало 16 века. Коммерциализация бешеная. Тогда никто не хотел работать, все хотели быть посредниками. Все хотели играть.

К. ЛАРИНА: Или рантье.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Или рантье. Время рантье тогда было. И чем это кончилось? Реформацией. И религиозными войнами все кончилось. Без Лютера не обошлись бы, совершенно четко. Я не говорю, что у нас будет реформация такого сорта, но некая будет. И в языке тоже. Даже кремлевские все эти, как они называются, Сурков и так далее, заявляют, что наша идеология – это не так интересна. А вот поэзия!..

К. ЛАРИНА: Нет, нет. У Суркова как раз проект гуманитарный. Кстати, о вопросах. Он как раз именно этим занимается сегодня: продвигает этот проект в жизнь. Именно гуманитарный. Строительство новой творческой элиты.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Они работают в рамках постмодернизма, они работают на прецеденте. Кто не против нас – тот за нас. И пошло-поехало. Все эти переигрывания старых фраз. К сожалению, пока. Но это назревает. Совершенно очевидно.

О. СЕВЕРСКАЯ: От космизма к космонавту – так называется сегодня подставная фирма, которая открыта на несуществующего человека. Как у нас сейчас называют фирмы? Как называют продукцию? Есть ли какие-то тенденции? Что-то, может, вас удивило? Или, как вы говорили в кулуарах, полный Орландо Блум с этим.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Полный Орландо Блум и полный Тони Блэр. Ну, Тони Блэр – уже неактуально. Но тем не менее тоже было. Если есть какая-то фирма, тут же ее и Райка, и как угодно тут же назовут. И «Звербанк», и «Сдербанк». Тут же надо все переделать. Иностранные фирмы тоже все имеют свое название какое-нибудь пародийное, безусловно, потому что действительно наши аббревиатуры этому способствуют. Посмотрите словарь аббревиатур! Они просто ночью сниться будут. Не думают вообще. Это к вопросу о нейминге и наименовании. Есть общие какие-то метафоры. Мы с вами тоже это обсуждали. Падает культура метафор. Метафора – культура, а метонимия, синекдоха – это цивилизация.

О. СЕВЕРСКАЯ: Это когда по смежности ситуации.

В. ЕЛИСТРАТОВ: По смежности, да. Мы живем в мире синекдохи. Вот нам новости показали, и нам кажется, что весь мир содрогнулся. А весь мир вообще ничего не знал. Это такая синекдохигипербола.

К. ЛАРИНА: Какое хорошее слово. Мне нравится синекдоха.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Студенты не могут придумать метафору.

К. ЛАРИНА: Подождите, мы же еще не говорили про язык рекламы. Вот вам абсолютный пример того, как деградирует метафора в языке. Там же все очень функционально.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Они живут на каламбуре, живут на игре чистой. А где начинается каламбур, там заканчивается юмор. Это тормозной путь. Какое-то время можно покаламбурить, но каламбур умирает. Возьмите любую рекламу. Это чистая игра. Постмодернистская игра. Что школьное сочинение (царствие ему небесное), что реклама, что вот эти шуточки-прибауточки.

К. ЛАРИНА: А юмористические программы? Где новое качество юмора, которым мы так гордимся. Я имею в виду юмор, как в «Прожекторперисхилтон». Вот такой языковой абсурдный юмор.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Языковой абсурдный – а что дальше-то? Абсурдизм – а дальше что? Ничего нового не придумаешь. Это пропасть некая. Есть просто несколько пропастей.

К. ЛАРИНА: Давайте предлагайте уже что-нибудь. А то уже 12:46, и нам надо некое предложение выдвинуть.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Что делать?

К. ЛАРИНА: Да, скажите как профессионал.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Как профессионала прежде всего меня все время вымораживает что? Посмотрите эти сайты, где выложены бизнес-словари. Они маленькие, похотливые. Хорошие люди хотят явно, но никто не берется основательно это сделать. Самое страшно я нашем языке сейчас, не только в бизнес-языке ,что у нас нет практически никакого мониторинга. Мы действительно не знаем, что происходит. Может, и не можем, потому что цифровое пространство существует. Но вот раньше можно было собрать качественную прессу и сказать, что у нас происходит то-то и то-то. А сейчас что собрать? Ты можешь ткнуть любую кнопку, и там будет такое!

К. ЛАРИНА: Подождите, а ваш проект какой?

В. ЕЛИСТРАТОВ: Нужны механизмы мониторинга. Надо понять, поставить диагноз. Мы не поставили диагноз. Вот мы сегодня говорили-говорили про бизнес сленг, а диагноза нет. Трудно. Надо собрать, чтобы 25 человек это сделали, чтобы была какая-то рабочая группа.

К. ЛАРИНА: Но вы же собрали.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Ну это я один взял и собрал, а нужна масса людей.

К. ЛАРИНА: Хорошо. Собрали – и что дальше?

В. ЕЛИСТРАТОВ: А дальше можно уже будет на материале, скажем, 6-7 листов хоть что-то сделать.

К. ЛАРИНА: Понять законы.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Систематизировать, понять метафоры, какие куда. Какие-то тенденции вырисовываются. Ну у нас тенденции-то простые. Появляется синонимический ряд «забей и т.д. – «расслабиться». В рекламе тут же будет. Русский выражает свои сокровенные мысли безлично: мне нездоровится. То есть мы общаемся со стихиями. Для нас существуют некие глобальные вещи, к которым мы все время апеллируем, слава богу. Уменьшительно-ласкательные суффиксы, панибратство с богом и чертом. Нету этого у тех же англосаксов. Чертушка и боженька не очень у них возможны. А мы с ними как-то так общаемся.

К. ЛАРИНА: Знаете, я вас слушаю, и мне все время хочется защитить этот офисный планктон. Потому что при всем том, о чем мы сегодня говорим, при всех этих проблемах морально-нравственного, духовного, этического и гуманитарного порядка, все равно существуют всякие тренинги языковые, психологические. Они все время записываются на курсы, чтобы научиться говорить. Чтобы говорить не на английском языке, а на русском, чтобы научиться выражать свои мысли. Они все ходят на эти тренинги. Значит, это востребовано. Значит, они чувствуют, что тупик какой-то не позволяет им дальше развиваться как личностям.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Похоже на 20-е годы. У нас всеобщее образование. Мы опять в это упали. Образование упало. Мы высшее образование сделали средним. И теперь все чувствуют, что с этим надо что-то делать. Естественно, наивно идут на какие-то курсы. Как это называлось в 20-е годы? Я забыл.

О. СЕВЕРСКАЯ: Ликбез.

В. ЕЛИСТРАТОВ: Вот бизнес-ликбез. Надо запустить такой проект в ближайшие 10 лет

О. СЕВЕРСКАЯ: Кстати, в самом этом слове «тренинг» есть нечто нехорошее. Тебя натренировали, а потом очень быстро можно потерять спортивную форму. Если ты прекращаешь тренировки, что происходит со спортсменом?

К. ЛАРИНА: Ну что? Ты обещала что-то разыграть!

О. СЕВЕРСКАЯ: А времени у нас нет.

К. ЛАРИНА: У нас еще две минуты.

О. СЕВЕРСКАЯ: Давайте тогда зададим бизнес-вопрос. Чем олень отличается от лося? В офисе.

К. ЛАРИНА: Чем олень отличается от лося? Ты имеешь в виду настоящий олень и настоящий лось?

О. СЕВЕРСКАЯ: Нет. Я имею в виду в офисе. На бизнес-сленге. Я могу за одну минуту задать только этот вопрос. Кто из них старше.

К. ЛАРИНА: Итак, мы говорим о бизнес-сленге. Пожалуйста, озвучьте нам какие-то терминологические различия. 363-36-59. кто готов ответить на этот вопрос. Алло! Здравствуйте!

СЛУШАТЕЛЬ: Здравствуйте! Это Челябинск, Лариса. Олень старше.

О. СЕВЕРСКАЯ: Правильно!

К. ЛАРИНА: А откуда вы знаете?

СЛУШАТЕЛЬ: Догадалась. Только поэтому. Потому что рога.

О. СЕВЕРСКАЯ: Олень красивее. А лось попроще. Олень – менеджер высшего звена, а лось – менеджер среднего звена. За это вы получаете, дорогая Лариса из Челябинска, книгу «По-русски правильно» Ольги Северской.

К. ЛАРИНА: Скажите, пожалуйста, Володя, само понятие офисного планктона откуда родилось?

В. ЕЛИСТРАТОВ: Честно говоря, не знаю. Это такое разбренденное понятие. Как-то это разнеслось.

К. ЛАРИНА: Тоже заимствованное? Было в английском языке?

В. ЕЛИСТРАТОВ: Честно говоря, не знаю. По-моему, это просто случайно появилось.

О. СЕВЕРСКАЯ: Наше время истекло.

К. ЛАРИНА: Спасибо большое. Напомню, что в гостях у нас сегодня был Владимир Елистратов, культуролог, профессор МГУ. А программу для вас провели Ольга Северская и Ксения Ларина. А сейчас альманах традиционный. Спасибо!